Наша группа ВКОНТАКТЕ - Наш твиттер Follow antikoved on Twitter
15

ВВЕДЕНИЕ

Отчетливо обозначавшийся уже в первые десятилетия XX века кризис исторической мысли наглядно продемонстрировал несостоятельность большинства теорий и схем всемирно-исторического процесса, выработанных наукой XIX столетия. В числе прочих оказалась полностью дискредитированной и весьма популярная в западной историографии идея европоцентризма, составлявшая основной теоретический стержень целого ряда реакционных, в том числе и откровенно расистских учений. Крах европоцентристской схемы всемирной истории имел своим прямым результатом критическую переоценку сравнительной значимости отдельных цивилизаций и их участия в общем прогрессе человечества. Естественно, что больше всего пострадали от этого пересмотра те цивилизации, которые по традиции считались «образцовыми», «классическими» и в соответствии с этим занимали самые «верхние этажи» в иерархии культур и народов.
Именно такова была судьба античной, греко-римской цивилизации, утратившей свой прежний статус эталона и объекта всеобщего поклонения и низведенной на один общий уровень со всеми другими цивилизациями Древнего Мира. Однако, растеряв свои традиционные, унаследованные еще от эпохи Возрождения, привилегии, античная цивилизация приобрела нечто иное, быть может, гораздо более значительное. На общем фоне территориально и хронологически смежных с ней цивилизаций Востока, как Ближнего, так и Дальнего, к которым в последнее время стали присоединяться также культуры тропической Африки, Мезоамерики, Полинезии и других отдаленных районов Земного Шара, гораздо более отчетливо, чем прежде, вырисовы-

16

вается ее исключительное, переходящее в уникальность своеобразие. Признание необычности и, более того, неповторимости этого исторического феномена придает особую актуальность и остроту вопросу о его происхождении. Лишь уяснив себе, каково было то конкретное стечение обстоятельств, которое сделало античную цивилизацию именно такой, какой мы ее теперь знаем, мы сможем представить во всей полноте систему исторических закономерностей, управлявших развитием древнейших общественных формаций нашей планеты.
Несмотря на известные успехи, уже достигнутые в этой области науки, потребность в широкой систематической разработке всего круга вопросов, составляющих в своей совокупности проблематика генезиса античной и, более конкретно, греческой цивилизации, все еще остается весьма настоятельной, поскольку некоторые из этих вопросов до сих пор еще не стали предметом специального исследования, другие же затрагивались только в их частных аспектах. Так, например, обстоит дело с вопросом о происхождении греческого полиса, имеющим большое теоретическое и методологическое значение для всей истории античного мира. Можно сказать с уверенностью, что до тех пор, пока этот вопрос не будет решен хотя бы на уровне более или менее правдоподобной гипотезы, в концепции античной эпохи останется весьма ощутимый пробел.
Все это в достаточной мере обосновывает научную актуальность и значимость избранной нами темы. Как указано в заглавии, предметом исследования являются основные тенденции социально-экономического и политического развития греческого общества в рамках так называемой «послемикенской эпохи». Эта хронологическая категория включает в себя весь четырехвековой промежуток времени (XI—VIII вв.), отделяющий агонию микенской цивилизации от первых симптомов зарождения новой эллинской цивилизации. Особое внимание уделено в работе двум последним столетиям послемикенской эпохи (IX— VIII вв.), которые мы выделяем в особый «гомеровский период», поскольку именно к этому времени относится наиболее существенная часть конкретной исторической информации, содер-

17

жащейся в нашем основном письменном источнике — поэмах Гомера. Свою главную исследовательскую задачу мы видим в том, чтобы, используя, с одной стороны, данные гомеровского эпоса, а, с другой, доступный археологический материал, составить возможно более ясное представление о тех формах социальной организации, которые утвердились в Греции после распада микенских государств и предшествовали зарождению раннегреческого полиса. Проблема происхождения полиса в двух основных его аспектах — города и государства — также входит в круг рассматриваемых вопросов.
Рубеж II—I тысячелетий до н. э. по праву считается важнейшим переломным моментом в истории Древней Греции.
До этого момента социально-экономическое и политическое развитие греческого общества шло в общем и целом в том же самом направлении, в котором двигались и более древние, раньше сложившиеся и созревшие цивилизации Передней Азии. Как давно уже известные памятники материальной культуры Греции II тыс. до н. э., так и сравнительно недавно заговорившие документы микенских архивов свидетельствуют о принципиальной однотипности раннеклассовых обществ Востока и Запада в эпоху бронзы. Дворец или (в микенском варианте) дворец-цитадель, являющийся в одно и то же время экономическим, политическим и религиозным центром государства; разветвленный бюрократический аппарат, обеспечивающий нормальное функционирование дворцового хозяйства; запутанная бухгалтерия выдач и поступлений дворцовой казны; сложная система учета трудовых и всяких иных повинностей окрестного населения — все эти признаки, хорошо знакомые каждому, кто изучал экономику стран Древнего Востока, показывают, что и здесь — на Крите, в Микенах, в Пилосе — мы имеем дело лишь с одним из периферийных и, видимо, не особенно далеко ушедших в своем развитии вариантов повсеместно распространенной в этот период дворцово-храмовой цивилизации1.

