Наша группа ВКОНТАКТЕ - Наш твиттер Follow antikoved on Twitter

43

II
Начала исторических государств на Эгейском море
Источники

14. История возникновения мира эллинских государств почти сплошь покрыта глубоким мраком. Той утренней зари, выражаясь словами Якоба Гримма, которой освещается, благодаря бессмертному творению одного римлянина, древнейшая история германцев, здесь нет и следа. Древнейшие культурные народы, в соприкосновение с которыми пришлось стать юному эллинству, или не сохранили об этом никаких известий, как финикийцы, или оставили очень неясные, как египтяне (в иероглифических надписях) и ассирийцы (в клинообразных надписях) (с VIII в.), причем они дают такие сведения, которые нами без того известны, или же, наконец, сообщают известия слишком позднего происхождения, как, например, не восходящие далее VII в. места в Библии относительно сынов Иоанна (ср.: Stade. De populo Iavan). В древнейших письменных свидетельствах самих греков, в эпосе, перед нами развертывается уже готовый в известном смысле мир, на вопросы происхождения которого эпос бросает только отдельные и разрозненные лучи света.
Во всяком случае на основании имеющихся в эпосе названий одних местностей и племен или отсутствия других можно сделать кое-какие важные заключения; нельзя также сомневаться в том, что эпос, как упоминалось выше, сохранил первоначальные воспоминания о борьбе эллинов за побережье и острова Малой Азии;

44
но все-таки исторический элемент в гомеровском эпосе оттесняется на задний план тем, что внесено в его содержание мифологическими сказаниями о богах и свободным поэтическим творчеством, так что в целях воссоздания древнейшей истории из эпоса мало чем представляется возможным воспользоваться, тогда как в другом отношении, а именно для характеристики культурного состояния, он является историческим источником первостепенной важности.
Правда, наряду с эпическим сказанием сохранились еще кое-какие генеалогические предания; но они, во-первых, в лучшем случае относятся ко времени не ранее IX в., как, например, родословные таблицы спартанских царей (см. ниже), а во-вторых, немногие исторические имена, относящиеся к такой ранней поре и имеющиеся в них, но не встречающиеся в мифах, остаются для нас только ничего не говорящими именами.1 Литературные повествования, относящиеся к этим именам, являются даже не легендой, а просто позднейшей выдумкой.2 Вообще, о повествованиях об этой поре, встречающихся в позднейших источниках, надо сказать то, что было уже сказано в первой главе о легендарной истории. Все то, что в них находим исторического наряду с чисто мифическим и поэтическим, наряду с произведением художественного творчества и измышления, чрезвычайно незначительно и очень мало или совсем не поддается выявлению. На этом историческом лежат многочисленные наслоения позднейших вымыслов, являющихся созданием очень поздних и очень различных эпох.
Генеалогическое поэтическое произведение, приписываемое Гесиоду* и повествующее о происхождении греческих племен и родов в VII и VI столетиях, обращается самым произвольным образом с данными традиционной легендарной истории и просто-напросто измышляет имена родоначальников, родословные и родственные связи отдельных народов и племен, руководствуясь воззрениями и нуждами времени и обстоятельствами своего возникновения.3 Дальнейшую переработку легендарная история получает в соответствии с прогрессом нравственно-религиозных воззрений времени, сказывающимся в произведениях Стесихора, Пиндара, Эсхила и орфиков,** которые продолжали разработку данных легендарной истории,

1 К литературе о родословных знати см.: Е. Meyer. Forschungen..., т. I, стр. 170 и сл., 193, 283 и сл.
2 См.: Е. Meyer. Ук. соч.
3 См.: Е. Meyer. GdA., т. II, стр. 418.
* Имеется в виду поэма Гесиода «Эои» (или «Каталог женщин»), являющаяся как бы продолжением другого его произведения — «Теогонии». В «Каталоге» излагались мифы о героинях-прародительницах отдельных эллинских родов. От поэмы сохранились отдельные фрагменты.
** Орфики — последователи особого религиозного течения, основателем которого считался мифический поэт Орфей. Учение орфиков включало теогоническо-космогонические представления, идеи о греховности человечества, о судьбах души и средствах достижения загробного блаженства, а также мифологические рассказы, главным героем которых был Дионис. Для принятия в общину орфиков требовалось специальное посвящение, чему придавалось особое значение, так как по их учению только посвященные обретут после смерти вечную блаженную жизнь, в то время как остальных людей ожидает гибель в Тартаре. Сохранившиеся отрывки орфической литературы были изданы О. Керном. См.: Kern О. Orphicorum fragmenta. Berolini, 1992.
45

каждый со своей субъективной точки зрения.1 Даже нарождавшаяся историография, излагавшая в прозе содержание упомянутых выше поэтических хроник (Strabo, I, 18; ср.: Stahl. Ueber den Zusammenhang der ältesten griechischen Geschichtschreibung mit der epischen Dichtung, Jbb. f. d. kl. Phil., т. 153, стр. 369 и сл.), только продолжала этот процесс; и лишь Гекатей Милетский в своих «Генеалогиях» (Müller. FHG., т. I, стр. 1 и сл.; Stiehle. Piniol., VIII, стр.590 и сл.) первый, и то лишь в конце VI в., установил исторический материал и вогнал его в хронологические рамки, подвергнув его пересмотру с рационалистической точки зрения и искусственно сгладив его противоречия.* (Означении его вообще см.: Diels. Hermes, XXII, 1897, стр. 410 и сл.). Это направление в V в. не только нашло многочисленных подражателей, выступивших с множеством мифографических работ, но сказалось и в географических трудах, которыми уже занимался Гекатей (γης περίοδος), и в эпических и прозаических историях городов (ώροι, местных хрониках), тоже опиравшихся на мифы и на их сказания о начале городов. Типичным представителем этого направления является Гелланик Лесбосский, писавший частью чисто легендарно-исторические сочинения монографического характера, частью компоновавший обильный легендарно-исторический материал в своих городских хрониках (Аргоса, Афин, Лесбоса) и в общей, охватывающей историю всей Эллады (Ίέρει«ι της "Ηρυ.ς),** где он часто прибегает к попыткам насильственной прагматизации и хронологизации (Müller, FHG., I, 45; IV, 629. Ср.: Ε. Meyer. Forschungen..., т. I, стр. 117 и сл.; Wilamowitz. Aristoteles u. Athen, т. II, стр. 18 и сл.). Но надо во всяком случае очень пожалеть об утрате всей этой литературы, особенно сочинений Гекатея.


1 Ε. Meyer. GdA., стр. 8.
* Гекатей Милетский (VI в. до н. э.) — представитель старшего поколения логографов — ранних греческих историков, предшествовавших Геродоту. Из дошедших до нас фрагментов известны два его произведения: историко-мифологическое сочинение «Генеалогии» и историко-географический труд «Описание Земли».
** Гелланик Лесбосский или Митиленский (V в. до н. э.) — представитель младшего поколения логографов, современник Геродота. Из упоминаний поздней традиции известно более двух десятков его сочинений, которые можно разбить на три основные группы: 1) местные хроники (Эолика, Лесбика, Персика, Аттида и др.); 2) историко-генеалогические произведения (Девкалионея, Форонида, Асопида и др.); 3) хронологические работы (списки победителей на Карнейских празднествах, списки жриц Геры Аргосской и др.).

46
Впрочем, Геродот тоже совершенно таким же образом стремился давать рационалистическое толкование сообщаемым им легендам.
В IV в. Эфор из Кимы сделал попытку в своем труде (ιστορίαι), трактованном со всемирно-исторической точки зрения, собрать разрозненные предания о древнейших временах в одном обширном общем сочинении и отделить в нем миф от истории,* но в результате получилась еще худшая путаница того и другого материала (Strabo, IX, 3, 12, где порицается это смешение мифа и истории — συγχεΐντόν τε της ιστορίας κα'ι τόν τοΰ μύθου τύπον); Эфор считал историей все имевшее внешний вид историчности, а в мифических сказаниях, лишенных вида историчности, отбрасывал все чудесное и, таким образом, путем неверной рационализации превращал миф в историю. К этому надо еще прибавить у него такие вообще характерные для древней историографии приемы, как риторическую окраску изложения, вымысел в целях литературного эффекта, политическую тенденцию и обычное перенесение на прошедшее обстоятельств, взглядов и стремлений своего времени (относительно Эфора см. литературу у Бузольта (GG., т. I2, стр. 155). Для характеристики: Wachsmuth. Einleitung..., стр. 468 и Büdinger. Die Universalhistorie im Altertum, стр. 32; отрывки у Müller'a в FHG., т. I, стр. 234 и сл.). Большая часть труда Эфора сохранилась благодаря тому, что его систематически списывали Диодор Сицилийский в своей «Исторической библиотеке» (I в. до н. э.) и Страбон в своей «Географии» и вообще многочисленные позднейшие авторы. См.: Volquardsen. Untersuchungen über die Quellen der grieschischen und sizilischen Geschichte bei Diodor, XI-XVI, 1868; Wachsmuth. Ук. соч., стр. 81 и сл.; Budinger. Ук. соч., стр. 124 и сл.; Schwartz. Ephoros у Pauly-Wissowa.
Перенесение воззрений современных историку на обстоятельства древнего уклада жизни особенно выступает в тех легендах, которые создавались благодаря потребности искать в прошлом оправданий для социально-политических стремлений и идеалов настоящего. Идеалы социально-экономического равенства и братства (ίσότης κα'ι κοινωνία), которые представлялись людям IV в. осуществленными когда-то в естественном состоянии у первобытных народов (см.: Pöhlmann. G. des antiken Кот. und Soz., т. I, 109 и сл.; 117 и сл.), привели к созданию социально-исторических построений, которые сильно переделали картину прошлого в духе настроения IV и III вв. Центральное место в этих легендарных построениях занимает то государство, примитивные формы жизни которого, как казалось, стояли ближе других к первобытному социализму, именно Спарта. Тогда же возникшее псевдопредание о так называемом Ли-

