Брошен уж невод широкий, и сети раскинуты в море,
Кинутся в сети тунцы среди блеска Лунного ночи.
Такое предсказание изрек вдохновенный прорицатель. А Писистрат понял смысл изречения и, объявив, что принимает оракул, повел свое войско на врага. Афинские же горожане как раз в это время дня завтра-кали, а после завтрака одни занялись игрой в кости, а другие легли спать. Тогда Писистрат с войском напал на афинян и обратил их в бегство. Когда противники убежали, Писистрат придумал хитрый способ, чтобы воспре-пятствовать бегущим вновь собраться и чтобы заставить войско рассеяться. Он велел своим сыновьям скакать на конях вперед. Настигая бегущих, сыновья Писистрата предлагали от имени отца ничего не бояться и разой-тись всем по домам. Афиняне так и сделали. Таким-то образом Писистрат в третий раз завладел Афинами. Он упрочил свое господство сильными отрядами наем-ников и денежными сборами как из самих Афин, так и из области на реке Стримоне. Он взял затем заложниками сыновей тех афинян, которые сопротивлялись и не сразу бежали, и переселил их на Наксос (Писистрат завоевал Наксос и отдал его во владение Лигдамиду). Кроме того, он «очи-стил» по повелению оракула остров Делос. А сделал Писистрат это вот как: он велел выкопать всех покойников, погребенных в пределах видимости, из храма и перенести отсюда в другую часть Делоса. И Писистрат стал тираном в Афинах; что же до афинян, то одни [его противники] пали в борьбе, а другим вместе с Алкмеонидами пришлось уйти в изгнание с родной земли.

V, 55 - 56. Между тем, покинув Спарту, Аристагор прибыл в Афины, кото-рые тогда только что освободились от тиранов, именно вот каким образом. Гиппарха, сына Писистрата и брата тирана Гиппия, убили Аристогитон и Гармодий по происхождению Гефиреи (Гиппарху ясно предвозвестило его участь сновидение). После его смерти тирания в Афинах продолжала суще-ствовать еще четыре года и была не менее, а скорее даже более жестокой, чем прежде. А сновидение Гиппарха было вот какое. В ночь перед Панафинейским праздником предстал Гиппарху во сне статный и красивый человек и обратился к нему с такими загадочными словами:
Сердцем, о лев, терпеливым терпи нестерпимую муку.
Рок справедливою карою всех нечестивцев карает.
На следующее утро Гиппарх сообщил (как доподлинно известно) об этом сне снотолкователям. А затем, не обратив больше внимания на сновиде-ние, устроил торжественное шествие, где и нашел себе смерть. Гефиреи же, к которым принадлежали убийцы Гиппарха, по их собственным словам, пришли первоначально из Эретрии. А, как я узнал из расспросов, они были [по происхождению] финикиянами, прибывшими вместе с Кадмом в землю, теперь называемую Беотией. Здесь они посели-лись, получив по жребию Танагрскую область. Отсюда кадмейцев сначала изгнали аргосцы, а этих Гефиреев затем изгнали беотийцы, и они пришли в Афины. Афиняне же приняли их в число граждан на известных усло-виях, наложив на них много ограничений, не стоящих упоминания.

