Связную картину античной истории мы можем дать только потому, что до нас дошли сочинения древних историков. Одни из них жили во время описываемых ими событий и являются, таким образом, очевидцами; другие жили позже описываемых ими событий, но пользовались устными распросами современников, трудами современных авторов, нам уже недоступными, и документами. Из этих сочинений мы знаем, какова была хронологическая последовательность этих событий, как они влияли друг на друга, как их расценивали современники.
Такие источники мы имеем для событий греческой истории, начиная с VI в. до н. э. Правда, для VI в. дело обстоит не очень хорошо, так как собственно историков в ту эпоху еще не было, писались только краткие официальные хроники и лишь начинали появляться первые исторические труды; однако в следующем, V в. сохранилось еще немало живых воспоминаний об этом времени. Поэтому, несмотря на то, что значительная часть дошедших до нас сведений имеет сказочный, недостоверный характер, общий ход истории VI в. (а отчасти уже и VII) нам известен хорошо.
Еще лучше обстоит дело с V в. до н. э. Основные события этого века — Греко-персидские войны (500—479), образование Афинского морского союза, т. е. союза государств Малой Азии и островов Эгейского моря под руководством Афин (479—460),
эпоха правления Перикла (460—431) и Пелопоннесская война (431—404). Греко-персидские войны подробно описаны Геродотом, жившим в эпоху Перикла, но еще имевшим возможность лично беседовать с современниками этих войн. Пелопоннесская война описана ее современником, одним из руководителей Афинского государства и афинским военачальником — Фукидидом. Тот же Фукидид дает в виде введения к своему труду краткий очерк событий с 479 по 431 г., основанный на показаниях очевидцев. Фукидид успел довести свое описание Пелопоннесской войны только до 411 г.; события с 411 по 362 г. описал Ксенофонт, будучи также современником излагаемых событий, И т. д.
Наряду с сочинениями этих современных или почти современных событиям авторов до нас дошел и ряд более поздних сочинений, основанных на недошедших до нас трудах V и IV вв. Из них самые важные —«Афинская политая» Аристотеля (386—322), дающая краткий очерк истории афинского государственного устройства в VI и V вв., и биографии греческих государственных деятелей VI—IV вв., написанные уже в начале II в. нашей эры Плутархом.7
Имея твердую схему греческой истории, данную этими авторами, мы можем уже дополнять ее из других источников. Такими источниками являются прежде всего произведения изящной литературы. Пока запомним только знаменитых сценических поэтов V в. — Эсхила, современника греко-персидских войн, Софокла — современника Перикла, и Еврипида, писавшего частью в эпоху Перикла, частью в эпоху Пелопоннесской войны. Эти три поэта писали трагедии. Сюжеты их трагедий, взятые из сказочной мифологической эпохи, содержат тем не менее немало политических намеков. Эсхил написал также трагедию «Персы» с сюжетом не из мифологии, а из современности (здесь описана битва при Саламине 480 г.). Еще большее значение имеют комедии Аристофана, написанные во время Пелопоннесской войны, так как основным содержанием этих комедий является современная им политическая борьба.
Другим очень важным источником для пополнения наших сведений, почерпнутых из сочинений античных историков, являются надписи. Греки имели обыкновение вырезывать законы и постановления народных собраний на мраморных или известняковых таблицах. Многие из этих надписей до нас дошли (некоторые в поврежденном виде); они обогащают нас целым рядом фактов из античной истории. Для более поздней эпохи (начиная с III в. до н. э.) такую же роль играют папирусы, раско-
панные в большом количестве в Египте.8 Это частью различные документы, частою отрывки из произведений научной и изящной литературы древности.
Меньшее историческое значение, чем надписи и папирусы, имеют для VI и последующих веков античные монеты и археологические памятники, т. е. памятники неписьменные, как, например, орудия производства, произведения искусства, постройки, предметы быта и т. д.
В значительно худшем положении мы находимся, когда нам приходится излагать историю Греции до VI века. Греческие авторы сплошь и рядом начинали свои исторические труды с незапамятных времен, доводя непрерывное и систематическое изложение событий вплоть до их времени. Так, например, «Историческая библиотека» Диодора из Сицилии, жившего в I в. до н. э., начинается с сотворения мира. Но эта «древнейшая история Греции» не заслуживает никакого доверия: она имеет источником народные сказки и легенды (мифы), искусно фальсифицированные родословные таблицы знатных греческих родов, считавших своими предками богов, и скудные воспоминания об исторических событиях, искаженные при устной передаче. Уже Фукидид подвергал сомнению эти источники и впервые применил другой способ восстановления древнейших событий — метод обратного умозаключения: из пережитков, сохранившихся в его время, он пытался заключать об общественном строе древнейших эпох. При помощи этого гениального метода ему действительно удалось получить несколько верных выводов; однако связной исторической картины и таким путем нельзя получить.
