ГЛАВА III
После смерти Александра сразу обнаружилась непрочность созданной им великой державы, для которой не было достаточных экономических и политических предпосылок. Экономическую основу завоеваний Александра составляли потребности не столько производства, сколько торгового оборота. На громадной территории нового царства не могла создаться единая экономика, основанная на общественном разделении труда, включающая в свою систему все слои населения,. Пестрый конгломерат народов, объединенных в царства Александра, мог использовать создавшееся единство только для развития торговли; поэтому торговые города, а в этих городах богатые слои общества, могли быть заинтересованы в сохранении этого единства. Народные массы оставались пассивными и вряд ли были склонны бороться за сохранение державы Александра. Понадобилось сорок лет, жизнь целого поколения, чтобы на месте громадного, но не сцементированного, лишь поверхностно объединенного мирового государства образовались менее крупные, зато более устойчивые монархии, где именно благодаря их не столь грандиозным масштабам стала возможной и большая степень экономического единства. Широкие замыслы Александра не были осуществлены, но они указали путь следующему поколению, и в муках войн диадохов, преемников Александра, родились эллинистические государства Селевкидов, Птолемеев, Антигонидов, эллинистическая культура, новые формы рабовладельческой экономики.
Александр не успел создать и прочных политических форм нового типа государства. Не было создано крепкого аппарата управления, который мог бы продолжать автоматически действовать и после смерти Александра. Македония, «свободная»
Эллада, эллинистические вольные города Азии, греко-македонские колонии, восточные сатрапии, храмовые территории и иерократии, полуварварские и варварские племена, управляемые своими племенными вождями и династами, — все эти разнохарактерные области и территории находились как бы в личной унии под властью Александра, не составляли органической части единого целого; это единое целое было только намечено.
Вполне естественно, что после смерти Александра проявились противоречия между разнородными элементами, в совокупности своей составлявшими при жизни Александра его государственную организацию.
История периода диадохов, сложная и запутанная, недостаточно освещена в источниках. Для этого времени наука не располагает таким первоклассным источником, каким для периода Александра являются труды Арриана, написанные хотя почти через пятьсот лет после Александра, но по хорошим источникам и с большим знанием дела. Арриан написал также историю событий после Александра (до 320 г.) в 10 книгах, но от нее дошли только незначительные остатки. Высоко ценилась в древности история диадохов, написанная современником и участником событий Иеронимом из Кардии, но его сочинение не сохранилось. Не дошло до нас и произведение другого современника, Дурида, тирана Самосского; его «История» в 27 книгах, доведенная до 281 г., была ниже по своей исторической ценности, чем труд Иеронима; в ней больше было элементов риторики и занимательного рассказа; именно потому она пользовалась большой популярностью. Таким образом, в основном приходится пользоваться трудами поздних писателей: Диодора в книгах 18—20 его «Библиотеки» (до 302 г.), Трога Помпея в пересказе Юстина (до Пирра), биографиями Плутарха (Фокион, Эвмен, Деметрий, Пирр) и Корнелия Непота (Эвмен). Все эти произведения восходят к Иерониму из Кардии и Дуриду, но большей частью через вторые-третьи руки. Материал источников непрерывно пополняется эпиграфическими данными; их для этого бурного периода пока недостаточно, но все же они вносят существенные коррективы и дополнения к литературным данным.
Неожиданная смерть Александра поставила вопрос не только о преемнике власти умершего, но и о характере этой власти. Тенденция к децентрализации державы Александра проявилась уже во время индийского похода, когда некоторые сатрапы пытались использовать отсутствие царя, чтобы повести самостоятельную политику. Александр по возвращении из Индии сурово расправился с ними, но после его смерти центробежные силы должны были усилиться. Главная опора
Александра, македонское войско, в большинстве — крестьяне, не было заинтересовано в осуществлении его широких замыслов. Оно оставалось македонским, и это обстоятельство вызвало, как мы видели, серьезный конфликт между ним и Александром, пытавшимся создать войско нового типа, привлекая в него «варваров» Востока. Поэтому пешее войско считало необходимым сохранить трон Македонии за домом Филиппа и настаивало на провозглашении царем слабоумного Арридея, сына Филиппа II; напротив, македонская знать, служившая в коннице Александра, предлагала выждать, пока Роксана, ожидавшая ребенка, родит, и если это будет сыи, сделать его наследником власти царя. Сторонники этого предложения руководились неодинаковыми целями; как показали последующие события, некоторые из сподвижников Александра хотели таким путем сохранить державу Александра и продолжить его дело; другие видели в отсрочке решения вопроса о престолонаследии средство осуществить свои личные честолюбивые планы — создать себе независимые владения.
В конце концов было достигнуто соглашение. Арридей, принявший имя Филиппа (III), и будущий сын Александра должны были унаследовать царство сообща. Когда вскоре Роксана родила сына, он и стал царем иод именем Александра IV. Конечно, власть и Филиппа Арридея и Александра IV была номинальной. Для фактического управления государством необходимо было назначить регента. В источниках нет полной ясности относительно организации регентства. По Арриану, верховное руководство царством (προστασία τής βασιλείας) было поручено популярному полководцу. Кратеру, военное командование возложено на Пердикку. Диодор (XVIII, 2-3) называет Пердикку επιμελετης της βασιλείας, которому было поручено «руководство всем» (ή των όλων ήγεμονία). Это расхождение в источниках надо объяснить тем, что Кратер не мог вступить в исполнение своих обязанностей, так как находился в то время в пути, направляясь во главе отпущенных Александром 10 000 ветеранов в Македонию, где должен был сменить Антипатра. Таким образом, фактически власть оказалась в руках хилиарха Пердикки.
На том же совещании в Вавилоне, где был решен вопрос
о власти, были распределены и сатрапии. Большинство сатрапов Александра сохранило свои должности. Антипатр остался в Европе с титулом στρατηγός αύτοκράτωρ, Антигон получил Фригию. Ликию и Памфилию, Птолемей —Египет. Лисимах — Фракию и Понт. Леоннат — Геллеспонтскую Фригию. Секретарь Александра грек Эвмея получил не завоеванную пока Александром Каппадокию и Пафлагонию. Пифон — Мидию.
Руководители государства были люди самые различные по характеру, воспитанию, образу мыслей. Пердикка был человек ограниченный и слишком прямолинейный для обстановки, требовавшей гибкости и умения маневрировать среди противоречивых интересов. Птолемей — уравновешенный политик, настойчивый в проведении своих планов, но осторожный дипломат. Антипатр — ревностный служака, преданный дому Филиппа, ставивший интересы дела, которому служил, выше личных. Антигон не сразу проявил свои способности и таланты; это был политический деятель большого масштаба, с широким кругозором, сумевший впоследствии выдвинуться на первое место среди диадохов. Эвмен — единственный не-македонец среди диадохов — изображается в источниках энергичным, находчивым, блестящим стратегом, неуклонно преследовавшим одну цель — сохранить целостность созданного Александром государства. Но эти столь разные люди, преследовавшие часто личные цели, руководившиеся собственным честолюбием, ставившие себе порой весьма ограниченные местные задачи, в конечном счете делали одно и то же дело. Сначала под флагом борьбы за устройство державы Александра, затем под собственным знаменем, во имя создания собственных государств, диадохи осуществляли — ощупью, ценой многочисленных человеческих жизней и расточения больших материальных средств — поставленную жизнью задачу: на основе наследия Александра создать не столь крупные, но более устойчивые государственные объединения, больше соответствующие реальным экономическим условиям, способные поддержать пришедшее в упадок рабовладельческое общество, развить его экономику и культуру.
В начале своей кратковременной карьеры Пердикка должен был принять меры к подавлению попыток эллинов освободиться из-под власти Македонии. В Бактрии подняли восстание греческие войска численностью в 20 000 человек пехоты и 3000 конницы. Против них был направлен сатрап Мидии Пифон. Повстанцы были разбиты и большей частью уничтожены (Diod., XVIII, 7). При известии о смерти Александра Родос изгнал македонский гарнизон и объявил себя независимым.
Серьезные события произошли в материковой Греции. Недовольство здесь усилилось после указа Александра о возвращении изгнанников. Для Афин это означало потерю острова Самоса, где с 368 г. утвердились афинские клерухи на земле изгнанных. Для Этолии осуществление указа Александра означало потерю владений в Акарнании. Но ни Афины, ни Этолия не рискнули при жизни Александра оказать неповиновение и лишь старались оттянуть и выиграть время. Даже
когда Афинам представилась Заманчивая возможность начать борьбу за освобождение, они ее отклонили. Когда Гарпал, казначей Александра, растратив царскую казну, бежал от гнева царя, он прибыл в Афины, имея в своем распоряжении 30 кораблей и 6000 человек войска. Он предложил восстать против Македонии, но Афины не рискнули на такой шаг; в конце концов афиняне даже задержали Гарпала, хотя и не выдали его македонцам, и наложили арест на его деньги. Гарпалу удалось бежать (он вскоре погиб), и тут обнаружилось, что вместо 700 талантов, которые, по словам Гарпала, он привез в Афины, в казне оказалось только 350. Возникло обвинение против Демосфена и Демада в подкупе. Обвинителем выступил Гиперид. Обвиняемые не могли дать удовлетворительные объяснения и были приговорены к штрафу в 50 талантов. Демад, повидимому, штраф уплатил, так как он остался в Афинах. Демосфен предпочел уйти в изгнание, сначала на Эгину, затем в Трезену. Таким образом, Афины сохранили лояльность но отношению к Александру.
