Наша группа ВКОНТАКТЕ - Наш твиттер Follow antikoved on Twitter
76

Заключение

СПАСЕНО ДЛЯ НАРОДА

Варвары сами, фашисты считали «варварами», «низшей расой» русских, украинцев, белоруссов, грузин, узбеков...

Народы СССР по зову своего вождя товарища Сталина поднялись на великую освободительную Отечественную войну. Широко разлилось по оккупированным врагом районам движение народных мстителей. Им помогало всё население. Партизаны не только взрывали мосты и дороги, пускали под откос вражеские поезда, уничтожали немецкие штабы. Они выпускали газеты и листовки, собирали материалы по истории партизанского движения, спасали культурные ценности советского народа.

***

Минск притаился.
У Никольских в Минске была знакомая. Она служила прислугой в доме, занятом одним обер-лейтенантом. У него был радиоприемник. Когда обер-лейтенант уходил из дому, девушка бросалась к аппарату. Она ловила Москву. Она ловила Ленинград. И каждое сообщение Родины быстро расходилось по городу.
Так население Минска с радостью узнавало о разгроме немцев под Москвой, под Керчью и под Ростовом, о героической стойкости Ленинграда и Севастополя. В самом Минске то взрывалась машина с гестаповцами, то оказывались перерезанными телеграфные и телефонные провода.
Николай Михайлович продолжал научную работу. Он перебирал листы изданий древнефиникийских текстов из раскопок в Рас-Шамра — текстов, работу над которыми считал задачей остатка своих дней. Эта работа стояла в пятилетнем плане изданий Белорусской Академии наук. Он читал диссертацию своего ученика о древнегреческой комедии эпохи Аристофана, раскладывал по папкам уцелевшие фото своего музея: план Иерусалим-

77

ского храма, снимок с египетского папируса, фрески Помпеи, мозаики Херсонеса, знакомую обгоревшую бумажку с профилем Савмака...
Шел день за днем. На пороге крошечной комнаты, заваленной книгами (это был уже третий адрес академика: немцы швыряли людей из квартиры в квартиру), стояли Ваня и Зина — советские партизаны. Они принесли привет от партизанского отряда советскому ученому-патриоту и гостинцы: мясо, сало, хлеб. Это были посланцы Родины. До поздней ночи горели огарки свечей и звучали тихие голоса. Было решено, что партизаны подготовят уход академика из Минска в партизанский лес.
В ожидании этого желанного дня ученый с новой силой принялся за работу.
Работал с увлечением, запоем. Росли стопки исписанной бумаги. Он писал монографию о древнефиникийских земледельческих культах и мифах, статью об экономике древней Месопотамии, брошюру о свадебных народных обычаях Белоруссии, восстанавливал план погибшего музея, проектировал новые экспедиции студентов Минского университета на раскопки Херсонеса, Ольвии, городов Боспора. Он знал: наши придут, вновь раздадутся родные молодые голоса в коридорах университета.
День встречи с Родиной приближался. Уже бежали из Минска в партизанскую зону химик — академик Николай Александрович Прилежаев и биолог — профессор Иван Андреевич Ветохин. Немцы свирепствовали. Приходилось немного переждать. Никольский работал.
...Яркий августовский день. По пыльной дороге тащится телега. Ею правит партизанка Марина. На сене — «больные» (свидетельство в кармане), они едут в деревню. Рискованно всё это, но, к счастью, обходится благополучно.
Телега сворачивает с шоссе на лесную дорогу. Скоро «пограничная» партизанская деревня, речка, а там, за ней — «партизанское царство», кусочек родной советской земли.
Волнение и радость неописуемы. Можно громко говорить, можно свободно называть людей запретным словом «товарищ»! Тут же бежавший накануне из Минска профессор механики Александр Александрович Кравцов.
— Эта первая ночь в партизанском лесу, в палатке, сплетенной из хвойных ветвей, никогда не изгладится из памяти, — говорил потом академик Никольский. — На маленькой полянке всю ночь горел костер, у которого сидели караульные. Не спалось, в голове бродили разные мысли. Свобода! Родина!
Ученых, находящихся в партизанской зоне, ждала Москва. Но ряд дней стояла нелетная погода, а потом на разгром партизан немцы бросили карателей. Надо было переезжать с места на место. Началась осенняя распутица. Аэродромы оказались далеко. Пришлось зазимовать.
Партизаны окружили ученых самой трогательной заботливостью, oxpaняли их день и ночь, снабжали всем необходимым. То в крестьянской избе, то в палатке из ветвей, то в землянке, при свете фонарика или керс-

