150

Пифиады

Почти во всех остальных соревнованиях, наряду со спортивными дисциплинами, участвовала и музыка. На так называемых Немейских играх, проводившихся в Немейской долине, где, по преданию, Геракл одолел немейского льва (хотя существуют и другие мифологические версии об учреждении этих игр), музыкальные состязания были введены в более позднее время, после их возобновления дорийцами в 573 г. до н. э. Они совершались каждые два года — во второй и четвертый годы олимпийского цикла. Музыкальные конкурсы были обязательными и на истмийском празднике, проходившем на Истмийском перешейке каждый второй год Олимпиады, и «через раз» совпадали с Олимпийскими играми, но проводились не летом, а весной. Согласно мифу, их основателем был древнегреческий герой Тесей (см. Плутарх «Тесей» 25), установивший их в память своей победы над разбойником Синидом, который привязывал путников к верхушкам двух согнутых сосен, затем отпускал деревья, и они разрывали несчастных. Таким же способом Тесей покончил с Синидом и в честь этого события учредил игры, посвятив их Посейдону (правда, как и в других случаях, учреждение Истмийских игр иногда связывается с иными мифами; см., например, Аполлодор III 4, 3). Некоторое время праздник на Истме не совершался, но в 582 г. до н. э. он был возобновлен.
Однако самыми почетными для музыкантов были Пифийские игры, происходившие в Дельфах около святилища Аполлона, так как именно здесь проводились самые древние соревнования музы кантов. Флавий Филострат («Жизнь Аполлония Тианского» VI 10), сопоставляя Олимпийские игры с Пифийскими, говорит устами одного из своих персонажей — старейшины эфиопских мудрецов Феспасиона, что на первых «показывают лишь нагих ристателей», тогда как вторые проходят более интересно: здесь «играют на авлосах, бряцают на струнах и поют песни». Однако столь разнообразной музыкальная

151
конкурсная программа Пифийских игр стала намного позже, только с 586 г. до н. э. В древнейшую эпоху доступ на Пифиады имели лишь кифароды, другие музыканты не участвовали в этом состязании.
Наиболее распространенная версия причины основания Пифийских игр в Дельфах — победа Аполлона над чудовищем Пифоном (Пиндар «Пифийская ода» IX 1—75; Павсаний X 7, 2). После его убийства Аполлон якобы очистился от крови Пифона и с лавровой ветвью в руке пришел в Дельфы. В память этого события и были учреждены Пифийские игры, победителей которых также увенчивали венками из ветвей лавра. Согласно легендам, в архаичную эпоху праздник совершался один раз в восемь лет. Первоначально он состоял лишь из выступлений кифародов, исполнявших пеан в честь Аполлона.
Предания сообщают (см. Павсаний X 7, 2), что первым победителем Пифийских состязаний был некий Хрисофем с Крита, отец которого Карманор и очистил Аполлона от убийства. Источники не сохранили об этом музыканте никаких других сообщений. Считается, что после Хрисофема победителем был признан уже упоминавшийся Филаммон. Третьим же победителем признается сын Филаммона — Фамир, тот самый Фамир, который столь безуспешно пытался соревноваться с самими музами. Но если в состязании с музами он потерпел поражение, то в конкурсе певцов был удостоен победного лаврового венка.
Среди древнейших победителей Пифиад упоминается и некий Элевтер, который, согласно Павсанию (там же), оказался самым лучшим благодаря «сильному и приятному голосу, хотя он пел не свою песнь». Если было обращено внимание на то, что Элевтер выступал с произведением, сочиненным не им самим, а другим мастером, значит, это было необычное явление. Отсюда следует заключить, что большинство кифародов представляло на суд агонотетов и публики наряду с исполнительским мастерством плоды собственного композиторского творчества. Как видим, совмещение, естественное для древнейшего этапа развития эллинской музыкальной культуры, нашло свое отражение и в художественных конкурсах.
