238

5. Клиент на обеде у своего патрона Как ни клянись, Требий, трудно поверить, что ты не стыдишься за свой образ жизни, что для тебя по-прежнему высшее благо питаться чужими объедками... Ведь нет ничего непритязательнее брюха. Но допустим даже, что тебе нечем наполнить желудок — проси тогда милостыню! Разве мало места на пристани, мало мостов; и не найдется разве рогожки, чтобы немного прикрыться? Или тебе уж так дорого унижение за знатным столом, и так силен голод? Дрожать от холода на улице и глодать грязный собачий огрызокв этом ведь меньше позора! Помни прежде всего, что, получив приглашение к обеду, ты сполна получил плату за все свои услуги. Обедом тебе заплатили за всю твою дружбу: хозяин запишет его тебе в счет, и как ни редко тебя приглашают, все идет в счет. Месяца два о тебе забывали, но вот — на обеденном ложе свободна подушка: зачем же ей пустовать? «Требий, зайди отобедать со мной!» — говорит он тебе. И ты наверху блаженства: что же еще и желать?! И всю ночь не дают тебе спать грезы о завтрашнем пире... Но вот и обед! Вино — такое, что и шерсть промывать им нельзя; от него гость скорчится, словно жрец Кибелы. Поднимается перебранка, которая скоро переходит в драку между вами и толпой вольноотпущенных; ты отбрасываешь бокал и вытираешь салфеткой свои кровавые раны. А хозяин тем .временем пьет вино времен пунической войны, но и рюмки такого вина не предложит он гостю, даже больному желудком. А завтра ему подадут другое — с албанских гор или из Сетия — не узнаешь точно откуда: от вековой плесени давно уж исчезла надпись на кувшине... Сам Виррон пьет из большого янтарного кубка, и фиалы его украшены драгоценными камнями. А тебе и золотых не дадут, а то и поставят слугу — стеречь драгоценные камни на кубке и следить за твоими ногтями... Пей из кубка, носящего имя беневентского сапожника [1], из разбитого, давно уж нуждающегося в замазке.

__________ [1] Беневентский сапожник — Вахиний, доносчик времен Нерона. У него был очень длинный нос, и кубки с длинными носами назывались вахиниевыми. — Ред.

239

Когда хозяин разгорячится вином и чрезмерно насытится пищей — ему подают напиток, холоднее альпийского снега. А тебе — даже воду другую дают. Кубки твои наполняет какой-нибудь гетул,* или черный мавр своей костлявой рукою, — словом, такой виночерпий, с которым совсем неприятно встретиться ночью с глазу на глаз на холмистой Латинской дороге. А перед Вирроном — не раб, а цветок, стоящий больше, чем все богатства Тулла, Анка и прочих римских царей... Если ты захочешь пить, то зови своего Гимеда-гетула. Юноша, за которого заплачено много тысяч, не умеет служить беднякам: его неприступность равняется его красоте. Разве он подойдет? Разве услышит тебя, когда ты попросишь горячей или холодной воды? Ведь это ниже его достоинства — служить старику-клиенту. И таких надменных рабов немало в доме патрона. Вот и еще такой же! С каким ворчанием подает он тебе заплесневелый кусок хлеба, не очистив его; и не пытайся отведать этот хлеб; не откусишь, только челюсть свернешь. А у хозяина — мягкий пшеничный хлеб, нежный и белый, как снег. Но смотри, не протягивай руку: почтенье к хозяйской корзине!.. Гляди, какого громадного краба несут хозяину: он еле умещается на блюде. Высоко подняв, несет его повар, и с каким презрением смотрит на гостей хвост этого рака из-за спаржи. А тебе, как на поминках, поставят маленькую тарелку с крохотным раком да половинку яйца. Сам он поливает свою рыбу венафрским маслом, а твоя капустная кочерыжка воняет лампадой... У Виррона — краснобородка [1] с Корсики или из Сицилии: ведь наше обжорство не знает пределов, и в нашем море этой рыбы уже нет: всю повытаскивали сетями. Все припасы для кухни идут из провинций... Подают и мурену огромных размеров, пойманную в сицилийской пучине. Ведь когда буйный ветер стихает и, сидя в пещере, сушит свои мокрые крылья, отважные рыбаки в самой Харибде не боятся забрасывать свои сети. На вашу же долю — рыба змеиной породы — длинный угорь, или жирный пескарь, отъевшийся в тибрской клоаке... Перед самим хозяином — дымится гусиная печень, курица величиной с гуся, кабан, достойный стрелы златокудрого Мелеагра [2]. А потом, — если дело весной, подают трюфели... А ты между тем, чтобы не оставаться без дела, смотри, как изгибается кравчий, как он фехтует ножом, исполняя все правила своей строгой науки. Это ведь не все равно, каким жестом зайца

__________ * Гетулы — кочевники на северо-западе Африки. [1] Очень ценная рыба. — Ред. [2] Мелеагр — этолийский герой, один из аргонавтов, неустрашимый охотник. Ред.

240

разрезать, каким — курицу. Будь осторожен и не пытайся раскрыть рот, как равный: вытащат за ноги и выбросят за дверь. Для себя и для прочих вирронов хозяин прикажет подать фрукты; ты же довольствуйся тем, что услышал их запах; эти фрукты зрели в царстве феаков, где не бывает зимы; можно подумать, что их украли в саду Гесперид. А тебе дадут гнилое яблоко: пожуешь и его... Быть может, ты думаешь, что Виррон скуп и не любит лишних расходов? Совсем нет: он делает так, чтоб тебя огорчить. Нет ничего забавней, как смотреть на слезы обжоры. Все поэтому делается так, чтобы принудить тебя в слезах излить свое горе и скрипеть от злости зубами. Тебе кажется, что ты свободный человек, гость патрона; он же считает, что ты давно уж пленен великолепием его кухни. И он прав. Никакой голод не заставил бы два раза переносить эти обиды патрона. Но вас прельщает надежда хорошо пообедать: «Сегодня, наверно, он даст нам остатки зайца, кусок кабаньего окорока, какую-нибудь мелкую птицу». И вот все вы сидите и ждете, почтительно, молча, с хлебом в руках. И он прав, относясь к тебе так. Если ты можешь сносить эти обиды, ты заслужил их. (Ювенал, Сатира V).