Наша группа ВКОНТАКТЕ - Наш твиттер Follow antikoved on Twitter
362

ОВИДИЙ

Публий Овидий Назон называет себя младшим из четырех элегических поэтов Рима. Свою биографию он рассказывает в одном из стихотворений периода изгнания («Скорбные элегии»). Родился он в 43 г. до н. э. в небольшом городке Сульмоне, в Абруццкой области, расположенном в живописной долине, окруженной горами. И в наши дни в современной Италии центральная улица Сульмоны носит имя Овидия.
Вместе с братом поэт был отправлен в Рим для получения образования и попал в риторическую школу. В это время в Риме пользовался большим успехом жанр камерного красноречия, рассчитанного на аудиторию любителей и знатоков изящной речи. На выступления ораторов, обучавших в риторических школах и публично выступавших перед аудиторией любителей, стекалось много слушателей. Темы речей были фиктивными, заранее заданными оратору. Задача заключалась в том, чтобы дать интересную, эффектную, максимально оригинальную разработку сюжета. Речи делились на контроверсии (судебные) и свасории (жанр рассуждения). Свасории обычно вкладывались в уста исторических или мифологических персонажей, оказавшихся в особенно сложном и трудном положении, например, в уста Агамемнона,

363

рассуждающего о том, нужно ли приносить в жертву Ифигению, или Цицерона, который должен был решить вопрос, стоит ли просить Антония пощадить его жизнь, и т. п.
Сенека Старший, автор дошедшего до нас сборника контроверсии и свасории, утверждает, что молодой Овидий был одаренным оратором, хотя и не любил речей, в которых требовались строгая логика и юридическая аргументация. Овидия привлекали речи, в которых можно было дать психологические характеристики действующих лиц, поставленных в какое-нибудь необычное положение. Речь Овидия, по мнению Сенеки, напоминала стихотворения в прозе (solutum carmen). Блестящий поэтический талант и влечение к литературному творчеству очень рано проявились у этого выдающегося поэта.

С детских лет меня выси поэзии сладкой манили,
Тайно Муза влекла к ей посвященным трудам.
Часто отец говорил: «К чему пустые занятья,
Ведь состоянья скопить сам Меонид не сумел!»
Я подчинялся отцу и, весь Геликон забывая,
Стопы отбросив, хотел прозой писать, как и все,
Но, против воли моей, слагалась речь моя в стопы.
Все, что пытался писать, в стих превращалось тотчас.
(«Скорбные элегии». Пер. Н. В. Вулих)

Знание ораторского искусства и интерес к психологическим зарисовкам, полученные Овидием в риторической школе, сыграли важную роль в формировании его поэтического дарования.
Первым литературным трудом поэта был сборник любовных элегий («Amores»). Опираясь на поэзию своих предшественников, используя подчас традиционные мотивы любовной элегии, молодой поэт создает стихотворения нового типа, лишенные того возвышенного характера, который был свойствен трактовке любовной темы у Тибулла и Проперция. Овидий прочно стоит на почве реальности, с живым интересом относится к окружающему, наделен меткой наблюдательностью и остроумием. Достойными поэтического изображения он считает такие стороны жизни, которые не дерзали описывать прежние элегические поэты. Он смело ведет своих читателей в цирк, в котором во время представления юноша может познакомиться с хорошенькой вольноотпущенницей.

Скачка коней благородных мой взор не влечет на ристаньях,
Пусть победит, я прошу, тот, кто тебе по душе.
Рядом с тобой посидеть я хочу, перемолвиться словом,
В цирк пришел, чтоб любовь ты мою видеть могла.
Смотришь ты на бега, смотрю на тебя я упорно.
Каждый своим увлечен, каждый глядит на свое.
(Пер. Н. В. Вулих)

Бросая шутливый вызов серьезной морали, поэт объясняется с одинаковой страстью в любви госпоже и ее прислужнице:

364

Волосы ты причесать искусно умеешь, Кипассис,
Ты достойна служить в небе богиням самим!
Прелесть ласк твоих тайных испытана мною: я знаю,
Ты мила госпоже, мне же милее, чем ей.
(Пер. В. В. Вулих)