V, 62 - 65. Так вот, я рассказал о сновидении Гиппарха и о происхождении Гефиреев, к роду которых принадлежали его убийцы. Теперь я должен снова возвратиться к повествованию о том, как афиняне освободились от тиранов. Итак, Гиппий правил как тиран и был сильно ожесточен про-тив афинян из-за убиения Гиппарха. В это время Алкмеониды, афинский род, изгнанный Писистратидами после попытки вместе с другими изгнан-никами возвратиться с помощью военной силы (при этой попытке освободить Афины они потерпели даже жестокое поражение), укрепили ме-стечко Лепсидрий к северу от [дема] Пеонии. Отсюда Алкмеониды строили всяческие козни Писистратидам. Так, они получили от амфиктионов подряд .на сооружение теперешнего дельфийского храма, которого тогда еще не существовало. Так как они были богатым и уже издревле уважаемым родом, то и воздвигли храм, еще более великолепный, чем предполагалось по замыслу. Хотя по договору они должны были строить храм из известкового туфа, но соорудили фасад его из паросского мрамора. Итак, по рассказам афинян, Алкмеониды во время пребывания в Дельфах подкупили Пифию деньгами, чтобы она всякий раз, как спар-танцы вопрошали оракул, по частному ли делу или от имени государства, возвещала им [волю божества] освободить Афины. Получая постоянно одно и то же изречение, лакедемоняне наконец отправили войско во главе с Анхимолием, сыном Астера, человеком, весьма влиятельным в городе, изгнать Писистратидов из Афин (хотя спартанцы находились с Писистра-тидами в самой тесной дружбе). Ведь они считали веление божества важ-нее долга к смертным. А отправили войско спартанцы морем на кораблях. Пристав к берегу в Фалере, Анхимолий высадил свое войско. Писистратиды же проведали заранее о походе и вызвали помощь из Фессалии, так как у них уже прежде был заключен союз с фессалийцами. По просьбе Писистратидов фессалийцы единодушно решили послать тысячу всадни-ков с царем Кинеем из Кония во главе. С такими союзниками Писистратиды придумали вот какой способ войны. Они велели вырубить деревья на Фалернской равнине, так что эта местность стала доступной для дейст-вий [фессалийской] конницы. Затем они двинули эту конницу против спартанского войска. При стремительной атаке [фессалийцев] погибло много спартанцев и среди них сам Анхимолий. Уцелевшие воины были оттеснены к кораблям. Так закончился первый поход из Лакедемона, и в Алопеках в Аттике (близ храма Геракла, что в Киносарге) есть мо-гила Анхимолия. После этого лакедемоняне снарядили в поход на Афины более мно-гочисленное войско во главе с царем Клеоменом, сыном Анаксандрида, но отправились на этот раз не морским путем, а по суше. Когда спар-танцы проникли в Аттику, то их прежде всего встретила [фессалийская] конница, но после схватки быстро обратилась в бегство, оставив на месте более 40 убитых. Уцелевшие же тотчас прямым путем возвратились в Фес-салию. А Клеомен вместе с афинянами, желавшими свободы, занял ниж-ний город и стал осаждать тиранов, которые заперлись в Пеларгической крепости.
Однако лакедемоняне, конечно, никогда бы не захватили [кре-пости и] Писистратидов (они ведь не намеревались вести осады, а Писистратиды сумели хорошо обеспечить себя продовольствием и питьевой водой). После немногих дней безуспешной осады спартанцы возврати-лись бы в Спарту, если бы тут не произошло события, рокового для осажденных и счастливого для осаждающих: сыновья Писистратидов попались в плен при попытке тайно увезти их из Аттики в безопасное место. Это обстоятельство смешало все расчеты Писистратидов, и им при-шлось взамен выдачи детей сдаться на поставленных афинянами усло-виях: покинуть Аттику в течение пяти дней. Писистратиды удалились в Сигей на Скамандре после 36-летнего владычества над афинянами. Писистратиды, так же как и прежние афинские цари из рода Кодра и Меланфа, первоначально были пришельцами из Пилоса и потомками Нелея. Поэтому-то Гиппократ в память Нестерова сына Писистрата дал своему сыну то же имя Писистрат. Так-то афиняне освободились от тиранов.

V, 70. Исагор же на этот раз был побежден и со своей стороны придумал вот что. Он призвал на помощь лакедемонянина Клеомена, который был его гостеприимцем со времени осады Писистратидов. Впрочем, ходили слухи о связи Клеомена с женой Исагора. И вот Клеомен сначала отпра-вил в Афины глашатая с требованием изгнать Клисфена и вместе с ним много других афинян, над которыми, как он считал, «тяготела скверна». Это все он сделал по наущению Исагора. Действительно, Алкмеониды и их приверженцы были повинны в кровопролитии, но ни сам он, ни его друзья не были причастны [к нему].

V, 76. Так-то дорийцы в четвертый раз вторглись в Аттику. Дважды приходили они врагами и дважды — на защиту афинской демократии. Первый раз — в то время, когда основали Мегары (этот поход будет, пожалуй, правильно отнести ко времени афинского царя Кодра). Второй же и третий раз спартанское войско вышло из Спарты, чтобы изгнать Писистратидов. А четвертое вторжение — теперешнее, когда Клеомен во главе пелопоннесцев вступил в Элевсин.

