Наша группа ВКОНТАКТЕ - Наш твиттер Follow antikoved on Twitter
24

Глава II

ДОЛГОВОЕ РАБСТВО

Долговое рабство является одной из древнейших форм зависимости. В государствах Древнего Востока, где бытовала более отсталая по сравнению с греческими полисами форма общественных отношений, рабство-должничество было распространено широко и повсеместно. Ограничения долгового рабства, с которыми мы сталкиваемся и в законах Хаммураппи, и в иудейских законах, не приводили к полному искоренению кабальной зависимости. Законы о рабах-должниках, сохранившие свою силу на Древнем Востоке, принимали в расчет эллинистические монархи при установлении общих законоположений для своих подданных — как греческих, так и туземных.1
В древнейший период, во времена «обычного» права, долговое рабство было повсеместно распространено и во всех греческих общинах. Для ранних Афин практика самозаклада и заклада членов семьи засвидетельствована у Солона, Аристотеля и Плутарха.2 И Солон, и Плутарх сообщают о том, что должники, попавшие в кабалу, или находились в рабстве на родине (ot μέν αϋτοϋ δουλεοοντες), или их продавали на чужбину (οι δ' έπι τήν ξενην πιπρασχόμενοί).
В классический период рабство-должничество продолжало сохраняться в отсталых районах Греции. В V—IV вв. до н. э., например, на Крите, где рабовладельческие отношения сохранили много патриархальных черт, мы встречаем раба-должника, названного κατακείμενος— «заложник». В гортинских законах, там, где

1 См.: W. L. Westermann. The slave systems of greek and roman antiquity. Philadelphia, 1955, стр. 50—51.
2 Solon 24; Aristot. Resp. Athen. II, 2; Plut. Sol. 13. Социальные отношения в Аттике VI в. до н. э. и законы Солона подробно исследуются в книге: К. К. Зельин. Борьба политических группировок в Аттике в VI веке до н. э. М., 1964. В главе «Некоторые основные черты экономики и социальных отношений в Аттике VI в. до н. э.» (стр. 158 и сл.) автор уделяет значительное внимание вопросу о гектеморах, проблеме неотчуждаемости земли и формам зависимости должников. В этой главе приведен также обстоятельный обзор литературы и источников.
25

речь идет о долговом праве, наряду с κατακειμενος встречается термин νβνιχαμένος.3 Как показывает сам термин νενικαμένος, эта категория должников попадала к кабалу по суду, в результате проигранного ими судебного процесса. По мнению Л. Н. Казамановой, положение обеих категорий должников было одинаковым: и того и другого кредитор имел право «уводить» (άγειν).
В гортинских законах термин νενικαμενος употреблен всего один раз и потому критский материал не дает возможности сделать какие бы то ни было выводы о положении этих проигравших процесс должников. Остроумное и убедительное толкование термина νενίκαμένος дал Свобода.5 На основании различных параллелей и главным образом Законов XII таблиц, касающихся долгового права, он провел тонкий юридический анализ понятия αγώγιμοι.9 Этот анализ позволил ему прийти к следующему выводу: термины κατακείμενος и νενικαμενος в гортинских законах далеко не однозначны. По мнению Свободы, κατακειμενος — форма самозаклада, промежуточное положение между рабом и свободным. Такого должника кредитор мог увести к себе (άγειν ώς αυτόν) и держать у себя в доме без права продажи. Иное дело νενιχαμενος. Эта категория должников теряла по суду все свои права. Их кредитор мог не только «уводить» и держать у себя в доме. Подобно secum ducere из Законов XII таблиц αγειν могло быть «первой ступенью к последнему акту» («die Vorstufe zu dem letzten Akte») —-продаже в рабство за пределы страны.
Исследуя древнейшие формы долговой зависимости в Греции, Свобода приходит к вполне обоснованному выводу, что в Аттике, так же как и в Гортине, наряду с обращением в рабство за долг по суду (exekutorische Schuldknechtschaft) существовал и добровольный заклад личности должника. В последнем случае должник избегал полного порабощения и оказывался в положении полусвободного (solutorische Schuldknechtschaft).
Вероятно, к числу находившихся в рабстве на родине — в Аттике — относились те, кто добровольно отдал себя в распоряжение кредитора. Их полузависимое положение предполагает, по-видимому, что кредитор имел полное право на труд, но ограниченные права на личность должника. Так, должник, возможно, сохранял

3 [Τό]ν δέ νενιχαμένο[ν] χα[Ί τόν χα]τα·/.ε[μενον ίγοντι άπατον εμεν. Col. I,
4 Л. Η. Казаманова. Очерки социально-экономической истории Крита V—IV вв. до н. э. М., 1964, стр. 123.
5 Н. Swoboda. Beiträge zur griechischen Rechtsgeschichte. Weimar, 1905, стр. 168 и сл., 208 и сл.; то же в: Zeitschrift der Savigny-Stiftung für Rechtsgeschichte, Bd. XXVI, Romanistische Abteilung, 1905 (далее ссылки на Beiträge. . .).
6 Зельин отмечает тонкость юридического анализа термина αγώγιμος, проведенного Свободой. См.: К. К. Зельин. Борьба политических группировок. . ., стр. 200.
26

какие-то личные обязанности перед государством.7 Продажа за границу означала полную власть кредитора, распространявшуюся не только на труд, но и на личность должника. Иными словами, должник полностью утрачивал все гражданские права, его обязанности в отношении государства прекращались. Проданный за границу неоплатный должник становился рабом в самом полном и безусловном смысле. Возможно, что в самой Аттике таких рабов не принято было держать. С. Я. Лурье полагал, что рабов из числа афинских граждан в самой Аттике, вероятно, не было, так как их продавали за пределы родины.8
Законодательством Солона всякое обеспечение долгов личной кабалой было запрещено. Отмена долговой кабалы определила дальнейшее развитие рабства в Аттике. Рабство развивалось отныне не за счет сокращения числа свободных членов общины, что подрывало основы ее социальной и экономической жизни, но за счет ввоза рабов-чужеземцев. Такой путь развития для Афин не нуждается в доказательствах. Но как обстояло дело в других греческих государствах? В отсталых районах Греции, таких как Крит, рабство-должничество безусловно существовало. Но в наиболее развитых греческих городах-государствах с развитием рабовладельческих отношений и в результате острой классовой борьбы долговое право было отменено. Такая точка зрения на рабство-должничество принята в работах советских исследователей, прямо или косвенно затрагивающих эту проблему.9 Специально вопрос о раб-стве-должничестве в классический период в нашей литературе не ставился.
В буржуазной литературе, между тем, по этому поводу существуют самые различные взгляды. Крупнейший знаток древнего права Миттайс безоговорочно утверждал, что долговое право было распространено в Греции повсюду, за исключением Афин.10 По-

7 На Крите в случае войны, как предполагает Свобода, κατακειμενος мог быть призван и тем самым временно прерывалось его зависимое от кредитора состояние (см.: Н. Swoboda. Beiträge..., стр. 201). Финли также отмечает сохранение каких-то политических прав у этой категории (см.: Μ. I. Finley. The servile statuses of ancient Greece. Revue internationale des droits de l'Antiquite, VII, 1960, стр. 173).
8 С. Я. Лурье. К вопросу о роли Солона в революционном движении начала VI века. Уч. зап. ЛГУ, СИН, вып. 4, Л., 1939, стр. 77. К. К. Зельин отмечает, что это предположение, действительно, соответствует обычной практике долгового права в античности (см.: К. К. Зельин. Борьба политических группировок..., стр. 208). В Риме по Законам XII таблиц несостоятельных должников продавали trans Tiberim. См.: Ε. Weiss. Griechisches Privatrecht, I. Leipzig, 1923, стр. 503—-505, а также: Η. Swoboda. Beiträge. . ., стр. 204.
9 Наиболее четко эта точка зрения выражена С. Я. Лурье (см.: С. Я. Лурье. История Греции, ч. I. Л., 1940, стр. 166; ср. стр. 6); ср. также: К. М. Колобова, Л. Μ. Глускина. Очерки истории древней Греции. Л., 1958, стр. 175).
10 L. Mitteis. Reichsrecht und Volksrecht in den östlichen Provinzen des Römischen Kaiserreichs. Leipzig, 1891, стр. 446.
27

добное мнение встречается и в работе Морроу, опубликованной сравнительно недавно.11 Противоположная точка зрения представлена Вестерманном,12 по мнению которого обращение в рабство за долги, исключая долги государственные, в большинстве греческих государств, как и в Афинах, со времени Солона было запрещено. Однако у Вестерманна это утверждение высказано в самой общей форме и не подкреплено фактическим материалом.
В числе работ, наиболее обстоятельно рассматривающих интересующую нас проблему, следует назвать исследование Вайса о греческом частном праве. Хотя и этот труд не дает определенного ответа на целый ряд вопросов.13
В последние годы рабство-должничество привлекло к себе внимание исследователей.14 Но вопрос о том, насколько широко в классический период практиковалась продажа в рабство за долги, рассматривается в них лишь попутно и потому остается по-прежнему спорным.
Наибольший интерес представляет в этом плане статья Финли «Рабские статусы древней Греции». В ней перечислен тот круг источников, который, по мнению автора, свидетельствует о существовании долговой кабалы в Греции в классический период. Это отрывок из первой книги Диодора (I, 79, 3—5), отрывки из речей Лисия (XII, 98) и Исократа (XIV, 48) и фрагмент из комедии Менандра «Герой».15
Нам представляется, что без принципиального решения вопроса о долговой кабале в греческих полисах VI—IV вв. до н. э. невозможно приступать к анализу тех случайных обрывков, из которых состоит большая часть наших сведений о рабстве в «периферийных греческих городах». Обоснованный выбор точки зрения на долговое рабство даст возможность правильно оценить различные формы зависимости внутри греческих общин, расположенных на периферии эллинского мира.
Среди тех свидетельств, которые, по мнению некоторых исследователей, бесспорно доказывают существование рабства-должни-чества в большинстве греческих государств, центральное место за-

