 |
202 |
8. Забавный пир
— Как тебе понравился обед счастливца Назидиена? Когда
я
искал вчера сотрапезника, мне сказали, что ты там с полудня
пьешь.
— Я еще никогда в жизни не испытывал ничего лучшего.
— Расскажи, если тебе это нетрудно, какое кушанье первое
успокоило ваши раздраженные желудки?
— На первое был луканский кабан, пойманный, как рассказывал
хозяин пира, при тихом южном ветре. Вокруг находились для
возбуждения усталого желудка острая репа, латук, редька,
также сельдерей, рыбный рассол и винные дрожжи от косского
вина. Как
только эти кушанья были унесены, слуга вытер кленовый стол
пурпурным полотенцем, а другой раб убрал все, что лежало
бесполезно и могло лишь оскорбить взор присутствующих. Тогда
подобно
аттической деве с дарами Цереры [1] выступил смуглый Гидасп
с
цекубским вином, а за ним Алкон с хиосским, не ведавшим
моря.
Хозяин при этом сказал: «Если тебе, Меценат, албанское или
фалер-
|
|
__________
[1] В честь Деметры (которую римляне называли Церерой) в Аттике
ежегодно
весной и осенью происходили празднества, сопровождавшиеся мистериями
Во время
осеннего праздника (Великие Элевсинии) совершалась торжественная
процессия из
Афин в Элевсин — Ред.
|
203 |
нcкое нравится больше, чем эти вина, поданные на стол,
то у нас
есть и то, и другое». Жалкий богач!
— Я желал бы знать, Фунданий, с кем ты имел удовольствие
пировать?
— На верхнем столе возлежал я, рядом Виск из Туриума и
ниже,
насколько помню, Варий; затем Сервилий Балатрон и Бибидий,
которых Меценат привел с собой в качестве «теней»; наконец,
сам
хозяин, выше его Нументан, ниже—Порций [1], который для
потехи
глотал целые пироги. Нументан же был здесь, очевидно, для
того,
чтобы указывать пальцем, если какое-нибудь кушанье случайно
оставалось незамеченным: ведь вся толпа — мы, то есть, —
ели, как
оказывается, птиц, раковины и рыб, и не подозревая, что
они по
своему вкусу совершенно отличаются от всего известного нам;
это
стало ясно, когда он предложил мне внутренности камбалы
и ромба,
каких я, мол, никогда не едал. Потом он меня научил, что
сладкие
яблоки делаются красными, если их снимать тогда, когда луна
на
ущербе; какое это имеет значение — пусть он лучше тебе сам
объяснит.
Тут Вибидий сказал Балатрону: «Если мы не напьемся отчаянно,
то умрем без отмщения!» — и потребовал больших чаш. При
этих
словах лицо хозяина покрылось бледностью: ничего он так
не боялся,
как завзятых пьяниц, потому ли, что они свободнее злословят,
или
потому, что крепкие вина делают их нежное небо нечувствительным.
Вибидий с Балатроном стали выливать целые бутылки в алифские
чаши, а за ними последовали и остальные; только на нижнем
ложе
никто не тронул ни одной бутылки.
Вот приносят на длинном блюде мурену среди плавающих (в
подливке) морских раков. При этом хозяин заявляет: «Она
поймана
с икрой; а когда икру вымечет, то ее мясо станет уже менее
вкусным.
Состав же соуса такой: надо взять масло из венафрских олив
первой
выжимки, навар из гиберской рыбы и пятилетнего вина несомненного
италийского происхождения; когда все это сварится, прибавить
хиосского, — никакое вино не подходит так к этой смеси,
как
хиосское, — белого перца, немножко уксусу из метимнского
вина,
затем горького девясила, который я первый стал прибавлять
в этот
соус, тогда как Куртил кладет немытых эхипов, как будто
бы сок,
выпускаемый морскими раковинами, лучше...»
В это время вдруг срывается навес и падает на чаши, произведя
большое разрушение на столе: поднялось такое облако черной
пыли,
|
|
__________
[1] О расположении мест на триклинии см в этой же главе статью
5-ю Очевидно,
на средней скамье, самой почетной, возлежал Меценат со своими
«тенями», на левой
от Мецената, так называемой «верхней» скамье, рассказчик, на правой
(«нижней») —
хозяин со своими паразитами, которые, как видно из дальнейшего
изложения, не
решились даже прикоснуться к вину, боясь прогневить своего покровителя
— Ред.
|
204 |
какого не поднимает и аквилон * в кампанских полях. Мы
все,
ожидая худшего, успокоились, когда увидели, что нет никакой
опасности; но Руф [1], опустивши голову, принялся плакать
так, как будто
у него преждевременно скончался сын. Неизвестно, чем бы
это
кончилось, если бы мудрый Номентан не успокоил друга следующими
словами: «О Фортуна! Есть ли божество более жестокое по
отношению
к нам, чем ты? Тебе доставляет удовольствие постоянно издеваться
над человеческими делами». Барий едва мог удержать смех,
закрываясь салфеткой, а Балатрон, поднявши нос и оглядевшись
вокруг,
сказал: «Таковы условия человеческого существования, и соответственно
этому слава твоя никогда не будет равна делам. Смотри: для
того чтобы принять меня великолепно, ты мучаешься всевозможными
заботами: как бы хлеб не подгорел, как бы соус вышел удачным,
а рабы, прислуживающие за столом, были как следует подпоясаны
и причесаны, и вдруг какой-нибудь случай: падает навес,
или слуга,
упав, разбивает ногой чашу! Но таланты устроителя пира,
как и
таланты вождя, скрытые при счастливых обстоятельствах, обнаруживаются
именно в несчастье». На это Назидиен ответил: «Да
пошлют тебе боги всего хорошего, чего ты только желаешь!
Такой
ты хороший человек и вежливый гость», — и потребовал сандалии
[2].
Если бы ты видел, какое тут поднялось шушуканье на каждом
ложе!
— Вот потеха-то! Я предпочел бы это зрелище всякому другому.
Ну, скажи еще, пожалуйста: над чем вы еще после этого смеялись?
— Пока Вибидий расспрашивал рабов, неужели разбилась и
бутыль с вином, так как на его требование не несут кубков;
пока мы
при помощи Балатрона смеялись над случившимся, входит Назидиен
с просветленным челом, видимо, собираясь при помощи искусства
поправить то, что натворил несчастный случай; вслед за ним
рабы
вносят на огромном блюде разрезанного на кусочки журавля,
густо
посыпанного солью и мукой, печень белого гуся, откормленного
фигами, и отрезанные от зайца лопатки, так как это, мол,
вкуснее,
чем целый заяц с ногами. Кроме того, мы увидели, как поставили
дроздов с поджаренной грудью, а также диких голубей без
гузков, —
все вкусные вещи, если бы только хозяин не объяснял при
этом их
природные свойства и разные обстоятельства, к ним относящиеся.
За то мы ему отомстили и убежали, ни к чему не прикоснувшись.
(Гораций, Сатиры, кн. II, сат. VIII)
|
|
__________
* Аквилон — северный ветер.
[1] Руф Назидиен, т. е. хозяин пира. — Ред.
[2] Во время возлежания за столом сандалии снимались. В данном
случае
утешившийся Назидиен надел сандалии, чтобы выйти из-за стола и
сделать необходимые хозяйственные распоряжения. — Ред.
|
|
 |