Пожалуй, ни об одном греческом враче история медицины не доставляет столько противоречивых сведений, как об Асклепиаде из Ви-финии, жившем в Риме в конце II — начале I в. до н. э. Его медицинская доктрина подверглась крайне неравнозначным оценкам уже в эпоху античности. Компилятор и энциклопедист начала I в. н. э. Авл Корнелий Цельс относился к Асклепиаду явно скептически (De med. 1,3; И, 15; III, 4, 18, 24; IV, 9, 11), хотя и признавал, что после врачей эмпирической школы никто, кроме Асклепиада, «не продвинул науку дальше того, что он узнал от предшественников» (Ibid, praef.). Идей Асклепиада не принимал и знаменитый Гален (129—192 гг. н. э.), считавший вифинского врача последовательным эпикурейцем, то есть человеком, «который опирается в своих мыслях на порочные принципы», ибо на самом деле «всем руководит и все устраивает разум, а не случайное соединение отдельных атомов» (De usu part. VI, 13. 469). Плиний Старший полагал, что Асклепиад был обыкновенным самозванцем, который сначала подвизался на поприще преподавания красноречия, а затем, не добившись здесь особых успехов, обратился к медицине только для того, чтобы заработать, не имея никакой специальной подготовки (Hist. nat. XXVI, 3. 12). Противоположное мнение мы встречаем у Апулея, считавшего Асклепиада одним из самых выдающихся врачей своей эпохи, более того, вторым, после Гиппократа, корифеем в греческой медицине (Flor. XIX). Однократно и довольно благожелательно упоминали об Асклепиаде Цицерон в диалоге «Об ораторе» (I, 14, 62) и Сенека в письме к Луцилию (XCV, 9), из чего можно заключить о широкой известности и популярности медика из Вифинии у римлян в I в. до н. э. — I в. н. э.
В конечном итоге, как известно, в медицинской науке средних
веков и эпохи Возрождения прочно утвердился авторитет Галена, вследствие чего медицинская теория и почти все терапевтические методы Асклепиада были забыты. Все 15 его трудов оказались утраченными, сохранились лишь названия, перечисленные у А. Галлера [1, с. 141], отдельные фрагменты в компилятивном сочинении Целия Аврелиана «Об острых и хронических болезнях» (начало V в. н. э.) на латинском языке и небольшой отрывок «О лечении вывихов» в «Медицинских сводах» Орибазия из Пергама (IV в. н. э.) на греческом языке.
Возвращение интереса практических врачей к творческому наследию Асклепиада наблюдается лишь в XVIII в. Так, приверженцами теории солидарной патологии, основателем которой считается Асклепиад, были Г. Бургаве (1668—1738 гг.) и Ф. Гоффманн (1660— 1742 гг.), а также выдающийся голландский хирург на русской службе, руководитель Московской медико-хирургической школы, Николай Ламбертович Бидлоо (ок. 1670—1735 гг.) [2, с. 424]. Именно в этот период появились издания уже упомянутого труда Целия Аврелиана — главного источника по Асклепиаду, подготовленные И. К. Амманом на базе предшествующих изданий XVI в.1 Наиболее значительным достижением в литературе, посвященной Асклепиаду в XVIII в., явилось издание его фрагментов, собранных X. Г. Гумпертом [3] и снабженных интересными комментариями, до сих пор не утратившими научного значения.
