Вопрос о взаимоотношениях Северного Причерноморья и Рима является частью вопроса о римской политике на Востоке вообще. Поэтому его нельзя рассматривать без связи с общими проблемами римской восточной политики — как внутренней, так и внешней.
Эта политика складывалась из трех основных направлений: во-первых, политика по отношению к городам Востока, игравшим большую роль в жизни восточных стран и провинций; во-вторых, политика по отношению к зависимым княжествам Востока, при помощи которых римляне пытаются укрепить свои восточные границы; в-третьих, внешняя политика Рима на Востоке, которая характеризуется в I в. до н. э. началом взаимоотношений с Парфией и Арменией, а также многолетней, изнурительной войной с Митридатом Понтийским.
Рассматривая римскую политику на Востоке в первой половине I в. до н. э., прежде всего остановимся на отношениях Рима с городами Востока. Вопрос этот имеет большое значение, так как именно полис (πόλις) является основной единицей административного деления на Востоке, а муниципальное управление — основным видом самоуправления, так же широко распространенным в Азии, как и в классической Греции.
Неудивительно поэтому, что с проникновением римлян на Восток возникал вопрос о политике Рима по отношению к городам, который необходимо было решить в первую очередь и решение которого в значительной мере определяло дальнейшую политику Рима на Востоке. Проблема эта много раз
затрагивалась в буржуазной историографии, но разрешалась различными авторами в разных планах. Т. Моммзен например, поставив этот вопрос, отвечает на него следующим образом: «...римляне поняли, что, являясь представителями эллинизма и приняв на себя задачу охранять и расширять границы царства Александра на Востоке, они должны были прежде всего заботиться о городской жизни. Римляне восстанавливают города, особенно в новых римских провинциях»1.
Точка зрения Моммзена на миссию римлян как защитников эллинизма поддерживалась многими буржуазными учеными до последнего времени. Частично ее развивает и Райс Хольме в своем общем курсе римской истории2, говоря, что города служили центрами проникновения греко-римской цивилизации на Восток, укрепляли римские границы и играли большую роль в восточно-римской торговле. Показательно, что автор, отмечая значение городов, на первое место ставит их культурную роль, а на последнее — значение городов как экономических центров Востока.
Для данной темы необходимо выяснить основные черты римской политики по отношению к городам Востока, так как они помогут нам проанализировать и политику Рима по отношению к городам Северного Причерноморья.
Вопрос о взаимоотношениях с городами Востока приобретает особенное значение со времен борьбы с Понтийским царством, когда римляне все глубже проникают на Восток, используя в своей политике различные идеологические «обоснования» и выступая как преемники диадохов и эпигонов, для того чтобы создать «легитимность» своей власти.
Римляне не только взимали налоги с городов, но и покровительствовали им, способствуя развитию торговли. Это давало им возможность привлечь некоторые слои городского населения на свою сторону и тем самым облегчить управление восточными провинциями. Вместе с тем, своей политикой римляне, опираясь на верхние слои аристократии и богатых торговцев, способствовали классовому расслоению общества.
Эта дифференциация усугублялась тем, что в руках муниципальной аристократии находились все официальные должности, даже булэ, и хотя формально все дела города решались народным собранием, тем не менее при большой дифференциации общества и том влиянии, которое имела аристократия, в городе проводились постановления, ей удобные. Неудивительно поэтому, что тенденция Рима опи-
раться на аристократию города обеспечивала ему подчинение всего населения, при скрытом, а иногда даже явном сопротивлении широких народных масс·1.
Трудно согласиться с мнением Ростовцева, неоднократно высказываемым им и в 1920-х и 1940-х годах2. В 1926 г. автор, не учитывая процесса классовой дифференциации на Востоке и роли в нем римлян, рассматривает Восток как единое целое и говорит, что Восток во время римского владычества (до гражданских войн 44—31 гг.) переживает непрерывный экономический подъем. Той же неправильной точки зрения придерживается. Ростовцев в работе 1941 г., где «период от Суллы и до гражданских войн 44 г. характеризуется как период стабилизации и улучшения жизни Востока»3.
Мотивирует свою точку зрения Ростовцев тем, что будто бы римляне накладывали на богатую Азию сравнительно небольшой нало'г—15 млн. денариев в год, а римские торговцы (negotiators) способствовали обогащению Востока, развитию его торговли тем, что ввозили большие капиталы.
Однако факты, которые приводит в своих работах Ростовцев, противоречат его выводам. Автор сообщает о грабежах, производимых частными лицами, и о разорении некоторых восточных городов, что отнюдь не благоприятствовало процветанию провинций, а также говорит об обеднении большинства населения за счет обогащения немногих. Поэтому, учитывая приводимые Ростовцевым факты, нельзя вслед за ним говорить о процветании населения Азии «вообще», а нужно подходить дифференцированно, не смешивая процветания группы местных торговцев, находившихся в союзе с публиканами, с общей картиной экономического положения стран Востока.
Говоря о процветании городов, Ростовцев не учитывает того, что некоторые из них принуждены были, чтобы выплачивать римлянам налоги и наложенную Суллой контрибуцию в 20 тыс. талантов, брать ссуды у ростовщиков-публиканов. Проценты за ссуды взимались очень высокие. Из данных, приводимых античными авторами, известно, например, что проценты достигали 48—50 на 1004.
Однако, облагая восточные города большими налогами, римляне иногда действительно покровительствовали развитию торговли в отдельных крупных городах.
Богатые римляне очень часто вступали в союз с местными торговцами и магистратами для участия во внутренней и внешней торговле, что позволяло им ставить торговые операции на более широкую ногу. Местные торговцы часто открывали римлянам пути к участию во внутренней торговле, закрытые для последних из-за враждебного отношения к ним местного населения. Цицерон сообщает, что эти сделки были выгодны не только для римлян, их заключавших, но и для местных торговцев и магистратов, получавших определенную долю дохода 1. Часть местных «деловых людей», поддерживавших Рим и бывших в союзе со своей проримской аристократией, получает освобождение от налогов как римских, так и муниципальных2, что дает им возможность обогащаться на беспошлинной торговле3.
