И.А. Макаров

ИДЕОЛОГИЧЕСКИЕ АСПЕКТЫ РАННЕЙ ГРЕЧЕСКОЙ ТИРАНИИ

(Текст публикуется по: Макаров И.А. Идеологические аспекты ранней греческой тирании //ВДИ. 1997 г, №2. Из-за определенных ограничений, накладываемых форматом html, изъяты примечания, а греческий текст идет в упрощенном виде - без придыханий и ударений)

Обсуждение поставленной проблемы мне хотелось бы начать с перечисления основных точек зрения на социально-политическую природу ранней греческой тирании, так как в зависимости от них находятся мнения исследователей о направленности пропаганды и особенностях идеологии представителей этой формы правления, распространившейся в греческих полисах в VII-VI вв. до н.э.

Согласно одной из наиболее распространенных точек зрения, в политике тиранических режимов VII-VI вв. до н.э. следует видеть выражение радикальных социально-экономических перемен, а в фигуре тирана - вождя демоса. Данный подход восходит к античной научной традиции, а именно, к точке зрения Аристотеля, который считал, что тирания - это разновидность народного правления наряду с демократией (Pol. 1310Ь 8 sqq.): «тиран ставится из среды народа (ek tou dhmou kai pleqouV) против знатных, чтобы народ не терпел от них никакой несправедливости» (перевод С.А. Жебелева). На этой основе была развита теория крестьянской социальной базы тиранических режимов.

В рамках этой теории очень важная роль отводилась тезису о переделе земли. который якобы осуществлялся рядом тиранов. Однако представление о лозунге ghV anadasmoV (конфискация земли у аристократов и наделение земельными угодьями беднейшего крестьянства, освобожденного от зависимости) в политике тиранических режимов архаического времени не находит подтверждения в источниках.

Другая точка зрения, интерпретируя тезис Аристотеля, понимала под демосом новый богатый торгово-промышленный класс, отстаивавший при помощи тиранов свои права в борьбе против земельной аристократии. Ее слабость заключается в том, что само существование данного класса в полисах VII-VI вв. до н.э. не может быть доказано.

Третьей версией теории о демократическом характере политики тиранов явилась точка зрения М. Нильсона. Он предложил понимать под демосом в указанном тексте Аристотеля не «социальные низы» и не «новую буржуазию», а «средний» класс гоплитов (oi ta opla pareconteV; cf. Arist. Pol. 1297b), отстаивавших при помощи тиранов свои политические права в борьбе против земельной аристократии. В аргументации сторонников этого подхода фундаментальное значение имеет тезис о «гоплитской революции», на волне которой пришли к власти первые тираны. Однако следует учитывать, что гоплитское вооружение и тактика получали распространение в греческом мире достаточно медленно и неравномерно. Прежде чем стать достоянием широких слоев граждан, достижения в области вооружения должны были получить распространение среди полисной верхушки. Детали формирования «среднего» гоплитского класса в каждом полисе должны рассматриваться отдельно. Но, даже не отрицая военную и социальную значимость гоплитов в эпоху тиранов, вряд ли мы можем всякий раз провести четкую границу между гоплитским классом и другими социальными слоями, а также доказать, что этот класс был самостоятельной политической величиной и отстаивал свои права с помощью тиранов. В традиции сложно найти данные в подтверждение этого тезиса. Обратим внимание на то, как источники изображают приход тиранов к власти.

Поликрату Самосскому для установления тиранической власти оказалось достаточно всего 15 гоплитов (Herod. 3. 120: pentekaideka oplithsi epanastaV esce [sc.thn nhson]). Геродот сообщает (3. 39), что в распоряжении тирана находился флот из 100 пятидесятивесельных кораблей и войско из 1000 местных лучников, которые использовались им во внешних войнах. Кроме того, Геродот упоминает (3. 45) наемников, состоявших на службе у Поликрата. Другой тиран, Гиппократ из Гелы, в своем правлении опирался на гетерию из знатной молодежи, одновременно игравшую роль» всаднического подразделения в военной организации полиса (Herod. 7. 154). Килон; пытался установить господство над Афинами при помощи гетерии сверстников (Herodi 5. 71). Стража афинского тирана Писистрата, благодаря которой он пришел к власти в первый раз, состояла из пятидесяти молодых «дубинщиков» (Pint. Sol. 3; cf. D. L. 1. 66; cf. Herod. 1. 59 sq.). При захвате власти в третий раз Писистрат опирался на свои территориальные связи в Марафоне, всадников из Эретрии, аргосских и фиванских наемников, а также помощь Лигдамида из Наксоса (Herod. 1. 61-62; Arist. Ath. Pol. 15. 2). На основании этих и других примеров можно сделать заключение, что непосредственной опорой тиранов выступает, как правило, не гоплитский класс, а вооруженная помощь извне и аристократические гетерии.

Можно согласиться с мнением сторонников демократической концепции тиранив, когда они говорят о том, что в определенных условиях появление тиранической власти отвечало интересам определенных слоев демоса. Однако стремление тиранов опереться на демократические слои в источниках не обнаруживается. Уже это предостерегает против абсолютизации демократической и тем самым антиаристократической направленности ранней тирании. Распространенное представление о репрессивной политике тиранов по отношению к полисной аристократии не может служить аксиомой и в каждом случае требует доказательства. Достаточно будет указания на хорошо известный специалистам пример - свидетельство фрагментов найденного на афинской агоре списка архонтов-эпонимов времени афинских тиранов, где упоминаются представители крупнейших аристократических семейств - в частности Алкмеонидов и Филаидов, как долго считалось, враждебных Писистратидам (ML. 6 comm.). Данный факт говорит за то, что отношения между династией тиранов и влиятельными аристократическими семействами могли вступать то в фазу вражды, то в фазу сотрудничества.

Для темы данной статьи в связи с этим важно то, что последствием интерпретации, видевшей в тирании сознательного предшественника демократического полиса, явилось стремление связать с тираническими режимами все перемены, происходившие в период жизни тиранов в сфере полисной религии, культуры, искусства и архитектуры. Вполне объяснимо, что исследователи, подчеркивавшие демократический характер тирании, интерпретировали эту связь, так сказать, в демократическом ключе.

