Наша группа ВКОНТАКТЕ - Наш твиттер Follow antikoved on Twitter
73

Глава первая

ФИНИКИЙСКАЯ КОЛОНИЗАЦИЯ ЗАПАДНОГО СРЕДИЗЕМНОМОРЬЯ

В истории финикийской колонизации Западного Средиземноморья ведущая роль принадлежала Тиру, бывшему в конце II тысячелетия до н. э. гегемоном среди финикийских городов-государств. Ни об основании Тира, ни о его ранней истории сколько-нибудь подробными сведениями мы не располагаем. Согласно тем источникам, которые мог использовать Помпей Трог (вероятнее всего, одна из не дошедших

74

до нас «Историй финикиян»1), Тир был основан сидонянами за год до гибели Трои, причем легенда подчеркивает, что именно Сидон был древнейшим городом Финикии (Iust., XVIII, 3,1-5). Традиция об основании Тира сидонянами нашла отражение и в иудейско-израильской литературе. Так, у Исайи (XXII, 12) Тир именуется «дочерью Сидона» (bat sidön; в ханаанейских языках имена городов женского рода). Однако это предание следует признать недостоверным. Тир, как известно, играл значительную роль в истории Сирии и Палестины уже в середине II тысячелетия до н.э., в период эль-амарнской переписки. Таким образом, хронологическое сопоставление времени основания Тира с датой гибели Трои можно целиком отнести за счет творчества греческих (или эллинизованных) историков, тем более что они целый ряд событий, относившихся к глубокой, «незапамятной» древности, обычно датировали временем падения Трои.
В современной историографии высказывалось предположение, что Тир был разрушен «народами моря», а затем восстановлен сидонянами; традиция Помпея Трога, по мысли приверженцев этой точки зрения, отражает вторичное основание города2. Однако эти соображения не согласуются с показаниями других источников. В самом деле, если бы имело место повторное основание Тира сидонянами, оно должно было бы найти свое отражение в местном летосчислении. Трудно было бы ожидать, чтобы новые поселенцы восприняли традиции предшествовавшего им населения, тем более опасного соперника предполагаемого основателя города. Между тем, как следует из сообщения Геродота (II, 44), в Тире велось непрерывное летосчисление от момента основания города. Жрецы местного храма Мелькарта датировали его временем за 2300 лет до того момента, как Геродот посетил Тир.
Можно предполагать, что предание, дошедшее до нас в кратком изложении Юстина, возникло в период борьбы Сидона и Тира за первенство и представляло собой попытку Сидона обосновать свои притязания на господство над Финикией, и в частности над Тиром. Примечательно, что не только Юстин (XVIII, 3, 3-4) считал Сидон древнейшим городом Финикии, но и в Библии, т. е. в источнике, от античной традиции не зависимом, в известной «Таблице народов» (Gen., X, 15), Сидон назван первородным сыном Ханаана (bekörö)3.

1 B числе авторов «Историй финикиян» (τά Φοινικικά) Иосиф Флавий (Ant. Iud., I, 4) называет Гесиода, Гекатея, Гелланика и Акусилая. По-видимому, Иосиф Флавий имел в виду соответствующие разделы сочинений указанных авторов, посвященных общим историко-географическим вопросам. Однако упоминание о «Финикийской истории» Гесиода вряд ли соответствует действительности. Помпей Трог мог воспользоваться трудами Менандра и Дия по истории финикиян (ср.: Тураев Б. А. Остатки финикийской литературы. СПб., 1903).
2Eissfeldt О. Phoiniker und Phoinikia. P.-W. RE. Halbbd. XXIX. 1941. P. 350-380; Гельцер Μ. Л. Очерки социальной и экономической истории Финикии во II тысячелетии до н.э. С. 235.
3В античной традиции сохранилось указание, согласно которому слово «Ханаан» (Xvä) было древнейшим названием Финикии (Ael. Herod., Περί μον. λεξ., I, 19).
75

Иные сведения об основании Тира мы находим у Геродота, посетившего Тир и беседовавшего со жрецами храма Мелькарта. Общеизвестная добросовестность Геродота в передаче всего им лично виденного и слышанного не позволяет усомниться в том, что и в данном случае он точно воспроизвел все услышанное им от жрецов храма Мелькарта. «Они сказали, — писал Геродот (II, 44), — что одновременно с основанием Тира был основан и храм, а с того времени, когда они основали Тир, прошло две тысячи триста лет». Иначе говоря, согласно сведениям, полученным Геродотом, основание Тира следует датировать XXVIII в. до н. э. Однако достоверность рассказа Геродота еще не позволяет решить утвердительно вопрос о достоверности тирской жреческой традиции как таковой. Наиболее вероятно, что Геродоту была сообщена исходная дата тирской эры, «высчитанная» жрецами местного бога «от основания города». Пример Рима достаточно красноречиво показывает, что исходная дата такой эры и время появления в данной местности первых поселений могут и не совпадать. Несомненным можно признать только то, что уже в начале III тысячелетия до н. э. финикияне жили на восточном побережье Средиземного моря и что Тир наряду с Библом был одним из древнейших финикийских поселений в этом районе.
Судя по тому, что Тир занимал островное положение, основным занятием населения здесь первоначально было рыболовство. Не случайно египетский источник еще во времена Рамзеса II отмечал обилие в этом городе рыбы (Pap. Anast., I, 21).
Удобное географическое и стратегическое положение Тира, как великолепной гавани и неприступной крепости, позволило ему рано стать крупным торговым и ремесленным центром Финикии. Судя по тому, что в период эль-Амарны Тир занимал проегипетскую позицию, можно утверждать, что к середине II тысячелетия до н. э. он имел прочные торговые связи с Египтом. Как показывают данные архивов Мари, уже в первой половине II тысячелетия до н. э. Тир имел торговые связи и с Месопотамией (ARM, III, 44, 9).
Значение Тира в ближневосточной и средиземноморской торговле особенно возросло к концу II тысячелетия. Он стал признанным поставщиком ливанского кедра. Царь Тира Хирам поставлял израильско-иудейскому царю Давиду кедр для постройки царского дворца (II Sam., V, 11). Преемник Давида, Соломон, приобрел у Хирама для постройки в Иерусалиме храма Йахве ливанский кедр и кипарис (I Reg., V, 15-26). Представляют интерес некоторые детали этого соглашения. В обмен на поставку Тиром высокоценной древесины израильско-иудейский царь обязался ежегодно поставлять своему контрагенту 20 тысяч кор пшеницы и 20 тысяч кор высококачественного оливкового масла4. Пользовались доброй славой и тир-

4 Кор— иудейско-израильская единица измерения жидких и сыпучих тел, равная в среднем ок. 220.
76

ские ремесленники. Дом для Давида в Иерусалиме строили тирийцы — плотники и каменотесы (II Sam., V, 11), на постройке Иерусалимского храма работал искусный тирский медник (I Reg., VII, 13 сл.). К концу II тысячелетия Тир имел уже прочные торговые связи и с легендарными странами Таршиш (Тартесс, южное побережье Испании) и Офир (вероятно, Сомали). Можно предполагать, что в конце II тысячелетия тирийцы вели активную торговлю в Эгейском бассейне. Финикияне упоминаются в качестве торговцев в «Одиссее» (XV, 425; XIX, 287-297). О развитии финикийской торговли в древнейшей Греции сообщают также Геродот (I, 1; VI, 47; V, 58) и Фукидид (I, 8, 1).
Крупнейшим тирским экспортером был царь. Он имел свою долю не только в торговле Тира в Сирии и Палестине, но и в морской торговле города. В библейских текстах упоминаются корабли, принадлежавшие тирскому царю Хираму ('oni hiram) и иудейско-израильскому царю Соломону ('oni tarsis lammäläk — «таршишский корабль, принадлежащий царю») (I Reg., X, 11 и 22). Однако это не значит, что не было кораблей, принадлежавших другим представителям тирской знати. Интенсивное развитие торговли, приток в Тир драгоценностей и рабов способствовали накоплению богатств, углубляли пропасть между купеческо-аристократической верхушкой и народными массами.
Было бы, однако, ошибочным предполагать, что занятия тирийцев сводились исключительно к торговле и связанному с торговлей ремеслу. Под властью Тира находилась значительная часть материковой Финикии, с которой Тир, находившийся на острове, был связан через Усу (Παλαίτυρος), располагавшийся в непосредственной близости от него на побережье. Когда противник тирского царя Абимильки сидонский владетель Зимрида захватил Усу, всякая связь Тира с материком оказалась прерванной, в город прекратилась доставка воды и продовольствия.5 Помимо Усу, под властью Тира находился целый ряд и других населенных пунктов — современные Умм эль-Авамид, Телль-Масук, Рас эль-Айн, Телль-Решидийе. Раскопками, произведенными в указанных пунктах, обнаружены остатки жилых домов, цистерны для накопления запасов воды и погребения. В Рас эль-Айне открыты остатки системы оросительных каналов, вода в которые поступала из источника. Точно датировать эти поселения не представляется возможным; предполагают, что они появились в глубокой древности6. Они были, несомненно, земледельческими. Показательно, что египетский источник упоминает во владениях Тира krt 'nb — «город винограда»7. Земледельческие районы во владениях Тира, Шихор и Иеор, упомянуты и в пророчестве Исайи (XXIII, 3), касающемся судьбы этого города. О немаловажном значении, которое придавалось в Тире земледелию, свидетельству-

5 Knudtzon. Die El-Amarna Tafeln. Leipzig, 1908-1909. N149.
6 Eissfeldt. Τύρος. P.-W. RE. 2. Reihe. Bd. 7. Halbbd. 14. 1948.
7 Jirku A. Die Ägyptischen Listen Palästinensischer und Syrischer Ortsnamen. Leipzig, 1937. S. 32.
77

ют и следующие слова в одном из эль-амарнских писем: «Не рожала земля, пока не услышал я дружественного посланника, что от моего господина»8.
Но если существование земледельческого хозяйства в Тире неоспоримо, то о положении земледельческого населения здесь прямыми указаниями мы не располагаем. Некоторый свет на этот вопрос могут пролить материалы, относящиеся к другим финикийским городам, поскольку положение во всей Финикии, надо думать, было примерно одинаковым. Согласно имеющимся данным, сельские общины, находившиеся на территории, принадлежавшей Угариту, привлекались к несению повинностей в пользу государственной власти — выполнению натуральных поставок (хлеба, вина, волов) и отработок. Из опубликованных недавно документов явствует, что царь мог передавать доходы, получаемые с сельских общин, частным лицам. В Угарите существовала и купля-продажа земли, а также передача ее по наследству согласно воле завещателя, что, очевидно, свидетельствует о тенденции к прекращению переделов земли и возникновению частной собственности либо частного владения землей9. Наряду с общинными землями в Угарите были и царские земли. Царь наделял землей за службу, в том числе и за военную. Такие участки могли получать и ремесленники, а также пастухи, находившиеся на царской службе. Известны факты продажи царской земли10.
Как известно, колонии Тира, сохранявшие зависимость от метрополии, должны были совершать различные выплаты в пользу последней (Fl. Ios., Ant. Iud., VIII, 146). Весьма вероятно, что и селения, подвластные Тиру в собственно Финикии, были также обложены повинностями в пользу государства.
О положении ремесленников в Тире имеются сведения, относящиеся непосредственно к периоду колонизации. В Библии (I Reg., X, 15-25) рассказывается о том, что тирский царь Хирам оказал иудейско-израильскому царю Соломону помощь в строительстве храма. Эта помощь выразилась не только в поставках строевого леса, но и в посылке «рабов его» ('abadaw) для порубки ливанского кедра. Слово 'abad в данном контексте может и не означать непосредственно рабскую зависимость. В надписи CIS, I, 5, датируемой серединой VIII в., правитель кипрского Карфагена, носящий титул skn и занимающий видное общественное положение,11 назван «рабом» (lbd) Хирама, царя сидонян. Нелишне отметить, что в эль-амарнской переписке правители финикийских городов, полунезависимые и почти независимые царьки, называют себя «рабами» (ardu) египетского царя. Аналогичное словоупотребление

8 Knudtzon. Die El-Amarna Tafeln. N 147, строки 29-31.
9 Гельцер М.Л. 1) Материалы к изучению социальной структуры Угарита // ВДИ. 1952. №4. С. 30-31; 2) Некоторые вопросы аграрных отношений в Угарите // ВДИ. 1960. №2. С. 86-90.
10 Гельцер М. Л. Некоторые вопросы аграрных отношений в Угарите, стр. 86-90.
11 Винников И. Н. Эпитафия Ахирама Библского в новом освещении // ВДИ. 1952. N4. С. 143-144.
78

мы находим и в Библии. Давид в разговоре с Саулом (I Sam., XVII, 34) называет себя его «рабом» ('abdeka), явно не будучи рабом Саула в прямом смысле этого слова. В другом месте (II Sam., III, 18) Давид назван «рабом» ('abdl) бога Йахве. Таким образом, как в финикийском, так и в еврейском языке термин 'bd — 'äbäd, аналогично греческому δούλος, мог употребляться не только для обозначения рабов как таковых, но и для обозначения лиц, находившихся в состоянии несвободы, зависимости, подчиненности. Можно предполагать, следовательно, что лесорубы, «рабы» Хирама, не были рабами в собственном смысле, но в то же время находились в определенной зависимости от царя. Библия (I Reg., V, 32), сообщая о том, что в постройке дворца принимали участие «строители Хирама» (bone hirom), не называет их прямо рабами, хотя и указывает на их зависимость от тирского царя. Можно думать, следовательно, что определенные группы ремесленников в Тире находились в материальной зависимости от царя и, очевидно, им эксплуатировались (ср. также: I Reg., IX, 27-38). Сказанное подтверждается и тем, что известно об организации производства в Угарите. Здесь существовали ремесленные мастерские, принадлежавшие царю. Работавшие в мастерских ремесленники (hrsm) получали за свой труд оплату серебром и натурой12. Возможно, что и «рабы» тирского царя Хирама трудились за определенное вознаграждение.
Таким образом, имеющийся в нашем распоряжении скудный материал позволяет поставить вопрос о наличии в финикийских городах, в том числе и в Тире, определенной системы эксплуатации народных масс, не только рабов, но и свободных мелких производителей, а также полусвободных ремесленников и крестьян. Можно заранее предполагать, что эта эксплуатация вызывала выступления крестьянства и ремесленников против царской власти. Симптоматично, что, например, жители некоторых населенных пунктов, находившихся под властью Библа, переходили в середине II тысячелетия до н.э. на сторону противников библского царя13. Можно полагать, что и в Тире в этот период имели место антицаристские выступления народных масс, судя по тому, что сидонскому царю Зимриде удалось овладеть всеми его материковыми территориями14.
Для характеристики социальных отношений в Тире большое значение имеет сообщение Юстина (XVIII, 3, 6—19) о победоносном восстании рабов в этом городе. Однако хронологически отнести это восстание к периоду, предшествовавшему колонизационному движению, не представляется возможным: источник определенно связывает восстание хронологически с войной против персов, а, кроме того, в другом месте Юстин (XVIII, 4, 2) датирует основание Утики временем до рабского восстания— «до избиения господ» (ante cladem dominorum). Возможно, что и хронология

12 Гельцер М.Л. Материалы к изучению социальной структуры Угарита. С. 32-33.
13 Knudtzon. Die El-Amarna Tafeln. N81, строки 11-14.
14 Там же. №149, 154.
79

Юстина не вполне достоверна. Но, как бы то ни было, из рассказа определенно следует, что в Тире происходили (и, по-видимому, неоднократно) восстания рабов против их угнетателей, сопровождавшиеся массовыми избиениями рабовладельцев.
О движениях социальных низов в Тире мы, однако, осведомлены очень плохо. Имеющиеся в некоторых источниках отрывочные указания не дают возможности во всей полноте представить размах и характер этих выступлений. Несколько лучше освещается традицией борьба между различными конкурирующими группировками внутри рабовладельческой верхушки, принимавшая характер внутридинастийных конфликтов. Даже краткий список тирских царей, сохранившийся у Иосифа Флавия (Contra Αρ., I, 18), показывает, что эта борьба носила подчас весьма ожесточенный характер. Так, один из ближайших преемников Хирама Тирского, Абдастарт, был убит заговорщиками — сыновьями своей кормилицы, старший из которых захватил власть. Астарим, царствовавший в конце IX в., погиб от руки своего брата Фелита, который через восемь месяцев был свергнут верховным жрецом Астарты Итоваалом, основавшим новую династию. В VI в. царская власть в Тире ликвидируется и во главе государства становятся судьи15.
Таковы были обстоятельства, при которых в финикийских городах развивалось колонизационное движение. Первой и наиболее существенной причиной, вызвавшей к жизни колонизационное движение в Финикии, в том числе и в Тире, являвшемся крупнейшим, если не единственным, колонизационным центром, было, несомненно, желание купечества закрепиться на важнейших торговых путях Средиземноморья. Не случайно финикийские колонии были расположены вдоль морского пути Тир — южная Испания. Фукидид (VI, 2, 6) отмечает, что финикияне заселяли (ωκουν) Сицилию для ведения торговли с сикулами (εμπορίας ένεκεν της πρός τούς Σικελούς; ср. также: Strabo, III, 5, 3; Diod., V, 20, 1; 35, 5). Наряду с этим на колонизационном движении не могли не отразиться социальные конфликты внутри финикийских городов-государств. Чрезвычайно интересно в этой связи краткое сообщение Саллюстия, восходящее, по собственным словам писателя (Bell. Iugurth., XVII, 7), к пунийской традиции. Саллюстий (Bell. Iugurth., XIX, 1) пишет: «После этого финикияне, одни ради уменьшения населения на родине, а другие из жажды власти возбудив плебс и прочих, жадных до новшеств, основали на морском побережье <Африки> Гиппон, Хадрумет, Лептис и другие города». Таким образом, согласно приведенному сообщению, в основании колоний принимали участие разнородные элементы. Прежде всего должны быть отмечены колонисты, покидавшие родину для того, чтобы сократилось ее население. К этой группе «избыточного» населения принадлежали, вероятно, крестьяне, потерявшие землю, и свободные ремесленники, не выдержав-

15 Ср.: Тураев Б. А. Остатки финикийской литературы. С. 7-98; Jeremias F. Tyrus bis zur Zeit Nebukadnezars. Leipzig, 1891. C. 20-21; Rühl F. Die Tyrische Königsliste des Menander von Ephesus. Rheinisch es Museum. Bd. 48. 1893. S. 565-578.
80

шие конкуренции крупных мастерских, в которых эксплуатировался рабский труд. Рассказ Саллюстия позволяет выделить среди колонистов и другую прослойку — тех, кто возглавлял движение народных масс, а также элементов, враждебно настроенных по отношению к олигархии, и организовывал переселение недовольных во вновь основываемые города. Из сообщения Саллюстия следует, что в колонизации участвовали плебеи и «прочие, жадные до новшеств». Видимо, в финикийских городах существовало антиолигархическое движение, активных участников которого привлекали к себе основатели колоний. Это движение не было однородным по своему социальному составу. Противопоставление плебеям «прочих» показывает, что в нем принимали участие и отдельные представители состоятельных кругов, не имевших непосредственного доступа к власти. Любопытно, что движение в этот период направлено было не на свержение власти олигархов на родине, а на создание новых городов, что, быть может, объясняется деятельностью тех «прочих», о которых говорит Саллюстий. Наконец, текст позволяет установить, что некоторые колонии высылались непосредственно тирским правительством, в то время как ряд колоний был основан, вероятно, вопреки его желанию. В пользу сказанного свидетельствует и история основания Карфагена.