В оценках терапии Асклепиада историками медицины конца XIX—XX вв. мы вновь сталкиваемся с самыми разноречивыми суждениями. С одной стороны, Асклепиад — «самый знаменитый из всех реформаторов в медицине» [4, с. 17], выдающийся врач проницательного ума и высокой культуры [5, с. 866], «самый знаменитый практический врач античности» [6, с. 83], с другой стороны — лишь «ловкий практик», сумевший «подделаться под вкусы изнеженных римлян» [7, с. 22]. Кажется, только в одном историки медицины согласны друг с другом: Асклепиад — первый (и, собственно, последний) в античности врач-атомист, последователь Демокрита и Эпикура. Такая точка зрения утвердилась и в отечественной науке. В самом подробном очерке Ф. Р. Бородулина читаем: «Учение Эпикура-Лукреция легло в основу медицинской концепции Асклепиада, с которого начинается творческое развитие медицины Древнего Рима» [9, с. 43]. Далее — изложение сущности теории Асклепиада: «Материальной основой организма, включая и его психическую деятельность, являются атомы. Они поступают в кровь и разносятся ею по всем тканям для питания и восстановления вещества. В тканях же атомы движутся по каким-то невидимым простым глазом канальцам, которые Асклепиад назвал порами... Если атомы движутся в порах беспрепятственно и в тканях располагаются правильно — организм здоров. Если
же движение атомов чем-нибудь нарушается или если в тканях почему-нибудь они откладываются неправильно — организм заболевает. Ближайшей причиной нарушения движения атомов в порах и расположения их в тканях является излишнее сужение или, наоборот, расслабление пор» [там же, с. 44]. Отсюда — цель терапии Асклепиада: восстановление свободного движения и правильного расположения атомов. Главный метод лечения — физиотерапия: гимнастика, игры, прогулки, ванны, музыка, декламация. Все эти способы достаточно широко представлены в Гиппократовском корпусе, заслугой Асклепиада явилось их внедрение в практику римской медицины в виде хорошо разработанной целостной системы. «Вместо всяких сложных лекарственных смесей..., — пишет E. М. Брусиловский, — он охотнее назначает своим больным в изобилии — напитки и пищу, свет и воздух..., обтирания и души (balneae pensiles)..., активные и пассивные движения (gestatio), в носилках, креслах или на кроватях, подвешенных к потолку наподобие качалок (lectuli pensiles)» [10, с. 66].
В конечном итоге методы лечения Асклепиада снискали ему добрую славу у пациентов, а его теоретические разработки привели к созданию принципиально нового направления в медицинской науке античности — методической школы. Во главе ее встал ученик Асклепиада Темисон из Лаодикеи, теоретической базой школы стала концепция солидарной патологии. В философии методики также шли вслед за Асклепиадом, принимая атомистические воззрения Демокрита и Эпикура.
Между тем, первое же обращение к нашему основному источнику по поводу философских установок Асклепиада вызывает определенное недоумение. В соответствующем отрывке из уже известного сочинения Целия Аврелиана читаем: «Primordia ... corporis primo constituerai atomos corpuscula intellectu sensa ..., quae ... mutuis ictibus in infinita partium fragmenta solvantur ...» (De morb. acut. I, 14). Действительно, первоначалами тела (человека) Асклепиад считал атомы, но такие, которые способны распадаться на «бесчисленные фрагменты». Иными словами, перед нами — тезис о делимости атомов, тезис, для античности совершенно немыслимый! С. Я. Лурье, касаясь сути учения древнегреческих атомистов, специально подчеркивал, что для них «материя распадается на частицы, неделимые дальше не только физически, фактически, но и потенциально, математически...» [11, с. 5]. Предположение французского историка медицины Л. Менье о том, что Асклепиад, настаивая на делимости атомов, будто бы «предчувствовал ионную теорию» [12, с. 43], конечно, не представляется серьезным.
Очевидно, для разрешения неясности следует обратиться к другим источникам, в частности, к Сексту Эмпирику. В его «Пирроновых положениях» мы встречаем четкое противопоставление атомов Демокрита и Эпикура неким «несвязанным массам» (в пер. Н. В. Брюлловой-
Шаскольской) Гераклида Понтийского, ученика Платона, и Асклепиада (III, 32). Именно эти «несвязанные массы», или, в более нейтральном переводе, «частицы» (αναρμοι ογκοι) являлись для Гераклида первоначалами всех вещей в природе. Таким образом, если говорить о делимости у Асклепиада, то следует иметь в виду отнюдь не атомы, но некие частицы, явно отличные от атомов, возможно, какие-то образования из атомов. Учение Гераклида Понтийского заимствовал еще до Асклепиада Стратон из Лампсака, называвший эти частицы σώματα, или ογκοι [13, с. 129]. Следовательно, параллельно линии Левкипп — Демокрит — Эпикур, выстраивается новая традиция: Гераклид — Стратон — Асклепиад, вполне утвердившаяся в немецкой школе истории медицины уже в начале нашего столетия [14, с. 325].