В главной на сегодняшний день работе по истории греческой тирании был предъявляется существенным для ее характеристики. Доминантой тирании выступает стремление к власти. Тиранические режимы - «первообраз» персональной власти, которая существует наряду с полисом или стоит над ним. Тем не менее, считает исследователь, упомянутые выше перемены в полисе были вызваны деятельностью тиранов, поскольку именно они выступали носителями «рационально-просветительского» духа. Подход Г. Берве был подвергнут критике за то, что он практически игнорировал внеперсональные моменты при характеристике тиранических режимов. Действительно, опирающаяся на Аристотеля теория о демократической сущности старшей тирании в ряде пунктов не дает объяснения или даже приходит в противоречие с данными источников. Тем не менее некоторые ее элементы, безусловно, сохраняют научную значимость. Верно, что феномен тирании необходимо рассматривать на фоне обострения социальных противоречий внутри гражданского коллектива и в связи с факторами экономического порядка - в частности такими, как приток богатства, с одной стороны, а также стенохория и перенаселение, с другой. Не признавая этого, мы, например, должны будем поставить знак равенства между узурпаторами гомеровского времени (черты которых нашли отражение к примеру в образах женихов Пенелопы в «Одиссее») и раннегреческими тиранами и не сможем объяснить массовый характер данного явления в архаической Греции.

В качестве синтеза была сформулирована точка зрения, согласно которой тирания представляет собой автократическую модификацию традиционного аристократического правления. Это представляется справедливым. Ведь тираны - это практически всегда выходцы из привилегированного социального слоя полисной аристократии, преимущества которой базировались на экономическом первенстве (земельные наделы и богатство от войны и торговли) и зачастую - на особых политических правах. Как говорилось выше, дружественная тиранам часть полисной аристократии сохраняла эти особые права в период их правления. А значит, характеризуя политические мероприятия и идеологию старшей тирании, следует иметь в виду аристократический, а не демократический социальный план этого явления.

Перед сторонниками этого взгляда встала задача переинтерпретировать немалое количество материала, собранного в поддержку тезиса о демократическом характере рассматриваемого явления. В отличие от позиции Г. Берве в рамках данного подхода при анализе религиозной, культурной и строительной политики старшей тирании акцент был перенесен на проблему легитимизации тиранической власти. Иными словами, все мероприятия тиранов призваны были подчеркнуть законность положения тирана в полисе и, следовательно, в большой степени были ориентированы именно на гражданский коллектив. Таким образом, мотив единства интересов гражданского коллектива и носителя тиранической власти был в последнее время реабилитирован. Как известно, одно из главных положений предшествующей историографии заключалось в том, что в условиях слабости полисных институтов только тираническая форма правления могла довести до конца процесс формирования греческих государственных образований. Оно осталось в силе и в рамках нового подхода. Дело в том, что конструктивная направленность политики тиранов не вызывает серьезных сомнений у авторов большинства работ несмотря на различие их подходов. Остановимся на проблеме легитимности тиранической власти.

Нам известно, что практически во всех тиранически управлявшихся полисах гражданский коллектив сохранял политические функции. Уже упоминался факт сохранения полисной должности архонта-эпонима в Афинах при Писистратидах. Правление Клисфена в Сикионе не отменило функционирование гражданского самоуправления (Herod. 5.67). Аристотель в своей характеристике сикионских тиранов отмечает их законопослушность (Pol. 1315b 15-16:polla toiV nomoiV edouleuon). Народное собрание сохраняло полномочия при Фероне Акрагантском и при Дейноменидах. Однако не следует спешить делать на этом основании вывод о гармонии интересов полиса и тирана. Значительно важнее то обстоятельство, что тирания ни в одном из полисов не закрепилась в качестве института. Тиранические династии, если их удавалось создать, не были институциализованы и отличались непрочностью и недолговечностью. Античная традиция в лице Фукидида (1. 17) отмечает, что интересы тиранов мало соприкасались с интересами гражданской общины «Все тираны, сколько их ни было в эллинских городах, управляли только в своих личных интересах: их политика сводилась к заботам о собственной особе, своем семействе и к максимальному укреплению его положения. Они не совершили ничего достойного упоминания и каждый только воевал со своими соседями» (перевод Г.А. Стратановского). Важно и то, что мы не знаем ни одного случая принятия титула «тирана». Пришедшие к власти аристократы характерным образом даже на уровне формальной титулатуры не стремились подчеркнуть легитимность своей власти. Возникает вопрос, в какой мере их пропаганда и реконструируемая во многом на ее основе идеология были ориентированы на полис, и в какой мере они сохраняют черты, характерные для греческой аристократии предшествующей эпохи.

Охарактеризуем кратко специфику греческой аристократии рассматриваемого времени. Как показало изучение греческого общества гомеровской эпохи, полисную аристократию, изображенную в гомеровских поэмах, нельзя считать сложившимся социальные слоем. Она представляла собой лишь верхушечную часть демоса, в ней были весьма сильны черты крестьянского образа жизни и крестьянской психологии. Помимо этого, басилеи гомеровского времени не обладали материальной основой для установления автократического правления.

Применительно к рассматриваемому здесь периоду приходится констатировать ощутимое изменение масштабов богатства полисной аристократии. Об этом говорят археологические данные, косвенные свидетельства традиции об участии аристократов в колонизации и заморской торговле, а также прямые указания источников на вовлеченность тиранов в процесс накопления богатства. Фукидид (1.13), связывает распространение тиранических режимов с фактом роста доходов граждан полиса и неравномерностью распределения этих доходов. У Николая Дамасского засвидетельствовано участие в колонизации коринфских Кипселидов (FGrH. 90. F 57. 7; ср. Ps-Arist. Oec. 1346a). Многократно указывалось на факт богатства афинских, сикионских и самосских тиранов.

Но при всех различиях между гомеровской эпохой и архаикой, существенной разницы в методах хозяйствования аристократов архаического периода и гомеровских басилеев мы не наблюдаем. По подсчетам Ч. Старра. аристократический ойкос исследуемой эпохи равнялся приблизительно 30 га, в то время как наделы крестьянства варьировались от 4 до 12 га. Хотя в экономическом отношении аристократия архаического времени была резче отделена от демоса, чем гомеровские басилеи, тем не менее ее экономическая база не могла идти в сравнение с аристократией древнего Востока. Она по-прежнему оставалась полуаристократией, не создавшей никакого специфического хозяйства, в котором могла бы обрести опору сильная монархическая власть.