11 G. Morrow. Plato's law of slavery in its relation to greek law. Illinois studies in language and literature, 1939, v. XXV, № 3, стр. 23, прим. 21.
12 W. L. Westermann. The slave systems..., стр. 50; ср. стр. 4 сл.
13 Ε. Weiss. Griechisches Privatrecht, I, стр. 495 и сл. Основные положения по вопросу о рабстве-должничестве изложены Вайсом также в статье «Execution», опубликованной в RE, Supplbd. VI, 1935, стлб. 56—57.
14 См., например: Μ. I. Finley. La servitude pour dettes (a la memoire d'Henry Levy-Bruhl). Revue historique de droit framjais et etranger, 4 serie, 1965, № 2, стр. 159—184. В статье Финли обстоятельно исследуется история института долгового рабства. Рассматриваются формы долговой кабалы, бытовавшие в примитивных обществах. Привлечен также материал эллинистического и позднеримского времени. Однако долговая кабала в Греции после VII в. и в Риме после V в. до н. э. из экскурса исключена (см. стр. 184).
15 Μ. I. Finley. The servile statuses..., стр. 175—177. Об этой статье см. в главе I, стр. 7 сл.
28

нимает отрывок из сочинения Диодора. Приведем этот отрывок полностью. Речь идет в нем вначале о законах фараона Бокхорида, принятых им по поводу займов: «Взыскивать долги он (Бокхорид) разрешил только с имущества, людей же ни под каким видом не разрешил уводить. Он считал, что имущество должно принадлежать тем, кто его нажил или получил в дар от какого-нибудь владельца, а люди должны принадлежать государствам, чтобы государства имели от них надлежащую службу во время войны и в мирное время. Ведь нелепо, чтобы воина, подвергающего себя опасности ради отечества, кредитор увел из-за долга, чтобы из-за жадности частных лиц подвергалось опасности общее спасение».
Нельзя не обратить внимание на то, что приведенные мотивы совсем не характерны для древнеегипетского мировоззрения, согласно которому не полисы, а фараон был верховным владыкой своих подданных.
Такие возражения против долговой кабалы могли звучать скорее в греческих городах, заинтересованных в крепком гражданском ополчении. Следует также отметить, что вокруг личности царя Бокхорида и событий, связанных с его правлением, сложился целый цикл легенд и потому нелегко определить точность тех сведений, которые приводит Диодор.16 Французский ученый Э. Ревейю предположил, правда, что Диодор (или его источник) имел в руках греческий перевод кодекса Бокхорида.17 Но, как мы видели, говоря о причинах, побудивших Бокхорида провести закон об отмене самозаклада, Диодор высказывает типично полисные мотивы.18 Не исключено, что и само законодательство изложено Диодором применительно к греческим образцам, в частности к закону Солона. Сам Диодор устанавливает связь египетского и греческого закона следующим образом: «Кажется, Солон перенес в Афины именно этот закон, который он назвал сисахфией, освободив всех граждан от обеспечения займов личной кабалой». Это стремление отыскать древние корни установления об отмене самозаклада свидетельствует о большой популярности закона, который для греков был связан с именем Солона.19

16 Б. Α. Тураев. История Древнего Востока, II. Л., 1936, стр. 42.
17 Е. Reveillout. Notice des papyrus demotiques archaiques et autres textes juridiques et historiques. Paris, 1896, стр. 24.
18 Финли (см.: Μ. I. Finley. The servile statuses..., стр. 185) пишет по поводу этих мотивов Диодора: «there can scarcely be any dispute that here he was expressing the classic Greek conception of the individual's relation to the polis».
19 См.: Ε. Weiss. Griechisches Privatrecht, I, стр. 507 и прим. 35. О популярности законов Солона см. также: R. Taubenschlag. The ancient greek-city laws in Ptolemaic Egypt. Actes du Vе Congress internationale de papyrologie. Bruxels, 1938, стр. 472; Свобода (Η. Swoboda. Beiträge..., стр. 235—236) называет Солона великим реформатором, образ действий которого открыл новую эру не только для Аттики, но и для остальной Греции, где он, несомненно, скоро нашел себе подражание.
29

Отметив древность афинского закона, Диодор далее сообщает следующее (I, 79, 5): «Некоторые не без основания порицают большинство греческих законодателей, которые запретили брать в обеспечение долга рабочие инструменты, плуг и другие самые необходимые вещи, но согласились, чтобы их владельцев (буквально: тех, кто ими пользуется) уводили в кабалу».20 Исследователи ссылаются на это указание Диодора, как на доказательство существования рабства-должничества в греческих государствах.21 Однако сведения, приводимые Диодором, оставляют без ответа целый ряд вопросов. О каком времени идет речь? Какой цели должны были служить эти несомненно противоречивые меры, при которых ремесленника и земледельца можно было увести за долг, а его орудия труда оставались незаложенными? Кому переходили орудия труда, которые запрещено было брать в обеспечение долга? Ведь рабство-должничество предполагает право продажи не одного только должника, но всех членов его семьи. Такое положение возможно лишь при существенном ограничении прав собственности, которое характерно скорее для Египта, о котором пишет Диодор. (Там фараон действительно мог передать орудия труда любому соседу-общиннику). В Греции, в развитых полисах классического периода такое положение представляется немыслимым. Мы едва ли в состоянии ответить на все эти вопросы и потому сообщением Диодора нужно пользоваться с очень большой осторожностью. Необходимо к тому же принять во внимание время, в которое жил и писал Диодор, а также лишь относительную надежность сведений такого источника, как «Историческая библиотека». В любом случае сведения Диодора сами нуждаются в дополнении и разъяснении. Особую важность в этом случае приобретают свидетельства современников — греческих авторов классического времени.
Обратимся поэтому к отрывкам из речей Исократа (XIV, 48) 23 и Лисия (XII, 98).24 И в той и в другой речи мы встречаемся

20 μέμφονται δέ τίνες ούχ άλόγως τοις πλείστοις τών παρά τοις "Ελληοι νομοθετών, οίτινες οπλα μέν χα'ι αροτρον χα'ι άλλα των άναγχαιοτάτων έχώλυααν ενέχυρα λαμβάνε3&αί προς δάνειον, τούς 8έ τούτοις χρησομένους αυνεγώρησαν αγώγιμους είναι.
21 См.: Μ. I. Finley. The servile statuses..., стр. 177. Ср. также: Ε. Weiss. Griechisches Privatrecht, I, стр. 508; R. Schlaifer. Greek theories of slavery from Homer to Aristotle. Harvard studies in classical philology, 47, 1936, стр. 177 и прим. 3.
22 См.: Ε. Weiss. Griechisches Privatrecht, I, стр. 498—499; ср. стр. 506.
прим. 31.
23 τίνα γαρ ήμϊς οίεαοε γνώμην ε χ ε ι ν ορώντας χα'ι τούς γονέας αυτών άναξίως γηροτροφουμένους χα'ι τούς παΐδας ούχ έπ'ι ταΐς έλπίσιν, αίς έποιησάμεθα παι-δευομένους, αλλά πολλούς μέν μιχρών ένεχα αυμβολαίιυν δουλεύοντας, άλλους δ' έπ'ι θητείαν ίόντας χτλ.
24 οί δέ παίδες υμών, όσο ι μέν ένθάδε ήσαν, ύπό τούτων αν ύβρίζοντο, οί δ' έπ'ι ξένης μιχρών άν ένεχα συμβολαίων έδούλευον έρημία τών έπιχουρτ(σόντων.
30