Что же касается неясностей в терминологии, то эта проблема была почти решена в упомянутых комментариях X. Г. Гумперта. В приведенном отрывке из Целия Аврелиана издатель фрагментов Асклепиада предлагает читать не «atomi», но «corpuscula», отмечая, между прочим, что в дальнейшем Целий и сам все время путает эти два термина, не представляя себе, по-видимому, их реального содержания [3, с. 58]. Интересную конъектуру предложил И. Драбкин в новом издании сочинения Целия Аврелиана. В указанном отрывке после слова «atomos» предлагается добавить: « [secundo] corpuscula...». При этом отмечается, что данная вставка была сделана уже в издании 1533 г. (Париж) издателем И. Винтером фон Андернахом [8, с. 66]. Тогда понимание текста, действительно, упрощается, то есть: первоначалами Асклепиада выступают, во-первых, (primo) атомы, а во-вторых (secundo) некие корпускулы, которые способны делиться. Тем самым достигается определенная понятийная ясность: не будем забывать о том, что Цицерон, которому принадлежит внедрение в лексику римлян слова «атом», специально подчеркивал, что атомы — есть именно неделимые тела, corpora individua (De fin. I, 6. 17). Частицы, ογκοι Асклепиада из свидетельств Секста Эмпирика встречаются и у Галена, который характеризует их как αναρμοί ογκοι (Inrod. 9) — «частицы хрупкие» или «ломкие», то есть способные расщепляться. Таким образом, нет достаточных оснований смешивать атомы Демокрита и Эпикура с частицами Асклепиада. Однако, надо отметить, что в атомистической традиции существовала еще одна линия, с наибольшей конкретностью выраженная Эпикуром в известном письме к Геродоту (Diog. Laert. X, 41), где говорится о двух различных видах тел: одни — составные, συγκρίσεις, другие — те, «из которых слагаются составные», именно эти последние Эпикур и называет атомами, «неделимыми и неизменяемыми» телами. Составные тела, или «соединения» Эпикура представляются наиболее подходящей параллелью к «частицам», ογκοι Гераклида Понтийского и Асклепиада. Такого мнения придерживался X. Г. Гумперт, снабдив свои выводы рядом вполне убедительных свидетельств, согласно которым уже и
Левкипп, и Демокрит отмечали первичные образования из атомов [3, с. 59—60]. Любопытно, что таким же образом понимали атомистическое учение Демокрита и врачи XVIII в., например, Н. Л. Бидлоо. В единственной сохранившейся рукописи его «Наставления для изучающих хирургию...», ныне переведенной и изданной на русском языке, по поводу «ученейшего философа Демокрита» отмечено, что «все части целого мира» он разделял на «мельчайшие» и «несколько большие частицы», из них первые, неделимые, и получили название атомов [15, с. 338].
Возвращаясь вновь к терминологии, надо сказать, что X. Г. Гумперт предлагал ввести в латинский текст Целия Аврелиана термин «corpuscula» только лишь из-за его, во-первых, достаточно широкой распространенности (употребляется у Лукреция и Авла Корнелия Цельса), а во-вторых, из-за его формальной нейтральности к понятию неделимости. При этом издатель отмечал, что наилучшим эквивалентом для oyxoi в латинском языке служит слово moles, а для συγκρίσεις — concretiones [3, с. 58, 60].
