Афинский Совет Ареопага в классическую эпоху обладал некоторыми религиозными полномочиями. К ним прежде всего относилось попечение над священными оливами (Arist. Ath. pol. 60. 2; Lys. VII). Хорошо известны и судебные компетенции этого Совета. Они с течением времени сокращались, переходя к демократически организованному народному суду — гелиэе, но в ведении ареопагитов всегда находился суд над уголовными преступниками: за предумышленное убийство, покушение на убийство, отравление, поджог. С давних пор Ареопаг обладал и политическими правами, надзирая за течением государственных дел и охраняя законы (episkopos panton — Plut. Sol. 19; phylax ton nömon; nomophylakia — Arist. Ath. pol. 2.6; 4.4; 8.4). Политические права были отняты у ареопагитов в 462 г. до н. э. в результате реформы Эфиальта. Однако, потеряв реальную власть, этот Совет продолжал пользоваться огромным авторитетом, а в конце V в. до н. э. и в 340—320 гг. до н. э. даже на некоторое время восстанавливал свое политическое влияние в государстве.
Усилия исследователей направлены прежде всего на изучение политических полномочий Ареопага. Ученые стремятся точно определить, что именно входило в не вполне ясное понятие «охраны законов» (nomophylakia), каково было конкретное содержание реформы Эфиальта, спорят о значении этой
реформы. Между тем особенное положение старинного аристократического Совета в демократическом афинском полисе, возможность временного восстановления отобранных реформаторами прав, почтительное отношение афинских граждан к ареопагитам — все это невозможно понять, если обращать внимание только на политические полномочия.
Важно сперва уяснить, какую сторону компетенций Ареопага сами современники считали, наиболее важной.
В 403 г. до н. э., сразу после свержения Тридцати тиранов, в Афинах состоялось примирение враждующих партий и было принято постановление, текст которого приведен в «Афинской политии» Аристотеля (Arist. Ath. pol. 39). Согласно этому договору Аттика делилась надвое: на Город (Афины) и Элевсин. В Элевсине могли укрыться все те, кому не по душе было жить при восстановленной демократии. Из текста видно, что степень автономии двух общин предполагалась весьма значительной: жителям одной области запрещалось приходить в другую (кроме как во время мистерий), элевсинцы не могли занимать должности в. Афинах, каждая сторона обязывалась выплачивать военные долги самостоятельно. Говоря современным языком, это означало финансовую независимость и закрытие границ.
Среди пунктов соглашения, регулирующих политические и имущественные отношения, .было и два иных, заметно выделяющихся. Первый: «Дела об убийстве должны вестись по отеческим заветам (kata ta patria) — в случае, если кто-нибудь собственноручно убил или ранил человека». Казалось бы, о подобных вопросах незачем было договариваться: автономные общины вполне могли бы сами позаботиться об этом. Обратим внимание и на другой пункт, идущий в тексте вторым по порядку, то есть помещенный в начале постановления: «Что касается храма (элевсинского храма Деметры и Коры — В. К.), то доступ к нему должен быть предоставлен одинаково и тем, и другим, а попечение над ним должно лежать на обязанности Кериков и Эвмолпидов по отеческим заветам: «kata ta patria». (Пер. С. И. Радцига). Смысл этого пункта ясен: несмотря на раскол страны, общеаттическая святыня — элевсинский храм (а, значит, и проходившие при нем мистерии) — должна по-прежнему почитаться всеми жителями Аттики.
Как храм Деметры и Коры был самой примечательной святыней Элевсина, так и суд по уголовным делам в афинских святилищах (кроме Ареопага — при Палладии, Дельфиний, Фреатто) имел общеаттическое значение. И, как видно из постановления, нормальное функционирование этого суда «по отеческим заветам», доступ к нему всех жителей Аттики считались первостепенным делом. Ради священных и «отеческих» установлений можно было и политическими принципами
(автономией, закрытием границ) поступиться. Что бы там ни было, но жители Афин всегда должны иметь возможность посещать элевсинское святилище и справлять там мистерии в честь великих богинь, а элевсинцы по-прежнему могут вести уголовные тяжбы в Афинах.
Нас не должно удивлять, что в этом декрете судопроизводство по уголовным делам приравнено по своему значению к знаменитым элевсинским мистериям. Уголовные преступления представлялись древним грекам нечестием перед богами (asebema). Считалось, что, если не покарать такого злодея, то гнев божества падет на всю общину1. Поэтому суд над преступником, покусившимся на человеческую жизнь, был религиозной обязанностью граждан полиса.
