Наша группа ВКОНТАКТЕ - Наш твиттер Follow antikoved on Twitter
30

Глава 2

ВЕК КОНФЛИКТОВ

Прайду заменит кулак. Город»» подпадут разграбленью.
И не возбудит ни в ком уваженья ни клятвохранитель,
Ни справедливый, ни добрый. Скорей наглецу и злодею
Станет почет воздаваться. Где сила, там будет и право.

Гесиод. Работы и дни, 189—192

Для понимания творчества Исократа необходимо хотя бы беглое знакомство с той эпохой, в которой он жил, т.е. с IV в. до н.э. В истории Эллады этот период занимает совершенно особое место как век, насыщенный противоречиями и острыми столкновениями в области экономики и политики, конфликтами в социальной сфере. Верхняя граница этого отрезка времени — окончание Пелопоннесской войны (404 г.), нижняя — битва при Херонсе (338 г.), положившая конец независимости Эллады.

Для IV в. характерно сочетание традиционных форм организации частной и общественной жизни с многочисленными новациями, направленными против привычного порядка, расшатывающими стереотипы прежней системы ценностей, социальной психологии, трудовой деятельности. Так, если ранее внимание греков» было направлено прежде всего на внутреннюю жизнь государства, то теперь резко возросло значение межполисных отношений, интенсивно развивались правовые нормы, регулирующие военные и мирные контакты, сотрудничество в рамках коалиций. Существенные изменения произошли в сельском хозяйстве, ремесле, торговле. На новую ступень развития поднялась политическая теория, были созданы две наиболее известные философские системы Эллады — Платона и Аристотеля, ставшие своеобразным итогом мировоззрения классического полиса.

Можно говорить и о переориентации культуры. Ораторское искусство, философия, исторические сочинения заняли в ней ведущее место, оттеснив на второй план драму и лирику. Утратила былую популярность трагедия, зато процветала комедия. Сократилось монументальное строительство, но наблюдается явный расцвет архитектуры малых форм. В ваянии и живописи разрушался прежний идеал гармонии и соразмерности, все чаще люди

31

и боги изображались в состоянии аффекта, больше внимания стало уделяться индивидуальным чертам личности.

Несомненно, все это имеет важное значение для характеристики эпохи, определения ее своеобразия. Равным образом самые различные стороны жизни греческих полисов в той или иной мере влияли на формирование политического мировоззрения их граждан, создание определенных политических теорий и программ. Однако для каждого периода можно выделить один или несколько факторов, которые оказали особенно сильное воздействие на идеологию. Для публициста или теоретика такое воздействие будет заключаться прежде всего в событиях внутренней и внешней политики, соотношении сил между полисами.

Концепция Исократа в отличие от концепции его противника в области политической теории Демосфена базируется в основном на интерпретации событий общеэллинского масштаба, их значении для Афин и других греческих полисов. Предложения Исократа о выходе из создавшегося, по его мнению, кризисного положения не носят характера детально разработанных конкретных мер по поводу того или иного конфликта. Скорее это своеобразная панацея от всех бед как любого полиса, так и всей Эллады в целом: внимание не к отдельным деталям общества IV в. и не к равномерному освещению всех сторон этой жизни, а к выявлению некоторых общих тенденций, свойственных развитию полисов перед потерей Элладой независимости. Соответственно и в данной главе будут выделены те процессы, которые подчеркивает оратор в своей программе.

Сохранившиеся до нашего времени основные источники по политической истории Греции IV в. — «Оксиринхский историк», Ксенофонт, Исократ, Демосфен, а также свидетельства историка более позднего времени — Диодора Сицилийского не облегчают, а усложняют поставленную задачу, так как эти авторы различаются не только своими политическими симпатиями и антипатиями, но и характером произведений, концепциями, заложенными в их основу. Но хотя разный способ фиксации событий и различные критерии, взятые для их отбора, создают трудности при воссоздании общей картины, тем не менее можно составить представление о некоторых основных направлениях в развитии полисов.

Интересующий нас период — первая половина IV в., однако процессы, имеющие для него решающее значение, стали возникать уже в более раннее время — в конце V в., к началу Пелопоннесской войны. Она стала демаркационной линией между двумя этапами истории, мощным катализатором, усилившим и сделавшим отчетливее многие тенденции. По свидетельству Фукидида, за это время Эллада испытала такие бедствия, как никогда раньше, никогда не было взято и разорено столько городов, не было столько изгнаний и убийств, междоусобиц, голода, болезней (Thuc. I, 23,1-3).

32

Окончание Пелопоннесской войны не принесло желанного мира, наоборот, военные столкновения стали чаще и кровопролитнее, а методы ведения борьбы — ожесточеннее. Еще не было подписано официальное соглашение об окончании войны, а прославленный спартанский полководец Лисандр уже приступил к планомерному наведению «порядка» в полисах, особенно тех, которые выступали на стороне побежденных Афин. На греческие города обрушился шквал изгнаний, казней, конфискаций имущества. По образному выражению Плутарха, сладостный напиток свободы, обещанный эллинам Спартой в случае победы, с первого же глотка оказался противным и горьким (Plut. Lys., XIII, 15—19).

Власть в полисах, по существу, принадлежала спартанским наместникам (гармостам), которые хозяйничали в них, имея достаточно широкие полномочия казнить и миловать, вмешиваться во внутренние дела государства, диктовать военные и политические акции. Это привело к тому, что «греческие города беспрекословно подчинялись указаниям каждого лакедемонянина» (Xen. Hell., III, 1,5). Военный диктат поддерживал существование и процветание декархий, советов из 10 правителей, представлявших 10 гетерий (тайных обществ). В биографии Лисандра говорится, что власть из его рук получали «члены тайных обществ и друзья, связанные с ним узами гостеприимства... он предоставил им неограниченное право награждать и карать. Лично присутствуя при казнях, изгоняя врагов своих друзей, он дал грекам образчик лакедемонского правления» (Plut, Lys., XIII, 11— 15. Пер. М.Е.Сергеенко).