Он поучает ревнивого супруга и дает советы влюбленному, как искуснее обмануть мужа своей любимой. Обыденные чувства, картины повседневной жизни становятся у него объектами художественного изображения. Шутка, смех, ирония впервые так широко проникают с его элегиями в римскую лирическую поэзию. Многие элегии представляют собой стихотворные декламации. Один мотив в них искусно подается в разных вариантах. Так построена, например, 9-я элегия I книги. Главная мысль изложена в первых строках, а все стихотворение развивает и иллюстрирует ее серией примеров и образов:

Каждый влюбленный — солдат, и есть у Амура свой лагерь,
Аттик, поверь мне и знай: каждый влюбленный — солдат.
Возраст, годный для войн, удобней всего для Венеры,
Старый не годен солдат, старца противна любовь.
(Пер. Н. В. Вулих)

Открывая маленький мир обыкновенного человека, видящего в любви веселое развлечение, Овидий, в отличие от Тибулла и Проперция, сосредоточивает свое внимание не только на чувствах влюбленного поэта, автора элегий, но и на переживаниях женщины. Интерес к женской психологии уже свойствен этим ранним элегиям. Овидий ставит в них проблему необходимости ответного чувства и любуется его проявлениями у своих подчас легкомысленных и веселых героинь.
Овидию, представителю младшего поколения периода принципата, не прошедшему через огонь гражданских войн и пользующемуся благами «Августовского мира», чужды мучительные поиски жизненной позиции и системы мировоззрения. Он уже не строит, подобно Вергилию и Горацию, сложной системы взаимоотношений человека с окружающей действительностью. Чувства и психология героев, лишенных всякой исключительности, интересуют его сами по себе. К серьезным моральным темам «века Августа» поэт относится с иронией. Древние установления и правила, выработанные Римом, не представляются ему чем-то особенно важным и значительным. Молодой поэт высмеивает брачные законы Августа, подтрунивает над увлечением древностью и преклонением перед старой религией, которые были свойственны «официальной идеологии».
От любовной элегии, ставшей в его руках шутливой и изящной миниатюрой, поэт переходит к жанру лирического послания на мифологические темы. В отличие от Тибулла и Проперция

365

Овидий уже в любовных элегиях интересуется не столько личными субъективными чувствами, сколько жанровыми мимическими сценками, персонажами с их психологией и окружающей обстановкой. Поэтому обращение поэта к более объективным темам, а впоследствии и к повествовательным жанрам было вполне закономерно. От любовной элегии он переходит к мифологическим сюжетам и создает свои «Послания героинь». «Послания» представляют собой сборник стихотворных писем мифологических героинь (Пенелопа, Брисеида, Деянира, Медея, Федра, Ариадна, Дидона и др.) к покинувшим их мужьям или возлюбленным.
Рисуя образы, широко известные римскому читателю и имевшие многовековую традицию в художественной литературе, Овидий делает попытку осветить мир своих персонажей по-новому, как бы вывести их из привычных «героических рамок» и приблизить к реальным женщинам, своим современницам.
Послания напоминают риторические свасории — речи, вложенные в уста исторических или мифологических персонажей, в составлении которых упражнялись в риторических школах. От декламаторов требовалось найти максимально достоверные психологические штрихи и проявить оригинальность в разработке темы. Героини Овидия владеют всеми приемами ораторского искусства, сочетая в своих письмах риторические фигуры с лирическими излияниями.
Послания однообразны по темам, так как все героини находятся в одинаковом положении — в разлуке со своими возлюбленными. Одинаковые мотивы встречаются во всех посланиях (жалобы, просьбы о возвращении и т. д.). Искусство поэта проявляется в умении варьировать сходные мотивы, в стремлении придать каждому образу своеобразные черты, отличающие его от других. Овидий вводит в послания ряд штрихов и метких деталей, подмеченных им в окружающей жизни, насыщая тем самым свой мифологический материал остро современными мотивами.
Пенелопа — верная жена Одиссея — лишена у Овидия величественности, свойственной ей в «Одиссее» Гомера. Римский поэт изображает ее стареющей, слабой женщиной, трогательно хранящей верность своему далекому супругу. Призывая Одиссея поскорее вернуться на Итаку, Пенелопа пишет ему:

Юною девой была я, когда ты уехал отсюда.
Ныне старухой меня, если вернешься, найдешь.
(Пер. Ф. Ф. Зелинского)

В образе Дидоны нет сурового величия эпической героини. Она обращается к Энею с трогательными мольбами и горькими упреками.
В противоположность пылающей местью Дидоне Вергилия она, проклиная Энея, трепещет за его жизнь:

366

Страшно мне, как бы, погибнув, тебя не вовлечь в эту гибель,
Как бы морская тебя не поглотила волна!
Милый, живи: уж лучше пусть так я тебя потеряю,
Лучше пусть смерти моей станешь виновником ты.

