Глава 15
Религия, имевшая столь большую власть над внутренней жизнью города, с такой же властностью вмешивалась в отношения между городами. Это станет ясно, если проследить, как люди в древности вели войны, как заключали мир, как образовывали союзы.
Два города представляли собой два религиозных сообщества, имевшие разных богов. Когда они находились в состоянии войны, то в борьбе принимали участие не только люди, но и боги. Не следует думать, что это просто поэтический вымысел. Древние верили в это настолько истово и глубоко, что в поход всегда брали статуи своих богов. Люди были убеждены, что боги принимают самое активное участие в сражениях; воины защищали богов, а боги защищали воинов. Сражаясь с врагом, каждый воин верил, что борется против богов враждебного города. Этих чужих богов разрешалось ненавидеть, оскорблять, убивать; их даже можно было брать в плен. По этой причине война носила странный характер. Представьте себе два войска, стоящие друг против друга; в середине каждого войска статуи его богов, алтарь, знамена; в каждом войске свои оракулы, предвещающие успех, свои авгуры и предсказатели, заверяющие в победе. Перед сражением каждый солдат думает точно так же, как грек у Еврипида: «Боги, сражающиеся на нашей стороне, сильнее тех, что сражаются на стороне наших врагов». Каждое войско посылает проклятия на своих врагов, вроде того, что сохранил для нас Макробий: «О боги, посейте ужас и зло среди наших врагов. Лишите их и всех, кто населяет их земли и города, солнечного света. Пусть их города, их поля, их головы будут отданы вам». Проговорив проклятия, противники вступают в бой и сражаются с такой необузданной яростью, которую может придать только мысль о том, что они борются вместе со своими богами против чужих богов. Нет врагу пощады; война неумолима; религия руководит борьбой и побуждает воюющие стороны к действию. Тут не может быть никакого высшего закона, заставляющего умерить желание убивать; разрешается убивать пленных, добивать раненых.
Даже за пределами поля битвы не существует понятия о каких-либо моральных обязательствах по отношению к врагу. У чужеземца нет никаких прав, тем более на войне. В отношении чужеземца не существовало таких понятий, как справедливо или несправедливо. Муций Сцевола1, а с ним и все римляне, считал, что убить врага — прекрасный поступок.
Консул Марций публично хвастался, что обманул царя Македонии. Луций Эмилий Павел продал в рабство сто тысяч жителей Эпира, добровольно сдавшихся в плен.
Лакедемонянин Фебид захватил крепость в Фивах после того, как был заключен мир. Агесилая спросили о справедливости поступка Фебида, на что царь ответил: «Всякое действие, полезное для нашего отечества, правильно». Вот таким было международное право древних городов. Спартанский царь Клеомен говорил, что все зло, которое можно причинить врагу, по мнению богов и людей, всегда справедливо.
Победитель мог воспользоваться плодами своей победы, как ему заблагорассудится. Его мстительность и жадность не сдерживали ни человеческие, ни божественные законы. В тот день, когда афиняне постановили, что все жители Митилены, вне зависимости от возраста и пола, должны быть истреблены, они и не помышляли о том, что превышают свои права; и, когда на следующий день они отменили свое решение и удовлетворились тем, что казнили тысячу граждан Митилены и конфисковали все земли, решили, что поступили гуманно и милостиво. После взятия Платей мужчины были убиты, а женщины проданы в рабство, однако никто не обвинил завоевателей в нарушении закона.
Война велась не только против воинов, она велась против всего народа — мужчин, женщин, детей, рабов. Войну вели не только с людьми, но с полями и посевами. Сжигали поля, вырубали деревья; урожай врага почти всегда посвящался подземным богам, а потому сжигался. Истребляли стада; уничтожали даже посевы, которые могли принести урожай в следующем году. Война могла стереть с лица земли целый народ и превратить плодородную землю в пустыню. В силу этого закона войны вокруг Рима простирались безлюдные пространства. Территория, где находились двадцать три города вольсков, превратилась в Понтийские болота; исчезли пятьдесят три города Лация; в Самниуме еще долго можно было опознать места, где прошли римские войска, не столько по следам, оставшимся от их лагерей, сколько по царившему в окрестностях опустошению.
Когда завоеватели не истребляли побежденных, они имели право уничтожить их город, то есть разрушить религиозные и политические связи. Тогда прекращался культ и боги предавались забвению. Одновременно с религией города исчезала домашняя религия каждой семьи. Погасали очаги. Вместе с культом исчезали законы, гражданские права, семья, собственность, одним словом, все то, что зависело от религии. Послушаем, что должен сказать побежденный, которому сохранили жизнь. Его заставляют произнести следующую формулу: «Я отдаю себя, свой город, свою землю, воды, которые текут по моей земле, свои термы, свои храмы, свое движимое имущество, все, что принадлежит богам, — все это я отдаю римскому народу». С этой минуты боги, дома, храмы, земли и люди становились собственностью победителей. Дальше мы будем говорить о том, что происходило со всем этим под владычеством Рима.