* Эфор (конец V-IV вв. до н. э.) — греческий историк из Кимы в Малой Азии, ученик Исократа, автор первой «Всемирной истории» в 30 книгах, охватывающих события от «возвращения Гераклидов» (дорийского вторжения) до 340 г. до н. э. Его труд, от которого сохранились лишь отрывки, продолжил его сын Демофил.
47
курговом законодательстве сделало из древней Спарты образец социального государства, чрезвычайно отклоняющийся от действительного спартанского государства (ср.: Pöhlmann. Ук. соч., т. I, стр. 104 и сл., главу о легендарном социальном государстве и социалистическом естественном праве; затем статью о романтическом элементе в коммунизме и социализме греков в Sybels histor. Zeitschr., 1893 и Aus Altertum u. Gegenwart, 1895, стр. 194 и сл.). И на этот прием изложения предания повлияла исократовская историографическая школа, особенно Эфор (о связи идеальной картины древних Афин у Исократа с идеализированными воззрениями Эфора на Спарту Ликурговых времен см.: Pöhlmann. Ук. соч., т. I, стр. 140 и сл. Для характеристики предания вообще см.: Е. Meyer. Forschungen..., стр. 213 и сл.); далее идеализации прошлого очень способствовала философская литература, например, перипатетики, которые тоже в истории искали обоснования своего учения, характернейшим примером чего является культурно-исторический труд Дикеарха из Мессаны Βίος της Ελλάδος [«Жизнь Эллады»],* опирающегося в своем изложении исторического процесса на учение о естественном состоянии (см.: Pöhlmann. Ук. соч., т. I, стр. 113 и сл.). Ср. также: Billeter. Griech. Anschauungen über die Anfänge d. Kultur. Zürich. Programm, 1901-
Из такого процесса развития общепринятой трактовки предания о древнейшей Элладе само собой вытекает отсутствие в ней какой-либо ценности для историка. И всякое историческое сочинение, не признающее этого вывода, например, сочинение Курциуса, должно считаться, согласно новейшей критике, устарелым. Современная критика основывается решительно на методе, который в известной мере предуказан еще Фукидидом во введении к его историческому труду, хотя он сам и делал слишком много уступок традиционному преданию (см.: Busolt. GG., т. III, 2, стр. 652 против Wachsmuth'a. Einleitung..., стр. 519 и Е. Meyer'a. Forschungen..., т. I, стр. 121; GdA., т. II, стр. 14). Подробности предания она считает апокрифическими и опускает их, довольствуясь в основном тем, что путем обратных заключений из истории учреждений, географических и этнографических данных, а также языка старается воссоздать путем исторических аналогий и т. п. основные черты общего хода развития. Но это требует опять-таки большой осторожности, ибо один из главнейших наших источников, остатки древнегреческих диалектов, слишком часто отказывается служить нам. Лишь ничтожная часть этих памятников языка восходит к временам ранее V в., и в довершение всего для целых областей мы не имеем их вовсе. Ср.: Thumb. Griech. Dialektforschung u. Stammesgeschichte, N. Jbb. f. d. kl. Α., 1905, стр. 385 и сл.

* Дикеарх Мессенский (IV -III вв. до н. э.) — известный сицилийский Ученый, философ-перипатетик, ученик Аристотеля и Феофраста. Важнейшим плодом его разностороннего творчества, по-видимому, являлся труд «Жизнь Эллады», своеобразная история греческой культуры.
48
Для изучения учреждений, общих государственных и общественных отношений особенно ценны по причине их относительной древности картины эпического мира, содержащиеся в гомеровском эпосе (см.: Fanta. Der Staat in der Ilias und Odyssee, 1882; Hepp. Politisches und soziales aus Ilias und Odyssee vergleichender Darstellung, 1883). Дополнения дает Страбон, книги 8-10 и 12-14; его изображение участвовавших в троянском походе греческих и малоазийских стран и народностей почти всецело построено на известных, богатых историко-географическими данными, трудах комментаторов Гомера времен II в. до н. э., на Аполлодоре Афинском и его комментарии к гомеровскому списку кораблей* (см.: Niese. N. Rh. Mus., т. 32, 1877, стр. 267 и сл.) и на Деметрии Скепсийском, комментировавшем список троянских союзников.**
Ввиду их исконной древности, важны для изучения особенности государственного строя Спарты и Крита. Древнейший свидетель о быте Спарты — поэт Тиртей, труды которого дошли до нас только в отрывках. Ср.: Bergk. PLC II4, стр. 8 и сл. и Reitzenstein. Epigramm und Skolion, 1893, стр. 46 и сл.; по мнению последнего, τά Τυρταίου [произведения Тиртея], «официальный сборник сколиев, которые пели спартиаты за столом», представляют собой произведение не одного человека, но какого-то искусного певца по призванию и какого-то спартиата, предводительствовавшего войском в борьбе с Мессенией. — Все то, что Геродот в VI кн., гл. 51 и сл. рассказывает о двоевластии и в I кн., гл. 65 о законодательстве Ликурга, относится, как уже упоминалось, к легендарной истории, тогда как его же обстоятельные известия о более поздней поре (начиная с VI в.) сохранили, но крайней мере, отдельные исторические черты. В IV в. появился целый ряд трудов о спартанском государстве, например, афинского олигарха Крития, царя Павсания (относительно его сочинения о Ликурге см. ниже), Аристотеля (ср.: Rose. Arist. Fr.3, стр. 532 и сл., 1886). Сюда же относятся отрывки из Лакедемонской и других аристотелевских политий в приписанном платонику Гераклиду труде περί πολιτειών [«О государственных устройствах»] (Müller. FHG, II, стр. 110; Holzinger. Aristoteles' athenische Politie und die heraklidischen Exzerpte, Philol., 50, 1891, стр. 436 и сл.;