* * *

В жизни финикийских городов-государств большую роль играли торговые контакты со странами Эгейского бассейна. Вопрос о раннефиникийской торговле в этом районе до настоящего времени не привлекал внимания исследователей. Единственным исключением является труд К. М. Колобовой, посвященный древнейшей истории Родоса, где специальный раздел посвящен проблеме существования финикийских поселений на этом острове16. Краткие упоминания о сношениях финикиян с Эгеидой мы находим и у М. Л. Гельцера, который, однако, ограничивается лишь констатацией усиления греко-финикийских торговых связей в VIII в., подробно этот вопрос не разбирая.17
По-видимому, можно считать установленным, что во второй половине II тысячелетия до н. э. существовали не только контакты между ахейцами и финикиянами на Кипре, но и прочные торговые связи между Финикией и Эгеидой. Об этом свидетельствуют распространение микенской и минойской керамики в Передней Азии до Заиорданья18 и значительное влияние микенского искусства на искусство Сирии и

16 Колобова К. М. Из истории раннегреческого общества. Л., 1951. С. 71-83.
17Гельцер М.Л. Заметки по истории Финикии VIII в. до н.э. // Палестинский сборник. 1957. №3. С. 58.
18 Lorimer Н. L. Homer and the monuments. London, 1950. S. 52; Stubbings F. H. Mycenean pottery from the Levant. Cambridge, 1951; Immerwahr S. A. Mycenean trade and colonization // Archaeology,
81

Палестины19. Найденные во втором слое Угарита образцы критской керамики близки к стилю Камарес и могут быть датированы XVIII в. до н. э.20 Примерно к этому времени относится начало эгейской торговли в Передней Азии. Впоследствии в Уга-рите существовал минойский эмпорий21. Один из угаритских документов (PRU, III, 16238) — иммунитетная грамота, выданная царем Аммистамру II купцу («тамкару») Синарану сыну Сигину, — свидетельствует о том, что корабли, принадлежавшие этому последнему, совершали регулярные плавания на Крит (matkabtu-ri)22.
Однако государства материковой Греции и Крита, несомненно, стремились противодействовать массовому проникновению финикиян в Эгеиду, чтобы оградить свою торговлю от чужеземной конкуренции. Воспоминания о господстве критян в бассейне Эгейского моря отразились, как известно, в предании о талассократии Миноса (Thuc., I, 4). Любопытно, что установление критской талассократии Фукидид (I, 8) связывает с борьбой против карийцев и финикиян: «И не меньшими разбойниками были островитяне, карийцы и финикияне, ибо эти населяли большинство островов». Хотя далее Фукидид приводит доказательства только в пользу наличия карийского населения на островах, тем не менее ясно, что местоимение ούτοι («эти») относится в его тексте и к карийцам, и к финикиянам. Греческий эпос не знает о существовании каких-либо поселений финикиян в Эгейском бассейне. Не исключено, что существовавшие на островах Эгейского моря до минойской талассократии финикийские центры были разрушены критянами. Возможно, однако, что на сообщения Фукидида оказали влияние обстоятельства более поздней эпохи.
Некоторые следы ранних эгейско-финикийских связей, очевидно, могут быть обнаружены в языке и эпосе греков. В. Ф. Олбрайт, в частности, отмечал, что греческое слово Βύβλος (Библ) восходит к форме, встречающейся в эль-амарнской переписке и, следовательно, бытовавшей в финикийском языке в середине II тысячелетия до н.э., — Gubla (Библ), чему в более поздний период, в I тысячелетии, должно закономерно соответствовать финикийское gübäl (ср. евр. gebäl)23. Наименования Τύρος (финик, sur — Тир) и Σιδών (финик, sidön — Сидон) проникли в греческий язык в тот период, когда в произношении финикиян еще отчетливо ощущалась разница

1960. N 1. S. 4-13; Harding G. L. Recent discoveries in Jordan. Palestine Explorations Quarterly. 1958. S. 7.
19 Kantor H. J. Syro-Palestinian ivories // Journal of Near Eastern Studies. 1956. N 3. C. 153-174. 20 Segert S. Ugarit und Griechenland // Das Altertum. 1958. N2. C. 67-80.
21 Stubbings F.H. Mycenean pottery from the Levant. P. 53сл.; Segert S. Ugarit und Griechenland. P. 67-80.
22 Поэтому представления об односторонности греко-финикийской торговли во второй половине II тысячелетия до н. э. (Lorimer Н. L. Homer and the monuments. P. 52 сл.) следует признать необоснованными.
23 В финикийском языке беглый звук, как правило, был лабиализован (Шифман И. Ш. Пунийская надпись из эль-Хофра // Семитские языки. М., 1963).
82

между звуками t и s, которые на письме обозначались одною графемой . Вероятно, это заимствование в греческом языке имело место во второй половине II тысячелетия 24.
В «Одиссее» Менелай, рассказывая о своих странствиях после падения Трои, упоминает о том, что он посетил Финикию и сидонян. В этом рассказе нашли свое отражение воспоминания о плаваниях греков в Переднюю Азию. Весьма примечателен маршрут этих путешествий, который может быть восстановлен следующим образом: вдоль побережья Малой Азии25 через Кипр к финикийским городам (Odyss., IV, 83-84).
Однако эпос свидетельствует и о появлении финикиян в Эгеиде. Необходимыми условиями для развертывания активной финикийской торговли в указанном районе были падение ахейских государств материковой Греции и уничтожение гегемонии Крита на море. Судя по тому, что Сидон назван в эпосе богатым медью (Odyss., XV, 425: Σιδώνος πολυχάλκου), можно полагать, что финикияне вели в Греции торговлю медными и бронзовыми изделиями. Чрезвычайно показательно отсутствие в поэме упоминаний о Тире, тогда как Сидон упоминается неоднократно. Отсюда может следовать, что в период, когда складывался эпос, Сидону принадлежала ведущая роль в финикийско-эгейской торговле, хотя какое-то участие в ней Тира представляется весьма вероятным26.
Финикияне в больших масштабах вели в Греции торговлю рабами. Так, свинопас Эвмей был похищен финикиянами на родине и продан в рабство в Греции (Odyss., XV, 390-484). Одиссей рассказывает о том, как коварный финикиянин замыслил продать в рабство доверившегося ему эллина (Odyss., XIV, 284-297). Сюжет о похищении финикиянами свободных — греков и негреков —был широко распространен в греческой, да и не только в греческой традиции. Отметим, в частности, рассказ Геродота (I, 1) о похищении финикиянами из Аргоса Ио, дочери Инаха, восходящий, по указанию историка, к персидским источникам.
Торговали финикияне и предметами роскоши. Так, в «Одиссее» рассказывается о серебряном кубке с золотой отделкой, который подарил Менелаю царь Сидона Фэдим (Odyss., IV, 615—619; XV, 115 сл.). Там же (XV, 416) финикияне характеризуются как «везущие на черном корабле много нарядов» (μυρι άγοντες ασύρματα νηϊ μελαίνη; ср.: Il., VI, 289-291). Геродот (III, 107) рассказывает, что финикияне ввозили в Грецию стираксу, которую в финикийские города доставляли арабы. О

24 Albright W. F. Some oriental glosses on the Homeric problem // AJA. 1950. S. 162-176.
25 Lorimer H. L. Homer and the monuments. P. 52 сл.
26 0О. Эйссфельдт полагает, что этникон «сидоняне» первоначально не был связан с Сидоном, но применялся для обозначения либо всех финикиян, либо одного из наиболее могущественных финикийских племен, и что его возрождение в Библии и поэмах Гомера связано было с ростом политического и экономического значения Сидона (Eissfeldt О. Phoiniker und Phoinikia. Стб. 380 сл.).
83

финикиянах как торговцах предметами роскоши рассказывают и другие источники (ср., например: Diod., V, 35, 4; Ps.-Arist., De mir. aus., 135), хотя непосредственно Грецию они в виду и не имели.
Археологический материал также свидетельствует о том, что в IX-VIII вв. финикияне вели активную торговлю в Греции. Мы имеем в виду обнаруженные в Идейской пещере, на Самосе и в храме Артемиды Орфии (Спарта) изделия из слоновой кости финикийско-египетского происхождения27. Интенсивное развитие торговли явилось в дальнейшем предпосылкой к переселению финикиян в Грецию. К сожалению, это подтверждает только письменная традиция, хотя анализ археологического материала также позволил Р. Д. Барнетту высказать предположение о возможности переселения финикийских ремесленников на запад. Геродот (VI, 47), рассказывая о разработке финикиянами металлических рудников на острове Фасос, писал: «Видел я и сам эти рудники, и больше всего из них удивительны те, которые открыли финикияне, под предводительством Фаса населившие (κτίςαντες) этот остров, который ныне имя имеет по Фасу этому, финикиянину. Рудники же эти финикийские находятся на Фасосе между местностью, называемой Энирами, и Кенирами против Самофракии, там, где большая гора совершенно разрыта в поисках металла».
Некоторые моменты этого этиологического предания следует признать исторически достоверными, тем более что свидетельства Геродота обычно достаточно авторитетны. Прежде всего невозможно отрицать наличие металлоразработок на Фасосе. Разработка этих рудников связывается с заселением острова финикиянами, основавшими там, как показывает употребленное Геродотом слово κτίςαντες (букв: «основавшие»), свое поселение и построившими храм Геракла — Мелькарта. «Видел я в Тире,—писал Геродот (II, 44), — и другой храм Геракла, имеющего прозвище Фасосского. Прибыл я также на Фасос, где нашел храм Геракла, посвященный финикиянами, которые, приплыв на поиски Европы, заселили (έκτισαν) Фасос; а это было на пять поколений раньше, чем в Греции родился Геракл, сын Амфитриона». Финикийские храмы, основывавшиеся за пределами собственно Финикии, служили опорными пунктами финикиян в их торговле с местным населением. Подобный храм весьма незначительных размеров с керамическим фондом начала I тысячелетия до н. э. был открыт П. Сэнта в районе так называемого святилища Тиннит в Карфагене28. Об основании подобного храма сообщает и Перипл Ганнона (Per. Hann., 4). Постройка на Фасосе храма Геракла-Мелькарта свидетельствует о значительной роли, которую ко времени его основания играл в торговле Эгеиды Тир29. Следовательно, основание храма должно отнести к концу II или к началу I тысячелетия. В библейской традиции Эгейский бассейн фигурирует прежде всего как

27 Barnett R. D. Early Greek and Oriental ivories. JHS. 1948. P. 1-25.
28 Cintas P. Ceramique punique. Paris, 1950. P. 490-502.
29 Dussaud R. Melqart d'apres les recentes travaux. Revue de l'histoire des religions. 1957. N1. P. 1-21.
84

поставщик металла (ср., например: Ezech., XXVII, 13 и 19). Быть может, определенную роль в становлении этих представлений сыграла и эксплуатация рудников на острове Фасос. Интересно и направление финикийской экспансии в Эгеиде —на север, к выходам в бассейн Черного моря.
Геродот (I, 105) сообщает также, что финикиянами был сооружен храм Афродиты (Астарты?) на Кифере. Этим, однако, свидетельства в пользу широкого движения финикиян в Грецию не исчерпываются. Некоторые религиозные культуры в раннем Коринфе—Афродиты с сопровождавшей его священной проституцией, Геры Акреи с человеческими жертвоприношениями, Афины, носившей титул Φοινίκη (ср.: Schol. Lye., 658; St. Byz., s. π. Φοινικαίον), — испытали на себе, быть может, воздействие финикийской религиозной практики, хотя Т. Дж. Данбэбин, систематизировавший этот материал, считал спорным вопрос о том, селились ли финикияне и выходцы из Сирии в Коринфе30.
Имеются некоторые сведения в традиции и о колонизации финикиянами острова Родос. Афиней (Deipnos., VIII, 15, 36) рассказывает, что родосский историк Эргий посвятил специальный труд этому вопросу. К труду Эргия восходит, очевидно, сообщение Диодора, согласно которому Кадм соорудил на острове храм Посейдону, а оставленные при храме спутники Кадма — финикияне впоследствии образовали симполитию с коренным населением острова (Diod., V, 58, 2). Вопрос о достоверности этого предания до настоящего времени не решен. На основании изучения камирских фигурок из слоновой кости, близких по своему стилю к нимрудским, и росписи родосских «тарелочек» Ф. Поульсен считал возможным постулировать длительное сосуществование греков и финикиян на острове31. К. М. Колобова полагает, что наличный археологический материал свидетельствует о финикийском влиянии только в период господства «ориентализирующего» стиля и что, следовательно, нельзя говорить о колонизации финикиянами Родоса32. Не решая здесь окончательно этой сложной проблемы, заметим только, что создание «ориентализирующего» стиля, несомненно, требовало длительного предварительного ознакомления с соответствующими образцами и внедрения их в быт. Вероятно, правильнее было бы утверждать, что наличный археологический материал и создание «ориентализирующего» стиля свидетельствуют о длительном экономическом и культурном взаимодействии финикиян и греков еще до создания указанного стиля. То обстоятельство, что археологические памятники, известные в настоящее время, не содержат прямых указаний на финикийскую колонизацию Родоса, само по себе не может служить достаточно веским доводом против античной традиции 33.

30 Dunbabin Т. J. The early history of Corinth. JHS. 1948. P. 66.
31 Poulsen F. Der Orient und die frühgriechische Kunst. Leipzig, 1912.
32 Колобова К. Μ. Из истории раннегреческого общества. С. 71 сл.
33 Отметим еще, что О.Эйссфельдт не сомневается в наличии многочисленных финикийских
85

Заслуживает быть отмеченным и предание о попытке финикиян под предводительством Кадма колонизовать Беотию (Herod., V, 57-58) и поселиться в районе Танагры, откуда, по преданию, они были изгнаны аргивянами.
В конце II — начале I тысячелетия до н. э. финикияне селились в греческих городах, причем происходил процесс эллинизации финикийских поселенцев, получавших, по-видимому, и гражданские права. Так, известный философ Гекатей Милетский вел свое происхождение от предков-финикиян (Diog. Laert., I, 22, ср.: Herod., I, 170). Геродот вопреки даже фамильным преданиям вел родословную афинского рода Гефиреев от финикиян — спутников Кадма (Herod., V, 57; ср.: Plut., De Herod, malign., 23). Все эти построения были бы невозможны, если бы грекам не были известны реальные случаи поселения финикиян в крупных греческих городах.
Таким образом, античная традиция, которую археологический материал не опровергает, позволяет предполагать, что в конце II — начале I тысячелетия до н. э. финикияне предпринимали попытки создать в Эгейском бассейне свои поселения и обосноваться в греческих городах. Однако им не удалось прочно осесть в каком-либо районе Греции. Быстрый рост греческих полисов, развитие в них частнособственнических отношений и товарного производства привели к потере финикиянами их торговой монополии, а позднее и к вытеснению финикиян с греческих рынков. Активное участие финикиян в греко-персидских войнах, очевидно, в какой-то степени объясняется их стремлением вернуть утраченное торговое господство в Эгеиде.
В жизни Греции финикияне сыграли очень большую роль. Им греки обязаны алфавитом (Herod., V, 58).34 «Ориентализирующий» стиль расписной керамики возник под непосредственным влиянием «микенизирующего» ханаанейского искусства35. Наконец, через посредство финикиян греки познакомились со многими достижениями тогдашней науки.36

* * *

Одним из контрагентов Тира в его западносредиземноморской торговле в конце II тысячелетия до н. э. была область, называвшаяся в Библии словом tarsils, а в греческой литературе — Ταρτέσσος. Современными историками неоднократно пред-поселений в Эгейском бассейне в конце II тысячелетия (Eissfeldt О. Phoiniker und Phoinikia. Стб. 380сл.)-

34 Справедливая критика, которой С.Я.Лурье подверг построения В. Георгиева, избавляет нас от необходимости вновь рассматривать уже решенный в науке вопрос о происхождении греческого алфавита. Ср.: Лурье С. Я. 1) В. Георгиев. Проблемы минойского языка. София, 1953. [Рецензия] // ВДИ. 1954. №3. С. 108; 2) Язык и культура микенской Греции. М.; Л., 1957. С. 5-6.
35 Ср.: Блаватский В. Д. История античной расписной керамики. М., 1953. С. 80 сл. Автор, однако, преуменьшает, на наш взгляд, значение восточного влияния при формировании «ориентализирующего» стиля.
36 Подробно см.: Лурье С. Я. Очерки по истории античной науки. М.; Л., 1947. С. 25сл.
86

принимались попытки опровергнуть принятую в науке идентификацию этих топонимов. Так, испанский археолог П. Бош-Гимпера пытался доказать, что библейский Таршиш следует отождествлять не с Тартессом, а с малоазиатским Тарсом37. Однако такая идентификация представляется все же недостаточно обоснованной. В аккадских источниках Тарс именуется Tarzi38, а одновременно встречается и термин Tarsisu, полностью соответствующий еврейскому tarsis и обозначающий своеобразный «край света», до которого простиралось могущество ассирийских царей39. Показательно, что связи финикиян с Таршишем осуществлялись только морским путем, причем термин «корабль таршишский» ('oni tarsis) превратился постепенно в terminus technicus для обозначения кораблей дальнего плавания, совершавших рейсы, в частности в Офир (I Reg., XXII, 49)40. Все сказанное заставляет локализировать страну Таршиш на самых дальних окраинах Средиземноморского бассейна, вероятнее всего в устье реки Гвадалквивир на юге Пиренейского полуострова, где находился и Тартесс греческих авторов41.
В связи со сказанным привлекает внимание и дебатировавшийся в литературе вопрос о значении термина tarsis и о его фонетической связи с греческим Ταρέσ-σος. В. Φ. Олбрайт пытался толковать слово tarsis как имя в форме taqtil от глагола räsis, предлагая перевод «рудник», «плавильня». По мнению Олбрайта, при заимствовании этого слова греками из финикийского языка (tarsis—Ταρτέσσος) имела место замена семитического sv греческим σ (*Ταρσις) с последующей ассимиляцией первого σ начальному τ и слиянием окончания -ις с архаическим греческим -εσσος 42. Однако это предположение вряд ли правильно. Для греческого языка характерен