Типичным образцом спартанской политики может служить карательная экспедиция против Элиды (401—404). Поводом к ней послужили старые обиды и отказ элейцев выполнить некоторые приказы Лакедемона. Войско под предводительством спартанского царя Агиса II первым делом подвергло местность вокруг города опустошению, разграблению и сожжению; в мародерстве поспешили принять участие полисы, формально не объявившие войны Элиде. Среди защитников города произошел раскол, сторонники Спарты предприняли попытку государственного переворота, которая не увенчалась успехом. В результате изнурительной осады Элида сдалась на милость победителя и выполнила все его требования (Xen. Hell., III, 21; Diod. XIV, 17; Paus. Ill, 8, 2-6).

Афины после окончания Пелопоннесской войны были не только значительно ослаблены, но и жестоко унижены. Полису пришлось сдаться на милость победителей; в Акрополе, сердце города, разместился неприятельский гарнизон; знаменитые Длинные стены, соединявшие Афины с портом Пирей и превращавшие их в неприступную цитадель, при бурном ликовании врагов были срыты. Церемония эта происходила в самой торжественной обстановке, твердыня государства разрушалась под зву

33

ки исполняемого флейтистками марша (Xen. Hell., II, 2, 22). Тем больше оснований было у них попытаться восстановить былое могущество и продолжить старый спор о первенстве в Элладе. Неудачное вмешательство Спарты в дела Средней Греции, ее карательные походы против полисов возбудили всеобщее недовольство и послужили причиной создания антиспартанской коалиции. Лакедемоняне не спешили выполнить свое обязательство перед Персией о передаче ей малоазийских полисов, в результате отношения Спарты с этим государством значительно ухудшились, поход в Азию 10 000 греков под предводительством Клеарха не способствовал их улучшению. Персия охотно оказала денежную помощь противникам Лакедемона, начавшим в 395 г. военные действия против Спарты. Заключенный потом при посредстве царя в 387 г. мир, названный Царским или Анталкидовым (по имени главы спартанского посольства), не решил спора о первенстве, он лишь показал ослабление Лакедемона и усиление роли Персии, все возрастающую тенденцию к ее вмешательству в дела эллинов.

По мирному договору, в Греции запрещались любые союзы, кроме Пелопоннесского, всем полисам гарантировались свобода и независимость, гарантом выступал персидский царь: «Всем же прочим эллинским городам, большим и малым,— должна быть предоставлена автономия... Той из воюющих сторон, которая lie примет этий условий, я вместе с принявшими мир объявляю войну на суше и на море и воюющим с ними окажу поддержку кораблями и деньгами» (Xen. Hell., V, 1, 31. Пер. СЛурье). Привлекательная на первый взгляд формула об автономии греческих государств на практике оборачивалась юридическим закреплением раздробленности Эллады и господства в ней Спарты. Отныне карательные экспедиции могли проводиться под предлогом наказания нарушителей договора. Антиспартанская коалиция, не имея достаточно сил для борьбы против объединенного лакедемоно-персидского войска, вынуждена была согласиться с этими условиями. Анталкидов мир подписали все греческие полисы, в результате на Элладу обрушился шквал спартанских репрессий.

Подобные действия, подкрепленные формальным узаконением грабежей и насильственных политических переворотов, признание Персии, исконного врага Эллады, высшим судьей во внутригреческих делах отнюдь не увеличили симпатии полисов к Лакедемону. В адрес Спарты уже давно раздавались упреки в том, что она чинит беззакония, порабощает города, заключает с ними неравноправные договоры, особенно много претензий вызвало вмешательство во внутренние дела —учреждение декархий и насаждение олигархий. Взбунтовались даже союзники спартанцев, осыпая лакедемонян упреками, что они не получили «никакой доли ни во власти, ни в почестях, ни в военной добыче», возмущенные тем, что спартанцы распоряжаются ими как хозяева (Xen. Hell., III, 5, 12. Пер. С. Лурье). В 379 г. в Фивах при тайной

34

поддержке Афин вспыхнуло антиолигархическое восстание, в городе была установлена демократия. Он вновь стал независимым и в скором времени восстановил и опять возглавил союз беотийских полисов. Закрепляя достигнутый успех, Афины обратились к дружественным полисам с призывом войти в новый морской союз. Эта идея была охотно поддержана, и в 378 г., демонстративно нарушив условия Анталкидова мира, Афины создали Второй афинский морской союз. Резкий рывок вперед сделали Фивы. Последовавшая после антиспартанского восстания 379 г. их демократическая реорганизация способствовала тому, что и в остальных беотийских полисах произошли антиолигархические перевороты, которые способствовали консолидации сил внутри Беотийского союза. Период между 379 и 362 гг. обычно рассматривается как время его гегемонии в Греции.

Успехи Афин на море и Фив — на суше вынудили Лакедемон примириться с изменениями на политической карте Эллады и заключить со своими противниками конвенцию, в которой признавалось существование Афинского и Беотийского союзов. Правда, Лакедемон довольно быстро нарушил неблагоприятное для него соглашение с Фивами, что привело к новому военному конфликту. В битвах при Левктрах (371 г.) и Мантинее (362 г.) беотийцы нанесли спартанцам такое сокрушительное поражение, что оно привело к распаду Пелопоннесского союза и Спарта на долгое время утратила возможность претендовать на первенство в Греции. Однако цена, которой Фивы оплатили свою победу, оказалась непомерно высока. Они понесли огромные потери, а в битве при Мантинее, носившей особенно ожесточенный характер, погиб Эпаминонд, выдающийся фиванский полководец и политический деятель.

Заканчивая описанием сражения при Мантинее свой труд по истории Греции, Ксенофонт пришел к пессимистическому выводу, что это событие внесло еще большую путаницу и замешательство в дела Греции, чем было прежде (Xen. Hell., VII, 5, 27). Будущее показало, что он имел все основания для подобного заключения. Успехи фиванцев положили конец их дружбе с афинянами, поспешившими на помощь погибающей Спарте. Этим маневром Афины надеялись воспрепятствовать усилению Фив и распространению их влияния на Элладу, они достигли цели, однако их собственное положение значительно пошатнулось. Партнеры по Второму афинскому морскому союзу уже давно выражали недовольство постепенным возвращением к методам Архэ — попыткам выведения клерухий, выкачиванием денег, пренебрежением интересами других полисов, но Афины не хотели и не могли меняться. Между тем разногласия достигли такого высокого накала, что привели к открытому конфликту, разразилась так называемая Союзническая война (357—355), закончившаяся победой союзников, которые были поддержаны не только афинскими врагами в Элладе, но и малоазийскими правителями-династами,

35

а также Персией. Афины, подобно Спарте, утратили роль лидера, в Греции наступило неустойчивое равновесие.