* Аполлодор Афинский (около 180-109 гг. до н. э.) — известный греческий ученый, работавший в Афинах, Александрии и Пергаме. Среди его многочисленных произведений, принадлежавших разным жанрам, можно назвать «Хронику», «О богах», «Описание Земли», комментарии к Каталогу кораблей «Илиады», отдельные фрагменты которых сохранились. Сочинение «Мифологическая библиотека», дошедшая до нас также под именем Аполлодора Афинского, по-видимому, принадлежит другому автору II в. до н. э.
** Деметрий Скепсийский (около 200-130 гг. до н. э.) — уроженец Троады, в своем главном произведении «Троянский строй» (в 30 книгах) дал комментарии к списку троянских союзников, упоминаемых в «Илиаде».
49
Aristoteles' und Heraklides' lakonische und kretische Politien, Philol., N. F., т. VI, стр.58 и сл.) Сохранилась из всего этого, не считая отрывков, только приписываемая Ксенофонту и, вероятно, действительно им составленная Λακεδαιμονίων πολιτεία, — идеализированное изображение Спарты Ликурговых времен. По мнению Bazin'a, изложенному в его сочинении «La republique des Laced, d. Xen.», 1885, названный труд Ксенофонта есть ничто иное, как памфлет, написанный в консервативном духе в интересах Агесилая, после смерти Лисандра. Авторство Ксенофонта оспаривается между прочим Fleischhanderl'eм в его книге «Die spartanische Verfassung bei Xenophon», 1888 (об остальной литературе и связанных с этим памятником вопросах см. указания у Busolt'a в его GG., т. I, стр. 513 и сл.) Кроме того, см.: U. Köhler. Ueber die πολιτεία Λακεδαιμονίων Xenophons, Sitz. ber. der Berl. Akad., 1896, стр. 361 и сл., по которому Ксенофонта побудил написать его сочинение труд Платона об идеальном государстве.
Изображение спартанского, а также и критского государственного устройства дал и Эфор; выдержки из его труда сохранились в 10-й книге Страбона (480 и сл.) и в 7-й Диодора, фрагмент 14 (ср.: Е. Meyer. Forschungen..., т. I, стр. 213). Подлинные сведения об учреждениях Крита дают относящиеся, по меньшей мере, к V в. Гортинские надписи, содержащие положения тамошнего городского права (ср.: литературу у Busolt'a. Ук. соч., т. I, стр. 330 и сл.)
От сочинения Дикеарха πολιτεία Σπαρτιατών [«Государственное устройство спартанцев»], долгое время имевшего в Спарте значение канона, сохранился только один довольно крупный отрывок (Müller. FHG, т. И, стр. 241). Точно также почти совершенно утрачены сочинения времен спартанских переворотов, принадлежавшие перу друга царя Клемеона III, стоику Сферу Борисфенскому, περί Λακωνικής πολιτείας [«О лаконском государственном устройстве»] и περί Λυκούργου και Σωκράτους [ «О Ликурге и Сократе»]* (Müller. FHG, т. II, 20), атакже биография Ликурга в сочинении Гермиппа περί νομοθετών [«О законодателях»]** (конец III в., Müller. FHG, т. III, 36), из которой, правда, много перешло в Плутархову биографию Ликурга. Зато сохранились довольно малоценные, черпавшие свой материал большей частью из Плутарха компиляции, возникшие во II в. н. э. —

* Сфер Борисфенский или Боспорский (III в. до н. э.) — философ-стоик, ученик Зенона и Клеанфа, был другом и советником спартанского Царя-реформатора Клеомена III, впоследствии жил в Египте при дворе Птолемея IV. Диоген Лаэрций упоминает названия 32 его сочинений, в том числе: «О царской власти», «О спартанском государственном устройстве», «О Ликурге и Сократе».
** Гермипп Смирнский (III в. до н. э.) — греческий грамматик, автор обширного сочинения «Жизнеописания», включавшего разделы: «О семи мудрецах», «О законодателях», «О Пифагоре», «Об Аристотеле» и другие. До нас от сочинения дошли лишь отдельные фрагменты.
50
παλαιά των Λακεδαιμονίων επιτηδεύματα (instituta laconica) и αποφθέγματα λακωνικά [«Древние учреждения лаконцев» и «Лаконские изречения»].
15. При высокой степени культурного развития микенской эпохи и постоянном приросте населения, что надо считать причиной и воздействием культурного процветания, чрезвычайно вероятно, что не было нужды ни в каком насильственном внешнем толчке, который должен был вызвать колонизационную деятельность обитателей восточной Эллады и направить ее на море, в результате чего Эгейское море стало греческим.
К сожалению, традиционная история об основании поселений, являвшемся следствием колонизационного движения, сообщает мало достоверного как ο происхолсдении этих поселений, так и о самом ходе колонизации; тем не менее можно установить явственное различие двух колонизационных течений, различных по их исходным точкам и целям: северогреческое, которому обязаны своим существованием «эолийские» колонии, и среднегреческое, вызвавшее к жизни «ионийские» поселения. В то время как в эолийском колонизационном течении, охватившем Лесбос, Тенедос, побережье Мисии и Троады1 (Киму, покоренную впоследствии ионийцами. Смирну, Магнезию, Сигей и т. д.), Херсонес и кое-какие пункты фракийского побережья, первое место занимает древнейшее население Фессалии и Беотии, тот колонизационный поток, который занял Кикладские острова, Самос и Хиос, а также лидийско-карийское побережье (Ми-лет, Миунт, Приену, Эфес, Колофон, Лебедос, Теос, Клазомены, Эрнф-ры, Фокею и т. д.), вышел главным образом из Эвбеи, Аттики и с восточного побережья Пелопоннеса.2 Если Афины не играли в этом колонизационном движении той роли, какую приписывали им легенды об основании городов, создавшиеся под влиянием отношений Афин к ионийским городам в V в., то известные аналогии в области права И культа, встречающиеся в колониях четыре аттических племенных филы,3* а также семейные празднества Аиатурий, родовой культ

1 Важный для суждения о троянском сказании вопрос, была ли Троада занята эолийцами в VII или даже VI вв., как думает Е. Meyer в своей Gesch. v. Troas, 1877 и в GdA., т. II. стр. 203, теперь, после выводов Bruckner'», у Dörpfeld'n, Troja u. Ilion, стр. 568 и сл., подлежит отрицанию. Борьба за Геллеспонт и троянскую равнину могла иметь место в очень древней стадии эолийской колонизации.
2 Литературу о поселениях см. у Busolt'». GG., т. I, стр. 262 и сл. 3E.Szanlo. Die griechieschen Phylen, Sitz. ber. d. Wien. Ak., 1901, стр. 1 и сл;
Lezius. Gentilizische und lokale Phylen in Attika, Piniol., 1907, стр. 321 и сл.
* Население ионийских полисов и Аттики подразделялось на четыре филы (крупные гентильные объединения): Гелеонты, Гоплеты, Эгикореи и Аргады. Каждая из фил в свою очередь делилась на фратрии, а последние — на роды. В Афинах каждая фила включала в себя три фратрии, а каждая фратрия — 30 родов (Hdt., V, 66; Plut. Sol., 23). См.: Латышев В. В. Очерк греческих древностей. Ч. 1. Государственные и военные древности. Изд. 3-е. СПб., 1897. С. 139 и сл.
51
Аполлона Патроя (Отеческого) у малоазийских ионийцев* — все это свидетельствует, что часть их несомненно переселилась сюда из Аттики и принадлежит к тому же племени, что и афиняне. Именно это племя явилось, без сомнения, главным связующим элементом в процессе слияния различных частей этой народности, из которых впоследствии образовались исторические ионийцы Малой Азии и вырос священный племенной союз двенадцати городов (с союзной святыней Панионионом на северном откосе Микале),** ставший в позднейшее время специфическим носителем названия ионийцев.1
Если мы отнесем к микенской эпохе начало этого мощного движения эллинства на восток, то перед нами встанет вопрос, обусловленный интенсивностью и массовым характером переселения, можно ли это движение рассматривать только как естественное следствие социально-экономического развития нации в ту эпоху, или же, по крайней мере, в дальнейшем течении этого процесса следует искать воздействия внутренних кризисов в жизни народа, иод давлением которых отдельные группы населения должны были более или менее насильственно подвинуты к оставлению Родины? Одним из таких тяжелых,