37 Bosch-Gimpera P. La formaci6n de los pueblos de Espafia. Mexico, 1945. P. 167 сл.
38 Luckenbill D. D. Ancient records of Assyria and Babylonia. Chicago, 1927. Vol. I. P. 207; Vol. II. P. 137. Ср. в хурритских текстах: Tarsa (Garstang J., Gurney O.R. The geography of the Hittite Empire. London, 1959. C. 61).
39 Messerschmidt L. Keilschrifttexte aus Assur historischen Inhaltes. Leipzig, 1911, N75; ср.: Jes., LXVI, 19.
40 Eissfeldt O. Phoiniker und Phoinikia. Стб. 380 сл.
41 «Тартесс же —остров против Геракловых Столпов» (Scholia Lycophr., 643). В этом известии, очевидно, нашел свое отражение факт распространения власти Тартесса на острова, прилегавшие к побережью Испании. См. также: Ps., XXII, 10 (масоретский извод Библии). Перипл Псевдо-Скимна (Per. Ps.-Scymn., 161 сл.) указывает, что Тартесс находился в двух днях плавания от Гадеса. Предположение, согласно которому название Тартесс первоначально прилагалось к району оз. Триронитида в Северной Африке (Мюленштейн Г. Историческое значение вопроса об этрусках // ВДИ. 1938. №4. С. 55; Hermann A. Atlantis und Tartessos. Petermanns Geographische Mitteilun-gen. 1927. N5—6. P. 145 сл.), не находит подтверждения в источниках С. Бартина (Bartina S. TarsTS. Verbum Domini. Vol. 34, 1956. N6. P. 342-348) также поддерживает локализацию Тартесса в устье Гвадалквивира (ср. также: Eusth., Ad Dionys. Perieg., 337; Strabo, 148).
42 Albright W.F. New light on the early history of the Phoenician colonization // BASOR. 1941. N83. P. 21-22. Таково мнение и X.-M. Сола-Соле (Sola-Sole J.-M. Miscelaneas punico-hispanas. II, 5. Tarshish у los comienzos de la colonizacion fenicia en Occidente. Sefarad. 1957. N1. P. 23-35).
87

вообще не переход ς в τ, а обратный процесс. Более того, в большинстве греческих диалектов группы согласных «плавная+ς» не изменяются и только в аттическом диалекте ρσ переходит в ρρ (ср. ионич. ταρσός, аттич. ταρρός — «сушилка», «плетенка»)43. Переход ς в τ в аттическом диалекте представляет собой сравнительно позднее явление. Против мнения Олбрайта говорят и передача в Септуагинте этого же имени словом Θάρσις, и форма Ταρσηίου, сохранившаяся у Полибия (III, 24, 2 и 4)44. Как справедливо отмечает Л. Виккерт, греческое Μαστίας Ταρσηίου, имеющееся у Полибия, представляет собой неудачное воспроизведение латинской архаической формы Mastiam Tarseiom45.
Очевидно, встречающееся у Полибия географическое обозначение через реконструированную Л. Виккертом форму восходит к финикийскому термину, употребленному в пунийской редакции договора Карфагена с Римом. Что же касается классической греческой формы, то она, вероятно, возникла независимо от своего финикийского эквивалента. И та, и другая воспроизводили каждая своими фонетическими средствами местное тартесское наименование 46.
Сколько-нибудь подробные и достоверные сведения по ранней истории Тартесса отсутствуют. В сокращении «Истории» Помпея Трога, составленном Юстином, сохранились лишь очень краткие свидетельства о том, что деятельности полумифического основателя тартесской царской династии — Хабида приписывалось создание законов, изобретение земледелия, а также разделение гражданского коллектива («плебса») между семью городами, т.е. по территориальному признаку. У Стефана Византийского названы тартесские города Элибирга и Ибилла (St. Byz., s. vv. Έλιβύργη и "Ιβυλλη). Если понимать Юстина буквально, то придется прийти к выводу, что в Тартессе территориальное деление не затронуло аристократическую верхушку. Это, однако, маловероятно. Видимо, Юстин в данном случае неточно передает терминологию Помпея Трога. Не вполне ясно, насколько отрывочные сведения Юстина (XLIV, 4, 10-14) соответствуют действительности. Быть может, на изложение Помпея Трога оказало воздействие стремление, обычное для греко-римской философ-

43 Боровский Я. М. Краткий очерк греческой фонетики // Шантрен П. Историческая морфология греческого языка. М., 1953. С. 297, 314.
44 Garcia А. у Bellido. La peninsula Iberica en Ios comienzos de su historia. Madrid. 1953. P. 145-153.
45 Wickert L. Zu den Karthagerverträgen. Klio, 1938, стр. 354-356.
46Попытки А.Шультена (Schulten A. Die Etrusker in Spanien. Klio, 1930. C. 392-399) и его последователей (например: Мюленштейн Г. Историческое значение вопроса об этрусках) доказать, что Тартесс был основан этрусками, покоятся на случайном совпадении названия Ταρτέσσος с этрусским родовым именем tarte и поэтому не могут быть признаны убедительными. Не более обоснована ссылка А. Шультена (Schulten Α. Tartessos. Hamburg, 1950. С. 12сл.) на находку в южной Португалии «очень древней» надгробной надписи, выполненной греко-малоазиатским письмом, — zaronah, которую он сопоставляет с этрусским zeronai из надгробия с острова Лемнос. Из того текста, на который А. Шультен ссылается, может следовать только то, что этруски селились на территориях, принадлежавших Тартессу.
88

ской литературы, конструировать образ мудрого царя-законодателя, приобщающего варваров к цивилизации. Однако упоминание имени Хабида, не встречающегося в других источниках, позволяет предполагать, что в основе рассказа Помпея Трога лежала тартесская традиция, отражавшая реальные факты. Сказанное не противоречит тому, что в действительности появление земледелия, создание территориальной организации государства и запись законов были результатом длительного процесса развития, не будучи связанными с деятельностью одного какого-то царя-реформатора47 .
Таким образом, вряд ли можно сомневаться в том, что на юге Испании, в Тартессе, в конце II — начале I тысячелетия до н. э. существовало рабовладельческое государство48. Интересные сведения об этом государстве имеются у Авиена (Ora marit., 462), согласно которому река Тадер (ныне Сегура, к северу от Картахены) была границей Тартесса. Геродот (I, 163) рассказывает, что царь Тартесса Аргантоний приглашал фокейцев покинуть Ионию и заселить часть его страны, где они пожелают. Отсюда можно сделать вывод, что основанные в VII в. до н. э. колонии на Пиренейском полуострове, по крайней мере некоторые из них, например Майнака, были расположены на территории, первоначально принадлежавшей Тартессу.
Значительного развития достигли в Тартессе ремесло и торговля. Он был крупным экспортером драгоценного металла и посредником по доставке на средиземноморский рынок британского и галисийского олова. Уже в середине II тысячелетия до н. э. он имел прочные связи с Эгейским бассейном49. Не мудрено, что финикияне направили свои усилия прежде всего на то, чтобы обосноваться на юге Пиренейского полуострова, у Гибралтарского пролива и, пользуясь старинными торговыми путями, закрепить за собой подступы к ценным источникам сырья.
В современной литературе была сделана попытка пересмотреть традиционную датировку основания финикийских колоний в южной Испании. Ю.Белох, полностью отрицавший достоверность исторического предания, как библейского, так и греческого, утверждал, что финикийская торговля в Испании началась только в

47 Очерки истории Тартесса см.: Schulten A. Tartessos. Hamburg, 1950; Bosch-Gimpera P. La formacion de los pueblos de Espafia. C. 160; Мишулин A. В. Античная Испания. M.; Л., 1952. С. 202-220; A. Garcia у Bellido. Vier Probleme der iberischen Geschichte und Kunst. Bd. 38. Klio, 1960. C. 128-132.
48 Сомнения в реальном существовании Тартесского государства, основанные на признании данных античной традиции по этому вопросу гипотетическими (Всемирная история. Т. I. М., 1956. С. 135), представляются малообоснованными. Собственно, с чисто ученой конструкцией по вопросу о Тартессе, основанной на гипотетических построениях предшественников, мы встречаемся только у Страбона (III, 149-151). В сообщениях же Геродота о Тартессе наряду со сказочными мотивами нетрудно разглядеть и исторически достоверные детали.
49 Dixon P. The Iberians of Spain and their relations with the Aegean world. London, 1940. C. 18; Bosch-Gimpera P. Etnologia de la peninsula Iberica. Barcelona, 1932. C. 246; Чайлд Г. У истоков европейской цивилизации. М., 1952. С. 371-373, 450.
89

VIII в.50 П.Диксон полагал, что нет материалов, позволяющих датировать основание Гадеса временем около 1100 г., поскольку финикийские памятники из этого района датируются периодом не ранее VIII в.51 Примерно такую же позицию занял и Д. Д. Петере, датировавший основание Гадеса временем около 850 г.52 Развивая эту точку зрения, Карпентер утверждал, что путешествия финикиян в конце II тысячелетия в Тартесс неправдоподобны. По его мнению, до появления на Пиренейском полуострове греков, т.е. до VII в., торговля здесь вообще отсутствовала; древнейшие же финикийские материалы датируются, как он полагал, VI в.53 П. Бош-Гимпера развил стройную и на первый взгляд убедительную систему доводов, долженствующих опровергнуть традиционную хронологию. По его мнению, в XI в. финикийской торговле препятствовали гегемония на море чакара и филистимлян, затруднявшая даже египетское мореплавание, а также военные действия ассирийцев. Финикийская торговля, как полагал П. Бош-Гимпера, началась в Западном Средиземноморье только в X в., когда была основана Утика54. А. В. Мишулин, основываясь на отсутствии археологического материала предшествующего периода, считал возможным датировать начало финикийской торговли в Западном Средиземноморье VIII-VII вв., а колонизацию финикиянами Испании относил ко времени после основания колонии на Эбессе, т. е. к концу VII — началу VI в. до н. э.55
Однако все эти предположения представляются недостаточно обоснованными. Вряд ли деятельность «морских» народов, хотя бы филистимлян или чакара, могла серьезно отразиться на развитии финикийской торговли. Ведь морское пиратство было повседневным явлением в конце II тысячелетия до н.э. (ср.: Thuc., I, 5); сами финикияне не чурались морского грабежа и были достаточно сильными, чтобы дать отпор любому противнику. Рассказ Ун-Амуна, на который ссылается П. Бош-Гимпера, относится к периоду крайнего ослабления Египта. Только оно позволило пиратам из сравнительно малозначительного переднеазиатского города предпринять враждебные действия против египетского посла. Характерно, что царь Библа, согласно этому рассказу, также отнесся к Ун-Амуну с большим высокомерием и предоставил ему кедр только после многократных и унизительных для достоинства Египта просьб. В то же время повесть о путешествиях Ун-Амуна не содержит

50 Beloch J. Griechische Geschichte. Bd. I. Berlin, 1926. S. 252-253.
51 Dixon P. The Iberians of Spain and their relations with the Aegean world. P. 23.
52 Петерс Д. Д. Финикийская и греческая колонизация на Пиренейском полуострове. Уч. зап. МГПИ. 1942. С. 133.
53 Цит. по: Schefold К. Orient, Hellas und Rom in der archaologischer Forschung seit 1939. Bern, 1949. S. 227.
54 Bosch-Gimpera P. 1) La formacion de los pueblos de Espafla. P. 167; 2) Pheniciens et Grecs dans l'Extreme-Oxident. La Nouvelle Clio, 1951, №9-10. P. 272; Lorimer H. L. Homer and the monuments. P. 66.
55 Мишулин А. В. Античная Испания. С. 222.
90

каких-либо данных, которые свидетельствовали бы о враждебных взаимоотношениях финикиян Библа с филистимлянами и чакара или о слабости финикиян. То обстоятельство, что правитель Библа не хотел защищать Ун-Амуна от преследования чакара, еще не свидетельствует, что он не мог этого сделать.56
Походы Тиглат-Палассара I, на которые ссылается П. Бош-Гимпера, завершились лишь захватом на непродолжительное время Арвада, Библа и Сидона57. Тир оказался вне сферы завоевательных операций, предпринятых Ассирией. В период XI-X вв. ассирийские цари были заняты не столько военными захватническими операциями, сколько борьбой за укрепление своей власти и обороной от нашествия арамейских племен.58 Таким образом, и филистимляне вместе с чакара, и ассирийцы вряд ли могли так эффективно, как это представляется П. Бошу-Гимпере, воспрепятствовать развитию финикийской торговли.
Утверждение А.В.Мишулина о том, что древнейшие финикийские археологические материалы, найденные в Северной Африке и иных районах Западного Средиземноморья, датируются временем не раньше VII в.59, явно ошибочно.
B. Ф. Олбрайт, анализируя древнейшие финикийские изделия из слоновой кости, найденные в Кармоне, пришел к выводу, что они стилистически весьма близки не только соответствующим памятникам IX-VIII вв. из Самарии и Арслан-Таша, но и изделиям, открытым в Мегиддо и датируемым XII в.60 Объектами финикийской торговли были к тому же чужеземные изделия нефиникийского происхождения, подражания им, либо благовония, масла и т.п.—все то, что по своей природе не могло сохраняться в течение длительного времени61.
Наконец, южное побережье Пиренейского полуострова в археологическом отношении изучено еще далеко не достаточно. До настоящего времени точно не определено местоположение Тартесса. Раскопки Гадеса практически невозможны, так как на острове Сан-Себастьян, где находился город, в настоящее время расположена военная база. То, что сделано здесь до настоящего времени А. Шультеном, является поэтому не более как предварительной археологической разведкой62.
Помимо археологических материалов, определенно свидетельствующих в поль-

56 Путешествие Ун-Амуна в Библ. Издание текста и исследование М. А. Коростовцева. М., 1960.
57 Weill R. Phoenicia and Western Asia to the Macedonian conquest. Cambridge, 1940. C. 179 сл.; Дьяконов И. M. Развитие земельных отношений в Ассирии. Л., 1948. С. 78.
58 Дьяконов И. М. Развитие земельных отношений в Ассирии. С. 221.
59 Мишулин А. В. Античная Испания. С. 221.
60 Albright W. F. The archaeology of Palestine. Harmondsworth, 1960. P. 123.
61 A. Garcia у Bellido. Phonizische und griechische Kolonisation im westliclien Mittelmeer. Historia Mundi. Bd. III. 1951. C. 330; Pericot-Garcia L. L'Espagne avant la conquete romaine. Paris, 1952.
C. 205; Cambridge Ancient History. Vol. IV. Oxford, 1926. P. 347; Eissfeldt O. Phoiniker und Phoinikia. P. 380 сл.
62 AA. 1927. C. 203-211.
91

зу ранней датировки финикийской торговли в Испании, ценные сведения содержит и древняя письменная традиция. П. Бош-Гимпера63 и А. В. Мишулин64 считают ее недостоверной, несмотря на поразительную близость сведений, содержащихся в не зависимых друг от друга памятниках. П. Бош-Гимпера, несомненно, прав, утверждая, что библейская традиция не сохранила прямых сведений о Гадесе или иных финикийских колониях на юге Пиренейского полуострова. Но вряд ли это подкрепляет его основную мысль о позднем появлении финикиян на юге Испании. В Библии встречаются неоднократные указания на то, что Тир вел интенсивную торговлю с Тартессом (I Reg., X, 22; Jer., X, 9; Jezech., XXVII, 12). Наиболее ранние факты могут быть датированы X в. до н. э. Кроме того, в Библии косвенное отражение нашли колонизация финикиянами южной Испании и господство там Тира. В тексте Исайи (XXIII, 6) конца VIII в., обращенном к Тиру, читаем: «Переправляйтесь в Таршиш (Тартесс. — И. Ш.), плачьте, жители острова». Этот отрывок относится к осаде Тира ассирийцами, на что справедливо указал А. Шультен65. Вряд ли библейский пророк мог дать такой совет жителям Тира, если бы их переселения в Тартесс не происходили и раньше и если бы не существовало давно налаженной регулярной торговли между Тиром и Тартессом. Несколькими стихами ниже Исайя (XXIII, 10) обращается к «дочери Таршиша»: «Переходи на землю свою, как река, дочь Таршиша, нет препоны более». Следовательно, Тир на протяжении длительного времени, во всяком случае и в VIII в., играл роль «препоны» (mezah) по отношению к Тартессу. Иначе говоря, на юге Испании существовала область тирского господства, в которую входила часть территорий, первоначально принадлежавших Тартессу, подвергавшемуся каким-то притеснениям со стороны Тира.
В античной литературе, не зависимой от библейской версии, вопрос о финикийской торговле в Западном Средиземноморье, а также об основании финикийских колоний в этом районе впервые затрагивался Тимеем, известие которого сохранилось в передаче Диодора (V, 20). Однако ни Тимей, ни восходящее, по мнению Д. Д. Петерса66, к тому же источнику свидетельство Посейдония, дошедшее до нас в передаче Страбона, не дают достаточных данных для датировки упомянутых событий. Согласно Веллею Патеркулу (I, 2), тирийцы основали Гадес примерно около 80-го года после гибели Трои. Помпоний Мела (III, 46) отмечает, что гадитанские жрецы датировали основание города временем гибели Трои. Сообщение Помпония Мелы чрезвычайно интересно. Несомненно, что те авторы, трудами которых пользовался Мела при составлении своей книги, хорошо знали гадитанскую храмовую традицию. Соотнесение даты основания Гадеса с моментом гибели Трои может сви-

63 Bosch-Gimpera P. La formacion de los pueblos de Espafia. P. 169.
64 Мишулин А. В. Античная Испания. С. 224.
65 Schulten A. Tartessos. С. 17.
66 Петерс Д. Д. Финикийская и греческая колонизация на Пиренейском полуострове. С. 130.
92

