Вопросы, связанные с землевладением и организацией сельскохозяйственной территории, легче всего поддаются изучению в Херсонесском государстве. Как отмечалось выше, Херсонес располагал значительным сельскохозяйственным районом. В херсонесской присяге1, помимо городов и укреплений, принадлежавших херсонесцам, упоминается о прочей земле (τας αλλάς, χώρας) и, кроме того, говорится о равнине (το πεδίον) откуда вывозился хлеб.
Расположенная к югу и юго-западу от Херсонеса обширная территория Гераклейского полуострова была в древности сельскохозяйственным районом, который очень интенсивно использовался. Вероятно, сельскохозяйственные районы были также и в окрестностях других городов, входивших в Херсонесское государство,— Керкинитиды2 и Прекрасной гавани, но для суждения о них имеются лишь крайне скудные данные.
Для изучения истории сельского хозяйства в античную эпоху совершенно исключительное значение имеет Гераклейский полуостров, и без обстоятельного исследования его нам представляется невозможным правильное решение данной проблемы. Между тем, перед изучающим замечательные памятники этого района встают весьма значительные
трудности. Археологические работы на Гераклейском полуострове велись крайне недостаточно, по большей части случайно и нередко на невысоком научном уровне. Результаты этих раскопок обычно публиковались лишь в виде более или менее кратких статей или заметок, которые не могут заменить надлежащих отчетов. К тому же ряд последних работ В. П. Лисина, П. И. Репникова и С. Ф. Стржелецкого до настоящего времени не опубликован и поэтому не вошел в научный обиход. Поэтому, работая в настоящее время над материалами с Гераклейского полуострова, мы не можем сделать всех тех выводов, которые были бы возможны, если бы этот памятник подвергся обстоятельному археологическому изучению.
По вопросу о времени возникновения сельскохозяйственных усадеб херсонесцев на Гераклейском полуострове в нашей специальной литературе существует некоторое разногласие. Согласно прежней датировке П. М. Печенкина1, подкрепленной определениями Б. В. Фармаковского и А. К. Маркова, эти усадьбы существовали, начиная с IV в. до н. э. В последующее время были предложены иные, более поздние даты. Так, И. Н. Бороздин2 датировал возникновение этих памятников III—II вв. до н. э., Л. А. Моисеев3, по-видимому, склонялся к IV или III в. до н. э. Близкую последней дату возникновения сельскохозяйственных сооружений на Гераклейском полуострове предложил Г. Д. Белов4, отнесший их к концу IV— III в. до н. э.5
Для решения данного спорного вопроса потребовался просмотр обширного собрания Херсонесского музея, в котором хранятся археологические коллекции экспедиций, работавших на Гераклейском полуострове. Этот просмотр показал, что наиболее ранние из находок H. М. Печенкина на Маячном полу-
острове представляют собою единичные обломки аттических чернолаковых блюд для рыбы конца V — начала IV в. до н. э. Что же касается черепков чернолаковой посуды IV в. до н. э., то последние в упомянутой коллекции встречаются нередко.
Близкую картину дали коллекции из раскопок 1928— 1929 гг. одной из усадеб около Монастырской балки1. Там оказались единичные находки чернолаковой керамики V в. до н. э., конца V — начала IV в. до н. э. В значительно большем числе встречались черепки IV в. до н. э.; преобладали же предметы III—II вв. до н. э. и более позднего времени.
Итак,^ следует думать, что сельскохозяйственные усадьбы Гераклейского полуострова появились примерно в то же время, когда возник и Херсонесский полис (422—421 гг. до н. э.)2! Вместе с тем вполне вероятно, что наиболее интенсивная жизнь на Гераклейском полуострове началась несколько позднее, примерно с III в. до н. э.
Как называли херсонесцы территорию Гераклейского полуострова, мы не знаем. Вряд ли можно предполагать, и особенно рискованно было бы категорически утверждать, что под τό πεδίον — равниной, упоминаемой в гражданской присяге3 херсонесцев, подразумевалось именно плато Гераклейского полуострова. Правда, довольно ровное в местах, которые не прорезаны балками, это плато сравнительно невысоко поднимается над уровнем моря, особенно, если сопоставить его с гористым берегом южного Крыма. Однако эти топографические особенности Гераклейского полуострова совершенно не устраняют главного препятствия для отождествления его с τό πεδίον гражданской присяги херсонесцев. Дело в том, что, являясь по преимуществу виноградарским районом4, Гераклейский полуостров вряд ли играл сколько-нибудь существенную роль в снабжении Херсонеса хлебом. В силу этого весьма сомнительно, чтобы слова присяги: «ουδέ σιτον από του πεδίου ά[πα]γώγιμον αποδωσουμαι ουδέ έξ[α]ξω άλλαι άπό του πεδίου,'αλλ [η εις]Χερσόνασον»5 (т. е. «хлеба вывозного с равнины не буду продавать и вывозить с равнины в другое место, но (только) в Херсонес») — могли относиться к Гераклейскому полуострову. К тому же расположение Гераклейского полуострова таково, что оттуда было бы
весьма трудно везти хлеб или иные сельскохозяйственные продукты в какой-либо иной город, минуя Херсонес. Другое дело земледельческие районы около Керкинитиды или Прекрасной гавани. G хлебородных полей этой части херсонесской хоры зерно можно было легко отправлять даже за море, минуя Херсонес. В силу этого представляется более вероятным искать τό πεδίον херсонесской присяги в западной части Крыма. Однако окончательное решение этого вопроса станет возможным лишь после надлежащего исследования этой территории.
