Задача отдельно рассмотреть некоторые черты государственно-правовой истории эллинов в XII-VII вв. до н. э. ныне обрела особое значение благодаря эпохальному открытию М. Вентриса и Дж. Чэдуика: в 1953 г. они опубликовали свою успешную расшифровку третьего вида ранней эллинской письменности — слогового письма В. На нем около 1400-1200 гг. до н. э. вели сакральные и деловые записи в царствах материковой и островной Эллады1. Убедительно прочтя и объяснив многие сотни ахейских текстов, М. Вентрис и Дж. Чэдуик выделили из деловых документов массу точных фактов. Детальное исследование новых источников дало возможность обоим английским ученым впервые осветить ряд узловых вопросов истории Эллады в XVIII—XIII вв. Особенно существенен основной вывод исследователей: во II—I тысячелетиях2 страна была непрерывно заселена единым этническим массивом эллинских племен. Бесспорно установленная преемственность развития эллинства на протяжении двух тысячелетий теперь доставила реальную возможность точного изучения ряда сторон деятельности народа в те далекие времена.
Постулат о длительном постоянном обитании эллинов в своей стране имеет исключительно важное значение для понимания их истории в XIII—VII вв. Достигнутое в 1953 г. четкое знание преемственности развития этноса открыло неординарную значимость указанного периода в геоэтнической истории Эллады. Время между 1200-700 гг. примечательно насыщенностью событиями не только военного характера. Происходившие тогда эволюционные сдвиги внутри всего эллинства или его отдельных частей вели к созданию крупных принципиальных новшеств. Нововведения устраняли ряд уже отживших черт
прошлого. Но тогда же общество целеустремленно развивало основные ценности, выработанные эллинством за предшествующие тысячелетия. Устойчивые органические связи внутри всего этноса обеспечили дальнейшее развитие страны в изучаемый период.
Естественно, что изучение массы новых источников и выработка принципиально иной характеристики истории этноса в XII—VIII вв. потребовали большого труда антиковедов: своеобразие происходивших тогда процессов весьма усложнило их анализ. Приведем к примеру лишь одну яркую особенность духовной деятельности народа: именно в указанные столетия эллинство выработало четкую концепцию своего этнического единства. Эта идея окрепла в политически разрозненном обществе, которое все более утверждало приоритеты автономизма. Расчлененное на множество самоуправляющихся единиц, эллинство энергично развивало общеэтническое самосознание, опиравшееся на единство религиозного миропонимания и на силу общеэллинских моральных ценностей. Несомненно, в указанный период моноэтничное сообщество многих разнообразных автономий должно было интенсивно дорабатывать и развивать основные нормы междуэллинского права, приемлемые для образований с различным политико-правовым устройством. Источники IX—VIII вв. показывают, что правовая мысль Эллады уже успешно регулировала важные вопросы взаимоотношений между отдельными частями этноса. После 1953 г. новые источники расширили понимание геополитической истории эллинства и определили важные сдвиги в изучении данного периода его развития. Правда, происходящие изменения в историографии имеют неоднозначную направленность.
Большой прогресс очевиден в области источниковедения: опубликован ряд фундаментальных исследований письменных и материальных источников. Наука пополнилась множеством неведомых ранее фактов. Точное знание геоэтнической непрерывности развития эллинства открыло весомость ряда давно известных сведений эллинских легендарной традиции, былинного творчества1 и ранней историографии. Тем самым значительно расширились представления о духовной культуре тогдашней Эллады.
Гораздо интенсивнее идет изучение материальных источников. Тщательный научный анализ археологических данных, заложенный в 1900-1930-х гг. трудами А. Эванса на Крите1, получил дальнейшее развитие в исследованиях ряда важных памятников материковой Эллады. Аргументированные фундаментальные исторические выводы М. П. Нильссона, К. Кюблера, К. Крайкера, А. Уэйса, К. Блегена, А. Фурумарка, Г. Милонаса, Сп. Маринатоса, В. Десборо и других ученых2 основательно расширили знания сложного развития эллинства в конце II — начале I тысячелетия.