В послание Медеи вводится любопытная бытовая деталь — рассказ о том, как один из сыновей Ясона увидел свадебную процессию, которую возглавлял его отец. Выбежав за порог дома, он обращается к матери со следующими словами:

«Мама,— кричит.— Посмотри! Сам отец наш Ясон открывает
Шествие, весь золотой на колеснице стоит».
(Пер. Ф. Ф. Зелинского)

Тем самым Овидий как бы модернизирует материал, превращая Медею в живую, современную ему женщину.
Впоследствии, вероятно, самим же Овидием к сборнику, состоявшему из 15 писем, были присоединены еще три пары посланий. В каждой паре было письмо героини и ответ героя (письмо Париса Елене и Елены Парису, письмо Аконтия и Кидиппы, Геро и Леандра). В этих посланиях решалась интересная художественная задача. Овидий изображал в них воздействие письма на чувства и намерения адресата. С этой точки зрения интересно письмо Париса, в котором он пытается различными способами расположить к себе Елену, и ответное послание Елены, в котором раскрывается целая гамма психологических нюансов. Елена начинает письмо с негодующих замечаний и постепенно склоняется к просьбам влюбленного красавца.
Первый период творчества Овидия заканчивается двумя шутливо дидактическими поэмами: «Искусство любви» («Ars amatoria») и «Средства от любви» («Remedia amoris») (1 г. до н. э.— 1 г. н. э.). Поэма «Искусство любви» — одно из самых блестящих по остроумию и совершенству произведений молодого Овидия. Поэт пародирует в ней ученые руководства, в частности руководства по риторике. Римской любовной элегии были свойственны элементы дидактики. Тибулл и особенно Проперций подчеркивали, что хотят дать полезные советы влюбленным, имея достаточный опыт в делах любви. Овидий использует эту дидактическую тенденцию. Он составляет целый кодекс правил поведения, которыми должен руководствоваться влюбленный юноша в своих взаимоотношениях с любимой женщиной. Руководства по риторике обычно начинались с раздела, посвященного нахождению (inventio) нужного оратору материала. Овидий начинает свою шутливую поэму с раздела «Нахождение предмета любви», давая советы, как и где найти подходящую возлюбленную. Вторая часть поэмы посвящена тому, как завоевать любовь, третья — как ее сохранить. В произведение вводятся многочисленные бытовые зарисовки, изящные мифологические рассказы, шутливые рассуждения на моральные темы. От тех, кто хочет покорять сердца,