с рассказом об ужасном положении, в котором оказались люди, принужденные скитаться по чужим странам. Исократ сообщает о платейцах, изгнанных фиванцами. В речи Лисия говорится о страданиях тех афинян, которые были вынуждены бежать от преследований тридцати тиранов. Такая же судьба, по словам Лисия, ожидала всех демократов после поражения.
В этих отрывках обращает на себя внимание не только сходство обстоятельств, о которых идет речь. Бросается в глаза также идентичность приема, использованного ораторами. И в том и в другом случае цель ораторов — нарисовать картину ужасных бедствий, которые выпадают на долю изгнанников. Самое страшное из них — обращение детей в рабство за долги.
При этом оба оратора употребляют одинаковые выражения — μικρών ένεκα συμβολαίων δουλευειν. Создается впечатление, что перед нами некое общее место, обычный прием, и что, следовательно, подобное явление было достаточно широко распространено в Греции. Вайс правильно отмечает,25 что и у Исократа, и у Лисия речь идет о вынужденном пребывании на чужбине,26 и поэтому сведения этих авторов могут быть использованы лишь для решения вопроса о долговом праве греческих городов в отношении чужеземцев.
К этому соображению можно, однако, добавить еще и следующее — как у Исократа, так и у Лисия упомянуты в связи с долговым рабством только дети. Более того, приведенные отрывки по существу исключают долговое рабство для взрослых. В самом деле, заклад детей — это самое яркое свидетельство, к которому прибегают оба оратора, заинтересованные в том, чтобы как можно сильнее потрясти слушателей. А между тем упоминание о самозакладе и обращении в рабство за долги взрослых было бы для их аудитории более убедительным доказательством. Ведь пока отец семейства оставался на свободе, оставалась и надежда на выкуп детей. Однако ораторы не упоминают о подобной продаже взрослых, хотя она и означала бы окончательную гибель всей семьи. Продажа детей, очевидно, самый веский аргумент для их слушателей, знакомых с практикой того времени, и другого, более сильного быть, вероятно, не могло.
Отметим, кстати, что изгнанники, о которых речь идет у Лисия, это афинские демократы, большая часть которых нашла убежище в Фивах (Xen. Hell. II, 4, 2), где законы не только разрешали, но в иных случаях и предписывали продажу детей самих фиванских граждан.

25 Е. Weiss. Griechisches Privatrecht, I, стр. 506.
26 Шлайфер (см.: R. Schlaifer. Greek theories..., стр. 177, прим. 3) считает возможным на основании приведенного отрывка из речи Лисия высказать предположение о постановлении афинских олигархов 403 г., по которому было возможно обращение в рабство за долги в Афинах. Это несомненно ошибка, так как у Лисия говорится о порабощении детей έπι ξένης.
31

Так, Элиан (V. Η. II, 7) сообщает о «справедливом и человечном» фиванском законе, запрещавшем подкидывать детей или бросать их на произвол судьбы. Этот закон предписывал отцу ребенка в случае крайней бедности отдать новорожденного властям для продажи в рабство. Больше об этом законе нет никаких сведений. Неизвестно и время его возникновения. Вестерманн приводит фиванский закон для иллюстрации положения в Греции классического периода.27 Фолькманн, напротив, считает, что фиванский закон мог появиться лишь в более позднее время.28
На наш взгляд, очень интересное предположение высказано С. Я. Лурье.29 По его мнению, рассказ Элиана содержит подробное изложение древнего закона Филолая о деторождении, о котором сообщает Аристотель (Polit. II, 1274b, 2—5): νομοθέτης δ'αύτοις έγένετο Φιλόλαος περί τ'άλλων τινών και περί της παιδοποιίας, οΰς καλοΰσιν εκείνοι νόμους θετικούς· και τοδτ' εστίν ιδίως όπ' εκείνου νενομοθετημένον, όπως ό αριθμός σωζηται των κλήρων.
В таком случае закон, упомянутый Элианом, восходит к VII в. до н. э. Необходимо, однако, отметить, что в «Пестрых рассказах» реальные исторические факты нередко предстают в совершенно искаженном виде.30 Поэтому трудно определить, что в сообщении Элиана — правда, а что — вымысел. В самом законе— в том виде, как он изложен у Элиана — много неясного. Так, в частности, непонятным представляется условие, согласно которому отец должен был отдать ребенка тому, кто даст за него наименьшую цену (αποδίδονται τό Βρέφος τω τιμήν έλαχίστην δόντι). К. О. Мюллер предлагал даже заменить его на τω τιμήν μεγιστην δόντι.31 По мнению Μ. Мюллера, которое принимает и С. Я. Лурье, передача была бесплатная, а уплата «самой маленькой суммы денег» была только формальным актом, на который можно было бы впоследствии сослаться в подтверждение того, что ребенок был продан в рабство.32 На наш взгляд, закон Элиана может быть использован при исследовании до сих пор нерешенного вопроса о том, практиковалась ли в Беотии продажа в рабство за долги.33 Закон Элиана (если считать его подлинным)

27 W. L. Westermann. The slave systems..., стр. 6 и 44. Ср.: Μ. I. Finley. The servile statuses. . ., стр. 187.
28 Η. Volkmann. Die Massenversklavungen der Einwohner in der hei lenistisch-römischen Zeit. Akademie der Wissenschaften und der Literatur. Abhandlungen der Geistes- und Sozialwissenschaftlichen Klasse, 1961, № 3, г.тр. 72, прим. 1).
29 С. Я. Лурье. Беотийский союз. СПб., 1914, стр. 12.
30 См. подробнее об этом главу III, стр. 59 и прим. 33 настоящего издания.
31 К. О. Müller. Orchomenos und die Minyer. Breslau, 1844, стр. 402, прим. 5. К. О. Мюллер также относит упомянутый Элианом закон к VII в. до н. э.
32 М. Müller. Geschichte Thebens. Diss. Leipzig, 1879, стр. 15, прим. 5. Ср.: С. Я. Лурье. Беотийский союз, стр. 12, прим 1.
33 Древняя Греция. М., 1956, стр. 108.
32

свидетельствует, по нашему мнению, о том, что долговой кабалы в Беотии не было. Трудно представить себе существование закона, специально регулирующего отдачу детей в рабство, наряду с долговой кабалой. Как известно, отец семьи у греков, как и у римлян, располагал полнотой власти в отношении своих детей. В Афинах в период существования долгового рабства отец мог распоряжаться их судьбой и без разрешения должностных лиц (Plut. Sol. 13). Несостоятельные должники в Беотии скорее всего терпели поражение в политических правах. По свидетельству Николая Дамасского людей, не уплативших долга, подвергали унизительному наказанию: 34 Βοιωτών ενιοι τούς το χρέος ούκ αποδίδοντας εις άγοράν άγοντες καθίσαι κελεύουσιν είτα κόφινον έπιβάλλουσιν αύτοΐς. δς δ'άν κοιρινωθη άτιμος γίνεται. «Атимия», которой подвергались в Беотии несостоятельные должники, также несовместима с долговой кабалой, которая сама по себе приводила к лишению гражданских прав и более того — к продаже за пределы государства. Вместе с тем в примитивном наказании, которому подвергали должников, сказалась отсталость Беотии. Такой же примитивный характер носит и закон о принудительной продаже в рабство детей беднейших граждан.
В Афинах после Солона право отца на свободу членов семьи было ограничено. По закону Солона (Plut. Sol. 23) отец мог продать лишь обесчещенную дочь. Возможно, что и в других греческих общинах продажа детей граждан была противозаконной. Элиан называет фиванский закон «справедливым и человечным» — не потому ли, что Фивы представляли своего рода исключение? В других городах беднейшие граждане, не имея возможности прокормить детей, вынуждены были подкидывать их, оставлять в безлюдных местах, обрекая на верную смерть — словом, совершать все то, что строго запрещалось фиванским законодательством. Не исключено, что бедняки иногда пытались продавать детей тайно, вывозя их за пределы государства. Может быть, в «Ахарнянах» Аристофана мы встречаемся с гротескным изображением именно такой тайной продажи (Aristoph. Acharn. 730). Так, обедневший мегарянин пытается сбыть Дикеополю своих дочерей под видом свинок. Он предлагает дочерям на выбор — голод на родине или рабство на чужбине — и они предпочитают последнее. Продажа под видом свинок, возможно, подчеркивает, как худы и некрасивы были эти изголодавшиеся мегарянки, которых Дикеополю еще предстоит откормить. Но скорее всего это может быть истолковано как свидетельство противозаконного характера такой сделки. Конечно, для Аристофана подобный торг — лишь средство для изображения той нищеты, до которой дошли Мегары в результате войны и нарушения торговли с Афинами. Но прием,

34 F. Gr. Hist., 2 Т., А, № 90, fr. 103v (113), стр. 386. Есть основания полагать, что закон о наказании должников функционировал еще в конце VI—начале V в. до н. э. См.: С. Я. Лурье. Беотийский союз, стр. 16.
33