Однако в современной исторической литературе еще можно найти работы, в которых недостаточно использованы новые источники, что приводит к необоснованным общим построениям и к повторению уже устаревших взглядов.
Надлежит напомнить, что крупные разногласия в понимании древней истории Эллады проявились особенно резко более ста лет назад. Тогда немецкий ученый Ю. Белох (1854-1929) выступил с категорическим отрицанием достоверности даже части эллинской легендарной традиции. Скептицизм побудил историка заключить, что исторические предания Эллады рисуют лишь «фантастическую картину» прошедших времен, что саги и эпос возникли лишь в VIII-VII вв.
Отрицая реальность дорийского переселения, Белох столь же решительно отверг сведения ранних историков (даже Аристотеля) о всех событиях вплоть до переселений эллинов в XI-X вв. на малоазийское побережье3.
Взгляды Ю. Белоха оказали влияние на многих его современников, даже на Э. Майера.
Но уже в начале 1900-х гг. гиперкритицизм встретил обоснованные возражения. В. П. Бузескул весьма обстоятельно анализировал труд Белоха и, отмечая эрудицию автора, убедительно показал несостоятельность его «ультракритических» суждений4. Необоснованность пренебрежения к значимости устного творчества эллинов стала особенно ясна благодаря археологическим исследованиям на Крите, в Микенах и других центрах. Открытые там источники дос-
тавили неоспоримые сведения о высокой культуре Эллады и о генетической общности ее населения в эпохи бронзы и раннего железа; оказались точными некоторые сведения эллинской традиции.
Следует особо отметить суждения Б. В. Фармаковского, который имел возможность изучать открываемые памятники еще до прикосновения к ним реставраторов. Проникновенный анализ новых источников привел ученого к выводу о последовательном развитии ряда художественных принципов в духовном мире Эллады II и I тысячелетий1. Весьма важна мысль исследователя о том, что геометрический стиль, расцветший в керамике Эллады в XI—VIII вв., явился результатом длинной эволюции на почве самой страны. Б. В. Фармаковский обоснованно отметил, что простонародная давняя геометрическая орнаментация была лишь временно оттеснена «свободным крито-микенским» стилем, но не исчезала вовсе; что после падения ахейских царств этот грубый стиль выходит наружу; что с переселением дорян геометрический стиль получает исключительное господство (С. 125-128). Весьма важно принципиальное суждение Б. В. Фармаковского: геометрическую стадию искусства должны были пройти все народы, но система этого декора у греков оригинальна. И хотя налицо общность элементов греческого геометрического стиля с элементами геометрического орнамента Центральной и Северной Европы, однако вазописцы Эллады последовательно проводили свой самобытный художественный принцип (С. 133-134).
Даже краткое изложение взглядов исследователя на развитие художественного творчества Эллады во II—I тысячелетиях указывает на его непоколебимую уверенность в том, что эпос и исторические легенды эллинов представляют собой воспоминания народа о временах его предков (Предисловие. С. XIII-XV).
В 1920—30 гг. выдающийся шведский ученый М. П. Нильссон аргументированно показал неразрывную связь религии, мифологии и литературы эллинства во II—I тысячелетиях2. Анализируя исторические легенды Эллады, М. П. Нильссон подтвердил достоверность ряда их важных сведений. Тем самым еще раз была установлена непрерывная последовательность духовного развития единого этноса.
Кардинальное расширение круга источников и знаний по истории эллинства в XVII—VIII вв. не оставило сомнений в ложности надуманных построений гиперкритического направления. После 1953 г. известны редкие прямые попытки опровергнуть существенные сведения эллинских исторических преданий. Назовем лишь статью М. И. Финли, отвергающего значимость не только традиции о Троянском походе, но даже сообщения Фукидида (I, 9-11) о военно-политической деятельности Агамемнона1.