Но как только в Афины дошла весть о смерти Александра, афинские демократические группы потребовали немедленного объявления войны. Представители плутократии, Фокион и Демад, противились восстанию, но верх одержали демократические слои, которым господство Македонии, укреплявшее позиции богатых, приносило лишь усиление гнета. В распоряжении Афин оставались деньги Гарпала; свои услуги предложил предводитель наемников Леосфен с восьмитысячным войском. Он и стал военным руководителем восстания.
Одновременно выступила Этолия, к которой присоединились также Фокида и Локрида; позднее к антимакедонскому движению примкнула и Фессалия, прославленная конница которой оказала большое влияние на военные успехи греков в возникшей войне.
Выступивший против эллинов Антипатр потерпел поражение и заперся в Ламии, где его подвергли осаде. Удача восстания привлекла многие другие полисы, в том числе пелопоннесские города Аргос и Коринф. Демосфен с триумфом был возвращен в Афины (штраф за него уплатила казна).
Первой неудачей эллинов была смерть Леосфена, случайно погибшего во время вылазки осажденных в Ламии. Война осложнилась, когда на выручку Антипатру явился сатрап Геллеспонтской Фригии Леоннат. Пришлось снять осаду Ламии и выступить против нового противника. Эллины и здесь одержали победу, Леоннат погиб в бою. Но Антипатр соединился с остатком войска Леонната и стал, таким образом, грозной силой. Стало очевидно, что для успеха восстания необходимо получить господство на море, чтобы не допустить
прибытия к Антипатру новых подкреплений из Азии и Македонии. Но и Кратер понимал важность господства на море. Он мобилизовал громадный флот из 240 кораблей. Афиняне в свою очередь сумели собрать 180 кораблей. В сражении при острове Аморгосе македонцы одержали решительную победу над афинским флотом, и это предопределило исход войны. В Грецию к Антипатрv прибыл с войском Кратер. В битве при Кранноне (август 322 г.) македонцы одержали победу; правда, эта победа не была полной, греки сохранили свое войско, но стало ясно, что дальнейшая борьба невозможна.
Полисы один за другим стали покидать ряды восставших, и коалиция распалась. В Афинах снова пришли к власти Фокион и Демад, вступившие в переговоры с Антипатром.
Победитель на этот раз не стал церемониться с Афинами. В городе была установлена олигархия во главе с Фокионом; был установлен ценз в 2000 драхм, лишивший беднейшее население политических прав. В Пирее на Мунихии был поставлен македонский гарнизон. Вожди демократии были подвергнуты казням или изгнаны. Гиперид был казнен, приговоренному к смерти Демосфену дали возможность бежать; чтобы не отдаться в руки врагов, Демосфен, укрывшийся в храме Посейдона в Калаврее, покончил самоубийством (октябрь 322 г.). Афинянам пришлось оставить остров Самос. Антипатр двинулся затем против Этолии: не имея сил сопротивляться, этолийцы ушли в горы. Дальнейшие репрессии против греков были приостановлены, так как Антипатра и Кратера отвлекла начавшаяся в Азии борьба между диадохами.
Хотя на совещании в Вавилоне все македонские руководители согласились на признание Филиппа Арридея и младенца Александра (тогда еще не родившегося) наследниками царя Александра, идея единой мировой державы, если она и возникала у наиболее честолюбивых диадохов, рисовалась им как их собственная; достигнутый в Вавилоне компромисс давал лишь время (поскольку царей никто не принимал всерьез) для вызревания замыслов диадохов. Только Пердикка, державший царей при себе, Антипатр и Эвмен сохранили верность династии и стремились сохранить державу Александра. Это, конечно, не могло быть по душе другим диадохам, мечтавшим о создании собственных государств.
Пердикка действовал решительно и последовательно (даже чересчур последовательно), не считаясь с настроениями своих коллег. Он завершил незаконченное Александром завоевание Малой Азии, покорив Каппадокию; властителя страны Ариарата он повесил и вручил управление ею Эвмену. Уже в этой первой крупной операции проявилась фиктивность власти
царей, от имени которых действовал Пердикка. Антигон, которому первоначально Пердикка поручил поход в Каппадокию, отказался исполнить его распоряжение, а Леоннат, к которому затем обратился Пердикка, предпочел переправиться в Грецию на помощь осажденному Антипатру и там нашел свою гибель. Когда Пердикка потребовал Антигона к ответу, тот уехал в Македонию к Антипатру. Птолемей в Египте также повел себя независимо. Клеомена, финансового управителя Египта, поставленного на этот пост Александром, он казнил. Он захватил тело Александра и отказался выдать его для погребения в Македонии. Пердикка решил наказать ослушника и предпринял поход в Египет, оказавшийся неудачным и повлекший значительные потери в войске при попытке переправы через Нил. Используя недовольство войска, сатрапы и военачальники, шедшие с Пердиккой, в том числе Пифон и тогда еще занимавший второстепенное место Селевк, убил и Пердикку в его палатке (июль 321 г.). Его войско под предводительством Пифона вернулось в Азию. Тем временем Эвмен, соратник и единомышленник Пердикки, нанес поражение Кратеру, выступившему против него из Македонии; сам Кратер погиб.
При создавшемся положении полководцы снова собрались в Трипарадисе в Сирии. Антипатру, управителю Европы, было вручено регентство. Антигон получил звание στρατηγός αϋτοκράτωρ Азии. Селевк получил Вавилонскую сатрапию и вступил, таким образом, как равноправный партнер в разгоревшуюся борьбу диадохов.
Ближайшая задача их состояла в том, чтобы сокрушить Эвмена, оставшегося верным идее сохранения державы Александра. Кампания против Эвмена была поручена Антигону. Ему удалось разбить Эвмена и осадить его в Hape на границе Каппадокии и Ликаонии : после годичной осады, красочно описанной Плутархом в биографии Эвмена, ему пришлось бежать оттуда с горстью людей. Но в это время наступила перемена. В 319 г. умер Антипатр; для этого ревностного служаки характерно, что свой пост он завещал, в обход своего сына Кассандра, Полиперхонту, стороннику сохранения единства государства. Регент оказался, таким образом, на стороне Эвмена, который сумел благодаря этому заполучить часть казны, вывезенной в свое время из Суз в Киинду (в Киликии); на его сторону перешла отборная македонская пехота аргираспидов («серебряные щиты»); в 318 г. он начал строить в Финикии свой флот. С другой стороны, обиженный Кассандр вступил в союз с Антигоном против Полиперхонта, которого поддерживала пользовавшаяся влиянием Олимпиада, мать Александра.
Перипетии борьбы Эвмена против возглавляемой Антигоном коалиции чрезвычайно типичны для войн диадохов. Если Птолемей стремился удержать за собой Египет, Антигон (на первых порах) — Азию, Селевк — Вавилонию, если Кассандр и Полиперхонт боролись между собой за власть над Македонией и Грецией, то Эвмен оказался в роли какого-то странствующего рыцаря, прошедшего с боями до Сузианы и Персиды, не имея никакой территории, которой он бы управлял, которую он должен был защищать, укреплять, расширять. Правда, он защищал идею единства государства; но в процессе борьбы эта идея стушевалась, тем более, что в 317 г. Олимпиада распорядилась убить Филиппа Арридея вместе с его женой Эвридикой, а вскоре (в 316 г.) сама Олимпиада была побита камнями по приказу Кассандра. Что касается Александра IV, то этот ребёнок вместе с матерью Роксаной находился фактически в заключении, и когда Кассандр их впоследствии (в 311 г.) убил, это уже не имело политического значения.
Несмотря на свои необыкновенные таланты и даже благородные черты характера, Эвмен был в сущности искателем приключений, опиравшимся на поддержку случайных военных отрядов, которые он умел легко привлекать к себе из рядов своих соперников или сколачивать из населения тех мест, где он в Данное время находился, но которые так же легко покидали его и переходили на сторону врагов. Трагический конец Эвмена дополняет безотрадную картину его беспредметных усилий, направленных к неопределенной цели и подчинявшихся беспринципным интересам и капризам своих солдат. Одержав победу над Антигоном в Габиене, он погиб в результате предательства войска; чтобы получить обратно попавший в руки неприятеля обоз, где находились их семьи, награбленная добыча и имущество, аргираспиды выдали победителя Эвмена Антигону, который его казнил (316 г.).
В Греции борьба между Кассандрой и Полиперхонтом продолжалась, но носила иной характер, чем войны в Азии? где местное население пассивно взирало на борьбу претендентов на власть и только страдало от военных тягот и разорения. Политическая активность эллинов не позволила им быть безучастными зрителями, борьба претендентов переплеталась с классовой борьбой. Здесь нельзя было удерживать длительное время власть только при помощи военной силы. И Полиперхонт и Кассандр старались найти опору в местном населении, в той или иной партии. Полиперхонт в 319 г. провозгласил «свободу» Эллады, чтобы привлечъ на свою сторону демократию. В Афинах народ отменил олигархическую консти-
туцию, введенную Антипатром, олигархи подверглись изгнанию и казни: в частности, был казнен (316 г.) Фокион. в течение 40 с лишним лет занимавший должность стратега и державший сторону Македонии, поскольку она обеспечивала богачам-рабовладельцам господство над массой.
Но дарованная эллинам «свобода» была призрачной, она зависела от преходящих интересов македонского властителя и от переменчивой военной удачи. Кассандр угрожал возрожденной афинской демократии из Пирея, где он прочно утвердился. Афинянам пришлось подчиниться (318 г.), и Кассандр вновь установил в Афинах олигархическую конституцию с гражданским цензом в 1000 драхм. Вожди демократии подверглись репрессиям. Во главе полиса стал Деметрий Фалерский. который в течение 10 лет был умеренным правителем Афин επιμελητης, προστάτης.