1 Busolt. Ук. соч., стр. 281, полагает, что название ионийцев с этого главного племени было перенесено на всю совокупность колонистов Малой Азии из Средней Греции, тогда как Э. Мейер и Виламовиц (Ueber' die ionische Wanderung, Sitz. ber. d. Berl. Ak., 1904, стр. 59 и сл. См. также: Panionion, там же, 1906, стр. 38 и сл.), что это название впервые возникло при слиянии различных племенных элементов в исторически известное племя малоазийских ионийцев. — Многозначительна во всяком случае согласованность диалекта ионийских городов Малой Азии с диалектом ионийских Киклад, как это видно по древнейшим надписям Ионии. Ср.: Die Sammlung der griech. Dialektinschriften, III (2), тетр. 5, 1905.
* Апатурии (Άπατούρια) — древний общеионийский праздник, название которого в древности нередко производили от слова άπατη «обман, хитрость» (Hdt., I, 147). Однако более вероятным представляется происхождение этого названия от ά (сокращение предлога αμα) и πατόρια, т. е. «сходка фраторов» (лиц, принадлежащих одной фратрии). Праздник продолжался в течение трех дней (27-29) Пианэпсиона (октябрь-ноябрь), каждый из которых имел особое название. В первый день каждая фратрия устраивала совместное жертвоприношение и пиршество, а в последний день отцы представляли членам фратрии своих детей, родившихся в текущем году, после чего по решению собравшихся их имена вносили в особые фратриальные списки. О греческих праздниках подробнее см.: Латышев В. В. Очерк греческих древностей. Ч. 2. Богослужебные и сценические древности. Изд. 2-е. СПб., 1899. С. 112-175.
** Общеионийским религиозным центром (Панионием) являлся храм Посейдона Геликонского на мысе Микале (напротив о-ва Самос). В этом святилище ионийцы устраивали празднество Панионии, которым первоначально заведовали приенцы (Hdt., I, 148; Strabo, VIII, 7, 2; XIV, 1, 20). Впоследствии общеионийское празднество было перенесено в Эфес, хотя культ Посейдона на Микале сохранялся и позднее (Diod., XV, 49).
52
сопровождаемым большими переворотами событий были, согласно преданию, вторжения воинственных горных племен, вследствие которых произошло полное изменение государственных, а частью и социальных условий, особенно в культурных областях восточной Эллады. Но обосновано ли исторически это, уже у Тиртея встречающееся, традиционное представление? В последнее время создалась наклонность отрицать это представление всецело и рассматривать его как продукт более поздних искусственных построений, извлеченных из эпоса с целью заполнить историко-генетически пропасть между миром эпоса и исторической эпохой.1 Так как эпос еще не знает фессалийцев в Фессалии и дорийцев в Пелопоннесе, то греки сочинили будто бы этиологический миф о происшедшем после Гомера передвижении племен, причем внешним отправным пунктом для этого в отношении дорийцев послужило встречающееся в среднегреческой Дориде название дорийцев.
Против такого толкования справедливо было замечено,2 что на основании его пришлось бы не признавать и выбросить из истории также и переселения германских племен, а затем разве мыслимо, чтобы народ, да еще греки VIII в., придумал легенду о передвижениях с целью объяснить затруднение, встречавшееся в его поэтической литературе?
Во всяком случае несомненно, что картина хода переселений, которую набрасывает «предание», как уже усматривали Нибур и Грот, а в частностях доказала новейшая критика, исторически совершенно недостоверна и является хаосом поэтических вымыслов и измышлений, в котором улавливать кое-какие «подлинные» черты совершенно напрасное дело.:! Но значит ли это, что мы не должны признавать сам факт переселений, как явление исторически достоверное? Единичные переселения, как, например, до-спартанское покорение Мессении «дорийцами», могут быть апокрифичны, но зато в пользу вероятности других говорят настолько решительные данные, что достоверность их приходится признавать и поныне. Тот факт, например, что эпос еще не знает фессалийцев, особенно говорит за историческую достоверность того взгляда, в силу которого фессалийцы, как кажется, в сравнительно позднее время спустились с гор Эпира в долину Пенея и оттуда распространили свое господство над областью, получившей название Фессалии по их

1 Beloch. Die dorische Wanderung, N. Rh. Mus., т. 45, 1890, стр. 555 и сл.; GG., т. I, стр. 146 и сл.
2 А. Bauer. Hist. Ztschr., т. 69, 1892, стр. 292. Справедливо указывали на то, что сказание о «возвращении Гераклидов» аналогично с германским эпическим сказанием, в котором покорение Италии остготом Теодорихом представлено как возвращение изгнанного Одоакром законного владельца из его наследия. За историчность основ сказаний о переселении высказывается и Thumb (Griech. Dialektforschung u. Stanunesgeschichte, N. Jbb. f. d. kl. Alt., 1905).
3 Как это, например, пробовал делать В. Geizer. Rh. Mus., 32, стр. 259 и сл. Ср. также: Wilamowitz. Euripides' Herakles, I, стр. 261 и сл.
53
племенному имени. Точно также этнографическая картина средней Греции, но крайней мере в одной черте, сохранила недвусмысленное указание на вторжение горных племен. Деление племени локров на две части показывает, что одна часть их осталась в горах, а другая переселилась к Эвбейскому морю. Далее явствует из различных составных частей, из которых состоит беотийский диалект, что здесь произошло смешение добеотийского, говорившего на эолийском наречии населения с западногреческим племенем, именно с беотийцами.1 Далее, оставляя в стороне другие соображения, укажем, что уже данные языка говорят за достоверность воззрения о переселении северогреческих племен в Пелопоннес. Близкое родство элидского диалекта с локрийским и этолийским также подтверждает предание о покорении этолийцами Элиды, как родство языка пелопоннесских дорийцев с языком этолийцев, локров и фокидян подтверждает предание о переселении дорийцев из северной Эллады в Пелопоннес.2 И если даже история основания отдельных дорийских государств (Сикиона, Флиуyта, Мегар, Эгины, Лаконики, Арголиды) есть ничто иное, как апокриф, то все же, имея в виду глубокую древность традиционного рассказа о начале Спарты, которую еще Тиртей ставил в связь со среднегреческой Доридой,3 следует считать очень вероятным, что и здесь, под нагромождением искусственных комбинаций и построений, не совсем отсутствуют исторические воспоминания.
Дорийцы, как кажется, вступили в Пелопоннес большими массами.* Это доказывается тем обстоятельством, что они тоже очень скоро с суши устремились к морю и приняли участие в колонизации островов и Малой Азии. На Крите их язык и национальность очень рано сделались господствующими,4 а кроме того основание

1 Solmsen. Eigennamen als Zeichen der Stammesmischung. N. Rh. Mus., 1904, стр. 481 и сл.; ср.: 1905, стр. 149.
2 Против, конечно, слишком далеко идущей критики, которой подверг это предание Белох, см. у Busolt'». GG., т. I, стр. 232.
3 Аргументацию, которую Белох выдвигает против исторической достоверности выселения из Дориды, обосновывая ее указанием на небольшие размеры этой области, Бузольт (Ук. соч., стр. 205) опровергает указанием на то, что тогдашняя Дорида вовсе не была в географическом смысле такой маленькой. Очень может быть также, что Дорида была только этапом, на котором осела лишь небольшая часть переселившегося племени. Ср.: Е. Meyer. Ук. соч., стр. 264.
4 О. Müller. Die Dorier (неверно основное представление о понятии «дорийское»); Höck. Kreta, 1829; E.Meyer. Ук. соч., стр. 274 и сл.
* В современной историографии многие исследователи склоняются к мысли, что общего вторжения дорийцев не было, и они проникали на юг Балканского п-ва небольшими группами в течение длительного времени. Cм.: Андреев Ю. В. Раннегреческий полис. Л., 1976. С. 16; Полякова Г. Ф. От микенских дворцов к полису. — Античная Греция. Т. 1. М., 1983. С 100.
54
дорийских поселений началось на Мелосе, Фере, Родосе и Косе, а также в южной части Малой Азии (Галикарнасс, Киид).1
Относительно времени и поводов этих переселений мы, конечно, ничего не знаем. Недавно их стали приводить в связи с достигавшим даже Италии вторжением иллирийских племен на запад, фракийских — на восток северной части Балканского полуострова, с выселением кельтов с верхнего Дуная, вообще со всеми теми переселениями народов в XIII и XII вв., о которых говорилось выше.2 Но, однако, как ни правдоподобны эти предположения, они все же остаются только домыслами.3,4
16. Что касается вообще внешнего вида, который получила политическая жизнь нации, благодаря основанию новых государственных организаций, то он в существенных чертах определялся урегулированием отношений между завоевателями и исконными обитателями страны. Добрая часть свободы вообще была тогда утеряна эллинами. Во многих новых общественных организациях более или менее значительные части исконного населения, благодаря появлению вследствие завоевания класса господ, оказались в крепостном/ лично зависимом от него отношении, в то время как другие части сохранили и при этом новом обстоятельстве известную муниципальную самостоятельность или, по крайней мере, права личной свободы и собственности; в Фессалии то были перребы, магнеты и фтиоты наряду с энианами, долонами, малийцами и этейцами,ь позднее тоже ставшими в зависимые отношения к фессалийцам; в Арголиде, вероятно, часть прежних общин;7 в Лаконике, может быть, периэки, относительно которых с недавнего времени думают, что они были дорийского происхождения и были приведены в состояние зависимости городской общиной Спарты.8 Точно также, в отдель-