Огромное же большинство греческих авторов считали эти мифологические рассказы таким же историческим источником, как и сообщения историков, и в их трудах нет никакой грани между мифологической и подлинной историей. Основным письменным источником для древнейшей эпохи служили большие эпические поэмы, впервые записанные, по-видимому, только в VI и V вв. Из них наиболее популярными были поэмы «Илиада» и «Одиссея», легшие в основу школьного воспитания. Греки были убеждены, что обе эти поэмы от начала до конца были написаны гениальным поэтом древности Гомером и что они с документальной точностью описывают Троянскую войну и последовавшие за ней события, имевшие место в XI в. до н. э.
Содержание рассказа о Троянской войне Следующее. Вся материковая Греция представляла собой некогда ряд могущественных царств. Во главе каждого государства стоял богатый и могущественный царь (басилей), окруженный богатырями («героями») и начальствующий над большой ратью. Богатыри сражаются на колесницах, а простой народ в пешем строю; богатыри во много раз сильнее простых людей, и поэтому решающую роль в сражениях играют они. И в мирное время эти богатыри имеют больше прав и влияния, чем простые люди, образуя аристократию общины.
Над всеми этими царями стоит верховный царь Агамемнон, живущий в крепком замке в Микенах. Его верховная власть простирается не только на весь Пелопоннес и острова, но, по-видимому, также и на северную Грецию. По его зову все греческие цари обязаны явиться со своими отрядами в общегреческое войско; уклонившегося ждет тяжелый штраф. Из руководимых им царей наиболее могущественными были Менелай, царь Спарты, брат Агамемнона; Ахилл, царь мирмидонов в Фессалии, самый сильный греческий богатырь, и Одиссей, царь острова Итаки на Ионийском море.
На другом берегу Эгейского моря, в северной части Малой Азии, находилось могущественное Троянское царство. Оно возглавлялось богатым городом Троей с неприступным кремлем — Пергамом. Царем Трои был старец Приам, имевший множество сыновей. Из них самым сильным и храбрым был Гектор, а самым красивым — Парис-Александр.
Парис приплыл в Спарту, соблазнил жену царя Менелая, прекрасную Елену, и увез ее в Трою. Чтобы вернуть Менелаю жену, Агамемнон объявил общий поход греков на Трою.
«Илиада» описывает события десятого года осады Трои. После долгой осады греки, вероятно, взяли бы Трою, если бы не поссорились между собою Агамемнон и Ахилл. Поссорились же они по следующей причине. В греческом войске началась чума. Эта чума была наслана на греков богом Аполлоном в наказание за захват Агамемноном Хрисеиды, дочери жреца Аполлона. Узнав о гневе бога, Агамемнон возвращает Хрисеиду, но зато отбирает у Ахилла его возлюбленную Брисеиду, также полученную Ахиллом из военной добычи. Разгневанный Ахилл не участвует больше в сражениях и обращается к богам с мольбой, чтобы троянцы одерживали победы над греками до тех пор, пока Агамемнон не даст ему удовлетворения и пока сам Ахилл не вернется в бой. Зевс исполняет просьбу Ахилла. Описание этого «гнева Ахилла» и составляет содержание двадцати четырех песен «Илиады». Не только земля, но и небо разделилось на два лагеря: из богов Аполлон и Афродита сочувствуют троянцам, Афина и Гера — грекам. Боги даже сражаются между собой и ранят друг друга.
В конце конце, согласно обещанию Зевса, троянцы наносят решающее поражение грекам и отгоняют их к кораблям. Тогда Ахилл склоняется к просьбам греческих вождей и посылает вместо себя своего друга Патрокла. Дела греков быстро поправляются, но в бою Гектор убивает Патрокла. Ахилл, приведенный в отчаяние смертью друга, сам бросается в сражение, хотя ему и было предсказано, что в этом случае он должен погибнуть. Ахилл убивает Гектора и издевается над его трупом. Старик Приам является в ставку Ахилла просить выдачи трупа Гектора. Ахилл, преисполненный жалости к старику, возвращает ему тело. На этом кончается «Илиада».
В других эпических поэмах, не дошедших до нас, рассказывалось, как Ахилл был убит Парисом и как, в конце концов, Троя была взята хитростью. Греки соорудили огромного деревянного коня и посадили внутрь его храбрейших воинов, а затем отплыли. Троянцы втащили в город коня, не зная, что внутри него сидят богатыри, и думая, что греки уплыли навсегда. Однако ночью греки незаметно вернулись; богатыри, заключенные в коне, открыли им ворота, и таким образом Троя была взята и разрушена.
Вторая поэма, «Одиссея», описывает странствования Одиссея после взятия Трои, продолжавшиеся также десять лет. Действие «Одиссеи» происходит в десятый — последний год этих странствований; однако в уста Одиссею вложен рассказ и о предшествующих его странствованиях.
