334
2. Эпоха Александра Македонского
ИСТОЧНИКИ
140. Среди самых ранних источников для характеристики Александра и его приближенных на первом месте стоит придворный и государственный журнал (βασίλειοι εφημερίδες. Ср.: Müller. Scriptores
335
rerum Alexanclri Magni, стр. 121), изданный впоследствии в виде книги. Его вел (по персидскому обычаю?) царский секретарь (άρχιγραμματεύς) Эвмен из Кардии.* Другими источниками являются донесения царю о военных экспедициях и о состоянии завоеванных стран (например, донесение Неарха о его плавании от Инда до Евфрата),** инструкции, указы, наконец, письма, написанные и полученные Александром. Сохранилось от этого всего очень мало; и очень спорно также, в каком размере пользовались этими подлинными документами авторы, писавшие историю Александра. (Ср.: Wilcken. Υπομνηματισμοί, Philologus, т. 53, 1894, стр. 102 и сл.; Kaerst. Ptolemaios und die Ephemeriden, Philol. N. F., 10, стр. 334 и сл.; Wachsmuth. Alexanders Ephemeriden und Ptolemaios, Rh. Mus., т. 56, стр. 220 и сл.; Lehmann. Zu den Ephemeriden Alexanders d. Gr., Hermes, т. 36, стр. 319 и сл. О корреспонденции см. приведенную у Wachsmuth'a, стр. 556, литературу).
Большими риторическими прикрасами отличалось описание похода к границам Бактрии, Αλεξάνδρου πράξεις [«Деяния Александра»] (?), составленное спутником Александра Каллисфеном (ум. в 327 г.)*** и являющееся основным во многих отношениях трудом для образования традиционных представлений об Александре (см.: Schwartz. Kallisthenes' Hellenika, Hermes, т. 35, стр. 106 и сл.; Wachsmuth. Das Alexanderbuch des Kallisthenes, Rh. Mus., т. 56, стр. 223 и сл.); совершенным панегириком, в духе «Киропедии», полным вымыслов, является жизнь Александра (πώς Αλέξανδρος ήχοη), написанная другим участником его похода — Онесикритом**** (см. отрывки у Müller'a, стр. 1 и сл.). Несравненно
* О царском журнале Александра см.: Hammond N. G. L. The Royal Journal of Alexander. — Historie. Bd. XXXVII, 1988. P. 129-150.
** Неарх (около 360-после 314 гг. до н. э.) — критянин по происхождению, друг юности Александра Македонского и его соратник. В 326 г. до н. э. был назначен командующим выстроенного на Гидаспе македонского флота и провел его до устья Инда; затем по приказу Александра проплыл от Инда морским путем до устья Евфрата (326-324 гг. до н. э.). Записки Неарха об этом плавании широко использовал Арриан Флавий в своей «Индии» и другие писатели. В последующей борьбе диадохов Неарх играл второстепенную роль.
*** Каллисфен из Олинфа (около 370 -около 327 гг. до н. э.) — официальный историограф Александра Македонского, племянник Аристотеля. В 327 г. до н. э. во время «заговора пажей» он подвергся аресту и вскоре умер. Его произведение «Деяния Александра» оказало наиболее существенное влияние на создание так называемого «романа об Александре».
**** Онесикрит из Астипала — ученик Диогена Синопского, участник походов Александра Македонского (возможно, не с самого начала); во время плавания по Инду был кормчим на корабле царя, а в экспедиции Неарха выполнял обязанности главного кормчего. Свой труд «Об Александре» Онесикрит завершил, вероятнее всего, около 305 г. до н. э. при дворе Лисимаха. Это сочинение, написанное, по-видимому, по образцу «Киропедии» Ксенофонта, прославляло Александра как кинического героя и распространителя греческой культуры.
336
достовернее были, хотя и односторонние (особенно в военном отношении), сочинения царя Птолемея* и Аристобула из Кассандрии,** тоже сподвижников Александра и также имевшие большое значение для традиционной истории Александра (отрывки у Müller'a, стр. 86 и сл.; стр. 94 и сл.). Впрочем, в этом отношении еще большую роль сыграла история Александра, написанная в позднюю эллинистическую эпоху Клитархом из Колофона*** (см. отрывки у Müller'a, стр. 74 и сл.); его рассказ, полный риторических прикрас, в высшей степени повлиял на позднейшую литературу. (Ср.: Reuss. Aristobul п. Kleitarch, Rh. Mus., 57, стр. 581 и сл. и Hellenistische Beiträge, Rh. Mus., 1908, стр. 58 и сл., который относит время написания этого труда к поздней эллинистической эпохе). У Клитарха (если не у кого-либо другого, родственного ему по духу) заимствована, по-видимому (может быть, через посредство третьего лица), большая часть рассказа в истории Александра у Диодора, в его 17-й книге «Исторической библиотеки», у Помпея Трога, в его 11-й и 12-й книгах «Historiae Philippicae» (в извлечении Юстина), и у Курция Руфа, который в первое столетие эпохи Римской империи написал 10 книг «Historiae Alexandri Magni Macedonis» (из них потеряны две первые книги и некоторые части 5-й, 6-й и 10-й книг). Возможно, что у Плутарха, в биографии Александра, Клитарх косвенным образом, вместе с другими источниками, часто составляет основу рассказа (через чье посредство — это остается спорным, как и относительно других авторов). Тем важнее, что произведения лучших историков Александра, Птолемея и Аристобула, а также донесения Неарха, были систематически переработаны Аррианом из Никомидии в его 'Αλεξάνδρουάνάβασις [«Поход Александра»], а также в Ινδική [«Индия»] во втором столетии н.э. (Nissen. Die Abfassungszeit von Arrians Anabasis, N. Rh. Μ., т. 43, 236 и сл.; Kaerst. Bursians Jahresber., т. 58, стр. 376; Schwartz, статьи Aristobul и Arrian
* Птолемей Лаг (около 367/6-283 гг. до н. э.) — соратник македонского царя и основатель династии Лагидов в Египте (правил с (323) 305 по 283 г. до н. э.). Не известны ни название его сочинения, ни точное время создания. Произведение Птолемея стало основным источником для «Анабасиса Александра» Арриана Флавия из Никомедии.
** Аристобул из Кассандрии — участник походов Александра Македонского (относился к группе техников при македонском войске); около 300 г. до н. э. начал работу над своим трудом об Александре, ставшим, как.и сочинение Птолемея, основным источником для «Анабасиса» Арриана. Сохранившиеся фрагменты произведения Аристобула не дают ясного представления о его характере, объеме и т. д.
*** Клитарх из Колофона — автор большого сочинения «Об Александре» (12 книг). О его жизни почти ничего не известно. Обычно считают, что он не принимал участия в походах Александра Македонского и жил, очевидно, в Александрии. Его произведение «Об Александре» представляло собой своего рода героический роман, в котором соседствовали правда и выдумки, реальное и чудесное. Труд Клитарха был особенно популярен в конце Римской республики и в первые два века империи.
337
у Pauly-Wissowa; С. Müller. Geographi Graeci minores, т. I, стр. 332 и сл.); переработка при этом сделана непосредственно по подлинникам, а не через посредство, как думает Schöne, Страбона, который в сборнике рассказов по истории Александра и в сохранившейся допас «Географии» в 11-й, 15-й и 16-й книгах, отчасти следует достоверным преданиям. (Müller. Die Alexandergeschichte nach Strabo, 1882). To же самое можно сказать и о Плутархе! Остается неразрешенным вопрос, откуда, собственно, взяты некоторые известия, встречающиеся у Трога-Юстина и Курция Руфа, которые вышли из кружка старомакедонской оппозиции и составляют поэтому ценное дополнение к хвалебным и официальным источникам. (См.: Schwartz, статья Curtius Rufus у Pauly-Wissowa; Rüegg. Beiträge zur Erforschung der Quellenverhältnisse in der Alexandergeschichte des Curtius, Basel. Diss., 1906; Keller. Alexander der Grosse nach der Schlacht bei Issos, Berl. Diss., 1904). Почти совершенно исчез известный по комментариям Дидима обширный исторический труд Анаксимена из Лампсака. См.: Körte. Anaximenes von Lampsakos als Alexanderhistoriker, Rh. Mus., 1906, стр. 476 и сл.
Обзор современных исследований источников дает Wachsmuth. Ук. соч., ст. 567 и сл. — Я называю здесь только: А. Schöne. Analecta philolog. hist. I, 1870; затем: Lüdecke, в Leipz. Studien für klass. Philol., XI (1); Vogel. Quellen Plutarchs im Alexander, 1877; A. Frankel. Die Quellen der Alexanderhistoriker, 1883; Melber. Die Quellen Polyäns, 1885; Kaerst. Forschungen zur Gesch. Alexanders des Grossen, 1887; Reuss. Eratosthenes und die Alexanderüberlieferung, Rh. Mus., т. 57, стр. 568 и сл. (оспаривающий существование упомянутого сборника Страбона). — Droysen. Geschichte des Hellenismus, Р, приложение 2, дает обозрение «материалов к истории Александра», 1877; краткое резюме исследования источников см.: Wachsmuth. Ук. соч., ст. 565 и сл.; Beloch. GG., II, стр. 656 и сл.; Kaerst. G. des hellenistischen Zeitalters, I, стр. 421 и сл.; затем: W. Hoffmann. Das literarische Porträt Alexanders des Grossen im griechischen und römischen Altertum, Leipz. hist. Abh., 8, 1907. Об историографии того времени см.: Susemihl. Ук. соч., I, 532 и сл.
Важным первоисточником служат надписи и монеты. Надписи, относящиеся к разбираемой эпохе, собраны в CIA, IG (особенно XII, "Inscriptiones maris Aegaei" (Кикладские и северные Спорадские острова)), у Dittenberger'a в OGIS, I, 1903, II, 1905, для Делоса и Дельф в Bull, de Corr. Hell., в «Inschriften von Priene», изданных Hiller von Gärtringen'oм, 1906. — Монеты исследует L. Müller. Numismatique d'Alexandre le Grand, Copenhagen, 1885 и Holm. Ук. соч., III, 450. Ср. также список литературы о надписях и монетах у Niese. Geschichte der griech. u. maked. Staaten seit der Schlacht bei Chäronea, I, 1893, стр. 16 и сл.
