138

Трапеза с музыкой

«...Во весь день до зашествия солнца блаженные боги Все пировали, сердца услаждая на пиршестве общем Звуками лиры прекрасной, бряцавшей в руках Аполлона, Пением Муз, отвечавших бряцанию сладостным гласом».
Так в переводе Н. И. Гнедича звучит четырехстрочный фрагмент, расположенный в конце первой песни гомеровской «Илиады» (I 601—604). В приведенном отрывке запечатлен один из древнейших обычаев, существовавший у многих народов с доисторических времен, — трапеза с музыкой. При различном уровне культуры, неодинаковом укладе жизни, этот обычай уравнивал всех: эллинов и варваров, римлян и гетов, этрусков и финикийцев, скифов и персов. Эллины следовали такой традиции издавна. Поэтому и их боги не могли пировать без музыки, так как земной обычай был перенесен на небожителей.
К сожалению, в поэме Гомера не сказано, о чем пели музы, когда остальные олимпийцы наполняли свои божественные желудки. Но в «Одиссее» (VIII 72—74), где рассказывается о пире у царя феаков Алкиноя, в подобной ситуации певец Демодок поет «славные деяния мужей»: о храбром Ахилле, о мудром Одиссее. Аналогичным образом другой гомеровский певец Фемий («Одиссея» XI, XVI) поет

139

о возвращении героев Троянской войны домой. Значит, гомеровские певцы или, как их называли, аэды, во время трапез пели о героических делах минувших дней, что и составляло одно из основных их занятий. Именно с этой целью владыки приглашали и нанимали их в свои дворцы, и там они услаждали слух хозяев и гостей.
Если богатые властелины древнего мира имели возможность содержать и оплачивать певцов, то обыкновенные люди в такой же ситуации довольствовались собственным пением и пением своих гостей. Традиция петь за пиршественным столом, столь популярная уже в гомеровское время, была с успехом продолжена более поздними поколениями и также как бы на двух уровнях: цари, императоры, различные вельможи и сановники пользовались услугами профессиональных музыкантов, а всем остальным оставалось надеяться на свои дилетантские возможности.
Жанр застольной песни получил название «сколион мелос» (σκόλιον μέλος) или просто «сколия». Само греческое прилагательное «σκόλιον» обозначает «кривой», «изогнутый», «извилистый». Считается, что его применение к пиршественному пению было связано со следующим обычаем.
Вначале обеда подавали рыбу и птицу, которую съедали без вина. Затем приносились десертные блюда уже с вином. Эта вторая часть обеда называлась «симпосион» (συμπόσιον). После обильных возлияний песню затягивал самый искусный в этом деле среди застольной компании. Во время пения он держал в руках лавровую или миртовую ветвь. Завершив песнь, он передавал ветвь следующему певцу, но не тому, который сидел с ним рядом, а любому другому. Так создавался «не прямой», а словно «искривленный» порядок выступающих. Отсюда якобы и пошло название «сколия». Правда, существует и другое его объяснение. Прокл («Хрестоматия» 19) пишет, что «сколическое пение звучало на попойках, отсюда иногда оно называлось „пьяное"». Значит, Прокл выводит «сколион» («извилистый») из характера поведения человека после излишних возлияний, считая, что и пение его должно быть «извилистым», не прямым. Трудно сказать, какое из приведенных толкований ближе к истине.
Следуя древнейшему застольному репертуару, в более поздние времена сотрапезники продолжали петь как о мифических, так и об исторических героических деяниях. Так, например, Аристофан в комедии «Осы» (ст. 1233) намекает на сколию, сюжет которой связан с одним из подвигов Геракла. Могучий Геракл посетил своего друга Адмета, царя города Фер. Но не в добрый час появился он в его дворце. Жена Адмета Алкестида должна умереть, так как никто кроме нее во всем царстве не решился вместо царя добровольно отдать себя в руки бога смерти Таггата и сойти в мрачное царство Аида. Геракл смело вступает в борьбу с Танатом и после неистового единоборства освобождает Алкестиду.