1 Литературу см.: Busolt. Ук. соч., т. I, стр. 326 и сл.
2 Busolt, Ук. соч., стр. 202. Ср.: Wilamowitz. Euripides' Herakles, Ρ, стр. 1 и сл.
3 На мой взгляд, неудачную попытку делает, объясняя заморскую колонизацию экономическими условиями, в особенности родовой организацией земельной собственности, Guiraud в La propriete fonciere en Grece jusqu'ä la conquete romaine, 1893, стр. 78 и сл.
4 О совершенно произвольных исчислениях древних хронографов ср.: Brandis. De temporum graecoruin antiquissimorum rationibus, 1857; Gutschmid. Jahrb. f. kl. Phil., т. 83, 1861, стр. 21 и сл; Die makedonische Anagraphe, в Symbola Philol. Bonn, in honorem Ritschelii, 1864, стр. 130 и сл.
5 Относительно этих зависимых отношений ср.: Neumann. Die Entstehung des spartiatischen Staates in der lykurgischen Verfassung, Histor. Ztschr., т. 96, 1906, стр. 27 и сл. и Swoboda. Beiträge zur griech. Rechtsgeschichte, 1905, стр. 251 и сл.
6 О. Kern. Die Landschaft Thessalien u. d. Gesch. Griechenlands, N. Jbb. f. d. kl. Alt., 1904, стр. 12 и сл.
7 Входили ли в число их Микены — остается под вопросом.
s Так, в противоположность Meister'y. Dorer u. Achäer, Sitz. ber. d. sächs. Ges. d. W., 1904, стр. 1 и сл., полагает Niese, который приписывает
55
пых дорийских государствах, например в Сикионе, Коринфе, Эпидавре, Аргосе, наличие упоминания в памятниках других племен, рядом с тремя дорийскими, заставляет заключить, что здесь, по крайней мере, часть древнейшего населения была принята, хотя и не на одних правах с дорийцами, в общий гражданский союз.
Своеобразно обособленное место занимает в процессе образования государств Спарта с ее двоевластием — двойной пожизненной и наследственной царской властью, представляемой одновременно двумя династиями и потому находившейся в таком бросающемся в глаза противоречии с сущностью задачи предводительствования на войне, этим существеннейшим атрибутом древней монархии, с самой природой монархической власти и, наконец, прямо с потребностями воинственного спартанского народа в единообразном руководстве, — все это делает невозможным считать вместе с преданием такую форму правления первоначальной. Эту государственно-правовую аномалию,1 несмотря на высказанные недавно возражения, пытались объяснить как результат соединения двух царских родов, стоявших во главе двух различных, первоначально взаимно независимых общин. Предполагали, что два царя явились следствием синойкизма или дорийской общины с туземной, как думал Ваксмут,2 или двух дорийских общин, как думал Дункер. Известную обоснованность, пожалуй, может иметь эта гипотеза лишь в ее последней форме,* а вообще лежащее в основе ее мотивировки традиционное мнение об «ахейском» происхождении одной из династий (Агиадов) исторически едва ли приемлемо.3 Но и в воззрении Дункера объяснение происхождения спартанского государственного строя из синойкизма проблематично. То лее самое можно сказать и о гипотезе Низе, по которой историческая Спарта возникла благодаря синойкизму целого ряда мелких дорийских общин.4 Во всяком случае нет большой нужды в синойкизме
периэкам не только общие со спартиатами язык и религию, но и одинаковое племенное происхождение (Neue Beiträge ζ. Gesch. u. Landeskunde Lakedänions, Gött. Nachr., 1906, стр. 137 и сл.). Также думает и Е. Meyer. Hermes, 1907, стр. 135. По мнению Niese, даже илоты являются покоренными городской общиной Спарты дорийцами, против чего возражает Solmsen. Vordorisches aus Lakedämon, N. Rh. Mus., 1907, стр. 334 и сл., справедливо указывая на несомненные остатки додорийского языка в Лакедемоне.

1 Следы которой вообще-то имеются, ср.: Е. Meyer. GdA., т. II, 334.
2 Wachsmuth. Die Entstehung des spartanischen Doppelkönigtums, Jahrb. für klass. Philol. 1868, стр. 1 и сл. Ср., впрочем, уже: Niebuhr. Vorlesungen, т. I, стр. 278.
1 Ср.: Busolt. Die Lakedaimonier und ihre Bundesgenossen, т. I, стр. 52; Niese. Homerische Poesie, стр. 255 и сл.; Gött. Gel. Anz., 1884, стр. 59.
1 Niese. Zur Verfassungsgesch. Lacedänions, Hist. Ztschr., т. 62, 1889, стр. 58 β сл. Ср.: там же, т. 98, 1907, стр. 274 и сл.; Nachr. der Gött. G. d. Wiss. phil, hist. Kl., 1906, стр. 101 и сл.; далее: Hermes, т. 42, 1907, стр. 449 и сл. Отчасти согласен с Низе Kornemann. Stadtstaat und Flächenstaat des Altertums in ihren Wechselbeziehungen, N. Jbb. f. d. kl. Α., 1908, стр. 238 и сл.
* Сведения источников, однако, свидетельствуют скорее в пользу первой гипотезы. Например, у Геродота царь Клеомен из династии Агиадов называет себя ахейцем (V, 72).
56
для объяснения происхождения двоевластия в Спарте. Нейман, например, полагает, что два дорийских вождя с верхней долины Эврота покорили: один — нижнюю долину Эврота, а другой — западные склоны Тайгета (с мессенской стороны) и долину Феры, в то время как верхняя долина Эврота оставалась в общем владении. Из такой комбинации и образовалось общее государство (с двумя царями), в котором оба вождя удержали свое положение. Столицей этого двойного царства и была расположенная несколько выше древней столицы страны Спарта.1 Но это двоевластие могло возникнуть и иным путем, например, путем компромисса в среде соперничествовавшей знати, в результате которого рядом с династией Агиадов стала династия Эврипонтидов. Возможность этого кажется тем более вероятной, если припомнить, что в других местах таким же или подобным образом (путем координации известных должностей) наряду с первоначальным единым царем были многие βασιληες — цари — как, например, в Элиде, Митилене, Киме.2
17. Но зато приходится совсем отклонить традиционный взгляд, связывающий на том или ином основании происхождение государственного строя Спарты с именем Ликурга, о личности и деятельности которого даже в древности, судя по всему характеру преданий о Ликурге,3 не было точных исторических сведений, и историческое существование которого, благодаря новейшим исследованиям мифических и иератических элементов этого предания, вообще стало под вопросом.4 Мы знаем о Ликурге только одно, что ему, как божеству, был посвящен особый культ5 и что его считали за создателя

1 Neumann. Die Entstehung des spartanischen Staates in der lykurgischen Verfassung, Hist. Ztschr., т. 96, 1906, стр. 25 и сл. См. также: Heidemann. Die territoriale Entwicklung Lakedämons u. Messeniens bis auf Alexander, 1904.
2 Этот взгляд о происхождении двойной царской власти разделяют Е. Meyer. GdA., II, стр. 343; Beloch. GG., т. I, стр. 300 и сл.
3 Относительно возникновения предания о Ликурге ср.: Oncken. Staatslehre des Aristoteles, I, стр. 219 и сл., а также: Wachsmuth. Gött. gel. Anz., 1870, стр. 1808; Stein. Kritik der Ueberlieferung über den spartanischen Gesetzgeber Lykurg, 1882; Winicker. Ueber den Stand der lykurg. Frage, 1894; Pöhlmann. Gesch. des antiken Kommunismus und Sozialismus, 1893, I, стр. 105 и сл.; Neumann. Ук. соч., 4 и сл.
4 Ср.: Gilbert. Ук. соч., стр. 80 и сл.; Trieber. Forschungen zur altspartanischen Geschichte, 1871; Geizer. Lykurg und die delphische Priesterschaft, N. Rhein. Museum, 28, стр. 1 и сл., 1873; Wilamowitz. Philologische Untersuchungen, т. VII, 1884, стр. 269 и сл.; Ε. Meyer. Lykurgos von Sparta, Forschungen zur alt. Gesch., I, стр. 213 и сл.; Wide. Zur spart Lykurglegende, Skandinav. Archiv, т. I, 1891, стр. 90 и сл. За историческую действительность существования Ликурга выступил в последнее время снова Töpffer, в Beiträge zur griech. Altertumswissensch., 1897, также Niese в Herodotstudien (Die Geschichte des Lykurg), Hermes, 1907, стр. 440 и сл.
5 Wide. Lakonische Kulte, 1893, стр. 281 и сл.
57
государственного порядка. Это верование, может быть, послужило поводом к тому, чтобы превратить Ликурга потом в человека.
Во всяком случае приписываемое Ликургу коренное переустройство хозяйственной жизни, заключавшееся во всеобщем отчуждении имуществ и систематическом новом переделе его, является позднейшим измышлением, проникшим в литературу (т. е. прежде всего в труд Эфора), может быть, из тенденциозного сочинения царя Павсания (?) в IV в.1 или из социально-философского похвального сочинения, посвященного Ликургову законодательству,2 и разработанным в кружках социальных революционеров III в., группировавшихся около царей Агиса III и Клеомена III, хотя во всяком случае в основе этой исторической фантазии может лежать историческая действительность — факт предпринятого государством отмежевания гражданам после первого и позднейших завоеваний равных земельных наделов.3 Другие так называемые Ликурговы законы, особенно в области военного устройства и общественного распорядка, являются на самом деле частью естественным следствием долговременного военного положения, создавшего за время борьбы за сохранение господствовавшей касты существование принудительной службы,4 частью были следствием простых, неразвитых экономических условий; частью, наконец, эти постановления выработались под влиянием доведенной до крайности политики изолирования и систематического дисциплинирования спартанской знати (спартиатов) и характеризуют своекорыстное полицейское государство V в., которое получило этот свой отпечаток, с одной стороны, вследствие все опаснее становившейся ненависти угнетаемых илотов и периэков, а с другой — благодаря подозрительности класса господ; древней же Спарте — стоит только