V, 90 - 91. Лакедемоняне ведь, узнав, что Алкмеониды подстроили Пифии и что сделала Пифия с ними и с Писистратидами, раскаялись в том, что им пришлось изгнать своих друзей из их страны, и распалились гневом на афинян за их неблагодарность. Кроме того, их побуждали [выступить против Афин] и изречения оракулов, предрекавшие им много бед от афинян. Эти изречения оракулов прежде были неизвестны спартанцам, и только теперь спартанцы познакомились с ними, когда Клеомен привез их в Спарту. Клеомен же нашел эти изречения на афинском акрополе. Прежде владевшие ими Писистратиды после изгнания оставили их в святилище, а Клеомен взял их оттуда. Когда лакедемоняне получили эти изречения оракулов и увидели, что могущество афинян возросло и что у них нет больше охоты подчи-няться спартанцам, тогда-то спартанцы поняли, что аттический народ, бу-дучи свободным, пожалуй, сравняется с ними могуществом. При господ-стве же тиранов, думали они, афиняне останутся слабыми и готовыми к подчинению. И вот, уяснив себе все это, спартанцы вызвали Гиппия, сына Писистрата, из Сигея на Геллеспонте, куда бежали Писистратиды. Когда Гиппий прибыл на зов, спартанцы послали вестников к остальным союзникам и сказали им вот что: «Союзники! Мы признаемся, что посту-пили неправильно. Побуждаемые ложными изречениями оракула, мы из-гнали самых лучших наших друзей, которые обещали держать Афины в подчинении, из их родного города. Потом мы отдали город во власть неблагодарного народа, который, получив с нашей помощью свободу, вы-соко поднял голову. Он с позором изгнал нас и нашего царя из города и теперь высокомерно заносится. Это особенно хорошо должны были почувствовать их соседи — беотийцы и халкидяне, да, пожалуй, и кое-кто другой скоро почувствует, что он просчитался. Раз уж мы совершили эту ошибку, то давайте теперь вместе попытаемся отомстить им. Поэтому мы призвали вот этого Гиппия и вас, посланцев от городов, чтобы сообща обдумать это дело и общими силами возвратить его в Афины, вернув ему то, чего мы его лишили».

V, 93 - 94. Так говорил Сокл, коринфский посол. А Гиппий, призывая тех же эллинских богов, отвечал ему: как раз коринфянам-то еще больше всех придется желать [возвращения] Писистратидов. Придет день, и они еще натерпятся от афинян. Так мог говорить Гиппий потому, что никто на свете не знал так точно прорицаний оракулов, как он. Прочие же союзники сначала молчаливо слушали. А когда они услышали откровенную речь Сокла, то один за другим нарушили молчание и присоединились к мне-нию коринфянина. Они заклинали лакедемонян не затевать недоброго в эллинском городе. Так эти замыслы расстроились. А Гиппий уехал оттуда. Македон-ский же царь Аминта предложил ему в дар город Анфемунт, а фессалийцы — Иолк. Гиппий, однако, отклонил оба предложения и снова возвратился в Сигей, который некогда Писистрат отнял мечом у митиленцев. Завладев городом, Писистрат поставил там тираном своего не-законного сына Гегесистрата (рожденного от аргосской женщины), ко-торый не без борьбы отстаивал это наследство Писистрата. Ведь митиленцы и афиняне из городов Ахиллея и Сигея вели постоянные войны друг с другом. Митиленцы требовали назад Сигейскую область, а афи-няне оспаривали их право [на нее], указывая, что на земли древнего Илиона эолийцы имеют отнюдь не больше прав, чем они, афиняне, и дру-гие, кто помогал Менелаю отомстить за похищение Елены.

V, 96. Гиппий же после возвращения из Лакедемона прибыл в Азию и пустил все средства в ход против афинян: он клеветал на них Артафрену и делал все возможное, чтобы подчинить Афины себе и Дарию. Когда афи-няне узнали о происках Гиппия, они отправили послов в Сарды, убеждая персов не верить афинским изгнанникам. Артафрен же велел передать послам: если афинянам дорога жизнь, то пусть они примут назад Гиппия. А афиняне наотрез отклонили эти предложения, сообщенные послами. Не согласившись же, они твердо решились открыто воевать с персами.