367

требуется обаяние и знание искусства. Влюбленный в своих взаимоотношениях с женщинами, как шутливо утверждает Овидий, должен быть на высоте культурного века Августа.
В третьей книге поэт дает советы женщинам. И от них требуются изящество внешнего облика, тонкий вкус и художественные познания. Пользуясь остроумной шуткой, иногда прибегая к пародии, Овидий выступает в своей поэме против грубости нравов, за тонкость и красоту в отношениях между людьми.
Поэма вызвала недовольство блюстителей нравственности вольностью тона и откровенной смелостью отдельных картин. Тогда Овидий составил другое произведение на прямо противоположную тему—«Средства от любви». В этом небольшом по объему произведении он советует заниматься сельским хозяйством или государственной деятельностью, отправиться в далекое путешествие и т. п., для того чтобы исцелиться от любовного чувства. Поэма также носит шутливый характер и полна остроумия и метких психологических зарисовок.
В первый период творчества Овидием были написаны знаменитая, но не дошедшая до нас трагедия «Медея» и поэма о косметике (сохранилась очень незначительная часть ее).
Во второй период творчества поэт переходит от произведений на любовные темы к созданию больших произведений на мифологические сюжеты. Он одновременно пишет две поэмы: «Метаморфозы» и «Фасты».
«Метаморфозы» — эпическая поэма, в которой рассказываются легенды о превращениях людей в животных, а также в предметы неодушевленной природы: растения и камни, источники, светила и т. д. Эти мифы широко распространены в фольклоре различных народов. Эллинистические поэты, проявлявшие большой интерес к фольклору и мифологии, использовали эти легенды в своих художественных произведениях. Эратосфену принадлежит сочинение в прозе «Катастеризмы», в котором излагались мифы о превращении в звезды, Бойю — сочинение «О происхождении птиц», Никандру и Парфению—«Метаморфозы». Существовали и каталоги мифов на эту тему. Римский поэт использовал многочисленные источники: научные и художественные произведения, каталоги и памятники изобразительного искусства.
Поэма «Метаморфозы» состоит из 15 книг. Это увлекательное, живо написанное произведение с массой персонажей, с постоянной сменой места действия. Овидий собрал около 250 различных мифов о превращениях. Для придания единства произведению поэт пользуется различными приемами: он объединяет мифы по циклам (фиванский, аргосский и др.), по сходству персонажей, по месту действия. Часто придумывает связующие звенья между разнородными легендами. Как искусный рассказчик, он пользуется приемами рамочной композиции, вкладывая повествование в уста различных героев. Поэма начинается с рассказа о сотворении мира из беспорядочного хаоса, а кончается философским

368

заключением Пифагора. Пифагор говорит о вечной изменчивости и чудесных превращениях, происходящих в окружающей природе, призывает не употреблять в пищу мясо живых существ. Подобно своим предшественникам (Вергилию, Лукрецию) Овидий стремится дать философское обоснование избранной им темы, считая, что жанр эпоса, в отличие от элегии, требует известной концепции и художественных обобщений. Поэта интересует психология различных персонажей и та обстановка, в которой они действуют.
Вот юный Фаэтон, обиженный недоверием к его божественному происхождению, хочет убедиться в том, что его отцом действительно является бог Солнца. Он отправляется для этого далеко на Восток и приходит во дворец лучезарного бога. Дворец Солнца сказочен, но в описание включены детали, напоминающие пышное убранство роскошных резиденций восточноэллинистических царей и римских вельмож. Колонны дворца украшены золотом и драгоценными камнями; на створках серебряных дверей изображены земля и море, кишащее тритонами и нереидами. Сказочный бог Солнца, восседающий на троне, украшенном смарагдами, оказывается заботливым отцом. Фаэтон хочет проехать по небу на солнечной колеснице. Отец пытается отговорить его, но упрямый юноша настаивает на своем. Овидий описывает небесные конюшни и фантастических коней, нетерпеливо бьющих копытами. Колесница, на которую встал Фаэтон, кажется им, привыкшим возить мощного бога света, слишком легкой. Поднявшись на вершину неба, с которой начинается крутой спуск, кони перестают подчиняться поводьям и мчатся, сойдя с дороги. По сторонам разверзают свои пасти страшные небесные чудовища: Рак (созвездие Рака), Скорпион (созвездие Скорпиона), а внизу темнеет далекая Земля. Сердце Фаэтона сжимается от страха, и он выпускает из рук поводья. Вот колесница, скользя все низке и ниже, приближается к Земле, загораются леса на горных вершинах, закипает вода в реках и морях, в земле появляются трещины от невыносимого жара. Богиня Земли молит Юпитера о спасении, и властитель богов бросает свою молнию в Фаэтона, чтобы вызвать падение колесницы. Гибнет, падая на землю, Фаэтон. Неутешно плачут над ним сестры и превращаются в тополя. Описание превращения дано кратко и лишь замыкает большой рассказ.
Соединение фантастики с реальностью характерно для всей поэмы Овидия. Его герои, с одной стороны, сказочные мифологические фигуры, с другой — обыкновенные люди. Повествование не усложнено никакими глубокомысленными рассуждениями. Так, в рассказе о Фаэтоне подчеркнуты простые, понятные всем черты внутреннего облика: самоуверенность молодости, мудрость и нежная заботливость зрелости. Эта доступность, легкость и поэтичность рассказа обеспечили поэме Овидия широкую популярность в древнее и новое время. С античной мифологией в увлекательном изложении Овидия читатель нового времени зна-

