Наша группа ВКОНТАКТЕ - Наш твиттер Follow antikoved on Twitter

147

2. Отражение персов силами Европейской Эллады

46. Государство Ахеменидов по самой природе своей было организовано с расчетом на мировую завоевательную политику и мировое господство. Оно должно было охватить весь известный тогда мир. Поэтому и владыка этого государства именовал себя господином всех людей от восхода солнца до заката, царем царей, государем великой земли и т. п. Эта мысль дала свой отпечаток всей организации государства, сказывалась в его мировых путях сообщения, его всемирной почте, в его мировой монете (дарики) и в повышенном самочувствии персов, которые, по Геродоту, называли себя «лучшими из всех людей, предопределенными к тому, чтобы господствовать над другими». Как могло такое государство остановиться в своем стремлении перед сопротивлением разрозненного мира греческих городов?
Уже в 492 г. экспедицией Мардония, предпринятой для укрепления персидского владычества во Фракии и завоевания Македонии, началась атака Запада со стороны персов. И хотя гибель флота у Афона замедлила нападение на саму Грецию, перевес персидских сил был настолько подавляющий, что разосланные еще в 491 г. по всей Элладе послы царя принесли ему не только с большинства островов (между прочим, даже с Эгины), но и от многих общин материка потребованные царем знаки покорности.3




3 По словам Геродота (VII, 133), афиняне бросили персидских послов в баратрон, а спартанцы — в колодец. К критике этого показания см.: Wecklein. Ук. соч., стр. 42; Busolt. GG., т. II, 571 и сл.; Е. Meyer. Ук. соч., стр. 319; последний считает это показание исторически достоверным.
148
Казалось, наступал конец свободе нации, если государства, решившиеся дать отпор, не соединятся в большие политические величины. Заслуга инициативы в поднятии этого жизненного вопроса принадлежит Афинам. Предлагая Спарте наказать эгинетов за измену Элладе, афиняне не только признали фактическую панэллинскую гегемонию Спарты, но и провозгласили идею известной солидарности эллинских государств, нарушение которой подпадало под понятие государственной измены.1 Афины, правда, были еще одиноки,* когда в 490 г. после покорения Наксоса и Эретрии персидское войско под начальством Датиса и Артаферна высадилось на восточном берегу Аттики. Помощь Спарты появилась, по каким бы то ни было причинам,2 только тогда, когда все было уже решено. В лице Мильтиада Афины имели, к счастью, вождя, который своими способностями был в меру тяжелому положению; он происходил из старинного рода Филаидов, оставил свое царское положение в аттической колонии Херсонесе Фракийском и ушел от персов в Афины.** Едва избежав здесь тяжелой ответственности по обвинению в тирании, он был избран народом в стратеги 490 г., и его заслугой было то, что врага афиняне встретили не за стенами Афин,3 как предлагала часть стратегов, а вышли ему навстречу в открытый бой.
Как проходила в частностях эта битва, разыгравшаяся в южной части марафонской равнины, как велико было военное значение победы, одержанной афинянами под начальством Мильтиада, — все это с полной достоверностью восстановлено быть не может. Если в целом и общем сделаны существенные успехи в военном4 и топо-

1 Oncken. Athen und Hellas, Forschungen z. nationalen u. pol. Gesch. der alten Griechen, 1865-186C.
2 Объяснение спартанцев, что они должны дождаться новолуния, очевидно, вымышлено. Даже Геродот верит в честность спартанской политики, и, в самом деле, спартанцы появились тотчас после битвы на поле сражения с маленьким, но отборным отрядом (в 2000 чел.). Ср.: Kägi. Kritische Gesch. des spartanischen Staates 500-431, Jbb. f. Philol., 6 Suppl. Bd., 1873, стр. 435 и сл.
3 Что Афины были уже в ту пору обнесены стенами, доказывает Фукидид (I, 89; 93).
4 Относительно различных изображений Марафонской битвы ср.: Wecklein, Die Tradition der Perserkriege, Sitz. ber. d. bayr. Akad., philol.-histor. Kl., 1876, стр. 272 и сл. Также: Duncker. Die Schlacht bei Marathon, Hist. Ztschr., N. F. 10, 31 и сл.; Swoboda. Die Ueberlieferung der Marathonschlacht, Wien. Stud., VI (1), 1884, стр. 1 и сл.; Müller-Strübing. Zur Schlacht bei Marathon, Jbb. f. kl. Piniol., т. 119, стр. 433 и сл.; Duncker. Ueber Strategie und Taktik des Militiades, Sitz. ber. der Berl. Akad., 21, 1886, стр. 393 и сл., напечатано в Abh. zur griech. Gesch., 1887. Новый, очень интересный взгляд на битву, как оборонительно-наступательную, мы находим у Н. Delbrück'a. Die Perserkriege und die Burgunderkriege, 1887, стр. 52 и сл.; ср.: Hist. Ztschr., N. F. 22, стр. 348 и Gesch. der Kriegskunst im Rahmen der politischen Geschichte, т. I2, 1909. Относительно древнейшего живописного изображения битвы см.: Robert. Die Marathonschlacht in der Poikile (18, Hallisches Winckelmannsprogramm, 1895).
* Вместе с афинянами в битве при Марафоне сражался отряд из Платей (Hdt., VI, 108).
** О тирании Филаидов на Херсонесе Фракийском см.: Hdt., VI, 34-40; Nep. Milt., 1-2.
149
графическом1 суждении о событии, а в отношении критики источников удалось достигнуть согласия и установить, что основой всякого изложения этой битвы может служить только рассказ Геродота, и что его нельзя ни дополнять, ни модифицировать, руководствуясь проблематическими данными позднейших авторов, — тем не менее при неполноте и геродотова рассказа многое остается темным. Не известно даже численное соотношение сил сражавшихся. Известие (Корнелий Непот в «Мильтиаде»), что десять тысяч афинян и платейцев разбили сто тысяч персов, покоится, конечно, на позднейшем домысле, по-видимому Эфора.2 Даже во времена Геродота об этом не знали ничего определенного, и позднейшие авторы просто выдумывали эти числа и особенно преувеличили численное превосходство персов.3 Уже по необходимости для персов пользоваться морем для перевозки своих войск, что было для них тогда единственно возможным средством передвижения, масса их войск, особенно опаснейшее их оружие — конница, не могла быть по численности своей столь чрезвычайно большой. Это было, вероятно, и главной причиной того, почему персидская конница, которая имела на марафонской равнине такой удобный для себя простор действий, не сыграла в битве никакой роли, хотя и тактика греков могла очень способствовать тому, чтобы конница оставалась вне действий. С другой стороны, численный перевес персов, которым они несомненно обладали, уравнивался в значительной мере тем, что тяжеловооруженные гоплиты и тактически цельная масса их фаланги, безусловно, превосходили в вынужденном рукопашном бою, последовавшем за бурной атакой Мильтиада, неустроенные толпы персидских стрелков. Таким образом, для выяснения причины победы афинян нет никакой нужды в гипотезе Курциуса, который (ссылаясь на показание Свиды — χωρίς ιππείς) допускает атаку Мильтиада лишь после того, как персидское войско уже готовилось к отступлению и конница была уже посажена