Передышка длилась недолго. Усиление Фокиды вызвало недовольство Фив и Фессалии, и те решили воспрепятствовать росту ее влияния, действуя через Дельфийскую амфиктионию. Совет амфиктионов признал Фокиду виновной в святотатстве — распашке священной земли, принадлежащей Дельфийскому храму, от виновных потребовали освободить землю и возместить ущерб, в случае отказа храму должны были передать их собственные земли. Кроме Фокиды штраф наложили и на другие полисы. Штраф был такого размера, что выплата его грозила Фокиде полным разорением. Тогда фокидяне, заручившись поддержкой спартанцев, в 355 г. захватили Дельфы и ограбили храм Аполлона. В конфликт немедленно вмешались остальные греческие полисы, одни на стороне Фокиды, другие —Дельф. В Греции опять разразилась война, получившая на этот раз название Священной (355—346).

Явный перевес сил на стороне Фокиды и ее союзников побудил противную сторону срочно искать помощь на стороне, за пределами Эллады. Они нашли поддержку у северного соседа Греции — Македонии. Это государство и прежде неоднократно контактировало с полисами, вставая на сторону то одних, то других. Так, во время греко-персидских войн македонский царь Александр I, хотя и был вынужден пропустить персидское войско через свою территорию, старался всячески содействовать эллинам. Позднее Македония вошла в Первый афинский морской союз. Преемник Александра, царь Пердикка, в Пелопоннесской войне выступал то на афинской, то на спартанской стороне. Так что формально сотрудничество с Македонией не было явлением экстраординарным, если бы не один существенный фактор, создавший совершенно иные, чем прежде, условия для партнерства. К концу IV в. это государство, объединенное и упорядоченное одним из самых талантливых политических деятелей того времени — Филиппом II, представляло мощную боеспособную державу, соприкосновение с которой грозило более слабым союзникам и противникам явной опасностью порабощения. Филипп с готовностью вмешался в конфликт. Потерпев несколько неудач в борьбе с «осквернителями», он все же вынудил Фокиду к капитуляции. Благодарные греческие соратники исключили Фокиду из амфиктионии, предложив ее место Филиппу, который не отказался.

Активная военная и дипломатическая деятельность Македонии привела к усилению ее влияния в Греции, значение которого эллины осознали с большим опозданием. Когда против Филиппа стала образовываться коалиция греческих городов, оказалось, что ничего уже нельзя изменить. К этому времени царь покорил греческие города Халкидики, лишил афинян почти всех их владений на побережье Фракии, подчинил Фессалию и стал главой

36

Дельфийской амфиктионии. Последнее обстоятельство дало ему предлог вновь выступить в роли защитника эллинских святынь. В 338 г. амфиктиония обвинила небольшой городок Амфиссу, расположенный в Локриде, в покушении на священную землю храма. Для расправы с «нечестивцами» Филипп вторгся в Элладу и захватил проход в Беотию. Выступившее на помощь Фивам объединенное греческое войско столкнулось с армией Филиппа у небольшого беотийского городка Херонеи. В упорном и ожесточенном бою победу одержал Филипп. По образному выражению Ликурга, с телами павших в этом сражении была погребена и свобода эллинов (Lyc. I, 50).

Даже если принять во внимание, что войны не были для Эллады исключительным явлением, что вся история древней Греции наполнена военными действиями как грандиозного размера, так и мелкими столкновениями1, концентрация междоусобиц в первой половине IV в. поражает. Ж.де Ромили [Romilly, 1968) в статье о войне и мире между греческими городами выдвинула тезис, что вооруженные конфликты между греческими полисами были не только нормальной функцией, но и нормальным состоянием. Дальше она ставит вопрос: как могло существовать общество, находящееся в состоянии почти непрерывных военных столкновений? Объяснение автор статьи видит в наличии определенных законов и обычаев, регулировавших войны и державших их под контролем.

Работы исследователей, несмотря на расхождение в деталях, рисуют убедительную картину различия военных действий в V в. (до Пелопоннесской войны и во время ее) и в IV в., хотя многие законы сохраняли свой универсальный характер и в тот, и в другой период.

Как и вообще в междоусобных греческих войнах, в Пелопоннесской войне борьба шла за гегемонию, политические преимущества и экономические выгоды. Эта двойная цель будет неизменно присутствовать во всех войнах, однако для конца V — середины IV в. в данном соотношении есть один характерный нюанс: усиление экономического фактора, связанного с развитием товарно-денежных отношений. Его неоднократно подчеркивают источники.

Захват добычи — цель, присутствующая всегда, независимо от того, на какой территории происходят военные действия и какими лозунгами они сопровождаются (Xen. Hell., 1,8, 2,4; IV, 8, 30; Diod. XIII, 65, 3; 66, 3—4; XV 21, 2; Hell. Oxyr. VI, 6). Ксенофонт называет подобные действия стремлением к выгоде (κεράοî), а Исок

1 Проблеме войны в Греции посвящено большое количество книг и статей, мы ограничимся ссылками лишь на некоторые из них (Garlan, 1972; Hanson, 1983; Kiechle, 1958; Lonis, 1979; Problèmes, 1968J. Очень подробная библиография дана в книге Ньето: [Nieto, 1975].
37

рат квалифицирует как доход (.πρόσοδος, πλεονεξία), пользу (συμφέρον, ωφελεια).

Бесконечные грабежи, стремление полисов заложить основу своего благосостояния путем военной добычи способствовали зарождению и оформлению ясно выраженной в источниках тенденции к получению выгоды, дохода. Ж.де Ромили справедливо отмечает усиленный интерес определенной группы политических деятелей — Ксенофонта, Исократа, Эвбула —к вопросам экономики, а также соотнесение ими доходов государства и его благосостояния с вопросами войны и мира. На наш взгляд, французская исследовательница несколько ограничивает свое интересное наблюдение, приписывая данный интерес лишь некоторым авторам. Дебаты в литературе о целесообразности мирной или военной внешней политики с точки зрения экономической выгоды — любопытная деталь, отражающая взаимоотношение войны и экономики в IV в.

