Наша группа ВКОНТАКТЕ - Наш твиттер Follow antikoved on Twitter
39

VI

Сношения северного Причерноморья со странами юго-востока в VII — VI веках

Обратимся теперь к археологическому материалу и постараемся проследить по нему, как развились внешние связи и сношения племен северного Причерноморья в VII в. до х. э.

40

При этом мы так же, как и в отношении более ранних периодов, рассмотрим отдельно находки, свидетельствующие о связях с юго-востоком, с Кавказом и расположенными южнее его странами, и с юго-западом, откуда именно в VII в. впервые в рассматриваемую область проникают наиболее ранние греческие изделия.

Ограничивая свой обзор только достоверными находками, мы тем не менее сможем получить достаточно яркую картину. Эта картина становится особенно убедительной и интересной благодаря достигнутому в последнее время уточнению датировок как некоторых местных археологических комплексов, главным образом (целого ряда скифских курганов, так и многих импортных предметов и групп предметов греческого происхождения. Не останавливаясь подробно на этом вопросе, отметим, что, например, по сравнению с датировками, дававшимися 30—20 лет тому назад и, в частности, приводимыми в .трудах М. И. Ростовцева и Б. В. Фармаковского, в общем произошла некоторая передвижка курганных комплексов и греческих импортных изделий в противоположных направлениях. Так, например, важнейшая группа находок из Келермесских курганов, относившаяся Ростовцевым скорее всего ко второй половине VI в. 1 сейчас после работ Шефольда, 2 Рабиновича 3 и др., может быть датирована временем не позже второй четверти того же века, т. е. по крайней мере на 25 лет ранее. К более раннему времени сейчас можно относить и ряд других комплексов, датированных Ростовцевым слишком поздно; о некоторых подобных случаях придется упомянуть ниже.

Напротив, целый ряд предметов греческого происхождения, главным образом ионийских расписных ваз, ранее датировавшихся VII в., сейчас, в результате более подробной разработку истории греческой архаической керамики, относится к VI в. 4

1 М. И. Ростовцев, Скифия и Боспор, 1925, стр. 312; Rostowzew, Skythien und der Bosporus, 1931, стр. 279.
2 Schefold, Der skythische Tierstil in Südrussland, ESA. XII, 1939». стр. 9—13.
3 Неизданный доклад на юбилейной сессии Эрмитажа, июнь 1940 г.
4 См. ниже.
41

Значение этих изменений в датировках ряда памятников для нашей темы очень велико, так как благодаря им весь ход развития внешних связей Причерноморья становится более ясным. К этому вопросу нам еще придется вернуться.

Как мы сейчас видели, причерноморские кочевники пришли в непосредственное соприкосновение со странами Древнего Востока, с Урарту, Ассирией, Мидией и их соседями, во время бурных событий VII в. Естественно следует ожидать, что это соприкосновение не ограничилось одним участием киммерийских и скифских племен в погроме Передней Азии, а что оно отразилось и на родине этих кочевников, с которой хотя бы у части из них должна была сохраниться некоторая связь. Связь эта нами может быть установлена наиболее бесспорным образом, если удастся обнаружить импорт южных, переднеазиатских изделий в степи северного Причерноморья.

Мы показали выше, что в течение первых столетий последнего тысячелетия до х. э. в северное Причерноморье с юго-востока проникали предметы, изготовленные на Северном Кавказе и в Западной Грузии. Ни в одном случае мы не встретили предметов южно-закавказского или еще более южного происхождения и только в одном сомнительном случае мы имели предмет, происходящий из центральной Анатолии или с северного побережья Малой Азии (плоский топор из Керчи).

Совершенно иную картину мы видим в VII—VI вв. до х. э.

Теперь в причерноморские степи проникают изделия не только из южного Закавказья, но и из Урарту, из Ассирии и из других стран, не говоря уже о продолжающемся ввозе из области кобанской культуры и из Прикубанья.