Как показывает дошедшая до нас надпись на базе статуи, воздвигнутой в III в. до н. э. херсонесцами в честь Агасикла, сына Ктесия, одной из заслуг этого магистрата было то, что он размежевал виноградники на равнине — (Ό)ρί[ξ]αντι τάν επι τού πεδ[ί]ου άμπελείαν1. Это позволяет заключить, что херсонесское виноградарство, видимо, сильно разрослось2 в III в. до н. э., и для упорядочения его потребовалось вмешательство государственных органов, под руководством которых и было произведено размежевание виноградников. Роль «виноградников на равнине» в экономической жизни Херсонеса того времени, очевидно, была велика. Этим обусловливается то значение, которое придавали размежеванию органы государственной власти. В перечне восьми заслуг Агасикла размежевание виноградников названо на втором месте (после устройства гарнизона и перед строительством крепостных стен и агоры, а также исполнением обязанностей стратега, жреца, гимнасиарха и агоранома).
Где находились «виноградники на равнине», упомянутые в надписи в честь Агасикла, мы не знаем. Вполне возможно, что άμπελεία επί τού πεδίου следует отождествлять с Гераклейским полуостровом. Некоторым подкреплением этого предположения может служить совпадение по времени размежевания виноградников Агасиклом с появлением в гераклейских усадьбах массового археологического материала, начиная с III в. до н. э.
Однако более вероятно предположение о том, что τό πεδίον надписи в честь Агасикла следует отождествить с τό πεδίον, упоминаемым в херсонесской присяге. Выше уже отмечалось, что равнина, о которой говорится в гражданской присяге херсонесцев, скорее была расположена не на Гераклейском полу-
острове, а в западной части Крыма. Наблюдения А. И. Шмакова 1, производившиеся в 30-х годах прошлого столетия в районе Прекрасной гавани, показали наличие там древних сельскохозяйственных участков, близких по своему устройству гераклейским, что делает вполне допустимым предположение о существовании там в древности не только полей, но и виноградников.
Весьма существенный вопрос о том, кто владел сельскохозяйственной территорией Херсонеса: государство, сдававшее ее в аренду отдельным предпринимателям, или частные владельцы земли, может быть разрешен благодаря одной счастливой находке. В 1878—1890 гг. в Херсонесе были обнаружены обломки большой сильно поврежденной надписи2, относящейся к концу III — началу II в. до н. э.3 Очень плохая сохранность надписи побудила даже такого большого ученого, как В. В. Латышев, воздержаться от перевода последней и ограничиться очень обстоятельным комментарием. Исследователи Херсонеса, писавшие позднее, не уделили должного внимания этому замечательному эпиграфическому документу.
Как будет видно из дальнейшего, эта надпись является государственным актом, скрепляющим продажу земельных участков. Она вырезана на обеих сторонах довольно тонкой мраморной плиты. При этом текст, написанный на обратной стороне, несколько позднее по времени, чем на лицевой.
Ввиду исключительной важности рассматриваемой надписи, мы даем текст и перевод последней, пользуясь транскрипцией и восстановлениями В. В. Латышева. Восстановление цифр также дано но В. В. Латышеву, который, отмечая, что трудно предложить иную шкалу, сам высказывал некоторое удивление большой величине денежных сумм.
Приведенный перевод наглядно показывает фрагментарность херсонесской надписи и совершенную невозможность ее полного восстановления, если только счастливая находка не даст нам недостающих обломков. Однако текст надписи даже в настоящем своем виде дает возможность сделать целый ряд существенных выводов.
Именно эта надпись позволяет заключить, что в конце III — начале II в. до н. э. в Херсонесе состоялась продажа
Текст надписи Обломок А
Лицевая сторона (более ранняя часть надписи)
Обратная сторона (более поздняя часть надписи)
Обломок В
Лицевая сторона
Обратная сторона
Перевод
Обломок A
Лицевая сторона (более ранняя часть надписи)
1................6115. сумма...
...............40050. сумма 90000
...............36 000. Притан 61 100
...............Герострат, сын Аристоло-
5. ха,.............] 1110 Артемидор, сын Артемидора (?).........] Такие-то купили у
.............но] одному: Лисистрат Ε . . . .
............... Ксанф, сын Феокида,
............... сын Промафида, Гимн, сын Скифа,
10................ сын Скифа. Феокл, сын Феогена,
..............] Автокл, сын Авто-
кла............] сын Пасиона, Икас, сын Гераклида, ..........] Парфений, сын Аристоген-
а..............J Никаситим, сын Ника-
15. ситима (?),........] Никаситим, сын Ника-
ситима (?),........] Бакис, сын Риния, Бакис, сын Ри-
ния (?),..........] сын Доронда, Ксанф,
............... Ксанф, сын Феокид-
а.............J Питфий, сын Никаси-
20. тима...........] сын Никанора.
Обратная сторона (более поздняя часть надписи).
1. ... Гефэстодор.........................
. . . Гефэстодор [.....................Аристократ 5105. Герост[рат.....................
.... 1000. Герострат 65. сумма
5. Гераклид Т. нарезанное [поле.............Такие-то ку]-
пили гекаторюги [.........................
дабы ру]бить лес Г. По одному: Про[мафий,............