1 См.: Lolling. Topographie von Marathon, Mitt, des d. arch. Inst., т. I, 1876, стр. 88 и сл.; Δελτίονάρχαιολ., 1890, стр. 123; Mitt. d. d. arch. Inst., 15, 1890, стр. 253 и сл.; BerlinerPhil. Wchschr., т. 10, стр. 1162; Die attischen Grabhügel.; Curtius, Kaupert. Karten v. Attika, табл. 18 и 19 с объяснительным текстом Milchhöfer'a, т. 3-6, стр. 51 и сл. Относительно вопроса, есть ли «сорос» — надгробный памятник марафонским воинам, см. теперь: Stais. Ό έν Mupuöuvi τύμβος. Mitt. d. d. arch. Inst., т. 18, стр. 46 и сл.
2 Busolt. Rh. Mus., т. 38, 1883, стр. 629.
3 Разумеется, Геродот преувеличивает, говоря о персидском флоте в 600 триер (IV, 95); это стереотипная цифра, которую не следовало бы класть в основу числовых соображений, как это делает, например, Duncker, по мнению которого у персов должно было быть 60-70 тысяч воинов. С другой стороны, Дельбрюк (Ук. соч.) дает слишком низкую оценку. Он определяет численность войска только в 10 000-15 000 стрелков (наряду с 1000 всадников).
150
на суда.1 К этой гипотезе, впрочем, пришли уже и древние критики, считавшие, но словам Плутарха (De Herod, mal., 27) марафонскую битву лишь πρόσκρουσμα βρυχϋ τοις βαρβαροις άποβάσιν — «мелкой стычкой с высадившимися варварами», а афинское изображение ее отвергали как пустое бахвальство; так думали Феопомп и другие враждебно настроенные к афинянам авторы.
47. Остается сомнительным, что мог означать изменнический сигнал, который, по словам Геродота (VII, 124), был дан персам при помощи блестящего щита с высоты Пентеликона. Что тиран Гиппий, пришедший с персами на марафонскую равнину, чтобы с их помощью добиться своего возвращения в Афины, имел там сторонников и приверженцев — это не подлежит сомнению.2 Очень вероятна и одна из версий предания, смутно указывающая, что тут при чем-то были Алкмеониды, почувствовавшие себя оттесненными на задний план сначала Мильтиадом, а потом Фемистоклом. Ведь это они, т. е., собственно, их наследники Ксантипп и Перикл, добились господства в Афинах тем, что до смерти преследовали Мильтиада, Фемистокла, Кимона.11 Возможность того, что они стремились тогда достичь своих целей с помощью эмигрантов и персов не исключена, и во всяком случае попытка их реабилитации, сделанная Геродотом (VI, 121), совершенно неудачна. Конечно, что-нибудь более определенное, особенно об условии соглашения этих двух сторон, выяснить теперь невозможно. Фактом остается только то, что персы после битвы сделали натиск в сторону Афин и появились со своим флотом перед Фалером, но своевременное возвращение победоносного войска заставило их отступить, не достигнув никаких результатов, и вернуться в Азию.
Моральное и политическое значение Марафонской победы было, без сомнения, чрезвычайное! Как ни судить о военных размерах события, тот факт, что Афины одни, поддерживаемые только маленькими Платеями, выступили в качестве «передовых бойцов эллинского мира» (Симонид), имел чрезвычайно важное значение для будущего. В этом факте надо искать зародыш будущего панэллинского значения афинского государства. Тогда же афиняне обеспечили себе срок для поднятия своих военных сил, что было совершенно необходимо ввиду неминуемой последней решительной борьбы с Персией.

1 Curtius. GG., т. III", стр. 24. Также: Busolt. GG., т. II, 558. Модификацию взгляда Курциуса дает работа капитана Eschenhurg'a. Topographische, archäol. u. militärische Betrachtung auf dem Schlachtfeld von Marathon, Berlin, 1887 и Schilling's. Philologus, 1895, стр. 253 и сл. О том, что замечание Saidas s. ν. χωρίς ιππείς не имеет цены, см.: Crusius. N. Rh. Mus., т. 40, 1885, стр. 466 и сл.
2 Wilamowitz. Aristotele u. Athen, I, 112, считает участие Гиппия вымышленным.
3 Согласно удачному замечанию Е. Меуег'а. Forschungen..., I, 198. Сомнительно, однако, указание Е. Меуег'а на сношения Алкмеонида Мегакла с Писистратом (в 555 г.) и недопустимо сравнение с отношением Алкмеонида Клисфена (около 506 г.) к Персии. См. там же.
151
Смелый натиск Мильтиада на державшие сторону персов Кикладские острова, ставший для него лично столь роковым,1 указывал задачу, поставленную афинянам событиями. Речь шла о том, чтобы ввиду перевеса персов, обусловленного тем, что они имели в своем распоряжении военно-морские средства восточного греческого мира, Финикии и Египта, направить все силы на создание и развитие национального флота. Разрешение этой задачи в политическом отношении было, конечно, сопряжено с большими трудностями. Распространение воинской повинности на граждан четвертого разряда, являвшееся необходимым в силу перенесения центра тяжести обороны страны на флот, угрожало прерогативам граждан трех верхних классов, в то время как неизбежно разраставшееся, вследствие развития мореходства, значение промышленных классов угрожало вообще господствующему положению, которое находилось в руках знати и земледельческого сословия. Являвшееся необходимым следствием всеобщей воинской повинности политическое уравнение всех классов населения должно было поставить на новые пути всю общественную жизнь. И если для государственного гения Фемистокла2 не представлялось никакого препятствия, чтобы взять на свои плечи великий переворот, то, с другой стороны, готовы были выставить все те возможные соображения об опасностях морской политики, которые столь определенно высказываются, например, в греческом учении о государстве.3 Хотя неудовлетворительность данных предания4 оставляет неясными