Уже у Каллисфена и Клитарха проявляющаяся тенденция к историческому роману, которой история Александра дала такую богатую пищу, с течением времени приняла совершенно романическое направление, в особенности в эллинизированном Египте. Здесь возник
338
появившийся, впрочем, после Арриана, тот роман об Александре, который дошел до нас в нескольких греческих изложениях и других многочисленных переработках и переводах (например, на латинский язык, сирийский и т. д.). Этот роман называется псевдокаллисфеновым, потому что в некоторых рукописях он приписывается Каллисфену. Ср.: Rohde. Der griechische Roman, 184 и сл.; Th. Nöldeke, Denkschriften der Wiener Akad., 38, 1890, 1 и сл. Остальная литература у Wachsmuth'a. Ук.соч., стр. 577. Затем: Ausfeld. Zur Topographie von Alexandria und Pseudokallisthenes, I, 133-33, Rh. Mus., т. 55, стр. 348 и сл.; его же: Das angebliche Testament Alexanders d. Gr., там же, т. 56, стр. 517 и сл.; его же: Der griechische Alexanderroman, 1907 (изд. Kroll'ем). В самое последнее время возникли попытки представить традицию об Александре в духе древневосточных надежд на будущую жизнь и мессианистических идей; таковы, например, работы: Н. Winckler'a в Preuss. Jbb., т. 104, 1901, стр. 266 и 268 и сл.; Mücke. Vom Euphrat zum Tiber, стр. 59; но Kaerst. Ук. соч., I, 424, справедливо возражает им, указывая, что эта литература предназначалась для эллинского или, по крайней мере, эллински-образованного общества, а вовсе не для специфически-восточного.
141. Ближайшим последствием гибели Филиппа было сильное антимакедонское движение, возникшее в эллинских государствах, особенно в Афинах, где снова выдвинулся Демосфен в качестве председателя теорикона и руководителя начатых по его инициативе работ по укреплению города. Молодость наследника престола, которому едва исполнилось двадцать лет, пробудила в Демосфене и его единомышленниках новые надежды. Однако эти надежды оказались обманчивыми. Блестяще одаренный от природы, Александр получил прекрасное образование иод руководством первого мыслителя эллинского мира.* Благодаря этому и той военной школе, которую он прошел во многих походах (против Перинфа, Византия и в сражении при Херонее), он оказался вполне подготовленным к принятию наследия отца. Прежде чем где бы то ни было успели приготовиться к сопротивлению, Александр уже появился в Элладе с сильным войском. Здесь он возобновил союз с Фессалией, заставил амфиктионов у Фермопил утвердить себя в звании стратега против Персии, а затем в Коринфе возобновить союзный договор, заключенный греками раньше с Филиппом.1 Оградив себя таким образом с юга, Александр пошел на север, чтобы укрепить там положение государства. В 335 г., во время борьбы с фракийцами, он проник за Балканы вплоть до Дуная и принудил целый ряд племен просить мира. Иллирийцы, которые попробовали было не подчиниться, были немедленно наказаны и не смели больше предпринимать дальнейших враждебных действий.
1 См. об этом речь, ошибочно приписанную Демосфену: περί τών πρός Άλέξανδρον συνδίκων [«О договоре с Александром»], затем: CIA, II, 160.
* Имеется в виду Аристотель, который был приглашен Филиппом II в 343 г. до н. э. для обучения Александра. Аристотель пробыл тогда в Македонии три года.
339
Вскоре, однако, вследствие неблагоприятных слухов о ходе этих войн (распространилось даже известие о смерти Александра), дело дошло до открытого восстания в Элладе, в котором Персия также приняла участие посредством посылки денег. Фиванцы взялись за оружие и осадили македонский гарнизон в Кадмее. Многие государства Пелопоннеса, например, Элида и Аргос, где во главе правления стояли антимакедонские партии, собрались было послать подмогу. Однако и на этот раз восстание было задушено в самом зародыше благодаря быстроте действий Александра.
В то время как афиняне не пошли дальше пустых демонстраций, а пелопоннесцы не решались перейти через Истм, Александр ускоренными маршами подошел к Кадмее на выручку осажденного там фиванскими демократами македонского отряда; в результате над фиванцами смог беспрепятственно совершиться тот страшный приговор Александра, исполнение которого он поручил единоплеменникам фиванцев (платейцам, феспийцам, орхоменцам, фокидянам); слепая жажда мести за прежние обиды сделала этих последних сообщниками в уничтожении эллинского города и порабощения почти всего населения. Вслед за этим недостойным зрелищем произошла не менее жалкая реакция в пользу македонских партий в тех государствах, которые были замешаны в движении, в Аркадии, Элиде, Этолии и др. Столь же малодушно было добровольное унижение Афин, которые ранее поддержали восстание деньгами и оружием. Теперь они принуждены были обратиться к посредничеству вождей македонской партии (Фокион, Демад), чтобы убедить победителя не требовать выдачи таких людей, как Демосфен, Ликург и др.*
Тем не менее Эллада своим сопротивлением против македонского господства достигла, по-видимому, следующего: Александр отказался от намерения привлечь для покорения Персии вспомогательные силы эллинских государств в том размере, какой соответствовал их средствам и, вероятно, обязательствам, принятым относительно Филиппа. Во всяком случае то войско, с которым он перешел, наконец, Геллеспонт весной 334 г., было в высшей степени незначительно. Вспомогательное войско, выставленное эллинскими союзниками, состояло только из 7000 человек пехоты и 600 тяжеловооруженных всадников.1 К этому числу надо прибавить 5000 эллинских наемников, 1500 фессалийских всадников, 12 000 македонской пехоты; затем 1500 македонских всадников и около 7000 легковооруженных пехотинцев и конницы, выставленных народами
1 В большей мере, конечно, был привлечен флот. Strack в Gott. Gel. Anz., 1903, стр. 872, считает, что было собрано 160 кораблей с 32 000 экипажа, и справедливо замечает при этом, что не следует уменьшать значение флота, как это делает, например, Kaerst.
* Из десяти человек, выдачи которых потребовал Александр, из Афин был изгнан только стратег Харидем. Он удалился в Азию и там завербовался в качестве наемника к царю Персии.
340
негреческого происхождения — фракийцами, иллирийцами и др.1 Всего вместе было немногим более 30 000 пехоты и около 4500 конницы.
Предпринять нападение с таким малочисленным войском на мировую державу, превышавшую своими размерами Македонию раз в пятьдесят, могло бы показаться авантюризмом, если бы внутренняя слабость Персидского государства не была давно доказана походом Кира Младшего, отступлением "десяти тысяч" и войнами Агесилая.2
142. Великое Персидское государство уже давно не было тем, чем оно являлось во времена Дария. Сильная централизующая организация, которой ему удалось подчинить государство, связанное воедино только внешним образом, посредством завоеваний, не могла удержаться, как только, при более слабых наследниках, исчезло сильное, сознающее свои задачи правительство единодержавной воли государя, и его место заняло господство женщин и фаворитов с их разлагающим влиянием.3
Персидская история четвертого столетия наполнена борьбой центральной власти с претендентами на престол, с мятежными сатрапами и народами. Такие волнения, как, например, восстания финикийцев и египтян, могли быть подавлены только с большими усилиями и надолго оставили среди усмиренных озлобление, которое сдерживалось только страхом. Кроме того — очевидно, в связи с этими обстоятельствами — в самом организме государственного управления произошел поворот к худшему, вследствие того, что во многих сатрапиях
1 Показания насчет численности армии колеблются; однако самые ценные источники в военном отношении, Птолемей и Аристобул, почти сходятся между собой. Ср. по этому поводу: Н. Droysen. Alexanders des Grossen Heerwesen, 1885; Beloch. Das Heer Alexanders, в дополнении к 5 гл. его книги — Über die Bevölkerung der griechisch-römischen Welt, 1886, стр. 215 и сл.; G. Droysen. Gesch. des Hellenismus, I (1), 165 и сл., где помещено красочное описание всего войска и его вооружения; Delbrück. Gesch. der Kriegskunst, I, стр. 139 и сл.; Kromayer. Hermes, т. 35, стр. 216 и сл. — На протяжении похода, правда, много раз посылались подкрепления.
2 Уже Исократ (Paneg., 133-134) указывает на эту слабость Персии. См. также описание положения Персии у Плутарха в биографии Артаксеркса, в которой много заимствовано у такого осведомленного свидетеля, как Ктесий.
3 Характерна роль, которую играл всемогущий евнух Вагой перед самым падением царства. Артаксеркс Ох, последний царь, мощно защищавший единство государства, был им отравлен, старшие сыновья царя также устранены насильственным образом, а младший сын, Арсес, возведен на престол (338/337 гг.). Однако уже через два года Вагой, заподозрив, что ему грозит опасность со стороны этого царя, умертвил его и доставил корону отдаленному родственнику царского дома — Дарию Кодоману. Затем, по такому же подозрению со стороны Кодомана, всемогущий евнух, в свою очередь, нашел насильственный конец (335 г.).
341
исчезло первоначальное строгое разграничение высшей военной и гражданской власти; оттого-то в руках сатрапов сосредоточилась такая власть, которая сделала их положение в значительной степени самостоятельным. Неоднократно отдельные правители достигали такого могущества, что утрачивали характер должностных лиц и обращались в местных властителей, в наследственных владык, практически независимых от царя. Самым знаменитым примером служит Карийская сатрапия, где в четвертом веке правил дом Мавсола, в котором власть непрерывно переходила по наследству.
Дальнейшим моментом в этом процессе внутреннего распадения было вторжение эллинского элемента. Несмотря на свой неисчерпаемый и частью пригодный в военном отношении материал, Персия уже давно привыкла обеспечивать свое существование навербованными и наемными греческими войсками! Большинство выдающихся полководцев в персидской военной истории четвертого столетия были греки, как, например, афинские стратеги Ификрат и Тимофей и — во времена Александра — родосские уроженцы, братья Ментор и Мемнон. Греки были на пути к тому, чтобы занять в персидском войске, при дворе и в провинциях то же положение, какое занимали германцы в разлагающейся Римской империи. Подобно германцам, они служили не только центральной власти, но также и центробежным силам и течениям. Греческие наемные войска и их предводители были самым подходящим средством для сепаратистской политики сатрапов.1 Мелкие династические властители находили в них военную поддержку и посредников в сношении с подвластными городами, в особенности с теми, население которых было эллинское. Относительно всего этого развития, ход которого особенно отчетливо определился в Малой Азии, справедливо отмечено, что с конца пятого столетия здесь была уже готова почва для образования государств с греческой культурой, или со смешанным населением, или даже с преобладанием негреческого элемента, во главе которых стоят негреческие или полугреческие князья, другими словами — «малоазийская история четвертого столетия, в более тесном смысле, есть предварительная история эллинизма», предвестники и прообразы которого именно здесь выступают перед нами самым знаменательным образом.2 С какой последовательностью и успехом уже в начале столетия Эвагор Кипр-
1 Вспомним только поход "десяти тысяч" при Кире Младшем (401 г.)! G. Cousin. Cyrus le jeune en Asie mineur, 1905; Pankritius. Studien über die Schlacht von Kunaxa, Wissenschaftliche Frauenarbeiten, I, 2, 1906. Поход этот служит в то же время признаком скопления сил, которые не находили больше подходящей почвы для деятельности среди эллинского мира, а потому стремились за его пределы.
