Наша группа ВКОНТАКТЕ - Наш твиттер Follow antikoved on Twitter

 

 
139

 

ГЛАВА 6. ИСТОРИОГРАФИЯ АНТИЧНОСТИ КОНЦА XIX — НАЧАЛА XX В. (1890 — 1917). НАЧАЛО КРИЗИСА БУРЖУАЗНОЙ ИСТОРИЧЕСКОЙ МЫСЛИ

В конце XIX в. капитализм вступает в свою монополистическую стадию развития. В экономической жизни капиталистических стран играют все большую роль картели и синдикаты, установившие господство на внутреннем рынке и приступившие к дележу мирового рынка. Включившись в безудержную конкуренцию, капиталистические государства усиленно захватывают колонии. Растет милитаризм. Обостряется классовая борьба.

Идейным знаменем рабочего класса становится марксистская теория. В странах Западной Европы возникают влиятельные социал-демократические партии, но их руководство оказывается под влиянием ревизионизма и оппортунизма. Социальные и национальные противоречия наибольшего накала достигают в России, которая становится центром международного рабочего движения и одновременно бастионом передовой марксистской теоретической мысли. Высшим достижением многовекового развития мировой науки и культуры становится ленинизм, теоретически обосновавший и практически подготовивший социалистическую революцию.

§ 1. Новые тенденции в буржуазной науке о древности

Начало XX века — это время кризиса буржуазной исторической мысли, который был одним из проявлений общего кризиса буржуазной идеологии эпохи империализма. Противоречие между идеалистическим подходом и усложнившимся предметом исторической науки обнаружило методологическую слабость всех важнейших теоретических установок, господствовавших в историо-

   
 
140

 

графии XIX в., и прежде всего позитивизма. Ее кризису способствовали открытия в области физики, воспринятые буржуазными историками как крушение позитивистских представлений и иллюзий о прогрессе.

Теоретико-методологической основой буржуазного антиковедения XX в. стали различные идеалистические течения и системы и прежде всего неокантианство. Подвергнув критике идею единства научных знаний, неокантианцы, например Вебер, доказывали специфику истории, имеющей якобы дело лишь с отдельными единичными, неповторимыми событиями. Сводя задачу исторической науки к описанию специфического, единичного, неокантианцы отрицали самую возможность исторических законов. Признавая необходимость в истории определенных общих понятий, они подчеркивали, что эти понятия не отражают реальную закономерность и играют исключительно служебную роль. Конкретной реализацией неокантианства была циклическая теория в том ее варианте, который возник в начале XX в.

Отрицая возможность познания .истинных причин событий, теория психологической несовместимости людей, отделенных веками, служила оправданием модернизации истории. Суть последней заключается в перенесении явлений, свойственных новому времени, в более древние эпохи, что объективно искажает историческую действительность. Историки рядили героев античного мира во фраки и цилиндры финансистов или в рабочие блузы пролетариев, придавали храмам облик биржей и банков, переименовывали мастерские в фабрики, чтобы на классических примерах утвердить взгляд об извечности капиталистических отношений.

Глубокое влияние на развитие исторической мысли в конце XIX — начале XX в. оказало учение Ч. Дарвина об эволюции. Основные положения дарвиновской теории, безусловно верные в применении к развитию животного мира (борьба за существование, естественный отбор), стали механически переноситься на историю человечества. Возник социал-дарвинизм. Его апологеты рассматривали историю с точки зрения «выживания достойнейших», проводя аналогии между обществом и биологическим организмом, вводили понятие «молодых и старых народов», «растущих и разлагающихся наций». В области античности социал-дарвинистские концепции нашли воплощение в попытках объяснить причины падения

   
 
141

 

Римской империи вырождением римской нации, заменой италийской крови восточной.

Эпоха колониальных захватов отражается в прославлении грубой силы. Культ силы уже в этот период сочетается с проповедями национальной нетерпимости и расизма. В то же время в исследованиях, которые проводят отдельные ученые западных стран, нельзя не видеть положительных черт, обусловленных расширением источниковой базы, кооперацией исследований и особенно влиянием передового марксистского учения. Опровергая марксизм, буржуазные историки втягивались в изучение проблем социально-экономической истории. В их работы проникает мысль, что историю Греции и Рима нельзя более трактовать как сумму деяний великих людей. Социально-экономическая история превращается в буржуазной историографии конца XIX — начала XX в. в важную отрасль исторического знания.

Обращение к экономической и социальной истории древнего мира способствовало изменению характера науки о древности» терявшей черты любования высотами эллинского духа и совершенством римской военно-политической организации и приближавшейся к пониманию реальных основ жизни греков и римлян. В то же время выделение экономических и социальных факторов не означало, что историки экономического направления рассматривали их как решающие в историческом процессе. Напротив, анализ экономических отношений и социального вопроса в древности зачастую имел своей целью показать решающую роль государства, политики, права.

   

 

   

 



Rambler's Top100