1 См.: Ленцман Я. А. Рабство в микенской и гомеровской Греции. М., 1963. С. 187: «Поиски каких-либо аналогий дворцу Нестора и вообще
18

С переходом к железному веку обстановка в этом регионе древнего Средиземноморья резко меняется. Микенская бюрократическая монархия исчезла при загадочных, до конца еще так и не проясненных обстоятельствах примерно в конце XII в. до н. э. Гомеровская басилейя или «отеческая царская власть» (πατρική βασιλεία), как называет ее Фукидид (I, 13, 1), была явлением уже принципиально иного порядка. Таким образом, на этот раз грекам удалось избежать нависщей над ними угрозы восточной деспотии (не подлежит сомнению, что микенские дворцовые государства эволюционировали именно в этом направлении). Начиная с этого момента, исторические пути Греции и стран Ближнего Востока резко расходятся2. Правда, окончательно этот разрыв с застойными формами древневосточной экономики и государственности определился уже в рамках архаического периода (VIII—VI вв. до н. э.), когда греческое общество в исторически кратчайший срок совершило переход от варварства к цивилизации, что само по себе свидетельствует об огромном ускорении темпов исторического развития в этом районе Древнего Мира. Однако подготовка к этому скачку в гораздо более раннее время и наиболее отдаленные его предпо-

микенским дворцам неизбежно ведут только к ближневосточным обществам III и II тысячелетий до н. э. Разумеется, и эти общества во многом отличались друг от друга: Египет от Двуречья, оба они от Хеттского царства, а последнее от обществ Сирии. Однако во всех этих обществах существовали крупные царские или храмовые хозяйства. Они обслуживались многими сотнями рабов, а письменность возникла и применялась здесь главным образом для учета рабочей силы и материальных ценностей. Между античными полисами имелись весьма существенные различия в зависимости от условий времени и места. Однако все эти полисы принадлежали к одному типу городов-государств. Точно так же царские или храмовые дворцы III—II тысячелетий представляли собой единый тип социальной организации вне зависимости от существовавших между ними различий». Ср., однако, Тюменев А. И. 1) Передний Восток и античность // ВИ. 1957. № 6. С. 51 слл.; 2) Восток и Микены // ВИ. 1959. № 12. С. 58 слл.; Лурье С. Я. К вопросу о характере рабства в микенском рабовладельческом обществе // ВДИ. 1957. № 2. С. 8 слл.
2 Ср.: Никифоров В. Н. Восток и всемирная история. М., 1977. С. 271 сл.
19

сылки следует искать, безусловно, в глубинах так называемых «темных веков» (конец XII — первая половина VIII вв. до н. э.).
Своеобразие, можно даже сказать, уникальность исторической ситуации, сложившейся в Греции на рубеже II—I тыс. до н. э., состоит в том, что здесь в это время наблюдается не столь уж часто встречающийся в истории человечества феномен повторного возникновения классов и государства после длительного перерыва в развитии, в течение которого греческое общество, судя по всем признакам, вновь оказалось на стадии первобытнообщинного строя. Нельзя не согласиться с югославской исследовательницей Ф. Папазоглу, заметившей в одной из своих работ: «... суть проблемы о преемственности микенского и гомеровского общества состоит именно в антитезе: государство — родовой строй3. Всеми признается, что гомеровский период является эпохой упадка по сравнению с временем развитой микенской культуры. Но существенно при этом, что речь идет не об обыкновенном регрессе в рамках одной и той же системы, а о возвращении к низшей общественной формации. Если иметь в виду, что переход из родового общества в классовое представляет собой нормальное и при известных условиях необходимое явление, возвращение же из классового общества в родовое невозможно, то возникает вопрос, как объяснить повсеместное распространение родовых обществ в Греции после крушения микенских государств»4.
До недавнего времени основным препятствием, тормозившим изучение социального развития Греции в послемикенскую эпоху, была крайняя скудость и лакунарность дошедшей до

3 Мы предпочли бы здесь несколько иную формулировку «государство — первобытнообщинный строй», поскольку «первобытнообщинный строй» — понятие более широкое и охватывающее гораздо более значительный отрезок времени, чем собственно родовой строй. (Першиц А. И. Развитие форм собственности в первобытном обществе как основа периодизации его истории // Труды ИЭ, н. с. 1960. Т. 54. С. 163 слл; Хазанов А. М. Община в разлагающихся первобытных обществах // ВДИ. 1975. № 4. С. 4 слл.).
4 Папазоглу Ф. К вопросу о преемственности общественного строя в микенской и гомеровской Греции // ВДИ. 1961. № 1. С. 33.
20