сын На]нона, 110 100 Никанор,...................
61 012. Промафий, сын Дио[нисия,............сын Паси-
10. да, 15 050. Пасихар, сын Адоя, [..................
......сумма 1 130 002 (?) У.................
.......не имеющие.....................
.......имеет сын Левкона (?)................
15. число гекаторюгов, которые [предназначены по
столько-то (т. е. за такую-то цену) к продаже [произведенной по постановлению (?)
Избранные эпимелеты.......................
Неимений, сын Филистия,....................
при царе Аполлонии .......................
20. Теламон, сын Эсхина,......................
Земля и что [.....................сообразно с
той самой землей].........................
......сын Агемена......................
24.......продажа состоялась..................
Обломок
Лицевая сторона (более ранняя часть надписи).
........ 6000 (?) Гефэстодор................
......Гефэстодор 1015 (?) Гефэстодор............
......Гефэстодор 1010. Сумма................
......Герострат 65 (?)....................
......Гераклид, (сын?) Ас ......... .......
......Такие-то купи[лн...................
Обратная сторона
(более поздняя часть надписи).
......... Аполлодор ...................
.........65. Промахий (?).................
.........6515 (?).....................
(πρασις) участков земли, вероятно, произведенная государством и частными лицами. Как показывает большое количество имен покупателей, сопровождаемых цифрами, можно думать, что продажа носила массовый характер1. При этом цены продаваемых участков были весьма различные, по всей видимости, среди них были и большие. Однако следует заметить, что истолкование чисел спорно, и надпись в целом, как уже отмечалось, читается с большим трудом.
Таким образом, из сказанного можно сделать следующие выводы. Участки обрабатываемой земли были частной собственностью владельцев. Продажа таких участков скреплялась соответствующим государственным актом. Размеры участков, видимо, были различные, причем значительная часть их, вероятно, стоила весьма дорого.
С какой территорией должно связать рассматриваемую надпись — с Гераклейским полуостровом или иными херсонесскими землями, — с уверенностью сказать крайне трудно, ввиду отсутствия каких-либо надежных данных. Однако вряд ли имеются достаточно серьезные основания оспаривать предположение, что характер землевладения, отраженный в этой надписи, вполне допустимо распространить и на сельскохозяйственный район Гераклейского полуострова.
Из всех античных сельскохозяйственных районов Гераклейский полуостров дошел до нашего времени в наилучшей сохранности. И теперь по всему полуострову встречаются многочисленные развалины усадебных построек1, а также следы древних оград и межей. Развалины этих сооружений, а равно и результаты раскопок их в текущем столетии показывают, что в гераклейских усадьбах обычно возводились монументальные башни, которые и ныне ясно заметны на значительном расстоянии.
Число гераклейских усадеб, несомненно, было весьма значительным. Е. В. Веймарн, производивший подсчет этих усадеб в 20-х годах настоящего столетия, насчитал их 91. Пополнен-
ное новыми данными, дополнительно собранными С, Ф. Стржелецким, это число возросло до 127, но и оно, несомненно, со временем увеличится. Во всяком случае, при однодневном объезде Гераклейского полуострова, произведенном в начале сентября 1950 г., в котором, совместно с Г. Д. Беловым и С. Ф. Стржелецким, довелось участвовать и мне, была обнаружена одна, ранее не известная, хорошо сохранившаяся монументальная башня усадьбы, расположенной на морском берегу около Круглой бухты.
Помимо описанных усадеб, но всему пространству Гераклейского полуострова на площади примерно в 60 км2 встречаются многочисленные остатки больших межей и древних оград1, обрамлявших отдельные владения-клеры, а равно и менее значительных межей, деливших владения на более мелкие участки. При этом иногда из земли выступают ряды камней и даже довольно хорошо сохранившихся каменных кладок, но чаще древние межи имеют вид валов. Межевые валы, обрамляющие древние владения-клеры, разделяются проемами в несколько метров шириной, по этим проемам некогда проходили дороги2. Как правило, все межи клеров, как внешние, так и внутренние, идут по прямым линиям, которые пересекаются обычно под прямыми же углами, образуя прямоугольные участки. Реже встречаются зубчатые очертания, а равно тупые и острые углы, однако и в последнем случае участки обычно имеют форму правильных параллелограммов или ромбов. Остатки древних межей хорошо заметны на западной оконечности Гераклейского полуострова3, около Казачьей, Камышевой, Круглой и Стрелецкой бухт, а также в районах Стрелецкой, Карантинной и Юхариной балок.
Ограды Гераклейских клеров и обрамлявшие их дороги были особенно хорошо заметны в XVIII в. Анания Строков,
составлявший в 1786 г. план Гераклейского полуострова1 нанес на него сеть прямых, пересекавшихся под прямыми углами улиц, или, вернее, дорог, ограничивавших прямоугольные наделы. Таких участков — клеров, судя по плану А. Строкова, было свыше 220. Размеры клеров различны, но в основном они имели по 300 сажен в длину и по 200 сажен в ширину2, т. е. площадь их была равна примерно 27 га. Однако не исключена возможность, что план А. Строкова отличается некоторым схематизмом. Во всяком случае, распределение земельных наделов у Камышевой и Круглой бухт, где древние межи довольно хорошо сохранились до настоящего времени, дает нам несколько более сложную картину. Данный район был обследован и нанесен на план С. Ф. Стржелецким, установившим, что в этой части Гераклейского полуострова находилось 33 клера (разделенных внутренними межами на поля). Самый больший из клеров (размером 1000 X 600 м) достигал 60 га, а наименьший (200 X 150 м) — всего 3 га. Большая же часть клеров имела площадь около 20 га. Заслуживает внимания, что такие же примерно участки земли, как гераклейские клеры, размеры которых колебались от нескольких гектаров до нескольких десятков гектаров, характерны и для землевладения метрополии3. Близкая картина наблюдалась также и в Великой Греции4.