Римляне опирались на города при проведении различных мероприятий на Востоке. Достигалось это двумя путями: во-первых — поощрением торговли в больших городах и дарованием привилегий им за различные заслуги перед римлянами; во-вторых -— основанием новых городов, являвшихся форпостами римского владычества на Востоке и укреплявших границы государства. Лукулл восстановил разрушенные Синопу и Амис, расширил их территорию и заселил их — отчасти населением, прежде жившим там и возвращенным обратно, отчасти эллинами, вновь прибывшими на эту территорию. Некоторым крупнейшим городам Востока Помпей дал значительные привилегии: права автономного управления получили Селевкия, Антиохия, Газа, Митилена и др., и хотя они, включенные в состав римской провинции, были вынуждены платить налоги, тем не менее там были сохранены прежние методы сборов, собственная юрисдикция и возможность по своему усмотрению разрешать вопросы, связанные с муниципальным управлением. Это, несомненно, имело очень большое значение: таким способом можно было избежать злоупотреблений публиканов при сборе налогов и произвола римских чиновников при решении вопросов, касающихся лишь дел города, как это было, например, в Гераклее, о которой речь будет итти ниже.
Источники сообщают, что Помпеем было основано 39 городов (включая и киликийские поселения), причем надо отметить, что уже со времен Августа некоторые из них, имевшие очень хорошее географическое положение, стали богатыми
городами с многочисленным населением. К таким городам относились Никополь, Мегалополь, Диосполь, Магнополь, Неаполь, Помпейополь и др.
Население этих, основанных Помпеем, городов состояло главным образом из местных жителей. Только Никополь в этом отношении представлял исключение — там были поселены ветераны армии Помпея, не пожелавшие возвращаться в Италию.
Надо отметить, что по отношению к городам Востока Помпей проявил большее понимание обстановки, чем его предшественники. Данная политика продолжается п после Помпея, приобретая более планомерный характер.
Наряду с политикой покровительства некоторым городам Востока, наиболее богатым и важным в стратегическом отношении, источники свидетельствуют о случаях, имеющих совершенно иной характер. Известно, что в затруднительных положениях, когда римлянам нужны были деньги, они собирали их любым путем и повсеместно. Например, Аппиан1 сообщает: «Так как римская казна из-за междоусобных распрей страдала недостатком средств ...все народы и города, не только обязанные платить дань, но и те, которые присоединялись к Риму и связаны были с ним договорами, скрепленными клятвами, все города, которые благодаря союзу с Римом или за какие-либо другие свои заслуги пользовались автономией и были свободны от податей,— все они получили теперь приказание платить дань и повиноваться».
Источники часто сообщают нам, что по вступлении римлян в какой-либо город, не имевший привилегий и ничем не отличившийся перед римлянами, он прежде всего наполнялся публиканами, и действия их вызывали жестокую ненависть местного населения. Так было, например, с Гераклеей, когда приезд туда публиканов повлек за собой избиение их местным населением2.
После этого случая римляне жестоко расправились с Гераклеей3. Мы знаем, что затем были опустошены и другие города Понта, например Амис и Синопа, которым многое пришлось претерпеть сначала от римских войск, а потом от публиканов.
Вообще же вполне возможно, что самая система городской жизни на Востоке, например в Вифинии или Понте, не была изменена; управление и уплата налогов производились тем же способом, только царя сменил римский наместник, а место чиновников, собирающих налоги, заняли публиканы и их
агенты1. Но недаром, отмечая происшедшие перемены, Цицерон2 говорит, что теперь царство Вифинское с его полями, городами, лугами и пастбищами стало общественным достоянием римского народа (publicum populi Komani), а все земли царства Вифинского перешли в руки публиканов, и что здесь дело не в системе управления, а в фактическом владении.
Сами римляне понимали, насколько обременительно было в городах присутствие публиканов и произвольные сборы, проводимые ими помимо государственных налогов. Это доказывается тем фактом, что Габиний, наместник провинции Сирии, освободил некоторые, наиболее пострадавшие города от публиканов, разрешив им платить налоги непосредственно в казну. В тех же случаях, когда городом управлял тиран, сделки заключались с ним, минуя публиканов.
Надо отметить, что произвол сборе налогов цубликанами вызывал недовольство не только того местного населения, которое подвергалось этому произволу, но и самих римлян, не принимавших участия в этих операциях, а также известных кругов римской знати. Известно, например, что Пизон отстранил публиканов от сбора налогов в Греции и заменил их своими рабами, действовавшими как его агенты. Не исключена возможность, что в Сирии действовал таким же путем Габиний, хотя источники не подтверждают нам этого факта. Тем не менее это можно вполне предполагать, зная, какую ненависть вызвали мероприятия Габиния у публиканов при его управлении Сирией. Надо отметить, что этот способ сбора налогов был предшественником более позднего способа, установившегося затем во времена империи, когда сбор налогов проводился с помощью государственных рабов и вольноотпущенников.
Конечно, политика такого рода отнюдь не объяснялась желанием облегчить положение местного населения и уменьшить размер собираемых с него налогов. Она вела за собой лишь переход сбора средств от одной, стоящей у власти группы населения, к другой. Мы знаем, что тот же Пизон, который боролся с публиканами, проводил в Греции многочисленные реквизиции, и источники говорят3, что убытки от этих реквизиций потерпели в первую очередь именно города, например Византий, Фессало-ника и др. Правда, этим способом была достигнута концентрация денежных средств провинций в руках одного лица и централизация управления — явление, достигающее еще большего развития в позднейшие времена.
Таким образом, некоторым городам, особенно крупным или важным в статегпческом отношении, даются различные привилегии, уменьшаются торговые пошлины. Римляне учитывают также и важное политическое значение городов, расположенных на территории, служащей плацдармом для нападения на Парфию. Несомненно, в интересах Рима было создавать прочный тыл и таким способом, давая привилегии городам, привлекать их на свою сторону.
Не меньшую роль сыграли города и в борьбе Рима с Митридатом Понтийским. Когда Митридат выступил против римлян, на его сторону стали многие города Малой Азии, которые он привлек различными демагогическими обещаниями. Жители Эфеса, Адрамиттии, Кавна, Тралл и других городов истребляли римлян по приказу понтийского царя. В это время Митридат включает в состав Понтийского царства и города Северного Причерноморья —- Ольвию и Херсонес. Видимо, это делается с согласия самих городов, так как им все время приходится бороться с нападениями скифов, образовавших сильное государство Скилура— Палака.
Страбон говорит1, что Херсонес был раньше автономным и независимым городом, но потом подчинился Митридату, думая найти у него защиту от «варваров». Митридат послал гарнизон в Херсонес для защиты города п, кроме того, войско во главе с Диофантом для борьбы со скифами. Об этом сообщает уже приведенный выше очень интересный документ2—декрет, изданный херсонесским советом и народом в честь Диофанта, полководца Митридата Евпатора, избавившего город от опасности,' угрожавшей ему со стороны скифов.