Итак, становится ясным, что, если Асклепиад и следовал за Эпикуром, то лишь до определенного уровня — до «соединений», полагая именно их в качестве первоначал. Такое понимание философской концепции Асклепиада привело немецкого историка медицины начала прошлого века К. Ф. Харлесса к предположению о том, что знаменитый римский врач стоял у порога открытия молекулярной теории [16, с. 15]. На той же позиции стоял и французский исследователь М. Альбер, который, правда, считал, что Асклепиад толком не отличал молекулы от атомов: и те, и другие способны к делению [ 17, с. 69]. Автор, впрочем, слишком доверяет тексту Целия Аврелиана, почти не рассматривая другие свидетельства. Глава французской историкомедицинской науки XIX в. Шарль Дарамбер осторожно предположил, что Асклепиад в своем учении о «корпускулах» следовал за знаменитым александрийским врачом III в. до н. э. Эрасистратом [18, с. 180]. Современный исследователь И. М. Лони подробно рассмотрел вопрос о зависимости Асклепиада от Эрасистрата [13, с. 128—130] и пришел к выводу, что общность воззрений этих двух врачей, скорее всего, кажущаяся [там же, с. 131]. Автор, имея другие цели, ничего не говорит о том, что следует понимать под αναρμοί ογκοι Асклепиада. Напротив, в другой современной работе [19] утверждается именно «молекулярная» теория: ογκοί предлагается понимать как молекулы, а прилагательное αναρμοί должно характеризовать свойство молекул существовать без спайки.
По-видимому, не следует слишком осовременивать философскую теорию Гераклида — Асклепиада, лучше говорить не о молекулах, но о первичных образованиях из атомов в широком смысле, в конечном итоге, о «соединениях» Эпикура. В таком случае проявляется определенная связь теории Асклепиада с эпикурейской философией, которая была широко распространена в Риме I в. до н. э. Но тогда выглядит
странным, что Асклепиад остановился на «несвязанных частицах» Гераклида Понтийского, хотя, казалось бы, ближе и доступнее был Эпикур. Однако, по мнению И. М. Лони, эпикурейцы мало интересовались медициной, поэтому обращение Асклепиада к Гераклиду, скорее всего, было продиктовано тем обстоятельством, что Гераклид сам был врачом и свои αναρμοί ογκοι использовал для создания собственной медицинской доктрины [13, с 133]. Такое предположение не выглядит достаточно убедительным. Греческая научная традиция, безусловно, сохранила бы какое-либо упоминание о медицинской теории Гераклида, если бы таковая действительно существовала. Между тем никаких ее следов у позднейших писателей мы не встречаем, в то время как теория Асклепиада оказалась для античной медицины принципиально новым явлением, связанным с системой Гераклида лишь в частностях, которые, по-видимому, представлялись вифинскому медику наиболее удобными для философского обоснования своей медицинской доктрины. Такая доктрина, как нам уже известно, получила название теории солидарной патологии и могла быть создана только в совершенно определенных условиях.
Асклепиад прибыл в Рим между 100 и 90 гг. до н. э., когда состояние медицинской науки в Вечном Городе оставляло желать много лучшего. Школа эмпириков, оформившаяся в эллинистической Александрии в конце III в. до н. э. и возглавляемая знаменитыми Филином Косским и Серапианом Александрийским, на греческой почве дала действительно блестящие результаты в практической медицине. Совсем иное положение сложилось в Риме. Первоначальное презрение к профессии врача со стороны знатных римлян сменилось к указанному периоду чуть ли не слепым доверием ко всякому, назвавшему себя врачом. И хотя «античная медицина не знала системы официальных дипломов, присваивающих звание врача» [20, с. 158], в условиях греческих полисов «достоинства или недостатки того или иного врача быстро становились достоянием гласности», после чего принимались соответствующие меры [там же, с. 157]. В Риме же безответственность некоторых шарлатанов часто оставалась ненаказуемой, несмотря на достаточно суровые законы [21, с. 183—184]. Никаких медицинских школ в Риме до Асклепиада не существовало, в практике врачевания царило то, что можно, пожалуй, назвать вульгарным эмпиризмом. И в этой обстановке Асклепиаду предстояло создать принципиально новую теорию медицины и как следствие — новую медицинскую школу, дабы противостоять засилью эмпириков [8, с. XVI].