1 После неудачной осады Пароса он был обвинен Ксантипиом (который благодаря жене своей Агаристе, племяннице Клисфена, был в дружеских отношениях с Алкмеонидами) и за «обман народа» был приговорен к огромному штрафу в 50 талантов. Вскоре после этого он умер от раны, полученной при осаде Пароса.
2 Ср. характеристику этого гениального человека у Фукидида (I, 138), особенно слова: των τε παραχρήμα δι' ελαχίστης βουλής κράτιστος γνωμών, και των μελλόντων επί πλείστον τοΰ γενησομένου άριστος είκαστής [«он, после самого краткого размышления, был вернейшим судьею данного положения дела и точнее всех угадывал события самого отдаленного будущего»].
3 Ср.: Onckcn. Die Staatslehre des Aristoteles, II, стр. 183 и сл.; Pöhlmann. Hellenische Anschauungen über den Zusammenhang zwischen Natur und Geschichte, 1879, стр. 62 и сл. Даже Аристотель признал с этой точки зрения реформу Фемистокла роковой. Ср.: Diels. Α&ηναίων πολιτεία des Aristoteles, Abh. der Berl. Akad., 1885, стр. 37 и сл.
4 Даже «Афинская полития» Аристотеля не дает нам существенных разъяснений мотивов партийной борьбы этой эпохи. Она сообщает о целом ряде изгнаний посредством остракизма сначала Гиппарха, родственника Писистратидов (487 г.), затем племянника Клисфена, Алкмеонида Мегакла (486 г.) и шурина его Ксантиппа (485 или 484 гг.) Мы не узнаем ничего об отношении этих партийных вождей к упоминаемой Аристотелем, в связи с этим (Athen. Pol., 22), реформе избрания архонтов 487-486 гг. (комбинация выборов и жеребьевки, имевшая явную цель ослабить значение положения первого архонта, Которое было равносильно положению президента республики, и свести его на степень простого должностного лица; этим путем, с одной стороны, усиливалось суверенное могущество народа, с другой — ослаблялось влияние знати, особенно Алкмеонидов. Несомненно, что в борьбе с последними Фемистокл принимал большое участие; этим в достаточной степени объясняется ненависть к нему традиции, создававшейся под влиянием Алкмеонидов).
152
мотивы, лежавшие в основе упорной оппозиции политике Фемистокла со стороны такого патриота, как Аристид, но очень возможно, что эти мотивы, по крайней мере отчасти, надо искать в указанном направлении, и несомненно, что суть дела заключалась не только в одном личном антагонизме, но и в существенно противоположном взгляде на вещи.
48. Таким образом объясняется, что, чем решительнее становился народ за реформу, тем ненадежнее оказывалось положение Аристида в государстве, и, в конце концов, народ прибегнул к остракизму (483/482 гг.), чтобы развязать Фемистоклу руки в деле проведения реформы.1 Но так как предание о Фемистокле вообще очень смутно, то и его организаторская деятельность в эту эпоху известна нам в недостаточной мере. Можно ли считать архонта 493/492 гг., Фемистокла, великим государственным человеком? И если так, то тогда ли начал Фемистокл создавать вместо открытого беззащитного рейда Фалера обнесенный стенами Пирей в качестве большого защищенного порта для афинского флота? Насколько он вообще сам лично мог двигать вперед это великое предприятие? Обо всем этом мы ничего не знаем. О другой, еще более важной стороне его деятельности, о его заслугах по увеличению аттического флота, подвиге, которым он направил по новым путям политическое развитие Афин и создал военную основу для бессмертных военных деяний ближайшего времени и вообще для грядущего могущества новой морской державы, — точно также обладаем мы лишь краткими свидетельствами Геродота (VII, 144) и Фукидида (I, 14), в то время как более детальное изложение Аристотеля (Athen. Pol., 22) содержит в себе нечто совсем невероятное и анекдотическое в стиле Эфора. В сущности мы знаем разве только немногим больше того, что народ, вследствие продолжительной и несчастной усобицы с могущественным морским государством Эгиной, именно в это время склонный к необычным жертвам для поднятия военных сил родины, постановил, по определению Фемистокла, употребить доходы с лаврийских серебряных рудников на сильное увеличение флота (по Геродоту (VII, 144) не менее, чем на 200 триер, число, которое у него понято, надо думать, неверно, и первоначально означавшее, может быть, вообще максимум, имевшийся в виду для флота вообще. Программа эта, впрочем, не была выполнена даже во времена Саламина).2

1 Сохранившиеся в преданиях подробности партийной борьбы, в особенности все, связанное с именем «Справедливого» (Аристида) — большей частью вымышлены.
2 Число 100 у Аристотеля (Athen. Pol., 22) и у позднейших писателей исправляет число, приведенное Геродотом, и зиждется не на предании, по справедливому замечанию Е. Меуег'а. Ук. соч., III, 359. Ср. еще: Busolt. GG., т. II, 639 и сл.; относительно архонтата 493-492 гг., стр. 642 и сл.
153
Вследствие этого великого решения Афины, по крайней мере для метрополии, сделались первой эллинской морской державой когда, наконец, в 480 г. после долгого перерыва, обусловленного восстанием Египта и смертью Дария (486 г.), наступила для Эллады пора решительного столкновения с Персидским государством.
49. Военная сила, во главе которой Ксеркс, переправившись весной названного года по двум понтонным мостам через Геллеспонт,1 вступил на полуостров и думал, исходя из Фракии и Македонии, покорить всю Элладу, казалась грекам чудовищно большой.2 Надпись на памятнике, воздвигнутом впоследствии защитникам Фермопил, определяет число персидского войска в три миллиона бойцов (Hdt., VII, 228); Геродот исчисляет общее количество сухопутного войска, обоза и флота более чем в пять миллионов человек, из которых пехоты было 1 700 000 чел., а конницы —80 000 (VII, 87)! Даже противник Геродота Ктесий (23) считает, что войско персов заключало 800 000 бойцов. Дело выглядит так, что как будто цвет вооруженных сил мировой империи был поднят в поход против маленькой Эллады! С такими преувеличенными представлениями ничего нельзя поделать путем простого сокращения приводимых ими абсурдных цифр; тут надобно порвать совершенно с преданием и теми представлениями, в которых оно коренится. Но нет никакого масштаба для попытки построения иных численных соотношений. И одно только молено с уверенностью считать достоверным — что количественное превосходство персов было во всяком случае очень значительно.3 Из ассирийских клинописных текстов хорошо известно, что на Востоке давно уже умели повелевать огромными массами войска и снабжать их продовольствием.
Греческая нация, взятая в целом, была вовсе не подготовлена сколько-нибудь удовлетворительно для отражения этих превосходящих сил неприятеля. Правда, на Истме при известии о приготовлениях Ксеркса, собрался конгресс, но, по всей видимости, участие в нем приняли кроме Пелопоннесского союза только Афины, Платеи, Феспии, Кеос, Мелос и еще некоторые другие Кикладские острова, из Эвбейских общин — Халкида и Эретрия, фокидяне и из коринфских колоний Левкада, Анакторий и Амбракия. И если конгресс этот имел успех в том, что покончил с некоторыми усобицами, как,

1 Reinach. Xerxes et l'Hellespont, Rev. arch., 1905, относительно тенденциозных греческих преданий о «бичевании» моря, бросания туда цепей и т. п. Рейнак усматривает здесь ритуал обручения с морем путем соединенных одно с другим в цепь обручальных колец.
2 Ср.: Struck. Der Xerxeskanal am Athos, N. Jbb. f. d. kl. Α., 1907, стр. 115 и сл.
3 Delbrück. Perserkriege u. Burgunderkriege, стр. 137 и сл., очень ясно развивающий принципиально правильную точку зрения, дает, однако, слишком низкую цифру персидского войска, исчисляя его в 45 000-55 000 человек. Уже приведенное Эсхилом (Persae, 341 и сл.) число, определяющее военный и транспортный флот в 1000 или 1207 судов, имеющее за собой полную вероятность, заставляет предполагать большее число воинов.
154
например, между Афинами и Эгиной,1 то, с другой стороны, сделанное путем посылки афинско-спартанского посольства к другим эллинским государствам воззвание с призывом к участию в общей национальной войне оказало очень незначительное воздействие. Ахайя, Аргос, Фивы, владетели Сиракуз и Акраганта, Крит держались уклончиво, а сильная своим флотом Керкира даже и двусмысленно; в Фессалии эллинским симпатиям знатного сословия противился владетельный род Алевадов, дружественно расположенный к персам. Само Дельфийское святилище, занявшее вообще малопочетную позицию, парализовало своими зловещими предсказаниями и предостережениями от борьбы деятельность союза.2 Делают слишком большую честь этому поведению, когда сравнивают его с тем образом действия, какой столетие перед тем предприняли в Иерусалиме вожди религиозного движения Иеремии и др. своей проповедью о покорности халдеям!3 И греки, замыслившие путем быстрого движения κ Олимпу воспрепятствовать покорению персами северной Эллады, оказались обманувшимися в своем намерении. 10 000 гоплитов, которые в соединении с фессалийцами должны были защищать Темпейскую долину, оказались недостаточными, чтобы прикрыть проходы из Македонии в область Пенея и его притоков. К тому же поведение фессалийских и среднегреческих племен ни в каком случае не было настолько надежным, чтобы можно было рассчитывать на их полную и безусловную поддержку. Поэтому уже через несколько дней после известия о приближении превосходящих сил врага эта позиция была оставлена без всякой попытки сопротивления, и фессалийцы вместе с зависевшими от них племенами перешли без дальнейших рассуждений на сторону персов.

