А Тит Манлий Торкват, человек, пользовавшийся редким почетом
за свои многочисленные выдающиеся подвиги и очень осведомленный
в вопросах гражданского права и понтификальных таинствах,
не
счел даже нужным в подобном случае прибегнуть к совету близких.
Ибо когда македоняне через своих послов предъявили сенату
жалобу
на его сына Децима Силана, то он стал просить у сенаторов,
чтобы
они не прежде издали постановление по этому делу, чем он,
Манлий,
разберет обвинения своего сына македонянами. Основательно
рассмотрев дело при содействии сенаторов и македонских послов,
он
целых два дня оставался один и не видел ни той, ни другой
стороны; лишь на третий день, выслушав как следует свидетелей,
он объявил
следующее: «Так как я нахожу доказанным, что сын мой Децим
Силан получил деньги от союзников, то я считаю его недостойным
и республики, и моего дома и приказываю ему немедленно удалиться
с моих глаз». Потрясенный столь суровым приговором отца,
Силан
не вынес дальше дневного света и в ту же ночь повесился.
Итак,
Торкват исполнил обязанности строгого и правдивого судьи;
республика была удовлетворена, Македония отомщена, строгость
отца,
казалось, должна была смириться. Но он не захотел присутствовать
на похоронах сына и отказывался слушать тех, кто хотел его
утешить.
Когда у реки Эч римские всадники, не выдержав натиска кимвров,
в страхе прибежали в Рим, Марк Эмилий Скавр, светоч и краса
отечества, послал сказать своему сыну, участвовавшему в
бегстве: «Охотнее я увидел бы тебя убитым на своих глазах
в честном бою,
чем виновником постыдного бегства. Итак, если в тебе осталась
хоть
капля стыда, ты должен избегать взоров обесчещенного отца».
Получивши известие об этом, сын вонзил себе в грудь тот
самый
меч, который он должен был употребить против врагов.
Не менее твердо обошелся с сыном сенатор Авл Фульвий, но
он
наказал его не за то, что он бежал с поля битвы, а за то,
что он
пошел в битву. Когда юноша, выдававшийся между сверстниками
и
умом, и образованностью, и красотой, увлеченный дружбой
с Катилиной, в безрассудном порыве устремился в его лагерь,
отец перехватил его на пути и собственноручно умертвил,
сказавши при этом: «Я произвел тебя на свет не для Катилины
против отечества, а для
отечества против Катилины».
(Валерий Максим, кн. V, гл. 8)