детельствовать о том, что греко-римские писатели стремились ввести полученные ими из гадитанских источников указания в русло общей античной традиции. Возможно, однако, что «эллинизация» местной традиции была делом самих гадесских жрецов. В этом случае указанный нами факт явился бы еще одним подтверждением того, насколько глубоким было влияние на различные районы Средиземноморского бассейна эллинской культуры. Еще более точные сведения имеются у Веллея Патеркула (I, 2, 4), который отмечает, что Гадес был основан за несколько лет до основания Утики, т. е. в конце XII в. до н. э.
Таким образом, как библейская, так и античная традиции, полностью совпадая друг с другом, свидетельствуют о существовании ранних — с конца II тысячелетия — связей между Тиром и Пиренейским полуостровом, а также о том, что Тиром были произведены на юге Пиренейского полуострова определенные территориальные захваты. Совпадение библейской и античной традиций служит убедительным доказательством в пользу их достоверности, тем более что гадитанская эра, несомненно, восходила к местным хроникам67.
Библейская и античная традиции характеризуют финикийскую торговлю в южной Испании на различных этапах ее развития. Отсюда следует, что при характеристике этой торговли в доколонизационный период далеко не все свидетельства могут быть приняты во внимание. В частности, совершенно исключается из нашего поля зрения библейский материал, поскольку он относится ко времени после основания Гадеса.
Диодор (V, 35, 4), сведения которого восходят к Тимею, писал: «Так как местные жители не знали его (серебра. — И. Ш.) применения, финикияне, занимавшиеся торговлей и узнавшие о том, что произошло68, покупали серебро за какую-нибудь небольшую плату другими товарами. Поэтому-то, доставляя <серебро> в Грецию, Азию и ко всем другим народам, финикияне приобретали большие богатства». Хотя некоторые детали рассказа Диодора носят явно легендарный характер, тем не менее его сообщение, несомненно, отражает действительность. События, о которых идет речь, датируются временем задолго до основания колоний. Таким образом, начало финикийской торговли в Испании можно было бы отнести к середине или второй половине II тысячелетия до н. э., во всяком случае задолго до рубежа II и I тысячелетий. То обстоятельство, что население Испании не было знакомо с использованием серебра, показывает, насколько был низок уровень его социально-экономического развития ко времени появления на полуострове финикиян. Деньги как средство обращения здесь еще отсутствовали. Варварство народа-производителя было важным

67 Willrich. Gades. P.-W. RE. Halbbd. XIII. 1910. С. 439-461.
68 Диодор имеет в виду легендарные обстоятельства, при которых на Пиренейском полуострове началась добыча серебра (Diod., V, 35, 3).
93

условием ведения финикиянами выгодной посреднической торговли69. Но финикийская торговля в свою очередь способствовала быстрому разложению остатков первобытнообщинного строя в этом районе Средиземноморского бассейна. Возможно, находки эгейских материалов на Пиренейском полуострове также указывают на посредническую деятельность финикийских торговцев в этом районе. Наконец, очень интересны сведения Диодора о финикийском импорте в Испанию. Они дополняются рассказом другого источника (Ps.-Arist., De mir. aus., 135), восходящего, вероятно, к той же традиции, что и Диодор. В этом рассказе отмечается, что финикияне вывозили в неимоверно больших количествах серебро из Тартесса, получая его в обмен на масло и другие мелкие товары морской торговли (eλαινον και άλλον ναυτικόν ρώπον).
Таким образом, были все предпосылки для создания финикийских торговых факторий на подступах к этим запасам сырья. Однако первая колония финикиян-тирийцев (ср.: Plin., Nat. hist., XIX, 63) была основана на африканском побережье Атлантического океана за Гибралтаром. Согласно Периплу, приписываемому Ски-лаку (Per. Ps.-Scyl., 112), город был расположен на правом берегу реки Ликс (совр. Луккус). Как показало археологическое обследование местности, основным центром финикийского поселения был холм Чеммиш неподалеку от современного населенного пункта эль-Араиш. Здесь обнаружены остатки финикийской городской стены, выложенной из массивных блоков. Храм Мелькарта — Геракла, как полагают, был расположен на острове, находившемся в эстуарии70. Согласно Периплу Псевдо-Скилака, на другом берегу реки Ликс находилось ливийское поселение. Не имея достаточных археологических данных, трудно решить, какое из этих двух поселений возникло раньше. Можно предполагать, что финикийская торговая база служила притягательным центром для ливийцев, равно как возможность вступить в непосредственный контакт с коренным населением могла оказаться очень соблазнительной для финикиян. Надо полагать, что оба поселения, ливийское и финикийское, были административно самостоятельными (в противном случае автор Перипла не упомянул бы их порознь) и что на ранней стадии колонизационного движения финикияне стремились избежать смешения с коренным населением. Точное название созданной финикиянами колонии неизвестно71, общепринятое название — Ликс.

69 Маркс К. (Капитал. Т. I. Госполитиздат, М., 1949. С. 85) указывал: «При древнеазиатских, античных и т. д. способах производства превращение продукта в товар, а следовательно, и бытие людей как товаропроизводителей играют подчиненную роль, которая, однако, становится тем значительнее, чем далее зашел упадок общинного уклада жизни. Народы торговые в собственном смысле этого слова существуют, как боги Эпикура, лишь в междумировых пространствах древнего мира».
70 Gsell St. Histoire ancienne de l'Afrique du Nord. Т. II. Paris, 1918. P. 173. Ср.: Dessau. Lix. P.-W. RE. Halbbd. XXV. 1926. C. 928-929.
71 В источниках встречаются следующие наименования: Τρίγγα, Λίξον (Strabo, XVII, 3, 2), Λίγξ, Λύγξ (St. Byz., s. v.), Λίξα (St. Byz., s. v.).
94

Основание Ликса, несомненно, имело целью обеспечить плацдарм для овладения пиренейскими рынками драгоценных металлов. Однако, находясь в относительной близости от Тартесса — по сообщению Страбона (XVII, 3, 2), «на расстоянии восьмисот стадий», — Лике тем не менее был расположен в стороне от испанских рудников и от важнейших морских торговых путей, ведущих в Британию. Он никогда не играл сколько-нибудь заметной роли в экономической и политической жизни Средиземноморья. Именно по этой причине финикияне предприняли новые попытки основать колонии непосредственно на южном побережье Пиренейского полуострова.
У Страбона (III, 5) сохранилось предание о трех попытках финикиян колонизовать район Гибралтарского пролива. Эти сведения, по указанию самого Страбона, восходят к известному в древности географическому труду Посейдония, который в свою очередь ссылался на гадитанскую традицию (Strabo, III, 5, 5). Посейдоний, а вслед за ним и Страбон выражали сомнения в достоверности гадитанского предания, которое характеризуется как «ложь финикийская», однако нам такая оценка представляется неосновательной. В гадесском предании могло найти отражение воспоминание о тех многократных разведочных экспедициях, а также о попытках организации колоний, которые, несомненно, предшествовали основанию Гадеса.
Согласно сообщению Страбона, первая попытка колонизации была предпринята на Пиренейском полуострове, «там, где ныне находится город екситан», — в пункте, который, по мнению А.Шультена, идентичен с населенным пунктом Альмуньесар восточнее Малаги72. Однако, как пишет Страбон, здесь жертвоприношения были неблагоприятными и колонисты вернулись на родину. Вторая экспедиция была направлена некоторое время спустя. Миновав Гибралтарский пролив и пройдя далее около 1500 стадий, она попыталась основать город на Геракловом острове, в непосредственной близости от иберийского города Онобы, который А. Шультен отождествлял с Уэльвой в устье Рио Тинто73. Но и здесь жертвоприношения были неблагоприятными.
А. В. Мишулин без достаточных, по нашему мнению, оснований уклонился от разбора этого гадитанского предания74. Д.Д.Петерс полагал, что в предании рассказывается об экспедициях разведчиков, не имевших непосредственной целью основание колоний75. Эта точка зрения представляется весьма правдоподобной76, хотя не исключено, что наряду с чисто разведочными целями перед этими экспедициями ставились и другие задачи. Очевидно, неудача, первоначально преследовавшая ко-

72Schulten A. Tartessos. Р. 16.
73 Ibid.
74 Мишулин А. В. Античная Испания. С. 222-224.
75 Петерс Д. Д. Финикийская и греческая колонизация на Пиренейском полуострове. С. 130.
76 Ср.: Strabo, III, 5, 5: экспедиции высылаются «ради осмотра» (κατασκοπής χάριν).
95

лонистов, объясняется не столько неблагоприятными предзнаменованиями, сколько сопротивлением местных жителей, о котором по вполне понятным причинам гадесская традиция умалчивала. Характерно, что пункты, первоначально отвергнутые финикиянами, были ими впоследствии заселены, как, например, Альмуньесар. Эти пункты, следовательно, не представлялись финикиянам совершенно неприемлемыми; религиозный запрет не играл сколько-нибудь определяющей роли в принятии решения об основании колонии. Причин же для сопротивления финикиянам было достаточно. Иберы к тому времени были, несомненно, хорошо осведомлены о тех выгодах, которые приносила финикиянам торговля испанским серебром. Они могли стремиться к установлению непосредственных связей с рынками сбыта драгоценного металла, минуя финикийское посредничество. К тому же появление финикийских колоний создавало угрозу и политической самостоятельности иберийских племен и государств. Характерно, что в дальнейшем Гадес постоянно находился во враждебных отношениях с Тартессом.
Только третья экспедиция привела к основанию на острове Сан-Себастьян города, получившего название Гадес. Примечательно, что и в данном случае финикиянами был избран для заселения остров, а не какой-либо пункт на материке. Такое расположение колонии можно объяснить только желанием обезопасить ее от вражеских вторжений с суши. Видимо, у основателей города были причины опасаться таких нападений. Как уже говорилось, в настоящее время раскопки Гадеса не ведутся. А. Шультен, обследовавший город более тридцати лет назад, обнаружил здесь лишь незначительные и не поддающиеся датировке остатки финикийского поселения77, в частности нескольких узких, шириной в 2-2,5 м, улиц, высеченных в скале. В одну из них упирался водосток. В пещере, расположенной в северо-западной части острова, по мнению А.Шультена, находился храм богини — покровительницы мореплавания, о которой упоминал Авиен (Ora marit., 314—318: Venus marina). От пещеры к морю вела лестница в шесть ступеней. На лежавшем неподалеку островке Сан-Педро А. Шультен предполагал существование храма Мелькарта, материальные остатки которого, по его мнению, скрыты под водой.
Характеризуя образ жизни гадитан, Страбон (III, 5, 3) писал: «Ведь они являются теми людьми, которые отправляют самые многочисленные и самые большие торговые корабли (ναυκλήρια) в наше море и за его пределы. Они не живут на большом острове, и не владеют большими территориями на лежащем напротив побережье, и не захватили другие острова, но главным образом живут на море». Таким образом, в I в. н. э. основным занятием гадитан была морская торговля. Показательно, что Гадес, согласно сообщению Страбона, не имел сколько-нибудь значительных терри-

77 Schulten A. Forscbungen in Spanien. АА. 1927. P. 203-211; Мишулин А. В. Античная Испания. С. 225.
96

ториальных владений непосредственно на Пиренейском полуострове. Если это так, то тем более вероятно, что при основании города, т. е. до войн с Тартессом, такие владения у Гадеса отсутствовали. Город, основанный финикиянами, должен был сыграть роль крупного торгового центра на Западе. Эти надежды, как показывает и приведенный выше отрывок из Страбона, полностью оправдались.
Опираясь на Гадес, финикияне могли начать планомерную колонизацию юга Пиренейского полуострова. Вероятно, наиболее значительной колонией здесь после Гадеса была Малака. Д. Д. Петерс полагает, что самое раннее упоминание об этой колонии сохранилось у Авиена (Ога marit., 426-427), где воспроизводится сообщение Перипла Массалиота. Но, как справедливо отмечает он же, неоднократные переработки, которым подвергался Перипл Массалиота, не позволяют принимать его в расчет при определении даты основания Малаки78. Ни это упоминание, ни упоминания других греческих и римских историков и географов, Страбона (III, 4, 2), Плиния (III, 8) и Помпония Мелы (II, 94), не дают возможности определить даже terminus ante quem. Расположена была колония на холме Алькасаба, неподалеку от устья реки Гвадальмедина. Береговое положение Малаки и наличие при городе хорошей гавани, несомненно, позволили ему стать важным центром торговли с иберами. Страбон отмечает близость от Малаки «серебряных и иных рудников». Имеются указания на торговлю соленой рыбой (CIL, VI, 9677) и маслами (CIL, XV, 4203), которую в императорский период вели жители Малаки. Вывоз масла свидетельствует, возможно, о том, что со временем Малака либо установила прочный контакт с местным земледельческим населением, либо привлекла к себе земледельческое население из метрополии, одновременно захватив какие-то территории в окружавшем ее районе. Другая финикийская колония, Секси, по-видимому, была расположена в районе Альмуньесар. Материалы, найденные здесь А. Шультеном79, датируются временем карфагенского господства и не могут служить указанием на время основания города. Колония Абдера, которая упоминается у Страбона (III, 4, 3 и 6), Плиния (III, 8) и Помпония Мелы (II, 94), по мнению А. Шультена80 и Д. Д. Петерса81, должна была находиться на холме Монте Кристо (восточнее Адры), где найдены монеты с финикийской легендой 'bdrt82.
А. Дитрих, анализируя иберийскую топонимику, пришел к выводу, что финикияне основали на Пиренейском полуострове также города Суэл, Картия и Традук-

78 Петерс Д. Д. Финикийская и греческая колонизация на Пиренейском полуострове. С. 137.
79 Schulten A. Forschungen in Spanien. АА. 1933. P. 564; Петерс Д. Д. Финикийская и греческая колонизация на Пиренейском полуострове. С. 138.
80 Schulten A. Forschungen in Spanien. 1933. P. 563.
81 Петерс Д. Д. Финикийская и греческая колонизация на Пиренейском полуострове. С. 139.
82 Работа Г. Клейнера, посвященная хронологии абдерских монет (Kleiner G. Zur Chronologic der Munzen von Abdera. Jahrbuch fvir Numismatik. Bd. II. 1950-1951. S. 14-20), нам не доступна. См. о ней: Bibliografia historica de Espana у Hispanoamericana. II. Barcelona, 1957. P. 337.
97

та83. Его доводы, однако, не могут быть признаны убедительными. В частности, в дошедших до нас источниках Суэл рассматривается как город мастиенов (St. Byz., s. ν. Σύαλις πόλις Μαστιηνών). Нет ни археологических, ни нумизматических материалов, ни сведений письменной традиции, которые бы свидетельствовали об основании города финикиянами. Ссылка А. Дитриха на еврейское sü'al— «лиса», близкое по звучанию к топониму Суэл, не восполняет этого пробела, поскольку в данном случае речь может идти только о созвучии. Город Традукта-Иоза был основан Августом и заселен выходцами из Северной Африки84; таким образом, о его возникновении в период финикийской колонизации не может быть и речи. Ссылка А. Дитриха на легенду об основании Картии Гераклом не подтверждается античной традицией.

* * *

Помимо юга Пиренейского полуострова, важным объектом финикийской колонизации в Западном Средиземноморье была Сицилия, а также прилегавшие к ней острова. По этому поводу имеется совершенно недвусмысленное указание Фукидида (VI, 2, б): «Жили также и финикияне по всей Сицилии, захватив приморские мысы и прилегающие островки ради торговли с сикулами». Аналогичное сообщение мы находим и у Диодора (V, 35, 3): «Поэтому-то финикияне, в течение продолжительного времени в результате такой торговли получая большой доход, высылали многочисленные колонии, одни — в Сицилию и на соседние с нею острова, а другие — в Ливию, Сардинию и Иберию». Оба автора отмечают, что развитие торговли послужило причиной финикийской колонизации Сицилии. У Диодора наблюдается определенная тенденция связать колонизацию Сицилии с испанской торговлей финикиян.
К моменту финикийской колонизации, как рассказывает Фукидид (VI, 2), Сицилия была заселена тремя этническими группами — сиканами, сикулами и элимами. Как полагают, сиканы, жившие в западной части острова, этнически и культурно были связаны с населением Иберии. Сикулы, появившиеся в Сицилии примерно в XI в., были италиками, о чем, кроме Фукидида, свидетельствуют сикульские глоссы античных авторов85. Элимы обычно связываются с лигурами и Лигурийской культурой86, хотя традиция (Thuc., VI, 2) указывает на их малоазиатское происхождение.
Еще в середине II тысячелетия до н. э. Сицилия становится ареной торговой деятельности микенских и критских купцов87. С того времени сицилийские народно-

83 Dietrich A. Phonizische Ortsnamen in Spanien. Leipzig, 1936.
84 Schulten A. Traducta. P.-W. RE. Bd. VI. 1937. C. 1892-1893.
85 Тронский И. M. Очерки по истории латинского языка. М.; Л., 1953. С. 60-61; Veller Е. War das Sikulische eine italische Sprache? Glotta. XL. 1962. N1-2. P. 62-73.
86 Hulsen. Elymi. P.-W. RE. Bd. V. 1905. C. 2467-2468.
87 Чайлд Г. У истоков европейской цивилизации. С. 317.
98

сти начинают принимать все большее участие в обмене товарами. Как справедливо отмечает Циглер, тот факт, что сицилийскими греками были усвоены сикульские названия мер и весов, свидетельствует о большой роли, которую играла торговля ко времени греческой колонизации Сицилии в жизни ее коренного населения, земледельческого в основной своей массе88.
Несомненно, что ранние связи Сицилии с Эгейским миром подготовили почву для развития в конце II тысячелетия до н. э. финикийской торговли.
В исторической литературе античная традиция о ранней финикийской колонизации Сицилии неоднократно оспаривалась. Известный русский ученый Φ. Ф. Соколов в работе, посвященной древнейшему периоду истории Сицилии, подвергнув справедливой убийственной критике недоказуемые гипотезы Моверса о ранней колонизации финикиянами этого острова89, утверждал, что имеются основания говорить об освоении финикиянами лишь западного угла Сицилии. Он допускал, что, помимо Мотии, Солунта и Панорма, финикияне владели Тапсом, Макарой и Миноей; возможно, по мнению Ф. Ф.Соколова, что финикиянами были основаны колония на мысе Лилибей, а также города Мазара в области Селинунта90. По мнению Ю. Белоха, полностью отвергавшего нарративную традицию, греческая колонизация Сицилии, Италии и Лигурии предшествовала возникновению здесь финикийских поселений91. П. Орси и его многочисленные последователи полагают, что греческая колонизация Сицилии на востоке и финикийская на западе осуществлялись одновременно92. По мнению Р. Карпентера, сообщения Фукидида о финикийских поселениях в Сицилии были теоретическим домыслом этого автора, пытавшегося согласовать наличие финикиян в западной части острова с сообщениями Гомера о широком развитии финикийской торговли на Западе после Троянской войны93. Основной аргумент, который выдвигается противниками теории ранней колонизации финикиянами всей Сицилии, заключается (как это имело место применительно и к колонизации Пиренейского полуострова) в отсутствии достаточных археологических материалов.
Однако существует и другая точка зрения на этот вопрос. В частности, Циглер94