Не будем подробно останавливаться на этом последнем очаге местного культурного развития, расположенном на границе степи и предгорий западного Кавказа. Этот очаг, игравший еще со II тысячелетия постепенно возраставшую роль в снабжении северных, причерноморских и приазовских степей металлом, становится с VII в. до х. э. одним из основных средоточий «скифской» культуры, причем для раннего периода VII — VI в. именно здесь мы видим наиболее пышный и богатый расцвет этой культуры. До сих пор остается совершенно нераз-

42

работанным вопрос о конкретных взаимоотношениях различных групп или областей скифской культуры между собой и прежде всего групп кубанской и днепровской. Впредь до детальной монографической разработки этой проблемы, я продолжаю считать, что «кубанская группа» скифской культуры сложилась и развилась на местной основе, что в инвентаре ее курганных погребений ведущими и основными являются прежде всего бронзовые изделия местного, а не «иранского», как полагал Ростовцев, 1 происхождения. Вместе с тем я склонен считать, что весьма значительная часть металлических изделий более северных групп скифской культуры происходит именно отсюда, из Прикубанья.2 В некоторых случаях, в применении к некоторым типам наверший, удил, псалий и т. п., об этом можно говорить уверенно, но в целом такое утверждение еще требует доказательства.

Как бы то ни было, несомненно одно — что в пределах степной полосы в VII—VI вв. продолжали развиваться межплеменные сношения и что в их ряду сношения Приднепровья с юго-восточной частью степей, прежде всего с Прикубаньем, унаследованные от прошлого, стояли на одном из первых мест.

Для нас сейчас большее значение имеют указания на сношения в полном смысле внешние, выводящие за пределы предкавказских степей, в горные страны Кавказа и еще далее. Показатели таких сношений нам уже известны сейчас в достаточном числе.

Прежде всего нужно сказать о предметах, попавших в Причерноморье из области центрального Кавказа и из Западной Грузии, где в VII—VI вв. до х. э. местная культура непосредственно примыкает в своем развитии к предшествующему «кобанскому» этапу. Отсюда, с южного склона Кавказа, из области лечхумских и рачинских месторождений меди, происходят

1 М. И. Ростовцев, Скифия и Боспор, Л., 1925, стр. 337; Rostowzew, Skythien und der Bosporus, 1931, стр. 300.
2 А. А. Иeссeн, К вопросу о древнейшей металлургии меди на Кавказе, ИГАИМК, вып. 120, М. — Л., 1935, стр. 185—186 и 165. Ср: Ростовцев, указ. соч., стр. 335; Rostowzew, указ. соч., стр. 299.
43

те клепанные из бронзового листа ситулы и кружки, снабженные литыми бронзовыми ручками со звериными головками, которые считались ранее гальштатскими, 1 но сейчас бесспорно должны быть отнесены к западному Закавказью. 2

Область основного распространения этих сосудов сейчас намечается вполне отчетливо. Это прежде всего Лечхум, затем на северном склоне Кавказа — Кабан, Верхняя Рутха, 4 сел. Нижний Баксан в Баксанеком ущелье5 и в районе Майкопа Келермесский курган № 1, исследованный Н. И. Веселовским в 1904 г. 6 В то же время на юге, в пределах урартского государства, они встречены в Игдырском могильнике VIII—VII вв., 7 а на северо-западе они проникают вплоть до Киевщины, где мы знаем 2 экземпляра из Жаботина и с речки Серебрянки (особый вариант), опубликованные Макаренком и Магурой, а также 1 экземпляр из Таганчи (6. Киевский у.), изданный В. Зоммерфельд.

Наряду с этими ситулами, проникающими в степи, очевидно, по проторенному уже в предшествующее время пути, мы впервые встречаем импорт из области южно-закавказского очага позднебронзовой культуры, занимающего северную часть Армении, юго-восточную Грузию и западный Азербайджан.