Политический порядок предшествующего тиранам исторического периода, как отмечалось, представлял собой не монархию, но коллегиальное правление, сопровождавшееся постоянной борьбой за власть внутри родовой знати. В архаическое время наблюдается известная консолидация аристократии, которая пыталась узаконить если не частноправовые, то, по крайней мере, публично-правовые привилегии. В досолоновских Афинах знатные семейства были объединены в правящий слой эвпатридов, и архонты избирались только из их числа, в Коринфе аналогичное объединение представляли собой Бакхиады, в ионийских полисах - Басилиды и т.д. Однако наряду с этим в качестве главной и постоянно усиливающейся характеристики политической жизни продолжает выступать стасис, т.е. борьба аристократических группировок за первенство в полисе. В рассматриваемое время важная роль остается за такими элементами традиционного аристократического этоса, как институты «друзей» (filoi) и «гостеприимцев» (xenoi). Подобно гомеровским басилеям тираны в политической борьбе опирались именно на них. Это подтверждается обильными данными о династических браках и союзах тиранов.

Ради примера можно указать на следующие факты. Периандр Коринфский был гостеприимцем милетского тирана Фрасибула (Herod. 1. 20: 5. 92). Дочь афинского тирана Гиппия была замужем за Эантидом, сыном Гиппокла. тирана Лампсака (Thuc. 6. 59. 3-4). Ферон Акрагантский выдал свою дочь Дамарету за Гелона Сиракузского, а после смерти последнего - за его брата Полизала (Tim. FGrH. 566 F 92b; 93b). Важно и то, что аристократам, добивавшимся тирании, оставался чуждым стабильный институт военных дружин, характерный, например, для древневосточной аристократии. Как было сказано, в военном отношении опорой тиранам служили чаще всего гетерии, которые по определению являлись довольно аморфными объединениями.

Итак, с одной стороны, в рассматриваемый период наблюдался рост экономического и политического могущества аристократии. Но в то же время она оставалась довольно неустойчивым социальным слоем, который не мог служить крепкой опорой для автократической власти. Как известно, в центре системы ценностей племенной знати гомеровской эпохи стояла индивидуальная areth (доблесть, добродетель), признанная всеми представителями данного социального круга. Для гомеровских героев доминирующее значение имеет воинская добродетель. В какой степени данное представление сохраняет силу для носителя тиранической власти?

Достаточно самого общего взгляда на историю архаической тирании, чтобы признать особое значение пропаганды военной areth для ее представителей. Многие тираны архаического времени происходили из среды полководцев (Arist. Pol. 1305a 10 sq.). Источники единодушно отмечают военные успехи тиранов. Писистрат, прежде чем в первый раз стать тираном Афин прославился как полемарх в войне против Мегар (Herod. 1. 59). Кипсел был самым удачливым полемархом за всю историю этой должности в Коринфе и в силу этого являлся одним из самых влиятельных граждан полиса (Nic. Dam. Fr. 57.5). О его преемнике Периандре сообщается, что он был воинственным человеком и непрерывно вел войны (Nic. Dam. Fr. 58; cf. Arist. Pol. 1315b 29). Основатель сикионской тиранической династии Орфагор являлся полемархом в войне против Аргоса и прославился военными успехами (FGrH 105 Fr. 2). Характеризуя его преемника Клисфена, Аристотель отмечает воинские качества тирана (Pol. 1315b 16). Питтак Митиленский командовал войском в войне против афинян за обладание Сигеем. Отголоски рассказов о его физической мощи и хитроумии доносятся в сообщении Страбона (С599-600) о поединке митиленского тирана с предводителем афинского войска олимпийским победителем Фриноном, в котором Питтак одержал победу (ср. Polyaen. 1. 25). Поликрат Самосский также был известен как удачливый полководец (Herod. 3.39; Thuc. 1.13). Другой самосский тиран и военачальник, Эак, сын Силосонта (Herod. 4. 138; 6.13; 14. 22), принес посвящение в святилище Геры по случаю успешной военной операции. В посвятительной надписи (ML. 16) он указал свое имя, должность эпистата и источник посвящения - военную добычу.

Большое количество данных в подтверждение широкой пропаганды военных успехов раннегреческих тиранов содержится в истории греческого Запада. Тиран Фаларид был известен как военачальник, воевавший против сиканов (Polyaen. 5. 1. 3). Панетий Леонтинский в конце VII в. установил тиранию будучи стратегом в войне против Мегар Гиблейских (Polyaen. 5. 47). Известно об успешных войнах Гиппократа из Гелы против Каллиполиса, Занклы, Леонтин, Сиракуз, а также многих варварских поселений (Herod. 7. 154; Thuc. 6. 5. 3). Анаксялай из Регия воевал с этрусскими пиратами - об укреплении им в ходе этой войны скилейского перешейка сообщает Страбон (С257). Гелон Сиракузский в союзе с Фероном Акрагантскнм одержал в 480 г. победу над карфагенянами при Гимере, поставившую его в один ряд с победителями при Саламине и Платеях (Herod. 7. 166-167; Diod. 11. 20 sq.). Известно также о покорении им сицилийских городов Эвбеи и Мегар Гиблейских (Herod. 7. 156). Примечательно, что после победы 480 г. в Сицилии были выпущены декадрахмы (по-видимому, на средства, полученные от добычи), названные именем жены Гелона Дамареты (Diod. 11. 26. 3; Hesych. s. v. Dhmareteion). Вряд ли стоит сомневаться в пропагандистском характере этой эмиссии. Гелон же посвятил в честь победы 480 г. золотой треножник и золотую статую Ники (Diod. 11. 26.7). Сохранилась посвятительная надпись на большом цоколе из черного известняка, напоминающая об этом событии (Dubois. № 93; LSAG P. 275 № 6). Гиерон Сиракузский прославился победой над этрусками при Кумах (Diod. 11.51). Пропаганде этой победы служили три олимпийских посвящения тирана - италийский, коринфский и этрусский шлемы, снабженные одной и той же посвятительной надписью (Dubois № 94 a-b; P. 99. Nol. 15). Мильтиад-младший посвятил Зевсу Олимпийскому медный шлем по случаю взятия Имброса и Лемноса ок. 506 г. (ср. Herod. 6. 136, 140; SEG 14. 351). Итак, не вызывает сомнения тот факт, что значение военной доблести в идеологии раннегреческих тиранов было ничуть не меньшим, чем в системе ценностей гомеровской аристократии. То же самое можно сказать и об атлетической areth.