Знаменитейшие жители острова Итаки, где царствовал Одиссей, и смежных с нею островов требуют, чтобы жена Одиссея, добродетельная Пенелопа, вышла замуж за одного из них (в древнейшие времена рука царицы давала право на престол). Эти женихи ежедневно собираются во дворце Одиссея, поедают его запасы и развращают служанок. Но Пенелопа остается верна мужу и терпеливо ждет его возвращения. Она обещает женихам выйти замуж за одного из них, когда будет соткан ею плащ, но каждую ночь она распускает сотканную за день ткань. Сын Одиссея, Телемах, возмущенный насилием женихов, отправляется путешествовать, чтобы узнать о местопребывании отца; он прибывает к царю мессенского Пилоса мудрому Нестору и к царю Спарты Менелаю. В это же время возвращается и Одиссей. Ему пришлось перенести ряд тяжелых испытаний: его корабль с трудом прошел между двумя скалами, Скиллой и Харибдой, сдвигающимися, когда между ними проходят корабли, и раздавливающими их; вместе со своими спутниками он попал к одноглазому великану-киклопу Полифему, который съел нескольких из них и собирался пожрать остальных; только благодаря хитрости Одиссею удалось ослепить киклопа и спастись. Далее Одиссей попал к волшебнице Кирке, обратившей его товарищей в свиней. С трудом ему удалось заставить ее вернуть им человеческий вид. После долгих странствований,
лишенный всех своих спутников, Одиссей был выброшен на остров Схерию, населенный счастливыми людьми, феаками. Царь феаков Алкиной и его супруга радушно принимают Одиссея. Феаки замечательные мореходы; они отправляют Одиссея на Итаку. Здесь Одиссей встречается с возвращающимся Телемахом и составляет с ним общий план действия. Никем не узнанный, в образе нищего, он проникает в свой дворец. С помощью Телемаха и верного раба Евмея ему удается перебить женихов и завладеть своим престолом.
Таково содержание гомеровских поэм. Мы встречаем в них целый ряд сказочных мотивов, повторяющихся не только в сказках других европейских народов, но и в других сказаниях самих же греков. Так, например, рассказ об одноглазом чудовище, пожирающем путников, и его ослеплении, о волшебнице, превращающей людей в свиней, о муже, попавшем на свадьбу своей жены и убивающем ее женихов,9 и многие другие засвидетельствованы для самых различных народов. Ниже мы покажем, что и основное содержание «Илиады» представляет собой бродячий сказочный сюжет. Вдобавок, в гомеровских поэмах есть целый ряд несообразностей и противоречий: герои, о смерти которых мы читаем, в дальнейшем тексте снова оказываются живыми и т. д.
Все это не позволяет нам, вслед за греками, видеть в гомеровских поэмах настоящий исторический источник. Это было замечено уже в первой половине XVIII в. Гениальный итальянец Вико утверждал, что никакого Гомера на самом деле не было, что «Илиада» и «Одиссея» возникли из отдельных народных песен, передававшихся из уст в уста. Эти гениальные догадки были обоснованы строго научно Фридрихом-Августом Вольфом в 1795 г. В своей работе «Prolegomena ad Homerum» на основании глубокого научного анализа гомеровских поэм он пришел к выводу, что гомеровские поэмы имеют источником эпические песни, исполнявшиеся устно в течение многих столетий; они были, по его мнению, приведены в порядок и слиты воедино только при Писистрате. Из продолжателей Вольфа наибольшее значение имел К. Лахман, который с полной несомненностью показал в своих работах (1837, 1841) наличие противоречий в «Илиаде» и указал на отдельные части, бывшие некогда самостоятельными произведениями. Дальнейшие попытки восстановить первоначальный вид отдельных частей «Илиады» окончились полным крахом. Это вызвало (в работах Г. В. Нича и ряда других ученых) резкую реакцию; эти ученые — так называемые унитарии — настаивали на том, что «Илиада» представляет собой единое художественное целое. Я не буду останавливаться на дальнейших перипетиях этого спора; укажу
лишь на те пункты, на которых в настоящее время сходятся почти все наиболее выдающиеся исследователи.
1. О собирании Писистратом гомеровских поэм нельзя говорить серьезно; античные сообщения о Писистрате свидетельствуют как раз о том, что уже в эпоху Писистрата каждая гомеровская поэма представляла собой единое художественное
целое. «Редакция» Писистрата могла в лучшем случае сводиться к тому, что поэмы были записаны, исправлены явные ошибки, вставлено несколько стихов.
2. Каждая поэма представляет собой творение великого поэта, 10 единое художественное целое, в котором почти каждая часть служит, как правило, общей цели и которую поэтому никаким образом нельзя разрезать на самостоятельные поэмы. Здесь дело обстоит совсем не так, как с библейским «Пятикнижием», где мы имеем дело с несколькими самостоятельными письменными источниками, механически соединенными вместе и лишь в некоторой части переработанными.