Однако, согласно тому же самому источнику, великий Орфей «вследствие своего самомнения» не пожелал участвовать в Пифийском конкурсе. Его примеру последовал и Мусей, «во всем подражавший Орфею». Не известно, что же побудило Орфея отказаться от самого престижного для кифародов соревнования; и еще предстоит выяснить, почему возникло такое предание.
Павсаний (там же) пишет, что в Дельфы приходил Гомер, но он не мог участвовать в соревновании, потому что не умел играть на кифаре. По этой же причине не был допущен к состязаниям и Гесиод. Такие сообщения еще раз подтверждают, что древнейшие рапсоды не использовали музыкальных инструментов и поэтому не
152
принимали участия в Пифиадах, где тогда выступали только кифароды, мастерски владевшие своим голосом и одновременно аккомпанировавшие себе на кифаре.
Страбон (VI 1, 9) излагает забавное предание о соревновании двух кифародов — Евнома из Локр и Аристона из Регия. Он предваряет свое повествование сообщением о том, что между Регием и Локрами было глубокое ущелье. Из-за изобилия растительности, создававшей избыток тени и влажности, цикады, находившиеся на стороне Регия, безмолвствовали, а на локрийской стороне они постоянно пели, так как она была солнечной. В Локрах возвышалась статуя кифарода Евнома с цикадой, сидящей на кифаре. Она была создана в память о случае, происшедшем на Пифийских играх. Заимствуя излагаемый материал из утраченной работы историка IV в. до н. э. Тимея из Тавромения, Страбон пишет, что перед началом Пифийских соревнований Евном и Аристон поспорили, кому первому выступать (как видно, в те давние времена еще не был установлен порядок, принятый впоследствии, когда все участники соревнования разыгрывали жребий) г Обращаясь к судьям, Аристон напомнил, что он происходит из Регия, основанного халкидянами, где из-за недорода по повелению оракула каждый десятый человек был посвящен Аполлону. На этом основании Аристон считал, что на аполлоновских Пифийских играх право первого выступления должно быть признано за ним, представителем Регия. Евном же утверждал обратное. Его аргумент сводился к тому, что регийцы вообще не имеют права участвовать в конкурсе, так как у них даже цикады не поют. Победил в соревновании Евном. Он же установил в Локрах уже описанную статую с цикадой на кифаре, ибо предание говорит о том, что во время выступления Евнома неожиданно лопнула одна струна кифары. Тогда появившаяся вдруг цикада вскочила на инструмент и своим голосом постоянно восполняла звук недостающей струны.
Все эти сказания, легенды и фрагменты исторических сообщений показывают, что в древности Пифийские игры были своеобразным музыкальным центром Эллады. Здесь выступали не только самые прославленные кифароды, но и проявлялись наиболее острые перипетии и конфликты музыкальной жизни, вызванные как художественными противоречиями, так и субъективными артистическими амбициями музыкантов. Правда, и здесь мы вынуждены довольствоваться лишь знакомством с аллегориями и иносказаниями, не всегда имея возможность проникнуть в их тайный смысл и в суть событий, послуживших для них основой.
Как свидетельствует Страбон (IX 3, 10), после так называемой Крисейской войны 595 г. до н. э., амфиктионы — представители союзных греческих городов, защищавших святилище в Дельфах, — в 590 г. до н. э. расширили программу Пифийских игр и дополнили ее конными и гимнастическими состязаниями. Однако Пифиады все
153
равно продолжали оставаться главным музыкальным конкурсом. С третьего года 48 Олимпиады, то есть с 586 г. до н. э., они стали проводиться раз в четыре года — в каждый третий год олимпийского цикла. Теперь в музыкальных состязаниях принимали участие не только кифароды, но и авлоды (певцы, сопровождаемые авлосом) и авлеты (солирующий авлос). Нам даже известны имена музыкантов, завоевавших первые призы по каждой дисциплине в 586 г. до н. э.: кифарод Меламп из Кефаллении, авлод Эхемброт из Аркадии и авлет Сакад из Аргоса (о нем подробнее будет рассказано позже).