Вместе с тем должно отметить, что распределение земли между отдельными владельцами в районе, нанесенном на план С.Ф. Стржелецким, в полной мере отвечает тем данным, которые можно почерпнуть из херсонесской надписи конца III — начала II в. до н. э. о продаже участков земли под виноградники. Размеры и стоимость этих участков весьма различны, причем среди них встречаются очень большие владения. Разумеется, владельцы таких поместий были богатыми людьми, в связи с чем достойна внимания находка слитка чистого серебра в виде довольно толстой пластины весом около 2—21/2кг.
Рис. 13. План Гераклейского полуострова, составленный подпоручиком Ананией Строковым в 1786 г.
По словам А. Л. Бертье-Делагарда 1, этот слиток был обнаружен среди прочих находок античного времени в развалинах древнего здания, открытого в 1903 г. около деревни Корань, близ Георгиевского монастыря. Стоимость такого слитка серебра в различные времена существования Херсонеса должна была колебаться примерно в пределах от 400 до 650 драхм2,составляя довольно большую сумму для античной эпохи.
Среди древних поместий, находившихся к югу от Круглой бухты (4 км к юго-западу от Херсонеса), исключительного внимания заслуживает один клер3, обнаруженный С. Ф. Стржелецким. Этот клер дошел до нашего времени в настолько хорошей сохранности, что и теперь хорошо видны не только остатки наружных оград, но также и внутренних,разделявших клер на отдельные поля, даже стенок (или конденсационных
Рис. 14. План клера у Круглой бухты на Гераклейском полуострове.
Участии: №21, 25,32, 34 и 35 — виноградники; № 3, 17, 23, 26, 31 и 33 - сады; № 1, 2, 4, 6—16, 18—20, 22, 27-30, 36 и 37 - поля; № 5, 24, 38 — участки подсобного назначения; №39 —усадьба. Частые параллельные линии на виноградниках и садовых участках соответствуют в натуре дренажным стенам
сооружений), разграничивавших участки, занятые виноградниками, на длинные узкие полоски. Следы этих сооружений выступают так четко, что оказалось вполне возможным в основных чертах составить план этого поместья. Описываемый клер занимает прямоугольную площадь, обращенную длинными сторонами к северо-востоку и юго-западу. Длина северо-восточной стороны равна 731 м, юго-западной — 733 м, северо-западной — 418,5 м, юго-восточной — 415 м. Таким образом, площадь клера равна 30,5 га. Клер, подобно другим участкам Гераклейского полуострова, со всех четырех сторон обрамлен дорогами, около 5 м шириной. С запада к нему примыкает клер, аналогичный первому по размерам и очертаниям. В силу этого можно высказать предположение, что в ближайшем соседстве могли быть и другие клеры такой же величины.
Таким образом, план Гераклейского полуострова подпоручика Анании Строкова и клер у Круглой бухты, обмеренный С. Ф. Стржелецким, дают нам участки сравнительно близкой величины в 27 и 30,5 га. Примечательно, что не намного меньшую площадь, а именно 100 югеров (т. е. 25,182 га) Катон1 считал необходимой для хорошего имения, в особенности занятого под виноградник.
Несколько отличалась от других частей Гераклейского по. луострова его западная оконечность — Маячный полуостров. Соединяющаяся с материком нешироким перешейком, в древности она была ограждена с суши оборонительной стеной2. Таким образом, было отделено значительное пространство, площадь которого, по подсчету А. Л. Бертье-Делагарда3, равнялась 850 000 кв. сажен, т. е. около 380 га.
Разведки, произведенные в 1910 г. H. М. Печенкиным4, показали, что на Маячном полуострове в древности, по всей видимости, было около сотни отдельных зданий, разбросанных в разных местах. Если это наблюдение правильно, то можно думать, что и число усадеб достигало этой цифры. Судя по плану H. М. Печенкина5, клеры Маячного полуострова, по всей ве-
роятности, несколько отличались по величине один от другого. Однако в общем они значительно уступали по размерам другим гераклейским клерам. Ведь в среднем на одну усадьбу Маячного полуострова приходится сравнительно небольшая площадь — 3,8 га.
Такое количество земли занимает промежуточное место между нормами для одного работника, указанными Колумеллой1 (25 югеров, т. е. 6,25 га) и Сазерной2 (8 югеров, т. е. 2 га), и нужно думать, вполне могло быть обработано одним земледельцем.
Таким образом, можно заключить, что на Маячном полуострове были совсем небольшие по размерам клеры. Напомним, что они примерно равны по размеру наименьшим (величиной в 3 га) из известных нам клеров других частей Гераклейского полуострова.
