Образованию в Италии Остготского, позже Лангобардского королевств предшествовал довольно длительный период пребывания остготов и лангобардов в Паннонии. Остготы пришли на Дунай в конце IV в., лангобарды — в начале VI в. и оставались там вплоть до переселения в Италию. Паннония оказалась самой контактной зоной на Дунае, она аккумулировала переселенческие потоки германских, славянских, дунайских и других народов, двигавшихся с Востока на Запад и с берегов
Эльбы, Одера и Вислы. Из Паннонии открывался наиболее близкий и удобный путь в Северную Италию. Будучи плодородной и богатой страной с высокой агрикультурой и ремесленной техникой, интенсивными формами разведения скота, большой плотностью сельского и городского населения1, с крупными городами стратегического значения, Паннония представляла собой удобный плацдарм для политической консолидации народов, наступавших на римскую территорию в V— VI вв. Остготская военно-политическая конфедерация усилилась с распадом гуннского племенного союза в середине V в. Остготские короли: братья Валамир, Тиудимир и Видимир — поделили между собой территорию Паннонии, занимаемую остготами, признав гегемонию старшего брата Валамира. Паннонская конфедерация остготов стала расти по мере ослабления гуннов, к ней присоединились другие германские и дунайские народы, сцдевшие в тех местах или пришедшие туда вместе с гуннами.
Готские вожди-военачальники начали принимать христианство еще в IV в., преимущественно в форме арианства. Распространению христианского вероучения в среде готов, живших в Причерноморье, на Дунае, в Мезии и Фракии, способствовала деятельность епископа Вульфилы. Он изобрел готский алфавит и перевел на готский язык библию и другие христианские книги. Благодаря федератским отношениям с Византией повышался интерес готских военачальников и их дружинников к принятию обряда крещения. Однако как среди готских королей, так и среди свободных воинав многие еще придерживались языческих верований.
Укрепление королевской власти, политическая консолидация и подготовка к завоеванию Италии вели к упрочению позиции арианской церкви в Паннонской конфедерации остготов, но сложность политической обстановки заставляла остготских королей проявлять известную терпимость к приверженцам языческих обрядов. Языческие традиции дольше удерживались в полиэтнической среде, а крупные политические объединения, возглавляемые в V в. остготскими королями, а в VI в. — лангобардскими, были разноплеменными. Остготская конфедерация в Паннонии включала в свой состав, кроме паннонских и отчасти фракийских остготов, ругав, гепидов, сарматов, скиров, герулов, славян2. Лангабардская — после удачных войн с герулами, а затем с гепидами — увеличилась за счет присоединения разрозненных племенных групп, живших на территории верхнедунайоких областей: Но,рика и Паннонии. В лангобардском войске шли в Италию саксы, паннонцы, норики, сарматы, славяне, болгары, тюринги, гепиды, герулы, силинги, свевы словацких областей, руги3. До расселения в Паннонии примерно на рубеже V—VI вв. лангобарды жили между Тиссой и
Дунаем, на землях ругав, были их ближний соседями, так что лангобардокий историк Павел Диакон приводит древнегерманское название этой страны как родины ругов — Rugiland. Такие имена лангобардскнх королей, как Лето, Клаффо, Тато, Вакка (Вахо) явно не германского происхождения, они ближе к имени Само, возглавлявшего славянское княжество в VII в. Предполагают, что дворец лангобардского короля Вакки находился в богемской области, его могли видеть даже в VIII— IX вв.4 Близкие контакты лангобардов с ругами и славянами верхнедунайских областей и Истрии прослеживаются на всем протяжении истории Лангобардского королевства. Они обнаруживаются в сюжете рассказа Павла Диокона о своем предке, который бежал из аварского плена и жил в славянском селении, при этом общался с жителями на их языке. Об этом же свидетельствуют такие факты, как служба лангобардской дружины Ильдигиса у славян, обращение фриульских герцогов к славянским вождям за поддержкой в междоусобной борьбе VII—VIII вв. и другие события, связанные с военными походами лангобардских и славянских дружин5.