к которому он прибегает, должен был иметь какие-то корни в реальной действительности, иначе он не произвел бы впечатления на зрителей.
За пределами своей страны совершить любую сделку в отношении собственных детей было, видимо, много проще. На чужбине— об этом свидетельствуют и Лисий, и Исократ — даже афиняне могли отдавать детей в заклад, и это не вызывало ни у кого ни малейшего возмущения, но скорее должно было снискать сочувствие. И если в Фивах была разрешена прямая продажа детей самих граждан, то фиванские законы, конечно, не препятствовали закабалению детей чужестранцев. Вероятно, и в других греческих городах чужестранцы могли более свободно распоряжаться судьбой своих детей. Нет оснований при этом полагать, что и в данном случае Афины составляли исключение.
С очень любопытной формой долговой зависимости в Афинах знакомит нас комедия Менандра «Герой». Некий вольноотпущенник, по имени Тибий, занял у своего бывшего господина 2 мины на пропитание мальчика и девочки, которых он выдает за своих детей и которые в действительности были отданы ему на воспитание. Деньги, по-видимому, были заняты на определенный срок, а обеспечением займа послужили дети. В прологе комедии (ст. 3) сказано прямо: ταύτα (άρρεν τε θηλυ) δ' υπέθετο. Тибий, не успев отдать занятые деньги, умер, и дети вынуждены идти в кабалу, чтобы отработать долг ("ό χρέος απεργαζομενος— Ст. 36). В доме их хозяина они, по сути дела, на положении рабов. Об этом мы узнаем из диалога, который подробно знакомит зрителей со всеми предшествующими событиями. Один из двух собеседников спрашивает о девушке (ст. 20): δούλη 'στιν; другой отвечает: ούτως, ήσυχΐ), τρόπον τινά.
Вайс рассматривает указанный случай как возможный пример ответственности за долг отца.35 Однако он не принимает во внимание ни глагол ύπεθετο, ни сообщение о том, что дети должника попадают в положение рабов. Финли с полным правом считает, что у Менандра мы встречаемся с долговой зависимостью (debt bondage).36 Вместе с тем он полагает, что эта сделка была совершена в нарушение или в обход закона.37 Однако в комедии нет ни малейшего намека на противозаконный характер сделки. В кабалу попадают брат и сестра, которых все считают детьми вольноотпущенника, а это, возможно, и не противоречило афинским законам, охранявшим от заклада за долги только афинских граждан. Нет оснований также полагать, что мы имеем дело лишь с выдумкой автора комедии, не отвечающей реальной действительности. Как отмечает Церетели, Менандр «при передаче серьезных

35 Ε. Weis. Griechisches Privatrecht, I, стр. 205 и прим. 42.
36 M. I. Finley. The servile statuses. . ., стр. 177.
37 M. I. Finley. La servitude pour dettes, стр. 183, прим. 77.
34

вопросов жизни... предпочитает передавать ничем не скрашенную правду».38
Итак, отрывки речей Лисия и Исократа, на наш взгляд, не подкрепляют противоречивых сведений Диодора о долговой кабале в греческих государствах. Эти отрывки касаются лишь долгового права греческих государств в отношении чужеземцев. При этом кабальную зависимость взрослых они по существу исключают и свидетельствуют лишь о широком распространении заклада детей неграждан. Одну из форм подобного заклада допускали, возможно, и афинские законы.
Определенный интерес представляет судьба раба Кариона из комедии Аристофана «Плутос». Сам Карион сообщает о себе следующее (ст. 147—148): εγωγέ τοι δια μικρόν άργυρίδιον δούλος γεγένημαι, δια τό μή πλουτεΐν ίσως. С. И. Соболевский — автор одной из позднейших работ об Аристофане,40 справедливо замечает, что причиной рабства Кариона не были ни война, ни разбой, но лишь его бедность в то время, когда он еще был свободным.41 По мнению С. И. Соболевского, Карион был обращен в рабство уже взрослым, так как у ребенка не может быть богатства. Все эти соображения представляются вполне логичными. Трудно тем не менее согласиться с остальными предположениями С. И. Соболевского. По его мнению, Карион, вероятно, эллин и, может быть, даже афинянин. С. И. Соболевский также отмечает, что имя Καριων, по-видимому, есть производное от Кар, тем более что в «Птицах» (ст. 764) прямо упоминается раб-кариец. С. И. Соболевский, очевидно, прав, утверждая, что имя Καριων могло относиться и не только к карийцу, поскольку многие этнические названия превратились уже в имена рабов независимо от их происхож-

38 См.: Г. Ф. Церетели. Комедия Менандра «Герой». СПб., 1911, стр. 21. Церетели не считает эту сделку противозаконной. Указав на ее своеобразный, необычный для греческого законодательства характер, Церетели подкрепляет достоверность сведений комедии «Герой» ссылкой на аналогичный рассказ из комедии Теренция «Сам себя наказывающий» о девушке, оставленной в залог за невыплаченную сумму денег (ст. 600 и сл.). Комедия эта восходит к Менандру.
39 Конечно, можно отнести форму кабальной зависимости, которую мы встречаем у Менандра, к числу полусвободных (μεταξύ ελευθέρων χαί δούλων) состояний. Примеры подобных состояний подробно рассматривает Финли, уподобляя их παραμονή дельфийских надписей. (См.: Μ. I. Finley. The servile statuses..., стр. 175 и сл.). Отметим, однако, что краткость сообщений Лисия и Исократа не дает возможности установить, как выглядел упомянутый ими заклад детей и чем он отличался от долговой зависимости детей неграждан в Афинах. Можно указать при этом, что если Лисий и Исократ определяют участь детей как рабскую (δουλεύειν, δουλεύοντας), то и у Менандра попавшая в зависимость девушка названа δούλη. . . τρόπον τινά.
40 С. И. Соболевский. Аристофан и его время. М., 1957, стр. 302 и сл.
41 Ср. краткое замечание схолиаста (к ст. 148) — δούλος γεγένημοι- πρότερον ών ελεύθερος; оно приведено и С. И. Соболевским.
35

дения.42 Однако из того что Карион носит обычную для раба кличку, совсем не следует, что он эллин. Нам представляется, что раб с греческим именем, привычным для слуха афинян, скорее всего сохранил бы его. В комедиях Аристофана встречается немало рабов с греческими именами, хотя и без всяких указаний на греческое происхождение. Можно предположить, что клички давали чаще всего тем, кто носил труднопроизносимые «варварские» имена. При этом Карионом мог быть назван, конечно, не обязательно кариец, но все-таки раб с Востока, из Малой Азии. Вполне возможно, что эти клички соответствовали хотя бы приблизительно стране, из которой прибыл тот или иной раб.
Обратимся теперь к рассмотрению причин, которые могли привести Кариона в рабство. Их, по мнению С. И. Соболевского, две: 1) если кто-нибудь не уплачивал денег, затраченных другим на выкуп его из плена; 2) если метек не уплачивал подати μετοικιον, С. И. Соболевский отказывается видеть в Карионе несостоятельного должника на том основании, что в Афинах со времени Солона продажа несостоятельных должников в рабство не производилась.43 При решении вопроса о причинах рабства Кариона С. И. Соболевский, очевидно, руководствуется собственным предположением о том, что Карион не просто эллин, но даже афинянин.44 Однако, если отказаться от этого предвзятого мнения, то, как нам представляется, есть основания видеть в Карионе именно несостоятельного должника. В самом деле, его сетования— δια μικρόν άργυρίδιον δουλος γεγένημαι —очень напоминают уже хорошо знакомую нам формулу — μικρών ένεκα συμβολαίων δουλεόειν. Не исключено при этом, что Карион если и не кариец, то все же малоазийский раб. В восточных же районах — об этом мы будем говорить подробнее несколько ниже — различные формы личной зависимости должны были сохраняться и дольше, и прочнее, чем в центральной Греции. Именно поэтому нам кажется, что Фогт, исследовавший вопрос о рабах в комедии Аристофана, имел полное право написать о Карионе: «Wie immer er in Karien in die Sklaverei geraten sein mag, durch Schuldknechtschaft, Selbstverkauf oder Kinderhandel».45 По нашему мнению, Карион скорее всего долговой раб. Однако в рабство он был продан, конечно, не в Афинах, а где-нибудь на Востоке. Карион мог быть и метеком, не уплатившим μετοίκιον. Но кем он ни в коем случае не мог

42 С. И. Соболевский. Аристофан и его время, стр. 297—298.
43 Утверждая, что в других общинах Греции практика порабощения несостоятельных должников продолжала существовать, С. И. Соболевский (Аристофан и его время, стр. 303) ссылается при этом все на те же отрывки из речей Лисия и Исократа.
44 О таком доводе С. И Соболевского в пользу греческого происхождения рабов в комедиях Аристофана, как их чистейший аттический язык, см. главу III, стр. 86, прим. 108.
45 J. Vogt. Sklaverei und Humanität im klassischen Griechentum. Historia, Einzelschrifften, H. 8, 1965, стр. 9.
36

быть — это афинянином, не уплатившим денег, затраченных другим на выкуп его из плена.
Обязательства выкупленного по отношению к тому, кто внес за него выкупную сумму, представляли собой в древности определенную форму долговых обязательств.46 На Крите отношения выкупленного из-за границы (έκς άλλοπολίας) и выкупившего регулировались специальными законами.47 В Афинах IV в. до н. э. мы встречаем упоминание о подобном законе в речи Демосфена против Никострата (LIII, 11)48—οί νόμοι κελεύουσι του λυσαμένου έκ τών πολεμίων είναι τόν λυθέντα έάν μή αποδίδω τά λύτρα.
В литературе этот закон часто рассматривается как исключение из общего правила, запрещающего в Афинах обращение в рабство за долги.4 По мнению Соболевского, как мы видели, за невыплату выкупа из плена афинянин мог стать рабом даже в самих Афинах.
Рассмотрим подробнее обстоятельства, при которых был упомянут этот закон.
Истец Аполлодор и обвиняемый Никострат — соседи по земельным участкам, долгое время находились в дружеских отношениях. Никострат неоднократно управлял хозяйством Аполлодора в его отсутствие. Так было и в тот раз, когда истцу пришлось в качестве триерарха отправиться в Сицилию.50 Однако