88 Ziegler. Σικελία. P.-W. RE. 2. Reihe. Bd. II. 1923. С. 2461-2522.
89 Movers Α. Die Phönizier. Bd. II. Teil 2. Bonn, 1850.
90 Соколов Φ. Φ. Критические исследования, относящиеся к древнейшему периоду истории Сицилии. СПб., 1865. С. 101.
91 Beloch J. Griechische Geschichte. Bd. I. С. 253. Точку зрения Белоха разделяет и Парети (Rareti L. Sui primi commerci e stanziamenti fenici nei paesi Mediterranei e specialmente in Sicilia. Archivo Storico Italiano. Vol. X. 1934. C. 3-28. Цит. no: Berard J. La colonisation grecque de l'Italie meridioimle et de la Sicile. Paris, 1941. C. 81).
92 Колобова K.M. Из истории раннегреческого общества. С. 176, 310, примеч. 147 со ссылкой на П. Орси (Orsi P. Hermata triglena. Strena Helbigiana. 1900. С. 277сл.; ср.: Berard J. La colonisation grecque de l'Italie meridionale et de la Sicile. P. 270).
93 Carpenter R. The Phoenicians in the West. AJA. 1958. N1. P. 37.
94 Ziegler. Σικελία. С. 000.
99

не подвергает сомнению точность сообщения Фукидида95. Он целиком основывается на письменной традиции, полагая, что первые поселения финикиян, которые он считает не колониями в собственном смысле слова, а торговыми факториями, можно датировать рубежом II и I тысячелетий. Правда, он делает оговорку, что непосредственно из текста Фукидида эта датировка не вытекает. Из него следует только, что финикияне появились в Сицилии до греческой колонизации. Такова же в общем позиция Э. А. Фримена96, А. Гольма97, Дж. И. С. Уайтейкера98. Э. Пайс также не видел причин для того, чтобы отрицать финикийскую торговлю в Сицилии уже в XI в.99 Отсутствие прямых археологических свидетельств не может поставить под сомнение факт ведения финикиянами торговли в Сицилии. Как показал О. Бем, сведения Фукидида по истории Сицилии восходят к труду сиракузского историка Антиоха (вторая половина V в.)100; следовательно, нет оснований говорить о сообщении Фукидида как об ученой конструкции. В его распоряжении была местная сицилийская традиция. Показательно, что сведения Фукидида совпадают с сообщением Диодора, восходящим к Тимею. Надо полагать, что у сицилийских историков имелись достаточные данные, характеризовавшие и историю финикийской колонизации Сицилии, и историю борьбы между финикиянами и греками на острове. И если Фукидид, в точности и достоверности сообщений которого, как правило, сомневаться не приходится, воспользовался этими данными, то уже одно это свидетельствует в пользу их истинности.
В пользу письменной традиции свидетельствует и местная сицилийская ономастика. В частности, Птолемей (III, 4, 8) сохранил название Финикийская Гавань (Φοινικοϋς λίμην) для местности, расположенной к северу от мыса Пахин. Между Мессаной и Тавромением, как отмечает Ж. Берар, находилась местность Феникс (Phoenix)101. Он предполагает, что и имя собственное Συρακούσαι (Сиракузы) является греческой передачей древнейшего финикийского названия. Во всяком случае на острове Ортигия еще в конце VIII в. существовало сикульское поселение, где, возможно, имелось сезонное пристанище для финикийских купцов102.
Эпос (Odyss., XV, 403 сл.), сомневаться в достоверности которого нет оснований, сохранил указания на финикийскую торговлю у восточного побережья Сицилии103.

95 Ср.: Лурье С. Я. Очерки по истории античной науки. М.; Л., 1947. С. 300: «До сих пор историческая наука не нашла у Фукидида ни одного неправильного исторического сообщения».
96 Freeman Е. A. The history of Sicily from the earlist times. Vol. I. London, 1891. C. 242-245.
97 Holm A. Geschichte Siziliens im Altertum. Bd. I. Leipzig, 1870. P. 80-83.
98 Whitaker J. I. S. Motya, a Phoenician colony in Sicily. London, 1921. P. 43.
99 Pats E. Storia dell'Italia antica. Vol. I. Roma, 1925. P. 142-145.
100Boehm A. Fontes rerum sicularum quibus Thucydides usus sit. Ludwigslust, 1875.
101 Berard J. La colonisation grecque de l'ltalie meridionale et de la Sicile. P. 80-85.
102 Ibid. P. 142.
103 Schmidt J. Όρτυγίη, P.-W. RE. Halbbd. XXXVI. 1942. Стб. 1520-1526. В пользу отождествле-
100

Вероятно, финикияне не создавали в этом районе каких-либо прочных поселений, основывая временные торговые фактории, не имевшие постоянного населения. Финикияне вели здесь торговлю драгоценным металлом, тканями, благовониями и иными предметами роскоши, а также рабами104. Вероятно, имела место и посредническая торговля — вывоз ремесленных изделий из Эгейского бассейна. С.Гопкинс, очевидно, прав, когда сходство между удлиненными статуэтками Сардинии и Южной Италии и соответствующими памятниками греческого геометрического стиля объясняет развитием финикийской торговли в XI-VIII вв.105
Причину того, что основным районом финикийской колонизации в Сицилии стала не восточная, а западная ее часть, следует искать в стратегическом положении указанных территорий. Восточная Сицилия как бы замыкает собой восточную часть Средиземноморья, тогда как западная Сицилия открывает путь в Западное Средиземноморье—к берегам Лигурии, к Италии, к Пиренейскому полуострову. Большое значение для финикиян имела близость западной Сицилии к североафриканскому побережью, где к тому времени уже появились их первые колонии (Утика). Владея обоими берегами гигантского пролива, соединяющего Восточное Средиземноморье с Западным, финикияне могли рассчитывать, что им удастся на некоторое время избавиться от внешней конкуренции и обеспечить на Западе свою торговую монополию. Не случайно, когда началась греческая колонизация Сицилии, финикияне обратили основное внимание именно на укрепление своих позиций в западной части острова.
Литературные источники не содержат данных, которые позволили бы точно датировать создание в Сицилии финикийских колоний, в частности Мотии. В словаре Стефана Византийского (s. ν. Μοτύη) сохранилось (со ссылкой на Гекатея) следующее предание о происхождении названия города: «Мотия, город сицилийский, по имени Мотии — женщины, указавшей Гераклу угнанных его быков». В данном случае перед нами, несомненно, греческая этиологическая конструкция, хотя связь ее с легендой о Геракле и заставляет предполагать, что версия Стефана Византийского—Гекатея как-то связана с местным финикийским преданием. Несколько больший свет проливают на этот вопрос данные раскопок Мотии, опубликованные в 1921 г.
Мотия была основана на южной оконечности островка Сан-Панталео у западного побережья Сицилии. Она была окружена стенами и башнями, выложенными из необработанных каменных плит без применения какого-либо вяжущего материала. Фундаменты башен представляли собой два ряда четырехугольных каменных

ния упоминаемого в «Одиссее» острова Ортигия с одноименным островом у побережья Сицилии высказывается и Лоример (Lorimer Н. L. Homer and the monuments. P. 81). 104 Dunbabin F. G. The western Greeks. Oxford, 1948. P. 20-21.
105 Hopkins C. Early Phoenician trade in the Mediterranean // A JA. 1957. N2. P. 183.
101

блоков, подвергшихся предварительной грубой обработке.106 В северной части острова обнаружено древнейшее кладбище. Впоследствии оно было оставлено в связи с расширением города, когда некрополь с острова Сан-Панталео был перенесен в Сицилию, в местность Бирджи, находившуюся вблизи города. Существенное значение имеет то, что, как отметил Уайтейкер, некрополь был найден под городской стеной107; он существовал, следовательно, до появления городских укреплений. Находка в некрополе протокоринфской вазы позволяет датировать постройку стен Мотии серединой VII в. Несомненно, что и некрополь, и город возникли задолго до постройки стен. По аналогии с Норой можно утверждать, что Мотия была основана не позднее X в. до н. э.
Особый интерес представляет то, что, по данным Уайтейкера, захоронения в древнейшем некрополе Мотии были почти исключительно кремационными108. Здесь обнаружены лишь семь саркофагов, сосредоточенных в западной части некрополя. Эти саркофаги были изготовлены из песчаника, не имели украшений и отличались грубостью отделки. Число кремационных погребений достигает 200. Эти захоронения совершались в своеобразных урнах и сопровождались мелкими керамическими изделиями, в которых, по правдоподобному предположению Уайтейкера, должна была находиться пища покойного. Последнее обстоятельство совершенно исключает мысль о сакральном характере погребений, что подтверждается также и отсутствием соответствующих вотивных надписей. Уайтейкер полагает, что в Мотии обычай трупосожжения возник в связи с необходимостью экономить земельные ресурсы города. Думается, однако, что отступления от сакральных норм только вследствие нехватки земли для некрополя вряд ли были возможны. Какие-либо данные, которые позволили бы приписать эти погребения коренному населению Мотии, также отсутствуют. Можно предполагать, что кремационные погребения Мотии в отличие от карфагенских, представлявших собой человеческие жертвоприношения, свидетельствуют об участии в основании города нефиникиян, впоследствии быстро финики-изировавшихся.109 Следует в этой связи отметить, что и на самом острове, вблизи северной улицы, были найдены ингумационные погребения, что лишний раз подчеркивает немотивированность предположения Уайтейкера и показывает, насколько кратковременным и незначительным был эпизод с трупосожжением в жизни Мотии. Если наше предположение справедливо и наличие кремационных погребений

106 Whitaker J. I. S. Motya, a Phoenician colony in Sicily. P. 141-146.
107Ibid. P. 208.
108Ibid. P. 209-219, 238-256.
109Интересно в этой связи отмеченное Ж. Бераром сходство указанных погребений с материалами ранних некрополей Сиракуз и Мегары (Berard J. La colonisation grecque de l'ltalie meridionale et de la Sicile. P. 270). Б. X. Уормингтон показал близость керамики Мотии к соответствующим материалам из аль-Мины (Warmington В.Н. Carthage. London, 1960. P. 28). Быть может, среди основателей Мотии находились выходцы из Эгейского бассейна?
102

действительно свидетельствует об этнической разнородности древнейшего населения Мотии, то придется признать, что финикийское колонизационное движение не ограничивалось только Тиром или финикийскими городами. Очевидно, в это движение были втянуты и другие народности, с которыми финикияне поддерживали какие-то сношения.
Археологическое обследование Мотии позволило обнаружить там две улицы — северную и южную, заканчивавшиеся непосредственно у берега моря. В южной части острова Сан-Панталео финикиянами была сооружена обычная для финикийских городов искусственная гавань —котон (размером 51x37 м2)110, что говорит о значительной роли, которую играла морская торговля в жизни города. Рост торговых связей привлекал в Мотию все новых поселенцев, в результате чего произошло, вероятно, перемещение городского некрополя в Бирджи, т. е. непосредственно в Сицилию.
Другая финикийская колония в северо-западной Сицилии, Панорм, возникла, как показывают археологические материалы, на месте, где до этого существовало сиканское поселение.111 Возможно, что между колонистами и сиканами произошло столкновение и сиканское поселение было уничтожено. Датировка основания Па-норма не поддается точному определению. Древнейшие известные нам финикийские погребения из Панорма датируются VI в., а монеты с финикийской или греческой легендой — только V в. Наиболее вероятно, что Панорм возник вскоре после основания Мотии.
Какие-либо археологические материалы, подтверждающие пребывание финикиян в районе Солунта, до сих пор не выявлены, если не считать финикийскую статую неизвестного времени, изображающую богиню, восседающую на троне112.

* * *

Можно предполагать, что колонизация финикиянами Сардинии происходила одновременно с колонизацией Сицилии. Географическое положение делает Сардинию исключительно важным опорным пунктом на подступах к Центральной Италии. Стремясь обеспечить себе доступ на италийские рынки, к этрускам, финикияне, несомненно, должны были здесь создать свои колонии.
Этническая принадлежность древнейших обитателей Сардинии до сих пор не определена. Обычно, ссылаясь на параллели в местной ономастике, их считают

110 Whitaker J. I. S. Motya, a Phoenician colony in Sicily. P. 163-193. 111 Acanfora M. D. Panormo punica. AANL. Vol. I, fasc. 5. 1947. P. 199 сл.
112 Berard J. La colonisation grecque de l'ltalie meridionale et de la Sicile. C. 268. Предположение P. Хакфорта, что Мотия, Панорм и Солунт были основаны во время греческого вторжения в Сицилию (Cambridge Ancient History. Vol. IV. Oxford, 1926. P. 349), покоится на неточном истолковании текста Фукидида (VI, 2, 6).
103

принадлежащими к иберо-Лигурийской группе народностей113. Античная традиция полагает вероятным участие в заселении Сардинии также и ливийцев (ср.: Paus., X, 17, 2; Solin., 4, 1; Cic, Pro Scauro, 19, 42 и 45). Но уже то, что предводителем ливийцев античная традиция называет Сарда, по имени которого якобы получил свое название и остров, заставляет отнестись к этому преданию как к исторически недостоверной этиологической легенде, одной из тех, которые были широко распространены в греко-римской литературе. Не исключено, что в этом предании нашло свое отражение завоевание острова карфагенянами в более поздний период.
В конце II тысячелетия до н. э. Сардиния находилась в достаточно тесном контакте как с Эгейским бассейном, так и со странами Ближнего Востока. По указанию Г. Чайлда, в Сардинии найден «кипро-микенский» медный слиток с надписью.114 Участие племен шардана — сардинцев — в нападениях «морских народов» на Египет общеизвестно. Таким образом, финикияне еще до своего появления на острове могли вступить с его аборигенами в непосредственный контакт и от них получить сведения о значительных природных богатствах Сардинии — обсидиане, меди, серебре. Строительство киклопических башен — нурагов — высотой в 10-20 м, окруженных группами круглых хижин, свидетельствует о том, что в Сардинии происходил процесс выделения родоплеменной аристократии. Сами нураги, видимо, использовались для закрепления господства знати над порабощенным населением.
Одной из древнейших колоний финикиян в Сардинии была Нора. Обнаруженные в этом городе археологические материалы исследователи склонны датировать сравнительно поздним временем — VII в. и позже115, однако найденная там же финикийская надпись (CIS, I, 144) палеографически бесспорно датируется концом X или началом IX в.116 Таким образом, имеются все основания датировать колонизацию финикиянами юга Сардинии и появление Норы в этом районе временем не позже X в. до н. э.
Существенно важными районами финикийской колонизации в Западном Средиземноморье были острова Мальта и Гоццо (ср.: Diod., V, 12), которые обеспечивали связь финикиян с Западом. Археологически присутствие финикиян и греков здесь засвидетельствовано только для VIII-VII вв.117, т.е. для того времени, когда между финикийскими колониями и греками уже велась ожесточенная борьба за пер-

113 Rhilipp. Sardinia. P.-W. RE. 2. Reihe. Halbbd. II. 1920. Стб. 2480-2495. 114 Чайлд Г. У истоков европейской цивилизации. С. 347.
115 Patroni G. Nora, coloniia fenicia in Sardegna. MA. Vol. XIV. 1905. P. 110-258. Согласно публикации Патрони, в Норе обнаружены святилище, посвященное, по его мнению, культу Тиннит, погребения, а также богатый инвентарь.
116 Albright W. F. New light on the early history of the Phoenician colonizations. P. 19. В особенности характерна архаичная форма буквы к.
117 Mayr A. Die Insel Malta im Altertum. Munchen, 1909. P. 76; A. Garcia у Bellido. Phonizische und griechische Kolonisation. Historia Mundi. Bd. III. 1951. P. 332.
104

венство. Мальтийская колония финикиян играла, видимо, немаловажную роль в жизни Западного Средиземноморья и могла сама выводить колонии. Ахолла — одно из финикийских поселений в Тунисе, находившееся, по предположению А. Майра, неподалеку от Рас Кадидже118, — считалось в древности колонией мальтийцев (St. Byz., s. ν. Άχολλα).

* * *

Большую роль в истории финикиян на Западе сыграла колонизация ими Магриба, расположенного на пути к Пиренейскому полуострову. Магриб представляет собой горную страну, пересекаемую отдельными плодородными низменностями. Горы тянутся здесь от побережья Атлантического океана до мыса Бон, на расстояние примерно 2400 км; они затрудняют связь между отдельными районами Магриба и делают некоторые из них совершенно неприступными. В последнем обстоятельстве заключалась одна из причин, почему финикийские, а позже карфагенские колонисты старались обосновываться вдоль берегов моря, либо — в самом крайнем случае — в долинах рек и в достаточно обжитых низменных районах. Наиболее привлекательными для новых поселенцев были долина реки Баграда (совр. Меджерда) и приморская низменность Сахэль, тянущаяся от залива Хаммамат до Триполитании (северный Тунис). Этот район был очень важен в стратегическом отношении: он открывал непосредственный доступ в Западное Средиземноморье. К тому же эта местность еще в древности славилась исключительным плодородием. Геродот (IV, 198) рассказывает, что почвы Кинопа давали урожай в сам-триста. Эти сведения, восходящие к Гекатею, в общем хорошо согласуются с показаниями других авторов (Liv., XXX, 16; Plin., Nat. hist., V, 24; XVII, 41; XVIII, 94; Strabo, II, 5, 30; XVII, 3, 1). Правда, Страбон называет район более обширный, чем геродотовский Киноп, но это расширение пахотной земли следует отнести за счет проведения в древности значительных ирригационных работ, следы которых сохранились119. Строительство крупных оросительных каналов в Северной Африке началось еще в период карфагенского господства (Diod., XX, 8, 3, 4). Наличие столь благоприятных условий для земледелия, несомненно, содействовало быстрому прогрессу коренного ливийского населения.
Античная письменная традиция не сохранила никаких достоверных данных о жизни и общественном строе ливийцев к концу II тысялелетия. Сведения, имеющиеся у Саллюстия (Bell. Iugurth., XVIII), по его словам восходят к трудам пунийских историков (ibid., XVII, 7). Однако этот источник показывает только, насколько мало были осведомлены сами карфагеняне об историческом прошлом Магриба. У Сал-

