Термы Диоклетиана, базилика Максенция и арка Константина оказались последними монументальными постройками античности (в западной половине Римской империи. Ведущая роль в общественно-политической и в культурной жизни перешла к восточной ее половине, которая оказалась более устойчивой, чем западная, вскоре потерявшая свою самостоятельность.
За Римом оставалась еще роль крупного культурного центра, но его жизнь шла лишь по инерции. Он перестал быть мировой столицей, и императоры бывали в нем только наездом, чтобы любоваться памятниками «священного города», забота о котором оставалась попрежнему их почетной обязанностью.
Окончательное размежевание обеих половин Империи (395) лишь оформило ранее сложившееся положение вещей. Социальные противоречия во многих областях перерастали в революцию рабов и колонов. Империя была обессилена и не могла более сдерживать натиск варваров. В 410 г. Рим был взят и разграблен вестготами Алариха; затем отпали от Рима Британния, Галлия и Африка. В 451 году верхняя Италия была опустошена гуннами. От более чем миллионного населения в Риме осталось едва 50 000 жителей. «Всеобщее обеднение, сокращение торговых сношений, упадок ремесла, искусства, уменьшение населения, упадок городов, возврат земледелия к более низкому уровню — таков был конечный результат римского мирового господства» (Ф. Энгельс, «Происхождение семьи, частной собственности и государства», Партиздат ЦК ВКП(б), 1937 г., стр. 143).
Римская империя безвозвратно отошла в прошлое. На смену ее рабовладению и хозяйственному укладу пришли новые формы экономики: новые народы и новые политические системы выступили на арену истории; новое мировоззрение определило культурное лицо последующих эпох; новые формы искусства понадобились для выражения нового содержания. Но от Древнего Рима осталось огромное культурное наследие, в котором видное место занимает архитектура.
До Римской империи история не знает другой такой же громадной мировой державы, столь же разнородной по своему составу, столь же сложной по своей хозяйственной и общественной организации. И если архитектурные памятники Египта, Месопотамии и Ирана могут соперничать с Римом по грандиозности своих масштабов, то римская архитектура не знает себе разных в древнем мире ни по размерам охваченной ею территории, ни по уровню ее инженерного искусства, ни по. сложности и многообразию типов ее сооружений, ни по богатству их композиционных форм.
Использовав эллинское архитектурное наследие, освоив греческую и этрусскую технику, заимствовав кое-что у Древнего Востока и беря в дальнейшем все, что было им нужно, у новых молодых народов-варваров, римские строители сумели создать новую и в основе своей самобытную эпоху мирового зодчества. Сложность, размах и самобытность римской архитектуры были обусловлены новыми запросами мировой державы с ее сложным социальным соста-
вом и огромными возможностями, которые открывала ее хозяйственная система, общественно-политическая организация, мощные финансы и шагнувшая далеко вперед строительная техника. Введенный римлянами новый материал — бетон, применявшийся в чистом виде и в сочетании с кирпичом и с камнем, произвел переворот в античной строительной технике и в архитектуре. Старые материалы, например, камень и дерево, приобрели новый архитектурный смысл и новое звучание, будучи применены в новых конструкциях — в грандиозных каменных сводах акведуков, в стенах форумов и в крупнопролетных деревянных фермах мостов и храмовых перекрытий. Новизна техники соответствовала новизне архитектурных заданий. В результате, римская архитектура создала целый ряд совершенно новых типов отдельных архитектурных сооружений и архитектурных комплексов: амфитеатры, термы, триумфальные арки, надземные акведуки, инсулы, курорты, крупные склады и т. д. Многие старые типы: дворцы, особняки, виллы, театры, храмы, площади, улицы, мосты, порты, каналы, дороги и т. п., получили на римской почве новое архитектурное решение. В большинстве всех этих сооружений обращает на себя внимание тщательная продуманность плана, рациональность и логика конструкции, ясность общей композиционной идеи, сила и выразительность основных композиционных приемов. Еще более бросается в глаза неизменное тяготение римской архитектуры к величию и монументализму, характерному для самых различных типов архитектурных сооружений — будут ли это столичные храмы или провинциальные термы, императорские дворцы или городские водопроводы, триумфальные арки или рынки для продажи съестных припасов. В таких архитектурных гигантах, как Колизей и Пантеон, перед нами грандиозность и монументализм монолитных внутренних пространств и внешних объемов; в столичных императорских термах — специфическом порождении древнего Рима— сложный архитектурный организм, в котором огромные центральные залы композиционно объединяют расположенные вокруг них меньшие и более низкие помещения, и распор колоссальных главных оводов погашается распором сводов меньшего пролета, поставленных на меньшей высоте; в
том же Колизее, в мостах и акведуках, — исключительный по своей выразительности монументализм каменных и бетонных масс. Не менее характерной чертой римской архитектуры является господство в ней симметрии, правильных и простейших геометрических форм: прямой линии, прямого угла, прямоугольника, окружности и, изредка, — правильного многоугольника и овала. Отвес, линейка, простой и пропорциональный циркуль, а не артистическая рука греческого художника, чувствуется одинаково и в основных римских композиционных формах, и в декоративных деталях, например в обломах римских ордеров. Но, наряду с жестким и упрощенным геометризмом плана типовых военных лагерей, римская архитектура знает и стройную, сложную красоту плана терм Каракаллы, и живописное расположение частей в архитектурном и садово-парковом ансамбле виллы Адриана или виллы на острове Бриони Гранде. И везде, где это возможно, римская архитектура использует природный рельеф; создает хотя бы искусственный уголок природы, как это имеет место, например, в помпейских перистилях, и не упускает случая открыть широкий вид на окружающий пейзаж — тенденция, ярко проявившаяся в виллах и в террасных домах, а позднее — во дворце Флавиев на Палатине.