В декрете этом очень подробно рассказывается, как Диофанту пришлось дважды совершать экспедицию против скифов, прежде чем был достигнут окончательный результат. Граждане Херсонеса принимали активное участие в этих походах. В надписи сообщается также, что Диофант, прибыв в Херсонес с сухопутными морским войском и присоединив к не м у отборных херсонесских воинов, разместившихся на трех судах, двинулся морем из_ Херсонеса и покарал виновников восстания на Боспоре. Таким образом, из декрета в честь Диофанта ясно видно, что Митридат защищает Херсонес от набегов скифов, а тот, в свою очередь, дает ему свои войска.
Подобную же политику Митридата, охраняющего свои северные владения, мы можем проследить и по отношению к Ольвии.
До нас дошла надпись ΙΡΕ 12, № 351— единственное свидетельство о взаимоотношениях Митридата Евпатора с Ольвией. Декрет этот издан советом и народным собранием Ольвии в честь гражданина города Амиса, имя которого нам не известно. Заслуга его в том, что он доставил в Ольвию послов, которые ездили к Митридату с различными просьбами, а также гарнизон, деньги и продовольствие. Гарнизон этот состоял из переселенных в Ольвию арменийцев. Кто же были арменийцы, о которых упоминает данный декрет?
В статье «Митридат Понтийский и Ольвия»2 Ростовцев высказывает мысль, что арменийцы были подданными армянского царя. Более убедительно мнение академика С. А. Шебелева, считающего3, что «арменийцы» были жителями Армены, городка, расположенного в 8—9 км от Синопы. Армена входила в состав Понтийского царства Митридата. Надо согласиться, что такое переселение было гораздо проще и удобнее (переселенцев приходилось доставлять в Ольвию только морем), чем переселение в Ольвию жителей Армении. В обоих случаях, связанных с херсонесским декретом в честь Диофанта и ольвийским декретом в честь амисского капитана, нужно отметить, что Митридат охраняет города, входящие в состав его северных владений, посылает им гарнизоны и продовольствие. Самые же города, в свою очередь, в случае затруднений отправляют послов к понтийскому царю с просьбой о помощи и отнюдь не протестуют против пребывания под властью Митридата.
Позиция городов Северного Причерноморья резко меняется, когда Митридат, терпя от римлян поражение за поражением, уже не в состоянии оказывать им поддержку. Поэтому города начинают изменять Митридату. Так, Аппиан4 сообщает нам о восстании в Фанагории и других городах Северного Причерноморья: «Один из фанагорийцев, Кастор... стал призывать народ вернуть себе свободу, и хотя их крепость уже была занята Артаферном и другими сыновьями Митридата, они обложили вершину горы деревом и подожгли его. Артаферн, Дарий, Ксеркс, Оксатр и Евпатра — дети Митридата сдались в плен и позволили увести себя». Дион Кассий5 и Орозий6 сообщают нам, что восставшие фанагорийцы во главе с Кастором выдали захваченных ими в плен детей Митридата римлянам, желая привлечь их на свою сторону. Кроме Фанагории
Митридату изменили и другие города Северного Причерноморья 1 — «Херсонес, Нимфей и все другие по берегу Понта, очень удобные в военном отношении».
Все эти города, поднявшие восстание против Митридата и перешедшие на сторону Рима, получили затем различные привилегии от Помпея: так, Фанагория получила автономию. По словам Аппиана2, «фанагорийцев он [Помпей] сделал свободными и автономными, так как первыми именно они, когда Митридат стал крепнуть и заготовлял себе корабли и другое войско и держал в своих руках укрепленные пункты, решились восстать против него и тем подали пример другим отпасть от него и оказались, таким образом, виновниками гибели Митридата».
О том, что Херсонес также был на стороне Рима против Митридата, можно заключить из того, что Махар, сын понтийского царя, после измены отцу бежит от его преследований именно в Херсонес, рассчитывая найти в городе поддержку в своей борьбе против отца.
Можно сказать, что в период неудач Митридата интересам господствующего класса причерноморских городов Рим становится гораздо ближе, чем Митридат, крымская блокада которого грозила нарушить все торговые связи.
Говоря о позиции северопонтийских городов, повернувших от Митридата к Риму, необходимо учитывать очень важное изменение в политике Митридата, а именно его сближение со скифо-сарматскими князьями, что, конечно, еще больше оттолкнуло от Митридата торговое население городов Северного Причерноморья, искавшее у царя защиты от своего врага и отнюдь не одобрявшее подобного поворота в его политике.
В результате всех этих причин во время третьей войны Рима с Митридатом в городах Северного Причерноморья все более усиливается проримская партия и города переходят на сторону Рима, что является одной пз причин окончательного поражения Митридата.
В системе римской восточной политики вопрос об отношении к зависимым царствам Востока имеет большое значение. Галатия, Каппадокия, Коммагена, Иудея и другие были очень важны для охраны и укрепления римских восточных
границ. Кроме того, они играли значительную роль во внешней политике, занимая промежуточное положение между двумя враждующими странами — Парфией и Римом. Например, позиция Армении была очень крупным фактором в развитии взаимоотношений Рима и Парфии.
Во взаимоотношениях Рима с Митридатом не меньший вес имела Вифиния: из-за нее началась первая война с Митридатом, сыгравшая значительную роль в жизни Рима. Несколько же лет спустя Вифинии, пока она не была превращена в провинцию, суждено было еще раз сыграть большую роль в восточной политике Рима: из-за нее началась и третья война с Митридатом. Вифиния являлась своего рода буфером между Римом и Понтом. Но в конце 75 г. умер Никомед III, оставив в наследство римлянам свое государство. Вопрос о наследнике был решен просто: Филопатора, сына Никомеда III и Низы, сенат объявил незаконным1, вследствие чего Вифиния должна была беспрепятственно перейти под власть римлян. Подобная ситуация не соответствовала планам Митридата, и он сделал все возможное, чтобы лучше подготовиться к войне с Римом, которая была уже неизбежна2.
О том же, насколько в Риме были заинтересованы в присоединении этой области, можно судить из свидетельства Цицерона, что было организовано специальное общество для аренды царских земель в Вифинии3.
Вопрос о политике Рима к Армении тесно связан с римско-парфянскими отношениями, поэтому обладание Арменией было крайне важно как для Рима, так и для Парфии и объяснялось не только наличием в ней северной магистрали мировой торговли, но главным образом ее военным и стратегическим значением. Армения как дружественная парфянам страна представляла прямую опасность для восточных областей Рима, а как союзница Рима — угрозу Парфянскому царству.