46 Так, Демосфен (XIX, 169) сообщает, что во время переговоров с Филиппом многие из пленных, отпущенных на поруки, не надеясь на благоприятный исход, заняли (κ'αδονείζοντο) у него деньги на выкуп.
47 Col. VI, 47—50. Αϊ χ'έδ δυσ[μενίανς] περα[ιοί)εΐ]έχ; άλλοπολίος ύπ' άνάνχας έχόμενος, χελο[μ]ένο τις λόιεται, έπ'ι τοΐ άλλυαιμένοι έμεν, πριν χ'άποδοΐ τό επιβάλλον. Это постановление большинство исследователей относит к выкупу военнопленного. См.: Н. Swoboda. Beiträge..., стр. 197; ср.: R. Sсhlaifеr. Greek theories..., стр. 178. По мнению Казамановой (Очерки социально-экономической истории Крита V—IV вв. до н. э., стр. 123), здесь речь может идти как о пленном, захваченном во время войны между критскими городами и превращенном в раба, так и о должнике, попавшем в кабалу за долги. Интересно отметить, что право на выкупную сумму признавалось только за тем, кто внес ее с согласия пострадавшего. Выкуп без соответствующей просьбы, как и размеры выкупной суммы, могли быть предметом судебного разбирательства. См.: Col. VI, 50—54.
48 Бласс относит речь против Никострата к 366—365 гг. до н. э. По его мнению, эта речь не принадлежит Демосфену. См.: F. Blass. Die Attische Beredsamkeit. Abt. III, 1. Leipzig, 1877, стр. 459 сл.
49 См., например: К. F. Hermann, Th. Τhаlheim. Lehrbuch der Griechischen Rechtsaltertümer. Freiburg—Leipzig, 1895, стр. 20, где говорится сб отмене в Афинах долгового права, и прим. 7: «Doch ein Fall der Schuld-knechtschaft bleibt: der aus der Gefangenschaft in der Fremde losgekaufte Bürger wird, wenn er in der verabredeten Frist das Loskaufgeld nicht zahlen kann, Sklave seines Befreiers». Ср. также: L. Beauchet. Histoire du droit prive de la Republique Athenienne, II. Paris, 1897, стр. 415; С. Φ. Кечeкьян. Государство и право древней Греции. М., 1963, стр. 56; Μ. I. Finley. The servile statuses.. ., стр. 187.
50 Бласс считает, что плавание в Сицилию было связано с теми переговорами, которые афиняне вели с Дионисием I в 370—368 гг. до н. э. См.: F. В lass. Die attische Beredsamkeit, III, 1, стр. 460.
37

с Никостратом в это время случилась беда. У него бежали три раба — из них два принадлежали Аполлодору и один — самому Никострату. Он отправился за ними в погоню, но был захвачен вражеской триерой, отвезен на Згину и там продан. Когда Аполлодор вернулся в Афины, его посетил брат пострадавшего — Дейнон, рассказал о случившемся и занял у Аполлодора 300 драхм на дорогу. При посредничестве Дейнона Никострат получил взаймы деньги на выкуп, был освобожден и вернулся на родину. В Афинах Никострат явился к Аполлодору. Он жаловался на равнодушие родных, показывал раны на ногах от оков, в которых его держали, и просил Аполлодора дать ему денег, с тем чтобы возвратить выкупную сумму (26 мин.). Апполлодор дал ему 1000 драхм51 в качестве эрана (беспроцентного займа) и подарил те деньги, которые были даны Дейнону на дорогу. Спустя несколько дней Никострат опять явился к Аполлодору и со слезами рассказал, что чужеземцы (οι ξένοι) требуют у него всю остальную сумму, одолженную ему для выкупа. Договором же обусловлено, что если выкуп не будет возвращен в течение 30 дней, то сумма удваивается. Свой участок земли Никострат продать не может, так как должен деньги одному из своих родственников и тот не разрешает никому ни купить, ни взять эту землю в залог. Если недостающие деньги не будут внесены в срок, исчезнет всякая надежда расплатиться. Аполлодор потеряет те 1000 драхм, которые он уже дал, а сам Никострат будет уведен в кабалу (αύτός αγώγιμος γένωμαι—говорит он о себе). Если же ему удастся собрать эран и расплатиться с чужеземцами, то он вернет тогда свой долг Аполлодору. Дальше и следовало упоминание об интересующем нас законе: «Ты ведь знаешь, — сказал он (т. е. Никострат),— что и по закону тот, кто выкуплен у врагов, принадлежит выкупившему его, если он не вернет выкупной платы» (του λυσαμένου είναι τόν λυθέντα).
Статья гортинского кодекса, в которой речь идет о выкупе из-за границы, свидетельствует о том, что выкупленный, не вернувший выкупную сумму, становился рабом тут же на Крите. В Афинах до Солона закон, упомянутый у Демосфена (а он, очевидно, древний52), означал, вероятно, то же самое. Но следует ли предполагать, что и в IV в. до н. э. свободный афинянин, выкупленный из плена, мог быть за неуплату выкупа обращен в рабство своим согражданином?
Речь Демосфена не дает для такого предположения никаких оснований. Эта речь посвящена собственно тяжбе, которая возникла в результате событий, развернувшихся после того как Никострат получил необходимые ему деньги. По словам Аполлодора,

51 Υΐλίος τε δραχμάς έρανον ούτω εις τά λύτρι είοοίαοιμι. (Demosth. LIII, 8).
52 Финли называет закон, касающийся выкупа, — peculiar survival (см.: Μ. I. Finley. The servile statuses. . ., стр. 187).
38

Никострат с помощью своего брата Аретузия сразу же начал плести против истца цепь интриг, с тем чтобы уклониться от уплаты полученных в долг денег. Если бы закон о выкупных деньгах давал Аполлодору реальное право обратить Никострата в рабство, то все интриги Аполлодора, равно как и сам этот процесс, были бы невозможны. В речи нет ни малейшего намека на то, что Никострат мог стать рабом своего афинского кредитора. Судя по словам самого Аполлодора, реальную угрозу для Никострата представлял договор, заключенный им с чужеземцами. Однако ответственность перед чужеземцами к отношениям между гражданами не имеет никакого отношения. Заем у Аполлодора Никострат явно предпочитает зависимости от чужеземных кредиторов, связанной уже с международным правом (κοινός νομός).53
Процитированный Никостратом закон об ответственности за выкуп как закон полисный призван был регулировать отношения афинских граждан. Закон этот в IV в. до н. э., очевидно, продолжал существовать в Афинах. Но он вряд ли действовал, подобно многим другим устаревшим, но не отмененным афинским законам. Маловероятно, чтобы этим законом устанавливалась ответственность выкупленных афинян перед их афинскими кредиторами. Конечно, права тех, кто выкупал своих сограждан из плена, должны были как-то гарантироваться. Их интересы, вероятно, охранялись во всяком случае не меньше, чем интересы обычных кредиторов в отношении неоплатных должников, тем более что выкупные операции производились в Греции достаточно часто. Особые заслуги по выкупу сограждан отмечались в почетных декретах.54 Однако в источниках мы не встречаем упоминаний о том, чтобы кто-нибудь употребил во зло свои услуги по выкупу из плена 55 или тем более обратил в рабство выкупленного согражданина. Ссылка на закон о выкупе должна была скорее всего показать то бедственное положение, в которое попал Никострат, и чем он обязан Аполлодору. Но она ни в коей мере не является свидетельством серьезной угрозы со стороны афинских кредиторов. Именно к такому выводу можно прийти при внимательном изучении обстоятельств, изложенных в речи Демосфена. Для каких-либо более определенных заключений и, в частности, для ответа на вопрос — имел ли интересующий нас закон какую-ни-

53 См. прим. 65 (настоящее издание), где приведено мнение Миттайса, согласно которому городское право в греческих полисах не могло регулировать отношений с чужеземцами, так как это входило в область международного права.
54 Смотри об этом подробнее в III главе, стр. 80—81, прим. 96.
55 Как об этом свидетельствует речь против Никострата, для выкупа (εις τά λύτρα) предоставлялся беспроцентный заем (ό έρανος—-см. Demosth. LIII, 8 и 11). Демосфен (XIX, 170) специально отмечает, что даже тем гражданам, которые заняли у него деньги на выкуп, прежде чем Филипп согласился отпустить остальных, он отдал выкупные деньги в подарок (έδωχα δωρειάν τα λύτρα).
39

будь связь с международным правом, мы располагаем слишком скудными сведениями.56
В Афинах, как уже говорилось, продаже в рабство подлежали метеки за неуплату подати (μετοίκιον). Продавали в рабство вольноотпущенников в случае нарушения ими своих обязанностей, а также чужеземцев за попытку незаконно присвоить права афинского гражданства.57 Афинские законы, как и законы других греческих государств, возможно, не препятствовали даже закладу детей неграждан за долги. Но нет никаких оснований утверждать, что афинский гражданин мог стать в Афинах рабом за какой бы то ни было частный долг, в том числе за долг по выкупу из