Вспомним, что с точки зрения гомеровского эпоса владение «спортивным мастерством» должно отличать аристократа от рядового гражданина (Od. 8. 159 sq.). Хорошей иллюстрацией роли атлетики в жизни родовой знати архаического времени являются описанные Геродотом соревнования, в частности конные и гимнастические, устроенные сикионским тираном Клисфеном для женихов своей дочери Агаристы. В этом агоне участвовали «все эллины, которые гордились своими предками» (Herod. 6. 126). Среди них Геродот называет Лиокеда, сына аргосского тирана Фндона, афинянина Мегакла, будущего соперника и тестя тирана Писистрата, Гиппоклида, будущего афинского архонта 566 г., Диакторида, одного из представителей фессалийской династии Скопадов (Herod. 6. 127).

Примечательно, что в Афинах времени Солона спортивные состязания становятся предметом внимания государственной власти. Афинский законодатель возвел на государственный уровень процедуру награждения победителей. При этом он сократил награды за гимнастические состязания (500 драхм за олимпийскую победу и 100 драхм за победу в Истмийских играх), мотивируя это тем, что «атлеты венцы принимают за победу не столько над неприятелем, сколько над отечеством» (D. L. 1. 55. Перевод МЛ. Гаспарова). Иными словами, он руководствовался в первую очередь сознанием опасности, исходящей от атлетов для стабильности в гражданской общине (ср. Diod. 9. 2. 5; не говорится, что законодатель не признавал пользы в наличии внутри городских стен «кулачных бойцов, бегунов и прочих атлетов»).

В русле этой политики следовало бы рассматривать и факт реорганизации Великих Панафиней в 566/5 г. Сообщение об участии тирана Писистрата в этом мероприятии (Schol. Ael. Aristid. 189.4 Jebb) часто безоговорочно принимается исследователями. Между тем к нему следует относиться очень осторожно, так как более надежные источники афинского тирана в этой связи не упоминают.

Один из первых в истории примеров совмещения атлетических и политических амбиций - это фигура олимпийского победителя в двойном беге Килона. зятя мегарского тирана Феагена, который в 632 г. захватил афинский акрополь, намереваясь стать тираном (Herod- 5. 71; Thuc. 1. 126). Фамилия афинских тиранов также легко вписывается в перспективу, где сочетаются атлетика и политика. Писистрат был победителем Олимпийских игр 532 г. в колесничном беге (Herod. 6. 103). Сыновья Писистрата Гиппарх в Гиппий, возможно, были победителями в скачках на Пифийских играх ок. 540 г. Мирон Сикионский, дед Клисфена, одержал в конце VII в. победу в состязаниях на колесницах (teqrippon). Его внук Клисфен также придавал большое значение участию в общегреческих состязаниях. Он был победителем в Олимпийских и Пифийских играх (Herod. 6. 126; Paus. 10.7.6 sq.). Именно после олимпийской победы он приказал объявить о состязании женихов ради права получить в жены его дочь Агаристу, собравшем представителе» могущественных кланов со всей Греции (Herod. 6. 127). Тиран Анаксилай из Регия в 480 г. одержал олимпийскую победу со своей упряжкой мулов (Arist. fr. 578 Rose; Athen. 1. 30). Ферон, тиран Акраганта, победил в 476 г. в колесничных соревнованиях в Олимпии. Данной победе посвящена 2-я Олимпийская ода Пиндара. Празднование победы Ферона в Акраганте было приурочено к празднику Феоксений - на это событие откликается 3-я Олимпийская ода (Pind. 01. 3. hypoth.). Брат тирана Ксенократ одержал победу в том же состязании в Дельфах в 490 г. (Pind. Pyth. 6. hypoih.). В конце 470-х годов он же одержал победу на Истмийских играх (Pind. 1st. 2). Пантарей, отец тиранов Гелы Клеандра и Гиппократа, был олимпийским победителем в колесничном беге. Доказательством этому служит стихотворная посвятительная надпись на бронзовой пластине, которая служила, по-видимому, подставкой для статуэтки (Dubois. #132). Гелон, являясь тираном Гелы, одержал колесничную победу в Олимпии в 488 г. Об этом свидетельствует его посвящение колесницы в святилище Зевса (Paus. 6. 9. 4-5). Еще один представитель семейства Дейноменидов. Полизал, ставший тираном Гелы после того, как Гиерон в 478 г. переместился в Сиракузы, одержал пифийскую победу в колесничном беге. Фессалийский династ Скопас одержал победу в неких состязаниях в кулачном бою, на что указывают свидетельства Цицерона (De oral. 2. 86) и Квинтилиана (Inst. 11.2. 11). Демарат, спартанский царь, ставший вассальным тираном при персидском протекторате, согласно Геродоту (6.70), «прославился в Лакедемоне делами и советами» - в частности тем. что был единственным из царей в Спарте, который выиграл олимпийские состязания на колесницах.

Итак. многочисленные примеры свидетельствуют о первостепенной роли традиционных аристократических добродетелей воина и атлета в идеологии раннегреческой тирании. Их пропаганда, очевидно, должна была оправдать особое положение тирана в полисе и именно таким образом воспринималась современниками. Все прочие aretai (например, физическая красота и благородное происхождение) занимают в сопоставлении с названными подчиненное место и намного реже упоминаются в источниках. Идея о наследственном характере добродетели занимает важное место в любой аристократической системе ценностей. В связи с этим следует остановиться на вопросе о том, какая роль отводилась аристократическим генеалогиям в рамках идеологии старшей тирании. Ведь можно предположить, что для придания законного статуса главенствующей династии необходимо было выдвинуть на первое место родовой миф, направленный на оправдание монархических амбиций. Эта проблема представляется тем более актуальной, что, по мнению ряда исследователей, в силу происхождения некоторых тиранов их претензии на монархическую власть в полисе должны были восприниматься как вполне обоснованные. Рассмотрим этот тезис на примере данных традиции о коринфской и афинской тираниях.