К предметам такого происхождения относятся известный

1 М, Makarenko, La civilisation des Scythes et Hallstatt, ESA, V, 1930, стр. 24 — 39, рис. 1—2 и 13—17; С. Магура. Дві мідяні посудини з Черкащини, Хроника Археологиі та Мистецтва, І, Киев, 1930, стр. 53—55 и табл. IV; W. Sommerfeld, Naczynie miedziane halsztackie z Ukrainy, Swiatowit, XVII, 1938, стр. 308, рис. 1.
2 Б. Б. Пиотровский, Урарту, Л., 1939, стр. 55. рис. 38.
3 Ряд сосудов в музее Грузии и в Кутаисском музее. См. прим. 7.
4 МАК VIII, стр. 241, рис. 196.
5 Мои сборы в 1933 г (собрание Нальчикского музея); см. ИГАИМК, вып. 110, 1935, стр. 225, рис. 129,14 (неясное воспроизведение).
6 Собрание Гос. Эрмитажа.
7 Музей Грузии См: Б. Б. Пиотровский, указ. соч., стр. 55; Б. А. Куфтин, Урартский „колумбарий“ у подошвы Арарата..., Вестник Гос. Музея Грузии, т. ХІІІ-В, 1943, стр. 26—27, а также стр. 33—35. табл. III, 6 и XII; Б. Б. Пиотровский, История и культура У рарту, Ереван, 1944, стр. 320—323.
44

гравированный бронзовый пояс из Подгорцев под Киевом 1 и клад из 42 бронзовых фаларов или умвонов от щитов, найденный также на Киевщине в Черняхове. 2 Обе эти находки с достаточной степенью точности можно относить к VII в. до х. э. (или к концу VIII в.). С еще более далекого юга, из пределов Урартского государства, происходит ряд находок, которые следует датировать уже началом VI в. до х. э. Сюда, несомненно, следует отнести четыре серебряные ножки от какого-то неизвестного предмета, найденные в так называемом Мельгуновском кургане на Херсонщине. 3 Возможно, что из пределов Урарту происходят и две золотые инкрустированные ручки кресла или трона, украшенные головками львов и баранов, 4 найденные в Келермесских курганах Д. Г. Шульцем зимой 1903/04 г.

К сожалению, мы до сих пор не умеем еще различать произведения торевтики и ювелирного дела рассматриваемого времени ни в смысле точной их хронологии, ни тем более по принадлежности к определенным производственным центрам. Нужно сказать, что разграничения между изделиями ионийскими, урартскими, ассирийскими, вавилонскими, финикийскими, ахеменидскими в большинстве случаев далеко недостаточно разработаны и выяснены. А если учесть, что несомненно существовавшее развитое ювелирное производство Лидии и ряда других областей Малой Азии, поздне-хеттской северной Сирии, Кипра а с другой стороны — Мидии и прилегающих стран, нам неизвестно совершенно, то станет ясным, в какой степени мы еще вынуждены ограничиваться поверхностными сопоставлениями и интуитивными определениями.

1 МАК, VIII, табл. 13-bis; ESA, II, стр, 159, рис. 93: I; А. А. Иессен указ. соч., стр. 165, прим. 6.
2 К. Мельник, Каталог коллекции древностей А. Н. Поль, вып. 1, Киев, 1893, стр. 42, табл. VI. № 74; Иессен, указ. соч., стр. 166, рис* 28, 1 (в подписи ошибочно: 28. 2.).
3 Е М. Придик, Мельгуновский клад, МАР, вып. 31, 1911, табл. I, внизу; Minns, указ. соч., стр. 172, рис. 69; Б. Б. Пиотровский. Урарту, Л., 1939, рис. 37.
4 Сборник „25 Jahre Romisch-germanische ^Commission", Berlin; 1930, табл. VII.
45

В то же время значительная часть находок, относящихся к нашей теме и обнаруженных в пределах северного Причерноморья и в Предкавказье, до сих пор остается неизданной и неизученной. Прежде всего это последнее замечание относится к важнейшему комплексу, имеющему огромное опорное значение для всего изучения ранних этапов скифской культуры — предметам из Келермесских курганов, не получивших с 1903— 1904 гг. сколько-нибудь полного освещения в печати.

Поэтому сейчас можно только очень условно и предположительно говорить о происхождении целого ряда изделий, несомненно проникших в степи с юга, из Передней Азии.