Естественно поэтому, что союз с Арменией был одним из основных этапов восточной политики Рима. Кроме того, Армения имела еще немалое значение в торговле Рима:
армянские торговцы служили посредниками для обмена товаров через Кавказ со Скифией, через Каспийское море — с восточной Азией и Китаем, вниз по Тигру — с Вавилонией и Индией, с западной стороны —с Каппадокией.
В восточной политике Рима не меньшим узлом противоречий, чем Армения, была и Сирия до превращения ее Помпеем в римскую провинцию. Вопрос о Сирии был для Рима вопросом об охране своих восточных границ, так как она была плацдармом Парфии, стремившейся довести свои границы до Средиземного моря. В этом отношении завоевание Сирии Помпеем было крахом парфянской политики по отношению к Сирии.
Обстановка в Сирии была очень сложна. Наличие нескольких претендентов на престол порождало многочисленные династические распри. Все это неблагоприятно отзывалось на экономике крупных торговых городов Сирии — Антиохии, Селевкии, Дамаска, граждане которых не могли свободно заниматься ни земледелием, ни морской и караванной торговлей. Естественно, что подобная ситуация в Сирии обратила на себя внимание Рима, так как в силу своего географического положения и природных условий Сирия могла быть использована в качестве плацдарма для борьбы с Парфией. Завоевание Сирии, важное и для охраны восточных римских границ, было завершено Помпеем, отдававшим себе отчет в той роли, которую Сирия играла или, во всяком случае, могла играть на Востоке, находясь под властью Рима.
Политика Рима на Востоке привела к тому, что римские границы, значительно расширившиеся в середине I в. до н. э., были окружены и укреплены сетью зависимых княжеств.
Большое внимание было уделено Каппадокии и Комма-гене, что определялось стратегическими соображениями ввиду возможных осложнений с Парфией. Оба эти царства владели важнейшими переправами через Евфрат, и римлянам было необходимо сохранять с ними добрососедские отношения. Поэтому владения царя каппадокийского были расширены еще при Лукулле до Евфрата присоединением к его царству Мелитены, а позднее Помпеем, отдавшим ему на западной границе некоторые, отрезанные от Киликии округа, а на восточной— область Софену на левом берегу Евфрата. Этим достигалось то, что царь каппадокийский целиком овладел одной из самых важных переправ через Евфрат.
В Коммагене, находившейся на берегу Евфрата и также имевшей большое стратегическое значение, власть из рук Рима получил Антиох Селевкид1. Ему же была отдана крепость Селевкия,
господствовавшая над южной переправой через Евфрат, а также полоса земли на южном берегу Евфрата. Таким образом, было предусмотрено, чтобы две важнейшие переправы через Евфрат и противолежащие земли на восточном его берегу находились в руках династов, вполне зависевших от Рима.
Не менее важный участок римской границы, чем Каппадокия и Коммагена, охранял третий союзник Рима —· Галатия, по своему политическому положению (если не по стратегическому) бывший даже значительно сильнее Коммагены и Каппадокии. Дейотар, тетрарх мелкого кельтского племени толистоброгов, ничем не выделявшегося из других племен, призванный Лукуллом и Помпеем в ряды римской армии, в течение многих лет службы доказал свою верность и преданность Риму, а также проявил себя хорошим полководцем и энергичным организатором. Римляне за его службу дали ему богатую область — восточную половину прежнего Понтийского царства, с портовыми городами Фарнакией и Трапезунтом, а также Понтийскую Армению вплоть до колхидской и великоармянской границы. Расширив свои владения присоединением земель, отобранных у соседних кельтских племен, Дейотар стал одним из сильных династов Малой Азии1.
Наряду с такими значительными зависимыми царствами на Востоке было еще множество менее значительных, руководители которых все же играли роль в политике Рима, например пафлагонский царь Аттал и трокмийский царь Богодиатар, получивший от Помпея в награду за храбрость, проявленную в войне с Митридатом, бывший понтийский пограничный город Митрадатион. Далеко не всегда вступление в зависимые отношения к Риму встречало сочувствие у населения этого княжества; иногда это было невыгодно соседним княжествам, и тогда этой политике оказывалось энергичное сопротивление. Так, Плутарх говорит, что «когда царь гордиенский Зарбиен, который всячески добивался союза с Римом, был убит армянами, Лукулл устроил ему торжественные похороны и назвал его посмертно другом и союзником римского народа»2.
Положение, в котором оказалась Армения, важнейшее из союзных царств, в результате деятельности Помпея на Востоке, необходимо отметить особо. Армения была объявлена другом и союзником римского народа и, признавая номинально верховенство Рима, становилась военным форпостом его на Востоке.
Армянский царь Тигран получил Кордуэну, северную Месопотамию, Держдан и Акилисену1—области, значительно увеличившие территорию Армянского царства2. Новизна политики, проводимой Помпеем по отношению к Армении, сказалась и в том, что титул «царя царей», относящийся ранее исключительно к царям парфянским, был присвоен Тиграну, а за Фраатом III Парфянским оставлен лишь титул «царя».
Нельзя ограничиться лишь констатацией стратегического значения зависимых государств и их ролью в защите границ Рима, хотя этот момент является одним из важнейших. Нужно отметить значение союзных царств и в экономической жизни Рима: так, в случае войны они обязаны были не только поставлять войска, давать людей, оружие, но и оплачивать большие военные издержки. Титул «друг римского народа» стоил им недешево. Конечно, они не платили регулярных налогов, как это делали провинции; тем не менее им приходилось затрачивать большие суммы на выплату взносов экстраординарных3 и на поставку войск и флота.
В римских войсках союзники играли довольно значительную роль, хотя римляне нередко относились к ним с недоверием. Так, Аппиан4 сообщает нам, что «Помпей, приготовляясь к сражению с Цезарем, имел в армии союзников с Востока -— из Ионии, Македонии, Крита, Пелопоннеса, Фракии, Киликии, Памфилии и других стран. Но всеми этими союзниками Помпей предполагал пользоваться не для сражения, а лишь для гарнизонной службы, рытья окопов и всякого другого обслуживания италийского войска, чтобы из самих италийцев никто не был отвлечен от войны»5.
Вся история гражданских войн от Суллы и до Октавиана показывает, какую большую роль играли войска восточных союзников в тот период. Недаром Кассий и Брут, после убийства Цезаря бежавшие на Восток абсолютно без всяких войск, смогли набрать себе там многотысячную армию, способную сопротивляться регулярной армии Антония и Октавиана.