С вопросом о размерах Гераклейских клеров тесно связан и вопрос о тех мерах площадей, в которых они были размежеваны. Какие-либо выводы об этом возможны лишь с известными оговорками, так как производившиеся до сего времени обмеры Гераклейских клеров, за редкими исключениями, носили несколько суммарный характер и дают округленные цифры (в сотнях сажен или, в лучшем случае, десятках метров). Поэтому все наши расчеты, связанные с измерениями клеров, как в данном случае, так и в дальнейшем, имеют только предварительный характер. Категорические утверждения станут возможными
Рис. 15. План клеров на Маячном полуострове (по H. М. Печенкину)
1 — определенные разведкой здания; 2 — колодцы-цистерны; 3 — улицы-дороги; 4 — раскопанные здания; S — раскопки
Рис. 16. План Маячного полуострова (по Г. Д. Белову)
1 — древние межи; 2 — остатки древних заданий; 3 — крепостные стены и башни;
4 — место плотины
лишь после того, когда все необходимые измерения будут произведены с надлежащей точностью.
Однако, учитывая эту оговорку, мы можем хотя бы наметить решение вопроса, в каких мерах площадей вымежовывались поместья на Гераклейском полуострове. Как отмечалось выше, там нередко встречаются клеры размером в 20 и 27 га. Эти участки примерно отвечают 210 квадратным плефрам (199 500 м2) и 280 кв. плефрам (266 000 м2).
Вместе с тем, с не меньшим, а, пожалуй, с большим правом можно выдвинуть предположение о применении и другой меры площади.
В связи с рассматриваемым вопросом вернемся к уже разбиравшейся нами надписи о продаже земельных наделов. Дважды1 встречающийся там термин έκατώρυγος находится несомненно в связи с продажей и расценкой земельных участков. Работы Φ. Ф. Соколова и Б. Кейля показали, что под этим термином скрывается мера площади, и с таким объяснением согласился В. В. Латышев2. Слово έκατώρυγος состоит из εκατόν (сто) и όρο-υά = όργιηά (оргия — мера длины, равная 1,85 м). Другими словами, гекаторюг равен сотне квадратных оргий (3,4225 м2 X 100), т. е. 342,25 м2.
Если мы проверим, в какой степени отвечают данной мере размеры известных нам поместий на Гераклейском полуострове, то окажется, что последние очень близки круглым числам: 20 га отвечают 600 гекаторюгам (которые равны 20,53 га), 27 га отвечают 800 гекаторюгам (которые равны 27,38 га).
Далее, наибольший и наименьший из участков около Камышевой и Круглой бухт также довольно близко подходят к такой мере. Так, 60 га соответствуют 1800 гекаторюгам (61,59 га), а 3 га — 90 гекаторюгам (3,08 га).
Наконец, хорошо сохранившийся клер около Круглой бухты, имеющий площадь 30,5 га, что соответствует примерно 320 квадратным плефрам (т. е. 304 000 м2) довольно близок по размеру 900 гекаторюгам (т. о. 308 025 м2).
В силу этого представляется вполне возможным утверждать, что мерой площади у херсонесцев был гекаторюг, равный 342,25 м2. Этот гекаторюг, по всей видимости, служил единицей измерения, которая была положена в основу при размежевании виноградников на равнине, производившемся в III в. до н. э. Агасиклом, сыном Ктесия. Производились ли в дальнейшем кардинальные изменения этой размежевки, неизвестно, но, по
всей вероятности, в основном деление на участки оставалось прежним, а в последующее время если и происходили изменения в размежевании, то лишь малосущественные.
Наиболее значительной сельскохозяйственной территорией из всех античных государств Северного Причерноморья располагал Боспор. Письменные источники древности преимущественно освещают вопросы, связанные с земледелием западной части Боспора — нынешнего Керченского полуострова.
Страбон1 сообщает, что за горной областью тавров находится город Феодосия с плодородной равниной (πεδίον ευγαιον) и затем следует плодородная страна (ευγαιος χώρα) до Пантикапея. Расстояние от Феодосии до Пантикапея Страбон определяет в 530 стадий (примерно равных 98 км); вся эта земля богата хлебом и имеет деревни (κώμαι).
Западной части Боспора не уступала по размерам и восточная, охватывавшая Таманский полуостров (в древности — группа островов), низовье Кубани и более или менее значительную область по побережью Азовского моря. Эта территория была большой по величине, но границы ее не были особенно устойчивы. Страбон сообщает, что «из всех азиатских меотов одни подчинялись владетелям торжища на Танаиде, другие — боспорянам, а иногда то один, то другой народ отпадали от (них). Нередко Боспорские повелители владели (землями) до Тана-ида, в особенности последние — Фарнак, Асандр и Полемон»2.
Вместе с тем следует отметить, что и прилежащие территории, как к западной3, так и к восточной4 окраине Боспорского государства, были заняты земледельческим населением во всяком случае во времена Страбона (примерно, в первые десятилетия I в. н. э.).
По вопросу о землевладении на Боспоре мы располагаем значительно более скудными отрывочными данными, чем для Херсонеса. Поэтому неудивительно, что землевладение в Боспорском государстве мало привлекало внимание исследователей. Подробно на этом вопросе останавливался только С. А. Жебелев5, который пришел к выводу, что на Боспоре преобладала крупная земельная собственность и для возникновения мелкого землевладения там не было необходимых предпосылок. Необходимо отметить, что это положение грешит большой суммарностью и отсутствием учета процесса исторического развития. Поэтому оно не может быть безоговорочно принято.