Сосредоточение огромного числа разноплеменных варварских народов в Норике и Паннонии, в провинциях, расположенных вблизи Италии и на путях, ведущих из Византии в Италию, побудило римское и греко-византийское духовенство к активной миссионерской деятельности в этом регионе. Об активности христианской церкви в пограничных провинциях можно судить по развитию монашеского движения и основанию крупных монастырей в Северной Италии, по развертыванию политической и гражданской деятельности духовенства в городах. Епископы организовывали выкуп пленных, оказывали благотворительную помощь населению, давали средства на строительство укреплений и общественных зданий, осуществляли посреднические функции в переговорах с варварами6. Среди христианских проповедников в дунайских провинциях выделяется фигура Северина: его деятельность в Норике была широко известна в клерикальных кругах7.
Христианизация остготов в V в. была подготовлена высоким уровнем социального развития и успехами христианизации готских племен в III—IV вв. Христианизация готов в Таврии относится еще к III в. Некоторые готские племена жили на Дунае, на территории римских провинций с III в. (например, тервинги в Дакии с 254 г.), и оказались в сфере влияния христианской церкви Восточной Римской империи. Готский священник Феофил присутствовал на Никейском соборе в 325 г. Иордан сообщает, что в среде остготов проповедовали арианские священники, которых направил к ним император Валент8.
В IV в. арианство упорно отстаивало свои позиции на Востоке империи. Если на соборах 325—344 гг. оно было осужде-
но как ересь, то на соборах 351—360 гг. победили ариане. В 359 г. на соборе г» Римини (Италия) была разработана богословская концепция арианской церкви. Королевство Германариха в Восточной Европе, вероятно, уже испытало христианское влияние на правящую верхушку остготской знати. Священный трепет перед памятью о короле, решение не ставить другого короля после его смерти, о чем красноречиво рассказывает Иордан, дает основание предполагать обращение главы готского королевства к христианской вере9. Деятельность епископа Ульфилы должна была принести успехи в деле обращения готов в христианскую веру.
Только на основе христианизации и усвоения античных традиций могла столь рано появиться готская историография. Исторические труды готских историков Аблавия и Иордана получили лестную оценку одного из видных представителей римской духовной элиты VI в. — христианского писателя Кассиодора10. Остготская федерация племен в Паннонии и Норике, усилившаяся после падения гуннского господства, принимала христианство в наиболее простой и доступной варварам форме, в виде арианства.
Арианство стало официальной религией Остготского королевства в Италии. Религиозная политика Теодориха отличалась веротерпимостью: закон в равной степени охранял права римской, католической и арианской церквей. В Эдикт короля Теодориха были введены нормы канонического права: о порядке заключения браков (т. XXXVI—XXXVTII, XVII—XIX), о праве церкви на вымороченное имущество клириков и посвященных (т. XXVI), о праве на защиту у алтаря (т. LXX, LXXI). Была установлена смертная казнь за совершение языческих жертвоприношений (т. CVIII), (законы сурово преследовали ведовство, магию, чародейство (т. LIV). Последнее запрещение относилось непосредственно к женщинам-соплеменницам: женщина, уличенная в занятиях вредоносной магией, названа по-готски — aggagula.
Все, касавшееся особы и действий короля, объявлялось священным11. Сакрализация королевской власти свидетельствует о влиянии христианской церкви на политическую жизнь остготского общества. Римская церковь устами диакона миланской епископской церкви Эннодия (с 514 г. он епископ Павии) прославила остготского короля Теодориха за охрану гражданского правопорядка и правосудия. Панегирик был написан в 507 г., то есть в год обнародования Эдикта короля. Теодорих подтвердил права римской церкви на имущество в диоцезах Милана, Нарбоннской Галлии и других областях Италии12.
Церковная политика Теодориха стала последовательно благоприятной для римского духовенства, и это объясняется не
только и не столько политическими соображениями короля, сколько намерением утвердить переход остготов к христианству. Благожелательное отношение к римской церкви сочеталось с покровительством арианской. Арианская церковь в Италии даже упрочилась за годы правления остготских королей. Она получала от них земли и привилегии, новые арианские церкви открывались в Риме, в Равенне и ее предместьях13. Влияние арианской церкви в Северной Италии было обусловлено политикой остготского правителя и продолжалось около двух столетий. Главной причиной длительного сосуществования католической и арианской церквей в варварской Италии VI—VIII вв. были глубокие религиозные традиции в среде военно-служилой знати и ее дружин, которые принимали обряд крещения от арианских священников, не требовавших отправления сложного культа.