2 По мнению Judeich'e.. Kleinasiatische Studien. Untersuchungen zur griechischen Geschichte des 4. Jahrhunderts v. Chr., 1892. В этом труде впервые история Малой Азии обстоятельно рассматривается с точки зрения «подготовления эллинизма»; здесь решительнее, чем прежде, проводится мысль, что эллинизм, который в конце IV столетия является столь неожиданным явлением, на самом деле создавался медленно. Юдейх метко указывает на отношения между сыном персидского царя Киром, преисполненным симпатиями к эллинам, и греком Лисандром, проникнутым идеалом азиатского деспотизма. Их дружба в глазах Юдейха является в некотором смысле подготовкой того, что было осуществлено и упрочено Александром. Лисандр, который правил в Сардах, как представитель Кира, был в сущности эллинистическим государем. Впрочем, для этой эпохи это явление было еще преждевременным.
342
ский (410-374 гг.), вассал великого царя, грек по происхождению, распространял греческую культуру и греческие обычаи среди пестрого в этническом плане населения, состоявшего из полуварварских коренных жителей, финикийцев и греческих переселенцев! Эту культуру он положил в основание своего могущества, которое было так велико, что в самой Персии на него смотрели как «на царя, подвластного великому царю»! С ним, с этим «первым истинным провозвестником эллинизма»,1 соперничал в распространении эллинской культуры Мавсол Карийский (377/376-353 гг.), основавший государство, на которое также с полным основанием уже указывали, как на эллинистическое.2 Вообще в процессе политического развития Малой Азии в четвертом столетии всюду заметно стремление к «независимости в государствах, равно охватывавших и греков и людей Востока и сливавших их воедино».3 Здесь в малом виде проявилось то, что в большей степени завершилось завоеваниями Александра.
Таким образом, элементы эллинизма уже давно начали вырабатываться на той самой почве, на которую вступил Александр, и только при поверхностном взгляде эллинизм кажется скорее чем-то сознательно созданным, таким же поразительным явлением, как и сами создания великого завоевателя, которым он обязан и полным своим развитием, и своей победой. Здесь уже раньше начали скапливаться те элементы, из которых эллинизм возник: с одной стороны, высокоразвитая эллинская культура, которая мощно стремилась распространиться за рамки существующих национальных и государственных пределов; с другой — бесчисленная народная масса Востока, которая должна была сделаться носительницей универсального распространения эллинизма. Нужно было только, чтобы на рубеже между греческим и варварским миром возникло мощное государство с ясным сознанием своих задач, которое бы разбило старые государственные узы и таким образом постепенно соединило и слило вместе оба элемента.4
1 К истории Эвагора см.: Judeich. Ук. соч., стр. 113 и сл.
2 Знаменательно его переселение в Галикарнасс из своего родного и главного карийского города Милас (367 г.). В то же время, как справедливо замечает Юдейх, это был первый пример синойкизма на малоазийской почве, приведенного в исполнение но повелению властителя, т. е. мероприятия, которое сделалось особенно характерным для эллинистической эпохи.
3 Judeich. Ук. соч., стр. 22.
4 См.: Judeich. Ук. соч., стр. 7.
343
143. После того как мы признали, что предприятие Александра вполне соответствовало направлению, в котором совершалось развитие Востока уже в течение целого века, его быстрые и блестящие успехи покажутся нам более понятными.1 Они станут еще понятнее, если мы, с другой стороны, вспомним, какой медлительностью и неповоротливостью отличалось административное и военное управление Персии, что было неизбежным следствием вышеописанного государственного устройства страны.
Слабость Персии обнаружилась при первом столкновении с македонянами при Гранике, где сатрапы ближайших провинций приняли эту битву с недостаточными боевыми силами, вопреки совету Мемнона, предводителя греческих наемников, и проиграли ее.2 Здесь мы уже встречаемся с явлением, очень характерным для войн между восточными государствами: исход одной битвы решает судьбу целых стран. Победа Александра повлекла за собой немедленное подчинение Геллеспонтской Фригии и Лидии. Даже Сарды сдались без сопротивления. Только на греческом побережье, например, в Милете и Галикарнассе некоторые гарнизоны наемников оказали храброе сопротивление, хотя, конечно, они не смогли задержать победоносное движение македонского царя.
Эти успехи решили судьбу олигархий и тираний, с помощью которых города азиатского побережья и прилегающих островов удерживались в зависимости от Персии. Еще в год победы при Гранике (334 г.) в эллинских городах, вдоль всего берега до самой Карии, одновременно с освобождением от Персии совершается восстановление демократии и автономии, причем Александр, надо думать, заставил и этих эллинов признать себя стратегом и обложил их некоторой данью в пользу ведомой им войны.3* В Эгейском море, пока Александр
1 Что, однако, не может умалить личного значения Александра. Совершенно неосновательно судит об Александре Белох, который не считает его ни великим государственным деятелем, ни великим полководцем (GG., III, 66 и сл.). Ср. иное мнение Kromayer'a. Alexander der Grosse und die hellenistische Entwicklung in dem Jahrhundert nach seinem Tod, Hist. Ztschr., т. 100, 1908, стр. 11 и сл.
2 Janke. Auf Alexanders des Grossen Pfaden in Kleinasien, 1904. Ср.: Ztschr. d. Ges. f. Erdkunde, Berlin, 1904; Judeich. Die Schlacht am Granikos, Klio, 1908, стр. 372 и сл.
3 Ср. по вопросу о политической, а не только муниципальной свободе этих городов: Droysen. Beiträge zu der Frage über die innere Gestaltung des Reiches Alexanders des Grossen, Monatsber. d. Berl. Ak., 1878, стр. 23 и сл., в особенности стр. 31 и сл. Об отношении к Коринфскому союзу см. у Kaerst'a в Hell. Zeitalter, т. I, стр. 261 и сл.
* В данном случае автор придерживается господствовавшей на тот момент в историографии точки зрения, согласно которой малоазийские греки после их освобождения от персов присоединились к Коринфской лиге. Эта точка зрения в последующее время встретила резкую критику со стороны многих ученых. См., в частности: Ehrenberg V. Alexander and the Greeks. Oxford, 1938. Р. 1-16; Tarn W. W. Alexander the Great. Vol. II. Cambridge, 1950. P. 228-232; Hammond N. G. L.. Walbank F. W. A History of Macedonia. Vol. III. Oxford, 1988. P. 75 f. Впрочем, вхождение полисов Малой Азии в Коринфскую лигу иногда и поддерживается. См., например: BadianE. Alexander the Great and the Greeks of Asia. — Ancient Society and Institutions: Studies Presented to V. Ehrenberg. New York, 1967. P. 46 ff.
344
был занят завоеванием Линии и Памфилии (зима 334/333 гг.), внутренней Малой Азии и Киликии (333 г.), персидский флот занял господствующее положение над островами вплоть до Тенедоса. Но когда решительная победа Александра над Великим царем при Иссе (конец 333 г.)1 проложила македонянам путь к завоеванию Сирии и Финикии, флот, и без того сильно ослабленный переводом греческих наемников в персидское сухопутное войско, лишился еще кипрских и финикийских вспомогательных отрядов; эта последняя потеря была так чувствительна, что персидский флот уже не мог более сопротивляться ни македонско-эллинскому флоту, ни антиперсидскому движению на островах. Настал конец господству тиранов Тенедоса, Лесбоса, Коса и олигархов Хиоса, или поставленных персами, или находившихся под их покровительством; уничтожение персидского господства (332 г.) и здесь сопровождалось восстановлением демократии.
144. Что касается самой Эллады, то там надежды антимакедонской партии на персидскую морскую силу были навсегда погребены после того, как Александр, продвигаясь все дальше вперед, еще более ослабил персидское могущество взятием Тира (август 332 г.)2 и завоеванием Египта (декабрь 332 г.),3 в результате чего Персия оказалась вытесненной с финикийско-сирийского и африканского побережья и тем самым отрезанной от Средиземного моря.4 Правда, спар-
Oxford, 1938. Р. 1-16; Tarn W. W. Alexander the Great. Vol. II. Cambridge, 1950. P. 228-232; Hammond N. G. L.. Walbank F. W. A History of Macedonia. Vol. III. Oxford, 1988. P. 75 f. Впрочем, вхождение полисов Малой Азии в Коринфскую лигу иногда и поддерживается. См., например: BadianE. Alexander the Great and the Greeks of Asia. — Ancient Society and Institutions: Studies Presented to V. Ehrenberg. New York, 1967. P. 46 ff.
1 Относительно места битвы см.: Neumann. Zur Landeskunde u, Gesch. Kilikiens, N. Jbb. f. Phil., т. 127; Humann и Puchstein. Reisen in Kleinasien u. Nordsyrien, стр. 158 и сл.; 202 и сл.; Α. Bauer. Jahresh. d. österr. arch. Inst., т. II, 1899, стр. 105 и сл.; Dittenberger. Issos, 1908; кроме того: Janke. Wochenschr. f. kl. Philol., 1908, стр. 789 и сл.; Kaerst. Ук. соч., т. I, стр. 277 и сл.
2 К истории трагической осады Тира ср.: Pietschmann. Geschichte der Phönizier, 1889, стр. 64 и сл. Нужно считать апокрифическим известие о мнимом походе Александра на Иерусалим, который будто бы отказался выслать ему подмогу против Тира. См.: Niese. Ук. соч., стр. 83. Доказать достоверность рассказа Иосифа Флавия (Ant. Iud., XI, 313 и сл.) не удалось ни Henrichsen'y. Theol. Studien und Kritiken, 1871, 458 и сл., ни Blümner'y. Büdinger-Festschr., 1872.
3 Самым важным культурно-политическим деянием этого времени было основание Александрии. Ср.: Erdmann. Zur Kunde der hellenistischen Städtegründungen, Strassb., 1883; Schwartz. Alexandreia у Pauly-Wissowa. По поводу проблематичности похода в оазис Зевса-Аммона см. дальше. Относительно Аммона и самого святилища см. статью Pietschmann'я у Pauly-Wissowa; также: Meitzer. Der Fetisch im Heiligtum der Zeus Amnion, Philol., N. F., т. 17, стр. 186 и сл.
4 Keller. Alexander d. Gr. nach der Schlacht bei Issos bis zu seiner Rückkehr aus Aegypten, Berlin, 1904 (Histor. Studien, Heft 48).