Уже отмечалось, что возникновение античного земледелия на Боспоре относится еще к первым временам существования там греческих городов, к VI в. до н. э. Среди греческих переселенцев — основателей боспорских городов, видимо, были нетолько купцы и ремесленники, но в немалом числе и крестьяне; последних, разумеется, прежде всего должно было привлекать плодородие причерноморских земель. Основанные этими крестьянами хозяйства, конечно, не могли быть большими, и такие переселенцы не были крупными землевладельцами. Да и вообще все доступные нам археологические данные заставляют думать, что в хозяйстве боспорских городов VI и в значительной мере-V в. до н. э. весьма большую роль играли мелкие производители. Это сказывается и в отсутствии очень богатых погребений на некрополе, которые столь характерны для IV в. до н. э., а также последующих столетий и в преобладании сравнительно-скромных находок в городских слоях данного времени и, наконец, в превалировании очень мелких номиналов в монетной чеканке доархеанактидова и археанактидова периодов. Предполагаемое нами наличие мелких сельских хозяев в раннее время не исключает, однако, возможности существования и в этот период отдельных более крупных землевладельцев из числа представителей городской знати.
Позднее в эпоху расцвета Боспора, в IV в. до н. э., когда были присоединены обширные территории, заселенные местными племенами, можно думать, что правители Боспора, Спартокиды, не только считались собственниками всей земли, но и были крупнейшими землевладельцами.
В качестве верховного собственника правитель Боспорского государства (άρχων και βασιλεύων) мог распоряжаться землей по своему усмотрению. Так, возможно, следует понимать слова Полиена1 о том, что Левкон во время войны с гераклеотами вручил власть над селами (κώμαι) родственникам триерархов. Вероятно, на таких же началах получил в надел Кены афинянин Гелон, передавший Нимфей правителям Боспора; известие об этом факте передает Эсхин2.
Свидетельство Демосфена3 в его речи против Лептина о том, что весь хлеб, отвозившийся в Аттику с Боспора, шел от имени его правителей, рисует последних крупнейшими землевладельцами.
Помимо Сиартокидов, на Боспоре были и другие крупные владельцы земель. Исократ1 упоминает об одном крупном боспорском землевладельце Сопэе, который мог отправить в Аттику два судна с хлебом.
Таким образом, на Боспоре в эпоху его расцвета нам известны крупные землевладельцы, которые были представителями боспорской городской и местной племенной знати, о богатстве которой свидетельствуют большие курганы некрополя Пантикапея, других боспорских городов, а равно и боспорской периферии. Так, в IV—III вв. до н. э. крупное землевладение играло очень большую роль в сельском хозяйстве Боспора, однако не следует думать, что оно полностью вытеснило мелкое.
По свидетельству Диодора2, царь Евмел предоставил на Боспоре тысяче каллатийцев землю, разделив ее на наделы (την χώραν κατεκληρούχησεν). Каллатия, как известно, была в значительной мере сельскохозяйственной колонией3 и переселившиеся на Боспор каллатийцы, можно думать, были преимущественно земледельцами. Едва ли можно сомневаться в том, что выделенные Евмелом клеры представляли собою небольшие участки. Для подкрепления этого предположения можно добавить и некоторые косвенные доказательства. По словам Диодора, местность, предоставленная Евмелом каллатийцам, именовалась Псоей (Ψοα). В. В. Латышев4 в специальном исследовании убедительно показал, что дошедший до нас текст Диодора подвергся искажению при переписке и вместо την ονομαζομένην Ψοαν καί την χωράν κατεκληρούχησεν следует читать την δνομαζομένην θιαννΈτιν χωράν κατεκληρούχησεν, т.е. «так называемую Фианнитскую область разделил на клеры».
Эта Фианнитская область может быть сопоставлена с Фианнеями (θιάννεα), упоминаемыми в одной фанагорийской надписи5. Судя по месту находки надписи около хутора Семеняки, можно предполагать, что Фианнеями именовалось урочище, примыкавшее к восточной окраине Фанагории8. Если предположение справедливо, то, руководствуясь данными исторической географии, мы можем примерно рассчитать, какова
могла быть площадь тех земель, которые Евмел роздал в качестве клеров каллатийцам. Дело ведь в том, что в древности Фанагория лежала на острове, входившем в число островов, составлявших архипелаг на месте нынешнего Таманского полу-
Рис. 17. План средней части Таманского полуострова («Фанагорийский остров»)
острова. Трудно допустить, чтобы урочище, именуемое Фианеями, простиралось за пределы Фанагорийского острова, а тогда оно не могло быть большим, ибо и весь-то этот остров был невелик. Судя по нынешнему рельефу1 и по данным Стра-
бона1, площадь его была никак не больше 6000 га2. Правда, большая часть этой площади, примерно около 5000 га, расположена к востоку от Фанагории и, следовательно, может быть отнесена к Фианнейской земле.
Неизвестно, вся ли земля в Фианнеях была роздана каллатийцам Евмелом или часть ее оставалась у других владельцев. Нам известно, что в значительно более позднее время, в середине II в. н. э., земли в Фианнеях (γέος εν θιαννέοις) принадлежали богине, т. е. были храмовыми землями. Но даже если бы все урочище целиком и перешло в руки каллатийцев (что, повидимому, согласуется и с текстом Диодора3), то при общей площади его около 5000 га размер одного клера в среднем равнялся 5 га. Вспомним, что на Гераклейском полуострове нам пришлось встретиться с клерами различной величины, от 3 до 60 га, причем большая часть из них была величиной 20—30 га. На Маячном же полуострове, повидимому, преобладали другие, более мелкие, наделы, средняя величина их была всего 3,8 га. Подобные наделы, вероятно, обрабатывались преимущественно трудом их владельцев.