Однако уже на следующей Пифиаде 582 г. до н. э. соревнования авлодов были отменены. По свидетельству Страбона (там же), их пение оказало неблагоприятное впечатление на слушателей и судей, так как оно показалось «очень суровым и грустным». Скорее всего, решающую роль здесь сыграла сила традиции и некоторый «академизм» Пифийского конкурса.
Эллины издавна привыкли к искусству кифародов, когда звучание голоса сочетается со звуками струнного инструмента. Этот жанр был запечатлен в мифах и являлся древнейшим. Не забудем, что кифара по архаичным представлениям квалифицировалась как «благородный» и «возвышенный» инструмент, инструмент самого аристократического из богов — Аполлона. Все это создавало некий ореол вокруг искусства кифародов, и на музыкальных конкурсах оно продолжительное время оставалось единственным.
Расширяя программу Пифийских игр, их устроители решились на введение авлетики. Она также имела давнюю традицию в Элладе, хотя и была связана с культом Диониса, а не Аполлона. С течением времени архаичные культовые противоречия отошли на задний план, а бурное распространение искусства авлетики заявляло о себе все решительней (достаточно вспомнить имена Олимпа, Гиеракса, Клона и других). Поэтому введение авлетики в программу Пифиад было лишь официальным признанием ее стремительного развития. Аналогичным образом развивалась и кифаристика. Поэтому на восьмой Пифиаде в 558 г. до н. э. она также была впервые узаконена как самостоятельная конкурсная дисциплина. Первым победителем по кифаристике оказался Агелай из Тегеи.
Что же касается авлодии, то здесь дело обстояло намного сложнее. Прежде всего, она совмещала явления, которые по традиционным представлениям с трудом сочетались: божественный человеческий голос, вдохновляемый музами, и дикий оргиастический авлос. Для «примирения» этих двух начал традиционному мышлению нужно было приложить значительные усилия. Кроме того, наверное не последнюю роль здесь играли и особенности восприятия совместного звучания голоса и авлоса: и тот, и другой возникают в результате вибрации воздушного столба и поэтому их ансамбль был лишен того специфического контраста, который присутствовал в дуэте голоса и
154
кифары, где сама акустическая природа выявляет главенство голоса и подчиненность инструмента.. Сюда же следует отнести еще одно немаловажное обстоятельство. Авлос — инструмент с достаточно сильным звуком, и для создания подлинного ансамбля необходимо наличие вокалиста, обладающего сильным голосом, и авлета, умеющего «усмирять» звучание своею инструмента. Понятно, что далеко не всегда возможен был такой идеальный дуэт, когда природные данные исполнителей совмещались бы с их профессиональным мастерством. Таким образом, существовало достаточно много причин для предубеждений относительно авлодии.
Правда, в античной музыковедческой литературе имеется источник, утверждающий, что пение под авлос приятнее, чем пение под лиру. Это пишется в «Проблемах» Псевдо-Аристотеля (XIX 43; об этом трактате см. стр. 123—124). Здесь отмечается, что важнейшей причиной приятного соединения звучания авлоса и голоса является их однотипность, так как они «возникают посредством дуновения»; соединение же голоса с лирой «нравится нам меньше», ибо их звуки создают «различие в ощущении».
При знакомстве с материалом из трактата Псевдо-Аристотеля следует учесть, что «музыкальные параграфы» этого памятника всегда вызывали много безответных вопросов и сомнений у самых основательных исследователей. Вполне допустимо, что и данный отрывок, посвященный «оправданию» ансамбля голоса и авлоса, является одним из многих испорченных мест, присутствующих в нем. Для подтверждения этого приведу следующее соображение.