3. Тем не менее работа этого древнего поэта существенно отличалась от работы нынешних поэтов. Как всякий «сказитель», он знал огромное множество стихов из разных эпических поэм и умел сочинять новые стихи по образцам старых, ему уже известных, видоизменяя в них часто лишь отдельные слова. Из 27 853 стихов в этих поэмах 2118 встречаются по два раза и больше, так что число этих повторных стихов равно 5162, т. е. пятой части всего Гомера. Если же сюда включить и стихи, совпадающие между собой не полностью, то результат будет еще более поразительным. Гомер выбрал ряд эпизодов и отдельных стихов из старых поэм, дополнил их отчасти и своими стихами по образцу этих старых стихов и таким образом создал единое целое, объединенное общим планом и общей мыслью.
Теперь спор между унитариями и их противниками в основном сводится уже к вопросу об объеме собственной работы поэта и ее совершенстве: нужно ли для объяснения противоречий у Гомера непременно допускать противоречие в его источниках, есть ли в этих поэмах части, не имеющие никакого художественного значения для целого, и т. д.? Эти споры для историков большого значения не имеют: так называемый «гомеровский вопрос» важен, прежде всего, для историков литературы.11
Замечательное открытие Вольфа имело и свою отрицательную сторону: оно подорвало значение гомеровских поэм как
исторического источника. Поход на Трою стал рассматриваться как мифологическая борьба светлых сил с темными; Трою считали городом сказки, лежащим в «тридесятом государстве, влево от луны, вправо от солнца». При этом забывали, что «Илиада» не сказка, а эпическая поэма, а в эпических поэмах всех народов, наряду с мифологическим элементом, всегда имеется историческое зерно.
Так же относились и к другим сообщениям из древнейшей истории Греции: из них не пытались выделить историческое содержание, а относили их целиком к области сказки. Так, известный историк Б. Г. Нибур начинал свою историю Греции прямо с 776 г., а еще более знаменитый автор двенадцатитомной «Истории Греции» англичанин Дж. Грот в выпущенных им в 1846 г. первых двух томах этого труда очень подробно рассматривает мифы, но только потому, что без них нельзя понять греческой культуры классического времени; он и не пытается анализировать их с исторической стороны, считая, что подлинная история Греции начинается только с 776 г.
Между тем изучение эпических поэм других народов более близкого к нам времени, от которого до нас дошли и настоящие исторические памятники, показывает, что — несмотря на мифологический сюжет и ряд анахронизмов в этих поэмах — и обстановка, и ряд отдельных сообщаемых фактов — чисто исторические.
Возьмем для сравнения наши русские былины. Герой, который сидит тридцать три года сиднем на печи; странники, которые подносят ему вино, после чего он сразу становится богатырем; Соловей-разбойник, сидящий на дубу и убивающий своим свистом проезжающих, — все это примитивные сказочные сюжеты (обычно вместо соловья в этих сказках фигурирует змей). Такие же сказочные сюжеты — царь, отправляющий героя на подвиги, борьба с чудовищами (например, со Змеем-Горынычем); борьба богатыря с неузнанным им собственным сыном («Илья и сын»; такой же миф существует об Одиссее); герой на свадьбе собственной жены (Добрыня Никитич: тот же сюжет, что и в «Одиссее»). С другой стороны, татары и турецкий султан, с которым борются богатыри князя Владимира, упоминание Москвы, включение в число этих богатырей Ермака и Никиты Романовича — явные анахронизмы. Но наряду с этим двор киевского князя Владимира, как центр тогдашней Руси, борьба с кочевниками и богатырские заставы на краю степи — все это исторические факты.
Начало научного изучения древнейшей греческой истории связано с именем одного из замечательнейших исследователей XIX в. Генриха Шлимана.
Шлиман родился в Мекленбург-Шверине в 1822 г., в семье бедного протестантского пастора. Уже в детстве на него произвела неизгладимое впечатление «Илиада» Гомера, в частности
картина неизвестного нам художника, изображающая горящую Трою. Он считал все, что рассказывается в «Илиаде», святой истиной и мечтал, что когда он вырастет, он выкопает остатки Трои из-под земли. Будучи приказчиком в мелочной лавке, а затем в торговой конторе в Гамбурге, он тратит все остающееся у него свободное время и свои ничтожные средства на изучение иностранных языков, в том числе и русского; для того, чтобы производить раскопки в Трое, ему необходимо было разбогатеть, а разбогатеть тогда легче всего было в России. Благодаря коммерческим способностям Шлиману удается в 1846 г. получить место агента торгового дома в Петербурге, а затем и открыть самостоятельную торговлю. Во время ажиотажа, сопровождавшего Крымскую кампанию, Шлиман пускается в рискованные торговые операции и, наконец, в 1858 г. становится миллионером.
После этого Шлиман прекращает всякую коммерческую деятельность и весь накопленный капитал тратит на отыскание Трои. Вместе с женой он отправляется в 1870 г. на то место, где, по его мнению, должна была находиться Троя Гомера, нанимает рабочих и начинает копать.