56 В литературе мы встречаем ссылки на Лисия (IV, 13), где, по мнению некоторых исследователей (см., например: RE, Hbbd. XXVII, 1928, s. v. λύτρον, стлб. 74), упомянут закон о выкупе, аналогичный тому, на который ссылается Демосфен. Интересующий нас фрагмент из IV речи Лисия содержит обоснование прав ответчика на допрос под пыткой рабыни, которая, как он утверждает, принадлежит ему так же как и истцу. Понимание данного отрывка очень затруднительно, тем более что текст рукописи испорчен. В последних изданиях принято чтение — ε! εις μέν λόσιν τοϋ σώματος [έδωχα το άργύριον] έχ τών πολεμίων έζήν αν μοι χρήοθαι αύτη 'ό τι έβουλόμην, χινδυνεύ-οντι δέ μοι χτλ (см.: Lysiae Orationes, ed. Th. Thalheim. Lipsiae, 1910; ed. C. Hude. Oxford, 1912). Возможно также чтение δεδωχότ'.. Его дает Ватиканская рукопись среди исправлений, внесенных рукой переписчика. Основной вопрос при толковании этого отрывка — чей выкуп из плена имеет в виду ответчик. Если речь идет о рабыне, тогда, действительно, у Лисия мы встречаем упоминание о законе, который отдает выкупленного в рабство тому, кто внес выкупные деньги. Но при этом остается неясным, в чем заключается противопоставление одной части фразы другой, на которое указывают частицы μέν и δέ, поскольку сравниваются ситуации, в которые попадают разные люди: рабыня и ее хозяин. С. И. Соболевский (см.: Лисий. Речи. Перевод, статьи и комментарии С. И. Соболевского. Academia, Μ. — Л., 1933, стр. 79) переводит эту фразу так: «для освобождения себя из неприятельского плена я мог бы сделать с ней что угодно». Перевод С. И. Соболевского кажется нам вполне обоснованным, поскольку при таком понимании текста ход рассуждений ответчика представляется вполне логичным: для своего освобождения из плена он мог бы сделать с этой рабыней что угодно (т. е., очевидно, продать, для того чтобы выручить деньги), а теперь, когда речь идет об изгнании из отечества (ответчик обвиняется в покушении на убийство), он лишен возможности подвергнуть ее допросу под пыткой. Дальше та же мысль выступает еще более отчетливо: χα'ι μεν δή πολύ άν οιχαιότερον έπ'ι ταύτΐ) τη αιτία βασανισθεί*] ή έπ'ι τή έχ τών πολεμίων λύσει πραθείη.
В данном случае речь уже вполне определенно идет о возможности продажи рабыни для выкупа из плена хозяина. (См.: F. Blass. Die attische Beredsamkeit. 2 Aufl., Abt. I. Leipzig, 1887, стр. 585). Ответчик утверждает, что подвергнуть рабыню пытке гораздо более справедливо, чем продать ее (так как деньги для выкупа из плена можно достать и другими способами, а для спасения от личных врагов иного средства, как допрос рабыни под пыткой, нет). Это единственное упоминание о выкупе из плена в IV речи Лисия. Оно, на наш взгляд, носит чисто риторический характер и не имеет ничего общего с законом о выкупе, на который ссылается Демосфен.
57 См. об этом подробнее: К. F. Hermann, Th. Thalheim. Lehrbuch der griechischen Rechtsaltertümer, стр. 20—21; L. Beauchet. Histoire du droil prive. . ., II, стр. 416 и сл.
40

плена. Нет также оснований предполагать, что в других развитых греческих общинах дело обстояло иначе.
Особую сложность представляет вопрос об ответственности граждан в греческих городах за государственный долг. В литературе неоднократно утверждалось, что отмена долговой кабалы даже в Афинах не распространялась на государственных должников.58 Однако, по справедливому замечанию Я. А. Ленцмана, эта точка зрения недостаточно подкреплена фактическим материалом.59 Как полагает Свобода, обращение в рабство в Греции даже за государственные преступления случалось крайне редко. Однако в тех случаях, когда граждан все же наказывали продажей в рабство, их должны были продавать за пределы государства.60 В этой связи интересное свидетельство можно найти в более позднем александрийском законе.
В дошедших до нас Δικαιώματα есть специальное установление (строки 219—221): 61 Περί τ[ών] πολιτών όπως μή δ[ο]υλεόωσιν. Ό Άλεξανδρεϋς τωι | Άλεξα[ν]δρει μή δουλεϋέτω μηδέ ή 'Αλεξανδρ'ις τδι | Άλεξα[ν]δρεΐ μηδέ τήι 'Αλ[ε]ξανδρίδι.
По этому закону ни один гражданин или гражданка Александрии не могли «рабствовать» у александрийца. Вместе с тем в Δικαιώματα при перечислении законов, касающихся гражданских тяжб, встречается право взыскания έκ των υπαρχόντων, εάν δέ μή έκποιήι, και έκ τοο σώματος (строки 117—120). По мнению издателей, это установление включает в себя и право кредиторов в отношении неоплатных должников.62 В Птолемеевском Египте закабаление за долги было распространено достаточно широко.63 По мнению Вестерманна, закон Бокхорида был забыт уже во времена персидского владычества, и Птолемеи, узаконив рабство-должничество, следовали при этом местной практике.64

58 См., например: Е. Weiss. Griechisches Privatrecht, I, стр. 499, прим. 9 и стр. 508; ср. также: W. L. Westermann. The slave systems..., стр. J); J. Η. Oliver. On the Ephesian debtor law of 85 b. c. American journal of philology, LX, 1939, стр. 469.
59 Я. А. Ленцман. Рабы в законах Солона. ВДИ, 1958, № 4, стр. 54, прим. 9.
60 Так, Я. А. Ленцман (там же, стр. 57) высказывает предположение, что дочерей и сестер афинян, уличенных в прелюбодеянии и подлежавших, по закону Солона, продаже в рабство, продавали за пределы Аттики.
61 Dikaiomata. Auszüge aus Alexandrinischen Gesetzen und Verordnungen herausgegeben von der Graeca Halensis. Berlin, 1913, стр. 23 и комментарий, стр. 122—124.
62 Dikaiomata. . ., стр. 19 и комментарий, стр. 81.
63 См.: А. Б. Ранович. Эллинизм и его историческая роль. М.—Л., 1950, стр. 205—206: см. также: R. Taubenschlag. The ancient greek-city laws..., стр. 472. Ср.: К. К. Зельин. Исследования по истории земельных отношений в Египте II—I веков до нашей эры. М., 1960, стр. 157 сл.
64 W. L. Westermann. The slave systems..., стр. 50—53. Зельин (там же, стр. 137) не решает окончательно вопроса о том, как объяснить возможность порабощения греков — влиянием ли вековых обычаев Востока или же тем, что и в Греции запрещение в Аттике долговой кабалы не отра-
41

Александрийский закон, таким образом, содержит взаимоисключающие положения: запрещение держать в рабстве полноправных граждан и право на личность должника (в законе отсутствуют какие бы то ни было оговорки, на основании которых можно было бы заключить, что это право осуществлялось только в отношении местного неполноправного населения). Большинство исследователей считает, что это противоречие устранялось предписанием продавать несостоятельных должников за пределы государства. Эта часть закона, как предполагают, была просто опущена человеком, который списывал александрийские законы.65
Исследователи, однако, расходятся в определении корней такого предписания. По мнению Вестерманна, александрийское постановление, узаконившее местную практику порабощения должника, связано полностью с местными религиозно-племенными представлениями, не допускавшими порабощения a fellow member of the cult community and the political group. Вестерманн категорически отвергает точку зрения издателей Δικαιώματα, усматривающих в александрийском установлении связь с греческими законами, не сохранившимися до нашего времени. Точку зрения издателей Δικαιώματα разделяют, однако, такие крупнейшие знатоки греческого права, как Вайс66 и Свобода.67 По их мнению, в греческом праве, как и в римском, мог существовать закон об обязательной продаже должников за границу.68 Сторонники этого
жало юридической практики других эллинских городов. С его точки зрения, однако, вероятнее второе.