В другом параграфе этого источника (XIX 9) в самой постановке «проблемы» явно проявляется несоответствие с содержанием ранее рассмотренного отрывка: «Почему мы слушаем с большим удовольствием сольное пение, когда оно звучит под аккомпанемент авлоса или лиры?» Таким образом, здесь признается эстетическая ценность как кифародии, так и авлодии. Это говорит о том, что параграф Псевдо-Аристотеля о превосходстве авлодии над кифародией требует серьезного изучения с целью выявления заложенных в нем противоречий.
Каковы бы ни были их истоки и причины, ясно, что авлодия, вопреки общепринятой традиции, была однажды допущена на Пифийские игры и потерпела крах. Не исключено, что на Пифиаде 586 г. до н. э. был осуществлен своеобразный эксперимент, когда самому жанру и исполнителям был предоставлен случай продемонстрировать свои возможности. Сейчас уже трудно объяснить, почему авлодия была исключена из программы Пифиад. Может быть, состав исполнителей, выступавших в авлодии, оказался не на должном художественном уровне и сразу же выявились все ее минусы. В результате авлодия уже никогда не звучала в конкурсных программах Пифиад.
155
Каждый исполнитель продолжительное время готовился к состязаниям. Приобретался достойный инструмент, подбирался специальный репертуар, соответствовавший традициям Пифиад. Могли готовиться старые, освященные временем произведения или сочиняться новые. Кроме того, каждому исполнителю нужно было иметь специальное одеяние, ибо все музыканты выходили на конкурсные выступления в особых длинных одеждах без пояса, называвшихся «ортостадиями» (όρθοστάδια) и «ксистидами» (ξυστίδες).
Однако ни одежда и ни какие-либо иные внешние атрибуты не могли способствовать победе на состязаниях. Здесь единственную и решающую роль играло профессиональное мастерство. Только оно должно было выделить лучшего исполнителя среди всех участников конкурса. Никакие другие обстоятельства не влияли на решение агонотетов. Это было хорошо известно как во всех уголках Эллады, так и во всем эллинистическом мире. Такой принцип отбора победителей навсегда запечатлелся в сознании людей и даже нашел свое отражение в литературе. Так, например, Лукиан («Неучу, который покупал много книг» 8—10) передает притчу, в основе которой лежит всенародная вера в справедливость судейских решений, принимаемых на Пифиадах. Вне зависимости от того, был ли этот рассказ создан самим Лукианом, или он бытовал в литературных кругах его времени, являясь неким продуктом фольклорного творчества, — его смысловая направленность совершенно очевидна.
Некий богатый тарентинец Евангел во что бы то ни стало хотел одержать победу на Пифийских играх. Однако он не отличался ни силой, ни ловкостью, ни быстротой ног. Поэтому многочисленные угодники, окружавшие Евангела и стремившиеся постоянно ему льстить, навели его на мысль, что он легко вышел бы победителем в соревновании кифародов. Ведь для этого достаточно лишь что-то спеть и проаккомпанировать себе на лире. Постепенно Евангел сам уверовал в возможность такого исхода дела и стал усиленно готовиться к состязанию. Евангел прибыл в Дельфы, имея с собой великолепное пурпурное одеяние, шитое золотом. На всякий случай он даже припас себе драгоценный золотой венок, сделанный в форме лавровой ветви. Кроме того, его лира представляла собой настоящее чудо: она была из чистого золота, вся усыпана драгоценными цветными камнями, на ней были выгравированы изображения муз, Аполлона и Орфея. Немудрено, что лира Евангела всех повергла в изумление. По воле жребия ему пришлось выступать между двумя настоящими мастерами. Перед Евангелом успешно пел фиванец Феспид, а затем настала очередь самого героя повествования. Он появился, сияя золотом и драгоценностями. Его замечательная одежда и инструмент удивительной красоты сразу же заворожили присутствующих и вселили в их души неосознанную надежду на то, что именно сейчас и произойдет художественное чудо. Все замерли в