VI, 35 - 36. В Афинах в те времена вся власть была в руках Писистрата. Боль-шим влиянием, впрочем, пользовался также Мильтиад, сын Кипсела, происходивший из семьи, которая содержала четверку коней. Свой род он вел от Эака из Эгины, а афинянином был лишь с недавних пор. Первым из этого дома стал афинянином Филей, сын Эанта. Этот-то Мильтиад сидел перед дверью своего дома. Завидев проходивших мимо людей в странных одеяниях и с копьями, он окликнул их. Когда долонки подошли [на зов], Мильтиад предложил им приют и угощение. Пришельцы приняли пригла-шение и, встретив радушный прием, открыли хозяину полученное ими про-рицание оракула. Затем они стали просить Мильтиада подчиниться веле-нию бога. Услышав просьбу долонков, Мильтиад сразу же согласился, так как тяготился владычеством Писистрата и рад был покинуть Афины. Тотчас же он отправился в Дельфы вопросить оракул: следует ли ему принять предложение долонков. Пифия же повелела [согласиться]. Так-то Мильтиад, сын Кипсела (незадолго перед этим он одержал победу в Олимпии с четверкой коней), отправился в путь вместе со всеми афинянами, желавшими принять уча-стие в походе, и долонками и завладел страной. Призвавшие же Миль-тиада долонки провозгласили его тираном. Мильтиад отделил сначала Херсонесский перешеек стеной от города Кардии до Пактии, для того чтобы апсинтии не могли вторгаться и опустошать эту землю. Ширина перешейка 36 стадий, а длина всего Херсонеса от этого перешейка 420 стадий.

VI, 38 - 39. Скончался же он [Мильтиад] бездетным и власть свою и имущество передал Стесагору, сыну Кимона, своего единоутробного брата. После кончины Мильтиада херсонесцы, по обычаю, приносят ему жертвы как герою — основа-телю [колонии] и устраивают конские и гимнические состязания, в ко-торых не позволяется участвовать ни одному лампсакийцу. В войне с лампсакийцами нашел свою смерть и Стесагор, также не оставивший потомства. Его поразил в пританее секирой по голове какой-то лампсакиец, выдавший себя за перебежчика, а на самом деле — его злейший враг. После того как и Стесагора постиг такой конец, Писистратиды отправили на Херсонес с триерой захватить верховную власть Мильтиада, сына Кимона, брата покойного Стесагора. Писистратиды в Афинах дру-жески обращались с Мильтиадом, делая вид, будто совершенно не причастны к убиению его отца [Кимона] (о чем я расскажу в другом месте). По прибытии в Херсонес Мильтиад остановился в доме [тирана], оче-видно, для того, чтобы еще раз воздать погребальные почести покойному. Между тем, узнав об этом, властители городов на Херсонесе прибыли отовсюду выразить сочувствие. Когда они собрались все вместе, Миль-тиад велел схватить их и бросить в оковы. Так-то Мильтиад захватил власть над Херсонесом. Он содержал 500 наемников и взял себе в жены Гегесипилу, дочь Олора, фракийского царя.

VI, 94. Писистратиды не переставали клеветать на афинян и возбуждать против них Дария.

VI, 103. Узнав об этом, афиняне также двинулись к Марафону. Во главе их войска стояло десять стратегов. Десятый был Мильтиад. Отец его Кимон, сын Стесагора, был изгнан из Афин Писистратом, сыном Гиппо-крата. Во время изгнания ему случилось победить в Олимпии [в состяза-нии] с четверкой коней. Одержав эту победу, Кимон получил такую же награду, что и его единоутробный брат Мильтиад. На следующий раз Кимон опять победил в Олимпии на этих конях и позволил провозгласить победителем Писистрата. Уступив победу Писистрату, Кимон получил по уговору возможность вернуться в Афины. На этих же конях он и в тре-тий раз одержал победу в Олимпии. Затем, когда самого Писистрата уже не было в живых, Кимон был умерщвлен сыновьями Писистрата. Они приказали наемным убийцам убить Кимона ночью из засады вблизи пританея. Погребен Кимон перед городскими воротами за улицей под назва-нием «Через Келу». Напротив похоронили его коней, которые трижды одержали победу в Олимпии.