Как ариане пришли в Италию лангобарды, хотя, возможно, некоторые из них принимали обряд крещения по католическому образцу. Во время пребывания лангобардов на Дунае они были известны византийцам как христиане по римскому официальному обряду. По крайней мере, этот аргумент выдвигали их послы на переговорах с византийским императором, прося того о помощи в войне с язычниками-гепидами14. Но приверженность арианизму осталась в среде лангобардов и их союзников на протяжении всего существования Лангобардского королевства, и арианская церковь получила официальное признание в Италии. Другие народы, входившие в состав Паннонской конфедерации, тоже отчасти стали арианами, например герулы и гепиды. Прокопий Кесарийский сообщает, что герулы, теснимые ругами, расселились в Паннонии и приняли христианское учение «насколько могли»15, следовательно, в более простой форме, соответствовавшей порядкам варварского быта, то есть по арианскому обряду. Когда лангобарды вели переговоры с герульским королем, те и другие призывали в свидетели Бога, «веря, что воля его сильнее всякого человеческого могущества, и Бог определяет исход борьбы»16. В этой вере бог-заступник в военных предприятиях варваров воспринимался ими по аналогии с великим Одином (Вотаном), языческим покровителем военных дружин. Впоследствии, после официального перехода к католицизму, функцией военного покровителя и патрона лангобардских королей был наделен св. Иоанн17.
Д. Фазоли и А. Тальяферри относят массовое крещение лангобардов ко времени подготовки похода Альбоина из Паннонии в Италию18. Христианизация варваров в Паннонии имела важные социальные и политические последствия: она послужила основой укрепления авторитета королей и военачальников, но затронула, главным образом, военно-служилую верхушку
и королевские дружины. Переход от язычества к арианству и обратно, принятие христианства по католическому обряду, отход от христианства официального направления — все эти изменения в религии зависели от политической ориентации военачальника и настроений в войске. Политический интеллект и дипломатическое искусство проявил лангобардский король Альбоин, организовав коллективное крещение на пасху 568 г. За три года до этого события он официально обратился к поддержке арианской церкви, пригласив ко двору арианских проповедников, о чем писал Ницский епископ франкской королеве в 565 г. Поиски контактов с паннонскими народами и византийским населением дунайских провинций побудили Альбоина придерживаться политики ариано-католического дуализма. По мнению некоторых итальянских историков, лангобардские короли в Паннонии до 548 г. принимали крещение по католическому обряду, хотя официально переход к католицизму произошел позже19. Убедительным доказательством служит находка в лангобардском некрополе золотого креста с изображением христианской символики: олень, который пьет из сосуда. Не без основания определяют принадлежность находки королю Клефу, который правил лангобардами в Италии после убийства Альбоина (572—574 гг.). О византийском влиянии на стиль и форму креста писал А. Тальяферри20, но во второй половине VII в. этот золотой крест был обновлен: повторная обработка, таким образом, относится ко времени официального перехода к католицизму.
Антивизантийская политика и войны с византийским экзархом в Италии во второй половине VI в., разносторонние контакты с населением завоеванной территории побуждали лангобардскую знать и ее дружины искать поддержку римской церкви. Об успешной деятельности римского духовенства по обращению лангобардов в католическую веру говорит запрет короля Автарита крестить лангобардов по католическому обряду и вспышки арианской реакции при Ротари в начале его правления, а также во время мятежа Алахиса в VII в.
Взаимоотношения лангобардских королей с римской церковью после завоевания Италии были осложнены схизмой по поводу «трех глав» («Tre capitole»). Упорная борьба Византии за сохранение своих владений на Западе усилила политические мотивы религиозного спора и придала схизме социально-политическое звучание. Папство, ориентируясь на помощь Византии в борьбе с лангобардами, признало осуждение «трехглав». Лангобардские короли тоже из политических соображений, наоборот, проявляли лояльность к сторонникам схизмы и даже поддерживали их, так как те были настроены явно враждебно к реставрации власти византийского императора в Италии. Идея схизмы вряд ли серьезно интересовала лангобардское
правительство, большее значение оно придавало поискам политических союзников в конкретной исторической ситуации21. Вместе с тем можно проследить последовательную линию лангобардских королей на сближение с высшим католическим клиром.