118 Mayr A. Die Insel Malta im Altertum. С. 71 сл.
119 BA. 1905. С. 57, 63.
105

люстия сохранились лишь чисто фантастические сведения о происхождении нумидийцев и ливийцев от персов, мидян и армян.
Данные археологии дают основание полагать, что в период неолита в Магрибе имели место отделение земледелия от скотоводства и возникновение оседлых укрепленных поселений. На мысе Бон, в частности, при раскопках неолитического поселения найдены ручные мельницы120. Неподалеку от него, в районе Джебель эль-Калаа, обнаружены примитивные по своей конструкции стены, длиной 400 м, сложенные из массивных плит 121, видимо, являющиеся остатком поселения земледельцев122.
Наиболее подробные сведения, характеризующие ливийское общество на грани II и I тысячелетий, содержат надписи египетского фараона Рамзеса III из МединетАбу, посвященные его войнам с ливийцами, а также сообщения папируса Гаррис123. Правда, речь в данном случае идет о ливийских обществах, живших вблизи египетской границы, т. е. в восточной Ливии, однако ясно, что по уровню своего развития восточные и западные ливийцы не могли резко отличаться друг от друга.
Согласно этим материалам, на границе с Египтом находились ливийские племенные образования — машаваша124 и техену. Наряду с ними упоминаются и собственно ливийцы. Во главе этих племенных образований стояли вожди (wr). Во время войны с ливийцами египтяне захватили одного из вождей машаваша — Капура. В тексте, где перечисляется военная добыча, термин «вождь» употреблен во множественном числе. Автор, очевидно, имел основания полагать, что будет захвачен не один, а несколько вождей машаваша. В другой надписи упоминаются вожди страны машаваша. Можно предполагать, что этническая группа машаваша представляла собой союз племен, каждое из которых имело своего племенного вождя. Наряду с вождями (wr) из общей массы в 1205 пленных выделены 5 человек, обозначенные термином —по-видимому, представители племенной знати. Остальные пленные машаваша составляли, вероятно, рядовую массу.
Таким образом, египетские источники отразили процесс выделения у восточных ливийцев из массы членов племени аристократической верхушки — вождей и знати. Вероятно, и западные ливийцы находились на таком же уровне общественного развития, когда они в конце II тысячелетия столкнулись с финикийскими колони-

120 Baumgdrtel Е. Tunis. RLV. Bd. XIII. 1929. P. 456-482.
121 Gsell St. Histoire ancienne de l'Afrique du Nord. Vol. I. Paris, 1913. P. 198.
122 W. v. Bissing. Karthago und seine griechische und italische Beziehungen. SB. Vol. VII. 1933. P. 86-87.
123 Breasted J.H. Ancient records of Egypt. Chicago, 1927, §36-58, 83-114, 405.
124 Предполагают, что это название соответствует греческому Ma^urji: и современному берберскому Amaziy [Berthelot A. L'Afrique Saharienne et Soudanaise. Paris, 1927. P. 130; Frase K. G. L'origine du mot Amaziy. Acta Orientalia. Vol. XXIII, N3-4. P. 107).
106

стами125. Заинтересованность аристократической верхушки в развитии финикийской торговли, несомненно, служила важной предпосылкой успеха при основании финикийских колоний.
Античная традиция сохранила некоторые сведения о финикийской торговле на территории Ливии. В «Одиссее» рассказывается о том, как, вернувшись после длительных скитаний на родину, Одиссей в беседе с пастухом Евмеем выдает себя за претерпевшего много бедствий критянина, которого превратности судьбы забросили в Египет. Вот что он говорит: «Тогда пришел финикиец, муж, сведущий в хитростях, мошенник, который много зла причинял людям. Он меня, уговорив такими речами, побудил, чтобы мы прибыли в Финикию, где находились его дома и имущество. Там у него я оставался в течение целого года. Но когда завершились месяцы и дни вновь окончившегося года и пришла весна, он меня повез в Ливию на корабле, плавающем по морям, замыслив обман, чтобы я с ним вез товар (φόρτον), а там чтобы и меня продать в рабство (περάσειε) и получить огромную плату (ασπετον ώνον)» (Odyss., XIV, 288-297). При разборе этого отрывка возникает ряд трудностей, причем первая и наиболее существенная проблема заключается в хотя бы приблизительной датировке тех исторических обстоятельств, о которых идет речь. Как известно, окончательно текст гомеровского эпоса сложился в IX-VIII вв. Но в эпосе нашли свое отражение и те особенности греческой жизни, которые были характерны для более раннего периода — для периода крито-микенской культуры. Некоторые детали рассказа Одиссея позволяют предполагать, что в нем отражено время, соответствующее периоду набегов «морских народов» на Египет. Дело в том, что несколькими строками выше (XIV, 245 сл.) речь идет о неудачном морском набеге на Египет, в котором якобы принимал участие рассказчик. Если это так, то можно было бы сделать вывод о наличии весьма ранних торговых связей финикиян с Ливией. В пользу такого толкования памятника говорит и несомненное, как мы видели выше, наличие торговых связей финикиян с южной Испанией в XIII—XII вв. Но, как бы то ни было, свидетельство эпоса представляет совершенно исключительный интерес. И рассказчик, и его слушатель не сомневаются в том, что финикиянин направится для продажи своих товаров именно в Ливию. Эти товары, видимо, не отличались от тех, которыми финикияне торговали с другими своими контрагентами. Отсюда можно сделать вывод, что к моменту возникновения рассказа финикийская торговля в Ливии велась систематически, а начало ее следует отнести ко времени задолго до возникновения интересующего нас здесь повествования. Обращает на себя внимание также то обстоятельство, что Ливия представляется важным рынком сбыта рабов, таким рынком, где торговля рабами стала делом в высшей степени

125 Ср.: Reyniers. Notes sur le sanctuaire punique d'El-Hofra (Constantine). Recueil des notices et memoirs de la Societe Archeologique, Historique et Geographique de Constantine. Vol. LXX. 1957-1959. P. 110-123.
107

прибыльным. Последнее возможно было только в условиях возникновения в Ливии рабовладельческого хозяйства126.
Если не считать Ликса, который не сыграл какой-либо заметной роли в истории Африки и основание которого было связано скорее с попытками финикиян захватить в свои руки Гибралтарский пролив, нежели с их намерениями закрепиться на территории Магриба, первой колонией на Средиземноморском побережье Африки была Утика. О дате основания этого города античная традиция сохранила некоторые точные указания. Так, у Плиния (Nat. hist., XVI, 216) мы находим сообщение об основании города «1178 лет назад». Другой источник (Ps.-Arist., De mir. aus., 134) отмечает, что Утика, «как говорят, была основана на 287 лет раньше самого Карфагена, как написано в финикийских историях». Последнее указание особенно важно: неизвестный автор воспользовался данными, восходящими к трудам финикийских историков, что повышает ценность его хронологических выкладок. Наконец, Веллей Патеркул (I, 2, 4) писал, что Утика была основана вскоре после основания Гадеса (post paucos annos). Если учесть, что Карфаген был основан в 825 г., то в таком случае следует признать датой основания Утики 1112 г.127 Археологически Утика изучена слабо. Древнейшие открытые здесь погребения датируются VIII в. до н. э.128, что не исключает, однако, возможности нахождения в будущем и более ранних некрополей.
Об обстоятельствах, при которых была основана Утика, Юстин (XVIII, 4, 2) сообщает следующее: «До избиения господ они (тирийцы. — И. Ш.), будучи в расцвете сил и имея многочисленное население, отправив в Африку молодежь, основали Утику». Прочие источники (Plin., Nat. hist., V, 76; St. Byz., s. v. Ίτύκη; Vell. Pat., I, 2, 4) подтверждают версию Юстина об основании Утики тирийцами129. Отправляя в
126Представляется недостаточно обоснованной точка зрения В. фон Биссинга (W. v. Bissing. Karthago und seine griechische und italische Beziehungen. P. 84), полагающего, что торговые связи финикиян с Северной Африкой относятся только ко времени возникновения Утики, которая, по его мнению, была основана финикийскими купцами, возвращавшимися из Гадеса на родину и воспользовавшимися для этой цели благоприятными течениями, ведущими от Гадеса непосредственно к району Утики. С. Я. Лурье (История Греции. Т. I. Л., 1940. С. 79), рассматривая отрывок из «Одиссеи», о котором шла речь, полагал, что в данном случае рассказывается, как «грек впервые научается торговать у финикиянина». Неточность подобного толкования очевидна. В отрывке речь идет о том, что финикиянин пытается продать грека в рабство. Возникновение же в Эгейском бассейне торговли причинно не связано с деятельностью финикиян в этом районе.

127 Если это так, то датой издания «Естественной истории» Плиния Старшего, или по крайней мере ее XVI книги, следует признать 66 г. н.э., что не противоречит датам жизни этого ученого (23/4-79 гг.). Ст. Гзелль, считающий датой основания Утики 1101 г., исходит из «тимеевской» датировки основания Карфагена 814 г. (Gsell St. Histoire ancienne de l'Afrique du Nord. Vol. I. P. 361).
128 Cintas P. Deux campagnes des fouilles a Utique. Vol. II. Karthago. 1951.
129 Cp., однако, у Силия Италика (Sil. It., Pun., III, 3, 241-242) — proxima Sidoniis Utica, что является, несомненно, данью поэтической традиции.
108

Северную Африку экспедицию «молодежи», правительство Тира достигало сразу же нескольких целей. Оно создавало укрепленную базу на подступах к Пиренейскому полуострову и тем самым закреплялось окончательно на важнейших торговых путях; одновременно оно получало возможность использовать эту базу для развертывания торговли непосредственно в Магрибе и для дальнейшей колонизации этой территории. Постепенно Утика превратилась в значительный торговый центр, который даже попытался в X в. обрести политическую самостоятельность (Fl. Ios., Ant. Iud., VIII, 146; Contra Αρ., I, 18)130. По сообщению Саллюстия (Bell. Iugurth., XIX, 1), такие крупные финикийские колонии, как Гиппон, Хадрумет и Лептис, были основаны финикиянами до основания Карфагена, хотя, вероятно, и позже Утики. Более точно датировать их возникновение в настоящее время не представляется возможным. Несомненно, однако, что колонизация Северной Африки представляла собой длительный процесс.
Об основании Лептиса Саллюстий (Bell. Iugurth, LXXVIII, 1) сохранил следующее известие: «Этот город был основан сидонянами, о которых мы знаем, что они, будучи изгнанными вследствие гражданских смут (profugos ob discordias civiles), на кораблях прибыли в эти места». Плиний (Nat. hist., V, 76), однако, называет основателем Лептиса Тир131. Судя по тому, что Саллюстий (Bell. Iugurth., LXXVIII, 4) отмечает сохранение в Лептисе сидонского права и культов (legum cultusque pleraque Sidonia; ср.: Iud., XVIII, 7, 28: mispat sidönim—«сидонское право»), указание Плиния представляется недостоверным.
У ряда авторов Лептис имеет также греческое название — Νεάπολις (Per. Ps.-Scyl., 109-110; Strabo, XVII, 634: Νεάπολις, f) καΐ Λέπτιν καλούμεν), бывшее, вероятно, переводом финикийского qrt hdst — «новый город». Э. Мейер в связи с этим утверждал, что Лептис был основан карфагенянами в VI в.132 О. Мельтцер предполагал, что это название появилось после того, как Лептис вошел в VI в. в состав Карфагенской державы133. Вопрос о том, какое из названий города является древнейшим, весьма неясен, однако нет никаких оснований утверждать, что более древним было

130 Рукописи не дают точного чтения названия города в указанных отрывках из произведений Иосифа Флавия: обычны формы Ήυκαίοις или Τιτυοΐς. К. Белох (Beloch К. Griechische Geschichte. Bd. I. P. 251) полагал, что речь идет о неизвестном городе в Сирии; Моверс (Movers. Die Phönizier. P. 220) считал, что имеется в виду Китион — колония Тира на острове Кипр (ср. также: Gsell St. Histoire ancienne de l'Afrique du Nord. Vol. I. P. 361). Однако общепринятой является конъектура Гутшмида Ίτυκαίοκ; (Gutschmied. Kleine Schriften. Bd. II. Berlin, 1890. P. 62 и 68-89), которую принял и Б. А. Тураев (Остатки финикийской литературы. СПб., 1903. Р. 96, 102).
131Ср.: Sil. It., Pun., III, 255: Sarranaque Leptis. О.Мельтцер полагает, что в этом случае перед нами поэтический оборот (Meitzer О. Geschichte der Karthager. Bd. I. Berlin, 1876. P. 457).
132 Meyer Ε. Geschichte des Altertums. Bd. II. Berlin, 1889. P. 807.
133 Meitzer O. Geschichte der Karthager. Bd. I. P. 98; Dessau. Leptis Magna. P.-W. RE. Halbbd. XXIV. 1925. Стб. 2074-2076; Gsell St. Histoire ancierine de l'Afrique du Nord. Vol. I. P. 362-363.
109

имя Лептис. Нам представляется, что название Νεάπολις — греческий перевод древнейшего названия города. Не случайно в Перипле Псевдо-Скилака название Лептис вообще не употребляется, тогда как у Страбона имя Νεάπολις явно является первичным, а Λέπτις — вторичным, производным. Вполне естественно, что, подобно тому как Карфаген был назван «новым городом» в противоположность «старому городу» — Тиру, Лептис, основанный при аналогичных обстоятельствах, получил свое название в противоположность «старому городу» — Сидону.
Сравнительно недавно в Лептисе обнаружены археологические памятники, датируемые VIII в. до н. э.134, что позволяет уточнить terminus ante quem даты основания города.
Саллюстий упоминает о тесном контакте граждан Лептиса с нумидийцами, иначе говоря — с окружающим Лептис коренным ливийским населением. По сообщению этого автора, язык жителей Лептиса испытал заметное воздействие нумидийского языка (eius civitatis lingua modo convorsa conubio Numidarum). Судя по термину, употребленному источником, между Лептисом и соседними с ним племенами существовало установление, аналогичное римскому ius conubii. Наличие ius conubii свидетельствует о прочных, устойчивых и давних дружеских связях Лептиса с ливийцами.
С первых лет своего существования Лептис, несомненно, вел на побережье Большого Сирта разностороннюю и обширную торговлю. Финикияне не ограничивались только освоением побережья, они старались активно проникнуть в глубь материка, добиваясь при этом значительных успехов. Сравнительно недавно были обнаружены три караванные дороги, одна из которых вела от Лептиса на Мурзук, другая — на Гадамес и третья —на Мизда135. Когда бы ни были построены эти дороги, их направление было обусловлено направлением торговых путей, проложенных, очевидно, еще в период самостоятельного существования города.
Другим крупным центром, упомянутым в отрывке Саллюстия, был Хадрумет, основанный, согласно Солину (XXVII, 9), Тиром. Сохранившееся у Стефана Византийского (s. ν. Άδρύμητος) предание о том, что основателем города был некто Άδρύμης, представляет собой обычную для греческой литературы этиологическую версию. Значительный интерес представляет открытое в Хадрумете древнее святилище, аналогичное карфагенскому святилищу Тиннит. Здесь наиболее древние слои находятся ниже современного уровня моря; к сожалению, краткое сообщение, имеющееся в нашем распоряжении, не дает материала для датировки. Как и в карфагенском святилище Тиннит, здесь найдены урны, закрепленные камнями на почве и содержащие остатки животных, а в древнейших слоях и остатки человеческих

134 Barringer В., Garter Th. Η. Finding a Phoenician colony. Expedition. Vol. III, 1960. N1. P. 2-10.
135 Pace В., Sergi S., Caputo G. Scavi Sahariani. MA. 1951. P. 170сл.
110

жертвоприношений136. Возможно, что святилище было основано в Хадрумете уже в X в. до н. э.
Наконец, третий центр, о котором сообщает Саллюстий, — Гиппон. На Средиземноморском побережье Африки известны два города, носившие это имя, — Гиппон Царский (Sol., XXVII, 5: Hipponem Regiurn postea dictum), находившийся в устье Вади Сейбусе, и Гиппон Диаррит (ibid.: Hipponem alterum de interfluenti freto Diarrhyton nuncupatur), находившийся в районе современной Бизерты. Указание Солина о том, что оба города основаны греческими всадниками, как справедливо замечает Дессау, является «этимологической фантазией»137. В ранний период Гиппон Диаррит носил название "Ίππου άκρα (Per. Ps.-Scyl., III; там же и другой вариант: Ίππων πόλις; ср.: Diod., XX, 55, 3); греческая традиция сохранила и сокращенные формы — τά Ίππάγρετα (Arr., Lib., 11), ή των Ίππακριτών πόλις (Polyb., I, 82, 8). Моверс предлагал видеть в формах Ίππου άκρα и Ίππάγρετα грецизированное финикийское 'р' 'hrt («другой Гиппон»), ссылаясь на приведенные выше слова Солина138. Однако выражение Hipponem alterum у Солина не указывает на название города; Солин использовал это числительное при перечислении одноименных городов. Обращает на себя внимание то обстоятельство, что в Перипле Псевдо-Скилака отмечен только "Ιππου άκρα — Гиппон Диаррит, что заставляет усомниться в самом факте существования Гиппона Царского ко времени составления Перипла. Возможно, что Саллюстий в своем перечислении имел в виду именно Диаррит. Однако при нынешнем состоянии источников окончательное решение этого вопроса не представляется возможным139 .
В первой половине IX в. тирский царь Итоваал, согласно сообщению Менандра Эфесского (Fl. Ios., Ant. Iud., VIII, 324), основал в Ливии колонию Ауза, которую Ст. Гзелль считал возможным локализовать в пункте Аумале (Алжир)140. Однако, судя по тому, что в других источниках этот город не упоминается, он вряд ли играл в жизни Африки какую-либо заметную роль.
Самой крупной колонией Тира в Северной Африке стал Карфаген. Об основании этого города письменная традиция сохранила два различных варианта предания. Так, Аппиан (App., Lib., 1) сообщал: «Карфаген в Ливии основали финикияне за пятьдесят лет до падения Трои; основателями его были Зор (Ζώρος) и Кархедон (Καρχηδών)». Кроме Аппиана, это сообщение имелось у Евдокса Книдского (Scholia ad Eurip., Troad., 220) и у Евсевия (FHG, I, 190). Ст. Гзелль вполне обоснованно

136ВА. 1946-1947-1948-1949. Р. 215-216. Подробный отчет П. Сэнта (Revue Africaine. 1947. P. 1-80) нам недоступен.
137Dessau. Hippo. P.-W. RE. Halbbd. XVI. 1913. Стб. 1721-1722. 138 Movers. Die Phonizier. P. 144, 511.
139 Cp.: Meltzer O. Geschichte der Karthager. Bd. I. P. 95-97, 456; Gsell St. Histoire ancienne de l'Afrique du Nord. Vol. I. P. 363.
140 Gsell St. Histoire ancienne de l'Afrique du Nord. Vol. I. P. 362.
111

отмечал искусственный характер этой версии, восходящей, по словам Евсевия, к Филисту141. Действительно, в данном случае перед нами типичная этиологическая конструкция: Ζώρος сопоставляется с названием Тира (sör, ср.: I Reg., IX, 11; Jes., XXIII, 1, и т.д.); слово же Καρχηδών представляет собой греческое название Карфагена142. Датировать основание Карфагена по этим данным также не представляется возможным, хотя бы уже по той причине, что дата падения Трои по Филисту неизвестна. Очевидная недостоверность построения Филиста заставляет признать недостоверными и его хронологические указания.
Другое предание, восходящее, по словам Аппиана, к карфагенским и римским источникам, сообщает об основании Карфагена тирской царевной Дидоной-Элиссой, потерпевшей поражение в борьбе за власть со своим братом Пигмалионом. Помимо уже указанного выше отрывка из Аппиана, где это предание изложено крайне суммарно, оно приведено также у Вергилия (Aen., I, 335-370) и в наиболее полном виде у Юстина (XVIII, 4—б). Элисса как основательница города упомянута также у Солина Полигистора (XXVII, 9) и у Веллея Патеркула (I, 6, 4).
Значительный интерес представляет анонимный отрывок (FHG, I, 197), содержащий предание об Элиссе со ссылкой на Тимея. Приведем его полностью. «Тиоссо (Θειοσσώ). Тимеи говорит, что она по-финикийски звалась Элиссой и была сестрой Пигмалиона, царя тирийцев; ею, по его словам, был основан Карфаген, находящийся в Ливии. Когда ее муж был убит Пигмалионом, она, собрав имущество на корабль, бежала с некоторыми из граждан и, претерпев много бедствий, была занесена к берегам Ливии, и местными жителями была прозвана Дидоной (Δειδώ) за ее длительные скитания143. Основав же указанный город, она отказалась выйти замуж, когда ливийский царь пожелал на ней жениться; побуждаемая согражданами, она, ссылаясь на то, что необходимо произвести священный обряд для освобождения от клятвы, соорудила вблизи от дома большой костер и, возжегши его, бросилась в него из своего дома» 144.