этого периода исторической информации (не случайно возникло довольно прочно закрепившееся за значительной частью этой эпохи название «темный век» или «темные века»)5. Однако в последние годы в этой области наметились некоторые обнадеживающие перспективы. Во-первых, благодаря дешифровке линейного письма Б далеко вперед продвинулось изучение социального и политического строя микенских государств и, таким образом, мы теперь гораздо яснее представляем себе ту стадию общественного развития, которая предшествовала возникновению так называемого «гомеровского общества». Во-вторых, за последнее время накоплен и систематизирован обширный археологический материал, позволяющий до известной степени заполнить тот хронологический «вакуум», которым еще недавно был весь большой отрезок греческой истории с XII по VIII вв. до н. э. Благодаря фундаментальным исследованиям Старра, Десборо, Снодграсса, Боузека и других ученых6 стала возможной более или менее адекватная действительности реконструкция всего процесса развития материальной культуры Греции в рамках послемикенской эпохи, что, в свою очередь, позволяет сделать определенные выводы также и в отношении социально-экономической эволюции греческого общества в этот

5 Хронологические рамки «темных веков» пока еще не определены с достаточной точностью. В зависимости от взглядов и исторических концепций того или иного автора их датировка может колебаться в диапазоне от двух до четырех с лишним столетий. В настоящей работе мы следуем датировке этого периода, предложенной американским историком Ч. Старром (Starr Ch. G. The Origins of Greek Civilization. 1100-650 В. С. New York, 1961. P. 78) - 1150-750 гг. до н. э. Ср.: Kirk G. S. The Homeric poems as history// САН. Vol. II. Pt. 2. Ch. XXXIX (b.). Cambridge, 1965. P. 25 ff.; Snodgrass A. M. The Dark Age of Greece. Edinburgh, 1971. P. 106 ff.; *2nd ed. New York, 2000; Desborough V. R. d'A. The Greek Dark Ages. London, 1972. P. 11.
6 Starr Ch. G. The Origins...; Desborough V. R. d'A. 1) The last Mycenaeans and their successors. Oxford, 1964; 2) The Greek...; Snodgrass A. M. The Dark Age...; Bouzek J. Homerisches Griechenland. Praha, 1969; Zervos Chr. La civilisation hellenique. Т. I. Paris, 1969; Archaeologia Homerica. Die Denkmäler und das frühgriechische Epos / Hrsg. von Fr. Matz und H.-G. Buchholz. Göttingen, 1967.
21

период. И, наконец, в-третьих, несомненные сдвиги наметились за последние два или три десятилетия также и в изучении гомеровского эпоса, являющегося важнейшим, чтобы не сказать единственным письменным источником по истории этого периода. Труды Лоример, Уэбстера, Пейджа, Боура, Керка и других авторов7 заметно продвинули и усовершенствовали историческую интерпретацию «Илиады» и «Одиссеи», раскрыв основные закономерности генезиса эпической поэзии и показав, как совмещаются в ней разновременные историко-культурные напластования. Все это дает основание надеяться на определенную результативность предпринимаемого нами исследования.
В новейшей западной историографии довольно прочно укоренился взгляд на послемикенскую эпоху как время всеобщего социального и культурного регресса. Характерно, однако, что даже и в наиболее капитальных работах исследователей, посвященных этой теме (примерами могут служить книги Десборо и Снодграсса), социальный аспект этого переломного периода греческой истории остается, как правило, на втором плане. На первый план выдвигаются проблемы культурной преемственности, миграционных движений, внешних контактов греческого мира в течение «темных веков», т. е. те вопросы, непосредственную основу для решения которых дает археологический материал8. В своих суждениях о социальных процессах, до неузнаваемости изменивших к началу I тыс. весь облик греческого общества, большинство историков не идет дальше чисто эмпирической фиксации отдельных примет общественного упадка, обращая внимание на известное упрощение социальных структур, политическую дезинтеграцию, широкое распространение трибальных институтов и т. п. явления. Все это, однако, никак не

7 Lorimer N. L. Homer and monuments. London, 1950; Webster Т. B. L. From Mycenae to Homer. London, 1958: Page D. L. History and the Homeric Iliad. Berkeley, 1959; Myres J. and Gray D. Homer and his critics. London, 1958; Bowra С. M. 1) Homer and his forerunners. Edinburgh, 1955; 2) Homer. London, 1972; Kirk G. S. The Songs of Homer. Cambridge, 1962; Lesky A. Homeros// RE, Suppl. XI. Stuttgart, 1968; Luce J. V. Homer and the heroic Age. London, 1975.
8 См. литературу, указанную в прим. № 6.
22

связывается в целостную теоретически осмысленную картину социального кризиса и следующей за ним депрессии. До сих пор еще ни один из известных нам авторов не поднялся до ясного понимания глубоких формационных сдвигов, сопутствовавших падению микенской государственности и утверждению на ее развалинах новой античной цивилизации9.
Отечественные историки в своих оценках раннегреческого, или гомеровского, общества обычно исходят из классического его определения, выдвинутого Ф. Энгельсом в IV главе «Происхождения семьи, частной собственности и государства». Говоря о так называемом «героическом веке» (общепринятое в литера-