Деметрий был философом, учеником Теофраста и плодовитым писателем. Ему приписывается кодификация аттического права, что дало основание поставить его в один ряд с Тезеем и Солоном. Деятельность его как номотета подтверждается эпиграфическими данными.1 Философское образование и занятия литературой не мешали Деметрию держать народ в повиновении, в интересах Кассандра и покровительствуемой им плутократии.
Кассандр постепенно подчинил себе значительную часть Эллады и Македонии, заставив Полиперхонта удалиться в Этолию. Гибель Олимпиады, Филиппа и Эвридики, превращение Александра IV в узника устранили законных претендентов на македонский престол.2 Кассандр породнился с домом Филиппа, женившись на его дочери Фессалонике, и назвал ее именем город, построенный им на месте разрушенной Потидеи. Поднятию престижа Кассандра содействовало восстановление Фив (316 г.), разрушенных Александром. Это было проведено как общеэллинское дело, и взносы на восстановление города поступали со всех мест поселения греков.3
Таким образом, в 316 г. ситуация была такова: Птолемей прочно сидел в Египте: в Греции и Македонии господствующее положение занимал Кассандр, а Полиперхонт, номинальной блюститель наследия Александра, был лишен реальной силы и значения; Лисимах сохранял сатрапию, полученную еще при первом разделе; Селевк в Вавилонии пока ничем
себя не проявил. В Азии после победы над Эвменом самым могущественным властителем был Антигон. Династия фактически перестала существовать, и о сохранении державы Александра вопрос всерьез уже не ставился. Однако в это время начали вырисовываться контуры новых крупных государств; в первую очередь основой такого государства могло явиться мощное и экономически сильное объединение территорий, находившихся во владении Антигона.
После расправы над Эвменом Антигон на Востоке повел себя как неограниченный властитель. Он стал распределять по-своему восточные сатрапии. Пифон, сатрап Мидии, был казнен, Певкест, сатрап Персиды, был смещен и сошел со сцены. Селевка Антигон потребовал к отчету, и тот счел благоразумным бросить свою сатрапию и бежать к Птолемею. В Экбатане Антигон захватил 5000 талантов, в Сузах — 20 000; остаток казны в Киинде (10 000 талантов) также достался ему; кроме того, нормальный доход с его владений составлял 11 000 талантов в год. Антигон имел, таким образом, громадные денежные средства, чтобы содержать большое войско и стать владыкой Азии.
Но с этим не могли мириться другие диадохи, которые и сами лелеяли мечты о господстве. Против Антигона составилась коалиция из Лисимаха, Кассандра, Птолемея, Селевка. Они потребовали, чтобы он уступил Сирию и Финикию Птолемею, признал Кассандра стратегом Европы, возвратил Селевку Вавилон, отдал Геллеспонтскую Фригию Лисимаху. Ультиматум был отвергнут, и началась война.
На этот раз Антигон не имел успеха. Чтобы обезопасить с моря свои владения, он собрал флот из 240 кораблей в противовес флоту Птолемея; затяжная война на суше и на море против сильной коалиции оказалась не по плечу Антигону, хотя его противники долго не имели решающих успехов. Только в 312 г. Птолемей при Газе одержал крупную победу нал Деметрием, сыном Антигона, защищавшим его владения с юга, со стороны Египта. Эта победа дала Птолемею возможность занять Сирию и Финикию. Селевк, отличившийся как один из военачальников Птолемея, с отрядом в 1000 человек направился в Вавилон и вновь утвердился там в качестве сатрапа. Это незначительное событие стало началом новой эры, принятой во всей Передней Азии — эры Селевкидов.
Антигон перешел все же в наступление. Он вновь отвоевал Палестину и даже подготовил поход против Египта. Деметрий совершил рейд в Вавилонию, ограбил страну, но не удержался в ней. Ситуация, не сулившая решительных побед ни той ни другой стороне, побудила диадохов заключить мир (311 г.). В связи с этим Антигон выпустил манифест, экземпляр кото
рого, адресованный городу Скепсису, дошел до нас в надписи (OGIS 5=RC 1). Интересный во многих отношениях текст «манифеста» гласит: «. . . мы заботились о свободе эллинов, ради которой делали немалые уступки и к тому же роздали деньги, и по этому поводу послали Эсхила с Демархом. Прежде чем достигнуто было соглашение на этот счет, мы участвовали в встрече на Геллеспонте,1 и если бы кое-кто не помешал, все было бы завершено тогда. Ныне же, когда Кассандр и Птолемей стали поговаривать о мире и к нам явились по этому поводу Препелай и Аристодем, то хотя мы видели, что некоторые из требований Кассандра слишком тягостны, но, поскольку дело шло о соглашении насчет греков, мы нашли необходимым не обратить внимания на это, чтобы возможно скорее уладить главное. Ведь мы считали важнее всего все устроить для эллинов, как мы хотели, а если бы все это затягивалось, при затяжке иногда случается много неожиданного, а нам желательно было, чтобы все касающееся эллинов было улажено при нашей жизни; мы поэтому полагали, что не следует из-за мелочей рисковать устройством дела в целом. А сколько мы приложили в этом деле старания, ясно будет, я думаю, и вам и всем другим из самого содержания соглашения. Когда мы уже завершили соглашение с Кассандрой и Лисимахом, для чего они послали уполномоченного Препелая, к нам прислал послов Птолемей, прося заключить мир и с ним и вписать его в то же соглашение. Мы видели, что нам приходится немало поступиться своим честолюбием, ради которого мы перенесли немало забот и потратили много денег; к тому же тогда уже с Кассандрой и Лисимахом мы договорились и дальнейшие переговоры были уже легче. Но понимая, что, если наладить и с ним (т. е. с Птолемеем), то скорее будет покончено с Полиперхонтом, поскольку никого не останется в союзе с ним, а также принимая во внимание мое родство с ним, вместе с тем видя, что вы и прочие союзники страдаете от военных действий и расходов, мы сочли правильным уступить и заключить мирный договор также с ним. Для заключения договора мы послали Аристодема, Эсхила и Гегесия; они вернулись, получив гарантии, а от Птолемея прибыло посольство во главе с Аристобулом, чтобы получить от нас. Итак, знайте, что соглашение достигнуто и наступил мир. Мы записали в соглашении, что все эллины принесут клятву, что взаимно будут охранять свободу друг друга и автономию, предполагая, что пока мы живы, мы, поскольку это зависит от человеческих расчетов, будем это соблюдать, а на будущее время, если все эллины и стоящие у власти обяжутся клятвой,
свобода эллинов останется более прочной». В дальнейшем Антигон предлагает Скепсису принести клятву и обещает впредь по мере сил быть полезным всем эллинам.
Манифест Антигона — образец дипломатической изворотливости и политической пропаганды того времени. Вынужденный силой обстоятельств заключить мир, которым он признает независимость своих соперников, признать Кассандра властителем Европы, отказаться на время от своих честолюбивых замыслов, Антигон представляет дело так, что он печется исключительно о свободе и благополучии эллинов. В этом заявлении есть все же и доля истины. В отличие от Александра, для которого интересы эллинов и македонцев постепенно отходили на второй план, Антигон, повидимому, в своих планах создания великой державы рассчитывал прежде всего на эллинские и эллинизированные города Малой Азии, Сирии и Финикии, а в дальнейшем, как видно из последующих его действий, на Элладу, хотя потерявшую свое политическое и экономическое значение, но сохранившую свое значение как центр морских коммуникаций, как источник для вербовки наемных армий, как средоточие обширных деловых и торговых связей и, наконец, как великая культурная сила. По той же причине и другие диадохи стремились завоевать и утвердить за собой позиции в Элладе. С другой стороны, Антигон был заинтересован в том, чтобы иметь на своей стороне в предстоящей борьбе общественное мнение.
Обращает на себя внимание отсутствие в соглашении упоминания о Селевке, вновь овладевшем, вопреки Антигону. Вавилонской сатрапией. Как теперь выяснилось благодаря опубликованной в 1924 г. клинописной Вавилонской хронике,1 Селевк не случайно оказался обойденным в договоре. Антигон не намеревался заключить мир с Селевком: в 311 г. Деметрий совершил экспедицию в Вавилон, и еще под 307 г. «Хроника» говорит о «плаче и печали» в стране, где военные действия продолжались. В этой борьбе вырисовываются первые черты
соперничества между Антигоном и новым претендентом — Селевком.
Мир, заключенный в 311 г., не решил ни одного из спорных вопросов и дал воюющим странам лишь кратковременную передышку. Антигон укреплял организационно свое государство, уделяя много внимания строительству и синойкизму греческих полисов. Помимо Антигонии в Троаде и Антигонии в Вифинии, он в 307 г. построил Антигонию на Оронте в северной Сирии; несмотря на поражение при Газе, Антигон укрепил свои позиции в Сирии и, отказавшись от мысли стать владыкой Востока, обратил свои взоры на Запад. Птолемей, не отказавшийся от намерения завладеть не только Келесирией, но и всей Сирией, также искал опоры в Греции. Организация «островной лиги» (Киклады) во главе с Делосом под покровительством Птолемея отдавала в его распоряжение морские коммуникации. Под лозунгом «освобождения Эллады» он совершил успешный поход в Грецию и овладел Коринфом и Мегарой; но дела в Египте и Киренаике заставили его вскоре вернуться в Египет.