65 См.: L. Mitteis. Dikaiomata. Zeitschrift der Savigny-Stiftung für Rechtsgeschichte, Bd. XXXIV, Romanistische Abteilung, 1913, стр. 462—463. Статья представляет собой критику комментария издателей «Dikaiomata». Издатели, в частности, считают, что в александрийском законе не оговорен и, следовательно, как бы допускается случай, когда несостоятельный должник присуждался к отдаче в рабство кредитору, не имевшему прав александрийского гражданина. Миттайс вполне справедливо указывает по этому поводу, что с античной точки зрения городское право не может регулировать отношений с чужеземцами. Это уже область международного права. Вместе с тем Миттайс считает невероятным, чтобы александриец мог стать рабом кредитора, не пользовавшегося правами александрийского гражданина. Следует отметить также сомнения другого порядка. В законе говорится, что александриец не может быть порабощен александрийцем. В то же время указано, что александрийская гражданка не может быть порабощена ни гражданином, ни гражданкой. Остается еще один случай — порабощение гражданина гражданкой, специально не оговоренный и тем самым как бы возможный. Однако Вайс отмечает, что смысл такого исключения непонятен. Параллели для него в истории права отсутствуют. Вайс принимает точку зрения издателей, по мнению которых переписчик и в данном случае включил только то, что его особенно интересовало. См.: Е. Weiss. Griechisches Privatrecht, I, стр. 505.
66 Вайс, правда, склонен относиться к александрийскому закону с осторожностью (см.: Е. Weiss. Griechisches Privatrecht, I, стр. 503—505).
67 Η. Swoboda. Beiträge. . ., стр. 204, ср. также стр. 223.
68 Как уже указывалось, в Риме по Законам XII таблиц несостоятельного должника продавали trans Tiberim. См. стр. 26 и прим. 8 (настоящее изд.), где излагается точка зрения ученых, по мнению которых и в Афинах до Солона долговых рабов из граждан продавали за пределы Аттики.
42

взгляда привлекают в качестве параллели к александрийскому закону галикарнасскую надпись Лигдамида.69 Эта надпись содержит постановление граждан Галикарнасса 457 г. до н. э. Здесь мы ограничимся указанием лишь на одну особенность этого постановления, устанавливающего меру наказания для тех граждан, которые попытаются внести изменения в решения народного собрания: имущество этих граждан конфискуется, а их самих изгоняют из Галикарнасса навсегда. Если же за имущество будет выручено менее десяти статеров, тогда его владелец должен быть продан за пределы Галикарнасса также без права возвращения на родину.
Весьма примечательным нам представляется то, что наказанием за политическое преступление (попытку внести изменения в законодательство) по галикарнасскому закону является собственно штраф в 10 статеров и изгнание. Продажа в рабство предусматривалась только для тех, кто был не в состоянии уплатить штраф государству и тем самым оказывался должником государства. Следовательно, продаже в рабство политический преступник подлежал уже не за само преступление, но за долг государству, т. е. как несостоятельный должник.70
Особый интерес в данном случае представляет обязательное условие продажи такого несостоятельного должника за границу. Как нам представляется, продажа гражданина по тем или иным причинам за пределы государства была мерой, необходимой для сохранения мира и порядка.71 Вряд ли можно было рассчитывать на полное повиновение раба, сохранявшего тесные связи с гражданами, с большим числом родственников у себя на родине, где все ему напоминало о вчерашней свободе. Такой раб представлял слишком большую угрозу внутреннему миру и не только в период обострения социальной борьбы. Галикарнасский закон, с нашей точки зрения, подтверждает, что в греческом праве мог существовать закон об обязательной продаже граждан (за долг или преступления) за пределы государства. Закон этот нашел свое отражение и в александрийском кодексе.
В том же Галикарнассе, однако, была найдена надпись V— IV вв. до н. э., по свидетельству которой должники становились рабами у себя на родине.72 В этой надписи говорится о должниках

69 Ditt. Syll.3, 45. Подробный анализ надписи Лигдамида см. в главе IV, стр. 1 14.
70 Издатели Δικαιώματα сопоставляют формулировку александрийского кодекса о должниках — έχ τών υπαρχόντων, έάν δέ μή έχποιήι, χα'ι έχ τοΰ σώματος— с галикарнасским законом, где устанавливается та же последовательность: τά έόν[τα] αύτοΟ πεπρήσθω. . . ην δέ μή ήι αΰτώι άξια δέχα [στα]τήρων, αυτόν [π]επρήσθαι έπ' [έξα]γωγήι. См.: Dikaiomata. . ., стр. 81.
71 Вайс отмечает, что продажа в другие страны могла быть наказанием и для провинившегося раба (см.: Е. Weiss. Griechisches Privatrecht, I, стр. 504, прим. 22).
72 Syll.3, 46. Подробный анализ этой надписи и об ее датировке см. в главе IV, стр. 116.
43

бога Аполлона, Афины и Девы. Первая категория должников, занимая деньги у храма, обеспечивала заем своим имуществом. Ввиду того что деньги в срок не были выплачены, их имущество поступает в продажу. За списком купивших имущество должников бога следует вторая рубрика: [οίδε έπρίαντο τούς όφειλόν]τας τοις θεοΐς ... [και αυτούς κ]αι ών ίκνέονται.73 Эта формула — και αυτούς και ων ιχνεονται — повторяется многократно. Встречается даже και ων ίκνειται πάντων, т. е. покупают и самих должников,
и все их имущество. Как мы видим, в надписи речь идет о продаже должников на месте. Обязательное условие επ εξαγωγή, с которым мы сталкивались в галикарнасской надписи 457 г. до н. э., отсутствует. По мнению Вайса,74 это отличие определяется тем, что в данном случае речь идет о должниках бога.
У первой категории должников в продажу поступает собственность, служившая, по-видимому, обеспечением долга. Вторая категория должников бога также располагает каким-то имуществом, которое не отделяется от их владельцев. Должник Поступает в продажу со всем тем, что ему принадлежит. Его имущество не распродается, для того чтобы покрыть долг, как это должно было быть сделано для уплаты штрафа в 10 статеров за попытку внести изменения в законодательство. Все эти обстоятельства дают основание предположить, что продажа должников бога не означала для них полного порабощения. Храм продавал не людей, а их долговые обязательства. Зависимость, в которую попадал должник, определялась размерами долга, который ему предстояло выплатить. Оссулье 75 считает, что ίκνέονται означает право не только на то, чем должник владеет, но и на то, что он в будущем может приобрести. Покупатель, по-видимому, получал полное право на заработок должника, но вряд ли мог распоряжаться по своему усмотрению его личностью. Об этом, возможно, свидетельствует продажа одного должника сразу четырем покупателям. При этом каждый покупатель вносит за него различную цену. Нельзя не согласиться с Оссулье, что речь идет, вероятно, о покупке не самого должника, а его долговых обязательств. Должник занял деньги у храма четыре раза и выдал четыре обязательства на разные суммы. Именно поэтому в надписи фигурируют четыре покупателя и четыре различные денежные суммы. Маловероятно, чтобы все четыре владельца одного раба приобретали его за разную цену в полную собственность. Скорее каждый из них имел право на выплату определенной суммы, пропорциональной приобретенному долговому обязательству. Нельзя сказать ничего определенного о том, в каких формах выражалась зависимость долж-

73 Несмотря на то что текст сильно разрушен, Оссулье (см.: В. Haussoullier. Inscription d'Halicarnasse. ВСН, 4, 1880, стр. 309 и сл.) считает восстановление достоверным.
74 Е. Weiss. Griechisches Privatrecht, I, стр. 504, прим. 22.
75 См.: В. Haussoullier. Inscription d'Halicarnasse, стр. 313 и сл.
44

ника от его покупателей. Но, по всей вероятности, власть покупателя не была полной и окончательной. Возможно, у этих должников, поступавших в продажу в самом Галикарнассе, зависимость представляла собой промежуточное состояние между свободой и рабством.76 Когда же речь шла о полной потере свободы за неуплату личного долга (как в Александрии) или за политическое преступление и неуплату долга государству (так, нам представляется, можно толковать галикарнасский закон), то предписывалась обязательная продажа за пределы государства.
В Галикарнассе сохранение определенных форм долгового рабства было, как и в Египте, вызвано, очевидно, влиянием местной традиции, которая была достаточно сильна во многих районах Малой Азии.77 Не исключено, что местная традиция сказалась также и в жестокости тех мер, к которым прибегали галикарнассцы в ходе политической борьбы, отраженной в законе 457 г. до н. э. Финли отмечает, что в восточных районах прочнее и дольше, чем в центральной Греции, сохранялись различные формы долговой зависимости.78
К IV в. до н. э. рабство-должничество не играло в Греции заметной роли. Недаром Аристотеля, пристально изучавшего современную ему общественную жизнь, вопрос о рабах-должниках не интересует. А между тем если бы долговое рабство играло по-прежнему существенную роль, Аристотель вынужден был бы коснуться его в связи с основной темой своего исследования — о причинах упадка греческих полисов. Уже в древности, как об этом свидетельствует Диодор, прекрасно понимали, что долговая кабала подтачивает крепость государства. Сплочение коллектива рабовладельцев достигалось в первую очередь отменой или во всяком случае ограничением долговой кабалы. Аристотель подчеркивает, что до Солона самым тяжелым и горьким из тогдашних условий государственной жизни было рабское положение народа. Речь идет не только о лишении гражданских прав. Солон выступил защитником народа, рабскому положению которого способствовало суровое долговое право — займы под обеспечение личной кабалой.79 Солон,

76 См. прим. 39.
77 В Галикарнассе и язык, и культура гораздо медленнее, чем, например, на Родосе, поддавались эллинизации. Еще в V в. до н. э. в документах Галикарнасса встречается множество карийских имен, как отмечает Гиллер фон Гертринген. См.: RE, Supplbd. V, 1931, s. ν. Rhodos, стлб. 739.
78 Μ. I. Finley. The servile statuses. . ., стр. 189.
79 Aristot. Resp. Athen., II, 2. ο! δανεισμοί πάσιν έπ'ι τοις σώμααιν ήσαν μέχρι Σόλωνος. ούτος δέ πρώτος έγένετο τοΰ δήμου προστάτης, χαλεπώτατον μέν Ouv xal πιχρότατον ήν τοις πολλοίς των χατά τήν πολιτείαν τό δούλευειν. Фразой χαλεπώτατον μέν ouv Аристотель подводит общий итог всему сказанному выше; на «итоговый» характер фразы указывает и Ouv. Ср. также VI, 1: Σόλων τόν τε δήμον ήλευθέρωσε, και έν τώ παρόντι χαί εις τό μέλλον, κωλόσας δανείζειν έπ'ι τοις σώμασιν. Ср. также IX, 1: δοκεΐ δέ τής Σόλωνος πολιτείας τρία ταΰτ' είναι τά δημοτικώτατα' πρώτον μέν και μέγιστον το μή δανείζειν έπ'ι τοις σώμασιν.
45