1 Политические изгнанники были тогда возвращены не только в одних Афинах, конечно, но и в других государствах. О проклятии, которому конгресс предавал, будто бы всех, добровольно перешедших на сторону варваров — гневу Аполлона Дельфийского, см.: Dittenberger. Observationes de Herodoti loco ad antiquitates sacras spectante, Index lect. Hall., 1890. В пользу исторической достоверности проклятия говорит Busolt. GG., т. И, стр. 654; Holm. Ук. соч., II, 51. Против: Wecklein. Ук. соч., стр. 305 и сл.
2 О Дельфийских предсказаниях, которые играли в истории Греции, особенно в древнейшую эпоху, такую важную роль, а также о вопросах критики, основанных на тексте, местами подделанном, местами интерполированном, ср.: Hendess. Oracula Graeca, Dissertationes philol. Halenses, 1880 и его же исследования о подлинности некоторых дельфийских оракулов: Gymnas. Progr. (Guben), 1882. Об отношении персов к Дельфам и о мнимом их походе на Дельфы см.: Pomtow. Untersuchungen ζ. gr. Gesch., I, Die Perserexpedition nach Delphoi, Jbb. f. kl. Piniol., т. 129, 1884, стр. 624 и сл.
3 Ε. Meyer. Ук. соч., III, 370. При этом сравнении упущено из виду, что сопротивление материкового города, каким был Иерусалим, было совершенно немыслимо, тогда как Эллада, благодаря своим морским силам, могла совершенно другими средствами достигнуть успеха; возможность эта, однако, совершенно игнорировалась жречеством, трепетавшим за свои святыни и сокровища, которых морская оборона не могла охранить.
155
50. Вторая оборонительная линия Эллады, Фермопилы — Арте-
мисий, имела то преимущество, что здесь были возможны совместные действия сухопутных сил и флота. С одной стороны, всегда можно было некоторое время удерживать за собой Фермопильское ущелье, в то время как, с другой стороны, флот мог получить возможность ворваться в бухту между Эвбеей и Фессалией и, пользуясь тем, что персы не могли здесь развернуть свои превосходные силы, нанести им решительный удар: этот удар, при зависимости сухопутной персидской армии от транспортного флота, мог бы вынудить ее к отступлению, как впоследствии после Саламина. Ради достижения этого, рассчитанного на подходящий момент, эффекта защиты Фермопил были, по всей видимости, организованы и силы, которые под командой спартанского царя Леонида занимали проход (4000 пелопоннесцев, среди них 300 спартиатов, 700 феспийцев, 400 фиванцев и ополчения фокидян и опунтских локров). Не было никакого основания подвергать опасности уничтожения огромными массами азиатов большую армию в средней Греции; и, конечно, тенденциозным измышлением народного предания, неблагоприятного пелопоннесцам, является сообщение Геродота, что посылка такой армии хотя и была обещана, но не состоялась будто бы из-за Карнейских1 и Олимпийских празднеств.2
Разумеется, то случайное совпадение обстоятельств, которое принималось в расчет при занятии фермопильского прохода, не осуществилось. Столкновение на море замедлилось слишком долго. И потому, несмотря на героическую защиту, последовала неизбежная катастрофа, особенно после того, как персам удалось обходное движение по горной тропе на Эту.3 Леонид пал вместе с большинством своих соратников.4 Очистить позицию вопреки приказанию своего

1 Карнеи (Κάρνεια) — один из важнейших праздников в дорийских полисах, отмечавшийся 7-15 Метагейтниона (август-сентябрь) в честь Аполлона, как предводителя дорийцев во время завоевания ими Пелопоннеса. На время празднества спартанцы временно прекращали все военные действия.
2 Этим выясняется историческая необоснованность показания Эфора (Diod., XI, 4), по сведениям которого Леонид взял с собой умышленно такой малочисленный отряд, так как был заранее уверен в поражении и решился умереть в Фермопилах. Это такой же вымысел, как и изречение оракула, мотивирующее добровольную смерть (Hdt., VII, 202) и представляющее «vaticinium post eventum!» [т. е. пророчество, сочиненное после того, как свершился факт, о котором в нем говорилось]. См.: Bauer. Jbb. f. kl. Philol., Suppl. Bd. X, 1878, 296. Для выяснения вопроса вообще см.: Nitzsch. Ук. соч., 251 и сл.; Wecklein. Ук. соч., стр. 70 и сл.; Busolt. Lakedaimonier, 418 и сл.; GG., т. II, 673 и сл. В истинном свете впервые представил дело E.Meyer. Ук. соч., III, 378 и сл.
3 О мнимом предательстве Эфиальта и о различных уклончивых версиях относительно личностей других предателей см.: Wecklein. Ук. соч., стр. 52 и сл.
4 О мнимой отсылке Леонидом союзников, которым удалось избегнуть катастрофы, и об отношении к фиванцам см.: Wecklein. Ук. соч., 278 и сл. и 307 и сл.
156
правительства он не мог без нарушения спартанского военного кодекса.1 Он должен был держаться до конца,2 и справедливо замечают, что эта блестящая геройская гибель фермопильских героев скорее повысила, чем ослабила уверенность эллинов в своих силах, и в этой мере совсем не была напрасной для национального дела.3
Падение Фермопил (в конце августа) сделало ненадежным положение эллинского флота у северных берегов Эвбеи,4 хотя и тут эллины под командой спартанца Эврибиада5 выдержали много удачных схваток с превосходящими персидскими силами,* это превосходство сильно понизила и буря у магнесийских берегов и на юго-западном берегу Эвбеи (при попытке обогнуть мыс).6 Все это не могло, однако, теперь препятствовать отступлению союзного флота к Саламину. Эллада севернее перешейка была потеряна, и афинянам, которые не хотели, как беотийцы, фокидяне и локры, подчиниться персам, не оставалось иного исхода, как очистить родину. По предложению Фемистокла, как гласят наши источники,7 женщины, дети, рабы и все имущество были отправлены на Саламин, на Эгину, и укрыто по безопасным местам Пелопоннеса; все мужское население, способное носить оружие, было посажено на суда.8