На этот раз с лозунгом освободителя Греции выступил Антигон. В 307 г. он направил своего сына Деметрия с 250 кораблями в Грецию, Гарнизон Кассандра в Пирее и Мунихии был подавлен. В Афинах была провозглашена свобода, восстановлена демократия. Деметрий Фалерский бежал в Фивы, откуда затем пробрался в Египет и отошел от политической деятельности. Деметрий был принят в Афинах с необычайным триумфом. Две филы были названы в честь Антигона и его сына — Антигонида и Деметриада; обоим воздали божеские почести. Но борьба против Птолемея заставила Антигона отозвать Деметрия из Афин. С большим флотом (163 корабля) Деметрий напал на остров Кипр и при Саламине нанес жестокое поражение превосходящему численностью (200 кораблей) флоту Птолемея. Эта победа послужила поводом для Антигона и Деметрия принять царский титул (306 г.). По их примеру вскоре приняли царский титул также Лисимах, Птолемей, Селевк и Кассандр. Тем самым распад державы Александра получил официальное выражение.
После победы при Саламине Деметрий, ввиду неудачи предпринятого Антигоном большого похода против Египта, направился против Родоса. Этот крупнейший центр эллинистической торговли, связывавший Египет, Азию и Европу, находился в союзе с Птолемеем; овладение Родосом должно было ослабить Птолемея и сыграть немалую роль в укреплении царства Антигона. Осада и оборона Родоса (305—304 гг.), за которую Деметрий получил прозвище «Полиоркет», — одна из интереснейших страниц военной истории. Город Родос был
осажден Деметрием с суши и с моря. При осаде были применены все достижения тогдашней военной техники, много было проявлено упорства и изобретательства. Здесь впервые была применена гелепола (ελεπολις — «берущая город») — громадная девятиэтажная осадная машина, которую обслуживало белее 3000 человек. Но родосцы стойко и умело оборонялись. Деметрию не удалось взять город, которому к тому же помогали Птолемей, Кассандр и Лисимах, доставлявшие осажденным продовольствие. В конце концов был заключен мир, по которому Родос сохранил свободу, но вступил в симмахию Антигона, оговорив при этом, что он не будет сражаться против Египта.
Деметрий вернулся в Грецию, где Кассандр, пользуясь его отсутствием, снова овладел положением. Деметрий одержал ряд побед, восстановил в 303 г. Коринфский союз: Афины создали ему настоящий культ как богу-спасителю. Деметрий занял и освободил от македонских и египетских гарнизонов ряд городов на Пелопоннесе и в частности в Аркадии, объявил свободной всю Элладу южнее Фермопил, прошел в Фессалию и готовился к вступлению в Македонию, когда был отозван Антигоном, против которого ополчилась коалиция из Лисимаха, Птолемея и Селевка.
Последний использовал период борьбы между Антигоном, Птолемеем и Кассандрой на Западе, чтобы расширить свое царство на Востоке. Мидийский сатрап, которому Антигон в качестве стратега Азии поручил управление восточными сатрапиями, был сокрушен Селевком, а его громадное войско перешло на сторону победителя. Селевк присоединил к своим владениям Мидию, Сузиану и Персиду, подчинил Бактрию и двинулся по следам Александра в Индию, где тогда возникло могущественное государство Маурья. Основатель этой династии, знаменитый Чандрагупта, фактически завладел наследием Александра в Индии. Подробности похода Селевка против Чандрагупты неизвестны. По сообщению Страбона (XV, 9, 724), Селевк уступил области Паропамиса, Гедрозии и Арахозии Чандрагупте, «обусловив эпигамию и взяв за это 500 слонов». Повидимому, Чандрагупта признал номинально верховную власть Селевка.
К тому времени, когда решался вопрос о судьбе Антигона и ополчившейся против него коалиции, Селевк оказался владыкой могущественного царства. Он прибыл в Каппадокию с большим войском, насчитывавшим 20 000 человек пехоты, 12 000 конницы, 480 боевых слонов и 100 колесниц, снабженных косами.
Встреча противников произошла при Ипсе во Фригии. Птолемей,, двинувшийся из Египта и занявший Келесирию.
вернулся в Египет, получив оттуда тревожные вести, и в битве при Ипсе не участвовал. Антигон потерпел при Ипсе полное поражение, и сам пал в бою (лето 301 г.). Деметрий с остатками своего войска спасся бегством. Так погиб восьмидесятилетний воитель и политический деятель, в течение двадцати лет с упорством и умением, с ловкостью дипломата и жестокостью деспота создававший свою, казалось, прочную державу.
Победители поделили между собой его наследство. Сирия и южная часть Малой Азии достались Селевку, большую часть Малой Азии присоединил к своим владениям Лисимах. Птолемей, хотя и не участвовавший в битве, захватил Южную Сирию и Палестину, и Селевк не счел нужным ему противодействовать — может быть, в память о покровительстве, которое ему оказывал в свое время Птолемей. Кассандр, которому подчинился Полиперхонт, остался господином положения в Греции и Македонии.
Но Деметрий еще сохранил некоторые владения в Финикии (Тир, Сидон), Малой Азии (Эфес, Милет) и Греции (Коринф, Мегара). Чтобы не дать слишком сильно укрепиться своим союзникам, Селевк покровительствовал Деметрию. Когда в 297 г. умер Кассандр. Деметрий снова попытался утвердиться в Греции. На этот раз Афины оказали сопротивление и подверглись длительной жестокой осаде (296— 294 гг.). Взяв город, Деметрий изгнал тирана Лахара, восстановил демократию, но фактически власть оказалась в руках вернувшихся из изгнания врагов демократии, приверженцев режима Деметрия Фалерского. Гарнизон Деметрия был поставлен не только в Пирее, но и в самом городе — в Музее.
Смуты после смерти Кассандра принесли Деметрию также желанный македонский престол. Деметрий мечтал даже о завоеваниях на Востоке; опять против него поднялась коалиция из Селевка и Лисимаха, к которым примкнул царь Эпира Пирр. Потеряв все владения в Македонии и Греции, Деметрий предпринимает ряд авантюр в Азии, терпит неудачи и брошенный своими войсками, одинокий и всеми покинутый отдается на милость Селевка. Последний не решился казнить прославленного полководца, "на дочери которого был женат, а оставил его в почетном плену, где Деметрию оставалось топить в вине и излишествах тоску по былому величию и славе. Вскоре он умер (283 г.).
Греция и Македония достались большей частью Лисимаху, лишь небольшие области остались у сына Деметрия, Антигона Гоната. Лисимах действовал в Греции и в своих азиатских владениях либерально; он давал городам свободу, оставлял олигархию или тиранию там, где он ее заставал, но не
препятствовали демократии. Он строил новые и укреплял старые города и проводил политику эллинизации. К концу жизни у него были семенные неурядицы. Птолемей назначил своим соправителем и наследником, в обход старшего сына, Птолемея Керавна, своего сына от любимой жены Береники. Керавн уехал к Лисимаху; вследствие его интриг Лисимах казнил своего сына Агафокла.
Расширение царства Лисимаха вызвало соперничество между ним и Селевком, приведшее к военному столкновению. В битве при Курупедионе в Лидии (точное местоположение неизвестно) Лисимах потерпел поражение и был убит (281 г.). Селевку, казалось, открылась возможность овладеть всей державой Александра. Но на пути в Македонию, когда Селевк осматривал заинтересовавший его памятник, он погиб от руки Птолемея Керавна (280 г.).
Войско провозгласило Керавна царем Македонии. Но процарствовал он недолго; при вторжении кельтов в Македонию он попал к ним в плен и был убит. Кельты проникли в Грецию и угрожали общегреческой святыне — Дельфам. Честь отражения кельтов принадлежит прежде всего этолийцам, заслужившим за это благодарность и уважение греков. Окончательное поражение нанес кельтам при Лисимахии (277 г.) Антигон Гонат, которого провозгласили македонским царем. Его династия правила Македонией до завоевания ее римлянами.
В 283 г. умер Птолемей. Таким образом, к 280 г. не оставалось в живых ни одного из ближайших преемников Александра — диадохов; настало время следующего поколения — эпигонов. Царство Александра распалось окончательно на три (в основном) крупные монархии: Македонию, Египет и царство Селевкидов. Границы этих государств колебались и в дальнейшем, все же они обладали более или менее устойчивой территорией. Царство Селевкидов, охватывавшее большую часть Малой Азии, Сирию, Месопотамию и Вавилонию, занимало площадь в 3.5 миллиона кв. км с населением, по исчислению Белоха, в 30 миллионов. Египет, который владел еще территориями в Келесирии, Малой Азии, на островах Эгеиды и на Балканах, занимал 120 тыс. кв. км с населением в 10 миллионов; Македония (при Антигоне Гонате) — 70 тысяч кв. км с населением в 3—4 миллиона. Эти цифры становятся особенно выразительными, если принять в расчет, что Афинский морской союз обнимал территорию в 30—40 тысяч кв. км, а Карфаген перед I Пунической войной — около 100 тысяч кв. км.
Во время похода против Дария Александр не имел времени завоевать Малую Азию целиком, ограничиваясь в некоторых
случаях формальным, вернее, номинальным, признанием его власти. Как мы видели, Каппадокию фактически завоевали уже после смерти Александра Пердикка и Эвмен. Пользуясь войнами между диадохами, спасшийся от расправы Пердиккп один из сыновей царя Каппадокии Ариарата бежал в Армению, откуда он предпринял набег на Каппадокию, изгнал представителя Антигона и выкроил себе самостоятельное царство на юге области.