78

синовой коптилки, Николай Михайлович вое время продолжал работать. Снова росли стопки бумаги, исписанные бисерным четким почерком.
Жизнь была тревожная. Немцы несколько раз пытались вторгнуться в партизанский край. Они бомбили с воздуха беззащитные белорусские деревеньки, шарили и рыскали по дорогам. Однажды отряд головорезов прорвался в деревню, где в это время жили Никольский и Кравцов. Партизаны, рискуя жизнью, во-время вывели ученых из деревни. Двое суток, под проливным дождем, скрывались все они в соседних болотах. А потом академик снова сел за рабочий стол.
Никольский и Кравцов провели среди белорусских партизан более полугода. Немало вынужденных переездов совершили они в это время. Много опасностей было в связи с этими переездами. Николай Михайлович показал мне обертку пачки своих рукописей. Там стояло:
«Начато собирание материалов 12. IX. 1941, начато писание текста 16.11.1942, закончено 18.III.1943 в оккупированном Минске, в честь Советской Родины. Окончательно отредактировано и переписано к 14.XII.1943 в партизанских отрядах Белоруссии. В случае, если я не доживу до радостной встречи с Большой землей, прошу моих товарищей по партизанской зоне принять все меры к доставке этой рукописи в Москву, в Академию наук».
Оговорка оказалась лишней. Канун нового 1944 года Никольский, правда, был еще у партизан. В землянке была устроена елка; Николай Михайлович выступил с речью. Он говорил о любви к социалистической Родине, об историческом значении советского партизанского движения и выразил уверенность в скором разгроме врага и создании на этой территории заповедника-музея партизанского движения Великой Отечественной войны.
— Эти леса, эти землянки, — говорил академик, — с благоговением будут посещать тысячи советских туристов.
А через несколько дней партизаны поздравляли ученого с высокой правительственной наградой: за многолетнюю деятельность на благо Родины он был награжден орденом Ленина.
Вскоре академик Никольский на самолете прибыл в Москву.

***

В древнем Херсонесе свирепствовали немцы. Они выбросили Александра Кузьмича с женой из их квартиры. Гитлеровцы хозяйничали в залах музея: по карманам солдат пошли греческие терракоты, стеклянные сосудики для благовоний, красивые бронзовые ручки гидрий. Варвары стали разводить на древних мраморных плитах свои костры. На бесценных амфорах Фасоса и Родоса они выцарапывали свастику и похабные слова.
Варварство фашистов делало старого ученого бесстрашным. Он кричал на немецких командиров, требуя унять солдат. Увидев в руках солдата музейную вещь, он шел прямо на него, хватал за руки грабителя и буквально вырывал ее у ошарашенного от неожиданности немца.

79

Академик Н. М. Никольский

Академик Н. М. Никольский.

— Герр! — восклицал он. — Ведь это не ваше, это принадлежит нашему народу. Это — музейное, это археология!
Гитлеровцы изумлялись настойчивости старика, считали его за чудака и маниака.
Однажды Тахтай обнаружил у гитлеровцев два ящика с надписями: «Покорителю Крыма барону фон-Манштейну», — предназначенные к отправке. В одном из них находилась плита II—III веков нашей эры с грифоном, в другом — мраморная капитель колонны IV века до нашей эры с изображением аканфа. Накануне упаковки драгоценности бесследно исчезли. Их решительно и бесстрашно спрятал Тахтай.
А в это время на фронтах шли ожесточенные бои. Советская Армия
перешла в наступление и перемалывала дивизии противника всё ближе.

***

Далеко простиралась Киммерийская пустыня, выжженная солнцем. Угрюмые волны скал нависали над пропастью. Сквозь камень скудно