После долгих лишений и опасностей Шлиману удалось найти на описанном Гомером месте развалины и остатки даже не одного древнего города, а целых семи, последовательно строившихся один на месте другого в течение долгого исторического времени. Последний из этих городов — греко-римской эпохи, а остальные — более древние. Гомеровской Троей Шлиман считал второй город. В «Илиаде» он видел исторический, безусловно достоверный памятник; поэтому, руководствуясь «Илиадой» как путеводителем, он пытался точно локализовать дворец Приама, Скейские ворота и т. д. Дальнейшие исследования показали, что гомеровскому описанию соответствует не второй, а шестой город; здесь найдено много бронзовых вещей, вполне подходящих к гомеровским описаниям.
Еще важнее были открытия Шлимана в Микенах. Здесь раскопки в еще большей мере, чем в Трое, показали, что историческая обстановка, описываемая в гомеровских поэмах, в общем правильна. Шлиман обнаружил внутри мощных стен Микен, сложенных из огромных каменных глыб,12 целый ряд предметов, близко подходящих к описаниям, данным в «Илиаде». Так, например, найден кубок с ручками, украшенными пьющими воду голубями; такой причудливый кубок описан у Гомера («кубок Нестора»). Гомер называет Микены «златообильными», и действительно в подземных гробницах Микен найдено огром-
ное количество чрезвычайно ценных вещей. Только в одной из них Шлиман нашел 870 золотых предметов, не считая очень мелких предметов и обломков; остальные гробницы не уступают этой.
После раскопок в Микенах, древней столице Агамемнона, Шлиман направился в Тиринф, находящийся недалеко от Микен и также упоминаемый у Гомера; и здесь результаты оказались столь же блестящими; и здесь обнаружены памятники богатой и развитой культуры.
Открытия Шлимана произвели целый переворот в науке. То, что считали сказками, оказалось историческим фактом. Более того, уже Фукидид, а вслед за ним вся европейская наука до Шлимана считала, что Гомер чрезвычайно преувеличивает и поэтически разукрашивает описываемую им эпоху: поскольку она предшествовала эпохе, когда писались поэмы Гомера, она должна быть, по мнению этих ученых, гораздо более бедной и примитивной. Раскопки показали, что, наоборот, поэтической фантазии Гомера не хватило для описания микенской эпохи, что «царство Агамемнона» было значительно богаче и могущественнее, чем даже Гомер предполагал.
Не удивительно, что опубликованные Шлиманом результаты его раскопок были на первых порах встречены с большим недоверием; ученым-специалистам не хотелось ломать привычных школьных взглядов. Это недоверчивое отношение европейской науки и было причиной того, что результаты раскопок Шлимана, вероятно, остались неизвестными и Энгельсу. Лишь постепенно результаты этих раскопок были оценены по достоинству— к сожалению, не всюду. До сих пор среди советских ученых есть те, которые видят в микенских памятниках памятники первобытной родовой культуры.
После Шлимана раскопки производились в различных местах Греции и привели к правильному выводу: во всех тех местах, о которых упоминает Гомер (за редкими исключениями), найдены памятники микенской эпохи; чем большее значение город имеет у Гомера, тем больше памятников микенской эпохи в нем найдено; в городах, не упомянутых у Гомера, памятники микенской культуры, как правило, отсутствуют. Этот вывод показывает, что певцам гомеровских поэм, по изустной традиции, была хорошо известна историческая обстановка того времени, которое они воспевали, и у них гораздо меньше анахронизмов, чем можно было бы ожидать.
Правда, поэмы Гомера в их нынешнем виде составлены значительно позже микенской эпохи, в X—VIII вв., а некоторые стихи даже были добавлены в VII и VI вв.; однако описанные в них события, по мысли автора, относятся к более древнему времени, к глубокой старине. Действительно, мы здесь имеем быт и общественные отношения, никак не соответствующие тому времени, когда поэмы были составлены. На это несоответствие
не обращалось должного внимания, пока за поэмами Гомера совершенно отрицали значение исторического источника.
Более того, раскопки дали нам ряд подтверждений того, что троянский поход — исторический факт. В Трое найдены черепки от сосудов, изготовленных в сфере микенской культуры; такие же черепки найдены в Палестине и Египте. В одной гробнице в Микенах найдено изображение осады крепости. Крепость эта нисколько не похожа на микенские крепости, а представляет собою типичную азиатскую крепость. Точно так же и защитники крепости — голые, с короткими курчавыми волосами, — скорее всего, изображают азиатов. Наоборот, воин, опирающийся, по-видимому, на весло и прибывший, следовательно, с моря, носит на голове типичный микенский шлем, украшенный зубами вепря, о чем мы скажем ниже. Таким образом, картина изображает, по всей вероятности, осаду какого-то азиатского города ахейцами.
Еще менее доверия, чем «Илиада» и «Одиссея», внушал к себе дошедший до нас в собраниях греческих мифов рассказ об афинском царевиче Тезее и критском царе Миносе.