Источники указывают на недорийское происхождение коринфского тирана Кипсела, что означало отсутствие его предков среди членов правящего клана. С другой стороны, Геродот (5. 92) сообщает, что Кипсел со стороны матери Лабды был Бакхиадом. Версия о происхождении тирана по материнской линии от Бакхиадов скорее может служить доказательством того, что тиран заботился о пропаганде преемственности правящего коринфского клана. Согласно генеалогическим данным Павсания, Кипсел был выходцем из рода некоего Мелана. сына Антаса, обитавшего в Гонуссе за Сикионом (Paus. 2.4.4). Геродот сообщает (5.92), что род Кипсела восходил к лапифу Кенею, т.е. имел фессалийские корни. Примечательно, что эпоним афинского рода Филаидов Эантид Филей был правнуком того же Кенея. Данные ономастики действительно подтверждают наличие родственных связей между коринфскими Кипселидами и афинскими Филаидами (Steph. Byz., s. v. Filaidai). Из этого следует, что Кипсел принадлежал к недорийскому, однако могущественному роду (то же имя носил легендарный аркадский царь - Paus. 4.3.6, 8.5.6; 29.5). Достижение фактического господства над Коринфом, как представляется, нашло закрепление в генеалогической традиции: в версии Павсания предок Кипсела Мелан со своим войском участвовал в завоевании Коринфа Гераклидами под руководством Алета. который являлся предком Бакхида - эпонима Бакхиадов (Paus. 2.4.4; 5. 18. 7-8). Мы не можем быть уверены, что версия Павсания не представляет собой продукт систематизации позднейших составителей генеалогий. Тем не менее в пользу аутентичности генеалогии, приводимой Павсанием, возможно, свидетельствует отсутствие стремления примирить ее с данными Геродота, чего следовало бы ожидать от позднейших систематизаторов. Таким образом, можно предположить, что на уровне генеалогии власть Кипсела нашла оформление только в легендарной традиции об участии его предков в дорийском завоевании Коринфа (Paus. 2.44; 5. 18. 7-8).

Афинская тираническая династия претендовала на происхождение от Нелеидов. Геродот сообщает, что сам тиран Писистрат был назван в честь сына легендарного пилосского царя Нестора (5.65; ср. Od. 3.36). Известно, что афинский царский род вел происхождение от пилосской царской династии: генеалогическая ветвь от Нелея до последнего афинского царя Кодра полностью проводится Геллаником (FGrH 4F 125). Согласно легендарной версии, Меланф, отец Кодра, являвшийся потомком Нестора в пятом поколении, получил царскую власть, отняв ее у Фимета, сына Оксинта -последнего представителя рода Тезея (Paus. 2.18.9). Можно предположить, что эта династическая преемственность пропагандировалась афинскими тиранами. Однако эта генеалогия (реальная или фиктивная) не могла сама по себе выделить Писистратидов из массы других семейств и сделать их власть легитимной. Другие аристократы претендовали на происхождение от самого Кодра (Кодридом был, согласно Плутарху, Солон - Sol. 1), третьи - от Меланфа (Paus. 4. 5. 10). Соперники Писистрата Филаиды вели свое легендарное происхождение от Филея, сына Аякса (Herod. 6.35.1; ср. Pherec. FGrH. 3 F2). Так что развитие «царской генеалогии», хотя и выступало, видимо, в качестве пропагандистского элемента, вряд ли могло быть серьезным доводом против соперников-аристократов из столь же «царственных» родов. В этих случаях мы сталкиваемся со стремлением господствующего клана закрепить свое положение в уже установившемся объединении правящих аристократических семейств. Кипселиды вписывают свою историю в контекст дорийского завоевания Коринфа, Писистратиды подчеркивают свою мнимую или действительную близость к легендарной царской династии. Но сам факт обилия конкурирующих аристократических генеалогий говорит против предположения о том, что обладание такой генеалогией могло служить существенным средством укрепления автократической власти.

Теперь следует рассмотреть, какие коррективы могут быть внесены в полученное представление об идеологии старшей тирании в связи с анализом полисной религии как средства выражения этой идеологии. Хотя о роли архаических тиранов в учреждении тех или иных государственных культов всегда было известно немного, предполагалось, что можно найти достаточно косвенных свидетельств, доказывающих, что раннегреческие правители были не только социальными, но и религиозными реформаторами. Между тем прямые свидетельства об учреждении ими культов ограничиваются следующими данными. В Афинах традиция связывает с фамилией Писистратидов культы Аполлона Пифийского на Илисе (Thuc. 1. 126. 6) и двенадцати богов на агоре (Thuc. 6. 54. 6). В Сикионе тиран Клисфен значительную часть культа, посвященную аргосскому герою Адрасту, передал Дионису, а кроме того учредил враждебный Адрасту культ героя Маланиппа (Herod. 5.67). Если не считать ряда свидетельств о покровительстве некоторых тиранов общеэллинским святилищам, то картина развития культов при тиранах выглядит не очень представительно.

Одна из распространенных точек зрения заключается в том, что тираны особенно благоволили культу Диониса. Долгое время считалось, что земледельческий культ Диониса был относительно новым в религии греческого полиса, был распространен в крестьянской среде и потому может считаться демократическим. Тираны, согласно логике, или сознательно насаждали этот культ в силу его демократичности или манипулировали им, чтобы привлечь на свою сторону широкие народные массы. Итак, в основе этого подхода лежит мнение, во-первых, о демократической базе власти тиранов, во-вторых, о демократической базе культа Диониса. Об уязвимости первой посылки речь уже шла. Вторая посылка тоже вызывает серьезные сомнения при анализе афинского материала.