Другой местный династ из дома Ахеменпдов, Митридат, одно время состоявший на службе Антигона, создал себе независимое владение на северном побережье Малой Азии и после гибели Лисимаха при Курупедионе объявил себя царем Каппадокии Понтийской, впоследствии получившей название Понта.
Точно так же от царства Лисимаха отделился правитель Вифинии и Пафлагонии Зибоет, объявивший себя царем Вифинии в 297 г. Этот год стал началом новой эры, принятой не только в Вифинии, но и в Понте и в Боспорском царстве.
И в центре Малой Азии завоевание не везде было прочным. Горные варварские племена стойко отстаивали свою свободу. Когда Пердикка штурмовал Исавру, сами жители сожгли город и предпочли погибнуть в пламени вместе с женами и детьми, чем сдаться врагу (Diod. XVIII, 22). Исавры до конца существования Римской империи так и не были покорены окончательно.
Войны диадохов велись жестоко. Предательства, измены были обычным явлением. Наемные войска, конечно, мало считались с интересами населения тех мест, где происходили военные действия. Не всегда они считались также с желаниями полководцев. Когда в 314 г. военачальник Антигона явился для освобождения Эгия, его солдаты учинили в городе погром, не оставив ни одного дома не ограбленным. Как правило, войска жили на счет местного населения. Эвмен потребовал от эолийских городов денег; за отказ он разграбил города как вражеские (Iust. XIV, 16). Плутарх приводит об Антигоне следующий анекдот: «Антигон постоянно взыскивал деньги; когда кто-то сказал: «Ведь Александр не был таким», тот ответил: «это естественно: тот косил Азию, а я собираю колосья». Выше мы приводили свидетельства надписей о взыскании диадохами с «свободных» полисов денег на военные расходы. Там, где. военные действия осложнялись, как это было в Греции, классовой борьбой, стороны были беспощадны к противникам. В 315 г. Аполлонид, военачальник Кассандра, подавив восстание в Аргосе, сжег в пританее 500 человек, многих казнил или изгнал (Diod., XVIII, 57, 1). По поводу событий 318—314 гг. в Греции Диодор отмечает,
что частые смены властей сопровождались казнями, конфискациями и другими жестокостями παρά τά των 'Ελλήνων νομιμα («вопреки эллинским обычаям»), Вполне понятно поэтому, что города добивались «асилий»; под термином ασυλία понимали тогда не только неприкосновенность, но и право предоставления убежища.1 Высокочтимые храмы богов, иногда и города, где находились эти храмы, получали асилию в виде гарантийного письма того или иного правителя; но эта гарантия не была, во-первых, обязательна для другого правителя и еще менее — для пиратов ;2 во-вторых, и лицо, даровавшее асилию, вольно было изменить свое решение, если этого требовали обстоятельства.
При всем том было бы неправильно переоценивать роль войн в жизни народов эллинистического мира в период диадохов, хотя бы уже потому, что военные действия велись главным образом в Малой Азии и Греции. Многие области, например Македония, Сирия, Палестина, почти вовсе не были затронуты военнымн действиями. Хотя в войнах диадохов нередко участвовали крупные войска в несколько десятков тысяч человек, но при недостаточности средств сообщения, при тогдашнем уровне военной техники и при слабых экономических связях между областями, даже не очень отдаленными друг от друга, непосредственные тяготы военных действий ощущались болезненно на самом театре войны, но обычно не затрагивали страны в целом. Даже решающие сражения, какие происходили при Ипсе, при Газе, при Курупедионе, а также и другие вряд ли оказали большое влияние на жизнь населения.
При чтении литературных источников, интересующихся только историей войн, царей и полководцев, создается впечатление, что история диадохов представляет собой непрерывные войны, смены властей, измены, предательства, убийства, разрушения. Но это, несомненно, искаженная картина действительности. Кровавая борьба диадохов не остановила жизни народов; трудящиеся продолжали производить материальные блага, творить новые культурные ценности; создавались новые взаимоотношения между народами, менялись социальные отношения, совершались значительные изменения в хозяйственной жизни. Эта главная сторона жизни эллинистического мира слабо отражена в литературных
источниках, но лучше освещается эпиграфическими и археологическими данными.
Идеи, которыми руководился в своей завоевательной политике Александр, не заглохли после его смерти, так как они диктовались условиями общественной жизни. И при диадохах продолжался процесс перехода рабовладельческого общества на новую ступень; процесс расширения его экономики, ликвидации прежней замкнутости и изолированности, создания иной по типу духовной культуры.
Особенно отчетливо новое в общественной жизни выражено в политике синойкизма и строительства новых городов, которую проводили диадохи вслед за Александром. Уже указывалось выше, что идея смешения народов, создания мирового единства и «единомыслия» была впервые выдвинута и осуществлялась на практике в результате походов Александра. Исократ тоже пропагандировал единство, но он имел в виду единение только эллинов или эллинизированных чужеземцев и отнюдь не был склонен проповедовать равенство эллинов не только с действительными варварами, но и с персами. В своем обращении к Филиппу Исократ указывал на недопустимость такого положения, когда персы богаче эллинов, когда потомки подкидыша Кира именуются великими царями, а потомки Геракла довольствуются более скромными титулами; он полагает поэтому, что «все нужно перевернуть и переставить» (άναστρεπτεον και μεταοτατέον απαντα ταυτ’ έστίν). Персов он считает воспитанными для рабства (Paneg., 150). Но жизнь требовала иного, и не только Александр, но и его преемники пошли по пути создания не эллинских, а эллинистических, греко-восточных монархий. В частности, Селевк, по словам Полибия (X, 27, 3), насаждал на Востоке, эллинистические города, идя по стопам Александра (κατά την ύφηγησιν ’Αλεξάνδρου). Ту же политику насаждения полисов проводили также Антигон, Лисимах, Птолемей, Кассандр, Деметрий, практикуя строительство новых городов и укрупнение старых путем синойкизма.
Синойкизм — явление не новое для этого периода. Слияние нескольких сельских поселений и образование из них единого городского центра было в античной Греции одной из форм перехода от варварства к цивилизации. Еще до периода эллинизма мы имели разительный пример синойкизма искусственного, насильственного : образование города Мегалополя в Аркадии. По сообщению Павсания (VIII, 27), не менее 40 «городов» участвовало в создании Мегалополя; но «ликеаты, триколоны, ликосурцы и трапезунтцы хотели изменить свое решение : они не соглашались еще покинуть свои старинные города ; но одни из них насильно были переселены в Мегалополь; трапезунтцы
же вообще совершенно исчезли из Пелопоннеса — уцелевшие и не истребленные уплыли в Понт, где их охотно приняли в Трапезунте Понтийском».
В период эллинизма синойкизм в Азии принимает массовый характер и (в этом его отличительная черта) здесь он означает в большинстве случаев не начало цивилизации, а важный шаг по пути ликвидации или ограничения замкнутости греческого полиса, поскольку речь идет о синойкизме греческих городов, или же возникновение городской жизни нового типа на Востоке, где еще существовало «некоторое нерасчлененное единство города и деревни». Плиний отмечает (VI, 117): Mesopotamia tota Assyriorum fuit vicatim dispersa praeter Babylonem et Ninum. Macedones eam in urbem congregavere. На Востоке образование городов греческого типа означало также изменение положения и сельского населения, так как к городам присоединялась сельская территория, получавшая в результате новый статус. Вместе с тем рост городской жизни означал развитие рабовладельческого хозяйства античного типа.
О синойкизме эллинистических городов материал недостаточен. Сам термин «синойкизм» применяется и для обозначения действительного слияния нескольких городов в один из них, как в центр, и для симполитии, при которой создается общий политический и экономический центр, но население остается на своих местах. По существу здесь трудно провести резкое разграничение, так как и при настоящем синойкизме не все население обязательно уходило в новый центр. Мы мало знаем и о том, как конкретно складывалась жизнь в новых или обновленных эллинистических городах. Плутарх сообщает (de fort. Alex., I, 5), что Александр основал более 70 городов; по Аппиану (Syr., 57), Селевк основал 1 11 Антиохий, 9 Селевкий, 5 Лаодикей, 4 Апамеи и 1 Стратоникею, названные по имени членов его семьи; кроме того, многим городам он дал названия македонских и греческих городов: Каллиполь, Верея, Эдесса, Перинф, Маронея, Антуза, Пелла, Тегея ит. д. ; всего Аппиан называет таких городов 25, а вместе с предыдущими — 55. Но от очень многих из этих городов не сохранилось ни более подробных упоминаний в литературе, ни археологических памятников, ни монет.
Больше всего сведений о синойкизме эллинистических городов дает Страбон. Так, от него мы узнаем, что между городами Кебрен и Скепсис была вечная вражда, пока Анти
гон не включил их в порядке синойкизма в новый город Антигонию (XIII, 1,33). Лисимах переименовал этот город в честь Александра в Александрию, т. е. Александрию Троаду; в нее были включены ряд πολίσματα и много φρούρια, укрепленных мест, но скепсийцы с разрешения Лисимаха вернулись на родину. Отсюда видно, что синойкизм не обозначал физического уничтожения поселений, переместившихся в новый центр; они лишь деградировали, потеряв свою политическую самостоятельность, и превращались иной раз в сельские поселения, κωμαι. Лисимах укрепил Эфес, передвинув его поближе к морю; чтобы заставить жителей старого города переселиться, он будто бы засыпал канал, отводивший излишки дождевой воды в Каистр, и затопил город. По сообщению Павсания (I, 9, 7), он «переселил туда жителей Лебедоса и Колофона, их же города он разрушил, как видно из стихотворения Феникса, ямбического поэта, оплакивавшего разрушение Колофона». Однако не все колофонцы, повидимому, выселились в Эфес, так как тяготевший к Колофону Нотион стал вторым отечеством колофонцев и у Ливия именуется «Колофон». Колофон (Нотион) во II в. до н. э. чеканил тетрадрахмы с легендой «Ко», «Kolo».1 Но и Лебедос засвидетельствован Страбоном (XIV, 1, 29) и в надписях как существующий еще позднее, хотя и страдающий малолюдством город.
