Светлой памяти наших товаришей
Александра Николаевича Карасева,
Елены Ивановны Леви,
Елизаветы Григорьевны Кастанаян,
Иосифа Беньяминовича Брашинского,
Игоря Георгиевича Шургая
ПОСВЯШАЕТСЯ
Книга, предлагаемая вниманию читателей, имеет непростую судьбу. Она была задумана как коллективная монография Отдела античной истории ИИМК РАН и написана в 90-х годах прошлого века. К сожалению, в силу разнообразных причин, как объективных, так и субъективных, публикация ее в течение долгого времени была затруднена. Однако, несмотря на все неблагоприятные обстоятельства, книга не потеряла своей актуальности и, несомненно, отражает как «лицо» петербургской школы антиковедения, так и специфику научного подхода, поисков и достижений научного коллектива нашего Отдела. Но, к сожалению, время, как всегда, работало и против нас.
М. Ю. Вахтина, Ю. А. Виноградов, К. К. Марченко
Хорошо известно, что без изучения истории контактов отдельных этносов друг с другом немыслимо изучение истории их культур. Равным образом очевидно и обратное. Одно из наиболее ярких подтверждений наличия такой взаимообусловленности дает, по всей видимости, историография Великой греческой колонизации. В самом деле, нет ни малейших сомнений в том, что сравнительно немногочисленные греческие общины, вынесенные на окраины античной ойкумены мощным социально-экономическим процессом, имманентно протекавшим в VIII—VI вв. до н. э. в самых глубинах древнегреческого общества южной части Балканского полуострова, островов Эгейского моря и западного побережья Малой Азии, не могли не вступать и вступали на протяжении всего тысячелетнего периода своего существования в разнообразные экономические, политические и культурные связи с варварским миром Средиземноморья и Причерноморья. Социальная структура, политическое и экономическое положение, культурный облик — более того — само существование таких общин во многом зависели от характера этих контактов.
Начиная с 60-х гг. XX в. в исторической науке наметился поворот к комплексному изучению основных проблем истории античного мира и его варварской периферии. Их стали рассматривать теперь как тесно связанные между собой звенья единой системы взаимодействия этносов, находящихся на разных уровнях исторического развития и их культур. Такой подход, что само собой разумеется, потребовал объединения усилий историков античности, преимущественно исследователей экономической истории Древней Греции и Рима и археологов, изучающих так называемые «доисторические культуры» Евразии и Северной Африки (Первобытная периферия... 1978. С. 4 сл; Cunliffe. 1988. Р. 2).
Теперь стало ясно, что история эллинских колоний была, выражаясь словами Э. Лепоре, «пограничной историей», т. е. историей отношений и взаимодействий античной цивилизации с окружающим эти колонии туземным населением (Lepore. 1968. Р. 42). Именно в этом, основном своем значении ей, пожалуй, нет равных для изучения адаптационных механизмов, действовавших ранее и в том или ином виде продолжающих действовать и поныне в сфере межобщинных (национальных) отношений разноформационных человеческих коллективов.
Огромная работа, проделанная отечественными и зарубежными антиковедами, позволяет в настоящее время достаточно объективно оценивать об
щий характер, генеральную тенденцию и основные формы указанных отношений в рамках античного «пограничья», дает понимание той роли, которую они сыграли в культурном и социально-экономическом развитии населения Европы, Ближнего Востока и севера Африканского континента.
Вместе с тем к значительным достижениям антиковедения в целом нужно отнести и признание исключительной сложности, многогранности и противоречивости самого процесса взаимодействия двух миров — эллинского и местного, варварского, находившихся зачастую на разных ступенях общественного развития и развивавшихся по своим собственным законам. Именно эта сложность, равно как недостаток и специфика историко-археологических источников, их эклектичность, объективно создавали ранее и до сих пор создают значительные трудности в разработке ряда кардинальных проблем «пограничной истории».
Системное изучение античных и варварских обществ позволило совершенно по-новому взглянуть на наиболее важные из этих проблем. Так, с новой остротой в работах ряда исследователей, увидевших свет в 60-80-х гг., встал старый вопрос о характере греческой колонизации и о взаимоотношениях колонистов с туземным варварским населением в регионах, охваченных колониальным движением. В то время как одни авторы готовы были видеть в греках, переселявшихся в колонии, прямых предшественников испанских и португальских конкистадоров, английских, голландских, французских и иных колонизаторов Нового времени и, сообразно с этим, настаивали на по преимуществу империалистическом характере самой греческой колонизации, другие делали основной акцент на мирной конвергенции и даже ассимиляции греков и варваров в колониальной зоне, третьи же пытались найти некое компромиссное решение проблемы, не впадая ни в ту, ни в другую крайность. В основном на материале греческой колонизации Западного Средиземноморья, этот вопрос ставился и обстоятельно рассматривался в работах Данбэбина, Берара, Валле, Бордмэна, Грэхема, Клавеля и др, авторов.1 В отечественной историографии можно отметить вспышку дискуссии вокруг этой важной проблемы в работах В. П. Яйленко и Э. Д. Фролова (Яйленко. 1983. С. 149 сл.; 1990а. С. 83 сл.; Фролов. 1988. С. 148 сл.). Фролов весьма решительно и во многом справедливо оспаривает выдвинутый Яйленко тезис о будто бы «добровольной трудовой кооперации», которая связывала греков и туземцев на всем пространстве колониальной периферии узами мирного добрососедства и в конечном счете вела к ассимиляции этих столь не похожих друг на друга этносов. Однако при этом он оставляет без объяснения целый ряд факторов, используемых его оппонентом для подтверждения своей концепции, и, в частности, археологический
материал из раскопок некрополей и поселений, в которых варвары и греки, действительно, тесно соседствовали друг с другом, находясь в повседневном общении.