1 По предположению Е. Meyer'а (Ук. соч., стр. 215 и сл.), против которого, особенно относительно того, что касается происхождения Ликургова оракула, выступили А. Bauer и Karst. (Bursian-Müllers Jahresber., 1889, т. I, стр. 332 и т. III, 107), а также Niese (Hermes, 1907, стр. 139 и сл.). Однако: Е. Meyer. Der Logos des Königs Pausanias, Hermes, 1907, стр. 135 и сл. Ср. также: Schwartz. Ind. lect. Rostock, aest., 1893, стр. 9, который утверждает, что сочинение это было направлено против Ликурга и является произведением софиста, который воспользовался именем царя Павсания только как маской. С ним согласен Neumann. Ук. соч., стр. 63.
2 По воззрению Neumann'а. Ук. соч., стр. 65.
3 Согласно этому следует изменить взгляд Grote (I2, стр. 708 и сл. в нем. пер.). Ср.: Н. Peter. N. Rh. Mus., 22, стр. 68 и сл.; Oncken. Ук. соч., τ· И, стр. 351; Stein. Ueber die neueren Ansichten von der lykurgischen Landverteilung, Jahrbb. f. Philol., т. 81, 1860, стр. 559 и сл.; Duncker. Ueber die Hufen der Spartiaten, Monatsber. der Berl. Akad., 1881; Niccolini. Per la storia di Sparta, Riv. di stor. ant., т. 8, стр. 94 и сл., 211 и сл.
4 Некоторую аналогию представляет этому образ действия вандалов, которые в целях постоянной готовности к войне были поселены Гейзерихом вокруг Карфагена.
58
вспомнить о песнопениях Алкмана — не была чужда светлая и радостная обстановка жизни.*
Точно также не может быть больше речи о том, что в так называемой «Ликурговой ретре» (Plut. Lyc, 6), заключавшей в себе рядом с определениями в интересах культа Зевса и Афины распоряжения относительно политического деления народа (на филы, т. е. на пять местностей всей спартанской области,** и на принадлежащие уезды, или обы),1 а также о пределах власти органов административного управления — герусии, царей и объявленной суверенной общины, находилось содержание того договора, в силу которого вообще осуществился строй спартанского государства, путем ли упомянутого синойкизма или искусственной выработкой основ государственного порядка.2 Эта «ретра», уже по своей форме являющаяся не ретрой, т. е. законом или договором, но изречением оракула, — по причинам, в ней самой заключающимся,3 не может быть рассматриваема как единый конституционный акт, положенный в основу всего государственного устройства; она является скорее ничем иным, как формулировкой основных положений древнеспартанского государственного права, построенной, впрочем, на хорошем предании,4 но это обстоятельство все же не дает нам никаких данных относительно способа ее происхождения. Она ни в чем не отличается от тех маленьких, тоже сохраненных Плутархом «ретр», которые тоже представляют из себя сжатую формулировку старых обычаев и правил, создателем которых считался мнимый законодатель Ликург.
Если, таким образом, традиционная связь спартанского государственного устройства с именем Ликурга должна быть признана несостоятельной, то из этого следует, что и связанное с этим традиционным воззрением представление о начале спартанского государства, как о периоде продолжительных внутренних раздоров и беспорядка (Hdt., I, 65, 70, 146; Thuc, I, 19), не следует считать вытекающим из действительных преданий, хотя, конечно, возможность того, что выработка лаконского объединения сопровождалась внут-

1 Так по крайней мере объясняет филы и обы Neumann (loc. cit.); против этого объяснения см.: Lenschau в Bursians Jahresber., 1907, 3, стр. 82 и сл.
2 Так, по мнению Виламовица, ретра является договором между царями и общиной знати (Philol. Unters., VII, стр. 280 и сл.).
3 Эти основания отчетливо развиты: К. Meyer. Ук. соч., стр. 261 и сл.
4 Против прежнего, теперь им оставленного, взгляда Трибера, что мы имеем тут дело с домыслом эллинистической эпохи, ср.: Gilbert. Ук. соч., стр. 122; E.Meyer. Ук. соч., стр. 266.
* Подробнее о проблеме реформ Ликурга см.: Андреев Ю. В. К проблеме «Ликургова законодательства» (о так называемом перевороте VI в. в Спарте). — Проблемы античной государственности. Л., 1982. С. 35-59.
** В тексте явная ошибка: население Спарты делилось на три традиционные дорийские филы (родоплеменные объединения): Гиллеи, Памфилы и Диманы. Характер и число «об» точно неизвестно. См.: Латышев В. В. Очерк греческих древностей. Ч. 1. С. 98.
59
рениими кризисами и переворотами, не может быть оспариваема.1 Довольно смелым является предположение, когда утверждают, что Ликург мог выступить в качестве посредника с диктаторской властью, чтобы покончить с междоусобием в стране и при содействии дельфийского святилища положить основы преобразования государства.2 Возможно, пожалуй, даже и мыслимо, что от VIII в. сохранилось воспоминание о таком имевшем решающее значение факте. Но состояние наших теперешних источников такое жалкое, что отделить в них, хотя бы с какой-нибудь уверенностью, правду от вымысла никак нельзя.
Что же касается вообще исторических воспоминаний в Спарте, восходящих за VIII в., то они ограничиваются почти исключительно одним-другим именем в генеалогии династий. Ниже первых хронологически определимых царей Феопомпа и Полидора, современников первой Мессенской войны (вторая половина VIII в.), поколенная роспись Агиадов не спускается далее как на семь степеней, а Эвриионтидов на пять, да и то в самом благоприятном случае.3*
18. Насколько малоценными являются поэтому предания о внешней истории Спарты, настолько важны учреждения ее и, следует добавить, родственного Спарте в племенном отношении дорийского Крита. Государство равноправных воинов, каким мы знаем Спарту, многими своими чертами представляет отражение тех вооруженных сообществ свободных и равных единоплеменников, которые в самом начальном периоде развития греческих государств были носителями государственной жизни. Примитивная простота жизни и нравов, стародавние формы жилья и поселений (Спарта — комплекс 4-5 незащищенных деревень),4 постановка земельной собственности в основу права ношения оружия и обладания политическими правами, связанная с этим устойчивость имущественных отношений с вытекающими отсюда последствиями для семейных форм жизни (совместное владение братьями семейным имуществом), организация управления с древним царем-военачальником, советом «старейшин» и собранием способных

1 Очень проблематичны во всяком случае попытки уяснения этого вопроса, сделанные Niese в его статье «Zur Verfassungsgeschichte Lacedämons», Hist. Ztschr., 1889, стр. 58 и сл.
2 Так полагает Niese (Herodotstudien, стр. 449).
3 Ср.: Е. Meyer (loc. cit.) Конечно, аутентичность этих имен поколенных росписей частью очень сомнительна. См., например: Wilamowitz. Hermes, т. 40, 1905, стр. 146 и сл.
4 Фукидид (I, 10) говорит о Спарте: ούτε ξυνοικισοείσηςπόλεως... κατά κώμας δέ τω παλαω της Ελλάδος τρόπω οίκισδείσης [«город не был сплошным поселением... и был построен по древнему эллинскому обычаю разрозненными поселками»].
* Данное утверждение Пёльмана противоречит античной традиции. Из источников известно 9 поколений Агиадов до Полидора (Hdt., VII, 204; Paus., III, 2, 1 sqq.) и 7 (Hdt., VIII, 131) или 8 (Paus., III, 7, 1 sqq.) поколений Эврипонтидов, предшествовавших Феопомпу.
60
носить оружие мужей, общественные обеды мужчин, как элемент, входящий в государственное устройство, и т. п. — все это очень значительные остатки древнейшего распорядка греческой племенной жизни, которые просуществовали здесь века, хотя и при изменившихся отношениях и частью измененными и разработанными.'
Тем не менее, с другой стороны, не следует слишком преувеличивать значение спартанско-критских учреждений для изучения древнейших форм жизни греческого народа. Мы зайдем слишком далеко, когда, например, из института сисситий, организованной государством трапезы граждан, станем выводить заключение, будто она является точным отражением господствовавшего ранее в Элладе первобытно-общинного и племенного коммунизма, по основам которого не только земля, но и плоды ее рассматривались как общинное достояние, т. е. происходили не только разделы собранного с полей зерна, но и само потребление должно было происходить на строго общественных началах.2
Общинно-хозяйственные организации в Спарте и на Крите могли бы давать повод к так далеко идущим заключениям относительно фактов общего развития греческого народа лишь в том случае, если бы их нельзя было объяснить всецело местными отношениями. А это вполне возможно, если только точно представить себе наглядным образом характерное своеобразие государственного строя Спарты.3
Сисситий являются органичной составной частью военного устройства, военного воспитания народа и гражданственной дисциплины (αγωγή), чертой в той системе постоянной военной готовности, в которой вынужден был находиться класс господ в спартанских и критских дорийских общинах, благодаря своему положению среди гораздо более многочисленных подвластных им чужеродцев и прикрепленных к земле земледельцев.* Военная готовность и была проведена здесь с крайней последовательностью, так что вся община выглядела как государство-лагерь (στρατοπέδου πολιτεία, Plato. Leg. II, 10, 666c), население которого являлось всегда стоящим иод ору-