9 Как правильно замечает Папазоглу (ук. ст. с. 34), «западная историография, за редкими исключениями, даже не сознает трудностей, возникающих при объяснении перехода от микенского периода к гомеровскому». Действительно, до недавнего времени западные историки просто не замечали принципиальных различий между микенским и гомеровским обществом, рассматривая их всего лишь как две модификации одной и той же социальной системы, например, как две последовательные ступени в развитии «раннегреческого феодализма», что нередко вело и к их прямому отождествлению друг с другом (см.: Pöhlmann R. von. Aus Altertum und Gegenwart. München, 1911. S. 141 f.; Nilsson M. P. Homer and Mycenae. London, 1933. P. 230 ff.; Jeanmaire H. Couroi et courètes. Lille, 1939. P. 11 ss.; Palmer L. R. A Note on 'Heroic' land tenure // Μνήμης Χάριν. Gedenkschrift P. Kretschmer, IL 1955. P. 6 ff.; Mireaux E. La vie quotidienne au temps d'Homere. Paris, 1954. P. 51 ss.; Will Ed. Aux origines du régime foncier grec: Homère, Hésiode et l'arrière plan mycénien // REA. 1957. T. 49. P. 48). 3a последние годы ситуация несколько изменилась. Теперь уже мало кто из западных исследователей решается прямо сближать гомеровское общество с микенским или говорить о его феодальном характере. Большинство признает наличие значительного исторического разрыва, отделяющего одну з-поху от другой. Тем не менее глубокие структурные изменения, вернувшие греческое общество в XII—XI вв. до н. э. на, казалось бы, давно уже пройденную стадию первобытнообщинного строя, по-прежнему ускользают от внимания даже самых крупных авторитетов науки. Так, американский историк Ч. Старр в своей известной книге «Происхождение греческой цивилизации» решительно выступает против попыток перенесения на греческую почву «индоевропейской кастовой теории» Ж. Дюмезиля (Starr Ch. G. The Origins... P. 130). Тут же, однако, делается важная оговорка: «Социально и экономически различающиеся классы существовали (в Греции. — Ю. А.) с ранних времен». Эти классы, в понимании Старра, продолжали существовать также и в гомеровский период.
23

туре XIX в. обозначение того периода, который теперь обычно называется «гомеровским»), Энгельс впервые сумел раскрыть исторически сложный и противоречивый характер этой эпохи, выделив в ней как основную доминирующую черту напряженное противоборство старого и нового, уходящего родового строя и вырастающих из его недр элементов молодого рабовладельческого общества10. Несмотря на то, что со времени первого издания «Происхождения семьи...» минуло уже более ста лет, основные положения сформулированной в этом сочинении исторической концепции до сих пор не утратили своего принципиального теоретического значения.
Вместе с тем мы не вправе забывать о том немаловажном обстоятельстве, что в начале 80-х годов XIX в., когда Энгельс работал над своей книгой, контуры догомеровской микенской культуры только еще начинали вырисовываться в сумерках греческой предыстории11 и никто, естественно, не мог знать того, что путь, который прошел греческий мир в хронологическом промежутке, отделяющем Троянскую войну от времени создания «Илиады», был в известном смысле лишь повторением пройденного, что государство и классовое общество, некогда уже существовавшее на территории Греции, теперь зарождаются здесь заново, хотя уже в иной форме и в иных исторических условиях12. Ясное осознание этой теперь почти для каждого историка очевидной истины пришло гораздо позднее.

10 Маркс К. и Энгельс Ф. Соч. 2-е изд. М., 1961. Т. 21. С. 108.
11 Как указывает Ленцман (Ленцман Я. А. Рабство... С. 97), сам термин «микенская культура» был впервые введен в научный обиход в книге Фуртвенглера и Лешке «Микенские вазы» в 1886 г. (Furtwängler Ad., Loeschke G. Mykenische Vasen. Vorhellenische Tongefässe aus dem Gebiete des Mittelmeeres. Berlin, 1886), т. е. спустя два года после выхода в свет работы Ф. Энгельса.
12 На необходимость пересмотра некоторых положений IV главы «Происхождения семьи...», в том числе характеристики гомеровского общества и оценки военной демократии в свете новейших представлений о истории Греции во II — начале I тыс. справедливо указывают авторы редакционной статьи «Вестника древней истории» за 1959 г. (№ 4. С. 7).
24

Начиная с 40-х годов XX столетия в отечественной историографии античности проводится четкое разграничение между «раннеклассовыми», или «примитивно-рабовладельческими», обществами Эгейского мира и бесклассовым гомеровским обществом13. «Отсюда, — как замечает Я. А. Ленцман14, — неизбежно следует вывод, что на переломе II—I тысячелетий Эллада сделала шаг назад, проявившийся в возврате к первобытнообщинному строю». Пытаясь каким-то образом объяснить этот неожиданный поворот вспять в развитии греческого общества, некоторые историки делают весьма существенную оговорку в своих рассуждениях о классовой природе микенской цивилизации, указывая на территориальную ограниченность зоны ее распространения. Так, С. Я. Лурье еще в 1940 г. писал в своем университетском курсе истории Древней Греции: «Значительная часть Греции вовсе не была затронута микенской культурой и жила еще примитивным родовым бытом... С приходом все новых и новых волн греческих „варваров" с севера центры микенской культуры частью подвергались разрушению, частью получали новое население, значительно менее подготовленное для восприятия этой культуры. Особенно ускорилось это падение с приходом последней волны — дорийцев. Исключая, быть может, лишь немногие центры (например, Аттику, не задетую дорийским переселением), во всей Греции упрочивается привычный для переселенцев родовой строй...»15.