345
танский царь Агис в надежде на активные силы персов еще в конце 333 г. открыл военные действия против Александра, занял Крит и с помощью сильного отряда греческих наемников (Тенар, главное место вербовки!) энергично продолжал начатое дело, даже после потери критской позиции и бесспорного торжества македонского господства в восточной части Средиземного моря. Хотя Агису было весьма на руку, что Александр после перехода через Евфрат и Тигр и победы при Гавгамелах (октябрь 331 г.),' углублялся все дальше и дальше внутрь Азии, ему все-таки удалось привлечь к участию в решительных наступательных действиях — не считая отдельных восстаний в Фессалии и Этолии — только часть пелопоннесских государств (Элиду, Ахайю, за исключением Пеллены, Аркадию, за исключением Мегалополя). После напрасной попытки заставить Мегалополь подчиниться союзникам, Агис потерпел поражение и погиб в битве против превосходящих сил македонского наместника Антипатра (330 г.). Спарта отказалась от дальнейшего сопротивления и, кажется, даже присоединилась к Коринфскому союзу.*
С тех пор в Элладе воцарился мир, тем более, что ей не приходилось более приносить дальнейших жертв на великую войну ни в финансовом, ни в военном отношении. После занятия Мидии все греческие вспомогательные войска были вообще отпущены на родину с богатыми подарками. С другой стороны, начали уже ощущаться заметные выгоды от приобщения Востока к эллинскому миру. Уже раньше число греков, которые на разных поприщах принимали участие в предприятиях Александра, было очень велико: Низе определяет его не менее, чем в 100 000;2 теперь, когда вслед за победой наступило время для мирной созидательной работы, масса греков, стекавшаяся в Переднюю Азию и Египет, стала возрастать все более и более. Для греческого ума и таланта открылось во всех областях человеческого труда безграничное поле для успешной и выгодной деятельности. Царь также многое сделал, чтобы повлиять в благоприятном смысле на настроение греков. После победы при Гавгамелах он повелел уничтожить
1 Недалеко от древней Ниневии. См.: Kaerst. Ук. соч., т. I, стр. 302 и сл.; Hackmann. Die Schlacht bei Gaugamela, Diss. Halle, 1902. После поражения Дарий бежал через горы в Мидию, между тем как Александр пошел к Вавилону, который сдался добровольно.
2 Niese. Ук. соч., I, стр. 170. Ср. там же интересное перечисление греческих элементов в войске Александра.
* Вопрос о включении Спарты в Коринфскую лигу не ясен и решается в современной историографии по-разному: одними исследователями — положительно (Roebuck С. The Settlements of Philipp II with the Greek states in 338 B.C. — Classical Philology. Vol. 43, 1948. P. 91; Hamilton J. R. Plutarch. Alexander: a commentary. Oxford, 1969. P. 87), другими — отрицательно (Bosworth А. В. Conquest and Empire. The reign of Alexander the Great. Cambridge, 1988. P. 204), третьи считают вступление Спарты в Коринфскую лигу наиболее вероятным (Tarn W. W. Alexander the Great. Vol. I. Cambridge, 1948. P. 53).
346
в Элладе тиранию всюду, где она еще сохранилась, и восстановить «свободу»! Старательно поддерживались некоторые панэллинские традиции, особенно воспоминания о великой эпохе Греко-персидских войн, так как Александр хотел, чтобы на его предприятие смотрели как на их продолжение и завершение.1 И Афины, этот давний город-предводитель панэллинства, испытал на себе милость царя: в 331 г. были отпущены на свободу афинские граждане, взятые в плен при Гранике в качестве персидских наемников и приговоренные к каторжным работам.
Благодаря этому в Афинах люди, сочувствующие Македонии и настроенные мирно, получили возможность с успехом влиять на политику государства. Это были: Фокион, все время непрерывно продолжавший исполнять должность стратега, и ораторы македонской партии Эсхин и Демад;2 успеху их, без сомнения, весьма способствовали мирные тенденции блестяще организованного финансового управления, которым Афины были обязаны Ликургу, тогдашнему руководителю их государственного хозяйства. Существует мнение, довольно справедливое, что в продолжение двенадцати лет его управления (вероятно, с 338 но 326 г.). Афины пережили до известной степени вторичный расцвет эпохи Перикла. Государственные доходы значительно умножились, развилась громадная строительная деятельность, увеличился блеск святилищ, празднеств и сценических представлений.3
Правительство этой поры напоминало свой великий прообраз также и тем, что уделяло большие средства на поддержание и увеличение флота, доказывая тем самым, что в Афинах далеко еще не отказались от надежды на восстановление прежнего величия. Во всяком случае, настроение демократической массы было крайне неблагоприятно новому порядку вещей. Так, например, то обстоятельство, что некто Леократ покинул отечество после Херонеи, послужило достаточным поводом для обвинения его со стороны Ликурга, и немногого не хватило, чтобы он подвергся осуждению! Еще знаменательнее исход тенденциозного процесса Ктесифонта! Несколько лет перед тем (336 г.) Ктесифонт предложил даровать венок Демосфену за восстановление афинских укреплений и был тогда же обвинен Эсхином в противозаконном предложении.4 Однако дело дошло до разбирательства только теперь (330 г.), причем Демосфен выступил в защи-
1 Согласно с таким воззрением, было предпринято восстановление Платей, о чем было решено немедленно после битвы при Херонее.
2 Демаду была тогда даже воздвигнута статуя.
3 Подробности см. у Niese. Ук. соч., стр. 71 и в приведенной у него литературе.
4 Нарушение закона состояло, по мнению Эсхина, в том, что: 1) Демосфен вообще недостоин этой чести, что 2) он еще не отдал отчета, которого требовал закон, и что 3) предлагаемое дарование венка в театре в этом случае было недопустимо.
347
ту Ктесифонта и самого себя. Снова во время прений обсуждались великие вопросы афинской политики, деятельность партий и их обоих предводителей, которые на этот раз вступили между собой в последнюю решительную борьбу во всем блеске своего искусства и темперамента. Объявленный Эсхином недостойным венка, Демосфен в ответной речи, захватывавшей самые чувствительные стороны ума и сердца патриотически настроенного собрания граждан, дал отчет в своих действиях и намерениях на благо государства, требуя себе общественного одобрения, так как служил он чести родины и правому делу, не заботясь о последствиях. Вся аргументация его сводилась к сильному и глубоко прочувствованному выводу — Афины подняли бы войну против Филиппа даже в том случае, если бы и заранее предвидели поражение!1 — Исход дела не мог быть сомнительным. Те чувства, которые Демосфен сумел возбудить своей мастерской диалектикой, и особенно чувство той непримиримой розни, разделявшей обвинителя от мышления и ощущений огромного большинства его соплеменников, оказались сильнее, нежели формальное право. Эсхин не получил даже и пятой части голосов и подвергся, таким образом, частичной атимии, которая навсегда лишила его права выступать перед народом в подобных процессах. Став мертвым в политическом плане, он отправился в изгнание (в Эфес, потом на Родос и Самос), из которого никогда больше не возвращался. Таким образом, Эсхину не пришлось быть свидетелем того, как его победоносный противник был украшен почетным золотым венком на ближайшем празднике Дионисий.
На общее течение дел эта победа Демосфена не оказала, разумеется, никакого влияния. То, что происходило в Афинах, было пустой демонстрацией, которая не могла никого ввести в заблуждение насчет действительного бессилия мелких эллинских государств, по сравнению с возникающей мировой державой.
145. Дальнейшее развитие и укрепление этой мировой державы совершалось гигантскими шагами, благодаря неудержимому, победоносному шествию Александра по коренным областям Персидского царства.2 В Вавилоне, по указанию халдеев, он принес жертву Белу-Мардуку, как ранее в Тире — Гераклу-Мелькарту, в Египте — Амону-Ра. Оттуда Александр пошел на Сузы, столицу государства, которая последовала примеру Вавилона и еще до его прибытия известила его о своем добровольном подчинении. В Сузах в руки Александра попали огромные государственные сокровища, в том числе произведения искусства, некогда вывезенные из Эллады
1 См. в особенности — Dem., XVIII, 80. Затем: Spengel. Demosthenes Verteidigung des Ktesiphon, Abh. der Bayer. Akad., 10, 1863; Reich. Die Beweisführung des Aeschines in seiner Rede gegen Ktesiphon. Nürnberg Progr., 1884, 1885.
2 Th. Zolling. Alexanders. Gr. Feldzug in Centraiasien, 2-е изд., 1878. Описание страны и народа см. у Spiegeln. Eranische Altertumskunde, Ι, 1871.
348
Ксерксом, среди которых, говорят, находились статуи Гармодия и Аристогитона. Рассказывают, что они были отправлены обратно в Афины. Большие трудности представило взятие горного Ирана, потому что сатрап Персии Ариобарзан укрепил и занял сильными отрядами персидские проходы. Впрочем, и это сопротивление было скоро сломлено, и уже в начале 330 г. Александр владел новой царской столицей Персеполем с ее несметными сокровищами и древней столицей персидского царского рода — Пасаргадами, где находились гробницы царей Персии.1
О том, что он здесь делал, до нас дошли, κ сожалению, только совершенно фантастические, легендарные известия. Особенно неясны предварительная история и причины разрушения, которому были подвергнуты великолепные царские дворцы.2 Древние авторы (например, Арриан и др.) думают, будто уничтожение царского дворца было уступкой эллинскому национальному чувству, которое требовало мести за пожары времен Греко-персидских войн. По мнению Дройзена (I, 364 и сл.), это был ответ Александра на отказ Дария сдаться и признать его власть над Азией. Когда исчезла всякая надежда на исход посредством мирного договора, тогда осталось только совершить акт, который возвестил миру об уничтожении власти Ахеменидов и о захвате владычества над Азией.
Несомненно, что разрушение Персеполя было в то же время символом крушения самого Персидского царства. Весной 330 г. Александр двинулся вглубь Мидии через проходы Закаспийской области, вслед за Дарием, который бежал все далее и далее на север. Дарий видел, как падали последние оплоты его могущества, видел измену своих собственных сатрапов, в особенности Бесса, сатрапа Бактрии, которые обращались с ним как с пленником. Впрочем, его страдания продолжались недолго. Вскоре форсированным маршем приблизился Александр. Тогда мятежники, застигнутые им во время бегства, умертвили несчастного царя (июль 330 г.). В лице Дария сопротивление утратило своего законного главу, и вся Гиркания и Парфия подчинились Александру, который сделался теперь единственным наследником власти Ахеменидов в глазах восточных народов.
Из Парфии войско двинулось в Арию (часть нынешнего Афганистана) и Дрангиану, затем далее через Арахосию до южного подножия Паропамиса (Гиндукуша),:! который Александр перешел вес-
1 О Персеполе и Пасаргадах, а также о сохранившихся развалинах ср.: Spiegel. Ук. соч., II, 616 и сл.; Nbldeke. Aufsätze zur persischen Geschichte, 1887, стр. 135 и сл.
2 О романическом характере этого предания свидетельствует рассказ об афинской гетере Таис, которая была будто бы настоящей виновницей сожжения царского дворца. Ср.: Niese. Ук. соч., стр. 98; Kaerst. Ук. соч., I, стр. 312.
3 Два значительнейших города современного Ирана основаны Александром в этой местности — Александрия в Арии (Герат) и Александрия в Арахосии (Кандагар).
