Наша группа ВКОНТАКТЕ - Наш твиттер Follow antikoved on Twitter
21

Глава третья

МАРК ПОРЦИЙ КАТОН И РИМСКАЯ ИСТОРИОГРАФИЯ НА ЛАТИНСКОМ ЯЗЫКЕ

Историография на греческом языке Фабия Пиктора с ее аналитической установкой представляет собой резкий поворот от простой анналистической регистрации понтификов. Однако нельзя недооценивать значение летописного материала. Отказавшись от голого перечисления фактов, свойственного Annales pontificum, ранняя римская историография сохраняет погодную форму изложения жреческих хроник.

Несколько позже по примеру Фабия Пиктора писали исторические сочинения по-гречески Гай Ацилий и Авл Постумий Альбин.

Гай Ацилий имел плебейское происхождение. Был сенатором. По всей видимости, в совершенстве владел греческим языком. В 155 г. до н. э., во время дипломатической миссии трех греческих философов Карнеада, Диогена и Критолая, прибывших в Рим, был для них переводчиком в сенате.

Вероятно, хуже знал греческий язык Авл Постумий Альбин, патриций, консул 158 г. до н. э. Во вступлении к своему сочинению он извиняется за плохое знание греческого языка и за желание использовать его в своем труде. Его ругают Полибий и Катон. Впрочем, когда писал Альбин, Рим уже был признанным победителем в Средиземноморье и больше не нуждался в пропаганде на чужом языке. В это время начал писать свою историю на латинском языке Катон, так что практика Ацилия и Альбина, писавших по-гречески, выглядела теперь анахронизмом.

22

Марк Порций Катон, по прозвищу Цензор, родился в 234 г. до н. э. в Тускуле, в плебейской семье, древней, но небогатой. Катон постоянно кичился своим плебейским происхождением и тем, что он выходец из деревни. Его детство и юность прошли в Сабине, в маленьком имении, оставленном ему отцом, который умер, когда Катон был еще совсем молодым.

Вероятно, около 209 г. до н. э. Катон прибыл в Рим, где благодаря своей энергичности быстро сделал военную и политическую карьеру. В 204 г. он был квестором при Публии Корнелии Сципионе, который, являясь проконсулом в Сицилии, готовил военную экспедицию в Африку. Еще до битвы при Заме (202 г.) Катон побывал в Сардинии, откуда он привез в Рим Энния, будущего создателя римского национального эпоса в стихах «Анналы». Впоследствии Катон избирался народным трибуном, претором и в 195 г. консулом. Получив по жребию в управление провинцию Испанию, он подавил там крупное восстание и заслужил триумф.

С 184 г. до н. э. он занимал должность цензора, прославившись в этой должности необычайной суровостью. Впрочем, Катон всегда выступал как непреклонный сторонник римских традиций. Во имя незыблемости староримских обычаев он обрушивался на нобилитет, которому любил противопоставлять свое низкое происхождение, суровость воспитания, простоту жизни. Особенно враждебен он был приверженцу греческой культуры Сципиону Африканскому и его окружению.

Катон боролся со Сципионом, видя в нем возможного диктатора и ревностного поборника распространения в Риме эллинизма. Кроме того, он считал, что экспансионистская политика Сципиона наносит непоправимый вред Риму и особенно италийскому сельскому хозяйству. Своими действиями Катон вынудил Сципиона Африканского удалиться в добровольное изгнание.

С непримиримостью, доходящей до фанатизма, он осуждал любое превышение власти, любую форму проявления роскоши. При этом он навлек на себя такую ненависть, что 44 раза привлекался к суду, но ни разу не был осужден.

В контактах Рима с эллинистическим Востоком ему виделась угроза чистоте древних нравов, поэтому он был врагом всех тех, кто, как ему казалось, забыл здоровые традиции отцов ради нравов, импортируемых из-за моря. Когда в 155 г. до н. э. в Рим прибыло знаменитое посольство трех греческих философов Диогена, Критолая и Карнеада, которые имели особенно большой успех в сципионовском окружении, Катон на основании того, что их теории развращают римскую молодежь, добился в сенате, чтобы философы были высланы из Рима. Он всячески противодействовал проникновению эллинистической культуры, которая вопреки его усилиям стремительно распространялась в Риме.

23

Культура и образованность самого Катона, хотя он этого и не признавал, формировались под сильным влиянием эллинизма. По свидетельству Цицерона, Катон в старости изучал греческий язык. По всей видимости, это — всего лишь легенда, в которой эллинизм пытался взять запоздалый реванш над своим самым заклятым врагом. Но вся деятельность Катона предполагает знание греческой культуры, что особенно демонстрирует его большое историческое сочинение «Origines» («Начала») в семи книгах, к сожалению, утраченное для нас (мы располагаем лишь его немногочисленными фрагментами).

«Origines» — последнее произведение Катона. Над ним он работал с 168 г. вплоть до своей смерти (149 г. до н. э.). Этот исторический труд является самым показательным для понимания личности писателя. Название, выбранное Катоном для своей истории, — единственное в своем раде в римской историографии. Обычно римские историки озаглавливали свои сочинения, используя названия Annales, Res gestae, Historiae rerum gestarum и т. д. Заглавие «Origines» вызывает в памяти название ktiseis («основание», «начала»), обычное для многих греческих сочинений. Трудно предположить, что сведения, которые приводил Катон, особенно об основании италийских городов, не восходили к греческим источникам.