1 Справедливо указывают Schultz (Urgesch. d. Kultur, 1900; Altersklassen u. Männerbunde, 1902) и Kazarow (Per la storia di Sparta, Riv. di storia ant., т. 11, стр. 127 и сл.) на аналогию сисситий и бичевания спартанских мальчиков, домов для мужей и посвящения в юношество с подобными же, до сих пор существующими обычаями островитян Полинезии. Schultz называет Спарту «настоящим музеем устарелых и всюду устраненных культурой обычаев» (Alterklassen, стр. 98). Относительно критских сисситий Assmann (Ук. соч., стр. 199) указывает на сисситий племени набатеев в Аравии (Strabo, XVI, 783).
2 Ср. приведенную в книге Pöhlmann'я «G. des antiken Koni, und Soz.», т. I, стр. 59, литературу; сторонником приводимого взгляда является и E.Meyer. GdA., т. II, стр. 318.
3 Ср.: Pöhlmann. Ук. соч., т. I, стр. 61 и сл.
* Подробнее об общественных трапезах (сисситиях или фидитиях) в Спарте см.: Plut. Lyc, 12.
61
жием и готовым к выступлению войском. Так, исключительно для войны и борьбы за существование сорганизовавшееся государство должно было с самого начала стремиться приблизиться, насколько возможно, с идеальной и технической стороны к осуществлению принципов общности. Тут все граждане должны были в целях нападения и защиты приучены к постоянному действию сообща, к общей деятельности, когда силы и способности всех индивидуумов комбинируются наиболее выгодным образом и направляются к одной цели. «Хронический милитаризм», в котором нашло свое выражение развитие этого типа военного сообщества, требовал теснейшей сплоченности отдельных частей народного организма, слияния, которое бы все социальное здание государства превращало в подобие тесно сомкнутой фаланги его войсковой организации. Потребность в каждый момент располагать всей силой каждого отдельного члена имела своим неизбежным следствием то, что строгий военный распорядок распространился далеко за рамки военного уклада и подчинил государственному контролю и наблюдению все стороны жизни гражданина. При самом вступлении гражданина в жизнь государство решает с точки зрения пригодности его для своих целей — жить или не жить ребенку.* Если решение выпадало благоприятное, государство принимает меры, чтобы как можно скорее взять молодую жизнь в свою школу и управу, освободить от чего могла только смерть. Жизнь каждого втискивалась в рамки того направления, которое служило государственным целям и не допускало никакого иного склада образования или призвания, кроме военного. Государство назначает каждому его сферу деятельности и, так сказать, днем и ночью держит его под цензурой общественности. Оно предписывает каждому индивидууму, когда он может вступить в брак, чтобы дать новых граждан государству, и, с другой стороны, всячески отвлекает гражданина от утех и покоя домашней жизни.1 Государство забирает каждого отдельного индивидуума в свое распоряжение навсегда, наказывая смертью за попытку выселиться и вообще в высокой степени ограничивая всякое проявление самостоятельности. Все равно как крепостной илот был прикреплен к скудно рождающей зерно ниве, так и его господин, в своем качестве воина, не смел удаляться без позволения от места своего жительства. В этом смысле гражданин — такая же собственность государства, как илот — собственность самого гражданина. Так же объясняется из условий быта воинственного сообщества этого

1 То же значение имел возникший, разумеется, по другим мотивам, институт педерастии. Ср.: Bet he. Die dorische Knabenliebe, ihre Ethik u. ihre Idee, N. Rh. Mus., 1907, стр. 438 и сл.
* По спартанским обычаям отец относил новорожденного сына в лесху, где его осматривали старейшины филы. Если они находили, что младенец недостаточно крепок или имеет телесные изъяны, отец по их приговору должен был сбросить своего ребенка в обрыв Апофеты, в горах Тайшета (Plut. Lyc, 16).
62
типа и регламентирование государством всего распорядка народнохозяйственной жизни. Как всякое государство такого воинственного типа ставится в необходимость, благодаря непрочности своих мирных отношений к иноземцам, создавать само все удовлетворяющее потребности его организации и только в своих собственных пределах искать и находить все нужное для производства жизненных потребностей, делая себя тем самым независимым от иноземцев, так и Спарта преследовала эту тенденцию и радикальнейшим образом осуществляла ее, доводя принцип экономической автономии до непризнания имеющих всеобщую ценность средств обмена (железные деньги!).* Это выделение себя из цепи торгово-хозяйственного обмена имело, с другой стороны, как необходимое соотносительное следствие, тем более тесное экономическое общение внутри самой общины.1 Такую организацию государства и общины, при которой вся жизнь каждого отдельного человека протекает под неослабным контролем государства, когда образуется род общественного домохозяйства, объединяющего всю совокупность граждан в единое искусственно созданное целое, «космос», такую организацию, несомненно, можно назвать социалистической. Государственный социализм находится в естественно-необходимом взаимном соотношении с воинским типом общества; и этот социализм проведен здесь с такой последовательностью, что им легко объясняются все факты спартанско-критской истории, которую вышеизложенное учение считает прототипом вообще первоначального эллинского общинного или племенного коммунизма.
Не все эти «факты» можно признать соответствующими действительности. Так, например, даже по воззрениям Э. Мейера (GdA., II, 297), содержащийся в написанной Плутархом романической биографии Ликурга факт, гласящий, что в Спарте каждому родившемуся ребенку, после признания его старейшинами филы, назначался жребий земли, должен вести свое начало от «забытого постановления» тех времен, когда не только в Спарте, но и по всей Элладе «ежегодно или в назначенные сроки каждому члену общины, а позднее, вероятно, каждой вновь возникавшей семье назначался по жребию участок земли», т.е. вся Эллада прошла ту фазу социально-политического развития, которую мы знаем по общинному коммунизму славян или по государственному устройству древнего Перу.2 Это так называемое «древнее» постановление является, как и многие другие данные той литературы, из которой черпает Плутарх, созданием легенды, стремившейся сделать из Ликурговой Спарты образец социального государства. Оно не более достоверно, чем, например, созданное якобы

1 Ср.: Pöhlmann. Ук. соч., т. I, стр. 55.
2 К критике данных Плутарха см.: Pöhlmann. Ук. соч., т. I, стр. 138.
* Согласно Плутарху, «железные оболы» были введены Ликургом для предотвращения в спартанской общине имущественной дифференциации (Lyc, 9).
63
Ликургом равенство земельных наделов, причем самое число семейств, наделенных землей, оставалось без изменения до известного закона эфора Эпитадея (Plut. Agis, 5), или же приводимые тем же Плутархом данные (Lyc, 8) о 9000 гражданских и 30 ООО периэкских наделах (удвоение проектированных царем Агисом 4500 гражданских и 15 000 периэкских наделов!) и т. п.
Очень часто упускают из виду и тот приводившийся выше факт, что изложенная социально-политическая система получила свое полное развитие довольно поздно, и древнейшая Спарта, как это доказывают песни Алкмана, имела в некоторых отношениях более свободные формы жизни. Наконец, надо очень решительно отметить и помнить, что учреждения Спарты и Крита, при всей их древности, все же выходят очень далеко за рамки древнейшего устройства греческой племенной жизни. Вооруженная община свободных граждан является, например, знатью по отношению к крепостному земледельческому классу и находящимся от нее в зависимости периэкам, образующим основу ее экономического и политического существования; такое государство является аристократическим государством с разработанным сословным строем. И если бы мы могли более точно знать обстоятельства исторической жизни целого ряда других областей, то, наверное, нашли бы среди них более точно и определенно выраженные типы древнейшей общественной и государственной жизни. В областях мало входившего в круг общения племен западного поберел<ья, в замкнутых горных долинах, на скудной почве и пастбищах горных общин, в Акарнании, Этолии, Локриде, Фокиде и др., в горных областях Пелопоннеса (Аркадии), социальное равенство простой пастушьей и земледельческой жизни сохранилось в гораздо большей степени, и это равенство стоит в полном контрасте с социальным строем Спарты.
И внутри свободной военной общины Спарты тенденция к экономическому и социальному неравенству, неразрывно связанная с прогрессом культуры, проявилась позднее, чем в других культурных областях восточной Эллады и даже в колониях. Приобретения и переделы все новых и новых земель, благодаря завоевательной политике спартанцев VIII и VII вв., долго и успешно противодействовали возникновению среди граждан Спарты социальных противоречий.1
19. В этом отношении другие имевшие значение в истории области Эллады, как Арголида, Аттика, Беотия, Эвбея и др., а также эллинские колонии, с самого начального момента появления своего на исторической сцене выступают несравненно более прогрессивно организованными. Правда, и в устройстве этих областей исторической Эллады вкраплены еще учреждения древнейшего периода, еще, например, царь является по эпосу главным военачальником, судьей