13 Начало этому разграничению было положено известной дискуссией о характере эгейской культуры, происходившей в Отделении истории и философии Академии наук СССР 27—28 марта 1940 г. (см. отчет о ней в ВДИ, № 2 за 1940 г.). Как известно, большинство участников этой дискуссии высказались против отстаиваемых Б. Л. Богаевским взглядов на крито-микенское общество как общество по своей природе первобытнокоммунистическое, признав его классовой формацией, приближающейся по типу к раннерабовладельческим обществам древнего Востока.
14 Ленцман Я. А. Рабство... С. 281.
15 Лурье С. Я. История Греции. Л., 1940. С. 65; см. также С. 49 слл. К сожалению, это важное положение не получило дальнейшего развития в работах самого С. Я. Лурье. В своих исследованиях последнего периода он явно склоняется к сближению, если не к прямому отождествлению
25

В дальнейшем мысль Лурье о неравномерности социально-экономического развития отдельных районов греческого мира во II тыс. до н. э. была существенно углублена и модифицирована другими учеными. В работах отечественных историков К. М. Колобовой, Я. А. Ленцмана и югославской исследовательницы Ф. Папазоглу16 общественное устройство самих микенских государств было охарактеризовано как результат своеобразного симбиоза примитивных родовых общин с общинами более продвинутого типа, уже вступившими на стадию классообразования. В наиболее определенной, можно даже сказать, акцентированной форме эта идея была выражена в статье Папазоглу «К вопросу о преемственности общественного строя в микенской и гомеровской Греции». «...Микенские государства, — писала она, — должны были представлять специфический вид раннерабовладельческих государств, в которых родовое устройство сочеталось с классовым. Формирование этих государств должно было происходить под сильным влиянием перенесенной критской культуры раньше, чем внутренний подъем экономических сил привел к расслоению родового строя. При таких условиях процесс классообразования захватил лишь некоторые из многочисленных родов, а именно те, которые, приходя в ближайшее соприкосновение с материальными богатствами более культурных критских и древневосточных соседей, приобрели большую силу и сумели захватить более или менее обширные территории. Но масса населения в этих государствах продолжала жить в условиях первобытно-общинного строя. Связи этих родов с центральной государственной властью не могли быть особенно глубокими и прочными и не способствовали разрушению бесклассового строя. Оттого и могло произойти, что, после крушения микен-

микенского и гомеровского обществ, что делает излишним сам вопрос о путях перехода с одного этапа на другой. (См.: Лурье С. Я. 1) Язык и культура микенской Греции. М.-Л., 1957. С. 11; 2) К вопросу... С. 10).
16 Ленцман Я. А. 1) Греция ΧΙ-ΙΧ вв. до н. э. // Всемирная история. Т. 1. М., 1955. С. 640; 2) Рабство... С. 282; Колобова К. М. Греция ΧΙ-ΙΧ вв. до нашей эры. Л., 1956. С. 10; Папазоглу Ф. К вопросу о преемственности... С. 37.
26

ских государств, вызванного как внешними, так и внутренними причинами, вся Греция оказалась снова разбита на части, живущие в разрозненных родо-племенных организациях».
Итак, к началу 60-х годов историческая наука уже достаточно далеко ушла в своем понимании социальных процессов, происходивших в Греции во II тыс. до н. э., от тех однозначных оценок этой эпохи, которыми оперировали историки предшествующего периода, видевшие свою задачу в решении простой дилеммы: «родовой строй или классовое общество»17. Согласно новой научной концепции, бегло очерченной в трудах Колобовой, Ленцмана и Папазоглу, микенская социально-экономическая система соединяла в себе элементы как той, так и другой общественной формации или, может быть, правильнее было бы сказать, соединяла два разных уклада в рамках одной формации: именно этим, в понимании указанных авторов, объясняется ее внутренняя непрочность и окончательный распад, приведший все греческое общество к состоянию длительного упадка18.