Католическая церковь в Лангобардском королевстве имела все условия для укрепления своих позиций и авторитета. За исключением весьма спорной версии Павла Диакона о разграблении церквей и физической расправе с римским духовенством, нет других свидетельств религиозной нетерпимости лангобардов, хотя многие из них оставались язычниками или арианами. Более того, в «Истории лангобардов» обнаруживается иная традиция: о дружеском расположении лангобардских завоевателей к епископам, о проявлениях христианских добродетелен в действиях королей22. Вопреки запрету Автарита крестить лангобардов по католическому обряду, папа в 590 г. советовал епископам быть энергичнее и обращать лангобардов в лоно римской церкви23.
Свидетельством тесного союза королевской и герцогской власти с епископской церковью является интенсивный рост церковно-монастырского землевладения в лангобардский период, широкая практика основания частных церквей и монастырей, личные семейные связи представителей лангобардской знати и высшего духовенства. Официальное признание католицизма относится ко времени правления короля Агилульфа (591—616 гг.). Папа Григорий Великий приложил немало усилий, чтобы добиться заключения мира между лангобардами и византийцами. Главным средством этой миротворческой политики стало обращение короля Агилульфа и его жены, королевы Теоделинды, к католицизму. Папа лично прислал королеве богословскую литературу, свои собственные сочинения и вел с ней переписку по вопросам религии и политики24. Теоделинда основала вблизи Милана базилику св. Иоанна, пожаловала ей свои дары и крестила там сына Адалоальда25. Лангобардская придворная знать признала своим патроном св. Иоанна и обещала его церкви щедрые дарения26. Лангобардские короли уже в начале VII в. осознали все выгоды ориентации на римскую церковь, и папы давали тому веские подтверждения. Например, в 625 г. папа Гонорий обращается к равеннскому экзарху с требованием выдать для суда епископа, который выступил против короля Адалоальда на стороне узурпатора27.
Переход к католицизму в Лангобардском королевстве совершался на разных уровнях с различной степенью прочности и необратимости акта обращения к новой вере. При дворе лангобардских королей прокатолические симпатии проявлялись ярче, в среде свободных лангобардов, в войске устойчивее
были традиции язычества и арианства. Поэтому точное определение времени полной победы католицизма в Лангобардской Италии невозможно. Ф. Лот, учитывая слабость арианского клира, его малочисленность, считает, что католицизм стал господствующей религией в VII в.28 Л. Мюссе полагает время Теоделинды началом торжества католической церкви29. Правление Ариоальда и Ротари они называют временем «национально-арианской реакции»30. Ж. Декарро и другие относят время утверждения католицизма ко второй половине VII в., о чем судят по отсутствию религиозных преследований31.
Несмотря на явные успехи миссионерской деятельности римской церкви в VII в., арианство продолжало оставаться весьма распространенной формой религии в лангобардский период. На раннем этапе формирования государственности арианство проще решало проблему преодоления этнической разобщенности среди варваров, оно вело к преодолению языческой идеологии и обрядности, укрепляло силу патриархальных отношений, веру в божественную природу королевской власти. Этим объясняется неоспоримый факт широкого распространения арианства в кругу военной аристократии32. Лангобардские короли VII в., будучи официально покровителями католической церкви, вынуждены были считаться с влиянием арианской церкви (Агилульф, Годеперт, Гримоальд). В противоположность последним Ариоальд опирался на сторонников язычества и арианства, а Ротари только в конце своего правления отходит от арианства. Принимая во внимание колебания лангобардских королей между католицизмом и арианством, Э. Сестан и Л. Сальваторелли указывают на религиозную индифферентность лангобардов и приписывают им политику отделения церкви от гражданского общества и политической системы33. Данное суждение можно оспаривать, имея в виду практику королевских дарений церкви и правовую защиту ее интересов в Эдикте Ротари. Политический союз с римским духовенством имел весомые результаты: статус короля поддерживался высшими римскими титулами «Flavius», «Vir excellentissimus34 представители католического клира переходили на службу к лангобардском у королю и участвовали в проведении политических акций. От этого союза не отказывался и арианский король Ротари, о чем свидетельствовала папская булла 643 г.35. Политическая конъюнктура требовала гибкой религиозной политики, поэтому арианство оставалось признанной правительством формой христианизации лангобардов и их союзников. До VIII в. арианский епископ имел кафедру и купель в Павии36. В свое время папа даже опасался чрезмерного влияния арианских проповедников на Теоделинду37. И во второй половине VII в., когда религиозные различия усугубляли гражданские распри и давали повод к узурпации власти, лангобардские
