Наша группа ВКОНТАКТЕ - Наш твиттер Follow antikoved on Twitter
422

Глава VIII

«MARE NOSTRUM» И HE ТОЛЬКО ОНО. ФЛОТ В ИМПЕРИИ И НА ЕЕ РАЗВАЛИНАХ

In extremis
(В последний момент)

Новая политическая и геостратегическая ситуация в Средиземном море — Структура и дислокация сил флота в ранний императорский период — Боевые операции на германском театре — Завоевание Британии — Оркнейские острова, Мона — Ирландский и Каледонский походы — «Угон» германцами трех либурн — Парфянский инцидент — Мизенский шторм, сумасбродство Нерона и попытка «морского путча» — Флот в гражданской войне 60-х годов — Борьба претендентов за влияние во флоте — Морской мятеж: Аникета в Колхиде — Батавский эпизод — Действия на рукавах Рейна и в проливе Ла-Манш — Германцы и их традиции судостроения — Создание Мёзийской эскадры — Действия римлян в Черном море — Таврское пиратство — Боспорский флот — Порты Северного Причерноморья и Крыма в частности — Экспедиция Авла Дидия Галла и гибель кораблей на обратном пути — Поход Тиберия Плавтия Силъвана — Харакс — Роль флота в Империи и обстановка на морях в период принципата — Речные флотилии — Возрастание значения Византия и выход римлян в Красное море, Персидский залив и Индийский океан — Кризис III века и «незаметное» падение речной границы Империи — Готы вторгаются в Понт и выходят в Средиземное море — Морские походы готов — Борьба с ними римлян — Разгром под Наиссой — Мятеж Караузия — Экспедиция Асклепиодата — Саксонское пиратство — Уход римлян из Атлантики — Противостояние Лициния и Константина — Форпост Востока, Константинополь — О роли флота в последние годы Империи.

Установление режима принципата, обычно отождествляемого с первым имперским периодом истории Древнего Рима, принесло определенные изменения и в сферу строительства и использования военно-морского флота. Создание империи не означало автоматического прекращения внутренних конфликтов — дело в том, что этому прекращению способствовала конкретная историческая обстановка. Римская Империя оформилась в годы Октавиана Августа, а ситуация этого периода характеризовалась явно положительными тенденциями. Истерзанные почти столетием гражданских войн и гигантская держава, и сам город Рим нуждались в передышке. Основная масса политически активной знати сгинула в водовороте междоусобиц. Оставшиеся готовы были предпочесть стабильное единовластие ужасам республиканской борьбы за доминирование. Почти полумиллионный римский народ — в значительной своей массе пролетариат — вполне устраивал любой правитель, обеспечивавший ежедневные раздачи лепешек и гладиаторские бои.
Как бы то ни было, стабильность наступила. Ее не смогут поколебать ни бесчинства императоров-сумасбродов I в. н.э., ни чехарда власти последующего времени. Лишь исчерпание нескончаемого потока рабов на рынки Империи и нашествия варваров сметут с лица земли это величайшее государство Древнего Мира. Империя наконец полностью замкнула кольцо вокруг Средиземного моря и практически полностью контролировала берега Понта Эвксинского. Все акватории античного мира оказались в итоге собраны под одним скипетром. Последние правители, имевшие претензии на власть на прибрежных территориях,

423

упокоились могилах. До ближайших вторжений варваров, колеблющих устои государства и связанных с морскими нашествиями, было еще далеко — добрых два с половиной столетия. С пиратами было давно покончено. Не то чтобы исчезли социальные предпосылки этого явления — ему просто негде было угнездиться. Все побережье просматривалось бдительным оком римских прокураторов и их администрации.
Теоретически, конечно, группа людей криминального толка или недовольных могла обосноваться в каком-нибудь заливе и некоторое время на одном-двух кораблях тиранить проходящие купеческие суда и караваны, однако развязка всегда бывала скорой и неминуемой. Для ликвидации такой угрозы вполне достаточно было единственного патрульного судна с грамотным и хорошо обученным экипажем и сытыми, натренированными солдатами на борту, каковые суда нетрудно было отыскать в любом приличном торговом порту — или, наконец, построить за несколько дней. Патрульная служба, конечно, не нашла должного отражения в письменных источниках эпохи Империи, однако нет ни малейших сомнений, что она была качественно организована, а ее возможности значительно превышали опасности, против которых она и создавалась.
Таким образом, эпоха расцвета морского флота римлян осталась позади. Так не только казалось — так оно и было на самом деле. Враги были разгромлены, и Империи оставалось бдительно хранить то, что ей оставили в наследство предшествующие поколения. А когда придет нужда обороняться, эта оборона уже никогда не будет иметь решающего значения на море — все неудачи постигнут римлян на суше, и только на ней. От момента выхода Рима на арену мировой истории в Пунических войнах и до самого его заката график развития и значения торгового и военного флотов будет почти симметричен: сколь прогрессивно будет вздыматься линия первого, столь же прогрессивно нисходить — линия второго.
Однако военный флот в Империи не исчез. Более того, ему еще будет суждено вписать в свою историю несколько достаточно ярких страниц — как героических, так и трагических. Флот, который содержали императоры, в определенном смысле действительно не вполне соответствовал их величию, однако Август, несомненно, исходил из принципа разумной достаточности. Римляне, оставаясь сухопутным народом, никогда не стремились к господству над чем-либо, кроме своих внутренних морей. Желание исследовать Атлантику всегда ограничивалось у них стремлением контролировать прибрежную полосу океана — и не более того. К тому же и противников там уже не осталось, поэтому защищать торговое мореходство вдоль западных границ Империи пока что не требовалось. Для римлян океан, пожалуй, был скорее предметом ужаса, чем любопытства.
Политика власти во внутренних морях была ориентирована всецело на поддержание торговли подданных Империи. Уже в эпоху Октавиана Августа была определена структура имперского флота позднейших веков. Постоянных мест дислокации у него было два: Равенна на Адриатике и Мизены в Неаполитанском заливе. Соответственно дислокации эти эскадры именовались Равеннским и Мизенским флотами. Первому вменялось в обязанность господствовать над Восточным Средиземноморьем и поддерживать в нем порядок, второму — выполнять аналогичные задачи в Западном Средиземноморье. К каждому из флотов прикомандировывался отряд кадровых моряков численностью в несколько тысяч человек.