1 Отсюда выражение «ρήμασι πειδόμενοι» (повинуясь законам) в надписи надгробного памятника в Фермопилах. Bergk. PLG, т. II4, 451 (Симонид).
2 Мы поэтому не имеем основания повторять слова ЯнЛ/'я. Lit. Ztrbl., 1877, 1095, о донкихотстве Леонида, который принес будто бы себя и своих спартанцев в жертву воспитанному с юности ложному чувству военной чести (Jbb. f. kl. Phil., т. 128, 1883, 746 и сл.).
3 Ε. Meyer. Ук. соч., III, 382. — Относительно местности Фермопил см.: Vischer. Reisen und Eindrücke aus Griechenland, 636 и сл.; Lolling у Bädeker'a. Griechenland.
1 Относительно местности Артемисия, см.: Lolling. Mitt. d. d. arch. Inst., VIII, 1883, 7 и сл.
5 Душой сражения при Артемисии был, несомненно, Фемистокл, предводитель самого многочисленного отряда, если даже он и не играл той роли, которую ему приписывает предание (ср., например, историю подкупа у Геродота (VII, 4)). Bauer. Themistokles, 25.
6 Beloch. GG., т. I, 373, видит в рассказе об этой попытке обхода только «дубликат» рассказа о маневре, произведенном персами при Саламине. Так же, как и весь рассказ Геродота (VIII, 4) о намерении пелопоннесцев отступить, по его мнению, составлен но истории Саламинской битвы. Скептицизм — заходящий слишком далеко, даже в том случае, если считать показания Геродота не лишенными преувеличения.
7 Это сведение сомнительно. См.: Bauer. Ук. соч., 130. Об энергичной деятельности ареопага в это время см. Аристотеля (Pol., VIII, 3, 5, 1304а), который, во всяком случае, в «Афинской политии» (23), сильно преувеличивает заслуги ареопага и, напротив, замалчивает заслуги Фемистокла.
8 Относительно оракула о деревянных стенах см.: Hendess. Ук. соч., 5 и сл.; Wecklein. Ук. соч., 269.
* Смысл морского сражения при Артемисии, по-видимому, был иным: греческий флот должен был воспрепятствовать высадке персидского десанта в тыл армии Леонида, занявшей Фермопилы.
157
В то время, как пелопоннесцы укреплялись на перешейке, массы неприятельского войска могли беспрепятственно наводнять всю восточную часть средней Греции;1 Аттика была опустошена, Афины — город и акрополь — разрушены.2
51. Очень понятно, что ввиду пылавших Афин и огромного персидского флота, сосредоточившегося на Фалерском рейде, часть греков охватило некоторое отчаяние. До нас дошел живой отзвук настроения греков того времени, сохранившийся в молитве Феогнида Мегарского Аполлону о том, чтобы отвратил кощунственное войско персов от города, чтобы спасенные могли снова весной отпраздновать великий праздник! Но поэту страшно, «когда он созерцает неразумие и сварливость эллинов». — «По крайней мере, хотя бы только этот свой город сохранил Аполлон»3 — пожелание, которое, но проникающему его наивному себялюбию, во всяком случае, очень мало говорит о чувстве национальной солидарности эллинов. Настроения вроде приведенного вообще могли быть очень распространены. Многие охотнее всего пошли бы на перешеек, где собрались для отпора персам военные силы Пелопоннеса и шла лихорадочная работа возведения стены поперек перешейка.* Здесь флот в случае поражения имел бы крепкую опору в сухопутном войске, тогда как после возможного неудачного боя между Саламином и аттическим берегом его ждала полная гибель. Но, с другой стороны, разве афиняне могли допустить, чтобы вследствие их отступления к перешейку Саламин и Эгина попали в руки врага, и вместе с тем могли ли они оставить такое благоприятное для них место битвы, на котором неприятель не мог использовать выгодным для себя образом ни свой перевес в силах, ни большую скорость своих судов?4 На совете стратегов флота5 Фемистокл защищал со всем присущим ему упорством эту последнюю точку зрения и выдвигал настоятельнейшие причины за то, чтобы оставаться. Геродот утверждает (VIII, 59), что многие греки, особенно коринфяне с их навархом Адимантом во главе, объятые страхом, помышляли только о бегстве, и что Фемистокл не добился бы ничего, если бы не объявил от имени афинян, что в случае отступления к перешейку, Афины выйдут из союза и будут искать себе новую родину в италийском Сирисе; но факт этот, особенно в приведенной форме, является во всяком случае искажением

1 О вымышленном и крайне разукрашенном легендой походе персов на Дельфы см.: Pomtow. Ук. соч.; Busolt. GG., т. II, 160 и сл.; Л. Bauer. Bursian-Müllers Jahresber., т. 60, 1889, стр. 113.
2 Немногочисленный гарнизон акрополя погиб после упорного сопротивления. Храм, в отместку за Саламин, был сожжен персами. Историю осады и защиты акрополя я не могу решиться отнести к области легенды.
3 Theogn., 773 и сл. Также: Reitzenstein. Ук. соч., стр. 59.
4 Hdt., VIII, 10.
5 Подробности, сообщаемые Геродотом о происходившем в военном совете, сильно разукрашены и не имеют исторической цены.
* Оборонительная стена на Истме была сооружена по решению военного совета братом погибшего Леонида, Клеомбротом, предводительствующим пелопоннесской армией на перешейке (Hdt., VIII, 71).
158
исторической правды. Гораздо больше, чем битвы, греки должны были опасаться иного: возможности того, что персы, пренебрегая греческим флотом, поведут нападение на Пелопоннес. Эту опасность Фемистокл успешно отклонил посредством знаменитого тайного посольства к царю Ксерксу с вестью о мнимой деморализации греков. Таким образом дело дошло до битвы,1 когда персидские военачальники, поставив одно крыло своего флота у острова Пситталии, занятого персидскими войсками, заперли вход в пролив между Аттикой и Саламином, тогда как посланная в обход эскадра загородила пролив между Саламином и Мегарами, так что греки оказались прямо вынужденными принять бой.
Относительно самого хода битвы не сохранилось исторически верной и с военной точки зрения ясной картины ни в поэтическом творении Эсхила (Persae, 290 sq.), ни в народном предании, которое восстановил Геродот (VIII, 64 sq.), и еще в меньшей степени у Эфора (Diod., XI, 17 sq.), который только по-своему переработал изложение двух первых.2 Но можно, кажется, считать достоверным, что успех, который имели афиняне со своим флотом против таких опасных соперников, как финикийцы, и потом их вмешательство в затянувшуюся нерешительную борьбу между пелопоннесцами и ионийскими контингентами персидского флота дали сражению решительный поворот в пользу греков, после чего смятение, возникшее среди столпившихся массой неприятельских кораблей, стоявших в узком проливе, сделало свое дело и довершило поражение персов. Что касается персов, бывших на Пситталии, то они были разбиты и все до одного истреблены аттическими гоплитами под начальством возвращенного из изгнания Аристида.* Победа была решительная и снова блестяще доказала, чего может достичь еди-