короли не пошли на формальное запрещение арианства, хотя сами славились католическим благочестием. В одном из боббианских ритмов создан идеальный образ лангобардского правителя, который является благочестивым католиком, искореняющим арианскую ересь ради утверждения и распространения христианской веры (ритм был написан в 661 г. и посвящен Ариперту I)38. Сторонников арианства было немало в лангобардском войске. Оплотом ариански настроенной знати оставался город Брешиа: здесь более, чем в других областях Северной Италии, поддерживали узурпатора Алахиса, выступив против прокатолической позиции политики Перктарита и Ку-нинкперта39. В борьбе с королевской знатью военная аристократия играла на приверженности лангобардов язычеству и арианству, короли, наоборот, искали опору в союзе с католической церковью. Павел Диакон рассказывает, что король^ Кунинкперт бежал в Комо и туда к нему стекались католические священники и клирики, ненавидящие Алахиса и опасавшиеся его угроз уничтожить всех католиков40.
Не преодолев влияния языческих традиций и склонности к арианству, королевская власть в VII в. достигла явных успехов на пути превращения католицизма в государственную религию. Католицизм стал официальным направлением и мощным средством идеологического воздействия на подданных. Упрочению основ лангобардской государственности служила христианская идея отождествления благочестия верующего с его чувством глубокой верности и преданности королю. Политический смысл этой идеи раскрывался в божественном предписании всей земной жизнью служить делу короля и защите королевства от внешнего врага. Св. Иоанн был официально объявлен покровителем королевской фамилии и лангобардского войска. Защита святых и христианизация народа воспринимались как залог непобедимости лангобардов41.
Особенно благоприятной для поднятия престижа католической церкви была религиозная политика Лиутпранда в VIII в. Король вводит в титулатуру лангобардского правителя эпитеты, официально подчеркивающие его католическую ориентацию: «excellentissimus christianus atque catholicus langobardorum rex». Надпись на церкви св. Анастасия гласила о росте значения католического духовенства42, другая надпись характеризовала правление Лиутпранда в соответствии с воплощением принципов христианской морали: «рука короля простирается для защиты подданных со всей справедливостью и милосердием»43. Епископские церкви Павии и Кремоны находились под личным покровительством короля44.
Церковная политика Лиутпранда перерастает узкие рамки частной инициативы и приобретает общегосударственное значение. Законы предписывают следовать христианской вере ка-
толического канона и соблюдать нормы церковного права и христианской морали. Крещение по католическому обряду имеет широкое распространение среди народа. Косвенным доказательством того служит запрещение жениться на куме, крестнице, то есть на тех, кого принимали из св. купели. Запрещение такого осуждаемого церковью брачного союза относилось и к детям крестных и крестников45. Был принят запрет на все браки, отвергнутые христианской моралью и римской церковью46. Увеличиваются штрафы за нарушение церковных правил посвящения47, установлены более суровые наказания за исполнение языческих обрядов48, за нарушение права убежища в церкви49. Нерадивое отношение к розыску язычников каралось половиной вергельда, а попустительство в этом деле полным вергельдом50. Поощрялась продажа гадателей и предсказателей, а должностные лица получали за это вознаграждение в виде полученной от продажи суммы.
Церковь добилась свободы завещаний по мотивам благочестия: за спасение души в случае болезни51. При данных обстоятельствах необязательным было действие закона об имущественной правоспособности совершеннолетних (завещать церкви могли больные, не достигшие 19 лет)52.
Лиутпранд отказался от вмешательства в судебные дела католического духовенства, признав официальноt церковную юрисдикцию и высший авторитет папы53. Источником целого ряда королевских постановлений являются письма главы римской церкви, например, о соблюдении монастырского обета54.