Более распространен модернизированный скептицизм, сторонники которого используют данные ахейских текстов и материальных источников, но продолжают игнорировать свидетельства эпической и легендарной традиции. Достаточно привести взгляды американского историка Ч. Г. Старра2. Он считает подозрительными сведения мифов, легенд и эпоса, относящиеся не только ко времени ахейских монархий, но и ко всему последующему периоду вплоть до конца VIII в. По его мнению только после 700 г. появились достоверные известия3. Поэтому он пишет о примитивной политической жизни эллинства в 1100-700 гг., о незначительности эллинских переселений XI-X вв. в Малую Азию, о дегенеративном характере художественного творчества около 1125-1025 гг. и о «внезапном» интеллектуальном подъеме около 720-680 гг. Приведенные рассуждения будут рассмотрены подробнее (с. 17), укажу лишь нежелание Старра учитывать пройденный уже сформировавшимся этносом длительный путь его своеобразного развития, силу генетических связей общества с его прошлым и характер отношений в новой исторической обстановке11.
Реанимация гиперкритицизма, пусть и усеченного, отрицательно влияет на качество некоторых исторических работ. Можно встретить еще недостаточное понимание длительного опыта, накопленного эллинским этносом к XIII-XII вв. во всех сферах его деятельности и сохраненного непрерывно позднее в ряде земель. Исследователи, недооценивающие столь важный фактор в развитии эллинства, неизбежно создают абстрактные построения, искажающие исторический путь Эллады.
Например, необоснованно преувеличивает регресс во всей стране после 1200-1150-х гг. Ю. В. Андреев1. Еще в 1976 г. в своей книге исследователь писал о том, что после крушения ахейских монархий в Элладе виден «качественно иной, более высокий, уровень общественного развития» (С. 112). Однако в 1985 г. в статье тот же автор утверждает, что «в XII—XI вв. греческое общество было отброшено далеко назад, на стадию первобытно-общинного строя и по существу снова вернулось к той исходной черте, с которой когда-то (в XVIII столетии) начиналось становление микенской цивилизации». Эта мысль ведет автора к выводу, что «переход от одной ступени на другую носил кризисный, катастрофический характер» (С. 16-18), так что произошел принципиальный разрыв в истории этноса (С. 18, 27-28). Столь субъективное суждение противоречит имеющимся данным. Источники указывают на действительные отличия монархического режима ахеян и быта их знати от общественного устройства и материальной культуры населения Эллады после XII—XI вв. Но происходившие политические и хозяйственные сдвиги не нарушили основы последовательного развития страны. Прочно сформировавшийся этнос продолжал использовать многие созданные им ранее материальные и духовные ценности не только в XII—VIII вв., но и в последующие периоды своей истории.
Следует отметить, что гипотеза о разрыве и генеральном регрессе в развитии эллинства уже встречает более сдержанное отношение2. Тщательный анализ первоисточников приводит исследователей, даже не доверяющих традиции, к заключению: хотя структура общества в ХН-Х вв. была много проще, однако нельзя говорить о перио-
де стагнации при низком уровне тогдашней культуры Эллады1. Действительно, основательные исследования конкретных источников все более дополняют сложную картину развития этноса в период после крушения ряда ранних эллинских монархий.
Необходимо особенно подчеркнуть значение труда В. Десборо о протогеометрической керамике Эллады2. Детально рассмотрев состояние гончарного дела около 1025 и 900 гг., он показал, что еще со времени субмикенского стиля (около 1125-1025 гг.) в этой отрасли хозяйства шел стойкий и непрерывный прогресс. В. Десборо проследил рост мастерства скудельников, сохранявших традиционные формы сосудов XIII и XII—XI вв. и создававших новые типы ваз; одновременно шло дальнейшее развитие технологии гончарства и выработка важных усовершенствований (С. 119-125, 298). Как подчеркнул в 1952 г. исследователь, подъем этого самого массового вида ремесла происходил в условиях уже широкого распространения железа (С. 301). Эти выводы В. Десборо о характере двух столь важных отраслей существенно уточняют знания историков об уровне развития хозяйства тогдашней Эллады.
