В древний рукописный корпус речей Демосфена включено несколько произведений неизвестных ораторов IV в. Среди них две речи «Против Лакрита» и «Против Формиона» посвящены делам купцов, торговавших с Боспором. Для нас они представляют весьма содержательный источник о том, как велась торговля, как она финансировалась и какие нравы царили в этой среде. Здесь также
упоминаются отдельные важные моменты политической истории Боспора.
Лакрит, родом из малоазийского города Фаселиды, жил в Афинах в середине IV в.; подобно Сопеиду, он учился у Исократа и занимался коммерцией. Его брат Артемон вместе с другим своим соотечественником решил заработать деньги на торговле с городами Северного Причерноморья. При этом он нарушил условия договора со своим заимодавцем, и тот обратился в суд. Так как Артемон умер к моменту суда, происходившего между 351 и 340 г., а Лакрит стал наследником всего его имущества, истец возбудил дело против Лакрита, не желавшего платить долг брата.
Состоятельные эллины зачастую стремились приумножить свое состояние вложением денег в морскую торговлю, несмотря на значительный риск, так как корабли часто тонули и подвергались опасности пиратского нападения. Поэтому в случае кораблекрушения или захвата корабля пиратами заимодавец терял все вложенные деньги. Но зато при благоприятном исходе дела он получил от 20 до 30% от вложенной суммы. Купцы, взявшие деньги в долг, впадали в соблазн их не возвращать, подстраивали выгодные им кораблекрушения и шли на другие махинации, которые постоянно разбирались в суде.
Два купца из Фаселиды решили получить доход от продажи вина в Северном Причерноморье. Однако они не располагали необходимой суммой денег ни для найма корабля, ни для покупки товара. Через своих знакомых они нашли в Афинах двух заимодавцев и заключили следующий договор, впоследствии представленный истцом в суд. «Андрокл из Сфетта и Навсикрат из Кариста * дали взаймы Артемону и Аполлодору из Фаселиды 3000 серебряных драхм для торговой поездки из Афин в Менду или Скиону, а оттуда на Боспор и — если пожелают — вдоль левого берега до Борисфена и обратно в Афины, из 22,5%;** а если они отплывут из Понта в Гиерон *** после восхода Арктура,**** то из 30% — под залог 3000 амфор мендского вина, которое будет погружено в Менде или Скионе на двадцативесельном корабле, владелец которого Гиблесий. Они дают это обеспечение, не будучи под него должны никому никакой суммы, и не будут под него брать ссуду. А те товары, которые были погружены вместо вина, они целиком
доставят из Понта обратно в Афины на том же корабле; когда товары будут благополучно доставлены в Афины, должники отдадут кредиторам причитающуюся по договору сумму в течение 20 дней со дня прибытия в Афины — все целиком, кроме того, что будет выброшено с общего согласия мореплавателей, и если что придется уплатить неприятелю, а все остальное целиком. Груз они предоставляют как неприкосновенный залог кредиторам впредь до уплаты суммы, причитающейся по договору... А если с кораблем, на котором перевозятся товары, произойдет авария, то обеспечение должно быть сохранено (за должником), а остальное имущество, которое удастся спасти, должно сообща принадлежать участникам займа».
Этот договор в присутствии свидетелей передали на хранение афинянину Архемониду. В присутствии пяти свидетелей Аполло-дор и Артемон получили названные в договоре 3000 драхм и на корабле Гиблесия отплыли в Менду.
Истец заявил, что договор стал нарушаться с самого начала. Ему стало известно, что в Менде вместо 3000 амфор вина погрузили всего 450, а затем в Понте взамен вина не закупили товаров. При встрече с кредиторами Артемон и Аполлодор заявили, что весь товар погиб при переходе из Пантикапея в Феодосию.
По показаниям свидетелей, в Пантикапее погрузили всего 80 кувшинов дешевого косского вина и соленую рыбу, но не для доставки в Афины. Это было продовольствие для сельских рабочих, которое некий боспорянин закупил в Пантикапее и договорился переправить на этом корабле в Феодосию. На пути туда судно действительно потерпело крушение, но, как уверял один из участников плавания, кроме груза местного землевладельца там находилось еще один-два тюка шерсти и две-три связки козьих шкур. Так что затонул вовсе не тот груз, который ожидали в Афинах. На вопрос, куда делись деньги, полученные за продажу вина из Менды, ответчик заявил, что они отданы на Боспоре в долг купцу, теперь находящемуся на Хиосе. Вероятно, Артемону и Аполлодору представился выгодный случай заработать, отдав имевшиеся у них средства под проценты и при этом не заниматься покупкой и продажей боспорских товаров. Так оказался нарушен еще один пункт договора, где не предусматривалось такое обращение с вырученными деньгами.