140

В другой своей комедии «Ахарняне» (ст. 980) Аристофан упоминает сколию, посвященную политической борьбе между аристократами и сыновьями тирана Писистрата. В ней прославляются Гармодий и Аристогитон, убившие Гиппарха. Известно также, что темой одной из популярных сколий было величие героев Марафонской битвы (490 г. до н. э.), где греки победили персов.
Такая традиция петь во время пиршества песни, отражавшие героическое прошлое, была характерна и для Рима. Особенно ее придерживались приверженцы древнеримских обычаев. По свидетельству Цицерона («Тускуланские беседы» IV 2, 3 и «Брут» 19, 75), знаменитый государственный деятель, историк, оратор и ревнитель древнеримского образа жизни Марк Порций Катон Старший (234—149 гг. до н. э.) в своем сочинении «Начала» высоко ценил певческое обращение к древней героике.
Вместе с тем, как греки, так и римляне во время трапезы пели песни и другого содержания, где прославлялись уже не героические дела, а простые человеческие слабости, без которых, по мнению древних, нет полноценной человеческой жизни с ее страстями, увлечениями и пороками. Самым древним из дошедших до нас произведений такого рода является сколия Алкея с острова Лесбоса (конец VII—начало VI вв. до н. э.). Это был воинственный аристократ из Митилены. Согласно молве он с одинаковым успехом владел и лирой, и мечом. Враг демократии, он своим творчеством служил аристократии и был известен как любитель роскошной жизни, где женщины и вино занимали далеко не последнее место. У Афинея (X 29 а) можно прочесть, что Алкей писал свои произведения во время обильных возлияний. Вот сохранившаяся его сколия в переводе В. В. Крестовского:

«Давайте пить! Зачем нам ждать
Огней полуночного пира? —
Нас будет солнце освещать,
А забавлять — вино и лира!

Наполни ж чашу мне вином!
Да лей смелее, лей до края!
Друзья, потопим, замирая,
Мы души в нектаре живом!

Восходит Сириус над нами,—
Нас мучит жажда, мучит жар.
Вон — даже трезвый —
Вакхов дар Глотает жадными устами.

Так что ж нам ждать! Давайте пить!
Друзья, возделаем рассадник
И станем рьяно разводить
Пурпурно-сочный виноградник!»

141

В греческом и римском быту были распространены и эротические сколии (см. Афиней XV 694 с—695 f). Аристофан в «Лягушках» (ст. 849) вкладывает в уста Эсхила обвинения, направленные против Еврипида, якобы заимствовавшего некоторые сюжеты и мелодии своих песен с Крита. Согласно схолиасту, Аристофан имел в виду критские эротические сколии, наложившие отпечаток на непристойные (по мнению схолиаста) песни Еврипида в несохранившихся его пьесах «Эол» и «Критянки».
Во время трапез звучали не только сколии. Как можно судить по различным источникам, в богатых римских домах все делалось для того, чтобы усладить гостей разнообразными музыкальными развлечениями. От них получали удовольствие не только гости, но и сами хозяева. Авл Геллий (XIX 9) рассказывает о торжественном обеде, посвященном дню рождения некоего юноши, «родом из Азии», но не названного по имени. Там пелись стихи Анакреонта, Сапфо и элегии других авторов. Одновременно с ними распевались стихи римских поэтов Лйциния и Катулла. Сообщения такого рода подтверждаются и иными источниками. Знаменитый сатирический поэт рубежа I и II вв. Ювенал («Сатиры» XI 179—182) предвосхищает, что на пирушке он услышит в певческом исполнении Гомера и Вергилия.
В перерывах между вокальной музыкой гостей угощали «инструментальными блюдами». Плутарх («Пир семи мудрецов» 5) описывает, как во время возлияния «немного поиграла авлетистка», а Апулей («Метаморфозы» 5, 3) сообщает, что после трапезы «кто-то один запел, а другой заиграл на кифаре». Значит, и после обеда продолжала звучать музыка. В своих «Письмах» (IX 36, 4 и IX 40, 2) Плиний Младший нередко упоминает, что после обеда он слушает исполнителя на лире. Гораций («Эподы» 8, 5—6), обещая фавориту императора Августа отпраздновать на торжественном обеде победу при Акциуме (2 сентября 31 г. до н. э.), предвкушает услышать там мелодии дорийской лиры и фригийского авлоса.
На пирах времен Римской империи можно было встретить исполнителей с Востока, а также певцов из Кадикса и Александрии.
Когда Плиний Младший приглашает на обед своего сверстника Септиция Клара («Письма» I 15, 2), то он предлагает гостю на его выбор либо целую сцену из комедии и игру на лире, либо устрицы и танец прославленных танцовщиц из Гадесса.
Так создавалась специфическая музыкальная обстановка пиршества, называвшаяся «акроама» (ακρόαμα), под которой подразумевалось развлечение приятное для слуха.