1-я книга катоновских «Начал» была посвящена основанию Рима, 2-я и 3-я — основанию италийских городов. Содержание этих трех книг обусловило название всего сочинения. В последующих (с 4-й по 7-ю) книгах излагалась история Рима, начиная от первой Пунической войны до 152 г. до н. э. Катон считал, что римская история V—IV вв. должна занимать минимальное место в его «Началах». Сходная поляризация историографических интересов уже была нами отмечена для предшествующей анналистики на греческом языке.

Во многих отношениях «Начала» представляли собой нечто новое в римской историографии. До Катона еще никто не писал исторических сочинений в прозе на латинском языке. Впрочем, использование латыни, как и само построение этого произведения, является лишь внешним отражением совершенно иной исторической концепции, совершенно иного этико-политического мышления. В то время как во всей предшествующей анналистике, целиком посвященной представителям правящего класса, выделялась прежде всего деятельность полководцев, как правило, патрициев, Катон в своей истории нигде не называл имен вождей, ни римских, ни иноземных, считая, что подвиги совершаются не отдельными людьми, а всем войском или народом.

С этим исключительным значением, которое Катон придает народным массам, обрекая на безымянность выдающихся военных и политических деятелей, резко контрастирует то, что он включает в свое сочинение некоторые речи, произнесенные

24

когда-то им в сенате, и вообще весьма нескромно говорит о собственной политической деятельности. Впрочем, от такого страстного и активного человека, каким был в жизни Катон, было бы совершенно абсурдно ожидать историческое сочинение, совершенно оторванное от личности самого автора, историю, в которой не господствовала бы идеология ее автора. К тому же само писание истории Катон расценивал как прямое участие в жизни современного ему общества.

Самое примечательное в катоновской историографии — то огромное значение, которое придается в ней истории италийских городов. Как видно из дошедших фрагментов, Катон рассказывал не только о происхождении городов, но и о той роли, которую италийцы и их армии сыграли в победах Рима.

Как уже говорилось, римская историография с первых своих шагов характеризовалась моралистическим подходом к излагаемому материалу и философскими размышлениями о нравах и обычаях народов, что сближает ее с исократическим направлением в греческой историографии. Этот аспект, еще более усиленный Катоном, придает его «Началам» ярко выраженную этнографическую окраску.

Исследование италийских племен, их обычаев и традиций отвечало реальным интересам провинциала Катона, который ощущает себя прежде всего италийцем и только потом римлянином. Повсюду в своем сочинении он подчеркивал враждебность италийских провинциалов римскому господствующему классу.

Насколько мы можем судить по единственному уцелевшему сочинению Катона «О сельском хозяйстве» и фрагментам других произведений, он сознательно архаизирует свой стиль, создавая впечатление сжатости, деловитости и лаконичности, а временами торжественности. Особенностями этого архаизированного стиля являются многочисленные аллитерации, парономасии, гомотелевтоны, повторы, четкое построение фразы, т. е. черты, характерные для произведении, рассчитанных на исполнение голосом и на слуховое восприятие. Возможно, этим отчасти объясняется пристрастие Катона, опытного и плодовитого оратора, к вставным речам, о которых речь шла выше.

Однако принципиальная новизна «Начал» -Катона состоит в том, что он впервые в римской историографии начал использовать латинский язык. Фабий Пиктор и Цинций Алимент писали по-гречески, преследуя дипломатические и пропагандистские цели, в чем потребность постепенно отпала, а вместе с ней — необходимость употреблять в историческом сочинении греческий язык.

Решительно выступая против эллинизации римской культуры, Катон неустанно заботился о чистоте римских традиций и сохранении нравственных ценностей предков, и его обращение к латинскому языку играло здесь не последнюю роль.

25

С изменением внешнеполитической ситуации изменилась публика, которой предназначались труды историков. Теперь это был уже не грекоязычный, а латиноязычный читатель или, точнее, учитывая технику чтения древних вслух, слушатель. Правда, еще находились в Риме историки, продолжавшие писать свои сочинения по-гречески. Катон подвергает их острой и беспощадной критике, не скупясь на весьма резкие выражения. Образчиком такой едкой критики может служить та, которую навлек на себя Авл Постумий Альбин, во вступлении к своему труду приносящий читателям извинения за плохое знание им греческого языка. «Ты, Авл, действительно глуп, если предпочел извиниться за вину, чем избежать ее. В самом деле, обычно просят извинения за ошибку, допущенную по неведению, или за погрешность, к которой нас вынуждает необходимость. Но кто тебя принудил совершать проступок, за который ты должен просить прощения еще до того, как совершить его» (Авл Геллий, 11,8).