Преемники Лиутпранда в основном продолжали церковную политику, направленную на расширение привилегий католической церкви. Королевские дарения церкви известны с начала VII в., в VIII в. они приобретают особый размах. Земельные пожалования считались гарантией прочного союза короля и духовенства, признания верховной власти лангобардского короля. В дарственной грамоте Айстульфа оговорено, что нарушение акта дарения королем освобождает клир монастыря от верности королю и дает формальное основание для перехода под власть византийского императора или другого католического короля55. Беневентский герцог Адельхис, подтверждая акт дарения, уповает на молитвы всех церквей, ибо с их помощью можно править достойно, с должной королевской славой, своих молитв для этого недостаточно56.
На территории Павии, Брешии, Болоньи, Пистойи, Кремоны в VIII в. было основано много новых церквей и монастырей. Расширили свои владения крупнейшие монастыри Северной Италии: Боббио, Нонантула, монастырь Спасителя в Брешии57, Аббатиссой последнего стала дочь короля Дезидерия Ансельперга. В 763 г. монастырь был освобожден от епископской юрисдикции58. Согласно преданию, рядом с колокольней была
погребена королева Анза. В центральном корабле базилики была найдена могила особой значительности, а вход в базилику украшала фреска XI в., на которой видны две фигуры женщин, приносящих милостыню59. Вероятно, этот монастырь, основанный Дезидерием в 758 г., стал семейной королевской обителью и находился под зашитой королевской власти. Его юрисдикции были подчинены и другие королевские монастыри60. В организации главного королевского монастыря прослеживается, попытка создания королевского домена, неприкосновенность владений которого обеспечивалась не только защитой королевского дворца61, но и авторитетом церковного учреждения. Акты покупки и обмена недвижимого имущества подчинены единой цели собирания земель монастыря в компактную вотчину62. Вотчина обеспечивалась рабочей силой королевских рабов, которым разрешалось жениться на ариманках. Все королевские владения и конфискованное королем имущество передавалось в собственность монастыря63. Монастырь имел право взимать торговые пошлины и все подати свободных и зависимых людей в пределах своих владений.
В VIII в. церковь получает в виде королевского пожалования сбор различных налоговых платежей: торговых и портовых пошлин, налогов с государственных мастерских, часть судебных штрафов. Защита имущественных интересов церковных и монастырских вотчин составляет предмет постоянной заботы королевских законов. Юридическую форму имел акт обмена объектов собственности, грамота должна была быть составлена в присутствии должностного лица и представителя церкви64.
Расширяется сфера идеологического влияния католической церкви. Епископы играют важную политическую роль не только при дворе лангобардских королей и герцогов, но и в системе управления. Королевское законодательство обращено к лангобардам, которые наравне с римлянами названы католическим народом65. Епископ Павии претендует на главенствующее положение в Лангобардском королевстве. Тицинская церковь выходит из-под юрисдикции миланского архиепископа, ее глава получает посвящение непосредственно от папы66. Бергомский епископ Иоанн входил в королевский конвивиум Кунинкперта67, а Вальпранд, епископ Лукгки, участвовал в походе лангобардского королевского войска в 754 г.68
Лангобардские короли находят в каноническом праве и христианской догматике обоснование притязаний на верховную власть в государстве. В законах Ратхиса проводится такая идея: кто выступает против бога, тот и против короля69. В прологе к королевскому закону 746 г. сказано: «лангобардский народ, христианский и католический, пользуется милостью бога, а короли руководствуются заботой о благе народа», сле-
довательно, в их деятельности воплощена божья воля. Все деяния короля совершаются во славу господа бога, значит, освящены благословением всевышнего. В легенде о бегстве Перктарита в Британию, обработанной в христианском духе, рассказывается, как Перктарит, получив божью весть, решил вернуться и вновь добиваться короны70. Лиутпранд в своих постановлениях неоднократно ссылается на волю бога, которая руководит «сердцем лангобардакого короля», приводит изречения апостолов как источник законодательной инициативы, напоминает о предшественниках, которые по воле и внушению бога устраняли лишнее в лангобардских законах и дополняли их новыми, справедливыми и необходимыми. Обновляя законы лангобардов, Лиутпранд уверяет подданных, что делает это согласно указанию господа бога и во славу его, имея целью отвращать народ от заблуждений71. В прологе к постановлениям 724 г. отождествляются такие понятия, как божья слава, божья милость и общественное благо, ибо «милость бога даруется во славу нашу». Главная побудительная сила и главный критерий оценки всех человеческих деяний — любовь к богу и страх перед ним72. Христианская мораль смирения служила теоретическим обоснованием необходимости соблюдать верность своему королю. Законы постоянно внушают мысль о том, что благо жизни заключается в гражданском правопорядке, подчинении властям, которые, в свою очередь, руководствуются принципами правосудия и справедливости. Идейное обоснование лангобардского законодательства свидетельствует об активной роли римской церкви в развитии политической культуры лангобардов.