1 Хотя и здесь эти контрасты выступают раньше, чем можно заключить По тенденциозному преданию. См.: Pöhlmann. Ук. соч., стр. 101 и сл.
64
и руководителем народа, но в строе жизни самого народа произошли уже существенные изменения. Аристократическое устройство общества, отмеченное нами уже по памятникам микенской эпохи, сделало дальнейшие успехи, и ко временам эпоса, к IX и VIII вв., сильно сократило значение древней народной общины. 1
Благодаря естественному развитию права собственности путем наследования, договора, женитьбы и т. п., в прогрессирующих областях образовывалась все более и более крупная по своим размерам частная земельная собственность; с другой стороны, вследствие роста населения отдельные земельные участки дробились при разделах на меньшие и меньшие владения, иногда настолько мелкие, что владельцы со своими семьями едва могли жить на доходы с них и исполнять свои гражданские обязанности, особенно военную повинность. Имеется в то время уже и не малое числом количество граждан, не могущих назвать своей собственностью ни единого клочка земли.* Это уже большая опасность для существования общей свободы! Ведь при общественном распорядке, покоящемся всецело на натуральном хозяйстве, когда земельная собственность является необходимым условием независимого существования индивидуума, безземельный неизбежно делался зависимым. Он должен был подчиняться чужой воле, становясь или наемным работником (фетом) у какого-нибудь землевладельца, или, и это в благоприятном случае, получал от него же землю за плату и за службу. Таким путем рядом с дворами крупных землевладельцев возникали и все увеличивались в числе хижины зависимых от них людей — домочадцев, бобылей, задворных людей (οικείς, πελύτιπ, προσπελύται), причем эти зависимые отношения, естественно и как правило, получали длительный характер. При вытекавшей из сущности натурального хозяйства неподвижности всех отношений, при неизбежной ограниченности права свободного перехода, которая еще более возрастала благодаря незначительному размеру территории страны и неопределенности малоразвитых правовых норм, существование, опиравшееся только на пользование рабочей силой, было слишком ненадежно обставлено, чтобы не заставлять безземельного свободного земледельца чувствовать побуждение искать более твердого обеспечения для себя хотя бы ценой личной зависимости от господина. Точно такл<е и многие мелкие землевладельцы, обладавшие слиш-

1 Изложенные далее основные черты развития эллинского средневековья взяты из написанного мной несколько лет тому назад очерка возникновения господства аристократического класса. Меня очень радует, что выводы мои во многом совпадают с изложением Э. Мейера в его «Истории Древнего мира». Подробности см. в моей книге «Aus Altertum u. Gegenwart», стр. 149 и сл.
* Движение земельной собственности засвидетельствовано уже в гомеровском эпосе. В «Одиссее» упоминаются «безнадельные» и «многонадельные» общинники (XI, 490; XIV, 211). См.: Андреев Ю. В. К проблеме гомеровского землевладения. — Социальная структура и политическая организация античного общества. Л., 1982. С. 10-31.
65
ком незначительными участками, чтобы иметь возможность поддерживать свое положение в общине и войске, чтобы успешно защищать свои права против чужого насилия, должны были следовать примеру безземельных и ценой зависимого и служебного положения покупать покровительство более сильных.
Естественно, что эти свободные, разделяя часто зависимость с несвободными работниками, с поселенными на оброчной земле крепостными или с имеющими свое хозяйство рабами, терпели чувствительный ущерб в своей социальной ценности. Они уже не могли больше предъявлять притязаний на положение в кругу свободных соплеменников, равное с независимыми обладателями имущества или с господами, под покровительством и на слул^бе которых они состояли. Как это часто бывает, за понижением социального уровня следовало уменьшение прав этого класса. По всеобщему закону исторического развития, первоначально только хозяйственно обеспеченные классы выказывают тенденцию к тому, чтобы сделаться правообеспеченны-ми классами. Образование классов никогда не останавливается на порождении классов хозяйственно обеспеченных и всюду и всегда стремится из различия хозяйственного обеспечения выработать правовое. В те времена, когда экономическая потребность в личной услуге и подчиненной рабочей силе в производстве лучше всего может быть удовлетворена несвободными людьми, и где, с другой стороны, государственный правовой порядок далеко еще не сформирован так, чтобы и тот, кто слаб и не в состоянии защитить себя сам, мог с уверенностью рассчитывать на покровительство всех, — в условиях такого времени хозяйственно несвободный и зависимый человек должен был становиться несвободным и в правовом отношении.
Но такой ход развития повлиял неблагоприятно и на положение прочих сограждан. С тех пор, как классу простых дольщиков и мелких землевладельцев, сила которых всецело поглощалась их хозяйственной работой, начал противостоять могущественный, возвышавшийся над другими класс людей, которым их имущество давало возможность жить, не работая лично, на доходы, получаемые от труда им служащих людей, посвящая свой досуг военным упражнениям, охоте и общественным делам, — во взаимных отношениях самих свободных граждан произошли глубокие перемены. Сознание более высокой жизненной деятельности и повышенной, благодаря ей, жизнеспособности особенно в области чисто военной, чувство социального могущества, покоящегося на обладании собственностью, и, наконец, наследование всех этих хозяйственных и общественных преимуществ из поколения в поколение создавали постоянно расширявшуюся пропасть между этим классом и массой свободных. Так выросло из чести и отличия, вытекавших из обладания унаследованными имуществами, новое сословное состояние — знать. «Богатые» (αφνειοι) и «жирные», «тяжелые» (παχεΐς, popolo grasso!) стали в то же время и «добрыми» (αγαθοί), «лучшими» (άριστοι), «вельможами» (ύριστήες). Они «благородные» (εύπατρίδίΗ, patricii), потому что происхождением определяется
66
знатность. В эпосе (например, IL, XI, 68; XXIV, 337; Od., I, 21) они именуются μύκαρες («счастливые»), вроде того, как рыцарей-господ германского средневековья хронисты называли богатыми, счастливыми людьми (riehen seligen lüde). В противоположность им остальные сограждане получают название «худых», «подлых» (κακοί, χέρηες, см.: IL; Od., passim).
Таким образом, древняя гражданская община проникнута полным разложением, в то время как знать все теснее и теснее замыкается в свои родовые союзы.1 В противоположность знати с ее родней и свитой (εταςκαί εταίρους, IL, VII, 295) народное собрание теряет все больше свое прежнее значение. Народ имеет теперь значение только в своем массовом проявлении, при котором каждый в отдельности все равно что ничего не значит; с отдельными гражданами, говоря словами «Илиады», «не считаются ни на войне, ни в совете». Греческий эпос, в котором мы имеем верное отражение этих обстоятельств, содержит в себе многие черты этой приниженности и подчиненного положения народной массы. Изображенное в «Одиссее» многолетнее небезупречное хозяйничанье знатных, вообще не допускавшее народ к политической деятельности во время двадцатилетнего отсутствия царя, презрительное отношение знатных к простым и слепая покорность созванной после столь большого перерыва на народное собрание массы повелениям знатных ораторов-руководителей, название знатных «правящими господами» (κοιρανέοντες), наконец, ярко выступающее в «Одиссее» грубое издевательство знатных над простыми земледельцами — все эти отчетливо выраженные черты указывают на аристократическое устройство государства и общества, которое мы и должны предположить существующим, по крайней мере, в более прогрессировавших культурных областях эллинского мира времен эпических поэм.

1 О политическом значении этих союзов см. у Е.Meyer'a. GdA., т. II, стр. 314.

Подготовлено по изданию:

Пёльман Р. фон
Очерк греческой истории и источниковедения / Пер. с нем. А. С. Князькова, под ред. С.А. Жебелева. — СПб.: Алетейя, 1999.

ISBN 5-89329-032-1

© Издательство «Алетейя» (Санкт-Петербург) — 1999 г.
© Μ. М. Холод, С. М. Жестоканов — комментарии, приложения, научная редакция текста, 1999 г.



Rambler's Top100