Признаком изменившихся времен может служить тот факт, что тот же Авл Постумий Альбин за свою грекоманию стал объектом осмеяния в «Истории» Полибия (39, 1, 12). Полибий пишет о нем как о человеке сластолюбивом и изнеженном, который в своем увлечении эллинским образованием и языком переступал всякую меру и, подражая наихудшему в эллинстве, возбудил к нему враждебность добропорядочных римлян.

Пр имеру Катона, написавшего для своих соотечественников историю на их родном языке, без колебания последовали Луций Кассий Гемина, Луций Кальпурний Пизон Фруги, Гай Фанний, Гней Геллий и др. Они излагали историю Рима по уже ставшей традиционной схеме от мифа о его возникновении до событий, свидетелями которых они были сами. Чаще всего своим сочинениям они давали название «Анналы», наиболее понятное и естественное для исторического повествования на латинском языке, ведь таким образом устанавливалась прямая связь с национальными истоками.

У всех этих историков рассказ начинался с прибытия в Италию Энея и его героических деяний. События, следовавшие за основанием Рима до пунических войн, излагались очень сжато. Эта, уже отмеченная нами, поляризация излагаемого материала в римской исторической прозе III—II вв. до н. э. отражает характерное для греческого менталитета и лежащее в основе исторической мысли греков представление о прямой связи между миром истоков и настоящим временем через парадигматическую ценность мифа. Поведение мифологического персонажа становится нравственным образцом, которому надлежит следовать в общественной и частной жизни. Это представление нашло благоприятную почву и в римском мире. Поэты и прозаики постоянно ссылаются на чистоту нравов, умеренность и про-

26

стоту образа жизни, присущие эпохе возникновения римской государственности.

Символом умеренности и чистоты нравов стал Ромул, первый царь римлян, с которого началось политическое и военное восхождение Рима. Типичной иллюстрацией такого отношения к легендарному герою может служить описание личных черт и привычек, свойственных Ромулу в повседневной жизни, в истории Луция Пизона Фруги. Авл Геллий пишет: «С достойной любви простотой мысли и языка Луций Пизон Фруги в первой книге „Анналов” рассказывает об образе жизни царя Ромула. Вот его буквальные слова: „Говорят, что тот же самый Ромул, приглашенный на ужин, пил мало по той причине, что на следующий день его ожидали важные дела”. Ему говорят: „Ромул, если бы все вели себя таким образом, вино стало бы дешевле”. Он ответил: „Напротив, оно стало бы, в самом деле, дорогим, если бы каждый мог пить, сколько он пожелает, а я выпил сколько хотел”» (11, 14).

Нравам предков римские историки сознательно противопоставляют новые нравы, проникшие в римское общество в результате прямого контакта с греческим Востоком, в чем моралисты типа Катона видели реальную угрозу нравственным устоям Рима и с чем они связывали упадок гражданского и политического сознания римлян. Так, Пизон Фруги, обличая в «Анналах» современные нравы, сокрушается по поводу распространения в Риме роскоши, развращенности, склонности молодежи к эротическим наслаждениям.

Парадигматическая связь между мифологическим прошлым и современной действительностью окрашивается в трудах римских историков чувством недоверия к настоящему, вплоть до осознания ими необратимости духовного кризиса, охватившего общество. Таким образом, были заложены основы той пессимистической концепции истории, которая пронизывает всю римскую культуру, приобретая трагическое звучание в трудах Саллюстия и Тацита.

По примеру Катона, речи исторических личностей вводил в свои «Анналы» Гай Фанний, консул 122 г. до н. э. Он отстаивал пользу истории, причем не дидактическую, а политическую. В первой книге своего сочинения Гай Фанний, вслед за Полибием, провозглашает необходимость историку иметь непосредственный опыт в политической деятельности: «Когда из деятельной жизни мы в состоянии извлечь урок, многие вещи, которые в настоящий момент кажутся положительными, оказываются впоследствии отрицательными, и многие оказываются совершенно непохожими на те, какими они казались раньше» (Priscian, XIII р. 960 Р. 8 Н G).

Замена в римской историографии греческого языка на латинский не повлекла, однако, за собой принципиального отказа от основных повествовательных приемов, которых до сего

27

времени придерживались римские историки. Пример Тимея, уделявшего большое внимание способу изложения, не только не потерял своего значения, больше того, его влияние постепенно усиливается. Доказательством могут служить вышеприведенный отрывок из «Анналов» Пизона Фруги, в котором описано поведение Ромула на пиру, или рассказ о добровольном самопожертвовании и воинской доблести римского трибуна в «Началах» Катона (Авл Геллий, 3, 7). Эти описания имеют подчеркнуто миметический и драматический характер.

Несмотря на то, что Катон демонстративно отказался от стилистических поисков и совершенствования своей прозы, заявив, что слово должно быть лишь простым средством для выражения мысли («держись сути, слова приложатся»), для римских историков уже назрела острая потребность в широком применении стилистических принципов, сложившихся в греческой историографии исократического направления.

Подготовлено по изданию:

Дуров В. С.
Художественная историография Древнего Рима. — СПб.: Изд-во С.-Петербургского ун-та. 1993. — 144 с.
ISBN 5-288-01199-0
© Издательство С.-Петербургского ун-та, 1993
© В. С. Дуров, 1993



Rambler's Top100