Теория действительно была создана. В ней выразилась установка Асклепиада на соперничество с многолетней традицией греческой медицины, берущей начало от сочинений Гиппократовского корпуса. В основе этой традиции лежала известная теория гуморальной патологии, трактующая о четырех основных влагах человеческого организма: крови, слизи, или флегме, черной желчи и желтой желчи. Правильное соотношение влаг обуславливает здоровье, количественное
преобладание одной из них над другими приводит к болезни. Концепция гуморальной патологии пережила свое время и сохраняла важнейший статус вплоть до XIX в. Никакие позднейшие медицинские гипотезы, например, учение о пневме Афинея из Киликии (I в. н. э.), так и не смогли поколебать ее устоев. Не смог этого сделать и Асклепиад — в немалой степени благодаря уничтожающей критике Галена, для которого вифинец представлял особую опасность, во-первых, как противник самого Гиппократа, во-вторых, как последователь Эпикура. Но тем не менее, теория солидарной патологии не погибла, а после длительного забвения обрела как бы вторую жизнь — уже, как мы видели, в XVIII веке.
На основании сохранившихся фрагментов можно восстановить основные положения медико-философской теории Асклепиада. Главное здесь: вместо четырех влаг на первое место в человеческом организме выдвинуты твердые, solida, части, включающие в себя известные уже «частицы», ογκοι. Нет нужды размышлять над тем, что именно вифинский врач подразумевал под понятием ογκοι. Ответ, по-види-мому, прост; любые частицы, в том числе и видимые (кусочки пищи, сгустки крови), движущиеся в «порах» — каналах организма, которые можно было непосредственно наблюдать при вскрытии трупов животных, а также частицы невидимые, «постигаемые только разумом» (хотя бы те же молекулы). Что касается понятия «поры», то для философа-атомиста это — пустота, «пустые промежутки, в которые новые атомы могут проникать и оказывать воздействие на прежний состав тела» [22, с. 37]. Для врача поры — это любые каналы человеческого тела: желудочно-кишечный тракт, дыхательные пути, мочевыделительные пути, а также артерии, вены, лимфатические сосуды и т. д., включая опять-таки и невидимые глазу каналы, например, на клеточном уровне. О невидимых порах, базируясь на Эмпедокле, толковал Стратон из Лампсака, оказав в этом смысле влияние на Эрасистрата [13, с. 128]; возможно, в этом конкретном вопросе наблюдается некоторое единство взглядов знаменитого александрийца и Асклепиада.
Но подлинное нововведение Асклепиада заключалось в создании удивительно стройной системы взаимодействия «частиц» и «пор». У Целия Аврелиана сохранился фрагмент, где описывается процесс переваривания пищи по Асклепиаду. Оказывается, частицы пищи отнюдь не рассасываются под действием влаг, но именно распадаются на мельчайшие «фрагменты» либо под влиянием других таких же частиц, либо специфических твердых частиц организма путем взаимного столкновения или перетирания (De morb. acut. I, 14, 113). Все это отлично соответствует философской концепции Асклепиада. Видимая картина функционирования человеческого организма была распространена затем и на всю живую природу. Следующий логический шаг — утверждение указанных процессов на всех уровнях, в том
числе и на невидимом — необходимая ступень для действительно законченной теории.