Сейчас становится ясно, что однозначное решение проблемы греко-варварских контактов с помощью теории извечного антагонизма двух миров или же прямо противоположной концепции их идиллически мирного сосуществования и даже сотрудничества едва ли возможно. Чрезвычайно сложная система социально-экономических, политических и культурных отношений, связывавших греческие колонии с их варварским окружением, не укладывается в простейшие схемы такого рода. В истории большинства полисов колониальной периферии периоды напряженной конфронтации с соседними племенами не раз сменялись периодами относительного затишья, когда становились возможными торговые и всякие иные контакты колонистов с окрестными варварами. В зависимости от реальной обстановки и соотношения сил, сложившихся в том или ином регионе, как та, так и другая сторона могли оценивать друг друга либо как врагов и потенциальных невольников, чье имущество и сама жизнь подлежали безжалостному уничтожению и захвату, либо как более или менее равноправных партнеров по договорам и коммерческим сделкам. Как живые носители новой и достаточно высокой формы общественных отношений греки, несомненно, должны были оказывать на соседних варваров мощное цивилизующее воздействие уже одним фактом своего присутствия на их территории. С появлением греческих колоний значительная часть туземного населения оказалась вовлеченной в новые для нее условия экономического существования, впервые познакомилась с настоящей городской жизнью, смогла перенять у пришельцев некоторые полезные технологические и хозяйственные новшества. В связи с этим в варварской среде начали набирать силу ранее едва заметные процессы социальной и имущественной дифференциации, стали формироваться классы и сословия, появились первые зачатки государственности. Но и варвары со своей стороны оказали весьма ощутимое обратное воздействие на греческое колониальное общество, иногда ускоряя, иногда, напротив, замедляя и тормозя его развитие. Здесь все опять-таки зависело от конкретной геополитической ситуации, существовавшей на том или ином участке греко-варварского «пограничья».
Весьма сложной и противоречивой была и картина культурного взаимодействия двух этнических массивов. В течение длительного времени греки играли в нем лидирующую роль в качестве культуртрегеров или доноров культурных ценностей, тогда как варвары довольствовались ролью пассивных реципиентов. Однако постепенно стала все более и более усиливаться противоположная тенденция. На смену эллинизации варваров пришла варваризация греков, ставшая особенно заметной в эпоху упадка греческой ци-
вилизации в последние века дохристианской эры, хотя отдельные ее симптомы можно было наблюдать в разных местах еще и в более ранние времена. В обоих случаях результатом этих процессов были сложные синкретические формы культуры, соединяющие в себе, хотя и в разных пропорциях, греческие и варварские элементы. Этот интереснейший феномен греко-варварского синтеза еще ожидает свой адекватной научной оценки и объяснения.
С особой остротой и актуальностью проблема греко-варварских контактов во всех основных только что отмеченных ее аспектах встала в последнее время перед исследователями истории Северного Причерноморья в хронологических рамках так называемой «скифской эпохи» (VII — первая треть III в. до н. э.). Ситуация, сложившаяся в этой области науки, может быть с полным основанием оценена как критическая. Есть все основания считать, что здесь одновременно существуют и параллельно разрабатываются сразу две вполне обособленные, если не сказать большего — противоположные, концепции греко-варварских отношений. Одни исследователи склонны в своих работах фактически отрицать сколь-либо заметную роль греко-варварских контактов и взаимодействий, т. е. участие варваров в сложении и развитии социально-политической, демографической, культурной и даже экономической областей истории как собственно греческих колоний названного региона, так и населения, проживавшего в непосредственной близости от эллинских центров. По существу эти исследователи в своих представлениях исходят лишь из примата собственно греческого, имманентного развития местных колоний во всех областях и сферах их жизнедеятельности, решительным образом отделяя их историю от истории аборигенного населения Причерноморья и оставляя тем самым для варварского хинтерланда функцию стороннего (пассивного) наблюдателя, или в крайнем случае — только скромного участника малозначительных социально-экономических процессов, но, разумеется, без права решающего голоса.
Сторонники второй точки зрения, основываясь практически на тех же самых запасах информации, что и вышеупомянутые исследователи, столь же решительно придерживаются принципиально иной, прямо противоположной позиции, полагая, что у них имеется достаточно оснований отводить автохтонному населению Причерноморья одно из основных мест среди сил, участвовавших в процессе формирования не только истории и культуры названного региона в целом, но и конкретно самих территорий, охваченных прямой греческой колонизацией. Во всяком случае, по их мнению, этот процесс не может получить сколь-либо адекватного исторического обоснования без учета фактора постоянного воздействия на эллинские общины со стороны варваров.