Ясно, что судебные полномочия Ареопага можно считать частью его религиозных полномочий. Сами по себе эти религиозные полномочия в классическую эпоху были, возможно, и не слишком заметны (особенно на фоне борьбы вокруг политических прав этого Совета), но, учитывая сакральный характер судебных полномочий ареопатитов, приходится признать, что религиозно-сакральная сторона в их деятельности была очень значительна.
Холм Ареса, на котором заседал Совет, издревле был связан с культом хтонических божеств Эвменид — мстительниц за убийство. Суд над убийцами с незапамятных времен проходил именно там. Заседания ареопагитов-судей на священном холме были обставлены примечательно архаичными обрядами и обычаями. Судебное заседание проходило под открытым небом, чтобы присутствующие не осквернились, находясь под одной крышей со злодеем, пролившим кровь2. Есть сведения, что суд ареопатитов собирался иногда по ночам (Luc. De domo. 18). Ночь — это время, когда выходят наружу страшные загробные силы. Ночь — мать Эриний-Эвменид3. Подсудимый и обвинитель приносили особо торжественную сакральную клятву, стоя на двух камнях: камне обиды, (lithos hybreos) и камне непрощения, буквально: бесчувственности (lithos anaideias)4. Им не разрешалось говорить не относящегося к делу, взывать к милосердию судей5, и, по крайней мере в ранние времена, каждый должен был отвечать сам за себя и только сам произносить эти короткие, без всяких риторических ухищрений речи6. Должностные лица в Афинах обычно вершили дела, будучи увенчаны венком, и за свою деятельность они награждались тоже венками. Ареопагиты же по давней традиции венков не получали (Aeschin. III, 20) — этот священный предмет был несовместим с их невольной причастностью к загробному миру (Arist. Ath. pol. 57.4).
Древность Совета, справедливость и мудрость решений опытных старцев-ареопагитов (бывших архонтов), святость
места, на котором они собирались, — все это обеспечивало Ареопагу непререкаемый моральный авторитет. У Исократа Ареопаг связывался с идеальным «отеческим строем»: «patrios politeia» (Isocr. Areop). Эфиальт подготовил свою реформу успешными нападками на отдельных членов Совета, привлекая их к суду за дурное исполнение обязанностей (Arist. Ath. pol. 25.2). Но несмотря на это, как и на то, что доступ к архонтату, а значит, и в Ареопаг, уже с 457 г. до н. э. стал открыт для граждан трех высших имущественных разрядов (Arist. Ath. pol. 26,2)7, члены Совета всегда сохраняли чрезвычайно высокий авторитет в народе. Характерно заявление Исократа, что, попав в число ареопагитов, человек становится лучше (Isocr. Areop. 38). Ораторы IV в. до н. э., сколь бы ни разнились их политические симпатии, начинали наперебой воздавать хвалы ареопагитам, лишь только речь заходила об этом почтенном Совете. Ареопаг привлекали к расследованию самых важных и запутанных политических дел, таких, как случай с пропажей денег Гарпала8.
О судопроизводстве на холме Ареса складывались мифы. По аттическим поверьям, там в собрании богов (либо же людей-ареопагитов в присутствии богов) проходили суды над Аресом, Кефалом, Дедалом, Орестом. Согласно Эсхилу, это судилище основано покровительницей города Афиной для разбора дела Ореста, которого обвиняли Эринии, а защищал Аполлон. Афина и выбрала из наилучших граждан первых ареопагитов (Aeschyl. Eum). Истоки народного суда тоже восходят к незапамятной древности, однако мифы о тяжбах богов и героев связаны отнюдь не с гелиэей, а с Ареопагом. И это, надо полагать, потому, что именно в ведении ареопагитов издревле были окруженные сакральным ореолом дела «о пролитой крови». Именно эта причастность Ареопага к сакральному стимулировала создание вокруг него мифов и обеспечивала традиционный и устойчивый моральный авторитет ареопагитов в народе. Итак, основой, ядром власти Ареопага можно считать его древние религиозно-судебные полномочия.
Сейчас общепризнано, что Ареопаг напрямую восходит к совету знатных старцев царской эпохи. Надо учесть, что тогда, когда только закладывались основы государства, когда еще едва начинали формироваться полисные институты, этот Совет был, по сути, единственным стабильным и постоянно действующим политическим органом. Он представлял общину перед богами, судил, но кроме того, разумеется, занимался и всеми прочими насущными делами. Влияние его было обширно и неопределенно, без четко установленных рамок (каковые в досолоновы времена едва ли могли существовать). Совет действовал на основе традиции, исходя из собственного религиозно-морального влияния и ориентируясь на «заветы отцов».