1 За несколько дней до солнечного затмения 2 октября 480 г. См.: Busolt. Zur Chronologie u. Gesch. der Perserkriege, Jbb. f. kl. Piniol., т. 135, 1887, стр. 33 и сл.
2 О ходе сражения см.: G. Löschcke. Ephoros-Stud., 1, die Schlacht bei Salamis, Jbb. f. Philol., т. 115, стр. 25 и сл.; Löschcke несправедливо отдает предпочтение описанию Диодора-Эфора перед геродотовским. Ср. также: Busolt. N. Rh. Mus., 1883, т. 38, стр. 627 и 629; Breitung. Zur Schlacht bei Salamis, Jbb. f. kl. Piniol., т. 129, 1884, стр. 859 и сл.; A.Bauer. Die Ionier in der Schlacht bei Salamis, N. Rh. Mus., 1884, т. 39, стр. 624 и сл.; Lolling. Die Meerenge von Salamis, в Hist. u. phil. Aufsätzen, посвященных Ε. Curtius'y, 1884, стр. 1 и сл. Также: Milchhöfer в тексте к Curtius'y и Kaupert'y. Karten v. Attika, т. 7; Wecklein. Themistokles und die Seeschlacht bei Salamis, Sitz. ber. d. bayr. Ak., philol.-hist. KL, 1892, стр. 2 и сл.; Α. Bauer. Die Seeschlacht bei Salamis, Jahresh. des österr. arch. Inst., 1901, стр. 90 и сл., отрицает обход персидского флота греческим вокруг Саламина, за что тем не менее свидетельствует Эсхил (Persae, 368). См.: Raase. Die Schlacht bei Salamis, Rostok, 1904; Lenschau. Ук. соч., стр. 104 и сл.; Beloch. Die Schlacht bei Salamis, Klio, 1908, стр. 477.
* В 480 г. до н. э. ввиду похода Ксеркса Аристид, Ксантипп и другие афинские деятели, подвергшиеся остракизму, получили по амнистии право вернуться на родину (Arist. Athen. Pol., 22, 8; Plut. Arist., 8).
159
нодушное воодушевление борющегося за высшие национальные блага народа против превосходящего числом неприятеля, которого сплачивает механически в массу только деспотическое принуждение, а не идеальные побуждения. А азиаты притом еще сражались с особой ревностью, на глазах своего царя, который со своего трона, воздвигнутого на Эгалее, обозревал поле битвы. Что превосходство персов в силах было значительно — это не подлежит сомнению. Если даже эллинский флот состоял из 310 (Aesch. Persae., 339) до 380 (Hdt., VIII, 48) военных кораблей, то на персидской стороне могло их быть по меньшей мере 500. Как велики были потери обеих сторон, нельзя сказать даже и предположительно: дошедшие до нас цифры являются плодом позднейших измышлений.
52. Саламинский бой решил судьбу всей войны. Персидский флот отошел после битвы к Геллеспонту, чтобы оборонять мосты1 для обратного перехода царя, тоже начавшего отступление со всей сухопутной армией.2 Только часть огромной армии осталась в Фессалии под начальством Мардония, зятя царя, чтобы с наступлением весны возобновить борьбу.
Что касается греков, то у них сейчас же после битвы началось разногласие относительно дальнейшего ведения войны. Такому человеку, как Фемистокл, трудно было удовлетвориться тем, что варварам предоставили свободно отступать, и удовольствоваться одной карательной экспедицией на Кикладские острова, державшие сторону персов. И действительно, Геродот сообщает о внесенном им предложении немедленно направить эллинский флот к Геллеспонту, о чем, однако, и слышать не хотели пелопоннесцы.3 Афиняне тоже не были склонны к такому энергичному наступлению на море, пока самой Аттике все еще угрожали персы. И, пожалуй, в этом обстоятельстве надо искать причину того,4 что весной 479 г. не представитель этой наступательной морской тактики, а оба противника Фемистокла, еще до саламинского сражения вернувшиеся из изгнания

1 Согласно мнению Домашевского (Domaszewski. Der Rückzug der Perserflotte nach der Schlacht von Salamis, N. Heidelb. Jbb., I, 187 и сл.), египетско-финикийский флот был присоединен к войску Мардония и остался в Европе для защиты занятых персами береговых пунктов и транспортного флота.
2 На решение царя окончательно повлияло будто бы посольство Фемистокла; достоверность этого сведения следует оставить под сомнением. Мнение Wecklein'a. Tradition der Perserkriege в Ук. соч., 297, и А. Bauer'а. Themist., 21, 49, будто второе посольство Фемистокла выдумано его врагами, как бесчестный поступок в противовес к столь славному первому посольству, не может опираться на Фукидида (I, 137) и тем менее доказать достоверность посольства, как это полагает Busolt. GG., т. II, 710 и сл., и Duncker. Der angebliche Verrat des Themistokles, Sitz. ber. der Berl. Ak., 1882, стр. 377 и сл.; Abh. a. d. griech. Gesch., стр. 59.
3 Геродот (VIII, 107 sq.). Подробности совещаний совета, разумеется, вымышлены.
4 Вместе с Busolt`om. GG., т. И, 717 и сл. Иначе у Beloch'a. GG., т. I, 459.
160
Аристид и Ксантипп, были избраны в стратеги, первый — для сухопутных сил, второй — для флота.
Всему этому соответствовал и дальнейший ход войны. В то время, когда довольно слабый флот, снаряженный весной 479 г. под начальством спартанского царя Леотихида, ограничивался лишь оборонительными действиями и не рисковал показываться дальше Делоса, все имевшиеся в распоряжении военные силы должны были применяться по возможности в сухопутной войне. Конечно, при этом опять возникли противоречия во мнениях и интересах: Спарта и пелопоннесцы прежде всего заботились о защите перешейка, тогда как афиняне, платейцы и мегарцы, естественно, стремились к энергичному наступлению на Беотию.
Пока, таким образом, не принималось никакого решения, Мардоний, после неудачной дипломатической попытки привлечь на свою сторону Афины,1 проник беспрепятственно до самой Аттики, так что аттическое население снова должно было очистить страну и бежать на Саламин. Все, что уцелело в Афинах от первого разрушения, теперь было окончательно уничтожено и вся страна была страшно опустошена.
Тогда только зашевелилось, наконец, пелопоннесское союзное войско, бывшее под начальством Павсания. Ввиду настоятельных требований Афин2 оставаться долее по ту сторону перешейка становилось невозможно. По-видимому, на этот раз собралось очень сильное ополчение.3 Мардоний счел для себя тогда более удобным очистить гористую Аттику, где ему трудно было пользоваться как следует своим лучшим оружием — конницей, и где в случае неудачи он имел бы в тылу Киферон и Парнас; он отступил на беотийскую долину, где рельеф почвы был для него более благоприятным, а союзные Фивы представляли из себя прекрасную точку опоры. Союзное войско последовало за ним и заняло позиции напротив персов по склонам Киферона на дороге из Фив в Афины. После долгого

1 Он обещал через своего посредника, царя Александра Македонского, автономию, расширение области и восстановление разрушенных святилищ (Hdt., VIII, 136 sq.)
2 Ср. угрозу афинских послов у Геродота (IX, 6): εί μήάμυνέουσι Αηναίοισι. ώς κα\ αυτοί τίνα άλεωρήν εύρήσονται [если они не помогут афинянам, то те и сами найдут себе ту или иную помощь].
3 И здесь нельзя установить точных данных о соотношении сил противников. Beloch. Das Griechische Heer bei Platää, Jbb. f. kl. Philol., т. 137, 1888, стр. 324 и сл., всю союзную греческую армию (после присоединения афинян и т. д.) исчисляет в 20 000-25 000 гоплитов и не менее этого числа легковооруженных воинов. Busolt, согласно Геродоту (IX, 28 sq., 38 700 гоплитов), определяет численность союзного войска в 70 000-80 000 человек (GG., т. II, 728). Во всяком случае численное превосходство войска Мардония, которое Геродот сильно преувеличивает, не могло быть так велико. Это доказывается всем его поведением перед битвой, по справедливому замечанию Delbrück'я. Ук. соч., стр. 108 и сл., который, впрочем, и здесь, как и в других местах, недостаточно оценивает персидское превосходство.
161
промедления, во время которого оба войска бездеятельно стояли одно против другого, после целого ряда подготовительных операций, которые сравнивают с такими же действиями Блюхера и Гнейзенау перед битвой у Кацбаха,1 последовало в области города Платей2 решительное сражение, в котором лучшее вооружение, дисциплина и тактика снова дали грекам блестящую победу над персами. Мардоний был убит. Остатки его войска поспешно отступили под начальством Артабаза.
Добыча, найденная в персидском лагере, была огромна. Из найденного золота был слит и посвящен дельфийскому богу треножник на медной змеевидной подставке со списком победителей;3 Зевсу Олимпийскому воздвигли бронзовую статую тоже со списком победителей на ее базе, Посейдону Истмийскому* такую же статую. Платейцам, которые взяли на себя заботу о гробницах павших с обязательством приносить ежегодно погребальные жертвы, союз обещал на все будущее время неприкосновенность границ их области и независимость. У жертвенника Зевса Освободителя, воздвигнутого на поле битвы, постановили справлять каждые четыре года в память победоносного отражения варваров празднество освобождения — Элевтерии.
На одиннадцатый день после битвы союзники явились перед Фивами и после двадцатидневной осады принудили фиванцев выдать сторонников Персии — олигархов, которые и были казнены, как изменники отечеству.
53. Еще весной того же 479 г. началась в Афинах грандиозная деятельность по восстановлению и укреплению города, площадь которого увеличили почти на 50 стадий; на случай повторения такой же военной опасности новые укрепления должны были защищать аттическое население, лишенное до сих пор крепкого оплота, и вместе с тем содействовать большей самостоятельности Афин