Несмотря на наличие отдельных точек соприкосновения (так, к примеру, приверженцы второй позиции отнюдь не исключают доминирующего
воздействия со стороны колонистов на социально-экономическую, военнополитическую и демографическую составляющие в так называемых контактных зонах региона в отдельные периоды греко-варварских взаимодействий), оба подхода в своей основе все-таки несовместимы. В силу этого в конечном счете несовместимыми, или по меньшей мере различными, оказались и решения других так или иначе связанных с этой тематикой вопросов исторического развития Северного Причерноморья VII — первой трети III в. до н. э. По существу следует констатировать, что на этой основе к последнему времени произошло практически полное размежевание исследователей по всем важнейшим направлениям. В заметной мере, в частности, этим размежеванием затронуты представления о причинах и конкретной форме колонизации отдельных территорий региона, конкретном ходе развития колонизационного процесса, характере и путях сложения местных государственных образований и сельского населения в окрестностях греческих центров, этнокультурной и исторической интерпретации отдельных памятников и т. д. и т. п. Словом, отсутствие методически выверенного, более или менее единообразного подхода к проблеме греко-варварских отношений в Северном Причерноморье закономерно привело ныне к поистине кризисной ситуации и в деле разработки единой концепции исторического развития этого обширного региона.
Как видим, существующее положение оставляет желать много лучшего. Но дело не только в этом. Последствия констатируемой ситуации гораздо серьезней, чем это может показаться при беглом взгляде. В данной связи будет уместным напомнить то в высшей степени важное обстоятельство, что само по себе Северное Причерноморье занимало особое место среди основных подразделений, составляющих античное «пограничье». Эта особенность приобретает черты исключительности, даже уникальности, если принять во внимание, что именно здесь, т. е. в Северном Причерноморье, и нигде более в пределах древнегреческой ойкумены, на протяжении многих веков в прямой контакт вступали не только стадиально отличные, разноформационные общества, стоявшие на различных уровнях социально-экономического развития, но и общества принципиально различных хозяйственно-культурных типов: кочевники-скотоводы, с одной стороны, и пашенные земледельцы в лице жителей греческих апойкий северных берегов Черного моря и автохтонного оседлого и полуоседлого населения лесостепной зоны региона, с другой.
Неправильное определение места и роли обоих компонентов оппозиции — греческих колонистов и аборигенов — в формировании культурного облика территории Северного Причерноморья скифского времени, тем более потеря достоверной информации об одной из существенных сторон жизнедеятельности местных эллинских апойкий — их отношений с миром ко-
чевников-скотоводов, не могут не сказаться самым пагубным образом на наших представлениях о ходе исторического развития как самого Северного Причерноморья, так и античного «пограничья» в целом. Необходимость детальной ревизии существующих в историографии разработок по проблеме греко-варварских отношений в Северном Причерноморье, таким образом, вполне очевидна. Столь же очевидно, впрочем, и другое — необходимость создания на основе критического анализа различных точек зрения исторически выверенной и по возможности хронологически детализированной картины таких отношений.
Как представляется ныне, для проведения работы в этом направлении имеются все основные предпосылки. В данной связи следует отметить прежде всего, что многолетние и систематические раскопки греческих колоний Северного Причерноморья, проводимые до последнего времени, как правило, во все возрастающем объеме многочисленными экспедициями России и Украины, позволили накопить поистине огромный, разнообразный и хорошо документированный материал интересующего нас времени, примерно освещающий различные стороны экономической, военно-политической, демографической, культурной и духовной сфер жизни этих центров. Следует особенно подчеркнуть и то, что лавинообразное расширение археологических источников в последние три десятилетия захватило не только или, точнее, не столько собственно эллинские центры, но — и это особенно важно — и многочисленные рядовые памятники, находящиеся в их непосредственном окружении, на хоре, и в так называемых контактных зонах с варварским хинтерландом. Параллельно значительные успехи были достигнуты в последнее время и в области углубления наших знаний об истории и культуре самого автохтонного населения Северного Причерноморья как степной, так и лесостепной зон. Все это вместе взятое предоставляет в руки исследователей достаточно репрезентативную выборку источников для удовлетворительного разрешения проблемы греко-варварских отношений в Северном Причерноморье. Указанные соображения побуждают коллектив авторов настоящего исследования вновь обратиться к рассмотрению всей совокупности материалов, так или иначе связанных с этой темой, с тем чтобы попытаться с их помощью хотя бы в самых общих чертах реконструировать историческую картину социально-экономических, военно-политических, демографических и культурных контактов и взаимодействий местных греческих колоний с варварами Северного Причерноморья в середине — второй половине VII — первой трети III в. до н. э., т. е. от момента выведения на берега северной части Понта первых колоний до разгрома т. н. «Великой Скифии».