Ответы Лакрита нам неизвестны. Но независимо от того, насколько прав истец в данном конкретном случае, картина, нарисованная им, весьма типична для сделок в греческой торговле.
Речь «Против Лакрита» особенно ценна тем, что в ней говорится не только о Боспоре, как в речах прочих ораторов, но назван еще Борисфен, т. е. Ольвия; здесь рассказывается не о многократно упоминавшейся торговле хлебом, а о других товарах. Мы узнаем, какие купцы и на каких условиях ездили в Понт и как попутно
их корабли использовались для внутренних нужд жителей Боспорского царства.
Вино и оливковое масло по объему занимало первое место среди товаров, вывозившихся из Греции в города Северного Причерноморья. Обломками амфор, в которых их доставляли, наполнены все слои античных городищ. Среди них выделяются и амфоры Менды с рюмкообразными ножками. 3000 таких амфор по договору следовало доставить на Боспор и, в случае если их там не удастся продать, — в Ольвию. Слова оратора о том, что в Понт наряду с вином из Менды ввозятся вина с островов Пепарета и Коса,50 дают возможность узнать, какие сорта импортных вин пользовались спросом у жителей Боспора и Ольвии в IV в.
Способ доставки вин, упомянутый в речи «Против Лакрита», показывает, как осторожно следует относиться к интерпретации археологических материалов. Не будь подобного письменного свидетельства, то по находкам амфор можно было бы предполагать, что Боспор и Ольвия непосредственно торговали с Мендой. На деле же торговля осуществлялась через посредничество разных купцов.
В рассматриваемой речи имеется редкое свидетельство о пути корабля на Боспор. Он шел по «правой стороне Понта» — вдоль южного и восточного берега. При переходе же к Борисфену, обогнув Таврический полуостров, корабль попадал в «левую часть» моря. В тексте речи сохранилось древнейшее письменное упоминание об этих античных географических терминах, хотя определение правой и левой частей Понта появилось еще в архаический период, когда греки осваивали берега и основывали свои колонии на Понте. Зарождение этого географического понятия связано с тем, что для корабля, плывшего из Греции в Понт через Боспор Фракийский, западные берега оказывались слева, а южные и восточные — справа. На протяжении всей античности Понт делили на правую и левую части. Однако, говоря о таком делении, античные авторы обычно писали лишь о западном и южном побережье. Такова, например, одна из самых обстоятельных характеристик правой и левой стороны Понта в «Географии» Страбона,51 таковы частые упоминания Овидия о месте его ссылки на «Левом Понте». Впервые из речи «Против Лакрита» становится ясно, что Ольвия и северное побережье относились в древности к «левой части» Понта. Такое представление продолжало существовать и в римское время, как можно заключить из «Героинь» Овидия и «Перипла Понта Евксинского» Арриана.52
Сообщение о перевозке товаров для какого-то местного жителя рисует нам еще одну картину из повседневной жизни Боспора. Состоятельные земледельцы ездили в столицу закупать продовольствие и сырье для изготовления одежды и обуви. Чтобы доставить крупную партию груза, в пантикапейском порту договаривались с любым свободными кораблем, причем таковыми, как видно по
данному случаю, оказывались не только местные суда, но и прибывшие в Понт из Греции. Они охотно брались за такие услуги, так как их обратный путь все равно лежал вдоль побережья Таврического полуострова.
В речи «Против Формиона», произнесенной в 327/6 г., также разбирается дело о деньгах, взятых в долг для торговых операций на Боспоре. Формион получил заемы у трех разных лиц: у афинянина Хрисиппа — 2000, у Феодора Финикийца — 4500, у судовладельца Лампида — 1000 драхм.53 Запись о займе у Хрисиппа была сделана и хранилась в трапезе Китта. В договоре указывалось, что Хрисипп дает в долг 2000 драхм, а по возвращении Формиона с Боспора получает 2600 драхм. Упомянутый трапезит Китт, вероятно, был потомком того доверенного раба Пасиона Китта, который вел дело Сопеида на Боспоре.
Известно, что иногда способные рабы, работавшие в трапезе, получали свободу и либо открывали собственное дело (так сложилась судьба Пасиона), либо вступали во владение трапезой бывшего хозяина: Пасион передал трапезу своему освобожденному рабу, а не сыну, оказавшемуся неспособным к занятиям трапезита.
По косвенным данным можно заключить, что Формион был боспорским гражданином.54 В речи говорится, что он взял деньги на Боспоре под земельные проценты; значит, он владел землей, а этим правом обладали только граждане.