141 Ibid. Р. 375.
142 П. Сэнта полагает, что в данной легенде нашел свое отражение постулируемый им факт основания Карфагена двумя этническими группами — финикиянами и киприотами-греками. По его мнению, наличие двух этнических групп в составе основателей города доказывается тем обстоятельством, что древнейшие погребения на холме Дермеш выполнены по методу трупоположения и снабжены финикийским инвентарем, тогда как погребения на холме Юноны представляют собой трупосожжения с инвентарем преимущественно критской или северосредиземноморской традиции (Cintas P. Ceramique punique. Paris, 1950. P. 564-577). Однако следует учесть, что погребения на холме Юноны датируются VII в. (ср.: АА. 1931. Р. 471-472) и связаны, очевидно, с появлением в городе нефиникийского населения через какое-то время после его основания. Письменная традиция также не содержит данных об участии киприотов-греков в основании Карфагена.
143 Ср.: App., Lib., I: Διδώ. В одном из поздних греческих словарей это имя переведено как πλανητίς — «блуждающая», перевод с финикийского.
144 Слово Θειοσσώ О. Мельтцер предлагал заменить на Οΐνουσσα (Meitzer О. Geschichte der
112

Обычно в научной литературе отмечается близость этого варианта предания об основании Карфагена с рассказом Помпея Трога — Юстина; причем, согласно весьма распространенной точке зрения, текст Юстина является воспроизведением труда Тимея, с которым Помпей Трог мог ознакомиться либо непосредственно, либо через посредство неизвестных нам авторов145. Однако наряду с несомненным сходством в построении сюжета оба рассказа обнаруживают весьма существенные расхождения. Прежде всего у Юстина ни разу не упоминается имя Дидона, данное, согласно приведенному отрывку, Элиссе ливийцами. У Солина имя Дидона также не упомянуто. Предположить, что Помпей Трог, труд которого конспектировал Юстин, не знал о существовании этого имени, не представляется возможным. Юстин, проявлявший большой интерес ко всем деталям, связанным с происхождением того или иного государства или народа, также должен был обратить внимание на столь важный факт, как переименование основательницы города. Следовательно, остается допустить, что Помпей Трог считал имя Дидона, а значит, и ту версию предания, в которой оно имелось, недостоверной. На недостоверность этого предания намекает, по-видимому, и Веллей Патеркул, когда говорит, что «некий» автор называет Дидону Элиссой.
Помимо фрагмента Тимея, имя Дидона упоминается у Аппиана, Вергилия146, а также у комментаторов последнего. В рассказе Аппиана (Lib., 1) говорится, что ливийцы оказали сопротивление высадке колонистов (έζωθούμενοι δ'ύπό τών Λιβύων),—деталь явно позднего происхождения, поскольку во фрагменте Тимея, цитированном выше, о сопротивлении ливийцев не сказано. Возможно, однако, что эта подробность восходит к римским источникам, использованным Аппианом. Сервий Грамматик (In Aen., IV, 36), давая объяснение имени Дидона (Dido id est virago — «Дидона, т.е. доблестная»), указывает, что оно было дано Дидоне в знак уважения к ее мужеству. Между тем ханаанейские языки не дают оснований для такого толкования.
Вариант Сервия значительно отличается от версии Тимея; по-видимому, источник, которым воспользовался комментатор Вергилия, как-то пытался соединить имя Дидона с тем вариантом предания, в котором оно не упоминалось. Судя по другим

Karthager. Bd. I. P. 463), тогда как Ст. Гзелль —на Δειδώ (Gsell St. Histoire ancienne de l'Afrique du Nord. Vol. I. P. 380). Обе конъектуры представляются слабо обоснованными. Это слово имеет характерную форму греческого женского имени. К тому же сам текст противопоставляет его финикийскому «Элисса» и ливийскому «Дидона».
145 Такова точка зрения О.Мельтцера (Meitzer О. Geschichte der Kartbager. Bd. I. С. 114) и Ст. Гзелля (Gsell St. Histoire ancienne de l'Afrique du Nord. Vol. I. P. 385сл.). Она же принята и М.Л.Гельцером (О некоторых вопросах социальной и экономической истории Финикии IX в. до н.э. // Древний мир. М., 1962. С. 222-223).
146 Версию Вергилия подробно исследовал О. Россбах (Rossbach О. Dido. P.-W. RE. Halbbd. IX. 1903. P. 426-433).
113

ссылкам у Сервия (In Aen., IV, 682), этим источником были труды Катона. Вероятно, и Аппиан, ссылающийся на римскую традицию, имел в виду историческое сочинение Катона. Таким образом, и в той версии, где встречается имя Дидона, могут быть выделены по крайней мере два варианта. В отрывке из Тимея утверждается, что Элисса возвела костер, в который она бросилась, кончая жизнь самоубийством, вблизи от дома, тогда как Юстин (XVIII, 6, 6-7) рассказывает, что костер был разложен на окраине города и что она не бросилась в огонь, а закололась мечом.
Традиция о дате основания города также не отличается единодушием. Хотя Вергилий и не приводит дату основания города, но по его рассказу ясно, что он придерживается хронологии Филиста. Согласно Тимею, на которого ссылается Дионисий Галикарнасский (Ant. Rom., I, 74), Карфаген был основан за 38 лет до первой олимпиады, т.е. в 814 г.147 По сообщению Веллея Патеркула (I, 12, 5), Карфаген просуществовал 677 лет и, следовательно, был основан в 823 г. Такую же дату указывает и Солин. Сервий Грамматик (In Aen., I, 12) сообщает, что город был основан за семьдесят лет до основания Рима, т.е. в 824/3 г. Наконец, Юстин (XVIII, 6, 9) указывает, что Карфаген был основан за 72 года до основания Рима, иными словами, в 826/5 г. Таким образом, имеются три даты основания города: 814 г., 824/3 г. и 826/5 г., причем датировка 826/5-824/3 гг., с разницей всего в два года, была в древности общепринятой.
Итак, в предании об основании Карфагена Элиссой можно выделить три варианта: вариант Трога-Юстина (имя Дидона не упоминается, дата основания города — 826/5 г.), вариант Тимея (Элисса получила имя Дидона от ливийцев, дата основания— 814 г.) и вариант Сервия, восходящий, вероятно, к Катону (Элисса получила имя Дидона от сограждан после своей гибели, дата основания — 824/3 г.). Указанные различия позволяют предполагать, что вариант Трога-Юстина и вариант Тимея появились в греко-римской традиции независимо один от другого. Вариант Тимея, несомненно, восходит к рассказам карфагенян. Пользовался ли Тимей трудами карфагенских историков, установить невозможно, но его общее знакомство с пунийской традицией не подлежит, конечно, сомнению.
Сохранившийся у Сервия (In Aen., IV, 682) отрывок из труда Катона обнаруживает явное влияние терминологии Аристотеля: «И народ, и отцов, и город твой.

147 Эту дату принимает большинство современных исследователей (Gsell St. Histoire ancienne de l'Afrique du Nord. Vol. I. P. 374; Cintas P. Ceramique punique. P. 436; Warmingtoh В. H. Carthage. London, 1960. P. 20). Ж.Пикар необоснованно утверждает, что датировка 814 г. единогласно принята всеми античными авторами (Ricard G. Le monde de Carthage. Paris, 1956. P. 19). H. А. Машкин указывает на неточность датировки Тимея, однако никакого решения вопроса не дает, ограничиваясь констатацией того, что Карфаген был основан в конце IX в. (Машкин Н. А. Карфагенская держава до Пунических войн // ВДИ. 1948. №4. С. 37).
114

Отцов — то есть сенат, город твой — тот, который ты построила. И некоторые в этом месте хотят видеть три соединенные части политии: власть народа, аристократов и царя. Ведь Катон говорит, что тремя этими частями управлялся Карфаген» (Рори-lumque patresque urbemque tuam. Patres id est senatum; urbem tuam quam tu extruxisti. Et quidam hoc loco volunt tres partes politiae comprehensas, populi, optimatium, regiae potestatis: Cato enim ait de tribus istis partibus ordinatam fuisse Carthaginem).148 Как известно, наряду с «Афинской политией» Аристотель и его ученики составили очерки истории и государственного строя всех греческих и важнейших негреческих государств. Среди них была и «Карфагенская полития», составленная, по указанию Афинея (Deipn., XIV, 27), Гиппагором —писателем, сведения о котором античная традиция не сохранила. Судя по термину politia, можно полагать, что сведения Катона восходят к труду Гиппагора.
Можно предполагать, что, как и все политии, составленные Аристотелем и его учениками, «Карфагенская полития» состояла из двух частей. По аналогии с «Афинской политией» первая часть должна была представлять собой очерк истории политической борьбы и развития государственного строя карфагенян, а вторая часть —очерк современного автору (середина IV в. до н.э.) государственного строя карфагенян. Последняя часть дала, вероятно, материал для соответствующего раздела «Политики» Аристотеля (II, 8). К ней, по-видимому, восходит и процитированный выше отрывок из Катона. Поскольку Помпей Трог не имел доступа к трудам карфагенских историков, а сведения Тимея он не использовал, остается допустить, что сравнительно подробный рассказ Юстина по «внутренней» истории Карфагена также прямо или косвенно восходит к первой части сочинения Гиппагора. Но если Катон счел необходимым связать предание, полученное им от Гиппагора, с именем Дидона, то Помпей Трог, видимо, полностью игнорировал Тимея.149
Обращает на себя внимание также следующее. Для происходящих из Карфагена монет различных эпох очень характерно изображение лошади или лошадиной головы в различных положениях, в том числе с Никой, а также изображение крылатого коня.150 Такое пристрастие именно к изображению коня следует поставить, по нашему мнению, в связь с рассказом Юстина (XVIII, 5, 16) о том, что Карфаген был основан на месте, где была найдена голова коня. Эту находку, согласно Юстину, колонисты сочли предзнаменованием будущего могущества и будущей воинственности своего государства.
Заметим, кроме того, что Тимей в приведенном нами выше отрывке изображает

148 О значении понятия πολιτεία в терминологии Аристотеля см.: Доватур А. И. Социальная и политическая терминология в «Афинской политии» Аристотеля // ВДИ. 1958. №3. С. 55-64.
149 Г. Людеман, однако, без достаточных оснований возводит сообщение Юстина к Тимею (Ludemann Н. Untersuchungen zur Verfassungsgeschichte Karthagos. Bottrop, 1933. С. 37):
150 Muller L. Numismatique de l'ancienne Afrique. Vol. II. Copenhague, 1861. P. 74сл.
115

гибель Дидоны как простое самоубийство, тогда как, по рассказу Юстина (XVIII, 6, 6-7), Элисса совершила перед самоубийством жертвоприношения. В нашем распоряжении имеется найденное в Карфагене и выполненное в «грецизирующем» стиле надгробие — рельефное изображение женщины, полулежащей на небольшом возвышении и готовящейся к совершению жертвенного возлияния. Согласно наиболее вероятному толкованию этого памятника, предложенному французскими археологами Ж. и С. Шарль-Пикарами, он связан с легендой о жертвоприношении легендарной основательницы Карфагена.151
Все эти материалы позволяют прийти к выводу, что рассказ Помпея Трога-Юстина воспроизводит карфагенскую традицию, значительно отличающуюся от той версии, которая сохранилась у Тимея.
Перед нами, однако, встает вопрос о степени достоверности всех вариантов предания. Другим, не менее важным, является вопрос о том, насколько единогласна карфагенская традиция, нет ли возможности установить какие-то иные пунийские предания, связанные с основанием города.
У Аппиана (Lib., 2) имеется примечательное указание относительно принятой самими карфагенянами системы летосчисления: «На семисотом году от основания города римляне отняли у них (карфагенян. — И. Ш.) Сицилию». Контекст Аппиана не оставляет места для сомнений в том, что и в указанном отрывке имелся в виду Карфаген.152 Поскольку в данном тексте речь идет о завершении I Пунической войны, 700-й год от основания города соответствует 242 г. до н. э., и, следовательно, основание Карфагена датируется 942 г. С этим указанием Аппиана необходимо сопоставить сообщение П. Сэнта о находке в районе святилища Тиннит древнейшего финикийского храма153. Этот храм, находящийся в материковой скале ниже уровня моря, представляет собой почти квадратное помещение размером 1x1 м. Оно включало небольшой склеп, игравший роль «святого святых», и систему коридоров и переходов, представлявшую собой своеобразный лабиринт. Здесь найдены 7 фрагментов лампы, которая обнаруживает значительное сходство с финикийско-палестинскими лампами XI-X вв. Наряду с этим очень интересны обнаруженные в храме много-

151 G. et С. Charles-Picard. La vie quotidienne de Carthage au temps d'Hannibal. Paris, 1959. P. 36.
152 Аппиану, несомненно, были хорошо известны принятые римскими историографами даты основания Рима в промежутке между 753 и 731 гг. (ср.: Зиман А. Легенда о римских царях, ее происхождение и развитие. СПб., 1896. С. 357-376), и уже по этой причине он не мог датировать конец I Пунической войны 700-м годом от основания Рима.
153 Cintas P. Ceramique punique. С. 490-502; Leglay. Nouveautes puniques. R. Afr. Vol. XCVI. P. 411; Julien A. Histoire de l'Afrique du Nord. Paris, 1951. P. 64; G. et C. Charles-Picard. La vie quotidienne de Carthage. P. 36 сл. Утверждение Б. X. Уормингтона об отсутствии финикийских материалов из Карфагена, которые могли бы быть датированы временем до середины VIII в. до н. э. (Warmingtoh В. Н.' Carthage. Р. 22), нам представляется слабо обоснованным, поскольку оно покоится на недостоверной, с нашей точки зрения, датировке храма Сэнта (см. прим. 154).
116

численные фрагменты эгейской вазы протогеометрического стиля, имевшей, судя по реставрации П. Сэнта, высокое и широкое горло. Некоторые детали орнамента, а также характерная витая ручка позволяют, возможно, датировать вазу концом X в.154 Однако, даже если принять более позднюю датировку вазы, не подлежит сомнению, что храм возник до начала планомерного заселения города. Наиболее вероятно, что его основание следует отнести к X в. Если учесть, что более позднее святилище Тиннит располагалось в районе этого древнейшего храма и, следовательно, имела место определенная преемственность культа, можно полагать, что хронология Аппиана в разобранном нами отрывке восходит к храмовой хронологии святилища Тиннит. Появление такого храма, который был открыт П. Сэнта, еще не означало основания колонии. Подобные храмы финикияне создавали на освоенных ими морских путях в наиболее важных пунктах, где они могли играть роль своеобразных опорных баз и ориентиров. Неудивительно, что храм был создан в наиболее стратегически важном районе Западного Средиземноморья — в районе Карфагена.
Как показали раскопки святилища Тиннит, планомерная колонизация территории, на которой был расположен Карфаген, началась в конце IX в. Еще в прошлом веке В. А. Крамер высказал предположение, что общепринятая дата основания Карфагена—814 г. — недостоверна и что наиболее вероятной датой основания города является 825 г. Он исходил из того, что почти все авторы, донесшие до наших дней античную традицию по данному вопросу, принимали датировку 825-823 гг. Кроме того, он указывал, что тирский историк Менандр (в передаче Иосифа Флавия: Contra Αρ., I, 18) датировал бегство Элиссы седьмым годом правления Пигмалиона, т. е., по мнению Крамера, 826 г. Не решаясь, однако, полностью отбросить датировку 814 г., он считал, что это был «год освящения»155, а это вряд ли правильно.
Небольшая работа В. А. Крамера, изданная в Москве, не была замечена в научной литературе того времени. Ссылок на эту работу в больших и чрезвычайно подробных сводах О.Мельтцера и Ст. Гзелля нет. После появления работы Я. Ливера, посвященной хронологии Тира156, тезис Крамера можно считать дока-

154 Мы исходим из хронологии Десбороу (Desborough V. R. d'A. Proto-Geometric pottery. Oxford, 1952. P. 294-295), а также хронологии протокоринфской керамики по Пэйну (Payne Η. G. Protokorynthische Vasenmalerei. Berlin, 1933. P. 10), который датирует ранние протокоринфские геометрические вазы, близкие по орнаменту к рассматриваемому объекту, IX — началом VIII в. Ср. также орнамент ваз, обнаруженных в геометрических погребениях Пирея (Δ. Р. Θεοχαρη. Ανασκαφή έν Πάλαια Κοκκινιά Πειραιώς. Πρακτικά της έν Αθήναις Αρχαιολογικής Εταιρείας του έτους 1951. Ά·θήνησιν, 1952. Ρ. 116-122). Ε. Буше, однако, датирует вазу VIII в. (Boucher Ε. Ceramique archaique d'importation au Musee Lavigerie de Carthage. CB, 1953. P. 32). Б. X. Уормингтон относит материалы храма, открытого П. Сэнта, ко времени не ранее 725 г. до н.э. (Warmington В. Н. Carthage. Р. 23).
155 Krahmer W.A. Carthago's wirklicher Gründungsjahr. Moskau, 1871.
156 Liver J. The chronology of Tyre at the beginning of the First Millennium В. C. // IEJ. 1953. N2, P. 113-120. Ср.: Гельцер Μ. Л. О некоторых вопросах социальной и экономической истории Финикии IX в. до н. э. С. 218.
117