369

комился обычно по этой широко известной и любимой уже в средние века поэме. Многие рассказы дали материал для литературных произведений, опер, балетов и картин: описание четырех веков и рассказ о любви Аполлона к нимфе Дафне, превратившейся в лавровое дерево (I кн.), миф о красавце Нарциссе, влюбившемся в собственное изображение, и нимфе Эхо (III кн.), о горной Ниобе, оскорбившей Диану (VI кн.), о полете Дедала и Икара (VIII кн.), о скульпторе Пигмалионе, создавшем статую прекрасной женщины и влюбившемся в свое создание (X кн.), о нежных супругах Кеиксе и Галькионе (XI кн.) и др.
Превращения в «Метаморфозах» — обычно результат вмешательства богов в судьбу героев. Иногда они вызваны несправедливой злобой божества или являются заслуженной карой за проступок. Подчас, спасаясь от грозящей беды, персонажи поэмы сами молят богов об изменении своего внешнего облика. Так, нимфа Дафна, которую преследует влюбленный Аполлон, обращается к своему отцу, богу реки Пенею, с просьбой о помощи:

Молит: «Отец, помоги, ведь сила есть у потоков,
Лик мой скорей измени, уничтожь мой гибельный образ!»
Кончила речь, и тотчас тяжелеют гибкие члены,
Нежную грудь покрывает кора, поднимаясь все выше.
Волосы в листья у ней превращаются, руки же в ветви,
Ноги — ленивые корни уходят в черную землю.
Вот и исчезло в вершине лицо, но краса остается.
Любит по-прежнему Феб и, ствола рукою касаясь,
Чувствует, как под корой ее грудь трепещет живая.
Он обнимает ее, он дерево нежно целует.
(Пер. Н. В. Вулих)

Описания Овидия чрезвычайно выразительны, он видит рисуемую картину во всех подробностях. Эта наглядность описаний дала возможность художникам эпохи Возрождения снабдить издания «Метаморфоз» серией живописных иллюстраций.
Богатство античной мифологии позволило Овидию изобразить в поэме самые различные персонажи. Перед читателями проходят герои различного возраста и пола: юноши, скромные девушки, старики и старухи, зрелые, умудренные жизнью мужи. Наряду с богами и царями выступают и простые смертные: кормчий Главк, старики Филемон и Бавкида, юные влюбленные Пирам и Тисба, скульптор Пигмалион и др. Их чувства, как характер персонажей, различны: тут и жестокий деспот Терей, и самовластный, надменный Пенфей, бесхитростная юная Каллисто, надменная богиня Юнона. Герои Овидия—это, в сущности, его современники, перенесенные в сферу мифа, опоэтизированные и облагороженные. Овидий как бы отдает в поэме дань уважения принцепсу, рассказывая о превращении Цезаря в комету и почтительно отзываясь об Августе. Эти моменты, однако, никак не

370

влияют на все произведение в целом, далекое по своей идейной направленности и особенностям поэтической формы от официальной идеологии принципата.
Одновременно с «Метаморфозами» Овидий пишет и другую поэму — «Фасты» (Календарь). Сравнение художественного метода Овидия в «Метаморфозах» и «Фастах» показывает, что, создавая эпическую поэму, Овидий хочет придать изложению известную монументальность и парадность. В поэме «Фасты», написанной элегическим дистихом, рассказывается о происхождении отдельных римских обрядов, празднеств и церемоний. Здесь несколько иной стиль повествования (хотя мифологии также уделено много места), больше бытовых подробностей и самый тон изложения проще, лиричнее и эмоционально насыщеннее, чем в «Метаморфозах». Образцом послужила поэма Каллимаха «Причины».
Овидий предполагал написать 12 книг, по числу месяцев в году, но успел написать только 6. Каждая книга начинается с толкования названия месяца, далее следуют занимательные рассказы о празднествах и обрядах, совершаемых в данном месяце. Каждый праздник и обряд имеет свою историю и связан с многочисленными мифами, которые и излагаются в поэме. Греческие мифы чередуются с римскими, римская мифология поэтизируется. К числу известных эпизодов относится рассказ о Тарквинии и Лукреции, с легендой о которых был связан один из дней февраля. Сын Тарквиния Гордого Секст совершил насилие над целомудренной женой Коллатина Лукрецией. Лукреция рассказала обо всем мужу и затем пронзила себя мечом. При этом присутствовал Брут, поклявшийся отомстить деспотическому роду Тарквиниев и самому насильнику. Возмущенные жестокостью этрусских царей, римляне изгоняют их из Рима. Так заканчивается, согласно «Фастам» Овидия, древний «царский период» в истории Рима.
Поэт не закончил свою поэму, так как в 8 г. н. э. он был внезапно отправлен в изгнание на побережье Черного моря, в городок Томи (близ нынешней Констанцы в Румынии). О причинах изгнания Овидий пишет туманно. Он утверждает в своих стихотворениях, написанных в ссылке, что его погубила «песня» и какое-то «заблуждение», о котором он должен молчать. Поэт утверждает, что его вина была не «преступлением», а «ошибкой», что во всем виноваты его глаза, видевшие нечто запретное.
Ученые полагают, что поэт был замешан в каком-то дворцовом заговоре, который был организован сторонниками семьи Юлиев (к которой принадлежал Август), против жены принцепса Ливии, усиленно выдвигавшей в качестве преемника и наследника Августа своего сына Тиберия.
Официальным предлогом для изгнания послужила поэма «Искусство любви», разгневавшая принцепса своей чрезмерной вольностью.