Согласно этому рассказу, афиняне принуждены были платить дань царю Миносу, могущественному владыке города Кноса на Крите, господствовавшему над всем морем и совершавшему походы на Грецию. Эта подать состояла из четырнадцати мальчиков и девочек, которые отправлялись в жертву людоеду Минотавру, чудовищной помеси человека с быком. Минотавр жил в здании, представлявшем собою такую запутанную сеть комнат, что всякий смертный должен был там неизбежно заблудиться. В числе мальчиков, посылаемых на Крит, оказался и царский сын Тезей. Он уговорился с отцом, царем Эгеем, что в случае, если он будет благополучно возвращаться обратно, корабельщики подымут на корабле белый парус, а если погибнет на Крите, то черный. Мальчик прибыл на Крит, и здесь в Тезея влюбилась царская дочь Ариадна. Чтобы он со своими товарищами не заблудился и мог выйти из лабиринта, Ариадна дала ему клубок ниток, которые он должен был разматывать за собой. Тезей со своими товарищами был брошен в лабиринт, но ему удалось благодаря своей храбрости и силе убить Минотавра, а затем, идя по нитке, выбраться из лабиринта, после чего он с товарищами сел на корабль и благополучно приплыл домой. Но на радостях Тезей забыл переменить черный парус на белый, и отец его, видя с берега, что плывет судно с черным парусом, и решив, что сын убит, покончил с собой, бросившись со скалы в море, названное по его имени Эгейским.
Не трудно показать, что перед нами во всех подробностях типичная сказка, свойственная не только различным народам Европы, но и Азии и Африки. Во всех этих сказках мальчики отправляются в заколдованный замок, стоящий в глухом лесу, откуда не найти выхода. И в этих сказках их отправляют соб-
ственные родители, и в этих сказках фигурирует клубок, при помощи которого они находят дорогу, и черный флаг, выставленный по ошибке вместо белого. И в этих сказках они попадаются к страшному людоеду, но спасаются от него чудесным образом, причем им помогает женщина, живущая у людоеда.
Понятно, что этот миф встречал со стороны европейских ученых не больше доверия, чем рассказы «Илиады» и «Одиссеи», несмотря на то, что легенды о могуществе критского царя Миноса принимались всерьез виднейшими греческими писателями—Геродотом, Фукидидом и Диодором и что воспоминания о царстве Миноса содержатся в «Одиссее» и в поэме Гесиода, жившего уже в VIII в. Он сообщал о Миносе следующее:
Был он из смертных царей царем наиболее сильным:
Не было больше царя, кто бы столько окрестных народов
Власти своей подчинил; владел он божественным скиптром,
Скиптром державного Зевса: затем и владел городами.
Геродот рассказывает, что Минос завоевал целый ряд островов Эгейского моря. С сообщением Геродота совпадают и слова Фукидида:
«Минос раньше всех, как известно нам по преданию, приобрел себе флот, овладел большей частью моря, которое называется теперь Эллинским (т. е. Эгейским), достиг господства над Кикладскими островами и первый заселил большую часть их колониями, причем изгнал карийцев и посадил правителями собственных сыновей. Очевидно также, что Минос старался, насколько мог, уничтожить на море пиратство, чтобы вернее получать доходы».
Платон приписывает Миносу также составление древнейшего свода законов:
«Он дал своим согражданам законы, благодаря которым и Крит оставался, с тех пор как он начал ими пользоваться, всегда счастливым, и Лакедемон, так как эти законы были божественными».
Приблизительно то же сообщает и Диодор, но он сообщает еще, что все три больших города на Крите принадлежали одному и тому же царю:
«Минос основал немало городов на Крите, но из них наиболее замечательны были три: Кнос в части острова, обращенной к Азии, Фест — у моря на южном берегу и Кидония — в западной части острова против Пелопоннеса. Минос написал для критян немало законов».
После того как раскопки Шлимана в Трое и Микенах реабилитировали гомеровские поэмы, естественно было ожидать, что раскопки на Крите дадут подтверждение и этих мифов, тем более, что уже в конце семидесятых годов на месте древнего Кноса на северном побережье Крита местными жителями были обнаружены развалины древнего большого здания, причем было
найдено и несколько сосудов. Шлиман действительно собирался копать здесь, но умер, не успев осуществить этого намерения.
Эту идею удалось осуществить англичанину Артуру Эвансу, приступившему к раскопкам в самом конце XIX в., после того как ему удалось обнаружить здесь памятники древнего до-греческого письма. В начале XX в. он раскопал на месте древнего Кноса огромный дворец, по размерам далеко превосходящий все дворцы, раскопанные Шлиманом. Впоследствии такие же, но меньшие дворцы были обнаружены еще в двух местах на южном побережье Крита — на месте древнего города Феста и близ нынешнего селения Агия Триада.