На первом месте здесь следует назвать группу предметов, сочетающих декоративные элементы переднеазиатские, в частности скорее всего ассирийские и урартские, с элементами «скифского» художественного стиля или со «скифскими» формами самих предметов. Наиболее яркими представителями этой группы являются золотые обивки ножен мечей из Келермеса 1 и из Мельгуновского кургана2 и обивка рукояти боевой секиры из Келермеса.3 Предметы эти, найденные в погребениях 2-й четверти VI в., несомненно изготовлены не в Причерноморье, а где-то на юге, скорее всего где-нибудь в пределах Урарту или недалеко от его границ, в мастерской, сложившейся на основе старой древневосточной традиции, но воспринявшей и новые потребности и вкусы кочевников-степняков. Такое происхождение этих вещей в свое время предполагал еще Б. А. Тураев; 4 оно подтверждается при сопоставлении их с бронзовыми

1 Rostovtzeff, Iranians and Greeks, 1922, табл. VIII, 2; Reallexikon der Vorgfeschichte, VI, табл. 82-B (Ebert).
2 E. М. Придик, указ. соч., табл. I, III, IV, стр. 4—-5, рис. 1—4; Minns указ. соч., стр. 171—172, рис. 65—68.
3 Rostovtzeff, указ. соч., табл. VIII, 1; Еbеrt, указ. соч., табл. 82-А.
4 Б. А. Тураев, История Древнего Востока, ч. II, СПб., 1914, стр. 52; то же, Л., 19^5, стр. 37; ср.: М. И. Ростовцев, Скифия и Боспор, Л., 1925, стр. 340—341; Rostowzew, Skythien und der Bosporus 1931. стр. 303—304. Неприемлема точка зрения Н. Schmidt, Prahistorische Zeitschrift, 18, 1927, стр. 88—89.
46

поясами из с. Заким б. Карсской области (ныне в Турции), 1 и из ряда новых находок в Армении2 и в Иране. 3 Близка к обивкам мечей и большая золотая чаша из Келермеса, 4 украшенная рядом бегущих дроф и двумя рядами зверей, стилистически отчасти близких со «скифскими» звериными сюжетами на обивках, но несколько менее условных, отчасти же напоминающих более всего некоторые ассирийские рельефы VII в., например из Куюнджика. С другой стороны, полное тожество золота этой чаши с металлом всех упомянутых выше золотых предметов из Келермеса заставляет считать, что и эта чаша изготовлена там же, где и остальной золотой инвентарь этой группы курганов; это вновь приводит нас к территории Урарту.

Возможно, что к Урарту, и уж во всяком случае к какому-то из южных переднеазиатских центров производства, следует отнести серебряный сосудик из Майкопского отдела, найденный в 1907 г., украшенный рядом изображений сфинксов и пальметочным фризом и снабженный подставкой (или крышкой?) с рядом птиц.5 Найденные вместе с ним мелкие украшения (Вост. серебро, табл. CXIX, рис. 42—46), которые Ростовцев склонен был считать привозными из Ирана, 6 отчасти напоминают келермесские находки (рис. 42), отчасти же более поздние ахеменидские вещи (рис. 46).

1 ОАК, 1904, стр. 131, рис. 239; Б. Б. Пиотровский, указ. соч.,. рис. 58.
2 Б. Б. Пиотровский, История и культура Урарту, Ереван, 1944, стр. 315—318.
3 Б. А. Куфтин, указ. соч., табл. XI (сел. Гушчи на оз. Урмия).
4 Восточное серебро, СПб., 1909, табл. CXI; ср.: Ростовцев, Скифия и Боспор, стр. 341; Rostowzew, Skythien und der Bosporus, стр. 304; Ebert, указ. соч., табл. 81, -в.
5 Восточное серебро, табл. CXIX, № 203; Pharmakowski, Arch. Anz., XXIV, 1909, стр. 151; Е. Herzfeld, Khattische und Chaldische Bronzen, Janus, I, Wien, 1921, стр. 153 и 155; Ростовцев, указ. соч.,. стр. 319 (ср. Skythien u. d. Bosporus, стр. 285), относит эту находку к Финикии или Кипру, или к одному из других центров синкретического восточного прикладного искусства, датируя ее не позже V в., но возможно и значительно раньше.
6 Там же.
47