371

Пятидесятилетний поэт — образованный человек, изысканный ценитель произведений искусства и один из любимейших поэтов своего времени — попал внезапно в далекую страну, лежавшую на самой границе римских владений. Фракийские племена, окружавшие город, часто совершали набеги на него, и жители должны были сражаться с ними на улицах. Овидий жалуется в своих «Скорбных элегиях» на условия жизни в Томи, на отсутствие достаточного количества книг и на изнуряющие его болезни.
В ссылке он написал 5 книг «Тристий» (скорбных элегий), 4 книги «Посланий с Понта», поэму «Ибис», направленную против одного из своих врагов, и ученое произведение о рыбах Черного моря. Он перерабатывает в это время и свою поэму «Фасты», уделяя в ней особое внимание празднествам, связанным с домом Юлиев. После смерти Августа (в 14 г. н. э.) он переделывает первую книгу, обращаясь уже теперь к Германику, видя в нем своего защитника и будущего правителя Рима. Однако смерть помешала ему дописать «Фасты».
В литературном творчестве Овидий ищет в это время утешения. В своих стихотворениях он обращается к далеким римским друзьям, трогательно просит их заступиться за него перед Августом, умоляет о перемене места изгнания.
Если раньше в своих многочисленных произведениях, выводя разнообразных по характеру героев, поэт проявил живую наблюдательность и открыл новую, по сравнению со своими предшественниками, точку зрения, с которой следует смотреть на человека, то теперь весь свой талант наблюдателя он направляет на самоизображение. Созданный Овидием автопортрет чрезвычайно интересен и свидетельствует о его новых завоеваниях. С яркой достоверностью изображает он свою тоску по Риму, доводящую его до худобы и болезни, свою бессонницу, слабость, наклонность к слезам. Он открывает в изгнании и истинную цену своего поэтического дарования — живость воображения, помогающую ему мысленно переноситься в любимый город. «Божественный дар», как называли в античности талант поэта, раскрывается ему в этот период во всей своей человеческой конкретности: как легкость воображения, сила фантазии, волшебство слова, помогающее преодолевать расстояния и располагать к себе сердца местных обитателей Томи и далеких римских читателей. Поэт изучил местный язык и стал выступать с рецитациями своих произведений на городских празднествах.
Окружающая жизнь, природа Черноморского побережья и берегов Дуная находит отражение в его поэзии. Италийца, привыкшего к разнообразию и живописности южной природы, поражает картина унылых придунайских степей. Вероятно, впервые в истории литературы он сравнивает унылую степную равнину с морем. Это сравнение, ставшее столь обычным в литературе нового времени, полно для римского поэта всей первозданной свежести и радости первооткрытия.