80

пробивалась трава. Синие тени залегали в ущельях. Было нечто первобытное в этом мире.
Но внизу простирался город. В призрачном мареве жаркого дня дрожали опоясывающие его стены с башнями генуэзских времен.
Немцы, пришедшие в Феодосию, требовали «яйки», совали окурки в пасти мраморных львов и дико ржали. Они потешались над смешным стариком в ветхом суконном картузе. Старик упорно не давал тащить из музея каменные плиты с греческими письменами эпохи Митридата Евпатора. Эти плиты гитлеровцы намеревались использовать для устройства амбразур.
По музею шагал круглый розовый человечек в очках и фетровой шляпе. Он называл себя профессором при штабе Розенберга и, тыча коротким пальцем мясника в картины и статуи, изрекал хрипло:
— Конфисковать!
На другой день к Археологическому музею Феодосии и примыкающему к нему Дому-музею Айвазовского подкатил грузовик.
Старики — семидесятидвухлетний камердинер Айвазовского Фома Игнатьевич Дорменко и его ровесник, экскурсовод археологического музея Петр Валерьянович Данилов — приготовились к этому визиту. Всю ночь, при тусклом свете каганца, они торопливо упаковывали, зарывали в землю, прятали в потаенных местах подвалов и чердаков, среди всякой рухляди, всё, что было поценнее и что было под силу спрятать им, старикам. К рассвету они замуровали даже поруганных генуэзских львов, обложив их камнями и обмазав глиной.
Прибывший молодой офицер по-русски говорил кое-как.
— Я сам художник! Я что-нибудь понимаю! — восклицал он, разглядырая в кулак картину «Тавроскифия» Богаевского, ее нежные облака и голубые дали. — О, то есть посредственность, — делал он заключение.
Данилов облегченно вздыхал. Фашиста привлекали только натюрморты. Это было понятно: он был сыном оптового торговца фруктами.

***

Чуть не был увезен в Германию знаменитый Таманский саркофаг.
Он был найден еще в 1916 году казаками-кладоискателями в разрытом ими кургане близ станицы Таманской, на Кубани. Когда к месту находки явились археологи, они были потрясены. Перед ними был огромный полихромный саркофаг греческой работы со следами розовой окраски и позолоты на орнаменте. Таких замечательных памятников древнегреческого искусства мировая наука знала не много. Установили, что в саркофаге был похоронен какой-то скифский царь и что саркофаг, сделанный из целой глыбы мрамора, был, повидимому, изготовлен по заказу в Аттике в IV или III веке до нашей эры.
С громадными трудностями летом того же 1916 года доставили саркофаг в Тамань; его везли 18 пар лошадей на санях. Саркофаг остался в Тамани, в местном музее. Но им интересовался весь мир. О саркофаге

81

Мраморная плита с изображением грифона (Херсонес II—III века нашей эры). Найдена в раннехристианском храме.

Мраморная плита с изображением грифона (Херсонес II—III века нашей эры). Найдена в раннехристианском храме. Использовалась как плита пола. В дни оккупации Крыма в числе других памятников ее спрятал от немцев А. К. Тахтай.

было написано множество исследований во всех странах. Он так и вошел в науку под названием Таманского саркофага.
Когда в 1942 году в Тамани появились немцы, они тотчас же перевезли саркофаг в Керчь и стали подготовлять его к отправке в Берлин. Однако на фронтах начались неудачи. О саркофаге забыли, а позднее не постеснялись превратить его в кладовую для бидонов с тавотом. Затем этим саркофагом завалили вход в склеп, служивший фашистам бомбоубежищем. При отступлении гитлеровцы его взорвали. К счастью, пострадала только огромная крышка саркофага, имеющая форму двускатной крыши греческого храма: от нее остались лишь сотни кусков. В тот же день немцы бросили гранату и в склеп Деметры.

82

Московские железнодорожники приходили в смущение. В накладной значился металлический гроб с покойником, а в вагоне оказался мраморный гроб без покойника. Железнодорожными правилами не был предусмотрен перевоз грандиозной каменной гробницы, и кассирша Керченского товарного вокзала оформила документы в привычных выражениях.
Прибывшая в освобожденную Керчь правительственная комиссия тотчас же позаботилась, чтобы таманский саркофаг и все части его взорванной крышки были доставлены в Москву. Это трудное и хлопотное дело поручили молодому археологу Наталии Пятышевой. Советская Армия, которая освободила Керчь и Тамань и спасла для советской культуры ценнейший памятник, предоставила краны и автомашины, погрузила саркофаг в вагон.
Саркофаг — в Историческом музее Москвы. Электролебедки водрузили его в самом центре Античного зала. Археологи и химики, художники, скульпторы и реставраторы принялись за работу. Мылом и спиртом отмывали мрамор от копоти, сажи. Приступили к монтажу крышки. Отсортировали сотни кусков, стали собирать их в особых зажимах, склеивать альбумином, ставить на каркас. Те места, которые пропали, восполнялись художниками-реставраторами. Таманский саркофаг снова вошел в научный и музейный обиход.