Эти дворцы являются по существу комплексом нанизанных одна на другую построек. В центре этого комплекса лежит большой открытый, окруженный колоннами двор, а вокруг него целый ряд примыкающих друг к другу сооружений в несколько этажей. К сожалению, верхние этажи в большинстве случаев разрушены, и мы можем знакомиться только с помещениями нижнего этажа. Это, прежде всего, парадные комнаты: так, например, в Кносе найдена комната со стоящим в ней троном. Из других парадных помещений интересен зал для зрелищ, во всю ширину которого находились поднимающиеся одна над другой ступени, на которых сидели зрители. Судя по рисункам на стенах дворца и по аналогии с обычаями других народов древности, происходившие здесь представления состояли из торжественных религиозных процессий и театральных действ в честь богов, главным образом богов плодородия. Далее, здесь происходили древнейшие в мире игры с быками, очень опасные для участников и требующие от них большой ловкости.
Найдены здесь и ванные комнаты, водяная уборная и водопровод, также древнейшие в мире, внутренние лестницы, соединяющие между собой этажи и открытые сверху — для того чтобы здание лучше освещалось. Эти световые шахты, дворы к большие окна делали критские жилища светлыми и уютными в отличие от позднейших греческих жилищ. Лестницы в каждом этаже соединялись с большими открытыми верандами. Найден также длинный коридор, в который выходили двери из целого ряда узких и длинных кладовых. В этих кладовых до наших дней стоят, как и в древности, длинные ряды огромных глиняных сосудов (так называемых пифосов), отчасти даже с остатками зерна и других продуктов. Найдены также комнаты для хозяйственных работ, в одной из комнат обнаружен пресс для растительного масла, и мастерские для ремесленников. Кроме того, эти «дворцы» включают в себя большое количество комнат для жилья.
При постройке этих зданий больше думали о практической пользе, чем об архитектурном изяществе. Колонны, суживающиеся книзу, служат главным образом не для архитектурного членения, а для поддержки плоской крыши или верхних эта-
жей, ряд колонн обычно идет как раз по средней линии зала, так что дверь приходится прорубать сбоку. Наружу выходят глухие стены; то, что мы назвали бы фасадом, обращено к внутреннему двору.
В дворцах Крита найден целый ряд замечательных произведений искусства: фрески с высокохудожественными изображениями пейзажей, групп людей и т. д., прекрасные, реалистически выполненные барельефы, художественная посуда. Найдены также тысячи глиняных табличек с письменами, свидетельствующими о том, что письмо было широко распространено на Крите.
Таким образом, раскопки Эванса и других ученых показали, что в греческих преданиях о Крите — так же, как в «Илиаде» — имеется историческое ядро. Вполне понятно, что и Эванс, подобно Шлиману, несколько увлекся и оказался склонным считать историческими фактами и такие сообщения греческих писателей, которые относятся к области мифологии — так, например, имя царя Миноса, может быть, было вопреки мнению Эванса вовсе не именем великого исторического деятеля, а именем божества, мифического героя или даже нарицательным словом на критском языке.
Одновременно с раскопками в Трое, Микенах и на Крите был сделан ряд открытий в области истории великих государств древнего Востока. Эти открытия не только подтвердили результаты раскопок Шлимана и Эванса, но и позволили точнее датировать отдельные моменты истории Крита и Микен. Так, в Египте был найден целый ряд критских изделий, а на Крите — египетских, а поскольку хронология Египта известна сравнительно точно, это дало возможность датировать и соответствующие критские изделия.
Так, критские изящные сосуды стиля камарес, о которых мы скажем ниже, присутствуют в большом количестве в Египте вплоть до Нубии, уже в находках эпохи Среднего царства. В надписях фараонов Среднего царства Сенусерта II (1903— 1887) и Аменемхета III (1849—1801) говорится об участии критян («кефтиу») в постройке пирамид. В соответствующем слое в кносском дворце найдена диоритовая статуя египетского чиновника. К началу XVII столетия относится найденная в Кносе крышка от сосуда из алебастра с именем правившего в Египте царя Хиана.
В последующее время, в эпоху высшего расцвета критской культуры, сношения Крита с Египтом делаются еще более оживленными. На Крите находят в большом количестве египетские сосуды из алебастра, камня и фаянса; скарабеи с именем фараона Тутмеса III (первая половина XV в.) и его преемников; наконец, такие предметы, как слоновая кость и яйца страуса, могли быть завезены только из Египта. На критских фресках мы встречаем лилии и пальмы, произрастающие не на Крите,
а в Египте. На кинжале работы критского мастера, найденном в Микенах, мы видим характерный нильский пейзаж с кошками, водившимися тогда только в Египте, и египетские папирусы. Египетского же происхождения также колонны с капителью из листьев, сфинксы, изображения различных обезьян, на одном из которых начертано имя фараона Аменхотепа II (1480—1455). На изображении процессии жнецов из Агиа Триада перед хором представлен типичный египетский певец с бритой головой в кожаном переднике с египетским музыкальным инструментом — систром.