Фундаментальные выводы В. Десборо не сразу получили признание в трудах антиковедов. Некоторые исследователи, освещая историю эллинов между 1200-800 гг., недостаточно глубоко анализировали многообразный характер всего этнического массива и значение особо важных факторов в развитии этноса. Неполное или одностороннее изучение очерченного периода эллинской истории привело к отсутствию общего исторического определения этой эпохи. Даже удачная конкретная характеристика, предложенная Дж. Пендлбери в 1939 г., не привлекла должного внимания большинства историков. Английский археолог, исследуя материальные источники Крита ХII-Х вв., отметил сохранение там минойских традиций наряду с выработкой новых представлений, что указывало на отсутствие разрыва культурной преемственности3. Эти наблюдения позволили Дж. Пендлбери назвать данный отрезок критской истории переходным, Intermediate, периодом. В 1956 г. К. М. Колобова, приняв суждение Дж. Пендлбери, распространила этот термин на всю историю Эллады в те же столе-
тия1. Полностью принял это определение и Г. Бенгтсон2. Однако в мировой историографии продолжали употреблять литературоведческое наименование «Гомеровский период». Это определение игнорирует исторический путь развития Эллады в XII—IX вв.; оно отвлекает внимание исследователей от разработки основных проблем конкретной истории эллинства в эти столетия.
Быстрый рост количества новых источников позволил выявить достоверность ряда сведений легендарной традиции и поэтического наследия. Так, весьма важен вывод В. Десборо о том, что свидетельства ионийской традиции о восстановлении Милета около 1100-1050 гг. вполне согласуются с результатами археологических исследований остатков тогдашнего города3. Позднее вышел ряд фундаментальных исследований памятников указанного периода, содержащих важные исторические выводы. Накопленные ныне знания ясно указывают на ошибочность определения «Гомеровский» для изучаемого времени. Однако историческая мысль еще не выдвинула собственное убедительное наименование данного отрезка истории Эллады.
Результатом было возрождение термина «Темные века», который ясно отражает отсутствие четкого понимания геоэтнического развития Эллады в XII—IX вв. А. Снодграсс в 1971 г. справедливо напомнил, что указанный термин был выдвинут еще в 1907 г. изучавшим эпос филологом Г. Мурреем. Ограниченность круга источников способствовала тогда проникновению понятия «Темные века» в некоторые исторические труды. Но особенно распространилось это определение после 1968 г. в основательных исследованиях конкретных материальных источников — вслед за Дж. Колдстримом4 его широко использовали А. Снодграсс5, В. Десборо6 и другие авторы7. Обраще-
ние исследователей к распространенному наименованию сложного исторического периода тогда было оправдано: скрупулезно анализируя массу новых первоисточников, авторы таких основательных работ не ставили себе задачу пересмотреть историческую периодизацию. Между тем проделанная ими работа по изучению конкретного материала и по установлению относительной и абсолютной хронологии памятников доставила историкам ряд точных данных о деятельности эллинства в XII—VII вв. и о характере всего периода. Расширенный круг знаний ясно показал, что определение «Темные века» безнадежно устарело.
Надлежит отметить и то отрицательное влияние на понимание развития Эллады в XII—IX вв., которое оказали рассуждения о «темном» периоде, о низком уровне тогдашнего развития этноса. Например, Дж. Колдстрим, еще в 1968 г. учитывавший выводы В. Десборо о прогрессе технологии гончарного дела и вазописи, уже в 1979 г. писал о темноте, узком местничестве, изолированности и отсутствии безопасности в Элладе вплоть до середины IX в.; между 850 и 700 гг. ученый видел в эллинском искусстве черты деградации1. Негативное понимание изучаемого периода истории Эллады нашло отражение в ряде исторических работ, вышедших в 1960-1970-х гг. Так Г. Бенгтсон во втором издании упомянутого труда повторил, что около 1100-800 гг. в Элладе царила «полная темнота» (S. 55-56). Но даже принимавший такое определение В. Десборо еще в 1972 г. четко ограничил «темный» период приблизительно 1125-900 гг., указав, что после них начинается время нарастающего прогресса2.
Новые источники и основательные историко-археологические исследования доставили убедительные данные о напряженной материальной и духовной деятельности этноса в XII—IX вв.