1 Е. Meyer-. Forschungen..., II, стр. 207 и сл.
2 Ср.: Delbrück. Ук. соч.; E.Meyer. Ук. соч., III, стр. 409 и сл.; Forschungen..., И, стр. 196 и сл.; Grundy. The battle of Plataeae, 1894; The great Persian War, 1901; Wright. The campaign of Plataeae, 1904, который особенно отмечает подтасовки предания в интересах Афин насчет Спарты.
3 См. выше, § 43. Кроме того: Domaszewsky. Ук. соч. в Heidelb. Jbb., I, 181, попытка которого расчленить государства по союзам (Афины, Спарта, Коринф) не выдерживает критики. См.: Swoboda. Arch.-epigr. Mitt., 20, стр. 130 и сл. Относительно несоответствия геродотовского списка воинов при Платеях списку жертвователей в надписях Дельфийского и Олимпийского жертвенного дара (последнее у Павсания) см.: Beloch. Das Griechische Heer bei Platää, Jbb. f. kl. Philol., т. 137, стр. 329; A.Bauer. Die Inschriften auf der Schlangensäule und auf der Basis der Zeusstatue in Olympia, Wiener Studien, IX, 223 и сл.
* Близ святилища Посейдона Истмийского в сосновом бору, посвященном этому божеству на перешейке, проводились раз в два года под руководством коринфян общеэллинские Истмийские игры, не менее популярные, чем Олимпийские и Пифийские состязания.
162
как в политике, так и в войне по отношению к Спарте и пелопоннесцам.1 Государственные люди Афин Фемистокл и Аристид шли в этом деле единодушно рука об руку. Зато это дело укрепления города возбудило снова соперничество и противоположность интересов соседних государств. Соседи Афин, коринфяне, эгинеты, мегарцы с досадой смотрели на могучий рост юной морской державы, опередившей их в течение столь немногих лет. Они обратились к Спарте и нашли здесь тем более благосклонное участие к своему недовольству, что Спарта и сама не хотела существования сильных Афин, так как предвидела, что усиление это нанесет большой вред спартанскому влиянию в средней и северной Элладе и вообще может пошатнуть доминирующее положение Спарты. Спарта заявила протест против постройки афинских укреплений, предложив одновременно срытие укреплений всех внепелопоннесских городов, причем это свое предложение мотивировала тем, что тогда, при новой войне с персами, враг нигде не найдет себе опоры севернее перешейка! Конечно, этот выпад не имел никакого успеха, пожалуй даже только повысил деятельность афинян, с беспримерной энергией работавших над возведением стен, что вместе с дипломатическим искусством Фемистокла, ведшего переговоры в Спарте, заставило противников Афин подчиниться совершившемуся факту.
Это событие названо мной (в 1-м издании этой книги) жалким эпилогом великой борьбы. На это возражали, что борьба за гегемонию внутри нации есть так же борьба за свое могущество, как и война с внешними врагами. До известной степени это верно. Но кто в борьбе за свою власть внутри национального сообщества без оглядки наступает на справедливые интересы и чувствования тех, которые должны подчиняться его предводительству, тот тем самым подрывает моральные опоры своей власти, и тогда ошибки ее всегда будут действовать как моменты слабости. И чего существенного достигла Спарта своим выступлением? Ничего, кроме пробуждения чувства недоверия к ее политике, которая должна была показаться афинянам по ту сторону перешейка мелочной и эгоистичной.2

1 Wilamowitz. Philol. Unters., I, 167 и сл.; С. Wachsmuth. Die Stadt Athen im Altertum, I, 520 и сл., 338 и сл.; Ε. Curtius. Die Stadtgeschichte Athens, 1893, стр. 98 и сл.; Judeich. Topographie von Athen, 1905, стр. 67 и сл. и 115 и сл. После окончания восстановления и укрепления Афин в 478/477 гг. началось устройство военной гавани путем укрепления полуострова Пирея. См.: Judeich. там же, стр. 134 и сл.
2 По мнению Wilamowitz'», спартанцы имели формальное право выставлять подобное требование (Ук. соч., 114 и сл.). Разумеется, и здесь нет недостатка в критике, см.: Beloch. GG., т. I, 458; Ε. υ. Stern. Der Mauerbau in Athen, Hermes, т. 39, стр. 543 и сл.; Keil. Anonymus Argentinensis, 1902, 4 приложение: Die Berichte über die themistokleische Mauer. Противоположного мнения справедливо придерживаются: Ε. Meyer. Der Mayerbau des Themistokles, Hermes, 1905, стр. 551 и сл.; Busolt. Thukydides und der themistokleische Mauerbau, Klio, 1905, стр. 255 и сл.; Бузольт особенно указывает на оспариваемую Штерном техническую исполнимость работы. См.: Noack. Die Mauern Athens, Mitt. d. d. arch. Inst., 1907, стр. 123 и сл. Быстрота постройки свидетельствует о применении бывшего уже в употреблении строительного материала и мраморных украшений архаических гробниц. Athens, Mitt. d. d. arch. Inst., 1907, стр. 123 и сл. Быстрота постройки свидетельствует о применении бывшего уже в употреблении строительного материала и мраморных украшений архаических гробниц.
163
Допустим, что в предании, как оно изложено у «ставшего афинянином» Геродота* и у Эфора, Спарта и дорийцы выступают вообще как бы связанными в своих правах, но ведь моральное-то превосходство поведения Афин отрицать нельзя. Отказ Афин от предводительства флотом, в состав которого они выставили значительно больший контингент, сделал возможным соединение предводительства на море и на суше в руках одного государства и вообще сделал самый союз дееспособным. Предав на волю судьбы родную землю, афиняне с достойной удивления преданностью великой личности все надежды своего бытия возложили на постройку флота и тем самым создали союзу опору на море, благодаря чему только и могло состояться отражение варваров.1 Афиняне были и наиболее яркими и блестящими выразителями национальных и идеальных моментов борьбы, например, в своем знаменитом ответе на мирные предложения Мардония в 479 г. (Hdt., VIII, 114). Инициативе Афин принадлежат, быть может, и те, правда, очень оспариваемые критикой,2 постановления совета стратегов победоносной армии после битвы при Платеях, которыми устанавливалось ежегодно собиравшееся на объявленной нейтральной земле Платей панэллинское национальное собрание для обсуждения вопросов общей организации войска и флота (Plut. Arist., 21).3 Афины были, наконец, душой наступательной войны с Персией, которая завершилась большой победой при Микале (479 г.) и включением в симмахию островов Лесбоса, Хиоса, Самоса. В то время как Спарта уклонялась от того, чтобы распространять союз и на ионийские