Если и говорить об атомах у Асклепиада, то искать их следует не среди частиц, ογκοι, а среди тех мельчайших фрагментов, на которые эти частицы распадаются в процессе своего функционирования. Но как раз атомы вряд ли могли заинтересовать Асклепиада: они неделимы, а следовательно, конечны. Между тем основой жизни для вифин-ского врача было движение, заключающееся в непрерывном процессе распада частиц на фрагменты и затем, после перегруппировки фрагментов, образования новых частиц, уже иного качества, и так далее. Незначительная пауза в этом процессе несла с собой болезнь, полное же прекращение движения приводило к смерти организма. Итак, движение, уничтожение и возникновение частиц, их идеальное распределение, приводящее к равновесию в живом организме, — вот основа теории солидарной патологии Асклепиада, в которой влагам отводилась лишь второстепенная роль. Врач из Вифинии выступил и против эмпириков, обосновав, что опыт без теории бесполезен [23, с. 358], и против догматиков, приняв за основу организма не влаги, а твердые частицы [8, с. XVII]. Учение Гераклида Понтийского, по-видимому, наиболее идеальным образом отвечало медицинской доктрине Асклепиада, придавало ей весомость и значимость, предоставляло готовый терминологический аппарат. Заметим при этом, что философские идеи Гераклида, как показали недавние исследования, рассмотренные в статье Э. Роусон [23, с. 368], также были весьма популярны в Риме при жизни Асклепиада, и у него были все возможности для правильного и обоснованного выбора. Но, как мы уже пытались обосновать, к философской концепции Асклепиад пришел от человека, от непосредственного наблюдения за движением твердых частей организма, с уже сложившейся теорией патологии, которой чистый атомизм не вполне соответствовал. Напротив, αναρμοι ογκοι Гераклида, учение об их движении оказалось превосходным философским обоснованием новой медицинской теории, приведшей к созданию новой школы практических врачей-методиков, которая функционировала в Риме на протяжении почти двухсот лет.
Литература
1. Haller A. Bibliotheca medicinae practicae. Bernae; Basileae, 1776. Т. 1.
2. Оборин H. A. H. Л. Бидлоо и его «Наставление...»//Бидлоо Н. Наставление для изучающих хирургию в анатомическом театре: Пер. с лат./Под ред. М. В. Даниленко. М., 1979.
3. Asclepiadis Bithyni fragmenta/Ed. Ch. G. Gumpert. Vinariae, 1794.
4. Гардиа Ж. М. История медицины от Гиппократа до Бруссэ и его последователей. Казань, 1892.
5. Castiglioni A. Aulus Cornelius Celsus as a historian of medicine//Bulletin of the History of Medicine. 1940. V. 8.
6. Withington E. T. Medical history from the earliest times. L., 1894.
7. Эйхвальд Э. Э. Очерки истории медицины. СПб.. 1893.
8. Caelius Aurelianus. On acute diseases and on chronic diseases/Ed. by I. E. Drab-kin. Chicago, 1950.
9. Бородулин Ф. P. Лекции по истории медицины. М., 1955.
10. Брусиловский Е. М. Исторический очерк развития гидро-, бальнео- и физиотерапии в связи с общим прогрессом медицины//Изв. Гос. ин-та физических методов лечения им. И. М. Сеченова. 1928. Т. 2.
11. Лурье С. Я. Теория бесконечно малых у древних атомистов. М.; Л., 1935.
12. Менье Л. История медицины. М.; Л., 1926.
13. Lonie I. М. Medical theory of Heraclides of Pontus//Mnemosyne. 1965. V. 18.
14. Fuchs R. Geschichte der Heilkunde bei den Griechen//Handbuch der Geschichte der Medizin. Jena, 1902. Bd. 1.
15. Бидлоо H. Наставление для изучающих хирургию в анатомическом театре/ Под ред. М. В. Даниленко. М., 1979.
16. Harless С. F. Medicorum veterum Asclepiadis lustratio historica. Bonnae, 1828.
17. Albert M. Les médecins grecs â Rome. P., 1894.
18. Daremberg Ch. Histoire des sciences médicales. P., 1870. T. 1.
19. Eucken C. Zur Frage einer Molekulartheorie bei Herakleides und Asclepiades// Mus. Helv. 1983. Bd. 40. S. 119—122.
20. Блаватская Т. В. Из истории греческой интеллигенции эллинистического времени. М., 1983.
21. Рейнак С. Врачи в античном мире//Гейберг М. Л. Естествознание и математика в классической древности. М.; Л., 1936.
22. Маковельский А. О. Древнегреческие атомисты. Баку, 1946.
23. RawsonE. The life and death of Asclepiades of Bithynia//ClQ. 1982. V. 32.