Наделы переселившихся на Боспор каллатийцев, видимо, были близки по своей величине этим мелким гераклейским клерам. Нужно думать, что и каллатийские переселенцы, ставшие на Боспоре мелкими сельскими хозяевами, обрабатывали свою землю преимущественно личным трудом.
Едва ли допустимо предположение, что, наделяя каллатийцев землей, Евмел возрождал4 на Боспоре уже совершенно отжившую и утратившую свой смысл форму хозяйства — мелкое
землевладение1 Гораздо более вероятно предположить, что и во времена Евмела мелкое землевладение еще продолжало существовать, хотя вполне возможно, что оно уступало по своему значению крупному хозяйству. Таким образом, в землевладении Боспора IV в. до н. э. выступают черты, характерные для землевладения эллинистических монархий Птолемеев, Селевкидов или Атталидов2.
Можно думать, что на Боспоре крупное землевладение продолжало сохранять свое значение и в последующую за периодом Спартокидов эпоху Сарматской династии. До нас дошел один очень интересный эпиграфический документ3 II в. н. э., в котором точно определялись границы большого земельного участка, расположенного, по всей видимости, на западном берегу Керченского пролива. Плохая сохранность памятника затрудняет его точное восстановление, но общий смысл его совершенно ясен 4.
Уже говорилось о том, что крупными землевладельцами на Боспоре были прежде всего боспорские цари, а также окружавшая их городская аристократия и племенная знать, представители которой погребались в больших боспорских курганах. Мелкими наделами владела часть боспорских граждан. Кроме того, владельцами земель на Боспоре были и храмы. На это указывает уже упоминавшаяся нами, найденная в Фанагории надпись5, датированная 151 г. н. э. Согласно этому документу, царь Тиберий Юлий Ремиталк увеличил до прежних пределов посвященные богине земли в Фианнеях (γέας έν Θιαννέοις), которые с течением времени уменьшились в своих размерах. Вместе с тем, согласно данной надписи, царь увеличил и количество обрабатывавших эту землю пелатов, что заставляет думать о значительных размерах храмового сельскохозяйствен-
ного участка, позволяя сближать его с хорошо известными аналогичными наделами малоазийских храмов.
Таковы доступные данные о характере землевладения Херсонеса и Боспора. При этом, к сожалению, наиболее неясным остается вопрос о землевладении у местных племен, входивших в Боспорское государство.
Не лучше обстоит дело с Ольвией, несомненно, располагавшей сельскохозяйственной территорией, как об этом свидетельствует обломок почетного декрета1 конца III — первой половины II в. до н. э., в котором, возможно, имеется упоминание о пастушеском поселении έκ Νομίας κώ[μης]. Очевидно, в хору Ольвии входила область γλαία (Полесье), куда, согласно свидетельству декрета2 в честь Никерата, сына Папиева, переправлялись ольвийские граждане. Однако территория, принадлежавшая Ольвии, можно думать, была невелика.
Весьма примечательно, что ольвийские псефисмы3 о даровании проксении представляют привилегии только чисто торгового характера и не заключают каких-либо данных о разрешении приобретать землю или какую-либо недвижимость. Между тем подобные привилегии γης καί. οικίας εγκτησιν (приобретать землю и дом) или εγγείων ϊγκτησιν (приобретать недвижимость) нередко встречаются в постановлениях о проксении других эллинских полисов. В соседнем Херсонесском государстве предоставляемое проксенам право приобретать землю, вероятно, заключалось в следующей формуле4: μετοχάν τε πάντων των εν [τ]ίι πο[λει, ών και Χ]ερσονασείταις μέτεστι (т. е. «участие в государстве во всем, в чем участвуют и херсонесцы»).
Отсутствие в ольвийских псефисмах каких-либо аналогичных указаний на разрешение владеть землей заставляет думать, что земельная собственность, а следовательно, и земледелие не были обычными для ольвиополитов. Вероятно, и ольвийские проксены не были сколько-нибудь заинтересованы в занятии сельским хозяйством на территории Ольвийского полиса.
Выдвигаемому нами предположению о небольших размерах ольвийской хоры не противоречат и данные археологических исследований, производившихся в 30-х и 40-х годах текущего столетия и получивших предварительные публикации лишь в самое последнее время5. Сопоставив и соединив материалы, опубликованные И. В. Фабрициус и Л. М. Славиным, мы по-
пытались составить схематическую карту древних поселений в районе Ольвии, которую и публикуем в настоящей работе. Показанные на этой карте многочисленные поселения, лежащие по берегам Бугского и Днепровско-Бугского лиманов, по большей части относятся к догетскому времени, хотя часть их несомненно существовала и в первых веках нашей эры.
Рис. 18. Схематическая карта древних поселений в районе Ольвии (по данным И. В. Фабрициус и Л. М. Славина)
По вопросу о принадлежности названных поселений изучавшие их исследователи высказали различные точки зрения. Л. М. Славин1 все ранние поселения именует скифскими, за исключением поселения у Закисовой балки, которое он считает греко-скифским. И. В. Фабрициус2 по большей части воздерживается от определенных высказываний по данному поводу, но некоторые из рассматриваемых памятников именует греческими3.