Под влиянием католических догматов возникает представление о божественном происхождении королевской власти: король — избранник бога и народа, с помощью всевышнего он приходит к вершине власти73. Истинное благочестие проявляется в преодолении нравственных пороков, которые мешают жить в мире и любви к богу и своему королю74. Лангобардское законодательство VIII в. насыщено предписаниями христианской морали, осуждавшей насилие, несправедливость к ближнему, страсть к наживе, корыстолюбие75. Новые понятия о личной верности и преданности покровителю утверждались путем христианского осуждения клятвопреступлений как тяжкого греха перед богом76. Христианский принцип о вознаграждении хорошо служащих рабов используется для обоснования предпочтительного права наследования, которым отмечали послушание доброго сына77.
Новые явления социальной жизни находили свое объяснение в христианском толковании поведения человека в обществе. Предписаниями апостола Павла мотивирует Айстульф право церкви на взимание платежей и оброков с вольноотпущенни-
ков, освобожденных в церкви по завещанию. Право церкви, обоснованное идеей воздаяния за благо свободы, разъясняется лангобардам указанием на равнозначность лангобардскому дарению через лаунегильд (ответный дар)78. Имущественные права в VIII в. определяются в соответствии с церковными законами о браке. Отменяется запрещение осуществлять имущественные права несовершеннолетними, если решается вопрос о вступлении в брак и выплате меты и утреннего дара. Мотивировка нового закона исходит из христианского толкования брачного союза: брак предписан велением бога, поэтому церковь разрешала вступать в брак до совершеннолетия (до исполнения 18 лет)79. В осуждении прелюбодеяний аналогичный мотив — внебрачные связи неугодны богу и потому противоречат законам христиан. Считается, что виновный в прелюбодеянии со своей рабыней или альдионкой совращен самим диаволом и в наказание за грех должен дать свободу мужу той женщины80. Вопреки лангобардским законам, беневентский герцог Арегис в конце VIII в. разрешил вдовам вступать в монастырь в первый год своего вдовства, чтобы соблазн внебрачной связи не погубил христианскую душу пороком81.
Несмотря на глубокую христианизацию лангобардского общества, особенно в период развития государственных институтов в VII—VIII вв., языческие традиции и языческая обрядность не были преодолены и религиозные разногласия влияли на обострение социально-политической борьбы82. Политика и законодательная деятельность лангобардских королей была направлена к упрочению социального, политического и идейного влияния католической церкви. Христианская догматика и духовная культура стимулировали развитие общественной и правовой мысли, побуждали к искоренению пороков и антигуманных обычаев и пережитков периода военной демократии, вели к нравственному прогрессу варварского общества, к пониманию гражданского правопорядка. Политическая идеология складывалась под непосредственным влиянием христианской этики и церковных канонов, она давала религиозное обоснование союза королевской власти и христианской церкви, укрепляла позиции королевской власти и государственных институтов. В 50—70-е гг. VIII в. не произошло кардинального поворота в религиозной политике Айстульфа и Дезидерия. Причины падения Лангобардского королевства не могут быть сведены только к религиозным конфликтам, их следует искать в особенностях социально-политического состояния лангобардского общества.
1 Werner J. Die Longobarden in Pannonien. — München, 1962. — S. 23— 32; Barni G. I Longobardi in Italia. — Novara, 1975. — P. 176; Tagliaferri A. I Longobardi nellä civilta e neU'economia italiana del primo medioevo.—
Milano 1965 -P 19-24; Fasoli G. Aspetti di vita economica e sociale nell Italia del secolo VII // Caratteri del secolo VII in Occidente — Spoleto, 1958. - Vol. I. - P. 134-151; Fasoli G. I longobardi in Italia -Bologna, 1965. — P. 42, 43.