Разорение, опустошение территории, порабощение стали обычным приемом ведения войны (Xen. Hell., IV, 4, 19; 6, 4—5, 12; V, 2, 4; VI, 5, 22, 27; Hell. Oxyr. XVI, 1, 4—5). О том, насколько широко применялась спартанцами подобная практика, свидетельствует даже такой тенденциозно настроенный историк, как Ксенофонт. Случаи более корректных действий редки, это исключение, все они объясняются в источниках либо военными и политическими мотивами, либо ожиданием большого выкупа (Xen. Hell., I, 1, 20; V, 2, 39; Diod. XIII, 67, 5; Hell. Oxyr. XVI, 1).

Как отмечает И.А.Шишова [Шииюва, 1968, с. 63|, «Пелопоннесская война дает нам достаточно примеров чрезвычайно свирепых расправ с военнопленными-греками, в которых повинны как афиняне, так и спартанцы». Ксенофонт объясняет решение спартанцев казнить пленных афинян тем, что те первыми прибегли к этой жестокой мере, сбросив в пропасть экипажи коринфской и андросской триер (Hell., II, 1, 31—32). Обычно к вражескому гарнизону, находившемуся в полисе, применялось более суровое наказание, чем к жителям города (Xen. Hell., I, 6, 15).

Порабощение и убийство греков осуждалось этическими нормами. В тех случаях, когда это все-таки происходило, заметно стремление как-то оправдаться в совершенных акциях. Так, Ксенофонт утверждал, что жители Кедрий были порабощены потому, что они не истинные греки, а полуварвары (μιξοβάρβαροτ). Казнь афинян историк представляет как возмездие за то, что тс приняли решение отрубать пленным правую руку (Xen. Hell., II, 1, 31—32). Калликратид уверял, что, пока он имеет власть, никто из эллинов не будет порабощен (ανδραποδιτα) (Xen. Hell., I, 6, 15), правда, заявление такого рода не помешало ему продать пленных афинян наравне с рабами.

П.Дюкре приходит к выводу, что IV в. насчитывает значительно меньше конфликтов, отмеченных таким числом избиений, как Пелопоннесская война, по фанатизму с ней может сравнить

38

ся только III Священная война (Ducrey, 1968, с. 396). Однако, на наш взгляд, прецеденты жестокости, имевшие место в конце V в., не могли бесследно пройти для военной практики IV в. К увеличению масштабов военных действий и грабежей, ожесточению войны приводило также применение в государственных конфликтах наемных войск, широко использовавшихся и в конце V в., и в начале IV в. [Маринович, 1962; 1965; 1975). Следует отметить, что к помощи наемников прибегали довольно часто, причем такая практика была характерна не только для греческих государств, .но и для азиатских правителей (Xen. Hell., VII, 1, 46). Велика роль наемников в поддержке отдельных командиров и правителей (Xen. Hell., II, 3, 43; VI, 1, 5-7; VII, 1, 46; Diod, XV, 70,3; Plato. De Rep., 567D—E, 568D; Isocr. Euag., 29), однако внутренняя борьба в основном шла все-таки силами граждан, хотя тенденция использования наемников резко возросла и здесь.

Такой способ усиления армии свидетельствовал не только о появлении в войне новых факторов, но и об ослаблении связей граждан с полисом. Исократ, возмущенный нежеланием граждан воевать за свои интересы, обрушивается на наемников с гневной тирадой, называя их людьми, лишенными отечества (άνδρώπους τονî μεν απόλιδας), перебежчиками и вообще причастными ко всяким гнусностям (Isocr. De Расе, 44). Применение наемных войск приводило к ослаблению полисного патриотизма, который стал замещаться личными связями между командиром и воинами.

Проблемы, связанные с коалициями, т.е. их образование и взаимоотношения между партнерами, приобрели необычайную актуальность для Эллады IV в. В борьбу за гегемонию включались уже не отдельные государства, а целые союзы, такое увеличение масштабности усилило старые и породило новые противоречия2. Характерной чертой Эллады данного периода стало взаимодействие конфликтных ситуаций различных типов — межсоюзных, внутрисоюзных, внутриполисных.

Особое значение приобрел вопрос о союзниках, так как их наличие и сплоченность во многом предопределяли успех внешней политики. Единомышленников пытались удержать любой ценой — наказывали отпавших, колеблющихся привлекали на свою сторону либо мягкостью, либо угрозами и силой (Xen. Hell., I, 4, 21; II, 4, 9; V, 2,1—7; Isocr. De Расс, 100). И Афины и Спарта использовали в полемике между собой обвинения в плохом обращении с союзниками. Так, Афинам предъявлялось обвинение в угнетении дружественных полисов, а также в обидах, причиняемых мелким городам за то, что они находились в дружбе со Спартой (Xen. Hell., I, 6, 15); Афины обвинялись в высокомерии (ubris — II, 2, 10). Исократ, стремясь очернить руководителей радикальной демократии, прибегнул к такому же приему, он утвер

2 Более подробное описание этого процесса см. в нашей работе о межполисных отношениях [Исаева. 1983]. Там же дана библиография.
39

ждал, что благодаря их политике обижены союзники, афинская гегемония навязана им силой (Isocr. De Расе, 17, 29). Афиняне не остались в долгу и предъявили аналогичные обвинения Спарте: тот же Исократ сообщает, что после захвата власти спартанцы преисполнились высокомерием к союзникам, пренебрежением к клятвам и договорам, стремлением к захвату чужого (Isocr. De Расе, 96—100).

При вербовке новых союзников полисы на первых порах стремились проявить мягкость, сделать исключение из жесткой практики ведения войны (Xen. Hell., I, 6, 15; IV, 8, 1; V,4, 64—65; Diod. XIII, 67, 5). Оказывая помощь своим сторонникам и наказывая сторонников врага, Афины и Спарта активно вмешивались во внутренние дела полисов, поддерживая афинофильские или лаконофильские группирови (Xen. Hell., II, 2, 15; IV, 8, 28; V, 4, 11—12, 46—55; VI, 4, 18). Обе стороны стремились заполучить в союзники персов, помощь которых обычно выражалась в присылке денег, ради них к царю посылались бесчисленные посольства.