Нам представляется более правильным считать, что рассматриваемые поселения принадлежали каллипидам, за исключением ближайших к Ольвии населенных пунктов, например у Широкой и Закисовой1 балок, относившихся к ольвийской хоре. Это предположение мы высказываем, исходя из известного свидетельства Геродота2, который пишет: από του Βοροσθενεϊτέων εμπορίου (τούτο γάρ των παραθαλασσίων μεσαίτατόν έστι πάσης της Σκυθίης), από τούτου πρώτοι Καλλιπίδας νέμονται έο'ντες "Ελληνες Σκύθαι. «Отец истории» определенно указывает, что от эмпория борисфенитов3 первыми жили каллипиды; поэтому они должны были быть ближайшими соседями Ольвии. Характер культуры каллипидов кратко, но выразительно определяется Геродотом, именующим их эллино-скифами. Вероятно, каллипиды были местным племенем, воспринявшим ряд черт эллинского быта, что полностью отвечает характеру рассматриваемых поселений.
С эллино-скифами Геродота, повидимому, идентичны миксэллины4 декрета в честь Протогена; о них там говорится следующее: έφοάρθαι... τούς τήμ παρώρειαν οίκούντας Μιςέλληνας, ούκ έλάττους όντας τόν αριθμόν χιλίων και πεντακοσίων, τούς έν τώι προτέρωι πολέμωι συμμαχησαντας έν τηι πάλει, («...пограничные миксэллины, числом не менее 1500, бывшие в предыдущую войну союзниками, в городе были совращены врагами...»). Этим указывается на наличие по соседству с ольвийской хорой пограничных миксэллинов числом не менее 1500. Очевидно, помимо этих пограничных миксэллинов были и другие, жившие несколько дальше. Особенно же для нас важно свидетельство Протогенова декрета о том, что миксэллины могли быть то союзниками, то врагами Ольвии, следовательно, они не находились у последней в подчинении. Из этого можно сделать вывод, что воспринявшее ряд особенностей эллинской
культуры население побережий Днепровско-Бугского и Бугского лиманов в догетское время в значительной части не входило в ольвийскую хору.
Нет никаких оснований предполагать, что территория, принадлежавшая Ольвии, могла увеличиться в послегетское время, когда город был значительно меньше и беднее. Относящееся к этому времени свидетельство Диона Хрисостома1 позволяет заключить, что дозоры ольвиополитов, предупреждавшие о вторжении на их территорию врагов, ставились невдалеке от города.
Хлеб, поступавший в Ольвию и особенно отправлявшийся из нее в метрополию, в основном собирался не на землях, принадлежавших этому городу2: в значительном количестве хлеб поступал на ольвийский рынок из Прибужья и Приднепровья. Его производили обитатели обширных городищ, расположенных по нижнему течению Днепра3. В силу этого экономика Ольвии в основном базировалась на торговле, охватывавшей значительную территорию 4, а также на ремесле и в гораздо меньшей мере на сельском хозяйстве.
С незначительностью принадлежавшей ольвиополитам сельскохозяйственной территории, возможно, связано то обстоятельство, что Ольвия иногда испытывала недостаток в хлебе. Прямое указание на это мы находим в декрете в честь Прото-гена5. Между тем, располагавший большими хлебородными полями Боспор, судя по доступным нам данным, не испытывал какой-либо нужды в хлебе6.
Такова в общих чертах картина землевладения в античных государствах Северного Причерноморья. Сказанное приводит к таким выводам. На землях полисов, прежде всего Херсонеса, преобладало среднее и мелкое землевладение. Формы землевладения, установившиеся в Боспорском государстве к IV в. до
н. э., можно сблизить с теми, которые существовали в эллинистических монархиях.
Заканчивая обзор вопросов, связанных с античным землевладением в Северном Причерноморье, остановимся на известном свидетельстве Страбона, который утверждал, что земледельцы (γεωργοί), жившие на Таврическом полуострове, арендовали землю у обитавших выше их номадов, уплачивая им за это дань (φόρος)1. Вряд ли это свидетельство древнего географа можно безоговорочно принимать на веру. Трудно допустить, чтобы кочевые скотоводы могли сдавать «в аренду» земельные участки соседившим с ними пахарям. Страбон, по всей видимости, перенес экономические отношения, свойственные античному Средиземноморью, в совершенно иную среду. В форосе, который уплачивался земледельцами кочевникам, скорее всего можно видеть не арендную плату, а просто дань, которую более сильные кочевники налагали на более слабых земледельцев.
Весьма примечательны при этом дальнейшие слова Страбона, который отмечает, что дани не платят те, кто уверен в своих силах, кто может легко отразить нападение или воспрепятствовать вторжению на свою землю. Последующее упоминание Страбоном Асандра, перегородившего укреплениями перешеек Таврического полуострова и воспрепятствовавшего нападениям кочевников на Боспор, может быть поставлено в связь с другим свидетельством того же Страбона2 — о дани. Мы имеем в виду дань (φόρος), которую вынужден был платить «варварам» Перисад, последний царь из династии Спартокидов.
Такое понимание свидетельства Страбона об «аренде земли» нам представляется единственно возможным. Оно полностью совпадает с метким замечанием В. В. Латышева3, в немногих строках сопоставившего упомянутую цитату Страбона4 о дарах «за аренду» с теми «дарами», которые ольвиополиты должны были подносить скифскому царю Саитафарну.