Глава 8
Свои законы семья получила не от города. Если бы город установил закон о собственности, то он, по всей видимости, не был бы таким, каким мы его видим. Право собственности и право наследования устанавливались бы
на иных принципах; неотчуждаемость земли и неделимость семейного владения были не в интересах города. Закон, позволявший отцу продать и даже убить сына, — этот закон мы находим и в Греции, и в Риме, — не устанавливался городом. Скорее город сказал бы отцу: «Жизнь и свобода твоей жены и твоего сына не принадлежат тебе. Я защищу их даже от тебя. Не тебе судить и убивать их, даже если они совершили проступок. Я буду их единственным судьей». Но город по понятным причинам не мог этого говорить. Частное право существовало до появления города. Когда город начал издавать законы, частное право уже существовало в полной мере, укоренившееся в обычаях, получившее общее признание. Город принял его, поскольку не мог поступить иначе и только постепенно с течением времени осмелился вносить в него коррективы. Древний закон не был созданием какого-то законодателя; он был, наоборот, навязан законодателю. Он родился в семье, из древних обычаев. В его основе лежали религиозные верования, которые были всеобщими в первые века для этих народов и безгранично властвовали над их умами и волей.
Семья состояла из отца, матери, детей и рабов. Какой бы маленькой ни была эта группа, она нуждалась в порядке. Кому принадлежала верховная власть? Отцу? Нет. В каждом доме есть что-то, стоящее выше отца. Это домашняя религия, это бог, которого греки называли хозяином очага, а латины — домашним ларом — покровителем очага. Это домашнее божество, или вера, живущая в душе человека, было самой непререкаемой властью. Это то, что определило положение каждого члена семьи.
Отец занимает первое место у священного огня. Он зажигает и поддерживает его; он верховный жрец. Во всех религиозных священнодействиях отцу отводилась главная роль: он убивал жертву, его уста произносили слова молитвы, которая должна была побудить богов обеспечить защиту ему и его семье. Он увековечивал семью и культ; он один представлял весь ряд предков, и от него продолжался ряд потомков. На нем держится домашний культ, и он может сказать, подобно индусу: «Я — бог». Когда придет смерть, он станет божественным существом, которому будут молиться потомки.
Жене религия не отводила такого высокого положения. Она, правда, принимала участие в религиозных церемониях, но не являлась хозяйкой очага. Религия не досталась ей по рождению. Она обрела религию в браке. Молитвам, которые она произносит, женщина научилась у мужа. Она не представляет предков, поскольку не происходит от них. Когда ее опустят в могилу, она не станет предком и ей не будут воздаваться особые почести. После смерти, как и при жизни, она считается только частью своего мужа.
И греческие, и римские, и индусские законы, основанные на древних верованиях, — все они рассматривали жену как несовершеннолетнюю. У нее не могло быть собственного очага; она не могла быть главою культа. В Риме она получала звание матери семьи, но теряла его, как только умирал ее муж. Не имея священного огня, который бы принадлежал лично ей, она не обладала ничем, что бы давало ей власть в семье. Она никогда не повелевала; она даже никогда не была свободной и не была сама себе хозяйкой. Она всегда находилась у чужого очага, повторяя чужие молитвы; в религиозной жизни она нуждалась в главе религиозной общины, в гражданской жизни — в опекуне.
«Законы Ману» гласят: «Женщина в детстве зависит от отца, в молодости от мужа, после смерти мужа от сыновей, если нет сыновей, от ближайших родственников мужа, поскольку женщина никогда не должна распоряжаться собой по собственному усмотрению». Об этом же говорят греческие и римские законы. В девичестве она находится под властью отца; после смерти отца под властью братьев; в замужестве под опекой мужа. После смерти мужа она не возвращается в родную семью, поскольку отреклась от нее во время священного брачного обряда. Будучи вдовой, она попадает под опеку агнатов мужа, то есть ее собственных сыновей, если они у нее есть, или, при отсутствии сыновей, под опеку ближайших родственников. Власть мужа столь велика, что перед смертью он может назначить опекуна для жены и даже выбрать ей нового мужа.