Амастрида на Понте основана женой Лисимаха Амастридой путем синойкизма четырех поселений — Сезама, Котира, Кромны и Тия, но Тий вскоре отошел от объединения (κοινωνίας, Strab., XII, 3, 10). Для заселения Селевкии на Тигре, возведенной на месте небольшого селения, Селевк «переселил туда соседних с ней вавилонян» (Paus., I, 16, 3). Вероятно, при этом Селевк имел в виду также ослабить Вавилон с его древними традициями и сильной местной знатью.
Подобные сведения мы имеем и о других новых эллинистических городах. Заселение их требовало от основателя большого напряжения и больших усилий. Фессалонику, одну из сорока своих κτίσείς, Кассандр создал из 26 поселений (Strab., VII, fr. 21), что, конечно, было связано со значительными трудностями. Антиохия в Писидии получила значительный контингент поселенцев из Магнесии на Меандре. Это сообщение Страбона (XII, 6, 4) подтверждается надписью OGIS 233, в которой антиохийцы выражают благодарность ряду городов, в том числе Магнесии, за то, что они откликнулись на их призыв и приняли участие в заселении города; в списке названы и такие отдаленные города, как Антиохия в Персиде, Селев-кия на Тигре, Селевкия на Эвлее (Сузы).
Об условиях синойкизме, об организации власти и управления в новых городах сведения наши, главным образом эпиграфические, очень скупы. Надписи Syll.3 546 (об арбитраже этолийцев по поводу разногласий между Мелитеей и Переей, вступившими в симполитию) и Syll.3 647 (о симполитии Стириса и Медеона, возле Дельф) содержат ценные сведения о способе владения городской землей при слиянии двух городов. Но эти тексты относятся к более позднему времени III—II вв. Тем большую ценность представляют два указа Антигона о синойкизме Теоса и Лебедоса в большой надписи Syll.3 344 = RC 3—4. Надпись содержит 125 строк по 65 букв в среднем в строке (т. е. около четверти печатного листа). Дата определяется тем, что Антигон именует себя в тексте царем, а так как в 302 г. Теос был отнят у Антигона Кассандром, надпись относится ко времени между 306 и 302 гг. Здесь мы имеем дело с принудительным синойкизмом. Жители Лебедоса должны покинуть свои дома и переселиться в Теос, но Антигон проектирует какой-то более широкий синойкизм, так как предусматривается такой случай, когда и Теос будет снесен. Очень подробно Антигон указывает Теосу, как принять лебедосцев и как организовать новый город: «Мы полагаем, что каждому лебедосцу надо дать οίκόπεδον (участок под застройку) у вас, равноценный тому, какой он оставляет в Лебедосе. Пока они отстроятся, всем лебедосцам надлежит дать жилища бесплатно: если нынешний город останется, — треть существующих домов, если же надо снести существующий город, то оставить половину существующих домов и из них треть отдать лебедосцам, а две трети оставить у вас. Если же часть города будет снесена, а оставшихся домов хватит, чтобы вместить и вас и лебедосцев, то дать из них треть лебедосцам. Если же остающихся не хватит для размещения и вас и лебедосцев, то оставить из подлежащих сносу достаточное количество домов, и когда в устраиваемом городе будет сооружено достаточно домов, снести остающиеся дома, какие окажутся вне черты города. Пусть все лебедосцы застроят свои участки в течение трех лет, если нет, участки конфискуются. Мы полагаем, что лебедосцам надо дать черепицу для кровли, в течение четырех лет равными частями, чтобы дома были отстроены возможно скорее». Столь же подробные указания даются относительно всех политических и экономических условий синойкизма. Лебедосцам отводится место под кладбище. Долги города принимает на себя Теос, проксены Лебедоса сохраняют свои привилегии в новом городе. В течение шести лет должны быть улажены все споры между Теосом и Лебедосом, в случае разногласий арбитром является Митилена. Устанавливается порядок разбора судебных дел, оставшихся незаконченными. Специальная комиссия должна в тече
ние года разработать законы для города и представить Антигону на утверждение. До разработки и утверждения законов применять законодательство Коса, для чего туда снаряжается комиссия, чтобы получить официальную копию законов Коса. После этого на основании Косской конституции произвести выборы должностных лиц. Лебедосцам дается иммунитет от литургий на три года. По ходатайству лебедосцев Антигон разрешает заключить заем в 1400 золотых статеров для снабжения лебедосцев в течение года. Устанавливается порядок вывоза товаров. Наконец, предлагается учредить комиссию из трех представителей каждого из сливающихся городов для урегулирования могущих возникнуть вопросов, не предусмотренных в распоряжении Антигона.
Во втором распоряжении Антигон указывает источник, откуда можно будет возместить лебедосцам стоимость их домов. Антигон предлагает заключить для этого принудительный заем у 600 наиболее состоятельных граждан Теоса.
Синойкизм Теоса и Лебедоса не успел совершиться; после гибели Антигона Лебедосу, как и Колофону, был навязан Лисимахом синойкизм с Эфесом.
В надписи (первые строки ее не сохранились) не указаны ни повод, ни цели синойкизма. Основная задача его была, надо полагать, экономическая. В обширном параграфе (строки 72— 94), посвященном вопросу о займе на покупку продовольствия для нового населения, Антигон отмечает свою заботу о том, чтобы города освободились от долгов. Слияние городов должно сократить их бюджет и упорядочить финансы. Вместе с тем в специальном параграфе предусматривается упрощенная процедура экспорта в будущем из нового города; 1 поскольку при издании распоряжения город должен был ввозить продовольствие, очевидно, что предполагалось расширение производства. Welles 2 полагает, что Антигон, может быть, собирался прирезать городу землю из фондов царской земли. О том, что Антигон был заинтересован в росте торговли городов, хотя бы уже из фискальных соображений, свидетельствует письмо Птолемея II к Милету, где говорится о тяжелых пошлинах и налогах на торговлю, установленных «некиими царями», т. е. в данном случае Антигоном (RC 14, строка 6).
Создание путем синойкизма крупных городов должно было содействовать исчезновению партикуляризма, мешавшего росту производства и торговли, укрепить городские финансы, втянуть большую массу населения, в том числе сельского, в
Каков был статус новых городов, возникших в результате синойкизма или вновь построенных? Здесь у диадохов не было ясно выраженной программы и последовательного плана. Но в общем они действовали в духе политики Александра, предоставляя городам условную свободу и самоуправление. В Греции, как мы видели, свобода эллинских городов, установление в них демократического или олигархического режима определялись интересами диадохов в зависимости от военной ситуации и классовой борьбой внутри полиса. В основном они предоставляли полисам жить по старым своим законам — конечно, в ограниченных пределах своей «свободы». Так, островная лига прославляет Птолемея за его благодеяния «по отношению к островитянам и прочим эллинам», за то, что он «освободил города, вернул им законы и восстановил у всех унаследованный государственный строй, смягчив денежные взносы» (Syll.3 390, около 280 г.). На Востоке, как мы видели, Александр вводил демократию, поскольку олигархи и тираны обычно сохраняли верность персам, но ни Александр, ни диа-дохи не были принципиально против тирании или олигархии, если те не мешали их планам и не противодействовали их власти. Город Илион принял специальный закон против тиранов; очевидно, перед этим, в правление Лисимаха, здесь была тирания (OGIS 218). Новым на Востоке было то, что здесь полисы включали не только греков, но и аборигенов не-эллинов. Правда, у нас нет данных для утверждения, что диадохи были сознательными проводниками политики смешения народов Европы и Азии, которую Диодор приписывает, и не без основания, Александру. Эллины и особенно македонцы сохраняли в городах привилегированное положение. Но синойкизм и возникновение новых городов со смешанным населением приводили неизбежно к сближению между греко-македонцами и азиатскими народами.
Диадохи в целях централизации управления и упрочения своей власти стремились установить единообразный административный строй и таким образом уравнивать восточные и эллинские города. Мы очень мало осведомлены о порядке и системе управления в царствах диадохов. Во всяком случае известно, что города находились не только в прямой зависимости от царя, но входили в общую административную систему. Царство Селевкидов было разделено на сатрапии, во главе которых стояли стратеги, сатрапии делились на гипархии; гипарх засвидетельствован в надписях OGIS 238, R0 20, RC37
и др. В отдельных городах были уполномоченные центральной власти — эпистаты, что не воспринималось как нарушение автономии. Даже Селевкия в Пиерии, гавань Антиохии, имела эпистата и принимала постановления как του δεινός έπιστάτου και αρχόντων γνώμη. В своем письме к Мелеагру Антиох (RC 11, 22) упоминает землю εν τη χώρα καί συμμαχία,— землю, расположенную на союзной территории (ср. там же 12,9; 1, 43). Птолемей называет Милет своим союзником (RC 14, 8). Но это — большей частью фразеология, за которой скрываются отношения господства и подчинения. Основная особенность в положении автономных городов того времени состоит в том, что они включаются как органическая часть в систему новых монархий.