17 Правда, уже в ходе дискуссии 1940 г. некоторые из ее участников (С. П. Толстов, А. В. Мишулин) призывали уделять больше внимания пережиткам первобытнообщинного строя и роли общины в жизни крито-микенского общества (Шепунова Т. В. В Академии наук СССР. Дискуссия об эгейской культуре // ВДИ. 1940. № 2. С. 212 сл., 215). Однако вто время эти призывы так и не нашли отклика.
18 В отличие от Лурье сторонники новой концепции связывают возрождение первобытнообщинного строя в послемикенское время не столько с приходом дорийцев и других выходцев из северобалканского региона, сколько с оживлением древних общинных традиций среди самого ахейского населения. К. М. Колобова даже впадает в известную крайность, утверждая, что это оживление было особенно заметно «в тех районах, где не оказалось завоевателей — дорийцев и эолийцев» (Колобова К. М. Греция XI—IX вв. ... С. 10). Напротив, в районах, вошедших в зону завоевания, почти сразу же начали складываться рабовладельческие отношения на почве массового порабощения пришельцами местного населения (Колобова К. М. К вопросу о минойско-микенском Родосе и проблема «переходного» периода в Эгеиде // Из истории древнего мира и средних веков / УЗ ЛГУ. 1956. № 192, Серия ист. наук. Вып. 21. С. 50 сл.). Несколько иную картину этой эпохи мы находим в более поздних работах того же автора (Колобова К. Μ. 1) Греция // СИЭ. Т. 4. М., 1963. С. 730; 2) К вопросу о происхождении афинского государства // ВДИ. 1968. № 4. С. 41 слл.).
27

Нам кажется, что эта концепция, несмотря на известную эскизность и логическую незавершенность ее основных положений, все же выгодно отличается от всех предшествующих ей схем социально-экономического развития эгейского мира. Обладая гораздо большей широтой и гибкостью, она более точно и с большим приближением к действительности передает сложную диалектику реального исторического процесса становления классов и государства на территории Греции.
Однако рецидивы устаревших теорий «прямолинейного непрерывного развития» время от времени еще дают о себе знать в нашей исторической литературе. Примером могут служить некоторые суждения, высказанные в монографии Т. В. Блаватской «Греческое общество второго тысячелетия до новой эры и его культура». Казалось бы, давно уже общепринятый в советской историографии тезис о повторном возникновении классов и государства в послемикенской Греции в этой работе практически снимается. Никакого перерыва в развитии греческого общества на рубеже II—I тыс. до н. э., в понимании Блаватской, не было, поскольку вся культурная история Греции на протяжении этих двух тысячелетий должна рассматриваться как «органический единый исторический феномен»19. По существу, не было в это время и никакого регресса. «Мы не считаем, — пишет Блаватская, — что крупное движение вперед в развитии производительных сил общества в XII—XI вв., обусловленное внедрением железа и одновременное ему крушение или последующее захирение монархических институтов, в дальнейшем приведшие к становлению республиканской формы государственного устройства в виде полисов, должны быть рассматриваемы как феномены периода упадка»20.
В действительности, как то, так и другое явление были именно «феноменами периода упадка». Переход к обработке железа был вызван, как показали недавние исследования Снодграсса и Десбо-

19 Блаватская Т. В. Греческое общество второго тысячелетия до новой эры и его культура. М., 1976. С. 52.
20 Блаватская Т. В. Там же. С. 51, прим. 16.
28

ро, в первую очередь острой нехваткой бронзы, наступившей после того, как Греция оказалась в почти абсолютной изоляции от всего остального Средиземноморья и была надолго отрезана от основных источников металла21. Переход этот, бесспорно, имел очень важные и, в основе своей, прогрессивные последствия, но сказались они далеко не сразу, во всяком случае не в XII—XI вв., когда индустрия железа на Балканах только еще делала первые свои шаги. Точно также и благотворные результаты распада микенской бюрократической монархии по настоящему проявили себя лишь несколько веков спустя, когда в Греции начал складываться рабовладельческий полис. В XII же столетии, когда этот распад, по всей видимости, происходил, он сопровождался, о чем ни в коем случае нельзя забывать, настоящей катастрофой, повлекшей за собой гибель микенской цивилизации и уничтожение ее важнейших экономических и культурных центров.
Учитывая все это, мы никак не можем поддержать Блаватскую в ее попытках представить микенскую и послемикенскую эпохи как две последовательные, тесно связанные между собой ступени в развитии единой рабовладельческой формации, причем во вторую из этих ступеней, по-видимому, включается и тот почти четырехвековой промежуток (с конца XII до середины VIII в.), когда в Греции, судя по всему, не было ни классов, ни государства22. Оспаривать этот совершенно очевидный для каж-

21 См. об этом ниже. С. 91.
22 См.: Блаватская Т. В. Греческое общество... С. 49 сл.: «Если преемственность культурных традиций III и II тысячелетий была осложнена разницей в социальной структуре общества, то гораздо менее значимой представляется нам грань между ахейской культурой и культурой следующего за дорийским переселением периода греческой истории, который мы предлагаем назвать «предполисным». Ведь основным содержанием переходного периода, связанного с вторжением дорян, была постепенная смена политических форм, освободившая путь для развития возникших уже в ахейском обществе социальных форм. Таким образом, вопрос стоял не о принципиально новом строении общественной жизни, но о дальнейшем развитии типологически единых институтов». Ср., однако, Блаватская Т. В.—Ленцман Я. А. Греция XI-IX вв. до н. э. // История древней Греции. Под ред. В. И. Авдиева, Η. Н. Пикуса и А. Г. Бокщанина. М., 1972. С. 84.
29