Говоря о роли зависимых государств в восточной политике Рима, необходимо сказать и о значении Боспорского царства, сыгравшего большую роль во время митридатовых войн.
Политика Боспорского царства, сначала входившего в состав Понта, а затем перешедшего на сторону Рима, явилась одной из причин окончательного поражения Митридата.
Академик С. А. Жебелев справедливо отмечает, что «греческие подданные Перисада (возможно также и эллинизированные скифские верхи), представлявшие привилегированный класс боспорского населения, могли только с одобрением встретить происшедшую смену верховной власти, перешедшей из рук бессильного Перисада в руки Митридата, полководец которого только что разбил наголову скифов»1. Надо, однако, отметить, что далеко не все слои населения приветствовали воцарение Митридата на боспорском престоле: восстание Савмака свидетельствует об этом с достаточной убедительностью. Лишь тогда, когда восстание это с большим трудом было подавлено Диофантом, власть Митридата окончательно укрепилась на Боспоре. После подавления восстания Савмака Боспор неизменно находился под властью Митридата, пока могущество его не было поколеблено в результате первой войны с римлянами. Боспорское царство, не получавшее больше защиты от набегов местных племен, делает уже тогда первую попытку отложиться от Митридата, но попытка эта кончается неудачей, так как понтийский царь, для которого Боспор приобретает в это время особое значение, покоряет его вновь при помощи вооруженной силы 2.
В дальнейшем, когда Митридат начинает терпеть все большие неудачи, Боспор делает вторичную попытку отложиться от него и перейти на сторону римлян. Наместник Боспора Махар, сын Митридата, посылает Лукуллу золотой венок и просит включить его, Махара, в число друзей и союзников римского народа. Изложения этого события у Аппиана3, Мемнона4 и Плутарха 5 не противоречат друг другу, хотя Мемнон сообщает о нем более подробно.
Источники говорят, что Лукулл, получив присланный ему Махаром венок, включил последнего в число друзей и союзников римского народа, но поставил ему условием прекратить подвоз продовольствия к осажденной Синопе, что Махар выполнил незамедлительно и беспрекословно6. Кроме того, Махар переслал Лукуллу заготовленные им раньше запасы, которые он собирался отослать войскам Митридата, осажденным в Синопе. Факт этот, сообщаемый нам античными авторами, очень
важен, так как он служит первым свидетельством о начале непосредственных взаимоотношений Рима с Боспорским царством.
После смерти Митридата сын его Фарнак, желая выслужиться перед римлянами, «послал труп своего отца Помпею в Синопу, прося, чтобы тот предоставил ему одному либо наследственное царство, либо царство Боспорское... Фарнака, избавившего Рим от больших затруднений, Помпей сделал другом и союзником римлян и дал ему царство Боспорское, кроме области Фанагорийской» 1.
Включение Махара и Фарнака в число друзей и союзников римского народа, конечно, не означало вассальной зависимости Боспора от Рима, как это можно сказать относительно Вифинии, Никомедии и даже Армении. Но римляне, желая использовать силы Боспорского царства в борьбе против Митридата, всеми способами старались привлечь Боспор на свою сторону.
Внешняя восточная политика Рима данной эпохи характеризуется двумя основными факторами: во-первых — упорной и многолетней войной с Митридатом, во-вторых — началом взаимоотношений с Парфией и Арменией.
Парфянский вопрос приобретает большое значение в восточной политике Рима с самого начала римско-парфянских отношений — с 92 г. до н. э., когда к Сулле, бывшему тогда пропретором Киликии, явился посол парфянского царя Митридата II Оробаз и предложил ему установить границы между государствами по течению Евфрата2.
В 91 г. до н. э. эти переговоры были прерваны и не дали никакого результата, но затем возобновились по инициативе парфянского царя Фраата III, преемника Митридата II. На этот раз парфяне уже в более императивной форме, чем раньше, требовали от Рима признания своих претензий на земли, лежащие к востоку от Евфрата, и с парфянами был заключен союз, так как сначала римляне — и Лукулл и затем Помпей — не возражали против установления подобных границ.
Этим мирным отношениям скоро настал конец. Армянский царь Тигран II оказал поддержку врагу римлян — Митридату Евпатору. В конце 72 г. Митридат, в результате неудачной битвы с римлянами под Кабирой, был вынужден бежать в
Армению. Тогда Лукулл отправил к Тиграну Аппия Клавдия с требованием выдачи понтийского царя.
Необходимо учитывать, что усиление Армении, начавшееся при Тигране II, несомненно, внушало римлянам опасения. Тиграну принадлежали земли по восточному берегу Евфрата — Кордуэна, Атропатенская Индия, Адиабена. Кроме того, он захватил переправу через Евфрат, вследствие чего в его руках оказался великий торговый путь, проходящий через Малую Азию и Армению.
Сложившаяся ситуация толкала Рим на войну с Арменией її, действительно, после неудачной миссии Аппия Клавдия, Лукулл напал на Армению в 69 г.
Решающее сражение между Лукуллом и Тиграном под Тигранокертой закончилось полным поражением Тиграна. Здесь излишне останавливаться на ходе битвы, нужно лишь отметить ее результаты: все страны, завоеванные Тиграном к югу от армянских Тавров и реки Тигр,— Месопотамия, Кордуэна, Коммагена, Сирия и восточная Киликия отпали от Великого Армянского царства и признали суверенитет Рима. Руководствуясь политическими соображениями, Лукулл старался вести себя в этих владениях возможно мягче. Так, он устроил в Кордуэне торжественные похороны союзного ему царя Зарбиэна и соорудил ему роскошный надгробный памятник1. Тем не менее Лукулл не сумел сделать необходимые выводы из создавшегося положения.
Последовавший затем неудачный поход римлян на Артаксату, недовольство легионеров затянувшимися военными действиями и, наконец, поражение при Зиеле свели на-нет все удачи восьмилетней войны, стоившей Риму огромного напряжения сил. Зимой 67/66 г. войска Лукулла вынуждены были вернуться к тем же границам, где они находились зимой 75/74 г.; Каппадокни была потеряна, Вифиния расчленена, провинция Азия снова находилась под угрозой непрестанных нападений.. Естественно, что ход военных действий на Востоке отразился на экономическом положении самого Рима: непомерно повысились цены на хлеб, нарушились торговые связи со странами Востока.
В такой трудной обстановке оказался назначенный в 66 году главнокомандующим Помпей. Можно сказать, что при Помпее, как и при Лукулле, снова сплелись в единый узел противоречия между все теми же странами — Римом. Парфией, Арменией, Понтом.