***

Советская страна переходила на рельсы мирного строительства.
Снова заняли свои места картины и скульптуры в Феодосийском музее. Двери широко распахнулись для посетителей. Солдаты и офицеры Советской Армии, моряки-черноморцы, экскурсанты вновь появились в прохладных залах, наполненных старинными памятниками, спасенными самоотверженностью советских людей.
Старший научный сотрудник Эрмитажа М. М. Худяк спускался в склеп Деметры в Керчи. Немецкая граната сильно попортила роспись. Стены грозили обвалом. Ученый в негодовании сжал кулаки: в стенах, в ценнейших росписях, торчали вколоченные гвозди. Немцы использовали склеп как бомбоубежище и развешивали по стенам свои вшивые шинели. Некоторые фрески носили следы попыток вылома: немцы хотели их увезти.
Из Ленинграда и Москвы в Керчь срочно выехали бригады ученых-реставраторов.
Потянулись домой мраморы и картины Эрмитажа. 3 октября 194э года их начали отгружать из Свердловска, а 11 октября первый ящик уже был внесен в родные стены здания на Дворцовой набережной Ленинграда. Вновь залы музея заполнились стружкой и досками, вновь застучали молотки. В канун 28-й годовщины Великого Октября директор Эрмитажа академик И. А. Орбели перерезал ленту. Хлынули научные работники, студенты, рабочие, бойцы, школьники с ленточками медали

83

Старший научный сотрудник Херсонеса А. К. Тахтай

Старший научный сотрудник Херсонеса А. К. Тахтай

84

«За оборону Ленинграда» в залы, без которых нельзя представить себе Ленинград. А через год экспедиция Эрмитажа возобновила археологические раскопки на городище Нимфея под Керчью.
Хлопочет в Минске Н. М. Никольский. В светлых аудиториях вновь отстроенного университетского городка можно часто видеть седоватого старика с поблескивающими стеклами очков. Своим глуховатым голосом он расскажет вам о тех замечательных научных открытиях, прийти к которым ему помогли многие его же студенты, на груди которых — медали «Партизану Отечественной войны». Они поддержали его в немецкой неволе, они чутко оберегали его в дни трудной партизанской жизни.
Он покажет вам планы восстановления университетского историко-археологического музея. В нем попрежнему будет отдел древнего Востока, отдел Античного мира, отдел греческих причерноморских колоний, отдел белорусской археологии. В организации музея принимает участие инвалид Отечественной войны, орденоносец, защитник Крыма, выпускник Минского университета Иван Сапего, автор интересной работы о скифо-херсонесской войне II века до нашей эры. Накануне Великой Отечественной войны ученый совет Херсонеса дал этой работе высокую оценку.
И древний Херсонес тоже... восстанавливается! Это значит: его директор И. Д. Максименко, главный археолог С. Ф. Стржеллецкий, научные сотрудники А. К. Тахтай и Ю. Ю. Марти придают развалинам их прежний вид—вид развалин: они разбирают бомбовые укрытия, сделанные из обломков колонн византийских базилик, они вновь возвращают камням значение древних камней, дорогих всему советскому народу, всему культурному человечеству.
Над синими водами древнего Понта, советского Черного моря, гремит матросская песня:

Друзья-моряки подобрали героя,
Кипела вода штормовая...
Он камень сжимал посиневшей рукою
И тихо сказал, умирая:
"Когда покидал я родимый утес.
С собою кусочек гранита унес, —
И там, чтоб, вдали От крымской земли,
О ней мы забыть не могли".

По городищу бродит младое племя новых херсонеситов — аспирантов и студентов Москвы, Ленинграда, Киева, Одессы. С севастопольскими школьниками беседуют ленинградские гости — археолог Эрмитажа Г. Д. Белов, писательница Ольга Берггольц.
А на древней вершине горы Митридата в Керчи, в центре акрополя античного Пантикапея, у легендарного кресла Митридата ныне высится, ослепительный на южном солнце, белый обелиск, видимый далеко из пролива. Это — памятник героям-освободителям Керчи, памятник бойцам Со-

85
ветской Армии и Флота, бойцам армии, выполнившей свою миссию спасения мировой культуры от фашистского варварства.
Гордого духа советского народа ни убить, ни покорить нельзя.
И такие ли уж чудаки эти археологи, спасавшие от врага невзрачные черепки керамики, обломки мрамора? Советские ученые были на своем посту. Они не изменили своему народу, они вместе с народом не дрогнули перед коварным врагом. Всё, доверенное им народом, они сберегли для народа.
Ленинград, Белоруссия, Крым, 1937-1947 гг.

Подготовлено по изданию:

В.Шевченко
Сокровища исчезнувших городов (Записки музейного работника).Л., Лениздат,1948.



Rambler's Top100