Так, например, еще до прихода к власти тиранов Дионис Леней был покровителем афинской агоры, на которой осуществлялись драматические постановки. Следовательно, он был божеством всего гражданского коллектива. На ранних — дописистратовских — изображениях Диониса на аттических вазах нет следов противопоставления этого божества олимпийцам (например изображение на вазе Франсуа). Важно и то обстоятельство, что популярность Диониса в вазописи стремительно выросла еще до середины VI в. до н.э., т.е. до прихода Писистрата к власти. Иными словами полисный культ Диониса сложился в Афинах до тиранов. В Афинах на Великие Дионисии был поставлен первый трагический агон, дата учреждения которого падает на время Писистрата. Однако нет никаких резонов делать из этого факта вывод об основании Писистратом Великих Дионисий и относить на его счет инициативу постройки храма Диониса Элевтерея на склоне акрополя. Археологически фундамент храма в теменосе Элевтерея датируется не позднее середины VI в., т.е. прежде того времени, когда укрепилась тирания Писистрата.

В работе, посвященной афинской тирании, Ф. Кольб пытался реабилитировать мнение о покровительстве Писистрата культу Диониса, опираясь уже не на «демократическую» теорию, а на гипотезу о чисто персональных мотивах религиозной политики афинского тирана. Согласно Кольбу, фигура Диониса Элевтерея может быть отождествлена с Дионисом Меланайгием, который сыграл решающую роль в этиологической легенде о победе Нелеида Меланфа над беотийцем Ксанфом в борьбе за власть над Афинами. Следовательно, Нелеид Писистрат был как никто другой заинтересован в пропаганде Диониса Элевтерея. Однако, как мы видели на материале генеалогий, к царской афинской династии принадлежали многие аристократы, так что пропаганда этого культа не могла трактоваться однозначно в пользу Писистрата. Кроме того, следуя за Кольбом, необходимо либо настаивать на более поздней датировке теменоса Элевтерея, либо признать, что влияние Писистрата было очень велико уже до установления им первой тирании. Наконец, Кольб опирается на устаревшие данные иконографии - согласно ему, дионисийские мотивы доминируют в аттической вазописи с 540 г., что противоречит действительности.

Как говорилось, Геродот (5.67) сообщает о Клисфене Сикионском, что он заменил центральный культ героя Адраста, почитавшегося подобно ойкисту на агоре культом героя Меланиппа, поместив его теменос в пританее. Часто полагают, что Адраст был покровителем трех господствующих дорийских фил, в то время как именно их снкионский тиран переподчинил вновь созданной филе архелаев, которая состояла из прежде зависимого недорийского населения Спкиона. Согласно такой конструкции, Дионис должен был оказаться божеством именно этой зависимой, т.е. крестьянской, филы. Однако данная гипотеза покоится на очень шатком основании, так как мнение о крестьянской опоре политики Клисфена не подкреплено источниками. Скорее всего Клисфен намеревался таким образом продемонстрировать антиаргосскую направленность своей деятельности, причем в этом начинании, вероятно, получил поддержку гражданского коллектива.

Итак, аргументы в пользу того, что Дионис изначально являлся божеством низших социальных слоев, не находят опоры ни в том, что нам известно о политике сикионской тирании, ни в афинском материале. Скорее речь идет о сложившемся полисном культе. С другой стороны, мы не располагаем достаточным количеством источников, чтобы отрицать всякую возможность использования тиранами полисного культа в целях пропаганды. Какой же аспект дионисийского культа мог заинтересовать раннегреческих тиранов? Можно было бы осторожно предложить следующее объяснение. Источники более позднего времени нередко наделяют Диониса функциями победоносного завоевателя и ктиста, указывают на его связь с богом Паном (Ael. Aristid. 4. р. 30 Jebb; Plin. NH 35. 106). В эллинистическое и римское время носители монархической власти уделяли много внимания именно этому аспекту религии данного божества. Александр Македонский добивался в Афинах официального провозглашения Дионисом (D. L. 6. 63). Антигон Одноглазый подражал этому богу (Herodian. 1.3.3). Важная роль отводилась Дионису в ориентированной на греков пропаганде Митридата VI Эвпатора.

Не исключено, что культ Диониса в качестве ктиста и завоевателя мог привлекать тиранов архаического времени, которые, как мы видели, все без исключения были военачальниками. Мероприятия Клисфена могли рассматриваться им как реколонизацня Сикиона. Не случайно культ Меланиппа был основан им на агоре в пританее. В связи с этим появление фигуры Диониса в рассказе Геродота выглядело бы совершенно уместным. В контексте теории о демократическом характере старшей тирании был сформулирован тезис о покровительстве тиранов «земледельческому» культу Деметры и Коры - Периандра в Коринфе и Пчснстрата в Афинах. Мнение относительно коринфской тирании базировалось на датировке временем Периандра святилища Деметры и Коры. Однако пока археология не дает определенных данных, чтобы мы могли относить эти сооружения ко времени Периандра. Главное свидетельство относительно Афин - датировка нового телестерия в Элевсине временем Писистрата. В связи с этим предлагалось считать, что Элевсин был инкорпорирован в Аттику при Писистрате. Наиболее подробно эта позиция была развита Дж. Бордменом. Интерпретация Бордмена исходит из той посылки, что образ Геракла в иконографии писистратовского времени рассматривался как alter ego Пнсистрата. В этом случае появление в вазописи фигуры Геракла в элевсинском окружении и одновременное появление Триптолема ок. 540 г. следует рассматривать как отражение факта присоединения тираном Элевсина. В качестве дополнительных аргументов Дж. Бордмен привел сообщение об инициации Геракла в Элевсинские таинства (Diod. 4.25), рассказ об усыновлении Геракла неким Пнлием (Plut. Thes. 33.2) как этиологический миф, обосновывающий завоевание Элевсина, и, наконец, факт появления нового афинского жреческого рода Кериков, призванного служить противовесом исконно элевсинским Эвмолпидам.

Слабость этого построения заключается, во-первых, в отождествлении Писистрата и Геракла. Нам практически ничего неизвестно о существовании культа Геракла в Аттике рассматриваемого времени. Не случайно, таким же образом предлагалось интерпретировать и некоторые сцены, где главным героем выступает Тезей, а не Геракл. Во-вторых, существует указание традиции на то. что афинский архонт-басилей отвечает за проведение мистерий со времени Солона (Andoc. I. 111: ср. также Herod. 1.30). В-третьих, Кериков скорее следовало бы относить к политическим противникам Писистрата. Таким образом, предпочтительнее, опираясь на свидетельство Андокида, считать, что присоединение Элевсина к Аттике произошло до Писистрата. Тем самым существенно ослабевают доводы в пользу возможного участия тиранов в строительных мероприятиях на территории святилища.