Следует ли продолжать неуспешные попытки определить точно, что скрывается за словом nomophylakia? И это аристотелево выражение («охрана законов»), и плутархово «надзиратель за всеми делами» (episkopos pantön) в своей неопределенности все же весьма точны, ибо они верно характеризуют обширные и никак не фиксированные полномочия древнейшего Ареопага. Из них с течением времени естественным образом выкристаллизовывалось то, что мы можем назвать полномочиями политическими. При этом надо иметь в виду нечеткость и условность такого рода разграничений сфер деятельности применительно к античности, особенно когда речь идет о древнейшем ее периоде. Так, суд ареопагитов над каким-нибудь зарвавшимся аристократом, который пытался убить своего давнего противника, мог стать расправой остальных эвпатридов над слишком высоко занесшимся соперником, то есть делом политического характера. Это сопровождалось исполнением традиционных правил судопроизводства, то есть было процедурой юридической. Наконец, это представлялось долгом общины перед богами, значит, становилось действом религиозным.
Политические права Ареопага конкретизировались в ходе исторического развития. Сфера деятельности ареопагитов несколько сужалась. Создание демократически организованного Совета 400 (затем Совета 500), установление при Солоне гелиэи, развитие специализированных магистратур — все это постепенно оттесняло старинный Совет Ареопага. Наконец, в 462 г. до н. э. была проведена реформа Эфиальта. Как бы это ни интерпретировалось современными исследователями9, ясно, что она серьезно подорвала политическое влияние Ареопага. В дальнейшем Совет уже не мог постоянно оказывать влияние на ход повседневных дел в Афинах. Однако демократические реформаторы оставили за Ареопагом его давние религиозно-судебные права: суд по большей части уголовных преступлений, надзор за священными оливами. А эти религиозно-судебные права и были ядром всей власти Ареопага, той основой, на которую опиралось его политическое влияние в государстве. Они же обеспечивали и его авторитет, нисколько не уменьшившийся после реформы. Пока демократия была сильна, урезанный в правах Ареопаг находился в тени. Но когда наступил кризис, как произошло в конце V в. до н. э.. или в 340—320 гг. до н. э., тогда в противовес плохо действующим государственным органам афинской демократии Ареопаг вновь выдвигался в центр политической жизни. При этом возрождение его политических полномочий было быстрым и эффектным, поскольку тому способствовало его значительное религиозно-судебное и моральное влияние на афинское общество. Благодаря такому влиянию, Ареопаг даже в худшие
свои времена после реформы Эфиальта, лишенный политических полномочий и вытесненный на задворки политической жизни, все же не был окончательно похоронен демократами и ждал своего часа, привлекая к себе взоры афинских олигархов и будоража умы простого народа.
1 Кагаров Е. Г. Религиозные и нравственные воззрения аттических ораторов. — Пг,, 1915. — С. 12—13.
2 Ср.: Arrist. Ath. pol. 57. 4.
3 Hes. Theog. 217; Aeschyl. Eym. 321; Lycophr. Alex. 437. По Софоклу, Эринии —дочери Земли и Мрака (Geste lai Skotou korai — Soph Oed Col. 40, 106).
4 Lys. III. 1; X. II; Paus. 1.28.5; Dem. XXIII. 67—68; Eur. T. 961—966
5 Arist. Ars rhet. 1354 ab; Lys. III. 46; Apul. Metam. 10.
6 Sext. Emp. Adv. mathen. Ср.: Luc. Anach. 19.
7 Четвертый имущественный разряд — феты формально так никогда и не получили доступа к государственным должностям, но во времена Аристотеля никто, по-видимому, и не проверял имущественное положение кандидатов (Arist. Ath. pol. 7.4), так что вообще-то выставлять свою кандидатуру на выборах мог любой гражданин.
8 Кондратюк М. А. Политическая борьба в Афинах в 324—323 гг. и процесс Гарпала// Древний Восток и античный мир / Под ред В И Кузищина. — М., 1980. — С. 158—180.
9 Sealey R. Ephialtes// Classical Philology. — 1964 — Vol 59 — Ρ 11— 22; Ruschenbusch Ε. Ephialtes // Historia. — 1966 — Bd 15 — S 369— 375; Wallace R. W. Ephialtes and the Areopagus // Greek, Roman and Bysantine Stüdes. — 1974. - Vol. 15. - P. 259-269; Audring G. Ephialtes stürzt den Areopag // Das Altertum. — 1977 — Bd 23 — I 234—238 Boffo L. L'mtervento di Efialte di Sofonide sull'Areopago nell'interpretazione del IV secolo // Rendiconti della Classe diScienze morali, storiche e filologlche dell Accaderma dei Lincei. — Anno, 1976. - 1977. — Vol 31 — ρ 435—450-Jones L. The Role of Ephialtes in the Rise of Athenian Democracy // Classical Antiquity. — 1987. — Vol. 6. — P, 53—76.