349
ной 329 г. Этот поход — очевидно, под влиянием преувеличений Курция (VII, 4, 22) — не раз сравнивали с переходом Ганнибала через Альпы. Необходимо было овладеть Тураном, одним из главных центров персидской религии и культуры, чтобы сломить последнее сопротивление против преобразований в Передней Азии. Через Бактру (Балх) и Мараканду (Самарканд), после переправы через Оке,1 царю удалось благополучно достигнуть северных границ Персидского государства, т. е. до Яксарта. Однако завоевание этой страны представило большие трудности вследствие воинственности жителей, упорства, с которым они защищали свои многочисленные горные крепости, и близости пустыни, которая служила им защитой.* Только через два года, летом 327 г. Александр мог считать эти северные страны достаточно усмиренными, чтобы думать о дальнейшем походе, причем он предварительно постарался утвердиться в стране посредством основания целого ряда городов в Бактрии и Сог-диане.2 Сохранившееся до нынешних времен значение таких городов, как Герат, Кандагар, Ходжент,** свидетельствует, что основание их ни в коем случае не было плодом внешних и эфемерных соображений, а, напротив, было вызвано великими и прочными интересами политики и культуры.3
146. Новое предприятие Александра, его поход в Индию, далеко не имело такого значения, как его предыдущие завоевания, и в военном, и в политическом отношении. Для внешней и внутренней
1 В это время попал в руки Александра изменник Бесс, заставивший перед тем провозгласить себя царем под именем Артаксеркса; он был доставлен в Экбатаны и был подвергнут здесь той варварской казни, к которой присуждал в соответственных случаях персидский закон.
2 См.: Geiger. Alexanders Feldzüge in Sogdiana, Neustadt a. d. H. Progr., 1884; F. v. Schwarz. Alexanders der G. Feldzüge in Turkestan, 2-е изд., 1906.
3 Как справедливо утверждает Kaerst в своей G. des hellenistischen Zeitalters, т. I, стр. 343.
* Антимакедонское движение в Средней Азии было тесным образом связано с именем Спитамена, бактрийского или персидского вельможи {Arr. Anab., VII, 4, 6; Strabo, XI, 8, 8, 513). Умело ведя партизанскую войну, Спитамен доставлял значительный урон македонскому войску: например, в битве при р. Политимете (Зеревшан) в 329 г. до н. э. под его Руководством был практически полностью уничтожен 2-3-тысячный отряд македонян (Arr. Anab., IV, 5-6, 2; Curt., VII, 7, 30-39). Спитамен погиб в результате измены в 328 г. до н. э. О борьбе против македонян в Средней Азии, в частности, см.:
Шофман А. С. Восточная политика Александра Македонского. Казань, 1976. С. 445-493.
** Герат отождествляется с Александрией Арийской (Plin., VI, 17, 61; Strabo, XI, 8, 9, 514); Кандагар — с Александрией Арахосийской (Plin., VI, 92; Strabo, XI, 8, 9, 514); отождествление Александрии Эсхаты (Дальней) с Ходжентом (бывший Ленинабад) остается пока лишь предположением, поскольку до сих пор в этом районе найдено сравнительно немногое, что могло бы относиться к IV—III вв. до н. э.
350
безопасности государства не было надобности в завоевании Индии. Здесь действовали, очевидно, другие побудительные причины; прежде всего очарование, которое производила на умы восточная страна чудес, известная грекам до сих пор только по баснословным рассказам, затем жажда новых, неслыханных подвигов, венцом которых должно было сделаться завоевание этого чудесного мира; эти подвиги должны были на деле явить Александра героем, вторым Дионисом или Гераклом, каким его прославляла придворная лесть.1
Можно пойти еще дальше и сказать следующее: гигантская идея всемирного царства, или всемирного господства — вот та конечная цель, которая носилась перед глазами завоевателя. Насколько эта мысль уже воплотилась для него в отдельных, определенных представлениях и планах, имел ли он, например, такие обширные замыслы относительно Африки и Европы, какие приписываются ему в источниках, и совпадало ли для него представление о царстве, которое он хотел основать, со вселенной2 — насчет всего этого можно держаться различного мнения; но сама идея всемирной монархии, как государства, охватывающего главнейшие культурные народы и сглаживающего их особенности на почве, по возможности, вполне космополитической культуры, — эта идея, как нельзя более, соответствовала духу этого гениального, сильного человека, который так блестяще и грандиозно выразил цезарианское направление эпохи и общее упоение всемогуществом верховной власти довел до обоготворения самого государя.3
1 По истории индийского похода см. в особенности произведение Арриана «Индия»; затем: Lassen. Indische Altertumskunde, 1, 94 и сл.; 2, 116 и сл.; Lefmann. Geschichte des alten Indiens (Weltgesch. в собрании Oncken'a, стр. 743 и сл.); Schuffert. Alexanders des Gr. indischer Feldzug, Colb., 1886; Lezius. De Alex. M. exped. ind. q. Diss. Dorpat, 1887; Anspach. To же заглавие, Leipzig, 1903.
2 Так думает Kaerst. G. des hellenistischen Zeitalters, т. I, стр. 394 и сл.; в статье Ueber die antike Idee der Oekumene in ihrer politischen u. kulturellen Bedeutung, 1903, стр. 11 и сл. Иначе полагает Niese. Zur Würdigung Alexanders d. Gr., Hist. Ztschr., N. F., т. 43, стр. 42 и сл., который, по моему мнению, впрочем, довольно произвольно говорит об Александре, утверждая, что он был готов удовольствоваться властью над Персией. Удачно, во всяком случае, указание Kaerst'a на стремление Александра достичь, по возможности всюду, океана, особенно Мирового океана. Подобного рода стремления имели место в то время и у других. Стоит вспомнить, например, об уроженце Массалии Пифее, современнике Александра, который впервые проник по океану до Британии и Северного моря. О затронутых здесь географических проблемах ср. также: Berger. Gesch. d. wissenschaftlichen Erdkunde d. Griechen, 2-е изд., 1903.
3 Я разделяю в этом отношении взгляд Kaerst'a. Alexander der Grosse und der Hellenismus (Sybel's. Histor. Ztschr., т. 74, 1895, стр. 25 и сл.), против совершенно неверного, по моему мнению, суждения об Александре у Niese. Ук. соч., стр. 186 и сл., который слишком уж отрицает, как справедливо отмечено, гениальность, чтобы не сказать демоничность, в натуре Александра.
351
Поход в Индию не представлял чрезмерных трудностей в военном отношении, так как в области Инда Александру пришлось иметь дело с множеством мелких племен, постоянно враждовавших между собой, а в самой стране удалось найти союзников в лице целого ряда индийских правителей, как, например, Таксила. С их помощью был побежден самый сильный противник, царь Пор, в большой битве при Гидаспе (санскритское Vitastä) в 326 г. и тем самым привлечен в число союзников.1 Опаснее войны оказались силы природы, которые встретили европейцев во всем своем грозном величии. Непрерывные тропические ливни в течение семидесяти дней, разлив огромных рек, тропический зной и плохие дороги — все это увеличило тяготы и лишения. Болезни и смертность распространились среди людей и животных и возбудили даже в рядах закаленных и бывалых ветеранов уныние, отчаяние, даже открытое сопротивление. Неизвестно, серьезно ли думал Александр при таких обстоятельствах привести в исполнение дальнейшие гигантские планы: после покорения Пятиречья идти завоевывать страну около Ганга на окраинах Индии. Тот факт, что уже в стране Таксила и Пора он принялся за постройку флота, на котором впоследствии спустился вниз по Гидаспу и Инду, во всяком случае, скорее говорит в пользу подобного намерения. Относительно речи к войскам, отказавшимся продолжать поход, которую Арриан и Курций влагают в уста Александра, несмотря на кажущуюся проблематичность, нет оснований предполагать, что она составлена на основании географических представлений позднейшего времени, как это было недавно высказано.2 Замечательно, что Александр настаивал на том, что он отступил перед богами, а не перед людьми. Вовремя появившиеся неблагоприятные предсказания и столь же кстати оказавшийся неблагоприятным ход жертвоприношений, которые приносились но поводу перехода через Гифасис (санскритское Vipäsä), дали в руки желанный (и, разумеется, намеренно подстроенный) официальный предлог для отказа от дальнейшего движения вперед. В октябре 326 г. войска двинулись вниз по Гидаспу и Инду, частью на кораблях, частью вдоль берега, среди постоянных стычек с возбуждаемыми браминами к отчаянному сопротивлению туземцами, и наконец достигли давно желанной цели, побережья океана, и в конце лета 325 г. смогли начать отступление на запад. Царь с сухопутным войском отделился от флота, который
1 Veith. Der Kavalleriekampf in der Schlacht am Hydaspes, Klio, 1908, стр. 131 и сл.
2 По Niese. Zur Würdigung Alexanders d. Gr., Hist. Ztschr., N. F., т. 43, 1897, стр. 26 и сл., речи Александра у Арриана (Anab., 5, 26) целиком принадлежат этому автору, и он влагает в уста Александра географические воззрения Эратосфена. У нас нет неоспоримых данных для решения этого вопроса, равно как и для взгляда Kaerst'a, будто Александр намеревался дойти до конца обитаемого мира, или же для утверждений Strack'a. Gött. Gel. Anz., 1903, стр. 875 и сл., что возвращение с того берега Гифасиса — то же самое, по сути своей, что и возвращение с того берега Дуная или Яксарта.
352
под предводительством Неарха двинулся вдоль морского берега к Евфрату (это плавание, ставшее столь важным для истории географии),1 описано было самим адмиралом;2 сам царь направился в Карманию3 через пустынную прибрежную страну Гедросию (Белуджистан), где армия снова понесла страшные потери. Оттуда через Верхнюю Персию он вернулся обратно в Сузы.
147. Было большой политической ошибкой предоставить на долгие годы его собственной судьбе еще совершенно не устроенное государство. Александр убеждался в этом на каждом шагу, еще до своего возвращения в Сузы. Так как царь был далеко и так как казалось все более и более сомнительным, вернется ли он вообще когда-нибудь из далекой Индии и пустынной Гедросии, назначенные им сатрапы и предводители войск4 как македонско-эллинские, так и азиатские, совершенно перестали сдерживать свои вожделения и сильно скомпрометировали новые порядки насилиями и притеснением подданных. В руках Гарпала царская сокровищница подверглась разграблению и систематической растрате, как простая частная собственность. Появилось недовольство, и дух возмущения начал распространяться даже среди европейцев. Эллины, поселенные в новых городах часто против своей воли, то здесь, то там уже подумывали о возвращении на родину. Мятеж поселенцев в Бактрии характерен для этих волнений.
Давно было пора посредством суровых наказаний положить предел такому порядку вещей. Однако едва это было сделано, как возникли новые затруднения!
В самой природе вещей заключалось то, что организация владычества над Азией не могла основываться исключительно на греко-македонском элементе. Необходимо было привлечь азиатов к содействию для достижения конечной цели универсальной политики Александра путем мирного слияния эллинского и азиатского культурного мира; поэтому мы очень скоро встречаем азиатов при дворе, в администрации и в войске. С некоторого времени поведение самого Александра
1 О систематическом покровительстве Александра географии ср.: Berger. Geschichte der wissenschaftlichen Erdkunde der Griechen, 2-е изд., 1903, стр. 327 и сл.
2 К Неарху и восходят известные Феофрасту интересные сведения о водяных растениях (мангровиях).
3 Здесь войско опять встретилось с флотом.