1 Ср. знаменитую главу Геродота (VII, 139); Ranke о ней говорит, что она, «как историко-политическое суждение, быть может, самая лучшая во всем сочинении» (WG., II, 42).
2 Например, Е. Meyer. Ук. соч., III, 414, по примеру Krüger'». Hist.-phil. Studien, I, 199, который несправедливо отнимает у совета стратегов право на подобные постановления. Busolt. GG., т. II, 741, оставляет дело под сомнением. Holm. GG., т. II, 86, «хотя не верит в постановления об эллинском союзе», но в противоречие самому себе прибавляет: «среди ликований по поводу победы нечто подобное могло быть предложено и принято посредством аккламации, но затем никто уже более не думал об этом». Собрания союза в ближайшие годы, во всяком случае, недостаточно доказаны. Показания Диодора (XI, 55) недостаточны. Ср., впрочем, теперь: Kaerst. G. des hellenistischen Zeitalters, I, 93 и сл., который здесь предполагает вымысел Эфора.
3 Συνιέναι μέν εις Πλαταιάς καδ' έκαστον ένιαυτόν άπό της Ελλάδος προβούλους και Βεωρούς, αγεσθαι δέ πενταετηρικόν αγώνα των Ελευθερίων, είναι δέ σύνταξιν Ελληνικην μυρίας μέν ασπίδας χίλιους δέ ίππους, ναϋς δ' εκατόν έπί τόν πρός βαρβάρους πόλεμον [собираться ежегодно в Платеи пробулам и феорам Эллады, каждый пятый год устраивать агон Элевтерии, создать эллинское войско из 10 000 пеших, 1000 конных и ста кораблей для войны с варварами].
* Геродот длительное время проживал в Афинах, где был близок к Периклу и его окружению. См.: Strasburger Η. Herodot und das perikleische Athen. — Historia, 1965. Bd. 4. Η. 1. S. 1-25.
164
побережные города,* панэллинская политика Афин выступает так решительно на свой собственный страх и риск на защиту азиатской Эллады, что скоро весь восточный греческий мир должен был признать Афины за руководящую ими против Персии силу.
54. Но дело не в одном только национальном значении Афин, все решительнее выступавшем в течение Греко-персидских войн. И тем, чем Афины стали для человечества, они существенным образом обязаны победоносной борьбе за свободу. Политическая и духовная свобода, без которой невозможно ни всестороннее развитие народных сил, ни полный расцвет свободной творческой личности — долго была бы немыслима в покоренной Востоком Элладе. Как справедливо говорит Э. Мейер в своем прекрасном выяснении следствий Греко-персидских войн — победа Востока, по всей вероятности, принесла бы с собой усиление авторитета жречества, особенно располагавшего крупными святилищами и оракулами, в результате чего могло бы воцариться более или менее полное господство власти духовенства. Персы, как доказывает история иудеев, умели пользоваться национальной религией и духовенством покоренных народов, чтобы держать через их посредство в повиновении народ. Они стали бы покровительствовать теократически-религиозному направлению, сильные зачатки которого имелись в мистериях и оракулах. Э. Мейер думает даже, что Церковь и разработанная богословская система наложили бы тогда свое иго на всю греческую мысль и жизнь, заковали бы в тяжкие оковы всякое свободное движение, так что новая греческая культура приобрела бы такой же богословский отпечаток, как и культура восточных народов!1 Приняло ли бы все это такие размеры — об этом можно быть различного мнения; но что известная опасность именно в этом направлении была налицо — это не подлежит сомнению.** И одно тут верно: фиаско Дельфийского оракула в освободительной войне, с одной стороны, и победа свободного правового государства над восточным абсолютизмом, с другой — снова запечатлели тот чрезвычайно ценный в культурном отношении факт всего предшествовавшего развития Эллады, в силу которого «Церкви и богословию не суждено было господствовать над эллинским государством».2 Война за свободу означала «победу обращенного к посюстороннему свободного эллинского духа, даровавшего нам те культурные сокровища, которыми мы живем до сих пор».3 Только из самостоятельности эллин-

1 Е. Meyer. GdA., т. III, 445 и сл. Ср. также его замечания об Эмпедокле, стр. 663.
2 Е. Meyer. Ук. соч., 447.
3 Weber. Kritische Studien auf dem Gebeiete der Kulturwissenschaftlichen Logik, Archiv für Sozialwissenschaft, 1904, стр. 192.
* Позиция Спарты объясняется тем, что включение ионийцев в общеэллинский Союз неизбежно усилило бы этнически родственные им Афины.
** Для утверждения теократии необходимо не только давление извне, но и внутренние предпосылки. Последние же, будучи присущими древневосточным государствам, как кажется, отсутствовали в греческом обществе.
165
ской культуры могли развиться специфическая западная историография, драма, свободная наука, словом — та единственная в своем роде духовная жизнь, бессмертные приобретения которой остались для всех времен чудным оружием в великой борьбе, которую образованность и просвещение еще целые тысячелетия должны были вести и еще ведут против тенденций силы и господства духовенства и богословия во имя свободы человеческого духа, государства и общества!1 Действительно, «с этой решительной победой связано торжество незаменимых приобретений культуры».2
То, что здесь могло быть разрушено, является с точки зрения историка особенно значительным — стоит только отметить тот факт, что эллинский дух уже тогда со всей решительностью начал критически эмансипироваться от предания. Современник войны за свободу Гекатей Милетский начинает свой исторический труд гордо-разумной и ясно-сознательной фразой: «Я написал все это, как мне представлялось наиболее соответствующим истине. Ибо предания эллинов полны противоречий и заслуживают быть осмеянными». Он не призывает музу, как это делает эпос, Гесиод и др., не взывает к какому-либо иному источнику вдохновения, как восточные авторы. Его труд полон скорее сознанием ставшей свободной личности, которая в области мысли не нуждается более во внешних авторитетах, а следует просто ею самой добытым познаниям. Это обстоятельство создало эпоху в истории жизни человеческого духа; с этого момента, несмотря на весь регресс средневекового мышления, непоколебимо установилось положение: не существует никакого предания, которое могло бы не подчиняться согласованию с эмпирически установленными фактами природы и истории и не могло бы подлежать исследованию на основании законов причинности.
«Освобождение человечества эллинством» в то же время было освобождением его от восточных цепей, и в освобождении этом снова так действительно и своеобразно сказалось преобладание эллинского духа над восточным пониманием сущности вещей! И если это освобождение не могло воспрепятствовать тому, что в позднейшие века, при всеобщем регрессе Европы в тьму средневековья, и эллинский дух пал в «объятия Востока», то все равно тогда заложенные основоположения духовного возрождения остались для человечества не утраченными.

1 Тонкое чутье проявляет монах Кампанелла (Campanella), называя изучение этой силы эллинской древности, пробуждающей умы, «источником ереси».
2 Weber. Ук. соч. С этой точки зрения делается понятным признание Дж. Ст. Милля (в рецензии на соч. Грота в Edinburgh Review, 1886, Ges. W., XI, стр. 148): «Битва при Марафоне даже в качестве факта английской истории важнее, чем сражение при Гастингсе».

Подготовлено по изданию:

Пёльман Р. фон
Очерк греческой истории и источниковедения / Пер. с нем. А. С. Князькова, под ред. С.А. Жебелева. — СПб.: Алетейя, 1999.

ISBN 5-89329-032-1

© Издательство «Алетейя» (Санкт-Петербург) — 1999 г.
© Μ. М. Холод, С. М. Жестоканов — комментарии, приложения, научная редакция текста, 1999 г.



Rambler's Top100