Прибыв на Восток, Помпей начал дипломатические переговоры. Одно посольство было отправлено к Митридату Евпатору„
другое — к Фраату. С последним он хотел заключить союз против понтийского и армянского царей, обещая ему всю Месопотамию до Евфрата. Митридат тоже рассчитывал на союз с парфянским царем, думая, что на него повлияют те значительные успехи, которые были достигнуты армяно-понтийским войском в борьбе с римлянами.
Путем дипломатических переговоров удалось разъединить Парфию и Армению. Следствием разрыва их отношений было то, что Митридат, один-на-один, без союзников, сражаясь с римлянами, потерпел решительное поражение под Никополем. После победы над Митридатом Помпей напал на Армению, результатом чего было поражение войск Тиграна Старшего. По договору, заключенному с римлянами, Тигран отказывался в пользу римлян от завоеванных им стран — Сирии, Каппадокии, Финикии, восточной Киликии, Кордуэны и Софены. Кроме того, он должен был уплатить римлянам военную контрибуцию в 6000 талантов, каждому солдату по 50 драхм, центуриону 1000 драхм, трибунам по одному таланту 1.
Итак, после окончательного поражения Тиграна и Митридата Евпатора в римской политике на Востоке наступает совершенно новый период. Пока Понт и Армения были врагами Рима и вели войны против него, Рим выдавал себя за друга парфян. Римские полководцы — Сулла, Лукулл и первоначально Помпей вели с парфянами дружественные переговоры и заключали союзы, обещая им Месопотамию до Евфрата. Когда же Понтийское царство перестало существовать и Тигран был признан другом и союзником римского народа, римско-парфянские отношения стали резко враждебными. Период этот завершился в 53 г. до н. э. битвой при Каррах, в которой римские войска потерпели решительное поражение.
Не имея возможности подробно изложить ход этого сражения, можно все же отметить примененную в нем парфянами тактику контрнаступления, которая в исходе боя сыграла решающую роль. И. В. Сталин говорит: «старые парфяне знали о... контрнаступлении, когда они завлекли римского полководца Красса и его войска вглубь своей страны, а потом ударили в контрнаступление и загубили их»2.
Последствия битвы при Каррах были очень значительны. Вся Месопотамия оказалась под властью парфян, а в 51 г. они заняли и Сирию. Поколеблена была вера в непобедимость римской армии, так как в руки парфян попали орлы римских легионов.
Армения добровольно перешла на сторону парфян, превратившись тепер в зависимое от Парфии государство и став на некоторое время плацдармом парфянской экспансии. Часть арабских племен Иудеи также перешла на сторону победителя.
Таким образом, в битве при Каррах Рим потерял своих прежних союзников. После похода Красса в общественном мнении Рима месть Парфии за понесенное поражение играет немаловажную роль, а во внешней политике Рима на Востоке парфянский вопрос превращается в основную проблему 1.
Очень большое значение в восточной политике Рима имели войны с понтийским царем Митридатом. Войны эти, продолжаясь около трех десятков лет, потребовали от Рима большого напряжения сил и мобилизации всех ресурсов.
Для данной темы важно выяснить, во-первых, почему Митридат встретил первоначально широкую поддержку среди населения римского Востока, и, во-вторых, какое значение имела победа над Митридатом для проникновения римлян сначала в Понт, а затем и в Северное Причерноморье.
Поведение публиканов на Востоке в эпоху Суллы и Помпея и жестокие сборы налогов, естественно, вызывали сопротивление и негодование широких слоев населения, которое, в основном, несло налоговое бремя.
Поэтому естественно, что политика римлян на Востоке не вызывала особого сочувствия населения, вынужденного подчиняться силе. Понятно, что в этих условиях появление Митридата было встречено с радостью, так как все рассчитывали, что он явится избавителем от гнета римлян, как «новый Дионис». Эфесская резня и тот факт, что в один день было, по данным античных авторов, истреблено до 80 тыс. римлян, достаточно подтверждают эту мысль2.
Неудивительно, что в начале своего выступления Митридат пользовался широкими симпатиями населения Востока, и тем большими, чем сильнее было недовольство римлянами.
Тот взгляд, что Митридат выступил как защитник эллинской свободы и культуры, широко распространен в литературе. Многие ученые, говоря о первоначальном выступлении Митридата, подчеркивают выдвинутый им лозунг защиты эллинской свободы, сразу же привлекший к нему симпатии широких слоев населения Востока, и не учитывают его демагогического характера. Рейнак, например, так оценивает этот факт: «Митрпдат выступил как защитник эллинства, его духа и
культуры от варварского рабства, и греки его поэтому восхваляли» 1. Этот момент сочувствия Митридату в начале его движения отмечают многие буржуазные ученые от Моммзена2 до новейших западноевропейских историков. Новую, но совершенно не аргументированную точку зрения по этому вопросу высказал академик Я. А. Манандян в своей книге «Тигран Ни Рим». Автор считает, что Митридат был инициатором вспыхнувшего в Малой Азии, а также и в Греции крупного восстания, постепенно, в результате гнета Рима, «переросшего в социальную революцию»3.
Я. А. Манандян полагает, что «современные историки — Моммзен, Рейнак — не любят Митридата только за то, что он попытался разложить Римскую республику не только силой оружия, но и при помощи социально-классовой революции»4.
Утверждение академика Манандяна, что «Митридат являлся защитником всего эксплоатируемого населения»5, не находит никакого подтверждения ни в источниках, ни в ходе событий Митридатовых войн. Например, автор говорит: «Митридат разослал по разным направлениям летучие конные отряды, которые вызвали восстание на юге Малой Азии — в римской Киликии, Исаврии, Писидии. Определенный успех имел и проконсул Марк Марий в северо-западных районах провинции Азии»6. Из этого Я. А. Манандян делает вывод, что все это совершалось с целью «поднять угнетенные и эксплоатируемые низшие слои населения против жестокого правительства Суллы»7. Здесь не место подробно разбирать все вопросы, связанные с ходом Митридатовых войн, но необходимо отметить, что подобная точка зрения на выступление Митридата кажется нам недостаточно убедительной.
Известно, что Митридат, завоевав большую часть римского Востока, признал свободными греческие города и освободил их на пять лет от взноса обязательных налогов, но эта свобода длилась лишь несколько месяцев.