У римлян было слово, донесенное до наших дней юристами, которое обозначало власть мужа над женой; это слово — manus. Сейчас не просто найти его первоначальный смысл. Толкователи объясняют его как слово, выражающее физическую силу; получалось, что женщина оказыва-
дась под властью грубой мужской силы. Вполне возможно, что это ошибочное толкование. Власть мужа вовсе не вытекала из перевеса в физической силе. Она являлась следствием, как все частные законы, религиозных верований, которые ставили мужчину выше женщины. Доказательством служит тот факт, что женщина, вступившая в брак без соблюдения священных обрядов и, следовательно, не приобщенная к культу, не подчинялась власти мужа. Брак ставил женщину в подчиненное положение, но одновременно придавал ей достоинство. Так что не право сильного создало семью!
Теперь перейдем к ребенку. Здесь природа достаточно громко говорит сама за себя. Она требует, чтобы у ребенка был защитник, руководитель и наставник. Религия действует в соответствии с природой; она говорит, что отец должен быть главой культа, а сын должен просто помогать ему в отправлении священных обязанностей. Но природа требует подчинения только на протяжении определенного количества лет, в то время как религия требует большего. Природа дает сыну совершеннолетие, религия, согласно древним законам, этого не допускает; семейный очаг неделим, как неделима и собственность. Братья не расходятся после смерти отца и уж тем более не отделяются от отца при его жизни. Согласно строгому древнему закону сыновья были связаны с очагом отца и, следовательно, находились под его властью; при его жизни они оставались несовершеннолетними.
Можно предположить, что это правило сохранялось до тех пор, пока существовала домашняя религия. В Афинах очень рано исчезло полное подчинение сына отцу. Дольше оно существовало в Спарте, где наследство всегда было неделимым. В Риме древний закон соблюдался строжайшим образом; при жизни отца сын не мог иметь своего очага; даже женившись, имея собственных детей, сын оставался под властью отца.
Отцовская власть, как и власть мужа, строилась на принципах и условиях, диктуемых домашней религией. Сын, рожденный вне брака, был неподвластен отцу. У этого сына и отца не было общей религии, не было ничего, что давало бы одному власть, а другого заставляло подчиняться. Само по себе отцовство не давало отцу никаких прав.
Благодаря домашней религии семья была маленьким организованным сообществом, имевшим своего руководителя. В современном обществе нет никаких аналогов, которые могли бы дать нам представление об этой отцовской власти. В те бесконечно далекие времена отец был не только сильным человеком, защитником, который имел власть, заставлявшую ему повиноваться; он был жрецом, наследником очага, продолжателем рода, родоначальником потомства, хранителем таинственных обрядов культа и священных формул молитв. В нем заключалась вся религия.
Само имя, которым называют отца — pater, — содержит в себе весьма любопытную информацию. Это слово используется и в греческом языке, и в латыни, и в санскрите, из чего следует вывод, что оно происходит из тех времен, когда греки, италийцы и индусы жили вместе в Центральной Азии. Какую смысловую нагрузку несло это слово? Мы можем это понять, поскольку в формулах религиозного языка, как и в юридическом языке, сохранилось его первоначальное значение. Когда древние люди, призывая Юпитера, называли его pater homitrum deoramque — отец людей и богов, они не хотели сказать, что Юпитер был отцом богов и людей, поскольку никогда так не считали, а, наоборот, думали, что человеческий род существовал до его появления. Тем же именем, pater, они называли Нептуна, Аполлона, Вакха, Вулкана, Плутона. Древние люди, конечно, не считали их своими отцами, как не считали матерями Минерву, Диану и Весту, к которым обращались словом mater, хотя эти три богини были богинями-девственницами. На юридическом языке именем pater, или pater familias, мог называться человек, который не был женат, у которого не было детей и кто даже не достиг возраста, когда можно заключать брак. Следовательно, с этим словом не связывалась мысль об отцовстве. В древнем языке (у греков, латинов и индусов) было другое слово — genitor, столь же древнее, как слово pater, которое обозначало именно отца, родителя. Слово pater имело другой смысл. В религиозном языке оно применялось к богам, на юридическом языке — к любому человеку, имевшему культ и владение. Поэты показывают нам, что это слово употреблялось по отношению ко всем тем, кому хотели воздать почести. Рабы называли этим словом своего господина. Оно содержало в
себе не понятие отцовства, а понятие могущества, власти, величия и достоинства.