156
ожидании истинного наслаждения. Наконец Евангел ударил по струнам, извлекая из них «что-то нестройное и несуразное». Причем из-за полного неумения обращаться с инструментом на его лире сразу же лопнули одновременно три струны. Затем он начал петь, и на слушателей обрушилась лавина нескладных и к тому же немощных звуков. Естественно, что когда столь сладостное ожидание сменилось столь же комическим выступлением, среди слушателей начался невообразимый смех, а агонотеты, возмущенные нахальством бездарного неуча, приказали бичами выгнать Евангела вон. Был побит не только самоуверенный богач, но и его чудесная лира, из которой посыпались драгоценные камни. Когда страсти улеглись, выступил некий Евмел (от εύμελής — мелодичный, хорошо звучащий) из Элей. Его лира была очень проста и сделана из обыкновенного дерева, а одежда «едва ли стоила десяти драхм». Но именно его пение произвело на слушателей и агонотетов неизгладимое впечатление, и он был провозглашен победителем. Так богатство и роскошь оказались бессильными перед подлинным искусством, а внешняя и показная красивость — никчемными перед истинной красотой настоящего творчества. Таков смысл рассказа, изложенного Лукианом.
Но не следует думать, что оформлению Пифийских игр вообще не придавалось значения. Многочисленные мероприятия, сопровождавшие игры, отличались большой роскошью и помпезностью. Готовились к ним не только участники состязаний. Ведь конкурсы были всего лишь кульминацией целой серии торжественных празднеств с множеством жертвоприношений и даров Аполлону. Греческий историк IV в. до н. э. Ксенофонт («Греческая история» VI 4, 29) повествует о том, как готовился к Пифиаде тиран Фессалии Ясон.
Все подвластные ему города собирали для жертвоприношений быков, свиней, овец и коз. Причем каждый город должен был дать определенное количество животных, чтобы в общей сложности получилась тысяча (!) быков и более тысячи (!) голов других жертвенных животных. Одновременно с этим Ясон обещал в награду золотой венок тому городу, который выкормит быка, достойного шествовать во главе ритуальной процессии. Таким же образом готовились к Пифийским праздникам другие тираны и властители Эллады. Поэтому Пифиады превращались в грандиозное представление, где религия и искусство выступали как единое неделимое целое, а все граждане являлись одновременно его участниками и зрителями.
Имена победителей музыкального конкурса с соответствующими посвящениями выбивались на мраморных стелах. Сами же стелы выставлялись на видных местах для всеобщего обозрения. Как правило, такие посвящения состояли из двух разделов. В первом указывался не только победитель соревнования, но и правители
157

(архонты), а также высшие должностные лица, при которых происходила Пифиада. Вторая часть начиналась с традиционной формулы «άγαθη τύχη» — «в добрый час», выражавшей пожелание успеха и удачи данному постановлению. Затем перечислялись награды и привилегии, предоставляемые победителям соревнований.
Ниже приводятся несколько посвящений с частично уцелевших памятников.