Характерно, что из четырех типов союзов, принятых в Греции3, для изучаемого периода наиболее часты союзы типа симмахий, основным принципом которых декларировалась автономия всех партнеров.

Отношение к союзникам становится своеобразным тестом, определяющим справедливость и несправедливость внешней политики (Isocr. Areopag, 80; De Расе, 30, 46, 85, 95—100).

Вопрос о принципах внешней политики был поставлен еще Фукидидом (Thuc. V, 85—112), он продолжал дебатироваться и в

IV в. Афины, Спарта и Фивы создали три наиболее крупных объединения в Элладе того времени. Однако ни одно из них не было долговечным. Почти всеми государствами ощущалась настоятельная необходимость в союзничестве, организации более крупной, чем полис, но у них не было настоящей основы для такого объединения, так как ему противоречил сам принцип полиса.

Декларации об автономии и равноправии союзников на практике оборачивались гегемонией более сильного полиса и подавлением более слабых. Расторжение такого союза приводило к заключению соглашения с противником первого полиса — гегемона, затем история повторялась. Ни одна из федераций даже близко не подошла к объединению всех греков. Эту задачу не смогли решить и более поздние союзы, на базе которых были созданы относительно устойчивые и продолжительные объединения.

Для рассматриваемого периода характерна быстро меняющаяся конфронтация сил в Элладе, при которой Афинам и Спарте порой приходилось уступать роль ведущих полисов. Измученные

3Амфиктионии, симмахии (союзы государств, теоретически свободных и автономных), симполитии, союзы для «всеобщего мира».
40

войнами греческие государства стремились к заключению мира в Элладе, так была создана концепция «всеобщего мира» (κοινή ειρήνη), заключенного на основе справедливости и равноправия [Гребенский, 1975; Sordi, 1985]. Однако эта популярная идея так и осталась в области теории, весьма далекой от воплощения на практике. Лозунг κοινή ειρήνη разделил участь призывов к автономии — стал использоваться в политической пропаганде, по меньшей мере одно из трех лидирующих государств сражалось под флагом защитника мира, но никто из них не стремился к «общему миру» в своей политике [Ryder, 1965, с. 87].

Представляется необходимым отметить еще один важный штрих в жизни полисов IV в. —социальную и политическую борьбу внутри городов, с которой тесно смыкались события внешней политики4. В полисах нередко сталкивались социальные противоречия с политическими, да и разброс Чисто политических воззрений был довольно велик. Иногда эти конфликты развивались обособленно, но чаще всего переплетались.

Почти в каждом полисе были приверженцы Афин и Спарты, поэтому города как бы повторяли в миниатюре Элладу, раздираемую политическими противоречиями. В свое время вооруженные перевороты произошли в Афинах, на Лесбосе, Самосе, Родосе, в Аргосе, Коринфе, Византии, Мантинее, Флиунте, Фивах, Феспиях, Фарсале, Тегее, Ахайе, Сикионе, Элиде, Элее и других государствах Греции. Борьба политических группировок сопровождалась страшным озлоблением, при котором порой накладывались друг на друга имущественные и политические конфликты. Ксенофонт описывает, как в Коринфе на небольшом пространстве погибло столько людей, что они лежали огромными кучами, как лежат кучи зерна, хвороста, камней (Hell., IV, 4, 12). Во Флиунте спартанцы, вернув изгнанников, разрешили им убить всякого, кого те найдут нужным (Xen. Hell., V, 3, 25). Порой внешние враги, пришедшие на помощь своим сторонникам, оказывались милосерднее, чем сограждане (Xen. Hell., V, 2, 6; 4). При внутренних конфликтах вопрос стоял порой уже не о победе определенных политических группировок, а о физическом уничтожении противников. Нередко для поддержки призывали внешних союзников. В случае победы «внутренних врагов» немедленно изгоняли либо убивали. Изгнанники, в свою очередь, просили помощь у союзного города, в результате возникали новые перевороты.

Война властно вторгалась во все стороны жизни общества, более активное участие в ней стали принимать неграждане. В критические для полиса моменты к военной службе привлекались даже лица, лишенные прав гражданства, и рабы (Xen. Hell., I, 6, 34; VI, 5, 28—29; Diod. XIII, 97; XV, 65). Исократ жалуется на то,

4 Обобщающие работы на эти темы принадлежат А.Фуксу и Г.-И.Герке [Fuks, 1984; Gehrke, 1985].
41

что граждане изменили свой состав (Isocr. De Расе, 88), а Ксенофонт сетует, что среди воинов увеличилось число лиц, не имеющих гражданских прав (Xen. Poroi, II, 3).

Таким образом, для данного периода характерны две противоположные тенденции — порабощение свободных греков в результате военных столкновений и дарование, по той же причине, гражданских прав лицам, ранее лишенным их.

Мораль и религия также испытали на себе влияние междоусобиц. Ранее отмечалась ожесточенная внутренняя борьба в полисах, убийство детей противников и военнопленных. Во время коринфского переворота убивали даже прильнувших к алтарю (Xen. Hell., IV, 4, 3), в Тегее бросали кирпичи в укрывшихся в храме. Евфрону удалось набрать наемников, предложив им в качестве платы деньги из разграбленной им казны общегреческого святилища в Дельфах (Xen. Hell., VII, 1, 46). Стратеги, одержавшие для Афин блестящую победу у Аргинусских островов, когда вернулись на родину, были преданы суду по обвинению в том, что не подобрали тела погибших, хотя все знали, что сразу же после боя разразилась буря. Разбор дела происходил в исключительно накаленной обстановке, стратегам-победителям грозила смертная казнь. Когда некоторые должностные лица заявили, что не могут Предлагать противозаконного голосования, было внесено предложение включить и их в число обвиняемых. Устрашенные такой угрозой, они покорились воле большинства (Xen. Hell., I, 7, 1—35).

Трагическими событиями, получившими название аргосского скитализма, прославился Аргос, в котором бедняки, вооружившись палками (skytalis), перебили около 1200 имущих граждан и поделили их имущество между собой. Этот переворот дал Исократу повод для горького замечания: «Когда враги на время прекращают причинять им бедствия, они сами начинают истреблять наиболее выдающихся и богатых из числа своих граждан и делают это с такой радостью, с какой другие не убивают своих врагов» (Isocr. Phil, 52. Пер. В.Г.Боруховича).