дого непредубежденного исследователя факт можно, лишь полностью игнорируя, во-первых, данные археологии, демонстрирующие явный упадок и разрыв культурной преемственности на хронологическом отрезке, по крайней мере, с XI по IX вв., и, во-вторых, свидетельства гомеровских поэм, вполне согласующиеся в этом плане с показаниями археологического материала23.
Гораздо более конструктивным представляется нам тот подход к решению проблемы континуитета, который был намечен Я. А. Ленцманом в его книге «Рабство в микенской и гомеровской Греции». В заключительной части этого фундаментального труда мы находим краткую, но очень четкую формулировку, определяющую реальную долю микенских традиций в греческой культуре переходного периода: «Возможность и, думается, причина регресса лежала в узости социальной базы микенских обществ. Дворцы были лишь небольшими островками в море родовых поселений. Классовые отношения формировались только в непосредственной дворцовой округе. Именно это предопределило быстрый разгром верхушечной культуры при сохранении техники производства и условий быта рядового населения. Иными словами, гомеровское общество унаследовало не микенскую культуру в целом, а культуру рядового населения микенского времени. Только здесь наблюдается преемственность в экономике и в социальном строе»24.
Если попытаться развить дальше эту в высшей степени плодотворную мысль (к сожалению, сам Ленцман изложил ее в чересчур суммарной и обобщенной форме), мы должны будем признать, что главным фактором, обеспечивавшим хотя бы частичную культурную преемственность в условиях катастрофического

23 Впрочем, Блаватская не видит в этом никакой особой трудности, поскольку обе гомеровские поэмы, в ее понимании, ориентированы целиком и полностью на микенскую эпоху. В связи с этим и само понятие «гомеровский период» отвергается ею как «устаревшее» и «бесспорно неверное в свете новейших открытий». (Блаватская Т. В. Греческое общество... С. 50, прим. 14). См. также более раннюю работу того же автора — Блаватская Т. В. Ахейская Греция. М., 1966. С. 8 слл.
24 Ленцман Я. А. Рабство... С. 282.
30

распада микенской политической системы и всего связанного с ней социально-экономического упадка (так называемых «дворцовых хозяйств»), могла быть только стабильная общинная организация, охватывавшая основную массу земледельческого населения ахейской Греции. На протяжении всей микенской эпохи общины крестьян-землевладельцев входили в состав дворцовых государств в качестве их основных структурных ячеек. Они образовывали вокруг дворцов какое-то подобие питательной среды, без которой эти паразитические организмы едва ли смогли бы существовать. Многие из них, по-видимому, пережили все смены царских династий, завоевания и социальные катаклизмы, обрушившиеся на Грецию в тревожное время передвижения племен (XIII—XII вв.), и в резко изменившемся климате «темных веков» продолжали оставаться единственными носителями элементов культурной традиции эпохи бронзы.
Разумеется, внутренняя стабильность этих общин может быть понята лишь как нечто весьма относительное. При всех скидках на крайний консерватизм и даже застойность социальных структур такого типа трудно представить, чтобы длившееся несколько столетий подряд сосуществование примитивной общинной организации с уже достаточно развитым раннеклассовым государством не оказало на нее абсолютно никакого влияния. В этом случае нам пришлось бы допустить, что к концу II тыс. греческое общество снова оказалось на тех же исходных позициях, с которых когда-то начиналось его развитие25. Против такого допуще-

25 Это — самый неясный момент в аргументации Ленцмана. Рассуждая об упадке греческого общества в послемикенское время, автор писал (Ленцман Я. А. Рабство... С. 199): «Классы и государство Эллады I тысячелетия не являются прямыми продолжателями микенских, которые, во всяком случае на материке Европы, исчезли после переселения дорян. Отправным пунктом дальнейшего развития стали те социально-экономические отношения, которые сложились не до, а после великих этнических передвижений». Безоговорочно поддерживая первое из этих двух положений, мы, пожалуй, не решились бы без колебаний принять и второе. Ведь социально-экономические отношения микенской эпохи не сводились (это, кажется, признает и сам Ленцман) к тем отношениям господства и подчинения, которые составляли основу дворцовых и храмовых хозяйств.
31