4 Александр удержал в общем систему правления Персидского государства. Соответственно этому сохранилось деление на сатрапии и распределение провинциальной власти между самостоятельными должностными лицами: сатрапами, предводителями войск и сборщиками податей. В виде исключения, например, в Карии и Индии сохранилась власть местных династических властителей. См.: A.Köhler. Reichsverwaltung und Politik Alexanders des Grossen, Klio, 1905, стр. 303 и сл. Иначе: Lenschau. Leipzig. Studien, 12, стр. 137 и сл., по мнению которого разделение военных и гражданских должностей было проведено уже Дарием I.
353
стало принимать все более и более негреческий, восточный характер. Перед идеей всемирного господства побледнели традиции македонской военно-народной монархии — стремление к предводительству над Панэллинским союзом. Авторитет, который уважали в наследнике Ахеменидов и фараонов, опирался на монарха, на признание божественного характера его власти, даже божественного происхождения его особы. Начало этого изменения политического положения восходит еще к тому времени, когда жрецы Амона приветствовали завоевателя, как сына своего бога, и тогда на признании этого божественного происхождения была основана идея всемирного господства.1 Несомненно также, что попытка заставить македонян и эллинов признать этот авторитет, и то обстоятельство, что сам властелин и его система правления принимали все более и более восточный характер, вызвали очень скоро оппозиционные настроения в отношении Александра и в войске и среди знати. Еще до индийского похода произошел целый ряд крупных столкновений с выдающимися людьми из среды македонской военной знати и приближенных лиц эллинского происхождения; таковы: процесс Филоты, убийство таких военачальников, как Клит и Парменион, заговор Гермолая, катастрофа с историографом и философом Каллисфеном (племянником и учеником Аристотеля). Столкновения эти,* конечно, не могут быть приписаны личным мотивам и объясняются, по крайней мере, отчасти, тем разногласием, которое все более и более обнаруживалось между Александром и его македонско-эллинскими подданными.2 Греки и македоняне считали
1 Диодор делает правильное замечание: τόν й' "Αμμωνα συγκκχιορηκέναι της απάσης της γης έξουσίαν [Аммон предоставил ему власть над всей вселенной] (XVII, 93). Ср.: Kaerst. Alexander der Grosse und der Hellenismus, Histor. Ztschr., т. 38, 1895, стр. 27 и сл.; Forschungen, стр. 1 и сл.
2 В этом случае я разделяю мнение Kaerst'a, Droysen'a и др. против E.Cauer'a. Philotas, Kleitos, Kallisthenes, Jbb. f. Phil., 1893, 20 Suppl. Bd., хотя Cauer и прав в том отношении, что противоречивое и недостоверное предание не может выяснить в подробностях положение дела. — См. также у Kaerst'a. Das Ende des Kallisthenes в Gesch. d. hell. Z., т. I, прилож. 3. Слишком мало значения придает этому разногласию Niese. Ук. соч., стр. 165 и в статье Zur Würdigung Alexanders d. Gr., Hist. Ztschr., N. F., 43, 1897, стр. 1 и сл. Неполнота источников не должна вводить нас в заблуждение относительно почти что общепризнанного факта, что прототипом и основанием идеи царской власти в эллинистический период и характерного для нее сакрального почитания особы властителя послужила идея власти периода монархии Александра. В этом, конечно, прав Kaerst. G. des hellenistischen Zeitalters, I, стр. 386 и сл.; также см.: Beloch. GG., III, 1, стр. 47 и сл.
* Об оппозиции в войске Александра см.: Ковалев С. И. 1) Александр и Клит. — ВДИ. 1949, № 3; 2) Александр, Филота и Парменион (Из истории македонской оппозиции в армии Александра). — Учен. зап. ЛГУ. Сер. ист. наук. Вып. 14, 1949; 3) Заговор «пажей». — ВДИ, 1948, № 1; Зелыш К. К. К вопросу о социальной основе борьбы в македонской армии в 330-328 гг. до н. э. — Проблемы социально-экономической истории древнего мира. М.-Л., 1963; Мусиенко К. С. Оппозиция в армии Александра Македонского. Канд. дис. Л., 1966; ср.: Brown Т. S. Callisthenes and Alexander. — American Journal of Philology. Vol. LXX, 1943.
354
проскинесис (поклонение) приличествующим только божеству. В их глазах это поклонение было применением «божественных почестей к человеку».1 И Александру, очевидно, не удавалось добиться от них исполнения этого требования.2
После индийского похода, изменившееся отношение царя κ македонскому элементу, ослабленному огромными потерями и в этом, и в предыдущих походах, обнаружилось еще более определенно и открыто. Прежде всего было решено совершенно уничтожить национальный характер войска. После того, как знатные персы уже получили доступ в македонское всадничество, в ряды гетайров, друзей или товарищей царя (например, брат Дария!), Александр задумал и в войске провести такое же слияние македонян с азиатами, обученными по македонскому образцу.3 С этой целью смешения народов и слияния национальностей-1 был устроен свадебный праздник в Сузах (324 г.), бракосочетание многих македонян с персиянками и самого царя (уже раньше обвенчанного с азиаткой Роксаной) со старшей дочерью Дария, Статирой, и дочерью Оха, Парисатидой. Александр хотел, чтобы монархия была уравнивающей, посредствующей инстанцией между эллинским и варварским мирами; говоря словами Плутарха, он желал быть «всеобщим устроителем и примирителем» (κοινός αρμοστής και διαλλακτής των όλων (De fort. Alex. Μ., I, 6)).
Для того, чтобы вполне беспрепятственно вступить на новый путь, предполагалось отпустить ветеранов на родину и заменить их молодыми войсками, с которыми можно было бы быть менее стесненным. Это решение вызвало взрыв, очевидно, давно накопившегося недовольства. Дело дошло до крупного военного выступления в Оиисе, которое Александру удалось усмирить только посредством личного вмешательства.
Только после подавления этого последнего сопротивления новая система со всеми ее последствиями вводится окончательно. Особа властелина окружается пышностью, которая служит явным признаком принятия царем восточных обычаев. Грандиозный, преуве-
1 Ср.: Hdt, VII, 136; Isocr., IV, 151; Филиппид у Плутарха (Demetr., XII). Также: Kaerst. Hellenistisches Zeitalter, т. I, стр. 351 и сл.
2 Обычай поклонения не проник ни в эллинистическую, ни в римскую монархию до времен Диоклетиана.
3 Стоит вспомнить о 3000 персидских мальчиках, которым Александр дал название эпигоны; по его приказанию они должны были обучаться греческому языку, военному делу и тактике по македонскому образцу. Ср.: Droysen. Kl. Sehr. ζ. alt. Gesch., т. II, Ueber die Armee und die innere Gestaltung des Reiches Alexanders des Grossen, 1884; H. Droysen. Untersuchungen über Alexanders d. Gr. Heerwesen und Kriegsführung, 1885.
4 Об этом, как и вообще о культурной политике Александра ср. у Kaerst'a. Hell. Zeitalter, т. I, стр. 400 и сл., что оспаривает Белох, усматривающий в этой политике слияния лишь романтику и утопию. Ср.: Kromayer. Ук. соч., стр. 18 и сл.
355
линейный характер погребального торжества по поводу смерти друга царя, Гефестиона, относится к числу отличительных черт характера новой монархии.
148. Существует мнение, что подобный ход развития был абсолютно необходим, что таким путем Александр хотел «приспособиться к обычаям и предрассудкам своих азиатских подданных» (Дройзен). Другие полагают, что стремление Александра придать монархии восточный характер имело сравнительно ничтожное влияние на политику вообще, что оно касалось только несущественных вопросов этикета, придворного распорядка, как церемониал Наполеона во времена его консульства.
Против этого можно возразить следующее: целование земли, роскошь восточных одеяний царя, многоженство, персидский царедворческий обиход с его евнухами, камергерами, писцами, — стоит припомнить то исключительное значение, какое имел у Александра начальник писцов, — жестокие наказания по суду (ср., например, бичевание и распятие Бесса) — все это должно было иметь свое обратное действие и на дух правления; затем политика Александра систематически стремилась найти совершенно новое обоснование для захваченного путем завоевания господства посредством признания божественного характера его царской власти,* стремилась поднять эту власть до степени «высшей, божественной власти, требующей по самому своему принципу повиновения и подчинения»; с другой стороны, восточный образ правления более соответствовал собственным взглядам Александра на царскую власть, был ближе ему по духу.' Вообще обоготворение властелина соответствовало направлению, в котором развились цезарианские тенденции того времени,2 так часто проявляющиеся тогда в тираниях раннего времени. Тенденции эти усиливались еще более благодаря крайностям индивидуализма, спекулировавшего на «богоподобные свойства и божественное право сильного индивидуума».3
Должна ли была, однако, эта политика, направленная к цели возможного возвышения монархической власти и ее ореола, до известной степени, конечно, необходимо вытекавшая из последовательного
1 Это говорит с полным основанием Kaerst. Alexander..., стр. 28.
2 Ср.: Pöhlmann. Die Entstehung des Cäsarismus (Aus Altertum und Gegenwart, стр. 245 и сл.). На связь с философской литературой (см. выше) указывает E.Meyer, который, однако, придает мало значения восточному элементу в идее обожествления царя (Alexander d. Grosse und die absolute Monarchie, Verh. d. 48. Philol. vers., 1906, стр. 53 и сл.).
3 См. у Kaerst'a. Hellenistisches Zeitalter, т. II, стр. 341.
* По поводу проблемы обожествления Александра в современной историографии см.: Кондратюк М. А. Проблема обожествления Александра Македонского в современной историографии. — Проблемы всеобщей истории. М., 1977. Из более новых работ см.: Badian E. The Deification of Alexander the Great. — Ancient Macedonian Studies in Honor of Ch. F. Edson. Thessaloniki, 1981. P. 27-71.
356
продолжения начатого дела и тех условий, которые обеспечивали успех, дойти до полного возвращения κ традициям восточной деспотии? На этот вопрос не так легко ответить утвердительно, как это делает Дройзен, который видит один «предрассудок» в сопротивлении старомакедонского духа и эллинского чувства свободолюбия против притязаний Александра на обожествление и проскинесис. Ведь обожествление государя, которое имело место в Египте и древнем Вавилоне, далеко не было общим явлением на Востоке! Великая монархия Ахеменидов не знала его!