Не избежали общей участи и ведущие полисы. В Афинах дважды, в 411 и 404 гг,‘была свергнута демократия. Особенно тяжелые последствия имел описанный в предыдущей главе олигархический переворот 404 г, так как он совпал с поражением полиса в Пелопоннесской войне. По версии Аристотеля, олигархи погубили не менее 1500 человек, «стараясь устранить опасные элементы и желая грабить их имущество» (Arist. Ath. Pol, 35, 3. Пер. С.И.Радцига).

В 397 г. в Спарте был раскрыт и ликвидирован заговор Кина-дона, юноши, не принадлежавшего к общине «равных», т.е. не считавшегося полноправным спартиатом. Он и его сообщники опирались на зависимые категории населения Лакедемона, уже давно и жестоко страдавшие от гнета полноправных спартиатов, который с войной только усилился. Когда в этой среде, утвержда-

42

ет Ксенофонт, «заходит разговор о спартиатах, то никто не может скрыть, что он с удовольствием съел бы их живьем» (Xen. Hell., III, 3, 6. Пер. СЛурье). Узнав о заговоре, эфоры поспешили арестовать Кинадона и его сторонников. Заговорщиков подвергли пыткам и мучительной казни.

Число социально-политических переворотов было так велико, что их стали изучать и анализировать теоретики политической мысли. Аристотель посвятил пятую книгу «Политики» изучению и классификации государственных переворотов. Платон, строя модель идеального государства и давая описание государств реальных, пришел к малоутешительному выводу, что в каждом полисе теперь «заключены два враждебных между собой государства: одно —бедняков, другое — богачей: и в каждом из них опять-таки много государств» (Plato. De Rep., 423 А. Пер. А.Н.Егунова).

Реакцией на происходящие события было ослабление полисного патриотизма, нарушение традиционных связей гражданина с государством. Экономические интересы некоторых кругов населения стали выходить за узкие рамки полиса. Лисий упоминает о людях, которые держатся убеждения, что всякая страна, где они имеют средства к жизни, им отечество, о людях, готовых пожертвовать благом отечества ради личной выгоды, так как они считают своим отечеством не государство, а богатство (Lys. XXI, 6).

Рост аполитичности граждан не всегда был обусловлен их имущественным положением, во всяком случае, Исократ и Демосфен не связывают его с социальной дифференциацией, когда возмущаются равнодушием афинян к судьбе своего города. Многие из граждан, говорят они, даже не. дают себе труда принять личное участие в войне за собственные интересы, пренебрегают военными обязанностями, если не получают за них деньги.

Наемничество, расцвет которого приходится на IV в., безусловно, способствовало разрыву связей гражданина с полисом, недаром наемников называли людьми, лишенными родины. Подолгу отсутствуя в родном государстве, сражаясь за интересы чужих полисов, а иногда и иноземных правителей, они постепенно отходили от полисной системы ценностей, все больше ориентируясь на связь с соратниками и командирами, на получаемое жалованье [Lengauer, 1979].

В городах все чаще стали появляться полководцы и политические деятели, противопоставляющие себя гражданскому коллективу, опирающиеся на находящиеся в их подчинении вооруженные силы [Фролов, 19726]. В Афинах выдвинулся родственник Перикла Алкивиад. Этот выходец из знатного и богатого рода сочетал выдающиеся способности с таким же выдающимся честолюбием. В описании Плутарха он предстает противоречивой личностью, обладающей причудливым сочетанием самых различных качеств. Одаренный полководец, оказавший Афинам

43

много услуг, он пользовался там необычайной популярностью, многие полагали, что это будет им использовано для захвата единоличной власти. Когда неудачное стечение обстоятельств заставило Алкивиада покинуть Афины, он обратился к их заклятому врагу Спарте, затем изменил и Лакедемону, попытался снова поладить с Афинами и по наущению своих политических врагов был убит в Малой Азии.

Отдавая должное способностям Алкивиада, Плутарх подчеркивал две основные черты его характера — жажду первенства и победы во всем, а также беспринципность, связанную с поразительной гибкостью, «стремительностью превращений он оставлял позади даже хамелеона... Алкивиад, видел ли он вокруг добрые примеры или дурные, с одинаковой легкостью подражал и тем и другим» (Plut. Alc., XXIII, 15. Пер. С.П.Маркиша). Ему было все·равно, где первенствовать и какой ценой достичь первенства. Яркая личность Алкивиада дала, пожалуй, чуть ли не первый пример сознательного противопоставления гражданина государству из соображений честолюбия.

Второй пример —спартанский полководец Лисандр, о котором шла речь в начале главы. На протяжении долгого времени он был командующим спартанскими войсками, па заключительном, решающем этапе Пелопоннесской войны одержал блестящие победы и приобрел широкую известность не только в Лакедемоне и среди спартанских союзников, но и во многих полисах Эллады. Была воздвигнута его статуя, поэты слагали стихи, возник даже культ Лисандра. Как и в биографии Алкивиада, Плутарх отметил у Лисандра прежде всего честолюбие и жажду первенствовать. Источники свидетельствуют, что, используя свою известность и опираясь на войско, Л исандр готовил в Спарте государственный переворот. Он собирался отменить наследственную царскую власть и сделать ее выборной, думая, очевидно, о себе как о первом претенденте на престол. Конец честолюбивым планам Лисандра положила его неожиданная гибель.

Биографии Алкивиада и Лисандра дают достаточно яркие характеристики людей, претендующих на захват власти в полисах, и условий, при которых их притязания имели шансы на успех. Хотя первые попытки кончились неудачей, дальнейшие события показали закономерность подобных тенденций. Установление единоличного правления в греческих государствах приняло такие масштабы, что стало возможным говорить о возрождении тирании, получившей название младшей, в отличие от описанной ранее старшей, которая была образована в VI в. Обе они возникли в критические для полиса периоды, связанные с ломкой установившихся норм и обычаев, с необходимостью обращаться к политическим формам, адекватным экстремальным ситуациям [Фролов, 1972а, б; 1978; 1983а). Многие полисы IV в. прошли через тиранию в моменты повышенной военной опасности извне,

44

сильных социальных потрясений, трудностей усиленного экономического и политического развития.