VI, 107. Так вот, лакедемоняне ждали полнолуния, а Гиппий, сын Писистрата, тем временем вел варваров к Марафону. В минувшую ночь Гиппий видел такой сон. Ему приснилось, будто он спал со своей собственной матерью. Сон этот он истолковал так, что он вернется в Афины, отвоюет себе власть и затем окончит свои дни в старости на родной земле. Так он объяснил свое видение. Тогда Гиппий велел переправить пленников из Эретрии, которых он вез с собою, на остров стирейцев под названием Эгилия; кораблям же приказал бросить якорь у Марафона, а после вы-садки расположил войско в боевом порядке. Между тем на Гиппия напали чихание и приступ кашля сильнее обычного. А так как у него, как у чело-века уже старого, большая часть зубов шаталась, то один зуб от сильного кашля даже выпал. Зуб упал на песок, и Гиппию стоило больших усилий его искать, но зуб не находился. Тогда Гиппий со вздохом сказал своим спутникам: «Нет! Это не наша земля и мы ее не покорим, ту часть ее, принадлежащую мне по праву, взял теперь мой зуб».

VI, 121. Меня удивляют и представляются совершенно невероятными толки о том, будто Алкмеониды действительно вступили тогда в согла-шение с персами и подняли даже сигнальный щит персам, желая предать афинян под иго варваров и Гиппия. Ведь они были такими же или еще большими ненавистниками тиранов, как Каллий, сын Фениппа, отец Гиппоника. Этот Каллий, один из всех афинян, осмелился после изгнания Писистрата из Афин купить объявленные через глашатая к продаже име-ния тирана. И по всякому поводу Каллий проявлял свою смертельную вражду к Писистрату.

VI, 123. Такую же великую ненависть, как он, питали к тиранам и Алкмеониды. Поэтому-то я удивляюсь и не могу поверить клевете, будто они подняли [персам] сигнальный щит. Ведь все время правления тиранов Алкмеониды провели в изгнании, и их стараниями Писистратиды лиши-лись власти. Поэтому, я думаю, они были еще в гораздо большей сте-пени освободителями Афин, чем сами Гармодий и Аристогитон. Ведь умерщвление ими Гиппарха только ожесточило оставшихся в живых Писистратидов, но не покончило с тиранией. Алкмеониды же действительно освободили Афины, по крайней мере если верно, что они склонили Пифию повелеть лакедемонянам, как я рассказал об этом выше, освободить Афины.

VII, 6. Все это Мардоний говорил потому, что, будучи человеком беспо-койным, сам желал стать сатрапом Эллады. Впоследствии Мардоний до-бился своей цели и склонил Ксеркса действовать именно так. Помогли ему убедить Ксеркса еще и другие обстоятельства. Сначала из Фессалии прибыли от Алевадов послы. Они приглашали царя идти на Элладу. заверяя в своей полной преданности (эти Алевады были владыками Фес-салии). Затем прибыли в Сусы некоторые Писистратиды и не только повторили предложение Алевадов, но и обещали сверх того еще больше. Они-то и привезли с собой афинянина Ономакрита — толкователя ораку-лов, который собрал [и обнародовал] изречения Мусея. Перед этим Пи-систратиды примирились с Ономакритом. Ведь Гиппарх, сын Писистрата, изгнал Ономакрита из Афин, когда Лас из Гермионы уличил его в под-делке оракула [из сборника] Мусея. [Этот оракул гласил], что острова. лежащие у Лемноса, исчезнут в морской пучине. Поэтому-то Гиппарх и изгнал Ономакрита, хотя прежде был связан с ним тесной дружбой. Теперь же Ономакрит отправился вместе с ними [в Сусы] и всякий раз, являясь пред царские очи, читал свои прорицания. При этом он пропу-скал те изречения, которые намекали на поражение варваров, и выбирал лишь наиболее благоприятные. Он объявил, что некогда одному персу суждено соединить мостом Геллеспонт, и предсказал поход Ксеркса. Так Ономакрит побуждал царя своими прорицаниями, а Писистратиды и Алевады советами.

VIII, 52. Персы же заняли холм против акрополя, который афиняне назы-вают ареопагом, и затем стали осаждать акрополь вот как: они зажгли обмотанные паклей стрелы и стали метать их в засеку. Осажденные афиняне все-таки продолжали защищаться, хотя дошли уже до край-ности, так как засека уже их не защищала. Тем не менее они не согла-сились на предложенные Писистратидами условия сдачи, но придумы-вали разные новые средства защиты. Так, они скатывали огромные камни на варваров, напиравших на ворота, и Ксеркс долгое время был в затруднении, как ему взять акрополь.