Война могла закончиться не истреблением или подчинением побежденных, а мирным договором. Но одного соглашения было недостаточно, требовалось религиозное священнодействие. Каждое соглашение отмечалось жертвоприношением. Мы говорим — подписать договор; латины говорили — забить козленка, icere haedus; в результате общепринятым выражением, означающим заключение договора, стало выражение «принести в жертву агнца». В свою очередь, греки, имея в виду заключение договора, говорили — совершить возлияние. У римлян жрецы, отправляв-
Война велась не только против воинов, она велась против всего народа — мужчин, женщин, детей, рабов. Войну вели не только с людьми, но с полями и посевами. Сжигали поля, вырубали деревья; урожай врага почти всегда посвящался подземным богам, а потому сжигался. Истребляли стада; уничтожали даже посевы, которые могли принести урожай в следующем году. Война могла стереть с лица земли целый народ и превратить плодородную землю в пустыню. В силу этого закона войны вокруг Рима простирались безлюдные пространства. Территория, где находились двадцать три города вольсков, превратилась в Понтийские болота; исчезли пятьдесят три города Лация; в Самниуме еще долго можно было опознать места, где прошли римские войска, не столько по следам, оставшимся от их лагерей, сколько по царившему в окрестностях опустошению.
Когда завоеватели не истребляли побежденных, они имели право уничтожить их город, то есть разрушить религиозные и политические связи. Тогда прекращался культ и боги предавались забвению. Одновременно с религией города исчезала домашняя религия каждой семьи. Погасали очаги. Вместе с культом исчезали законы, гражданские права, семья, собственность, одним словом, все то, что зависело от религии. Послушаем, что должен сказать побежденный, которому сохранили жизнь. Его заставляют произнести следующую формулу: «Я отдаю себя, свой город, свою землю, воды, которые текут по моей земле, свои термы, свои храмы, свое движимое имущество, все, что принадлежит богам, — все это я отдаю римскому народу». С этой минуты боги, дома, храмы, земли и люди становились собственностью победителей. Дальше мы будем говорить о том, что происходило со всем этим под владычеством Рима.
Война могла закончиться не истреблением или подчинением побежденных, а мирным договором. Но одного соглашения было недостаточно, требовалось религиозное священнодействие. Каждое соглашение отмечалось жертвоприношением. Мы говорим — подписать договор; латины говорили — забить козленка, icere haedus; в результате общепринятым выражением, означающим заключение договора, стало выражение «принести в жертву агнца». В свою очередь, греки, имея в виду заключение договора, говорили — совершить возлияние. У римлян жрецы, отправляв-
особого условия, что городской бог Ланувиума впредь будет защищать римлян, которые будут иметь право обращаться к нему с молитвами и входить в его храм. Впоследствии каждая из договаривающихся сторон обязывалась поклоняться божеству другой стороны. Так элейцы, заключив договор с этолянами, стали ежегодно приносить жертвы героям союзников.
Часто, после заключения союза, на медалях изображались божества двух городов, держащиеся за руки, или делались статуи держащихся за руки богов. Сохранились медали, на которых изображены вместе Аполлон Милетский и Гений Смирнский, Паллада Сидонская и Артемида Пергейская, Аполлон Иерапольский и Артемида Эфесская. Вергилий, говоря о союзе Фракии с троянцами, представляет вступивших в союз пенатов обоих народов.
Эти странные обычаи полностью отвечали представлению древних о богах. Поскольку у каждого города были свои боги, то казалось естественным, что эти боги должны принимать участие как в сражениях, так и при заключении мирного договора. Война и мир между двумя городами были войной и миром между двумя религиями.
Долгое время международное право древних основывалось на .этом принципе. Когда боги враждовали между собой, война была безжалостной и беззаконной; как только боги становились друзьями, люди заключали союз. Если только возникало предположение, что боги-покровители двух городов имеют малейшее основание стать союзниками, этого было достаточно, чтобы стали союзниками эти города. Первым городом, с которым Рим заключил союз, был Цере в Этрурии. Тит Ливий сообщает, по какой причине это произошло. Во время нашествия галлов римские боги нашли убежище в Цере; они обосновались в городе, где им стали поклоняться; таким образом, священные узы гостеприимства связали римских богов и этрусский город. С этого времени религия не допускала вражды между этими городами, и они навсегда стали союзниками1.