Уже отмечалось, что военное поражение в Пелопоннесской войне привело к установлению в Афинах тирании Тридцати, оставившей о себе самые тяжелые воспоминания, полис был буквально терроризирован. Аристотель утверждает, что тираны «убивали всех, кто только выдавался по состоянию или по происхождению или пользовался уважением» (Arist. Ath. Pol., 35, 3. Пер. С.И.Радцига).

Несколько тиранов сменили друг друга в Фессалии, наиболее известным из них по праву считается Ясон. Он правил, опираясь на сподвижников и шеститысячное наемное войско, которое было предметом его неусыпных забот. Ясон мечтал даже об установлении господства над Элладой и о предводительстве в общегреческом походе в Азию. Под власть тиранов Филомела и Ономарха попала Фокида. В результате политических разногласий между демократией и олигархией в Сикионе стал тираном Евфрон, объявивший себя защитников и вождем народа. В роли сторонника демократии Евфрон пребывал до тех пор, пока не создал послушного себе наемного войска, деньги для этого он получил от продажи конфискованного у олигархов и сторонников Спарты имущества. Как только тиран приобрел мощную военную опору, он сразу же разочаровался в демократическом строе и разогнал народное собрание, распустил демократические органы правления. В Коринфе, соседе Сикиона, аристократ Тимофант попытался обратить себе на пользу противоречия между знатью и демосом, объявив себя другом народа.

Пример тирании, возникшей в результате внешней опасности, дала периферия греческого мира,—Сицилия, над которой висела постоянная военная угроза со ртороны Карфагена. В 406 г. карфагеняне активизировались и разгромили союзный Сиракузам город Акрагант, второй по величине полис Сицилии. В Сиракузах началась паника, ею воспользовался молодой полководец Дионисий (в то время ему было 25 лет), соратник Гермократа. Он сумел добиться доверия народа, и по его инициативе были смещены старые стратеги и выбраны новые, в их числе и сам Дионисий. С помощью интриг Дионисий добился затем назначения себя стратегом с чрезвычайными полномочиями, стратегом-автократом.

Он провел частичный передел собственности. После подавления направленного против него восстания он конфисковал имущество мятежников и часть его подарил друзьям, часть разделил между командирами наемных отрядов, часть отдал рядовым наемникам и гражданам. При Дионисии в Сиракузах появились неополиты, новые граждане. Ими стали рабы погибших участников заговора, получившие свободу и гражданские права.

Конфликтные ситуации, возникавшие в Элладе, усиливались благодаря вмешательству в греческие дела соседних варварских

45

государств. Персия, например, поддерживала борьбу полисов за гегемонию, оказывая помощь то Афинам, то Спарте (Xen. Hell., I, 1, 14; II, 1, 10—14; IV, 1, 32; 2, 11; 8, 1; V, 28-31; Isocr. Phil, 42). В свою очередь, эллины стали вмешиваться во внутренние дела персидских царей, совершать военные походы на азиатскую территорию — походы Кпеарха и Агесилая.

Писатели IV в. охотно использовали Персию как средство для очернения политических противников. Проспартански настроенный Ксенофонт утверждал, что царь подкупил Фивы, Коринф и Аргос для борьбы с лакедемонянами (Hell., II, 5, 12). Погром (σφαγή) в Коринфе он тоже приписывает врагам Спарты, подкупленным персидским золотом (Xen. Hell. IV, 4, 2), умалчивая в данном случае о том, что тем же золотом пользовалась и Спарта. Зато мимо этих фактов не прошел Исократ, напомнивший, что Лакедемон вел войну на средства персов (Isocr. De Расе, 97).

Таким образом, мы наблюдаем двойственное отношению греков к персам. На практике враждующие стороны чрезвычайно охотно прибегают к персидской помощи (Ксенофонт подробно рассказывает об унижениях, которые приходится терпеть греческим послам, о затягивании выплаты обещанных средств, о выплате суммы, значительно меньше оговоренной и т.п.). Благодаря такой политике за Персией признается право диктовать порой свою волю Элладе, а авторитет царя служит веским подкреплением тех или иных положений.

В области психологии преобладало презрительное отношение к варварам и убежденность в моральном превосходстве греков. Представление о возможности легкой победы над персами кроме всего прочего было связано с тем, что персидский царь оказывал поддержку не воинами, а деньгами. Благодаря денежной помощи Персии развивалось и укреплялось мнение о несметных богатствах Азии (оно было высмеяно еще Аристофаном в «Ахарнянах») (Aristoph. Acharn, 60—62). Мысль о необходимости извлечения доходов из Персии, о примирении воюющих полисов для похода в Азию буквально «носилась в воздухе».

В сфере экономики источники дают совсем немного материала, здесь мало прямых данных, чаще всего приходится прибегать к косвенным свидетельствам. Такая ситуация обусловила расхождение во взглядах ученых на многие кардинальные вопросы и не дает возможности реконструировать относительно цельную картину [Андреев, 1983; Глускина, 1975; Глускина, 1983; Казакевич, 1958; Brun, 1983; Finley, 1952; Hanson, 1983].

Несмотря на ущерб, причиненный войнами сельскому хозяйству, земледелие оставалось широко распространенным и достойным гражданина занятием. Правда, в источниках появились сведения об обеднении крестьянства, участились случаи продажи и заклада земли. На этом основании в исследовательской литературе была выдвинута гипотеза, что Пелопоннесская война стала для земледелия важным рубежом, что произошел «аграрный пе-

46

реворот», выразившийся в массовом разорении крестьянства и концентрации земли в руках немногих богачей.

В последнее время такая точка зрения все чаще подвергается критике. Ее противники, опираясь в основном на новые археологические открытия, давшие массовый эпиграфический материал, приходят к выводу, что земельная собственность в то время распределялась равномерно и нет никаких оснований говорить об обезземеливании сельского населения в широком масштабе. Хотя трудно определить интенсивность и размах операций по купле-продаже земли в IV в. и соотнести их с V в., они скорее всего не были таких размеров, чтобы привести к существенным изменениям в экономике полиса и повлиять на cfo традиционную структуру.