Отпуск рабов на волю, дарование метэкам прав гражданства, кассация долгов и другие социальные мероприятия Митридата, несомненно, нельзя рассматривать как мероприятия, проведенные в пользу «угнетенных и эксплоатируемых низших слоев населения», так как известно, что это были крайние, носившие демагогический характер, меры, на которые вынужден
был пойти Митридат после неудач при Херонее и Орхомене, а также после восстания, организованного против него в Эфесе.
Случаи обещания свободы рабам и даже отпуска их на волю полководцами, очутившимися в критическом положении, неоднократно имели место в ту же эпоху. Известно, например, что при борьбе Мария и Суллы, когда Сулла со своими войсками шел на Рим, Гай Марий и Публий Сульпиций Руф призвали к борьбе рабов, обещая им свободу. Тем не менее из этого еще нельзя сделать вывода относительно «социальной революции» при Марии, как это делает Я. А. Манандян в отношении Митридата.
Еще один пример. Когда Цинна, консул 87 г., со своей армией, в которую входили также и отпущенные на волю рабы, окружил Рим, он объявил свободу всем рабам, которые перебегут к нему из Рима. Но отсюда также нельзя сделать никакого вывода о «социальной революции» при Цинне.
Итак, в первые годы войн с Понтом Митридат, выступивший как защитник эллинства, отнюдь не собирался защищать угнетенное население вообще; он лишь хотел освободить его из-под ига римлян, чтобы наложить потом на него другое иго, не менее тяжелое, чем римское, и с годами ставшее невыносимым. Наличие же некоторых демагогических черт в политике Митридата объясняется, необходимостью принять крайние меры, чтобы найти выход из затруднительного положения. Греки, встречавшие Митридата как освободителя от гнета Рима, скоро были разочарованы. Когда стало ясно, что Митридат не оправдал возложенных на него надежд, определенные слои населения Востока с середины 80-х гг. начинают менять ориентацию и пытаются с помощью Рима освободиться от господства понтийского царя. Особенно ясной становится эта тенденция после победы Суллы над Митридатом.
С этого момента можно уже отметить новый этап в отношениях между некоторыми слоями населения Востока и Римом, характеризующийся тенденцией Рима к сближению с проримскими элементами в городах Востока с целью разложить тыл понтийского царя изнутри. Подобная политика облегчила впоследствии для Рима победу над его заклятым врагом. В этот период войн Митридата с Римом — в основном неудачных — изменяется также и политика Митридата. Лишившись поддержки малоазийских и южнопонтийских городов, в которых усиливается проримская партия, Митридат вынужден искать поддержки у городов Северного Причерноморья, сравнительно мало пострадавших от его реквизиции и налогов.
Характеризуя политику Митридата в этот период, необходимо отметить, что города Северного Причерноморья не были
теперь заинтересованы в союзе с ним. Происходило это потому что понтийский царь уже не мог выполнить основное требование этих городов, т. е. обеспечить им защиту от нападений местных племен. Наоборот, Митридат сам искал в них союзников для борьбы с Римом.
Источники сообщают, что Митридат посылает посольства к фракийцам, савроматам и скифам. Аппиан1 говорит, что к митридатову войску для борьбы с римлянами, в качестве союзников, примкнули халибы, армяне, скифы, тавры, ахейцы, гениохи, левкосиры и те, которые живут на землях так называемых амазонок, а из Европы — савроматы и фракийцы.
Когда Митридат стал слабеть, ему пришлось привлекать к себе эти племена с помощью «различных благодеяний» (variis beneficiis)2. По сообщению Аппиана, Митридат вынужден был отдавать своих дочерей в жены вождям скифских племен, чтобы добиться их расположения и таким образом получить от них помощь3. С ходом войн и увеличением неудач Митридата в военных действиях против Рима появляются факты измены ему —- сначала некоторых военачальников4, а затем целых городов и даже областей, недовольных политикой понтийского царя. В этот последний период своего царствования Митридат сближается с главами местных племен, заключает договоры
о помощи и пытается найти у них поддержку в своей политике. Вопрос о социальной опоре Митридата в этот период поставлен Д. 1Ί. Каллистовым в статье «Этюды из истории Боспора в римский период (Боспор, Митридат Евпатор и Рим)». Хотя автор говорит, что «причины, толкавшие Митридата на совершенно исключительные по своему радикализму шаги..., остаются не вполне выясненными»5, тем не менее он считает, что «попытка построить свое политическое влияние и власть над Северным Причерноморьем разом на двух находящихся в постоянной вражде силах окончилась неудачей, ибо силы были разделены непреодолимым барьером противоречий, в значительной мере классового характера»6. Д. П. Каллистов имеет в виду борьбу между рабовладельческими городами побережья и широкими слоями местного населения. Но автор не учитывает, что
«политика» обращения Митридата к скифским и сарматским племенам и опоры на них появляется лишь в конце его царствования, когда Митридат терпит поражения и ему не остается ничего другого, как искать поддержки у местного населения, так как города Северного Причерноморья начинают ему изменять один за другим. Судя по данным Аппиана, «Митридат, видя частые измены и относясь подозрительно к войску, считая его ненадежным из-за трудностей похода и тяжести податей, равно и вследствие недоверия войска к полководцам, терпящим неудачи, послал своих дочерей к скифским правителям в жены, прося их возможно скорее прибыть к нему с войском»1.
Есть все основания принять объяснения Аппиана, и тогда уже нельзя согласиться с точкой зрения Д. П. Каллистова, считающего основой политики Митридата, а также его неудач одновременную опору на рабовладельческие города и туземное население.
В гипотезе Д. П. Каллистова еще один вопрос не решен с достаточной ясностью. Говоря об ориентации Митридата на местные племена, автор считает, что понтийскнй царь выступил «как защитник интересов самых широких кругов туземного населения»2. При этом автор не учитывает того момента, что ко времени правления Митридата у туземных племен очень далеко зашла классовая дифференциация и что нельзя поэтому рассматривать эти племена как одни лишь «широкие слои населения». Академик С. А. Жебелев в статье «Последний Перисад и скифское восстание на Боспоре» 3, справедливо говорит, что местное население в конце II и начале I в. до н. э., особенно скифское царствоСкилу-ра и Палака, представляет общество, в котором дифференциация зашла уже очень далеко, что выделяется уже рабовладельческая знать, в руках которой находится довольно широко организованная работорговля, и эти верхи Скифского царства стоят уже гораздо ближе к правящим группировкам городов Северного Причерноморья, чем к широким массам местного населения. Д. П. Каллистов, говоря об изменении политики Митридата, резко противопоставляет рабовладельцам греческих городов демократическое местное население, не учитывая происходящей в его среде классовой дифференциации; поэтому с теми выводами, к которым приходит автор, согласиться трудно. Эта точка зрения перекликается с точкой зрения, высказанной академиком Манандяном, рассматривавшим Митридата как вождя социальной революции. У Д. П. Каллистова этот взгляд
значительно смягчен, но тем не менее также подчеркивается, что Митридат опирался на демократические слои общества. Более убедительна точка зрения В. Н. Дьякова, который подчеркивает классовые расслоения, происшедшие у туземного населения к I в. до н. э., и говорит, что «варвары были главными поставщиками рабов на понтийские рынки, а династы их были уже сами крупными рабовладельцами. От политики сближения с ними поэтому никогда не отказывались рабовладельческие элементы греческих городов Понта» 1. «Ключ к решению следует искать не в перемене отношения Митридата к рабам и варварам, тем более заключая их в одни скобки, а в самой затянувшейся и безнадежной его борьбе с Римом, мешающей развитию торговых связей городов Северного Причерноморья»2.