2 Ennod. Paneg. VI. 14.24.26.
3 Pauli Hist. Lang. 1, 20; II.6.8.26; IV. 24; V. 29.
4 Schwarz Ε. Germanische Stammeskunde. — Heidelberg 1956 _ S 194
5 Prokop. Bell. Got. III.35.12—22; Pauli Hist. Lang. IV 24 28 37 44
6 Var Cas. 1,26; II. 8;IV. 31; V. 9.31; IX. 5; XII. 27. Pragm. Sanc' Just. 12. Eugippius. Das Leben des Heiligen Severin / Latein und deutsch Einf
Ubers, und Erlaut von R. Noll. — Berlin, 1963.
8 Varcas. 1.26; II. 8; IV. 31;
9 Jord. Get. 116—119, 251.
10 Var. Cas. X. 22.2.
11 Sacra iussio, comitatum sacratissimum... Ed. Theod. LV* Var Cas 1.2.1; III. 15; IV. 29.2; VIII. 8.2; X. 16.2; 17.2 VI. 7
12 Var. Cas. 11.29; IV. 17.26; XII. 13.
13 Var. Cas. 1.26; 11.17.
14 Prokop. Bell. Got. II. 14.9; III. 34.24.
15 Прокопий из Кесарии и Война с готами / Пер. С. П. Кондратьева. -— М., 1950. — С. 11, 14, 34. - ·
16 Там же. — С. 11, 14, 16.
17 Pauli Hist. Lang. IV. 21.27.47; V. 40.
18 Fasoli G. I longobardi in Italia... P. 47—49; Tagliaferri A Op. cit. — Ρ, 48, 49. F
19BognettiG. P. S. Maria Portas di Gastelseprio e la Storia Religiesa dei Longobardi. L'etä Iongobarda. — Milano, 1966. — T. 11. — P. 33; Bognetti G. P. Caraterri del secolo VII in Occodente. — Milano 1968. — Т. IV. — P. 171.
20 Tagliaferri Α. I Longobardi nella civilita e neU'economia italiana del primo medioevo. — Milano, 1965. — P. 49.
21 Bertolini Le chiese longobardo dopo la conversione al cattoiicesi-mo ed i loro rapporti con il papato // К Le chiese nei regni dell'Europa occidentale e i loro rapporti con Roma sino all'800. — Spoleto, 1960 — Т. 1. — P. 455—492.
22 Pauli II. 12.27; III. 31; IV. 1.
23 Troya C. Cod, diplom. long. 1.55.
24 Pauli Hist. Lang. IV. 8.9.
25 Pauli Hist. Lang. IV. 21. 22.
26 Pauli Hist. Lang. IV. 21.
27 Troya C. Cod. diplom. lang. I. 296.
23 Lot. F. La fin du monde antique et la debut du moyen äge, — Paris, 1951. — P. 337.
29 Musset L. Les invasions. Les vagues germaniques. Paris, 1965. — P. 145.
30 Lot F. Op. cit. — P. 337;Musset L. Op. cit. — P. 145.
31 Decarreaux J. Les moines et la civilisation en Occident. — Paris, 1962.
— P. 298.
32 Fornier G. L'Occident de la fin du V-e siecle a la fin du IX-e siecle
— Paris, 1970. — P. 116.
33 Sestan E. Italia Medievale. — Napoli, 1967. — P. 34, 35; Salvatorelli. L. L'Italia medioevale. — Verona-Napoli, 1948. — Vol. III. — Ρ 221.
34 Pauli Hist. Lang. III, 16; Troya C. Cod. diplom. long. I. 246, 277; II. 312.
35 Troya C. Cod. diplom. long. II. 312.
36 Pauli Hist. Lang. IV. 42.
37 Troya C. Cod. diplom. long. I. 113.
38 Troya C. Cod. diplom. long. II. 330. Аналогично Перктарит предстает как «uir pius, fide catholicus» — Pauli V. 34; «tutor et rector, amator ecclesiae» — Troya C. Cod. diplom. long. III. 353.