К числу находок ассирийского происхождения, проникших на далекий север в степи Причерноморья, нужно прежде всего отнести найденную в кургане близ Смелы ассирийскую печать-цилиндр из халцедона с изображением коня и солнца в образе парящей птицы. 1 Курган, в котором она была найдена (№ XIX), содержал разграбленное погребение; инвентарь его — железные ножи (один в костяной ручке), железные наконечники копий, медные наконечники стрел и несколько других мелких предметов — не противоречит отнесению погребения к VI в.

Не исключено, что к предметам ассирийского происхождения можно будет отнести и некоторые другие находки на нашем юге; так, например, резная из кости головка льва из кургана в районе Шполы, изданная А. А. Бобринским, 2 которую Миннз считал ионийской,3 имеет наиболее близкие параллели именно в ассирийском искусстве. 4

К предметам месопотамского происхождения следует отнести также и серебряную головку быка, найденную в курганном погребении в слободе Криворожье на р. Калитва в 1869 г.5

Криворожская находка, заключавшая еще большой золотой «обруч» с двумя знаками на внутренней стороне6 и горло ионийского сосуда в виде головы барана, недавно рассмотрена была Т. Н. Книпович. 7 Ею приводится мнение Н. Д. Флиттнер о вавилонском происхождении человека быка, причем аналогии к ней относятся к VII и к началу VI вв. до х. э., но не

1 А. Бобринский, Курганы и случайные находки близ Смелы, I 1887, стр. 77; Minns, указ. соч., 1913, стр. 193, рис. 85; S. Przeworskn Znalezisko Kruchowickie, Swiatowit, XIII, 1929, стр. 54. рис. 16.
2 А. Бобринской, указ. соч., т. II, СПб,, 1894, титульный лист и стр 181; находилась в собрании А. А. Абазы.
3 Minns, указ. соч., стр. 177, 193 (рис. 85), 263, 266; Ср. сборник „25 Jahre Гош. — germ. Kommission“, Berlin, 1930, стр. 53, 54, табл. VII, 2—3.
4 Ср. напр. British Museum, A Guide to the Babylonian and Assyria Antiquities, L., 1923, стр. 188.
5 Я. И. Смирнов, Восточное серебро, СПб., 1909, табл V, 16.
6 Там же, табл. VI, рис. 1.
7 Т. Н. Книпович, К вопросу о торговых сношениях грекоз с областью р. Танаиса в VII—V вв. до н. э., сборник „Из истории Боспора“ ИГАИМК, вып. 104, М.-А., 1934, стр. 97—102.
48

позже приблизительно 570 г. 1 Происхождение золотого «обруча» пока остается невыясненным, так как аналогичных предметов мы до сих пор не знаем. Тем не менее можно не сомневаться в том, что он также является вещью привозной, притом скорее всего тоже с юго-востока, из Передней Азии. Вопроса о происхождении ионийского глиняного сосуда мы коснемся еще ниже.

Наконец, можно еще указать на крайне интересную находку, сделанную Нестеровым в 1895 г. в станице Крымской во время раскопок кургана. Здесь были найдены золотые украшения — в том числе пара ушных подвесок с инкрустацией бирюзой и сердоликом, четыре золотых розетки с привесками из бирюзовых и сердоликовых бус и золотой штампованный венчик. Вещи эти, несомненно, относятся к переднеазиатским производственным центрам, скорее всего сирийско-финикийским, уже VI в. до X. э. 2 или к переднеазиатской κοινή, так же ахаменидского времени.

Таким образом, подытоживая все сказанное, мы можем констатировать, что в VII и в начале VI вв. связи с юго-востоком, с переднеазиатским миром, начиная с Закавказья и Урарту и вплоть до более далеких южных стран, таких, как Вавилония и Финикия, в археологическом материале степей прослеживаются очень отчетливо.