Правда, нельзя отрицать, что Александр отказался бы от существенного средства для удержания народов в повиновении и для упрочения своей власти, если бы пренебрег идеями, на которых основывалось азиатское почитание монархической власти, как божественной представительницы на земле. Спрашивается, однако, не был ли этот успех куплен слишком дорогой ценой, принимая во внимание полную невозможность «оставаться в одно и то же время восточным деспотом и царем Запада» (Ранке). Ранке справедливо утверждает, что подчинение эллинов той же самой власти, против которой они боролись в течение столетий, было бы полным разрывом со всей национальной историей (WG., т. I (2), стр. 196). Грубым заблуждением является мысль Дройзена, что «для того, чтобы эллинский мир мог найти свое место и успокоение в этой монархии, Александр должен был прежде всего сделать следующий, самый важный шаг: он должен был склонить и приучить греков к той же вере в свое величие, какую питали азиаты и в которой он видел существенную гарантию своей царской власти» (GdH., II, 273). Но еще большую иллюзию представляет мнение, будто при таком падении до положения восточных подданных можно было ожидать полного оздоровления эллинского народа (Droysen., Ук. соч., стр. 268). Возможно ли было в таком случае какое бы то ни было политическое развитие, несмотря на величественное всемирное значение, приобретенное эллинской культурой в течение новой эллинистической эпохи? Несомненно, что «город», как последняя форма политического объединения, отжил свой век. Потребностью времени сделался переход «от городского устройства κ государственному», внутри которого город сохраняет только внутреннюю самостоятельность. С этого времени город, как самостоятельная коммунальная единица, говоря словами самого Дройзена, «должен был найти себе право и гарантию во всеобщем союзе». Эту гарантию ни в каком случае не могло дать восточное единодержавие, сутью которого является безусловное право господствующего и сильного индивидуума, как исключительного регулятора всей политической жизни.
149. Само по себе религиозное обоснование новой монархической власти, как оно осуществилось в государстве Александра, не было так уж чуждо исконным идеям греческой жизни. И полис ведь тоже находил основу и залог для сохранения своего существования в религиозных данных! При таких взглядах религиозная освящен-
357
ность учреждения легко могла быть перенесенной на людей выдающихся, носителей власти. Божественные почести воздавались не только богам города и государства, но и «основателю города» (ήρως κτίστης). И тут дело шло не только о мифических образах, но захватывало и исторические личности, которым подобала героизация И включение в культ героев (энагизм — от έναγίζειν, в отличие от 9ύί.ιν в культе божеств) как за заслугу в основании города, так и за другие подвиги. Этот культ находится в связи с обоготворением героев древности и древним обычаем почитания мертвых, как добрых «домашних духов».1 Стоит только вспомнить о почестях, оказываемых спартанским царям, о героизации таких властителей, как Гелон, Ферон и других государственных мужей, как Тимолеонт, о почитании афинских тираноубийц и марафонских бойцов; этим примерам соответствует в IV в. почитание религиозными сообществами умерших глав школ, философов и поэтов.
Но от героизации до обожествления всего лишь один шаг! Оставляя в стороне других, например, Асклепия, именно ведь героический предок Александра, Геракл, был причислен к лику олимпийских богов.
Но как ни многозначительны все эти данные, до IV в. эллинский мир был чужд обожествлению живого человека. Симптомом вырождения надо признать тот факт, когда почитание, оказываемое прежде только умершим, переносилось на живых:2 в этом именно смысле и рассказывали о самосцах, что они воздвигали алтари Лисандру, приносили ему жертвы и пели гимны, как герою,3 и о том, что Клеарх, тиран Гераклеи, и Дионисий Младший, сиракузский тиран, заставляют чтить себя как сыновей богов (первый — Зевса, второй — Аполлона)!' И не кто иной, а сам «глашатай нации», провозвестник Александровой монархии, сам Исократ дал исход древнеэллинскому чувству, возмущавшемуся явлениями обоготворения живых людей, ясно и определенно заклеймив факты такого рода, как признаки упадка национального характера персов, когда они повиновались своему царю точно рабы (δουλεύειν), поклоняясь смертному человеку и называя его божеством, к богам же относясь с большим презрением, чем к людям (δνητύν μεν άνδρα προσκυνοϋντες και δαίμονα προσ«γορεύοντες, των δέ Βεών μάλλον ή των άν&ρώπων όλιγωροΰντες (XV, 150))/' А персы, надо заметить, при всем том, несмотря на «поклонение» (προσκύνησις), никогда
1 См.: Usener. Götternamen, стр. 251.
2 О ходе этого процесса см.: Rohde. Psyche, т. II2, стр. 356.
3 По Дурису (Plut., Lys., XVIII); но, может быть, Плутарх здесь и преувеличивает.
4 Suidas s. ν. προακυνεΐσθαι ... και ταΐς των Όλυμπίων γεραίρεσθαι τιμαίς ήςίου [он требовал, чтобы ему поклонялись и его почитали теми же почестями, что и олимпийцев]. Ср. суждение Исократа о Клеархе (Epist., VII, 12).
5 Так же следует судить о том письме (если только оно подлинное), где о Филиппе говорится: ουδέν γάρ έσται λοιπόν έτι πλήν θεόν γενέσδαι [остается только стать богом] (Epist., III, 5).
358
не признавали своего царя за бога! Как-никак, однако, на этот роковой путь они вступили, и где тут можно было предвидеть конечный исход? Для рабской угодливости, пронырства или трусливого малодушия отдельных людей теперь открывалось новое, прямо неоглядное поле применения этих их наклонностей и способностей.
Еще при жизни Филиппа, во время свадебных торжеств в Эгах, рядом с двенадцатью статуями олимпийских богов была поставлена и тринадцатая — статуя самого царя Филиппа! Уже он стал если еще не богом, то, ввиду помещения его статуи рядом со статуями богов, — σύνθρονος τοις Βεοΐς [«восседающим на троне вместе с богами»] (Diod., XVI, 9)), участником «богоравных почестей» (ϊσόθεοι τιμαί)! И как быстро последовало указанию Амона эллинское святилище, милетский оракул Бранхидов, тоже провозгласившее божественное происхождение Александра! Правда, то были азиатские эллины, но много ли времени потребовалось на то, чтобы и гордая своей свободой европейская Эллада пошла по тому же пути? В 323 г., после возвращения царя из Индии, греки послали в Вавилон теоров,1 которые посылались только на религиозные празднества.
Но, несмотря на все это, не следует приписывать эллинам в данном вопросе исключительную инициативу, как это Делают ученые, отрицающие намеренное ускорение этого процесса Александром.2 Если вспомнить цезаризм, являющийся основной чертой его воззрений, и основную тенденцию его политики — «создать для восточных народов и для греков одинаковое отношение к своей особе»,3 то вмешательство Александра представляется очень вероятным. Среди повелений, которые в 324 г. во время олимпийских празднеств были переданы Никанором от лица Александра грекам, могло не быть категорического требования божеских почестей; по крайней мере лучшие источники умалчивают об этом; но и без формального приказания4 греки, конечно, очень хорошо знали, чего от них ожидали, и что они волей или неволей должны были сделать, если не хотели испортить свои отношения с властелином.5
1 Арриан сообщает: ώς θεωροί δή&εν ές τιμήν 9εοΰ άφιγμένοι [они пришли как теоры в честь бога] (Anab., VII, 23).
2 Например, см.: Kornemann. Zur Gesch. d. ant. Herrscherkulte, Beiträge zur alten Gesch., т. I, стр. 56 и сл. Kornemann говорит об Александре, что «не сам он сознательно стремился к обожествлению своей персоны, но это обожествление явилось снизу благодаря могуществу его личности. Роль его в этом смысле была скорее пассивной, чем активной».
3 Как удачно характеризует эту политику Корнеман. Почему только он не выводит неизбежных следствий из такого понимания?
4 Strack. Griechische Titel im Ptolemäerreiche, N. Rh. Mus., 55, 1900, стр. 161, а также другие авторы признают существование такого приказания.
5 Следует снисходительнее относиться ко всему этому, если припомнить византинизм немецких патриотов, которые не только приняли без всякой критики преувеличенное героизирование первого немецкого императора, но еще и осмеливались «исторически» его оправдывать.
359
мы ясно видим это на примере Афин! После того, как гражданство еще летом 324 г., до Олимпийских празднеств, отклонило, после горячих дебатов, потребованные для Александра божеские почести, сам Демосфен после празднеств выступил с речью за принятие этих почестей. И Александр был под именем Диониса включен в число государственных божеств, а священная триера «Саламиния» была в честь отца его Амона названа «Амониадой»; славное воспоминание афинского флота было принесено в жертву новому богу!1
Что Александр, по крайней мере в конце своего царствования придавал важное значение своему божественному происхождению и призванию — этого серьезно нельзя отрицать.2 Но как же можно тогда сказать про него, что «он остался все-таки таким, каким был?»3 Очень характерно для Александра этого более позднего времени фантастическое возвеличивание его друга Гефестиона, которого он прямо провозгласил героем! Если этому полубогу милостью Александра4 он приказывал воздавать божественные почести в своем городе Александрии, a нa острове Фаросе построил для него храм, то для себя-то он уж, конечно, имел в виду что-нибудь не меньшее!5 При этой героизации своего друга и товарища он ни в коем случае не действовал «бессознательно», как думают некоторые, и несомненно, его намерением было создать прямой прообраз для своего вознесения на небо. Нельзя предположить, чтобы для него не было ясно, что культ Гефестиона неизбежно поведет за собой культ Александра.6 Таким образом, обоготворение властелина вело свое начало, по крайней мере, в равной степени и «сверху», и «снизу». Оба движения встретились на полдороге.
1 Это достаточно доказано Nissen'om в его статье Die Staatsschriften des Aristoteles, N. Rh. Mus., стр. 179 и сл. Если принять во внимание промежуток времени, отделяющий нас от той эпохи, и разницу чувствований, то эта мирская почесть афинян вряд ли может показаться более безвкусной и большей погрешностью против здравого смысла, чем, например, название нового быстроходного немецкого корабля именем «Вильгельма Великого», которое простой здравый ум того, кого желали этим почтить, счел бы не иначе, как фарсом, и решительно бы отказался от такой чести.
2 Сам Корнеман считает это возможным.
3 Так полагает Корнеман, который указывает при этом на интересную защиту Александра Аррианом (Anab., VII, 29, 3).
4 Что для героизации понадобилось пустить в ход оракул — ровно ничего не меняет в указанном положении дела.
5 Kaerst. Hellenistisches Zeitalter, II, 391, прямо утверждал, что объявление Александра сыном бога Амона являлось только прецедентом для героизации Гефестиона.
6 Впрочем, Александр очень хорошо понимал, что основанные им и названные по его имени города будут воздавать ему такие же почести, какие воздавали своим основателям другие эллинские города, чем значительно будут содействовать распространению его культа и веры в его божественность. На это правильно указал Kaerst (Hist. Ztschr., N. F., т. 38, стр. 39 и сл.).
360
150. Думали, что священное почитание должно было служить тому, чтобы показать эллинам новую царскую власть в отличном от тирании свете и примирить исконные формы автономной жизни полиса с политическими требованиями новых великодержавных образований. Отношения политической зависимости могли будто бы быть смягчены тем, что отливались в формы зависимости с ясно выраженным религиозным характером, которые оставляли известное место самоопределению греческих общин и их самоощущению известного свободного участия, как отправляющих культ.1 Допустим, что это воздействие до известной степени достигалось; но в главном, конечно, это было иллюзией, и эллины едва ли могли долго находиться в заблуждении относительно того, что означает для государства и народа религиозное почитание живого властелина! Ведь свобода и право самоопределения гражданина становились при этом в зависимость от произвола верховной власти, стоящей вне каких бы то ни было политических и правовых рамок. Подчиняясь восточному воззрению, что монарх есть существо высшего порядка, гражданин унижал себя до степени подданного, которого непроходимая пропасть отделяла от сверхчеловеческого величия властелина. Таким образом — сначала, правда, только в принципе — греки лишали себя самого высокого завоевания своего политического гения — свободного гражданского правового государственного строя. «Побежденный Восток впервые воздействовал здесь в политическом отношении на победителя. Сделан был первый шаг по тому пути, который в дальнейшем течении веков привел наиболее гордившийся своей свободой народ к византинизму»,2 и который, смеем прибавить, вообще был роковым для будущего Европы.