Формион купил товары и нанял корабль Лампида, с которым сотрудничал и прежде.55 По-видимому, Формион вез на Боспор парфюмерию, так как в речи его товар называется «мелочью», а когда в Афинах потребовалось найти Формиона, то его разыскивали у парфюмерных лавок.56 Он не смог удачно продать свои товары из-за вспыхнувшей войны Боспора со скифами, о которой известно лишь по этому случайному упоминанию. С трудом расплатившись с теми кредиторами, которые сопровождали его на Боспор, Формион решил там остаться. Корабль Лампида отплыл в Афины, но так как владелец судна его сильно перегрузил, он затонул при выходе из гавани. Лампиду удалось спастись и возвратиться в Афины, но весь груз, корабль и 30 членов команды погибли.
Позже Формион также вернулся в Афины, но не собирался отдавать долг Хрисиппу, и тот обратился в суд. В свое оправдание Формион заявил, что для погашения долга Хрисиппу он передал с Лампидом 120 кизикских статеров, которые ходили там по 28 аттических драхм (рис. 53), но эти деньги погибли при кораблекрушении. Это сообщение оказалось очень важным для современных исследователей при выяснении стоимости монетных металлов на Боспоре IV в.57
Обвиняя Формиона, а заодно и его пособника Лампида, истец привел любопытный факт злоупотребления правом беспошлинного вывоза хлеба с Боспора в Афины. Это право, которое давали цари
Боспора, начиная с Сатира, как ясно из речи против Формиона, было подтверждено Перисадом в 20-е гг. IV в. Лампид, нагрузив беспошлинно большой корабль хлебом, продал его не в Афинах, а в Аканфе, получив таким образом незаконную прибыль. Надо полагать, что на такой обман шел не один Лампид, и боспорские власти принимали какие-то меры, чтобы пресечь подобные злоупотребления. Возможно, в каждом отдельном случае для беспошлинного вывоза хлеба с Боспора в Афины требовалось специальное письменное разрешение; и при этом афинские представители на Боспоре удостоверяли, что хлеб действительно закупается для Афин.
Речь «Против Формиона» — важнейший источник сведений об афинских торговых агентах на Боспоре. Кредитор Формиона Хрисипп упомянул о своей постоянной торговле с этим государством и о том, как он продал в Афинах боспорский хлеб по обычной цене в голодный год, когда цены резко подскочили. Для торговых операций Хрисипп круглый год, даже зимой, когда прекращалось судоходство, держал на Боспоре своего доверенного раба. Тот вел дела хозяина и, в частности, наблюдал за его должниками. Кроме этого раба, на Боспоре находился также компаньон Хрисиппа. К этим двум лицам Хрисипп адресовал письма, врученные Формиону, и просил их следить за продажей товаров, под которые он выдал заем.
Речь «Против Формиона» свидетельствует также о вывозе с Боспора и других товаров, кроме хлеба. Здесь рассказывается, как Лампид сверх прочих товаров, погрузил на свой корабль еще 1000 кож, и судно погибло от перегрузки. Этот эпизод характеризует еще одну черту нравов купечества того времени: стремление к наживе даже с риском потерять имущество.
В речи «Против Формиона», как и в упомянутой выше речи Эсхина «Против Ктесифонта», попутно затронута политическая история Боспора — война Перисада со скифами. К сожалению, подобно сообщению об измене Гилона, других свидетельств об этом не сохранилось, и по этому случайному упоминанию можно узнать лишь то, что такая война была в 20-х гг. IV в.
Масса аттической керамики, обнаруженной при раскопках, свидетельствует о торговле Афин не только с Боспором, но и с другими городами Северного Причерноморья. Об этом, к сожалению, ораторы ничего не говорят, кроме нескольких слов о возможности везти вино из Менды в Ольвию. Вероятно, это объясняется тем, что сохранились сочинения наиболее знаменитых ораторов, которым за составление речей немало платили. Ольвиополиты же и жители других северопричерноморских колоний, безусловно, уступая боспорянам в богатстве и авторитете среди афинян, обращались, по всей вероятности, в спорных делах к более скромным логографам, чьи речи впоследствии не публиковались.
Если о политической и экономической истории Боспора есть свидетельства также в других письменных, эпиграфических и археологических источниках, то картина нравов эпохи, механизм заключения торговых сделок и сопровождающие их злоупотребления освещены лишь у афинских ораторов. Их речи показывают также, что греки представляли Северное Причерноморье не только областью, населенной экзотическими племенами (например, «справедливейшими скифами», о которых писал ученик Исократа Эфор), не только ареной действия известных мифов (родиной амазонок или местом служения Ифигении Артемиде), но и достаточно хорошо известным побережьем с цепью греческих колоний, снабжавших Элладу хлебом и различным сырьем.