Характерными особенностями этих сношений и связей, насколько мы их можем сейчас обозреть, являются следующие.

1) Ввоз изделий юго-восточного происхождения в степях представлен исключительно предметами роскоши — художественными изделиями и частями парадного вооружения (например фалары Черняховского клада).

1 T. H. Книпович, К вопросу о торговых сношениях грекоз с областью р. Танаиса в VII — V вз. до н. э., стр. 101; Я. И. Смирновым головка s 1909 г. была издана как ахеменидская, что не вяжется с установленной теперь датой всего погребения — не позже начала VI в.
2 ОАК, 1895, стр. 65, рис. 160—162; находки эти Ростозцезым, на основании якобы позднего характера двух бляшек, рис. 162, отнесены к Сарматскому периоду: Скифия и Боспор. 1925, стр. 588; Skythien und der Bosporus, 1931, стр. 583.
49

2) Предметы переднеазиатского происхождения, ранее достигавшие только горных областей Кавказа, в VII—VI вв. до х. э. в степях концентрируются прежде всего в Прикубанье и оттуда уже проникают дальше на север и северо-запад вплоть до правобережья Днепра, вместе с продолжающимся и в это время потоком местных прикубанских изделий, текущим в северные степные районы.

3) Пути, по которым переднеазиатские изделия попадали в Прикубанье, а также из Прикубанья дальше на север, в основном, повидимому, были сухопутными. Нет сомнения, что в дальнейшем, по мере роста археологических исследований в Закавказье, мы сможем более отчетливо разобраться в этом вопросе. Вероятно, эти пути в значительной мере совпадали с путями передвижения военных отрядов кочевников, совершавших походы в Переднюю Азию, а также и внутри степных областей.

4) Использовались ли в VII и в начале VI века морские пути по восточному берегу Черного моря, мы пока не знаем. В пользу возможности их использования можно было бы привести только последнюю из упоминавшихся находок — у станицы Крымской, расположенной недалеко от удобной Новороссийской бухты и от Анапы, где несколько позже возникли греческие поселения. В нашем распоряжении нет также данных, которые подтвердили бы использование в VII веке смешанного сухопутно-морского пути через Тамань и Крым в низовья Днепра, который мы предположили для более раннего времени.

Таково фактическое состояние юго-восточных связей и сношений населения степей в VII и в начале VI вв. до х. э. По сравнению с предшествующим периодом мы видим резкое усиление этих сношений и, в то же время, качественное изменение в их характере. Объяснение этим явлениям может быть найдено только в охарактеризованных выше переменах в жизни и хозяйстве самих степных племен, а именно, во-первых, в образовании нового социального слоя племенной знати, предъявляющей постоянный спрос на предметы роскоши, и, во-вторых, в непосредственном соприкосновении северных кочевников-степняков со странами Передней Азии во время походов VII в. Пока трудно сказать, в какой мере перечисленные выше на-

50

ходки восточных изделий проникли в степи в качестве прямой военной добычи; однако наличие сношений с Кавказом в более раннее время и смешанный стиль целого ряда из числа приведенных памятников, явно изготовленных специально для удовлетворения спроса кочевнической знати (находки из Келермесских и Мельгуновского курганов), заставляют основную роль в рассматриваемых сношениях приписывать торговле мирного порядка. Через чьи руки эти южные изделия проходили по пути на север, нам пока остается неясным. Скорее всего они распространялись отчасти, как и раньше, путями соседского межплеменного обмена, отчасти же доставлялись на север представителями скифской знати, побывавшими в южных странах. Во всяком случае у нас пока нет никаких данных, которые позволили бы считать, что в северные степи проникали торговцы непосредственно с Древнего Востока, в частности из Вавилона, как это склонна была допустить Т. Н. Книпович. 1

1 Книпович, указ соч., стр. 102, прим. 2.

Подготовлено по изданию:

Иессен А.А.
Греческая колонизация Северного Причерноморья: ее предпосылки и особенности, Л., 1947. - 90 с., 4 карт.



Rambler's Top100