занным. Я. Ливер исходил из следующих посылок. Известно, что Карфаген был основан через 15-16 лет после смерти тирского царя Балеазара II (ср.: Fl. Ios., Contra Ар., I, 18), который, согласно данным недавно открытых анналов Салманассара III157, вместе с израильским царем Иегу в 841 г. выплачивал дань Ассирии. Если принять дату основания Карфагена, предложенную вариантом Помпея Трога-Юстина, то тогда Балеазар II, правивший, согласно сообщению Иосифа Флавия, 6 лет, находился у власти с 846 по 841 г. Если же принять датировку варианта Тимея, то смерть Балеазара II следовало бы датировать 830-828 гг., что невозможно.
Дата основания Карфагена, таким образом, —825 г. Эта датировка варианта Помпея Трога-Юстина представляется бесспорной. Однако сравнительно недавно была выдвинута новая точка зрения, согласно которой Карфаген был основан в 673-663 гг., в период борьбы между Ассирией и Египтом, для того чтобы создать новую столицу вместо находившегося под угрозой Тира. Э. О. Форрер, автор этой концепции, считает традиционную дату основания города—814 г. (о дате 825 г. он даже не упоминает) — датой основания Карфагена на Кипре, ошибочно, по его мнению, перенесенной на североафриканский Карфаген158. Это построение находится в вопиющем противоречии с традицией, да и археологический материал не подтверждает, а опровергает фантастические домыслы Форрера159.
Таким образом, карфагенская традиция в целом не отличается единогласием. В Карфагене существовала, вероятно, храмовая эра святилища Тиннит, согласно которой основание города датировалось серединой X в. Можно утверждать, что различия между вариантами Трога-Юстина и Тимея — это различия между двумя пунийскими версиями, которыми воспользовались в одном случае Гиппагор, а в другом — сицилийский историк. Исследование Я. Ливера показало, что из всех этих вариантов предания наиболее достоверен тот, который положен был в основу рассказа Помпея Трога. Впрочем, сказанное не исключает наличия и в этом варианте предания определенных сказочных элементов.
Как показывает вариант Трога-Юстина (Iust., XVIII, 4, 3-6,10), основанию Карфагена предшествовала ожесточенная внутридинастийная борьба в Тире. Для традиции, ведущей свое происхождение от пунийских историков, выражавших к тому же настроения олигархических кругов, чрезвычайно характерно стремление очернить противника легендарной основательницы Карфагена — тирского царя Пигма-

157 Safar F. A further text of Salmaneser III // Summer. Vol. VI. 1950. N2. P. 3-21; Michel E. Bin neuentdeckter Annalentext Salmanassars III. Die Welt des Orients, 1952. P. 454-471; 1954. P. 113-120.
158 Forrer E. O. Karthago wurde erst 673-633 v. Chr. gegrundet. Festschrift Franz Dornseiff zum 65. Geburtstag, 1953. S. 85-93.
159 Cp., однако, точку зрения Э. Фрезуля, который присоединяется к гипотезе Э. О. Форрера (Frezouls Е. Une nouvelle hypothese sur la fondation de Carthage // BCH. 1955. P. 153-176).
118

лиона, который обвинялся в убийстве мужа Элиссы Ахербы с корыстной целью: для захвата принадлежавшего тому имущества. Этот мотив автор предания старательно выдвигал на первый план, в то же время лишь мимоходом сообщая о том, что после смерти царя Муттона власть в Тире была завещана Пигмалиону и Элиссе, но что народ (populus) в обход Элиссы вручил власть тогда еще малолетнему Пигмалиону. Видимо, развитие событий следует представить себе следующим образом.
В 30-х годах IX в., ко времени смерти царя Муттона, в тирской правящей династии возникли две враждебные группировки, активно стремившиеся к власти. Во главе одной из этих групп находился (по крайней мере номинально) Пигмалион, во главе другой — Элисса и ее муж, жрец Ахерба. Если Пигмалион, как можно было видеть, опирался на демократическое движение, то сторонниками Элиссы и Ахербы были представители аристократической верхушки (senatores или principes), а также жречество. Таким образом, за обоими претендентами стояли определенные социальные круги; внутридинастийная борьба в какой-то степени отражала классовую борьбу в городе160. Можно предполагать, что после прихода к власти Пигмалиона Элисса, Ахерба и их сторонники предприняли с целью его свержения какие-то шаги, стоившие Ахербе жизни. Потерпев поражение, Элисса и ее сторонники предприняли попытку основать новое поселение вдали от Тира; такой колонией и явился Карфаген. Следует отметить, что в основании города приняли участие и кипрские финикияне. В предании сохранились сведения об обожествлении Элиссы после ее смерти (Iust., XVIII, 6, 8). Возможно, что этот культ нашел свое отражение в культе богини Тиннит, имя которой, происходя от корня tnh (порода Пи'эль), могло означать «почитаемая», «славная»161.
Поселение колонистов было основано на холме Бирса, представляющем собой естественное укрепление, господствующее над местностью. К юго-востоку от Бирсы Лапейр обнаружил стену, выложенную из каменных блоков, расположенных на бетонном фундаменте или на туфе, в котором встречаются необработанные камни. Толщина стены 1 м. Имеющиеся материалы не позволяют датировать постройку стены162, однако не исключено, что она была воздвигнута вскоре после основания города. Согласно традиции (Iust., XVIII, 5, 9), это место было куплено финикиянами у ливийцев, заинтересованных в развитии финикийской торговли. Насколько

160 М. Л. Гельцер в этой связи справедливо отмечает рост влияния демократических слоев населения в Тире в конце IX в. до н. э. (Гельцер М. Л. О некоторых вопросах социальной и экономической истории Финикии IX в. до н.э. С. 223).
161 Э. Геффнер полагал, что культ Тиннит связан с почитанием Астарты (Геффнер Э. Небольшая посвятительная стела из Карфагена. Acta antiqua, 1952. С. 411-418). Однако, как показывают теофорные имена и посвятительные надписи, в Карфагене существовал культ Астарты параллельно почитанию Тиннит. О. Россбах также связывает культ Дидоны с почитанием Тиннит (Rossbach О. Dido. P.-W. RE. Halbbd. IX. 1903).
162 BA. 1932-1933. P. 408-417.
119

соответствуют действительности сказочные детали этого предания, трудно сказать, но отрицать самый факт покупки данного участка и, следовательно, мирный характер водворения финикиян на их новой родине представляется невозможным. Юстин (XVIII, 5, 14), правда, отмечает, что за землю, на которой был основан Карфаген, пунийцы впоследствии производили ежегодные выплаты ливийцам (statuto annuo vectigali pro solo urbis). Можно полагать, что во взаимоотношениях пунийцев и ливийцев было два этапа: первый этап — покупка Бирсы, где первоначально был основан город, и второй этап —аренда территории, приобретенной в дальнейшем постоянно разраставшимся городом.
Одним из древнейших археологических памятников из Карфагена, помимо уже упомянутого выше храма, является святилище богини Тиннит. Его раскопки производились начиная с 1923 г. американскими и французскими археологическими экспедициями163. Оно было расположено неподалеку от западного побережья торгового порта карфагенян; вероятно, справедливо указание П. Сэнта о том, что строители сознательно стремились расположить его в непосредственной близости от древнейшего храма.164 Выбор места для основания Карфагена опирался, следовательно, на определенную традицию.
Святилище Тиннит представляет собой своеобразное поле погребений, где обнаружены урны, содержащие пепел, а также остатки захоронений детей и мелких животных. Характерно, что погребения взрослых здесь не обнаружены. Вероятнее всего, здесь было не кладбище165, а своеобразный священный участок — тофет, где приносились жертвы, в том числе и человеческие, сопровождавшиеся позднее соответствующими посвятительными стелами166. Древнейший слой святилища Тиннит датируется IX-VIII вв. до н. э. Посвящения здесь расположены без какого-либо определенного плана, на расстоянии примерно метра одно от другого. Они представляют собой, как правило, урны высотой в среднем 25 см, помещенные в выемках, выдолбленных в материковой скале. По-видимому, для защиты от повреждений они окружались необработанными камнями, хотя Келси склонен был думать, что эти камни

163 Kelsey F. W. Excavations at Carthage 1925. New York, 1926. 164 Cintas P. Ceramique punique. P. 504-505.
165 Таково мнение фон Биссинга (Bissing W. v. Karthago und seine grie-chische und italische Beziehungen. P. 91).
166 Согласно некоторым пунийским надписям (см., например: CRAI. 1946. Р. 384 сл.), человеческие жертвы обозначались термином mlk, вероятно связанным первоначально с именем древнего ханаанейского божества Молоха, но постепенно превратившимся в обозначение человеческих жертвоприношений вообще. Полное отрицание существования божества Молох (Eissfeldt О. Molk als Opferbegriff im Punischen und Hebaischen. Berlin. 1935), равно как и огульное отрицание существования в поздний период термина mlk, не связанного с этим божеством (Kornfeld W. Der Moloch. WZKM. 1948/52. P. 287-313), представляется нам малоубедительным (Шифман И. Ш. Пунийский архив из эль-Хофра // ВДИ. 1962. N4. Р. 133).
120

являлись предметом культа, заимствованного будто бы у коренного населения (ср.: St. Byz., s. ν. Δούλων πόλις).
В первом слое святилища Тиннит обнаружены урны трех типов167. Наиболее распространены амфоры яйцевидной формы с вертикальными и горизонтальными ручками. Они украшались двумя горизонтальными полосами красного цвета, соединенными иногда вертикальными черными линиями. Орнаментировка концентрическими кругами и прямыми или зигзагообразными вертикальными линиями вообще характерна для пунийской керамики VIII в.168 Урны другого типа представляют собой вазы с высоким горлом и крышкой, несколько напоминающие по форме русский крестьянский жбан. Ручки у этих ваз отсутствуют, орнамент не отличается от орнамента амфор. Как амфоры, так и вазы перед раскраской покрывались белой глазурью. Белой глазурью покрывались и урны третьего типа — низкие одноручные вазы с широким горлом, лишенные орнамента.
В исследовании, посвященном пунийской керамике, П. Сэнта указывает на значительное сходство карфагенской геометрической керамики IX-VIII вв. с керамикой некоторых центров Финикии и Палестины, в том числе Угарита, Мегиддо и т.д.169 В угаритских погребениях, начиная приблизительно с 1600 г., встречаются керамические изделия — кувшины, светильники, которые можно назвать прототипами соответствующих карфагенских памятников. Сходство можно наблюдать даже в геометрическом орнаменте угаритских сосудов XIV-XIII вв.170 Таким образом, можно утверждать, что местное керамическое производство опиралось в Карфагене на давнюю финикийскую традицию.
Другими материалами о развитии ремесленного производства в Карфагене в конце IX-VIII в. мы не располагаем. Тем не менее несомненно, что город уже в ранний период своего существования был крупным торгово-ремесленным центром. Правда, находка здесь кипрских ваз IX в.171 может быть поставлена в связь с тем,

167 Harden D. В. Punic urns from the precinct of Tanit // AJA. 1927. P. 299. В работах П. Сэнта отмечается длительное сохранение ранних форм керамики в пунийской Испании и Марокко (Cintas Р. 1) Ceramique punique. P. 506—509; 2) Contribution a l'etude de l'expansion carthaginoise au Maroc. Paris, 1954).
168 Cintas P. Ceramique punique. P. 393 и каталог.
169Ibid. P. 447-477. В. Ф. Олбрайт отмечает сходство древнейшей керамики из святилища Тиннит с раскрашенной керамикой Мегиддо IVB (X в. до н.э.). См.: Albright W. F. The archaeology of Palestine. Harmondsworth, 1960. P. 123.
170Cp.: Schaeffer C.-F. A. Ugaritica. Vol. II. 1949. P. 121 сл., рис. 53. В. фон Биссинг указывает, что аналогию карфагенским вазам дает керамика VIII-VII вв. из Феры, Элевсина и Мегары Гиблей-ской. В этом факте он усматривает подтверждение влияния, которое Эгейский бассейн оказывал на Карфаген (Bissing W. ν. Karthago und seine griechische und italische Beziehungen. P. 98-99). Возможно, однако, что близость стиля объясняется развитием финикийской торговли в Эгейском бассейне.
171 Clermont-Ganneau Ch. Recueil d'archeologie Orientale. Vol. V. Paris, 1902. P. 313-322.
121

что, согласно легенде, финикияне с Кипра приняли участие в основании города. Но находка в святилище Тиннит протокоринфской вазы172 свидетельствует о развитии во второй половине VIII в. торговых связей Карфагена с греческим миром. Очевидно, уже в VIII в. существовали торговые связи Карфагена с Египтом, Этрурией и внутренними районами Африки.

* * *

В нашем распоряжении имеются лишь краткие и отрывочные сведения о внутренней жизни финикийских колоний на раннем этапе их существования. Можно предполагать, что основными занятиями колонистов были ремесло и торговля. Получали ли колонисты землю на новой родине, установить невозможно. Географическое положение таких колоний, как Мотия и Гадес, история основания Карфагена заставляют усомниться в наличии там сельских территорий и земледельческого населения.
О государственном строе финикийских колоний мы осведомлены очень плохо. Вероятно, у власти в городах, основанных с целью закрепления на торговых путях или, как Карфаген, эмигрантами-аристократами, стояла крупнорабовладельческая торгово-ремесленная олигархия.
Административно финикийские колонии в отличие от греческих были подчинены метрополии. Так, известно, что Утика обязана была выплачивать Тиру определенную денежную подать и при попытке уклониться от уплаты была усмирена специальной экспедицией (Fl. Ios., Ant. Iud., VIII, 146). Как показывает надпись CIS, I, 5 (VIII в. до н.э.), правителем кипрского Карфагена было лицо, носившее титул skn и являвшееся одновременно «рабом» ('bd) царя «сидонян» (имеется в виду тирский царь Хирам). Это указание свидетельствует о подчиненном положении правителя кипрского Карфагена — чиновника тирского царя. Как показал И. Н. Винников, термин skn «обозначал высшего чиновника, который наряду с царем принимал участие в управлении государством и в руках которого была сосредоточена, по преимуществу, судебная власть»173.
Карфаген должен был занимать среди финикийских колоний особое место. Его основатели находились в конфликте с властями метрополии, поэтому естественно предположить, что город с первого дня своего существования был независимым174.

172 АА. 1931. Р. 471-472.
173 Винников И. Н. Эпитафия Ахирама Библского в новом освещении // ВДИ. 1952. N4. Р. 143-144.
174 Поэтому не может быть признано обоснованным мнение Г. Людемана о завоевании Карфагеном независимости только около 600 г. (Lüdemann Η. Untersuchungen zur Verfassungsgeschichte Karthagos. P. 35). Предположение М.Л.Гельцера о поддержке, оказанной, как он считает, колонистам со стороны Тира, также представляется нам маловероятным (Гельцер М. Л. О некоторых вопросах социальной и экономической истории Финикии IX в. до н.э. С. 224).
122

Каков был государственный строй Карфагена в этот ранний период его истории, не вполне ясно. У Вергилия (Aen., IV, 296) Элисса — основательница города —названа царицей. У него же находим и намек на существование в Карфагене сената и народного собрания (Aen., IV, 682: populumque patresque urbemque tuam; ср. уже цитированный выше комментарий Сервия ad locum).
Если царская власть какое-то время в Карфагене действительно существовала, то ни продолжительность ее существования, ни ее прерогативы, ни ее характер установить по имеющимся данным невозможно. Во всяком случае власть династии Магонидов существенно отличалась от древней царской власти. Возможно, Элисса именовалась царицей как основательница города, представительница древней царской династии175.
В дальнейшем, примерно до середины VI в., высшую власть сосредоточивала в своих руках Коллегия десяти — decern principes (Iust., XVIII, 6, 11; 7, 17). Вероятно, эта коллегия возникла из совещательного органа, имевшегося при царице. Ее члены, согласно легенде, отправились к царю макситан для решения вопроса о его браке с Элиссой, к ним же обращалась Элисса, отказываясь от брака. Но при каких обстоятельствах они захватили власть, источники не сообщают176.
Важным органом олигархической диктатуры был в Карфагене Совет старейшин (Polyb., VI, 51, 1-2). Древность этого учреждения доказывается приведенными выше словами Вергилия об аристократическом элементе (patres) в государственном строе Карфагена. Члены совета носили, по-видимому, титул rb — «великий», засвидетельствованный в многочисленных надписях. Этот титул по наследству не передавался (ср.: CIS, III, 3588, 3610; в этих надписях сын лица, носящего титул rb, сам не является таковым); следовательно, членство в совете не было наследственным. Как подчеркивает Аристотель, магистраты в Карфагене выбирались по принципу знатности и богатства (ού γαρ μόνον άριστίνδην, άλλα κοά πλουτίνδην), однако порядок комплектования совета неизвестен.
Ничего не сообщают источники и о той роли, которую играло в жизни раннего Карфагена народное собрание. Приведенные выше слова Вергилия показывают только, что оно, несомненно, собиралось. В этой связи нелишне отметить, что пунийская армия до середины VI в. до н.э. являлась народным ополчением (Iust., XVIII, 7). Это, возможно, свидетельствует о значительной роли плебса в жизни города.

175 М. Л. Гельцер полагает, что царская власть в Карфагене отсутствовала уже на раннем этапе его истории; приведенные нами материалы он не рассматривает (Гельцер М. Л. О некоторых вопросах социальной и экономической истории Финикии IX в. до н.э. С. 224).
176 Возможно, что этот орган Полибий называет γερουσία (I, 21, 6; 18, 2) в отличие от Совета старейшин, который носит у него названия τό γερόντιον (VI, 51, 1), ή σύγκλητος (Χ, 18, 2). Однако терминология Полибия неопределенна; в частности, не вполне ясно, какой орган власти он называет τό συνέδριον (I, 31, 8). Аристотель (Polit., 1272b) под словом γερουσία имеет в виду, несомненно, Совет старейшин.
123

Можно предполагать, что и другие финикийские колонии имели аналогичные органы управления, деятельность которых могла осуществляться под контролем наместника, назначаемого метрополией.

Подготовлено по изданию:

Шифман И. Ш.
Карфаген / Сост. и авт. вступ. статьи И. Р. Тантлевский. — СПб.: Изд-во С.-Петерб. ун-та, 2006. - 518 с.
ISBN 5-288-03714-0
© И.И. Шифман, 2006
© И. Р. Тантлевский, сост. и вступ.статья, 2006
© Издательство С.-Петербургского университета, 2006



Rambler's Top100