С другой стороны, организация восточных городов приближается к структуре полиса. Надпись в Вавилоне (OGIS 254) упоминает Δημοκράτην Βυττάκον, τον στρατηγόν και επιστάτην της τ:όλεως; следовательно, Вавилон управляется эпистатом. но издает почетный декрет как полис. Финикийские города сохранили прежнее финикийское население, финикийские культы, чеканили монету с финикийской легендой, но получили организацию автономного полиса. Апамея во Фригии, возникшая на основе туземного города Келены, чеканила монету с изображением Ноева ковчега и подписью Noe; но это был полис греческого типа, и впоследствии Дион Хрисостом расточает ему неумеренные похвалы как крупнейшему центру Фригии. Таким образом, местное азиатское население вовлекается в гражданскую жизнь, хотя и приниженную и обедненную включением городов в единое монархическое государство. По Пергамскому декрету 133 г. (OGIS 338), гражданство в Пергаме получают не-греки Μυσοί и Μασδυηνοί; это — продолжение старой практики. По декрету г. Смирны (OGIS 229, строка 108 сл.), «гражданство и прочие привилегии» предоставляются Оману и находившимся под его начальством персам, поставленным на охрану области. Крупнейший город на Востоке, Селевкия на Тигре, имевший в пору своего расцвета до 600 000 населения, заселенный, как уже упоминалось, вавилонянами, имел свою герусию (Plut., Crass. 30) или совет 300 (Посидоний у Athen. XI, 466 b.); т. е. был организован по типу греческого полиса. По Полибию (V, 48, 12), здесь был и эпистат царя, а вместе с тем и какие-то местные правители, которых Полибий называет неясным термином άδείγανοι (IV, 54, 10).
Синойкизм и организация городов на Востоке действительно приводили к «смешению жизней и нравов, браков и быта» (Plut., de fort. Alex., I, 6). Полибий называет александрийских греков метисами (μιγάδες, XXXIV, 14, 4). Жителей Эдессы называли μιξέλληνες. При этом происходила не только
эллинизация Востока, но и ориентализация Запада. Последнее греки и римляне воспринимали как вырождение. Ливий пишет (XXXVIII, 17): Macedones, qui Alexandriam in Aegypto qui Seleuciam ас Babyloniam quique alias sparsas per orbem terrarum colonias habent, in Syros Parthos Aegyptios degeneraverunt. Македонцы и греки, хотя и бывшие в привилегированном положении и старавшиеся поэтому обособиться от «варваров», неизбежно должны были смешиваться с местным населением, которое во многих случаях было носителем более древней культуры. Особенно сильно было воздействие на эллинов восточных религий, которые в большей степени соответствовали изменившимся общественным отношениям, чем ограниченные боги греческого полиса. Жители Востока часто давали себе греческие имена, но бывали и случаи, когда грек брал себе восточное имя. Многие элементы греческого языка проникли в восточные языки, но наблюдается и обратное: воздействие восточных языков на греческий. Трудно сказать, не был ли скорее признаком ориентализации греков, чем эллинизации Востока, факт перевода библии на греческий язык или публикация и комментирование Гермиппом зороастрийских текстов.
Синойкизм и строительство городов, совершавшееся быстро и по плану, вызывали к жизни новый тип градостроительства, архитектуры, орнаментального и изобразительного искусства. Эллинистическое градостроительство по форме и по технике было явлением новым; оно изменило облик городов Востока и оказало большое влияние на градостроительство последующих веков.
Образование новых полисов на Востоке имело своим результатом изменение положения крестьян, так как к городам, которые, как известно, в античности представлял» собой «города, занимающиеся земледелием», прирезывалась сельская территория. В адресованном Мелеагру предписании Антиоха I (RC 11, около 275 г.) о даровании крупных земельных владений своему «другу» Аристодикиду указывается, что ему разрешается приписать свою землю к какому ему угодно будет полису. Что это было не формальным только присоединением, видно из письма Мелеагра (стратега Геллеспонтской сатрапии) в связи с этим к городу Илиону. Мелеагр пишет (RC 13), что многие города заискивали перед Аристодикидом, чтобы он приписал свою землю к ним. Аристодикид остановил свой выбор на Илионе. Мелеагр рекомендует илионцам вынести решение о предоставлении Аристодикиду привилегий (φιλάνθρωπα) и закрепить условия приписки. Очевидно, город получал прямую выгоду от такого присоединения.
Как и в случае с Аристодикидом, позднее Антиох II предоставляет Лаодике право приписать проданную ей землю, к
какому городу пожелает (RC 18—20). Очевидно, что выбор города — особая привилегия, но сама приписка — общее правило. Города приобретали землю и путем прямого дарения. Так, Птолемей II подарил Милету землю (RC 14); дар был крупный, судя по декретам Милета (RG, стр. 74).
Включение бывшей царской земли в состав территории полиса не влекло за собой, вероятно, во всех случаях немедленного радикального изменения положения крестьян. Но в дальнейшем оно было неизбежно. Земледельцы, остававшиеся в своих деревнях, обязаны были платить φόρος городу, как это делали фригийцы в Зелее (Syll.3 279); переселившиеся в город назывались πάροικοι — термин, часто встречающийся в надписях;1 πάpoutoi могли со временем получить право гражданства.
Синойкизм и строительство городов изменяли состав и характер населения стран Востока. Десятки тысяч греков и македонцев (различия между ними со временем стерлись) пребывали и оседали в новых городах, колониях и в разраставшихся старых городах. Если при этом принять во внимание, что на Востоке в городах постоянно находились в период диадохов массы войск, главным образом наемных, обычно с семьями, сопровождаемых многочисленной армией поставщиков, торговцев, работорговцев и т. п., то можно сказать, что новые города были одним из важнейших факторов смешения народов.
Синойкизм и градостроительство — только один из путей создания нового, эллинистического типа организации рабовладельческого общества. Независимо от соображений и целей, которыми при этом руководствовались диадохи и эпигоны, здесь нашла свое отражение общая закономерность развития эллинистического общества. Вместе с тем знаменательно, что для «смешения народов» и создания политического и экономического единства эллинистические монархи использовали как раз отживающую свой век форму полиса. Как и во всех областях экономической, политической и духовной жизни, эллинизм и здесь не сумел найти принципиально новые формы перестройки общества, которые придали бы ему прочность и устойчивость.
Диадохи не только воевали, но и строили, созидали новые государства, с налаженным государственным аппаратом. Военные действия сопровождались экономическими мероприятиями. После занятия Афин Деметрием в 307 г. Антигон прислал афинянам хлеб и строевой лес (Syll.3 334). Мы видели, с какой тщательностью канцелярский аппарат Антигона разработал проект синойкизма Теоса и Лебедоса. Город Кумы в Эолиде
отмечает в декрете заслуги судебной коллегии Магнесии, прибывшей по распоряжению Антигона для разбора спорных судебных дел куманцев (OGIS 7). Спор между Приеной и Самосом относительно владения территорией Батинетиды тщательно разбирается в канцелярии Лисимаха в самое тяжелое для него время 283/2 г.; прослеживается история вопроса до VII в., цитируются документы, выслушиваются речи послов; наконец, Лисимах выносит решение (RC 7). Не раз Лисимах вооруженной силой подавлял восстания πεδιεΐς, туземных крестьян, против Приены (RC 6; OGIS 11); к сожалению, в чрезвычайно испорченном виде дошла надпись RC 8; из сохранившихся бессвязных отрывков можно, однако, заключить, что царь (Лисимах?) решил умиротворить педиеев, превратив их в πάροικοι и предоставив им тридцать дней (для улажения конфликта?); но крестьяне напали на приенцев, многих перебили, дома разграбили.
Ряд надписей говорит о дарах диадохов храмам, помимо предоставления им асилии. Особый интерес представляет послание Селевка к Милету в 288/7 г. (RC 5), в котором перечисляются его дары храму Аполлона Дидимейского : художественные золотые сосуды с соответствующими надписями, общим весом 3248 драхм 3 обола, серебряные чаши весом 9380 драхм, 10 талантов ладана, талант смирны, две мины кассии, две мины корицы, две мины κόστος. Эти дары свидетельствуют не только о богатстве Селевка, но и о связях с Востоком, откуда он мог получать большие количества курений и пряностей.
В указе Антигона о синойкизме Теоса и Лебедоса Антигон выступает как рачительный хозяин, пекущийся о возможно более экономном устройстве нового города, и вместе с тем как крупный землевладелец. Он вначале не хочет разрешать городу заем на закупку продовольствия, предпочитая, чтобы город снабжался из урожая с соседних с Теосом царских земель.
Несмотря на почти непрерывные войны, в период диадохов складывалась новая форма государства и управления им, зарождались элементы новых общественных отношений, создавались условия для расширения экономики путем преодоления прежней ограниченности отдельных замкнутых территорий, благодаря расширению экономических связей и втягиванию отдельных отсталых районов в более или менее единую систему хозяйства.