То, что это слово употреблялось по отношению к отцу семейства и стало со временем общеупотребительным, без сомнения, очень существенный факт для каждого, кто хочет изучать древние институты. Истории происхождения этого слова вполне достаточно для того, чтобы получить общее представление о той власти, какой на протяжении долгого времени пользовался в семье отец, и о том чувстве благоговейного уважения, которое оказывалось ему как верховному жрецу и повелителю.
Греческие и римские законы признавали за отцом ту неограниченную власть, какой с самого начала облекла его религия. Многочисленные и разнообразные права, которые дали ему эти законы, можно разделить на три категории, поскольку мы будем рассматривать отца семьи как религиозного главу, как владельца собственности и как судью.
Отец — верховный глава домашней религии; он выполняет все обряды культа так, как он их понимает или, скорее, как он научился им у своего отца. Никто не оспаривает его главенства. Сам город и его жрецы не могут вносить никаких изменений в его культ. Как жрец очага, он не признает над собой высшей власти.
Будучи верховным жрецом, он отвечает за непрерывность культа и, следовательно, за непрерывность рода. Сохранение непрерывности, являвшееся его главной заботой и первейшим долгом, зависело только от него. Отсюда вытекают следующие права.
Право признавать или отвергать ребенка при рождении. Это право предоставлялось отцу как греческим, так и римским законом. Это был жестокий закон, однако он не противоречил принципам, на которых строилась древняя семья. даже не вызывавшее сомнений происхождение не являлось достаточным, чтобы войти в священный круг семьи; требовалось согласие главы семьи и посвящение в культ. Пока ребенок не приобщен к домашней религии, он — никто для отца.
Право развестись с женой в случае ее бесплодия, поскольку род не должен угаснуть, или в случае прелюбодеяния, поскольку семью и потомков следовало избавить от всякого рода бесчестия.
Право выдать дочь замуж, то есть уступить другому власть над ней. Право женить сына; от брака сына зависит непрерывность рода.
Право освобождать сына от родительской опеки, то есть отпускать из семьи и отстранять от культа. Право усыновлять, то есть вводить постороннего в домашнюю религию.
Право, находясь при смерти, назначать опекуна жене и детям.
Следует отметить, что эти права предоставлялись только отцу; остальные члены семьи не имели никакого отношения к этим правам. Жена не имела права на развод, по крайней мере в древности. Даже будучи вдовой, она не имела права ни усыновлять, ни отпускать из семьи. Она никогда не была даже опекуном собственных детей. В случае развода дети оставались с отцом, даже дочери. Жена никогда не имела власти над своими детьми. Ее дочери никогда не спрашивали у нее согласия на брак.
Мы уже говорили, что первоначально право собственности понималось как семейное, а не личное право. Собственность, как официально подтверждает Платон и косвенно сообщают древние законодатели, принадлежала предкам и потомкам. Эта собственность по своей природе была неделима. В семье мог быть только один собственник — сама семья, и только один, кто мог распоряжаться собственностью — отец. Этот принцип объясняет некоторые положения древнего права.
Поскольку собственность была неделимой и вся ответственность за нее лежала на отце, ни жена, ни дети не имели никакой собственности. В то время еще не существовало права совместного пользования имуществом. Приданое жены принадлежало мужу, который пользовался им не только по праву распорядителя, но и собственника. Все, что жена могла приобрести в браке, доставалось мужу. Даже овдовев, она не получала обратно своего приданого.
Сын находился в том же положении, что и жена; у него не было никакой собственности. Сделанные им дары не
имели законной силы, поскольку у него не было собственности. Он не мог ничего приобрести; плоды его труда, доходы с торговли — все принадлежало отцу. Если посторонний человек делал завещание в его пользу, то его отец, а не он получал наследство. Это объясняет те статьи римского права, в которых запрещались любые сделки по продаже между отцом и сыном. Если бы отец что-то продал сыну, то это означало бы, что он продал самому себе, поскольку все, что приобретал сын, принадлежало отцу.