Создавая грандиозные архитектурные пространства, сложные пространственные системы, колоссальные объемы и мощные сводчатые конструкции, римляне должны были найти и подходящие для них декоративные средства. Для украшения лица арки ими были разработаны различные варианты архивольтов и пилястр; внутренняя поверхность сводов получила у них классическое оформление конструктивными или лепными кессонами с дополнительной их росписью.
Стенные росписи, так же как стук и мозаика, получили в римском интерьере исключительно широкое распространение и развились в важнейшую область прикладного искусства. Многое здесь было прямым заимствованием у Греции, многое было создано заново италийскими мастерами. Росписи и стуки стали в древнем Риме таким же неотъемлемым средством декорации стен внутренних помещений, каким для наружных стен являлись рустованный и тесаный камень, кирпич и штукатурка.
Осваивая великое художественное наследие Греции, Рим не мог не отдать дани и ее ордерной архитектуре. Колонные портики всевозможного назначения и типа получили в Риме не меньшее распространение, чем в Греции. Но в то время как в греческой архитектуре ордер играл главную и всеопределяющую роль, в Риме ведущую роль приобрели, несомненно, арка и свод. В разработке ордера и ордерной архитектуры римляне сделали не так много нового, по сравнению с Грецией. Тем не менее, они дали целый ряд новых вариантов ордеров, из которых многие оказались чрезвычайно подходящими для новых типов сооружений: достаточно вспомнить о пышном римско-коринфском и композитном ордере в их монументальном применении к триумфальным аркам или о свободно трактованных ордерах интимных помпейских перистилей. Новым словом Рима в трактовке ордерной архитектуры было сочетание ордера с аркой и сводом вообще.
* * *
Архитектура Древнего Рима — плоть от плоти всего его хозяйственно-политического строя и социального быта, — и, как указано выше, за монументальной внешностью его дворцов, вилл, базилик, цирков, терм, храмов и амфитеатров не следует забывать бесчисленных домашних тюрем для превращенных в рабочий скот рабов, лачуг крепостного крестьянства, тесных кривых улиц столицы и ее городских трущоб.
Точно так же следует отдать себе полный отчет и в противоречивости собственно художественного содержания римского зодчества. Достигнув в лучших своих образцах подлинно монументальной силы и яркой выразительности, создав множество новых архитектурных типов и конструктивных приемов, архитектура древнего Рима в
то же время утратила многое из того, что придавало такую глубину и человечность зодчеству Греции. Гуманистическое начало, составлявшее первооснову греческого искусства, в Риме явственно уступало свое место другим началам — стремлению выразить языком архитектуры идею господства, государственной власти, военной мощи, — вплоть до подавления этой мощью и властью сознания отдельного рядового гражданина мировой империи, а тем более — ее колониального подданного. В соответствии с этим, в число художественных мотивов римского зодчества, вошли специфические приемы подчеркнутой монументальности, иногда ложного пафоса, масштабные преувеличения и сильные внешние эффекты.
Эти противоречивые черты римского зодчества сказались и в позднейшем развитии европейской архитектуры. В различные периоды западно-европейского абсолютизма широко усваивались как раз те римские образцы, которые выражали идею внешней, показной величественности и подавляющей мощи. С другой стороны, зодчие русской классической школы XVIII — начала XIX вв. сумели разглядеть, сквозь внешнюю, иногда ложную монументальность древне-римских архитектурных памятников, их наиболее жизненные черты — пространственный размах и дельность обширных архитектурных комплексов, строгую лаконичность архитектурных форм, суровую простоту и законченность композиции отдельного здания и всего ансамбля.
Именно эти последние черты древнеримской архитектуры оказались внутренне близкими великим русским зодчим классической школы, — именно эти черты сохраняют за Древним Римом значение одного из выдающихся этапов в развитии мировой архитектуры.