Остановимся теперь на вопросе о времени проникновения римлян в Понт и Северное Причерноморье, о его характере и целях.
Источники — археологические, нумизматические и эпиграфические — дают возможность датировать этот процесс эпохой Митридатовых войн. Ономастика в данном вопросе не может дать никаких результатов. Надписи, содержащие римские и местные имена, на основании которых можно было бы сделать те или иные выводы, как сделал это академик С. А. Жебелев3, датируются в большинстве случаев с точностью лишь до одного века, а иногда и двух. Поэтому ономастика может дать лишь некоторое представление о появлении римлян в Северном Причерноморье в I в. до н. э. и в I в. н. э., но никак не может помочь при более точном хронологическом определении.
Со времени Митридатовых войн можно с уверенностью говорить о появлении римлян на Понте как о массовом явлении, основываясь на данных античных авторов.
Например, Аппиан4 говорит, что, «когда римские легионы наводнили припонтийские страны, римляне массами устремились в Понт h занялись там торговой деятельностью».
Кроме того, мы знаем, что, «когда Митридат после первых неудач в сражениях с римлянами решил реорганизовать свою армию по римскому образцу, ему в этом оказывали помощь римские эмигранты, в большом числе жившие при его дворе»5.
Известно также, что «в войске Митридата был отряд италийских перебежчиков, один из лучших, и что он один из первых стал на сторону Фарнака, когда Фарнак начал мятеж против Митридата»1.
О несколько более позднем времени у нас есть свидетельство того же Аппиана, сообщающего, что «Кальвин, идя против Фарнака, набрал легион из поселившихся в Понте римлян»2.
Таким образом, основываясь на источниках, приходится датировать проникновение римлян в припонтийские страны эпохой войн с Митридатом, показавших жизненное значение этих областей не только для восточной части Римской республики, но и для всего государства в целом. Есть все основания предполагать, что при тесной связи южного и северного берегов Черного моря римляне, жившие в Южном, проникают и в Северное Причерноморье.
Длительные и кровопролитные войны с Митридатом показали Риму, как много этот отдаленный Понт, о котором век назад римляне знали лишь по слухам, может принести вреда, будучи врагом, и как много пользы — если иметь его своим другом.
В борьбе с РиМом Митридат привлек на свою сторону все оппозиционные Риму элементы Востока. Он умело использовал все затруднения римского государства в своих интересах. Цицерон3 говорит по этому поводу: «Митридат послал послов с письмами даже в Испанию и к тем вождям, с которыми мы [римляне] тогда воевали, с целью принудить нас бороться за свою власть разъединенными силами, так как война велась бы на суше и на море по одному плану двумя неприятельскими армиями в двух местах, лежащих на противоположных концах вселенной».
Кроме того, известно, что по предложению Митридата пропретор Марк Марий и понтийский военачальник Евмах отправились во Фригию, чтобы поднять восстание в римских провинциях и на Тавре.
Умело учитывал Митридат и положение на Востоке, когда готовил выступление против Рима,— бедствия в стране после сбора сулланского военного налога, недовольство в Вифинии, неполное замирение Киликии и Памфилии и многие другие факты.
Таким образом, уже со времени Митридатовых войн римлянам стало ясно значение, которое могли иметь и имели Понт и Северное Причерноморье в римской политике на Востоке, и необходимость обратить сугубое внимание на этот вопрос.
Подведем теперь некоторые итоги внешней восточной политики Рима данной эпохи. В первой половине I в. до н. э. на Востоке сложился комплекс отношений, вернее даже противоречий, затрагивавших интересы четырех стран —Рима, Парфии, Понта и Армении, которые настолько тесно были связаны друг с другом, что нельзя, например, говоря об отношениях Рима и Понта или Рима и Парфии, не учитывать позиции Армении в этих вопросах. Основной, руководящей линией римской политики на Востоке является умелое использование противоречий между Парфпей, Арменией и Понтом, союз с наиболее слабым в ущерб сильному. Рим старался никогда не допускать чрезмерного усиления какой-либо из восточных стран, боясь, что это может повлиять на его господствующее положение. Так, например, когда в конце I в. до н. э. Армения в царствование Тиграна достигла своего наивысшего расцвета, Рим заключил с Парфией союз против нее, а затем, с усилением Парфии и ослаблением Армении, политика Рима резко меняется — более выгодным становится уже союз с Арменией против Парфии. Нужно отметить, что в отношениях на Востоке дипломатия Рима играла не меньшую роль, чем «ила его оружия.
Бывали даже случаи, когда действие римской дипломатии было настолько эффективным, что римляне улаживали конфликты без применения военной силы.
Этот принцип, принцип divide et impera, так широко вообще применявшийся римлянами, как мы видим, в восточной политике также сыграл значительную роль.
К середине I в. до н. э. римлянам, правильно учитывавшим и оценивающим обстановку, удалось добиться господствующего положения на Востоке: Армения, бывшая при Тигране II сильным государством, стала вассалом Рима. Парфпя также не могла оспаривать доминирующее положение Рима на Востоке, и хотя битва при Каррах ухудшила его, но, с другой стороны, она стала стимулом для дальнейшей борьбы с Парфией. Очень важным фактором для укрепления римских позиций на Востоке было включение Понтийского царства в состав римских провинций. С этого времени начинается уже проникновение римлян в Северное Причерноморье и установление непосредственных взаимоотношений между ними. Рим уделяет данному вопросу значительное внимание, так как войны с Митридатом доказали большую роль Понта и Северного Причерноморья в восточной политике Рима.