ния говорит буквально все, что нам известно о взаимоотношениях древнейших классовых обществ нашей планеты с окружавшей их варварской периферией26 (по существу, общины, о которых сейчас идет речь, были частью этой периферии, попавшей в орбиту притяжения микенских дворцовых центров).
Нельзя забывать также и о принципиальном различии путей становления классового общества в микенское и послемикенское время. При полном тождестве исходных моментов этого процесса было бы довольно трудно объяснить столь глубокое расхождение в его конечных результатах. Отсюда следует, что обстановка, сложившаяся в Эгейском регионе к началу I тыс., не была и не могла быть простым повторением той исторической ситуации, которая предшествовала зарождению микенской цивилизации за 700 или 800 лет до этого. Существенно изменился общий баланс сил, направлявших движение греческого общества по пути от варварства к цивилизации. Вступили в действие важные новые факторы, о которых в начале бронзового века, естественно, еще не могло быть и речи (наиболее очевидный пример — внедрение железа в греческую экономику). Наконец, существенные изменения претерпело и само греческое общество, постепенно эволюционировавшее в течение микенской эпохи от самых примитивных форм социальной организации к более сложным.
Основным направлением в этой эволюции было, как нам

Наряду с государственным экономическим сектором в ахейских царствах, как и в странах Передней Азии, по-видимому, существовал и сектор общинный или частно-общинный (Дьяконов И. М. Проблемы экономики. О структуре общества Ближнего Востока до середины II тыс. до н. э., 3 // ВДИ. 1968. № 3. С. 3 слл.). На этом уровне может быть прослежена, как нам думается, одна непрерывная линия социального развития, тянущаяся через все II тысячелетие и продолжающаяся также и в 1-м. Ср. крайне противоречивые суждения по этому вопросу у Лурье (Лурье С. Я. История... С. 66 и 69).
26 См.: Хазанов Α. Μ. 1) Первобытная периферия античного мира // СЭ. 1971. № 6; 2) (При участии Л. Е. Куббеля и С. А. Созиной). Первобытная периферия докапиталистических обществ // Первобытное общество. М.,1975; Першиц А. И., Хазанов А. М. (ред.). Первобытная периферия классовых обществ до начала великих географических открытий. М., 1978.
32

думается, медленное, но неуклонное расшатывание основ родового строя и постепенное нарастание в его недрах индивидуалистических частнособственнических тенденций (именно в этом смысле микенская эпоха может быть расценена как один из важнейших этапов в непрерывном процессе социально-экономического развития греческого общества). Возникновение раннеклассовых государств в некоторых наиболее интенсивных очагах этого процесса представляется нам, скорее, побочным и во многом преждевременным его результатом (об этом свидетельствует сама непрочность этих государств). Гораздо более важным (если взглянуть на него в наиболее протяженной исторической перспективе), хотя и не столь ясно выраженным его итогом, было изменение характера и структуры греческой общины. В двух словах это изменение может быть определено как переход от родовой или семейно-родовой общины к общине сельской, или соседской27.
Заключительным этапом на этом пути может считаться после-микенская эпоха. Именно в это время, несмотря на глубокий упадок и регресс абсолютно во всех областях социально-экономической и культурной жизни страны, стала совершенно очевидной необратимость изменений, произошедших в глубинных слоях греческого общества за тысячу лет, отделяющую начало бронзового века от первых шагов века железа. Парадоксальное возрождение первобытнообщинного строя в послемикенской Греции обернулось его глубоким внутренним перерождением, которое свидетельствовало о том, что отпущенный ему историей запас прочности был уже в значительной мере исчерпан28. Но именно это обстоятельство было лучшей гарантией того, что новую эллинскую цивилизацию, первые ростки которой начали проби-

27 Ср.: Богаевский Б. Л. Крито-микенская эпоха // История древнего мира. Под ред. С. И. Ковалева. Т. II. Ч. 1. М., 1936. С. 104 слл.; Блаватская Т. В. Ахейская Греция. С. 106.
28 Ср.: Sarkady J. Outlines of the development of Greek society in the period between the 12th and 8th cent. В. C. // Acta Antiqua Acad. Scient. Hungar. 1975. Т. XXIII, f. 1-2. P. 122 ff.
33

ваться в VIII в., одновременно с появлением поэм Гомера, не постигнет судьба ее предшественницы — дворцовой цивилизации микенской эпохи. В отличие от микенской монархии, представлявшей собой своеобразный паразитический нарост на основном общинном субстрате раннегреческого общества, новый тип государства — полис, возникший в конце гомеровского периода в результате ряда последовательных модификаций первобытной соседской общины, был прямым порождением самого этого субстрата, можно сказать, «плотью от его плоти». Этим, по-видимому, и объясняется его исключительная жизнеспособность.
Разумеется, все высказанные выше соображения носят пока лишь априорный, предварительный характер и, как всякая гипотетическая конструкция, нуждаются в серьезной проверке фактами. Эта проверка и составляет основное содержание ниже следующих разделов нашей работы.

Подготовлено по изданию:

Ю. В. Андреев
Гомеровское общество.Основные тенденции социально-экономического и политического развития Греции XI-VIII вв. до н. э. — СПб.: Издательство Санкт-Петербургского института истории РАН «Нестор-История», 2004. — 496 с, илл.
ISBN 5-98187-029-Х
© Андреев Ю. В., 2004
© Шадричева Л. В., 2004
© Никоноров В. П., 2004
© Издательство СПбИИ РАН «Нестор-История», 2004



Rambler's Top100