Первое из них относится к Пифиаде, происходившей в 134 г. до н. э. Посвящение рассказывает о женщине-музыкантше, имя которой не сохранилось. Судя по тексту, победительницей оказалась кифаристка, подвизавшаяся в качестве аккомпаниатора хора, — «хоропсалтриа» (χοροψάλτρια). Но на Пифийском конкурсе она прославилась как певица. Упоминающееся в тексте посвящения слово «проксен» (πρόξενος — буквально: «защитник иноземца») обозначает лицо, оказавшее гостеприимство гражданам другого государства и получившее за это привилегии от него:

«При архонте Гагионе, сыне Эхефила, советниках первого полугодия: Никострате, сыне Эвдора, Ксеноне, сыне Аристобула, Тимокле, сыне Траса [решили]. Так как жительница Кум хоропсалтриа... дочь Аристократа, прибыв в Дельфы и призванная архонтами и городом, к тому же пела здесь богу и соревновалась два дня и отличилась на Пифийских соревнованиях, достойно [славя] бога и наш город, — в добрый час дано городу Дельфам на общем собрании с голосованием по закону прославить жительницу Кум... дочь Аристократа, и [поставить] ей медное изображение [и увенчать ее] славным венком бога, что по обычаю делается в Дельфах, и [наградить ее] тысячей драхм серебром; архонтам послать ей по закону и величайшие дары. Предоставить ей и [ее] потомкам в городе право гостеприимства, право первого вопрошения оракула, право первоочередного разбирательства ее жалоб в суде, право убежища, свободу от всех повинностей, почетное место на всех соревнованиях, которые проводятся городом. Мы предоставляем ей, потомкам [ее], право владения землей и домом и все привилегии, которые предоставляет город и другим проксенам и благодетелям. Написать это самое решение на самом видном месте святилища. Архонтам отправить копию этого решения в город Кумы, чтобы там знали».

Второе посвящение относится к Пифиаде 90 г. до н. э. Оно интересно тем, что перечисляющиеся благодеяния распространяются не только на самого победителя, но и на его брата. Кроме того, в этом посвящении перечень привилегий, получаемых пифиоником, завершается указанием на организацию торжественного пира в пританее — общественном здании, считавшемся символическим центром города-государства, где постоянно горел огонь в честь богини домашнего очага Гестии, где заседали должностные лица и где за государственный счет устраивались пиршества для особо почетных граждан и высоких иностранных гостей.

158

«При архонте Клеандре, сыне Тимона, советниках Полите, сыне Александра, Эвклиде, сыне Гераклейда, Дионе, сыне Полиона, город Дельфы на общем собрании [постановил]. Так как органист элевтеринец Антипатр, сын Бревка, пришедший в Дельфы после того как к нему было послано посольство, и приглашенный архонтами и городом, великолепно соревновался два дня, как подобает прославил бога, город Элевтер и наш город, в котором и был увенчан на состязании ... [наградить] медным изображением и всеми другими почестями, которые он сам воздал богу. Соответственно этому в добрый час решено: прославить органиста элевтеринца Антипатра, сына Бревка, за благочестие и почтительность к богу и за отношение, которое он всегда проявляет к искусству, за благоволение к нашему городу; прославить брата его элевтеринца Кротона, сына Бревка, и дать ему и [его] потомкам в городе право гостеприимства, право первому вопрошать оракула, право первоочередного разбирательства его жалоб в суде, право убежища, свободу от всех повинностей, почетное место на всех соревнованиях, которые проводятся в городе, право владения землей и домом и все другие привилегии, которые существуют для других проксенов и благодетелей города. Архонтам послать им и величайшие дружеские дары. Звать их и людей с ними в пританею на общее угощение города. Написать решение архонтов в святилище Аполлона на самом видном месте и послать в город Элевтер, чтобы там знали».

Каждый человек, посещавший в Дельфах святилище Аполлона, читал такие посвящения и узнавал имена победителей, а по возвращении домой рассказывал о них своим землякам, а те — своим потомкам. Так слава победителей передавалась от одного поколения к другому. Когда на последующих Пифийских соревнованиях провозглашались новые победители, их имена постепенно затмевали старые. Но память о наиболее выдающихся музыкантах сохранялась долгое время.
Пифийские игры проводились на протяжении многих веков, вплоть до конца IV века. Последний раз они состоялись весной 394 г. при римском императоре Евгении (392—394 гг.). Но осенью того же года на престол был возведен Феодосии I Великий. Он был ревностным христианином и провозгласил христианство единственной религией Римской империи. С тех пор больше не могло быть Пифийских игр, вписавших много замечательных страниц в историю античного музыкального искусства.



Rambler's Top100