Следует особо отметить, что в 1995 г. Дж. Колдстрим прямо заявил об отказе от своих давних резких характеристик: показывая важ-
ное значение научной деятельности Эвелин Л. Смитсон, он особо подчеркивает силу и глубину ее понимания истории Эллады в XII— IX вв. «Она никогда не принимала теорию глубокой отсталости (эллинов. — Т. Б.) в период «Темных веков» и писала ему, что Dark Ages were in fact a hive of activity»1.
Естественно, что развитие эллинства шло тогда путем сдвигов различной силы. Однако серьезные изменения не могут быть определены «революциями», как полагает Ч. Старр2. Свидетельства об эволюционном развитии материального производства вполне согласуются с заметной устойчивостью тогдашнего эллинского мировоззрения. На прочность массовых идеологических представлений ясно указывает последовательная общность главных принципов геометрического стиля в XI-IX вв. Примечательно, что общепринятые идеи строгой упорядоченности и тесной взаимосвязи частных элементов с генеральным характером изделия определяли принципы работы многих профессионалов — оружейников, гончаров, вазописцев, коропластов, костерезов. И в устройстве кладбищ ясно заметны представления о согласованности частного и общего.
Очевидно эллинство, решавшее тогда непростые задачи своего внутреннего развития, последовательно утверждало приоритет понятий о строгом порядке и о поддержании установленного положения отдельных групп внутри каждого сообщества. Сходные черты идейного содержания искусства Эллады в XI-IX вв. позволяют понять их как отражение стремлений всего этноса укрепить силу традиционных кланово-племенных установлений. По-видимому, отношение к системе монархического устройства побуждало эллинство не допускать яркие внешние проявления имущественного неравенства — судя по эпосу роскошь и своеволие знати XV-XIII столетий долгое время в памяти этноса оставались одиозными.
Несомненно, что в начале I тысячелетия напряженная мысль эллинства была направлена не только на уничтожение или трансформацию реликтов монархической государственности. Этносу надлежало решить ряд новых проблем, особенно остро стоявших в материковой Элладе: военные или мирные передвижения северных соплеменников в южные земли страны существенно нарушали ход политико-правового развития всего эллинства. В ряде земель замет -
ны хозяйственные потери и демографические сдвиги, ухудшавшие положение. Всему эллинскому массиву было необходимо искать выход из трудностей, укрепив свою безопасность и жизнестойкость.
Как показывают усовершенствования в материальном производстве и сдвиги в духовной сфере, целеустремленная деятельность этноса в XII—IX вв. позволила эллинству достичь некоторого общего взаимопонимания. Оно поддерживалось в условиях обособления земель и даже военного противостояния крупных племенных союзов. Бесспорное упрощение форм жизни, которое заметно в Элладе в XII-IX вв., следует объяснять не только военно-хозяйственными трудностями. Полагаю, что имела место продуманная направленность общеэллинской мысли. Этнос возрождал силу ряда кланово-племенных порядков в условиях, когда каждая область преодолевала остатки монархической государственности или влияния монархофильства своими путями. Но для всех оставалась единой насущная проблема сохранения жизни и территории: эллинство должно было считаться с ростом могущества иноплеменных массивов в Македонии, Иллирии и Фракии. Только общеэллинское ополчение могло успешно отвратить угрозу с севера. Но такое ополчение должно было состоять из социально полноценных простых воинов. Необходимым условием значимости рядового ратника было, видимо, суровое соблюдение умеренного экономического равенства среди населения каждой земли.
Объясняя очевидное понижение жизненного уровня эллинского массива в XII—IX вв. не только экономическими причинами, но и взвешенными принципиальными соображениями, следует обратить внимание на переориентацию внешних связей тогдашней Эллады. Ныне твердо установлено, что в указанные столетия эллинство свело к минимуму свои контакты с монархиями Египта и Переднего Востока. Очевидно, весь этнос, отвергавший, пусть и разными путями, систему единовластия, сознательно отгораживался от заморских царств и от возможного влияния их идеологии. Политике изоляции содействовали ограниченность материальных ресурсов земель Эллады и, возможно, усилившаяся активность пиратов. Но в то же самое время эллинство продолжало развивать традиционные связи с северным племенным миром, как показывают источники из центральнобалканских и южноевропейских земель.