Точно так же и усиливающаяся в ремесленном производстве концентрация мастерских не означала изменения способа производства. Доходы, получаемые их владельцами, очень редко шли на расширение производства, они либо накапливались, либо шли на ростовщические операции.

Более широкое, чем в V в, распространение получили кредитно-денежные операции. Благодаря возрастанию обмена и усилению роли денег, значительное место в экономике заняла фигура трапезита (Dem. XXXIII, 6; XXXIV, 51; XXXV, 1; XXXVI, 3 и сл.; XXXVII). Трапезиты выступали одновременно как хранители вкладов, посредники при платежах, заимодавцы, пуская в оборот как собственные средства, так и деньги вкладчиков. Они проявляли большую активности и, несомненно, способствовали оживлению товарооборота. Вместе с тем примитивность их денежных операций, отсутствие разработанных юридических категорий, ограниченность деятельности лишь какой-нибудь определенной областью Греции не позволяют считать, что этот институт был способен удовлетворить растущие денежные и экономические потребности общества. Скорее здесь можно говорить о несоответствии темпов развития процесса формам, в которых он выражался.

В Афинах IV в. в центре внимания стояла хлебная торговля и связанные с ней проблемы. В тяжелые для полиса моменты особенно процветала хлебная спекуляция. В судах шли связанные с ней бесчисленные процессы. До нашего времени дошла одна из речей оратора Лисия, направленная против хлебных торговцев, нарушавших законы. Обращаясь к согражданам, Лисий восклицает: «Когда вы всего более нуждаетесь в хлебе, они вырывают его у вас изо рта и не хотят продавать, чтобы мы не разговаривали о цене, а были бы рады купить у них хлеб по какой ни есть цене. Таким образом и во время мира они держат нас в осадном положении» (Lys. XXII, 15. Пер. С.И.Соболевского).

Трапезиты, афинские «банкиры», у которых находились деньги и ценности не только мелких торговцев, но и богачей, способствовали концентрации денежного капитала, укреплению межполисных торговых связей. Усиленно развивались также товарно

47

денежные отношения, в экономике увеличился удельный вес торгово-ремесленных слоев, возросло значение метеков и отпущенников.

О дальнейшем развитии товарных отношений в IV в. свидетельствует интенсивный экономический и политический рост греческих городов в Сицилии, Южной Италии, упрочение их позиций, расширение рынков сбыта, увеличение торговли. Тем не менее военные действия накладывали свой отпечаток на экономику, на благосостоянии полисов не могли не сказаться частые случаи разорения и опустошения.

Экономика Афин в этом плане не очень типична, так как город получал привозной хлеб, но и в Афинах постоянно встречаются жалобы на обеднение. Даже отбросив характерные для источников преувеличения, следует отмстить, что число бедняков и людей без определенных занятий возросло по сравнению с периодом Пентекоптаэтии. Исократ сообщает о тяжелом положении Афин, Спарты, Аргоса и Фив (De Расе, 20, 92; Phil., 47—55). Ксенофонт пишет о войне, мятежах и голоде на Фасосе, разорении Коринфа (Hell., I, 4, 9; IV, 4, 1). В речах Исократа неоднократно встречаются ссылки на несчастья, причиненные войной всей Элладе.

Сам способ ведения войны требовал значительных расходов. Л.П.Маринович, исследуя применение наемников в Пелопоннесской войне, доказала, что если раньше война рассматривалась в основном как источник военной добычи, то теперь для ее ведения надо было обладать определенной финансовой мощью [Маринович, 1968]. П.Видал-Наке подчеркивает, что па военные действия стали затрачиваться‘большие деньги [Vidal-Naquet, 1968, с. 173].

Для ведения войны и оплаты наемников государства должны непрерывно изыскивать средства: источники получения денег у них самые разнообразные. Афины, например, прибегали к казне союзников; и Спарта и Афины широко использовали персидские субсидии, другой источник —захват добычи и взимание дани. Часто в желании получить средства для ведения войны государства и отдельные личности не останавливались ни перед чем (Xen. Hell., II, 4, 43; VII, 41; Diod. XV, 70, 3; XVI, 24).

Урон, наносимый экономике полиса содержанием наемников и затратами на военные действия, породил определенную тенденцию к стабилизации положения в государстве за счет тех же войн. Спартанец Телевтий сказал, что благодаря победе над врагом можно добыть и пропитание и славу (Xen. Hell., V, 1, 17), а Ясон надеялся получать средства, воюя с народами материка (Xen. Hell., VI, 1, 12). Исократ строил будущее Греции на войне с Азией, надеясь, что захваченные земли и добыча укрепят экономику и прекратят социальные и политические распри.

Но это была лишь одна из тенденций, существовала и другая, обусловленная вредным влиянием военных действий на доходы государства. При описании ущерба, нанесенного врагами, мы

48

встречаем упоминания о вырубленных деревьях и сожженных домах, опустошенных жилищах (Xen. Hell., I, 22—27; VI, 2, 6; Diod. XV, 64, 6).

Потеря одного урожая могла быть восстановлена, но потеря двух уже гибельно отзывалась на экономике небольших полисов. Особенно тяжело приходилось городам, в которых не были достаточно хорошо развиты ремесло и торговля. При этом наиболее разрушительными считались следующие действия — марш войск через поле, разрушение сельскохозяйственных построек и захват рабов и, наконец, самое серьезное —разрушение винных погребов и вырубка фруктовых деревьев, на которые затрачивался труд поколений.

Порой военные действия угрожали прервать приток продовольствия или нарушить одну из статей дохода. Так, отчаянная борьба Афин за Византий во время Пелопоннесской войны объяснялась двумя причинами — желанием обеспечить бесперебойную доставку хлеба и нежеланием отказаться от дохода, получаемого с пошлин.

Приведенные факты лишь в самых общих чертах передают ту тревожную атмосферу, которая царила в Греции. Она не могла не оказать влияние на жизнь и психологию греков, на их философию, политические и социальные концепции, на способы решения конфликтов. Исократ здесь не был исключением.

Подготовлено по изданию:

Исаева В.И.
Античная Греция в зеркале риторики: Исократ. — М.: Наука. Издательская фирма «Восточная литература». 1994. — 255 с.: ил.
ISBN 5-02-017391-6
© В. И. Исаева, 1994



Rambler's Top100