по мнению Аристотеля, сделал афинян свободными. Однако свободными для Аристотеля были не только афиняне, но и все греки (см., например: Aristot. Polit. VII, 1327b, 29—33).
Гарантия от закабаления согражданами в пределах полиса, известное равенство перед законом было юридической основой как тимократических, так и в особенности демократических греческих государств. Любой член греческой общины, богатый или бедный, ощущал себя прежде всего свободным и полноправным гражданином, как бы ни были призрачны его права. Именно неприкосновенность личности свободного гражданина греческого государства — своеобразный habeas corpus — была одной из причин, породивших сознание превосходства над варварами — рабами одного человека.80 Сознание собственной свободы не могло бы быть столь ярким и определенным при сохранении в полном объеме угрозы закабаления своими же согражданами. Как мы видели, в Афинах одним из «составных элементов» свободы была отмена долговой кабалы. Вместе с тем в источниках свобода афинян никогда не противопоставляется свободе других греков. Именно поэтому нет оснований считать, что Афины были каким-то исключением из правил.
Развитие рабовладельческого государства неизбежно приводило к ограничению или полной отмене рабства-должничества. Об этом свидетельствует история римской республики. В числе других завоеваний римских плебеев, одержавших победу над родовой патрицианской аристократией, видное место занимает lex Poetelia Papiria, по существу провозгласивший неприкосновенность личности. По этому закону никто, кроме действительных преступников, не должен был содержаться в колодках или оковах. Запрещалось также брать должников в кабалу. Впредь за долги должно было «отвечать имущество должника, а не его тело». Ливий (VIII, 28) называет год, в который был принят закон об уничтожении рабства за долги, «новым годом свободы для римских плебеев». Интересно отметить сходство формулировок закона об отмене долговой кабалы в греческой и римской литературе.81 Оно свидетельствует о большой популярности этого установления в греческом мире, оказавшем большое влияние на развитие римской культуры.
По нашему мнению, исследователи, которые считают возможным усматривать существование долгового права во всех государствах, кроме Афин, не располагают вескими аргументами, доказывающими его существование в развитых рабовладельческих странах. По существу, единственный автор, упоминающий о широком

80 См., например: Demosth. XIV, 32. Былой свободой греки продолжали гордиться и во времена римского владычества, лишившего их даже тени самостоятельности. См.: Phil. V. Α. VIII, 7, р. 161, где подчеркивается, что в противоположность варварам, равнодушным к рабскому состоянию, эллины «доселе влюблены в свободу».
81 См.: Е. Weiss. Griechisches Privatrecht, I, стр. 508—509.
46

распространении долговой кабалы в Греции — это Диодор. Но Диодор все же поздний автор. В его время в греческих городах, пришедших в полный упадок, самозаклад мог уже снова практиковаться. Да и сам рассказ Диодора содержит так много неясностей, что совершенно необходимо найти ему какие-то параллели или же подтвердить его свидетельством более ранних источников. Привлекаемые же с этой целью отрывки из Лисия и Исократа сообщают лишь о закладе детей чужестранцев в греческих городах.
Характерно еще одно обстоятельство — в греческом языке отсутствует специальное слово, обозначающее раба или рабство за долги, аналогичное римскому nexus и nexum.82 Вайс, правда, пытается усмотреть влияние аттической прозы в толковании слова εξελευθερος (как отпущенного долгового раба) у поздних грамматиков. Однако, как отмечено в словаре Лидделл-Скотта: «The special application of έ. to a released debtor (cf.: Amnion, p. 23 V., Eust. 1751.2) is not confirmed by usage».83
Нам представляется несомненным, что во всех греческих государствах борьба против господства родовых отношений была связана так или иначе с ограничением долгового права. Интересы рабовладельческого государства требовали создания прочного гражданского ополчения. Отмена пережитков родового строя проводилась прежде всего для сохранения крестьянства — основы гражданского ополчения.
Борьба с остатками родового строя в различных греческих государствах — Мегарах, Аргосе, Коринфе, Сикионе, Милете, Самосе, Родосе, Хиосе и других — привела к установлению самых разнообразных политических режимов. Но долговое рабство было отменено во всех передовых греческих государствах, где ремесло и торговля достигли высокого уровня развития. Крестьянство могло одолеть родовую знать только в союзе с торгово-ремесленным классом.
Как в Афинах, так и в других греческих государствах запрет порабощения сограждан открыл пути для усиленного привоза рабов извне.84
Вероятно, в наиболее развитых рабовладельческих полисах борьбе против родовой аристократии сопутствовало проведение реформ, направленных к упрочению гражданского коллектива, и в том числе реформ, запрещающих или существенно ограничивающих самозаклад. Нельзя не учитывать при этом, что по всей вероятности повсюду в Греции сохранялись остаточные явления прежней практики самозаклада.

82 Это обстоятельство было отмечено Финли (см.: Μ. I.Finley La servitude pour dettes, стр. 160).
83 См.: E. Weiss Griechisches Privatrecht, I, стр. 508, прим. 37; ср.: Liddell-Scott, s. v.
84 См.: Я. А. Ленцман. Рабы в законах Солона, стр. 54.
47

По нашему мнению, в наиболее «чистом», т. е. наиболее близком к афинскому, виде отмену самозаклада нужно ожидать в тех высокоразвитых полисах, где греки или не сталкивались с сильным местным влиянием, или с самого начала отгородились от местного влияния.
На Хиосе, как об этом свидетельствует отрывок «конституции»,85 в самом начале VI в. до н. э. были проведены демократические реформы. Хотя сохранившийся отрывок сообщает лишь о правах народного собрания, есть основания полагать, что права народа могли быть защищены также и отменой самозаклада.
Виламовиц-Моллендорф ставит эти реформы в один ряд с солоновскими. Он полагает, что хиосские реформы даже старше афинских, что, по его мнению, вполне естественно, так как «основания для организации греческого общества и греческого государства были заложены в Ионии».86
Отмена долгового рабства пролагала непроходимую грань между свободным бедняком и рабом. На Хиосе, где насчитывалось большое число рабов, гражданский коллектив благодаря этому мог сохранить единство и сплоченность. В противном случае он был бы беззащитен перед лицом рабов.
Конечно, данные источников очень скудны. Но все же в таком полисе, как Хиос, мы вправе ожидать последовательного проведения реформ для укрепления гражданского коллектива и, следовательно, минимальных «остаточных явлений» практики самозаклада.
Совсем иначе обстояло дело в тех районах, где греки столкнулись с прочной местной традицией, во многом усвоили ее и применились к ней. Об этом мы можем судить на основании документов из Галикарнасса и Александрии. Здесь, как мы видим, долговая кабала по-прежнему угрожает свободному греку. Гражданский коллектив этих полисов прибегает к иным мерам самозащиты: кабального раба продают за пределы государства. Когда продажа производится на месте, она, возможно, носит условный характер: покупатель получает право на труд, но не на личность должника.
Древние прекрасно понимали тот вред, который наносила гражданскому коллективу, его единству и боеспособности долговая кабала. У нас есть основания считать, что внутри большинства греческих общин свобода граждан находилась под защитой закона.

85 См.: М. N. Tod. A Selection of Greek Historical Inscriptions, v. 1!. Oxford, 1946, № 1.
86 U. Wilamowitz-Moellendorff, von. Nordionische Steine. Abhandlungen der Königlich Preussischen Akademie der Wissenschaften. Philosophisch-historische Classe. Berlin, 1909, стр. 64 и сл. Ср.: J. Α. Ο. Larsen. The origin of the counting of votes. Classical philology, v. 44, 1949, № 3, стр. 170 и сл., а также: L. Η. Jeffery. The Courts of justice in archaic Chios. BSA, LI, 1956, стр. 166—167.
48

Положение резко менялось, когда грек покидал пределы своей родины. Его свободе угрожали пираты, торговцы рабами. Но в периоды затишья, когда между греческими городами царил мир, находились средства для борьбы с этой опасностью. Похитители рабов и пираты были вне закона в греческих полисах.
Самой серьезной угрозой свободе эллинов, как об этом можно судить, например, по диалогам Платона, были междоусобные воины греков. Для того чтобы ответить на вопрос о гранях, отделявших в Греции свободных от рабов, необходимо познакомиться с практикой порабощения военнопленных-эллинов в Греции.

Подготовлено по изданию:

Д.П. Каллистов, A.A. Нейхард, И.Ш. Шифман, И.А. Шишова
Рабство на периферии античного мира. Л., Издательство "Наука", 1968.



Rambler's Top100