Наконец, применительно к афинской тирании высказывалось мнение о том, что основатель тиранической династии всячески стремился подчеркнуть особый характер своих связей с культом верховного полисного божества — Афины. В качестве свидетельств приводились многочисленные изображения на аттических вазах, где Афина представлена вместе с Гераклом, выступающим, очевидно, в качестве ее protege. Эти сцены интерпретировались как отражение попыток Писистрата возродить представление о законной монархической власти и упрочить культ Афины как ее покровительницы. Этот тезис подкреплялся утверждением о существовании дворца тиранов на афинском акрополе. Кроме того постулировалось активное участие тирана в реорганизации Великих Панафиней и реконструкции храма Афины на акрополе. Наконец, в качестве дополнительного довода приводилось известное сообщение Геродота из истории второго прихода Писистрата к власти (1.60), согласно которому Писистрат возвращался на акрополь в сопровождении молодой женщины, изображавшей Афину на колеснице. Что касается данного аргумента, то предлагались различные объяснения этого эпизода. В любом случае мы имеем дело с рационализацией легенды о помощи богини Писистрату, скорее всего о ее военной эпифании. Рассказ может свидетельствовать о пропаганде военной удачи тирана, как и в случае с Дионисом.

Участие Писистрата в реорганизации Великих Панафиней остается крайне гипотетичным. Об этом шла речь выше. Остальные доводы в пользу особых связей тирана с культом Афины заставляют обратиться к более подробному рассмотрению данных о строительных мероприятиях тиранов. Действительно, до последнего времени важная роль отводилась монументальному строительству тиранов на афинском акрополе. В частности, им приписывалась реконструкция так называемого древнего храма Афины на месте будущего Эрехтейона. Однако, согласно последним археологическим исследованиям, храм Афины Полиады на акрополе принадлежит к последующей эпохе. В нем следует видеть скорее манифестацию власти демоса, закрепленную реформами Клисфена. Архитектурный облик акрополя времени тиранов складывается из небольших сооружений, обильно украшенных скульптурой. Ближайшими аналогиями в данном случае служат сокровищницы панэллинских святилищ. Иными словами, нет особых оснований вести речь о жилище тиранов на акрополе. Следовательно, аргументы в пользу особой связи тиранов с культом Афины выглядят крайне слабыми.

Попробуем теперь ответить на вопрос, каким образом строительная политика тиранов в целом дает возможность судить об идеологии старшей тирании. Доминирующие на акрополе писистратовского времени культовые сооружения, очевидно, были построены на средства знатных семейств и имели частный характер, что подтверждает мнение о сохранении аристократами активной роли в жизни Афин. Появление же первых построек, демонстрирующих власть демоса, относится ко времени Клисфена. Таким образом, граница между двумя разными направлениями в застройке афинского акрополя проходит не между дописистратовским временем и эпохой тиранов, а между временем Клисфена и предшествующим периодом.

В отличие от акрополя облик афинской агоры во второй половине VI в. до н.э. изменился более основательно. В юго-западной вершине треугольника агоры выделяется своими размерами так называемое здание F, состоящее из центрального двора и ряда помещений вокруг него. План помещения, по мнению археологов, указывает на его частный характер. Высказывалось мнение, что это «дворец тиранов». В юго-восточной части афинской агоры обнаружены остатки источника. Здесь, по словам Павсания (1.14.1), находился родник с девятью трубами (Эннеакрунос), оборудованный Писистратом (другую локализацию дает памятнику Фукидид - 2.15.5). На сегодняшний день его датируют тридцатыми-двадцатыми годами VI в. до н.э. На северной вершине агоры в 522/1 г. был построен алтарь двенадцати богов, являвшийся частным посвящением представителя тиранической династии Писистрата-младшего (Thuc. 6.54). Вряд ли этих двух построек достаточно для заключения о создании при тиранах на агоре общественного центра. Действительно, общественным центром агора становится только после свержения тирании. Одним из первых сооружений гражданского назначения был булевтерий, созданный в конце VI в. на месте частного строения. Примечательно, что это было ордерное здание размером с архаический телестерий в святилище Деметры в Элевсине. В то же время был сооружен царский портик. Он также был украшен дорическим ордером, который прежде использовался только в сакральной архитектуре. На месте гипотетического «дворца тиранов» был сооружен в начале V в. толос для пританов Совета 500. Как и в случае с акрополем, граница между старой и новой агорой приходится на период реформ Клисфена.

Все, что известно о других мероприятиях Писистратидов, скорее указывает на частный и демонстративный, а не общественный характер их строительства. Наиболее репрезентативная постройка афинских тиранов - храм Зевса Олимпийского, так и оставшаяся незаконченной в силу грандиозности предпринятого проекта, - была, видимо, спровоцирована не в последнюю очередь строительными мероприятиями других аристократических кланов - в первую очередь Алкмеонидов. Известно, что они участвовали в постройке нового дельфийского храма (Herod. 5.62). Постройка Писистратом храма Аполлона Пифийского, если верить источнику, сообщающему об этом, сопровождалась не столько содействием, сколько противодействием со стороны афинских граждан (Hesych. s.v. en Puqiw cesai). Упоминавшемуся в связи со строительством алтаря двенадцати богов Ппсистрату-младшему Фукидид приписывает строительство алтаря в святилище Аполлона Пифийского и приводит посвятительную надпись, нашедшую позже археологическое подтверждение (Thuc. 6.54; ML. 11). Частный характер этого посвящения не вызывает сомнений. Интересно, что аналогичная посвятительская надпись, как вытекает из рассказа Фукидида, имелась и на алтаре двенадцати богов. Между тем, она была уничтожена решением народного собрания. Это подтверждает, что как постройка Писистрата-младшего на агоре, так и алтарь в святилище Аполлона имели чисто демонстративный пропагандистский характер. Приведенные данные, на мой взгляд, свидетельствуют о том, что такой же характер носила и строительная политика афинских тиранов в целом.