Мы находим в римских, как и в афинских, законах, что отец мог продать сына. Отец мог распоряжаться всей собственностью, принадлежавшей семье, и сын мог рассматриваться как собственность, поскольку его труд являлся источником дохода. Значит, отец мог по своему выбору либо оставить у себя это орудие труда, либо уступить его другому. Уступить означало продать сына. Имеющиеся в нашем распоряжении тексты римских законов не дают ясного представления о характере этих договоров продажи. Можно с большой вероятностью предположить, что проданный сын не становился рабом покупателя. Продавался только его труд, но не свобода. Но даже в этом случае сын продолжал оставаться под властью отца. Можно предположить, что продажа не имела никакой иной цели, кроме как согласно договору уступить владение сыном на какое-то время другому лицу.
Плутарх сообщает нам, что в Риме женщина не могла представать перед судом даже в качестве свидетеля. В произведениях римского юриста Гая мы читаем: «Следует знать, что ничего нельзя передавать законным способом лицам подвластным, то есть женам, сыновьям, рабам. Поскольку разумно пришли к выводу, что раз этим людям не может принадлежать собственность, то они не имеют права ничего требовать по суду. Если сын, находящийся под властью отца, совершил преступление, то к ответственности привлекается отец».
Таким образом, жена и сын не могли выступать ни истцами, ни ответчиками, ни обвинителями, ни обвиняемыми, ни свидетелями. Из всей семьи только отец мог представать перед судом города; общественное правосудие существовало только для него; только он отвечал за преступления, совершенные членами его семьи.
Город не вершил правосудие над женой и сыном, поскольку правосудие над ними вершилось дома. Судьей был глава семьи, который занимал судейское место и судил властью мужа и отца, именем семьи, перед лицом домашних богов1.
Тит Ливий рассказывает, что сенат, стремясь изжить вакхический культ в Риме, издал указ, который запрещал «всякие проявления вакхического культа... под страхом смертной казни». С вынесением приговоров мужчинам не было никаких проблем, а вот с женщинами дело обстояло не так просто, поскольку судить их могла только семья. Сенат, из уважения к древнему закону, предоставил мужьям и отцам право вынесения смертного приговора женщинам.
Постановления, принятые судом, который вершил глава семьи в своем доме, не подлежали обжалованию. Отец мог осудить на смертную казнь, как городской судья, и никакая власть не имела права изменить его решение. «Муж, — пишет Катон Старший, — судья своей жены; его власть беспредельна; он может делать все, что желает. Если она совершила проступок, он наказывает ее; если она пила вино, он осуждает ее; если она виновна в прелюбодеянии, он убивает ее». Такими же правами отец обладал в отношении детей. Валерий Максим2 упоминает о некоем Атилии, который убил свою дочь за то, что она дурно себя вела. Известен случай, когда отец предал смертной казни своего сына, участвовавшего в заговоре Катилины.
Подобного рода случаи весьма многочисленны в римской истории. Было бы, впрочем, ошибочно думать, что отец имел неограниченное право убивать жену и детей. Он был их судьей; если он их и казнил, то лишь на основании своего права вершить суд. Только отец представал перед судом города, а для жены и сына не было другого судьи, кроме главы семьи. В своей семье он был единственным судьей.
Необходимо отметить, что власть отца не была деспотичной, какой бы она стала, если бы исходила из права сильнейшего. Она основывалась на верованиях, и границы ее определялись теми же верованиями. Например, отец имел право изгнать сына из семьи, но он хорошо понимал, что его поступок может привести к вымиранию рода и преданию вечному забвению манов его предков. Он мог усыновить постороннего человека, но религия запрещала это делать, если у него был родной сын. Он был единственным владельцем имущества, но не имел права, по крайней мере вначале, отчуждать его. Он мог развестись с женой, но для этого ему бы пришлось разорвать религиозные узы, наложенные браком. Таким образом, религия налагала на отца столько же обязанностей, сколько давала ему прав.
Вот такой на протяжении долгого времени была древняя семья. Достаточно было одной только духовной веры, без силовых законов и авторитета общественной власти, для формирования семьи, наведения в ней порядка, создания системы управления и судопроизводства и установления частного права.