Даже краткое изложение распространенных ныне общих характеристик развития Эллады в XII- IX вв. показывает условность и ограниченность части наименований. Бесспорно, ныне назрела не-
обходимость выработки такого определения изучаемого периода, которое исходило бы из важнейших особенностей внутренней истории самого эллинского массива. Уже имеющиеся исторические источники дают мне основания характеризовать указанный отрезок развития эллинства как Эпоху роста сплоченности этноса и укрепления политико-правового полиморфизма многих его земель.
В предлагаемом историческом определении намеренно выделена правовая деятельность этноса. Естественно, что в столь сложное для всего эллинства время активная роль общих и локальных правовых установлений была непременным важным условием для успешного выживания крупного этнического массива в его обширной, но не очень плодородной стране. Именно нормы общеэллинского обычного права и дополнявших его локальных положений обеспечили эллинству в XII—IX вв. прочность его этнополитического и конфессионального единства. Правовая мысль тогдашней Эллады должна была регулировать множество разнообразных проблем, начиная с защиты страны от внешних нападений; не уменьшалась опасность локальных острых споров и столкновений из-за скудного земельного фонда. Настоятельного внимания требовало творческое восприятие эллинской мыслью тех локальных процессов, которые происходили в правопорядках ряда земель. Естественно, что набиравшее тогда силу укрепление или возрождение приоритета кланово-племенных установлений усиливало правотворческую деятельность эллинства.
Можно только предполагать, сколь крупные сдвиги происходили тогда в правосознании всего этноса и каждой его автономной части. Ведь в некоторых землях население уже ознакомилось с ранне-государственным правом: в предшествующие почти 400 лет в дворцах знатоки целеустремленно разрабатывали письменное царское право1. Оно последовательно ущемляло нормы традиционного обычного права племен во имя принципов политического и эконо-
мического единовластия басилеев. Но в XII-X вв. этнос возрождал силу правовых начал племенного устройства даже в тех немногих областях, где уцелело монархическое управление. Правда, там объем правомочий басилеев постепенно сокращали. Исторически сложившееся сосуществование двух видов политической системы среди автономий единого этнического массива неизбежно развивало общее и местное правотворчество. Естественным результатом был рост значения правовых понятий, что вело к дальнейшему расширению политико-правовых знаний эллинства, к более интенсивной интеллектуальной деятельности его правоведов.
Предлагаемое сугубо историческое определение времени от XII до VIII в. как эпоха роста сплоченности этноса и укрепления политико-правового полиморфизма ставит задачу более пристального изучения этико-правовых сторон происходивших тогда событий. Этнос, имевший внушительный историко-правовой опыт, должен был использовать устойчивые правовые традиции прошлого при создании новых установлений, обеспечивающих складывающиеся общественные порядки. Должно полагать, что союзы эллинских племенных автономий сохраняли у себя больше уставов развитого первобытного общества, чем правовые системы ахейских царств.
Несомненно, автор, отыскивающий правовое значение новых и давно известных сведений об изучаемом периоде истории Эллады, сначала может выделить лишь некоторые характерные черты право-понимания, правовой психологии и правовой практики того времени. Поэтому изложенные ниже мои наблюдения и выводы могут потребовать ряда уточнений и дополнений. Однако уже достигнутые знания бесспорно показывают силу и самобытность политико-правовой мысли, последовательно созданной эллинством во II-I тысячелетиях. Именно в XII—VIII вв. эллинство выработало ряд важных политико-правовых положений, вошедших в сумму знаний об этических и политических основах жизни всей страны и отдельных частей Эллады. Развитые в политико-правовых учениях эллинских мыслителей VIII—IV вв. отдельные традиционные понятия раннего эллинства воспринял духовный фонд позднейшего человечества.
Блаватская Т. В.
Черты истории государственности Эллады. — СПб.: Алетейя, 2003. — 409 с. — (Серия «Античная библиотека. Исследования»).
ISBN 5-89329-632-Х
© Издательство «Алетейя» (СПб.),
2003
© Т. В. Блаватская. 2003