Данные «Илиады» и раскопок Шлимана также нашли свое подтверждение в открытиях, сделанных в сфере древнего Востока.
В «Илиаде» наряду с троянцами упоминаются их сородичи дарданцы и город Дардания. Это имя сохранилось в названии позднейшего города Дардана, лежавшего на Геллеспонте, недалеко от развалин Трои. Далее Рамзес II (1300—1232) среди народностей, сражавшихся вместе с хеттами, упоминает и «дардана»; возможно, что это тот же народ. Преемник Рамзеса II, Мернептах, сообщает о нападении на Египет коалиции народов «из стран моря» — «северян, пришедших из всевозможных стран». Здесь упомянуты Ахайваша, в которых справедливо видят ахейцев, старинное название которых «Ахайвой».
При следующем фараоне, Рамзесе III, опять приходят «люди с моря» и в их числе «данауна», упоминаемые также уже около 1400 г. Этих «данауна» отождествляют с «данайцами» — слово, которое у Гомера является почти синонимом слова «ахейцы».13
Еще более интересными для истории крито-микенской эпохи оказались открытия Э. Форрера. Уже в XIX в. близ селения Богаз-кеой в Малой Азии был найден при раскопках ряд памятников древнего могущественного царства хеттов, о котором упоминается и в документах древнего Египта и в Библии. При этих раскопках было найдено большое количество клинописных таблиц, которые сразу расшифровать не удалось, так как хеттский язык не был известен. Расшифровка этих таблиц началась только в двадцатых годах нашего века (главная заслуга в этой расшифровке принадлежит чешскому ученому Б. Грозному), но интересующие нас таблички были расшифрованы в 1924 г. Э. Форрером. Из этих табличек мы узнали, что на юге Малой Азии в XIV—XIII вв. находилось царство Ахийава.
Царство Ахийава упоминается в документах царя Мурсилиса II (приб. 1320—1315 гг.). Оно граничило с Лугга (ликийцами) и, следовательно, как правильно предположил Форрер, находилось в Памфилии, где и в последующую эпоху говорили
на языке, близком к аркадскому, т. е. к ахейскому. При хеттском царе Тутхалиясе IV (приб. 1260—1230 гг.) в числе равноправных с хеттским царем великих царей, наряду с царями Египта, Вавилона (Кардуниаш) и Ассирии, назван царь Ахийава.
Далее в этих документах рассказывается о войне, которую Аттарисья, царь Ахийава, вел с хеттами. Наконец, при царе Арнувандасе IV (прибл. 1230—1200 гг.) тот же Аттарисья совершает набег на остров Кипр, бывший тогда во власти хеттов.
Тождественность Ахийава с Ахайваша и Ахайвой вряд ли может подлежать сомнению.14
Таким образом, в XIV—XIII вв. на южном берегу Малой Азии образовалось сильное Ахейское царство, которое вело войну с хеттами и совершало набеги на Кипр.15
Итак, нет никаких сомнений в том, что поход, описываемый в «Илиаде», — исторический факт, и что исполнители гомеровских песен в общем сохранили довольно верное представление об исторической обстановке XIV—XII вв.
Это не дает, тем не менее, права пользоваться «Илиадой» как историческим документом и считать, например, похищение Елены Парисом, имена Агамемнона и Менелая и гнев Ахилла настоящими историческими фактами.
Таким образом, основным источником для древнейшей эпохи греческой истории являются археологические памятники; как мы видим, эта история построена на базе археологии. Однако при всем огромном значении археологических памятников их недостатком является то, что при отсутствии литературных свидетельств, они не дают возможности сколько-нибудь точно датировать находки и восстановить ясную и вполне убедительную картину соответствующего общественного строя. Только литературные памятники, главным образом древнего Востока, дали Эвансу возможность распределить эти памятники по определенным хронологическим периодам.
Найденные на Крите памятники Эванс распределяет на три большие эпохи: древнеминойскую, охватывающую эпоху перехода от неолита к бронзе (до 2100 г.), среднеминойскую (2100— 1580) и позднеминойскую (1580—1180), относящиеся к эпохе бронзы. Образование критского государства относится уже к началу среднеминойской эпохи. Каждую из этих эпох Эванс
подразделил в свою очередь на три периода: I, II и III. Так, замечательные вазы стиля камарес относятся к II среднеминойскому периоду (1900—1750); высший расцвет критской культуры, господства на море, сношений с Египтом и письменности— к I позднеминойскому (1580—1450); разрушение кносского дворца и конец морской власти Крита — к концу II позднеминойского (1450—1400) и началу III позднеминойского (1400—1180). Для материка Греции принято то же деление, но вместо «минойский» употребляется термин «элладский» (так, например II позднеминойскому периоду на Крите соответствует II позднеэлладский на материке и т. д.). Эпоха наибольшего распространения критской культуры на материке относится к I и II позднеэлладским периодам; эпоха наивысшего расцвета власти микенских царей — к III позднеэлладскому.