Остановимся теперь на строительных мероприятиях других ранних тиранических режимов. Литературная традиция не дает информации ни о постройках Кипсела, ни об аналогичных мероприятиях Периандра. Главным источником в данном случае должны для нас служить археологические данные. Оборудование источников Главки и Пирены относится к VII веку. Поэтому нельзя исключать участие Кипселидов в их если не строительстве, то хотя бы реконструкции. Однако это остается чистой гипотезой. С именем Кипсела связана первая сокровищница, построенная в Дельфзх. Но она рассматривалась как частное владение тиранов, а не достояние гражданского коллектива коринфян, о чем говорит Геродот (1.14). Частный характер носили и посвящения Кипселидов в Олимпию: колоссальная золотая статуя Зевса (Plato. Phdr. 236b) и знаменитый «ларец Кипсела» (Paus. 5.17.5 sq.). По словам Плутарха, элейцы (в отличие от Дельф) отказались изменить текст на посвященной Кипселом золотой статуе и назвать ее посвящением полиса, за что были лишены права участия в Истмийских играх (PIut. 400 е). В этой связи достаточно вероятным выглядит предположение о постройке Кипселидами храма в честь Зевса Олимпийского (ср. Paus. 2.5.5; 3.9.2), датирующегося первой половиной VI в. до н.э. Эти данные говорят о том, что Кипселиды в своих отношениях с Дельфами и с Зевсом Олимпийским не рассматривали себя в качестве представителей Коринфского полиса. Их связь со святилищем носила чисто персональный характер. Строительная и посвятительная деятельность коринфского клана демонстрировала его собственное богатство и превосходство над соперниками как внутри Коринфа, так и за его пределами. Другой коринфский памятник - храм Посейдона на Истме - датируется ближе к середине VII в. Нам известно о контроле Бакхиадов над Истмийскими играми (Solin. 7.14). Указанная датировка говорит о том. что постройка этого очень дорогостоящего сооружения могла символизировать скорее всего власть Бакхиадов.

Ко времени Периандра, возможно, относится строительство ряда небольших святилищ, расположенных в районе римского форума. Они скорее всего имели частный характер. Датировка святилища Деметры и Коры, как говорилось выше, является спорной. Авторы, относившие эти мероприятия ко времени Периандра, исходили из того, что покровительство земледельческому культу Деметры отличало демократическую пропаганду тиранов. Но, как мы видели, в Афинах покровительство Писистрата данным культам скорее всего не имело ничего общего с демократической пропагандой. Поэтому, даже если не отрицать развитие культа Деметры и Коры во время Периандра, никаких выводов о связи данного строительного проекта с направлением идеологии Кипселидов сделать невозможно. На время Периандра предположительно приходится устройство коринфской гавани Лехея. Намерение Периандра выкопать канал через Истм зафиксировано в одном из источников (D. L. 1.99). Эти акции, очевидно, преследовали фиксальные интересы. Проблема урбанизации Коринфа не обнаруживает прямой связи с политикой Кнпселндов. Строительство в «квартале гончаров» началось до прихода к власти тиранов и, по-видимому, продолжалось при Кипселидах.

Все, что нам известно о строительных мероприятиях Феагена Мегарского - это сообщаемый Павсанием (1.40.1; 41.2) следующий факт. Тиран изменил течение горной речки около местечка Рун и приказал построить там алтарь Ахелою. В результате раскопок 1899 и 1957 гг. был открыт так называемый «Феагенов источник». В ходе дальнейших раскопок представления о системе водоснабжения в Мегарах претерпели некоторые изменения. «Феагенов источник», соответствующий характеристике Павсания, находится между двух акрополей и представляет собой монументальный ансамбль, включающий гипостильный резервуар с пятью рядами восьмигранных колонн по семи в каждом ряду, собственно колодец и фасад, повернутый в сторону агоры. Однако эта постройка датируется V веком. Во времена Павсания Феагену оно приписывалось, по всей видимости, как одному из знаменитых людей в истории архаических Мегар. Таким образом, на сегодняшний день информация о строительных мероприятиях Феагена выглядит очень сомнительной.

Перечисляя три крупнейшие в Греции его времени строительные мероприятия, Геродот говорит о том, что они были осуществлены самосцами. Речь идет о водопроводе Эвпалина, дамбе, устроенной вокруг гавани, и храме Геры (Herod. 3.60). Показательно, что имя тирана Поликрата при этом ни разу не упоминается. Он фигурирует только в связи с сообщением об укреплении города рвом силами пленников-лесбосцев (Herod. 3.39). Из других тиранов в данном контексте заслуживает упоминания Гелон Сиракузский. которому традиция приписывает строительство в Сиракузах на средства от добычи в битве при Гимере в 480 г. храмов Деметры и Коры (Diod. 11.26.7). Известно также о сооружении гражданами Сиракуз для развлечения тирана дорогостоящего искусственного водоема для разведения рыбы (Athen. 12. 59. 1).

В целом картина строительных мероприятий тиранов выглядит не особенно репрезентативной. Показательно, что в первую очередь ими строились храмы и алтари, служившие целям демонстрации личного могущества и богатства. Бросается в глаза практически полное отсутствие репрезентативных общественных построек, что. на мой взгляд, должно наилучшим образом характеризовать направление строительной политики тиранов.

Подведем итоги. В социально-политическом отношении ранняя греческая тирания представляет собой модификацию аристократического правления. Тираны, являясь выходцами из полисной аристократии, приходят к власти при помощи аристократических гетерий, а также опираясь на поддержку аристократов из других полисов. За это говорят и данные о сохранении частью аристократии политических привилегии при тиранических режимах. В идеологии тиранов доминируют такие аспекты, как индивидуальная военная доблесть, спортивные успехи в общегреческих состязаниях. богатство, аристократическая «дружба» и «гостеприимство». Менее значительную роль в пропаганде тиранов играют генеалогическая традиция, деятельность по поддержанию некоторых полисных культов, строительные мероприятия в полисе. В целом складывается впечатление, что носители тиранической власти в своей пропаганде лишь в незначительной степени ориентировались на полис. Напротив. первостепенное значение принципа филотимии позволяет сблизить идеологию старшей тирании с представлениями племенной аристократии гомеровского времени.