372

Волшебством представляется ему и открытый им в Томи зимний пейзаж. С удивлением ступая по льду, покрывшему залив, он сравнивает снега и льды с мрамором и любуется кристаллами инея, мелодически звенящими в волосах и бородах обитателей городка. Глубоко чувствует этот изысканный, избалованный культурой римлянин скромную красоту северной весны, с ее простыми фиалками, первой травой, пробивающейся в поле, и первой ласточкой, вьющей свое гнездо под стрехой крыши изгнанника.
Ссылка приблизила его к суровости и простоте жизни обитателей маленького городка, местных земледельцев и пастухов, рыбаков и лодочников.

Если найдешь недостатки в элегиях этих, читатель,
Будь снисходителен к ним, вспомнив о горе моем.
Был я в изгнаньи, забвенья искал я в труде, а не славы,
Грусть я хотел позабыть, горькие думы прогнать.
Так же поет землекоп в неволе, звеня кандалами.
Легче от песни простой тяжкий становится труд,
Песню поет и бурлак, в песках увязая прибрежных,
Вверх по бурливой реке плот сбой ленивый влача.
В такт своей песне гребец вздымает весла быстрее,
В такт опускает их вновь, бьет ими водную гладь.
Любит напевом свирели, на камне средь поля усевшись,
Стадо овечье сзывать в полдень усталый пастух,
Так и служанка поет за работой, прядя свою пряжу,
Время быстрее идет, легче становится труд,
Грустный Ахилл, говорят, в тоске по своей Лирнезиде
Лиру Гемонскую брал, в песне забвенья искал.
Дважды жену потеряв, Орфей, свою скорбь изливая,
Тяжкие горы сдвигал, вел за собою леса.
Муза и мне облегчает мой путь к суровому Понту,
Верной осталась она, делит изгнанье со мной.
Муза одна не боится мечей и скифских кинжалов,
Вражеских козней, морей, яростных бурь и ветров.
(Пер. Н. В. Вулих)

Поэтический талант Овидия не потускнел в изгнании. Ссылка не уничтожила в нем поэта и человека.
Достоинства «Скорбныхэлегий» глубоко оценил А.С.Пушкин, с увлечением читавший их во время своей Кишиневской ссылки. Возражая французскому поэту Грессе, пренебрежительно отозвавшемуся об элегиях изгнания, русский поэт пишет: «Книга Tristium не заслужила такого строгого осуждения. Она выше, по нашему мнению, всех прочих сочинений Овидиевых (кроме «Превращений»). «Героини», элегии любовные, и самая поэма Ars amandi — мнимая причина его изгнания, уступают «Элегиям Понтийским». В сих последних более истинного чувства, более простодушия, более индивидуальности и менее холодного остроумия. Сколько яркости в описании чуждого климата и чуждой земли!

373

Сколько живости в подробностях! И какая грусть о Риме! Какие трогательные жалобы» 1.
Обаятельный образ римского изгнанника, начертанный в поэме «Цыгане», создан русским поэтом на основе глубокого проникновения в самое существо «Скорбных элегий».

Меж нами есть одно преданье:
Царем когда-то сослан был
Полудня житель к нам в изгнанье.
(Я прежде знал, но позабыл
Его мудреное прозванье).
Он был уже летами стар,
Но млад и жив душой незлобной —
Имел он песен дивный дар
И голос, шуму вод подобный —
И полюбили все его,
И жил он на брегах Дуная,
Не обижая никого,
Людей рассказами пленяя.

Несмотря на свои мольбы о возвращении, поэт не был прощен. Тиберий, ставший главой римского государства после смерти Августа (14 г. н. э.), не вернул Овидия в Рим. Он умер в Томи в 17 или 18 г. н. э. Поэт сам составил себе надгробную эпиграмму, которая ныне украшает памятник Овидия, возвышающийся на площади в современной Констанце, в Румынии:

Я здесь лежащий, я тот, кто шалил, любовь воспевая,
Даром погублен своим. Имя поэта Назон.
Ты же, мимо идущий, коль сам любил ты, промолви:
«О, да будет легка праху Назона земля!»

(Пер. Н. В. Вулих)

1 А. С. Пушкин. Полн. собр. соч. Т. 7. М.— Л., 1949, стр. 424.

Подготовлено по изданию:

Чистякова Н.А., Вулих Н.В.
История античной литературы. — 2-е изд. — М.: Высш. школа, 1971.
© Издательство «Высшая школа», 1971.



Rambler's Top100