С тех пор победоносное шествие новой идеи неограниченной монархии становится неудержимым. Вслед за эллинистическими государствами идея эта распространяется далее на Запад и — в лице Римской всемирной монархии — подчиняет, наконец, весь античный мир тому государственному строю, в котором воля одного человека становится безусловно обязательной для всех, когда рядом с ней не может уже быть никакого самостоятельного авторитета, никакого самодовлеющего права. Но этим самым не был еще достигнут крайний предел унижения европейского духа! Раз эллинско-римское государство принизило политическую личность до степени полного безразличия, то ближайшим следствием этого было, что и духовно-религиозную сторону человеческой личности должна была постичь та же судьба, и она была тоже задавлена абсолютным, угнетающим свободную личность культурного человека авторитетом.
1 Так полагает Kaerst. Hellenistisches Zeitalter, II, стр. 342.
2 По прекрасному выражению Beloch'а (GG., III, 1, стр. 51), рядом с которым трудно понять, как автор это политическое отречение эллинства считает простым «вопросом этикета», отбывание которого в духе Александра предписывал якобы «здравый человеческий смысл».
361
Таким образом, эта всемирно-историческая эпоха, в течение которой эллинистический культ власти зародил в античном человечестве идею обожествления земных властей, ведет в непрерывном процессе своего развития κ священной всемирной монархии средних веков,1 которая, в силу «божественной» легитимизации своего носителя и в силу «божественного» права, требующего, как таковое, абсолютного подчинения себе, заявляла притязание быть властью не только над волей, но и над разумом человека, — той властью, конечным результатом действия которой является уничтожение всех гражданских, религиозных и научных свобод и — поскольку имеются в виду запросы высшей духовной жизни — принижение европейского человека в этой сфере его бытия до уровня стадности.2 И какие грандиозные перевороты — возрождение, реформация и просвещение, германское стремление к свободе и французская революция! — должны были последовательно воздействовать, чтобы вновь подавить это духовное и моральное обнищание, к которому привел Европу указанный процесс, и снова вывести нас на путь истинной эллинской свободы духа.3
151. Впрочем, в Элладе IV в. все же было еще достаточно любви к свободе, чтобы названный порядок вещей не вызвал живейшей оппозиции. Стоит вспомнить ответ царя Агесилая фасосцам, когда они постановили воздавать ему «божественные почести»: «Пусть сначала они сами себя обратят в богов, тогда я поверю, что они могут и меня сделать богом»!1 А сколько глумления звучит в приписываемом спартанцам ответном заявлении: «Если Александр хочет быть богом, то пусть будет богом»!5 В Афинах требование обожествления Александра тоже встретило сильное сопротивление. Демосфен ограничился ироническим замечанием, что если Александр хочет, то он может считать себя как сыном Зевса, так и Посейдона!6 Но старый Ликург и другие решительно запротестовали.7 Слова Демада к афинянам: «Смотрите, как бы вам, охраняя небо, не потерять
1 Для всей тенденции этого процесса характерна тесная связь идеи царской власти с жреческой уже в эллинистических государствах; ср.: Beloch. GG., III, 1, стр. 397 и сл.; Otto. Priester und Tempel im hellenistischen Aegypten, т. I, 1905, т. II, 1909.
2 Совсем в другом смысле, нежели мечтали киники и стоическая школа, создавая свой идеал стадного существования! Последним выводом тут была «инфернальная формула» Лойолы: «Вы должны стать подобными трупам» (perinde ас cadaver!).
3 Ввести вновь «западное начало» в Европу — это, говоря словами Ницше, значит в некотором смысле то же, что сделать историческую задачу Европы продолжением греческой истории.
4 Plut. Apophthegm. Lac, 25, p. 210d-e.
5 Элиан говорит: συγχωροΰμεν Άλεξάνδρψ έάν 9έλη θεός καλεΐσδαι [мы дозволяем Александру, если он пожелает, называться богом] (Var. Hist., И, 19). 6 Hyper., I, 30. 7 Polyb., XII, 126, 3.
362
землю»,1 — звучат бессознательным пророчеством о средневековом порядке вещей.
Реальные последствия осуществления абсолютной власти были приняты тоже не без сопротивления. Да и как же было поступить, когда Александр простым властным приказом хотел заставить все эллинские города принять обратно всех многочисленных политических изгнанников и за отказ в этом грозил экзекуцией.* Известно, что афиняне и этолийцы, невзирая на эту угрозу, не исполнили приказания.2 Как ни гуманна и ни благодетельна была эта мера сама по себе,3 она не могла вытекать юридически из той чисто гегемонистской власти, какую Александр имел над Коринфским союзом. Он поступил в данном случае так, как будто союз и его органы совсем для него не существовали!
Но настаивали бы афиняне на своем отказе до последней возможности, как того желал Демосфен, становится до известной степени сомнительным, ввиду полного отсутствия твердости, которое народ проявил именно тогда в одном жизненном для государства вопросе. Вследствие особенного стечения неблагоприятных обстоятельств и рокового сочетания интриг македонской партии с нападками радикальной партии войны, пылкому вождю которой, Гипериду, обдуманная политика Демосфена казалась изменой национальному делу, случилось то, что общественное мнение Афин усомнилось в честности самого Демосфена. Печальным свидетельством такого смятения умов служит так называемый процесс Гарпала.4
1 Валерий Максим сообщает: videte... ne, dum caelum custoditis, terrain amittatis (VII, 2, 13). Невольно вспоминается при этом об огромных владениях церкви в средние века, охватывавших третью часть всех земельных владений Европы! См.: Roscher. Grundlagen der Nationalökonomie в 24-м, мною обработанном издании, § 21", примечание 9.
2 Для Афин исполнение приказа угрожало по меньшей мере потерей Самоса. См. ниже.
3 Неблагоприятно судит об этом предприятии Burckhardt, Griech. Kulturgesch., I, 280. Он указывает на ту путаницу, к которой неизбежно привело бы возобновление старых дел и кассация старых процессов.
4 Предание об этом процессе было недавно пополнено вновь найденными отрывками речи Гиперида. Однако самый важный вопрос о виновности или невиновности главного обвиняемого, Демосфена, остается нерешенным.
* Этот приказ был прочитан посланником Александра Никанором на Олимпийских играх в августе 324 г. до н. э. Текст его был следующим: «Царь Александр — изгнанникам из греческих городов. Причиной вашего изгнания оказались не мы, вашего же возвращения на родину — будем мы. Мы написали Антипатру о том, чтобы полисы, не желающие вас возвращать, он заставил» (Diod., XVIII, 8, 4). Об эдикте о возвращении изгнанников см.: BaloghE. Political Refugees in Ancient Greece from the Period of the Tyrants to Alexander the Great. Johannesburg, 1943. P. 68 f, 81; Badian E. Alexander the Great... P. 60; Bicker mann Ε. La lettre a'Alexandre le Grand aux bannis grecs. — Revue des etudes anciennes. Vol. 42, 1940; Hammond N. G. L. The Macedonian State... P. 231 ff;
Маринович Л. П. Греки и Александр Македонский. С. 199-210.
363
Казначей Александра, виновный в огромной растрате, бежал и явился в Грецию с наемным войском, с тридцатью кораблями и казной приблизительно в 5000 талантов, имея намерение поднять восстание против царя.1 Сначала он не был принят Афинами, а потому отправился на Тенар, оставил там корабли и войска, а потом стал снова просить о допущении его в Афины, чего и добился на этот раз, как полагают, посредством подкупа некоторых демагогов. Однако вскоре после этого он был арестован, а привезенные им сокровища взяты на общественное сохранение; македонский посланник потребовал его выдачи, и афиняне, вероятно, не стали бы долго противиться этому, если бы Гарпалу не удалось бежать из тюрьмы. Но тогда оказалось, что из денег, которые Гарпал, по собственному заявлению, привез с собой в Афины (приблизительно около 700 талантов), налицо была только часть. Тогда афиняне испугались ответственности перед Александром за недостающее. В числе других на Демосфена и Демада тоже возвели обвинение в том, что они приняли подарки. Приговор оказался обвинительным, и так как Демосфен не мог или не хотел заплатить штрафа в 50 талантов, то он был посажен в тюрьму, откуда бежал через несколько дней (на Эгину, потом в Трезену, 324/323 гг.).
Торжество македонской партии, которая сначала выиграла от падения Демосфена, продолжалось, однако, недолго. И когда в том же году пришла весть, что Александр умер в Вавилоне во время приготовлений к великим предприятиям2 (лето 323 г.),3* Гиперид
1 Ср.: U.Köhler. Sitz. ber. d. Berl. Akad., 1890, стр. 572 и сл.
2 Так, предполагалось исследовать Каспийское море и найти выход из него к океану, проплыть по морю вокруг Аравии (что три раза без успеха и предпринимали!) и регулировать систему орошения Евфратской долины. Затем предполагалось населить побережье и острова Персидского залива, построить грандиозные храмы в Додоне, Дельфах, на Делосе, в Македонии, в Вавилоне и т. п.
3 А. Bauer. Der Todestag Alexanders d. Gr., Ztschr. f. öster. Gymnas., т. 42, 1890, стр. 1 и сл.; Jacoby. Die Beisetzung Al. d. Gr., N. Rh. Mus., 1903, стр. 461 и сл. Перенесение тела Александра в Мемфис последовало через два года после его смерти. О событиях после смерти Александра см.: Köhler. Sitz. ber. der. Berl. Akad., 1890, стр. 555 и сл. О последствиях смерти Александра для мировой истории очень метко говорит Belach. GG., т. III, 1, стр. 557: «Если бы Александр оставил после себя способного царствовать наследника, то государство его имело бы достаточно времени, чтобы внутренне окрепнуть, и тогда греческое всемирное владычество, по всей вероятности, было бы обеспечено на несколько столетий; кельты и германцы познакомились бы тогда с греческой культурой прямо из первоисточника, а не окольным путем, через Рим».
* Умер ли Александр естественной смертью или пал жертвой заговора — вопрос, который поднимался уже в древности и который является предметом дискуссий до сих пор. Впрочем, неразрешимые споры вокруг этого вопроса, но нашему мнению, не имеют принципиального значения И выглядят схоластическими диспутами.
364
и военная партия легко добились от народа постановления о войне, тем более, что в западной и восточной Элладе тотчас же обнаружилось сильное брожение против македонского господства.