Нет возможности отделить изменения, совершившиеся в экономической и общественной жизни эллинистического мира в период диадохов, от достижений Александра, с одной стороны, и от результатов последующего развития — с другой. Несмотря на бурный темп событий 322—281 гг., экономические
результаты их не могли сказаться сразу; можно проследить лишь некоторые тенденции, проявившиеся с большей полнотой и определенностью лишь в последующие десятилетия III в. К тому же источники не дают достаточно конкретного материала, который позволял бы делать уверенные выводы об экономике и хозяйстве периода диадохов. Историки, пытающиеся делать такие выводы, основываются, помимо своих общих соображений, на недостаточном случайном материале или используют ретроспективно для истории диадохов более поздние данные. Этот последний прием может оказаться плодотворным, если правильно уловить линию развития изучаемого процесса; в этом случае полное раскрытие существа явления в период его наибольшего развития позволяет осветить и его начальную стадию. Но вполне понятно, что категорические конкретные суждения в таких случаях чрезвычайно рискованны. Неудивительно, что историки приходят иной раз к диаметрально противоположным выводам. Так, Белох (ук. соч., IV, 1, стр. 217), сопоставляя цены на различные товары и на труд в течение III—II вв., приходит к выводу, что, несмотря на появление в обращении после Александра громадного количества денег, цены в общем не повысились; он объясняет это тем, что вследствие роста торговли увеличилась потребность в средствах обращения, и деньги поэтому были в цене. Напротив, Ростовцев (ук. соч., стр. 165) видит один из признаков преуспеяния в период диадохов как раз в росте цен. Белох отмечает (там же, стр. 325) процесс поляризации общества и постепенное исчезновение средних классов. В противоположность этому Ростовцев (там же, стр. 163) усматривает prosperity в Греции периода диадохов именно в том, что здесь появилась благоденствующая, прочно себя чувствующая «средняя буржуазия». Ссылаясь на типы, выведенные в комедиях Менандра и в «Характерах» Теофраста, Ростовцев утверждает, что афинская «буржуазия» была зажиточна (well-to-do) и что в этом залог преуспеяния Афин. Здесь сказывается общая установка Ростовцева, который видит в классовой борьбе не движущую силу истории, а источник бедствий, упадка и гибели.
Но и Белох и Ростовцев сходятся в том, что оба считают период диадохов периодом наивысшего расцвета Греции. Афины, полагает Белох, никогда так не процветали, как при Деметрии Фалерском (там же, стр. 271); особенно процветала Македония, которая почти не была ареной военных действий и лишь «оскудела воинами» (Diod., XVIII, 12, 1) в результате участия македонцев в восточных походах. Малоазиатские города, утверждает Белох (там же, стр. 274) никогда ни раньше, ни позднее, вплоть до римского завоевания, не переживали такого расцвета. Точно так же Ростовцев полагает, что Афины
преуспевали во времена Александра и диадохов (там же, стр. 164). Даже голод в Афинах в 289—282 гг. ничего не доказывает: и деньги были и хлеб был, но афиняне не успели освоить новые рынки и новые пути сообщения (там же, стр. 168 и прим.).
Конечно, можно a priori утверждать, что новая ступень, на которую вступило рабовладельческое общество, должна была вести к некоторому подъему, иначе происшедший переворот был бы исторически не оправдан и не мог бы иметь длительных результатов. То обстоятельство, что мероприятия Александра и диадохов по строительству и расширению городов, по дорожному строительству, по упорядочению и расширению денежного обращения не заглохли, а получили дальнейшее развитие в III в., показывает, что эти мероприятия не были случайной прихотью правительства, а соответствовали требованиям времени и сами послужили в свою очередь мощным средством для роста прежде всего торговли.
У нас нет никаких статистических данных о численности населения в эллинистических государствах.1 Поэтому нет возможности установить, какую роль могли сыграть своей численностью переселившиеся на Восток или временно там пребывавшие греко-македонцы, какое могли занимать место в экономике эллинистического мира эллинские или эллинизованные города, какова была площадь земельных территорий, присоединенных к полисам, каков был размер торгового оборота — абсолютно и по сравнению с предшествующим временем. Но с этой трудностью историк сталкивается, какой бы период античной истории он ни изучал. И для данного периода все же некоторые общие выводы можно сделать.
Ростовцев считает, что войны диадохов сами по себе содействовали расцвету и Востока и Греции. Постоянно стоявшие на Востоке войска, которых сопровождали их семьи, рабы и слуги, составляли как бы движущийся полис, притом полис богатый, «огромный деловой концерн» (там же, стр. 147). Наемники оседали в стране с накопленным и награбленным богатствами. Возник тип miles gloriosus, сорящего деньгами и предъявляющего постоянный спрос на товары. «Война была поэтому до известной степени благодетельным фактором в экономической жизни этого периода» (там же, стр. 152). Ростовцев упу-
скаёт при этом из виду, что эта армия паразитов, которая ничего не производила, а лишь разрушала и потребляла, расплачивалась за покупаемые товары деньгами, исторгнутыми от самого населения. Антипатр прямо заявил Фокиону, что войско его живет за счет населения (Plut., Phoc. 26). Ростовцев оценивает экономическое положение только с точки зрения денежного обращения, но не с точки зрения производства. Он поэтому видит симптом расцвета в том, что было много богатых людей. А восхваление роли войска и войны как экономического фактора — обычная формула, которой прикрываются империалистический разбой и угнетение колоний.
Между тем можно с уверенностью говорить, что в результате вовлечения Востока в систему античного хозяйства должно было в некоторой степени расшириться производство товаров. Этот процесс наблюдается на всем протяжении III в., но начало его было, очевидно, положено в период Александра и диадохов. Маркс указывает: «В древнем Риме уже в позднейший республиканский период купеческий капитал достиг более высокого уровня, чем когда-либо прежде в древнем мире, без какого бы то ни было прогресса в промышленном развитии; между тем в Коринфе и в других греческих городах Европы и Малой Азии развитие торговли сопровождалось высоким развитием промыслов».1
Факт быстрого роста ряда новых городов — Александрии, Антиохии, Селевкии на Тигре, Фессалоники и др. — свидетельствует о быстром росте городской жизни, связанной не только с торговлей, но в известной степени и с промышленностью. Уже при Птолемее I был заложен Фаросский маяк —-грандиозное сооружение Сострата, которое древние причислили к «семи чудесам света». Это было не просто украшение Александрии, а свидетельство высокого темпа роста восточной и средиземноморской торговли. На основании археологических данных можно установить рост экспорта греческой керамики и создание новых типов ее применительно к вкусам народов Востока. Города Северного Причерноморья переживают в связи с общим подъемом блестящий период, о чем свидетельствуют богатые могильники Пантикапея и Ольвии и скифские погребения.
Конечно, с образованием обширных монархий центры торговли и ремесла переместились. Селевкия на Тигре и проложенный к ней новый путь через мост на Евфрате у Зевгмы и далее через Эдессу и Нисибис оттеснили финикийские города на второй план. Создание новых торговых путей и торговых
городов на Востоке подняло значение Родоса. Уже осада Родоса Деметрием и стойкая оборона родосцев, которым оказали помощь прочие диадохи, показала, какое большое значение приобретал этот торговый центр в системе эллинистического мира. После заключения мира Харес, ученик Лисиппа, воздвиг на Родосе колоссальную бронзовую статую Гелиоса; этот «родосский колосс» как бы символизировал могущество этого города. В связи с быстрым восстановлением Родоса после землетрясения 222 г. Полибий пишет: «. . .Если принять во внимание только то время, с которого город родян начал застраиваться, то нельзя не подивиться быстроте, с какой умножилось достояние отдельных граждан и целого государства; но перестаешь удивляться, если вспомнишь удобство местоположения этого города и обилие благ, притекавших ему извне; напротив, начинаешь думать даже, что благосостояние его не достигло подобающей высоты» (V, 90, 3—4). В Малой Азии выдающееся положение занимают реорганизованный Лисимахом путем синойкизма Эфес, ставший впоследствии главным городом римской провинции Азия, и Милет, перед которым заискивали цари (например, Селевк, RC 5), занимавший весьма независимую позицию по отношению к Лисимаху, во владения которого этот город входил (OGIS 329; Syll.3 368).
Конечно, в результате перемещения экономических центров некоторые города теряли свое прежнее значение. Афины уступили место Коринфу, который Цицерон характеризует в прошлом как «светоч Греции» (de imp. Cn. Pomp. 5).Селевкия заняла место Вавилона, пришедшего в полный упадок.1 Антиохия вскоре затмила другие города сирийского побережья.
Но, как уже указывалось выше, такое перемещение экономических центров было неизбежным результатом возникновения экономического единства всего эллинистического мира.
Образовавшиеся в результате распада державы Александра эллинистические монархии были различны по размерам территории, по численности и составу населения, экономическим ресурсам, уровню и характеру культуры, прошлой исторической судьбе. Естественно, что и дальнейшая их история была различна. Македония и Греция меньше всего извлекли пользы из нового порядка вещей. Слабые стороны эллинистического общества, в котором все новые явления не получили прочного и длительного развития, сказались прежде всего в Греции. Она не могла преодолеть свою экономическую ограниченность и партикуляризм, а из экономического объединения с Востоком извлекла мало выгод. На первых порах Греция почувствовала временное облегчение благодаря значительному отливу насе
ления на Восток. Этому обстоятельству историки придают большое значение, однако эмиграция не является ни признаком, ни источником благосостояния страны, которую вынуждены покидать наиболее деятельные и энергичные элементы ее населения. Кризис эллинизма проявился прежде всего в Греции, и это было одной из главных причин того, что Македония и Греция раньше других эллинистических стран были завоеваны римлянами.
Что касается царства Птолемея, то некоторая изоляция собственно Египта не только от других эллинистических стран, но и от владений Птолемеев в Азии и в Европе, а также особенности исторического прошлого, наложившего свою печать на птолемеевский Египет, привели к значительному своеобразию этого государства. С наибольшей полнотой основные закономерности эллинистического общества отразились в истории самого крупного по территории и численности населения эллинистического государства — царства Селевкидов.