424

Кроме двух главных баз были и второстепенные. В частности, отряд кораблей базировался в Нарбоннской Галлии. Изначально это были таранные суда, захваченные в битве при Акции и посланные Октавианом Августом с должным числом гребцов в Форум Юлия (современный Фрежюс) близ Массилии. В дальнейшем, по мере обветшания, суда заменялись новыми. Эта база предназначалась для обеспечения контроля над галльским побережьем и Испанией, но уже через несколько десятилетий она захирела и пришла в упадок, а ее функции были возложены на Мизенский флот.
Отдельная небольшая эскадра занималась охраной переправы через Ла-Манш и Па-де-Кале, обеспечивая безопасность сообщения в этом регионе и связь с Британией. Впрочем, особое значение эта так называемая Гезориакская эскадра приобрела лишь в III столетии н. э.
Численность флотов, естественно, колебалась в зависимости от обстоятельств, финансового состояния государства и личности правителя. Основные флоты в мирное время, несомненно, вряд ли превышали отметку в 100-150 кораблей каждый, а обычно бывало и меньше. Точно известно, что в I в. н. э. еще одна эскадра, которая охраняла Черное море, насчитывала по штатному расписанию сорок кораблей и три тысячи прикомандированных к ней легионеров. Кроме того, довольно значительное число кораблей постоянно базировалось в укрепленных пунктах на Рейне и Дунае. Эти флотилии осуществляли постоянное патрулирование двух великих рек, демонстрируя силу, отслеживая перемещения германских варваров и препятствуя их попыткам переправиться через реки.
С эпохи Августа начинается эра либурн. Эти великолепные быстроходные суда, равно пригодные для всех основных нужд флота —от ведения абордажного боя и посыльной службы до транспортировки войск и припасов, оказались универсальным решением. Именно из них в основном и состояли флоты римлян в эту эпоху. Время тяжеловесных многоярусных кораблей окончательно ушло в прошлое. Они строились и использовались, но весьма ограниченно, явно не составляя уже костяка флота.
Уже в первых десятилетиях новой эры выяснилось, что флот может играть исключительную роль в боевых действиях на германском фронте. Как известно, этот период знаменовался примерным равенством сил римлян и северных варваров и еще продолжавшимися попытками римлян покорить внутреннюю Германию и надежно утвердиться за Рейном. Поэтому войны на границе были ожесточенными. В царствование Тиберия его племянник Германик вел тяжелые войны в Северной Галлии. Именно здесь выяснилось, что в местных ландшафтных условиях легионеры больше страдают от дальних переходов по бездорожью и грязи, чем от оружия противника. Использование флота становилось оправданным для быстрой переброски легионов как вдоль морского побережья — в тыл прибрежным армиям германцев, так и по Рейну — для фронтального маневра. Как пишет Тацит, «если отправиться морем, то римлян оно не страшит, тогда как врагам совершенно неведомо; в этом случае можно раньше начинать военные действия и одновременно с легионами перевозить необходимое им продовольствие; всадники и лошади, переправленные по устьям и течениям рек, прибудут свежими в самое сердце Германии». Примечательно, что германцы еще довольно долго не будут расцениваться римлянами как реальный противник на море.
Кораблестроительные программы, осуществлявшиеся непосредственно в Се-

425

верной Галлии, поражают воображение своей масштабностью. В частности, в 16 г., во время боевых действий против племен хаттов и херусков, Германик поручил легатам Силию, Антею и Цецине организовать постройку транспортного флота численностью в тысячу судов. В течение нескольких недель это мероприятие было завершено. Детальное описание этого флота, включавшего корабли различных типов, столь примечательно, что его стоит привести целиком. Итак, суда были «одни короткие, с тупым носом и такой же кормой, но широкие посредине, чтобы лучше переносить волнение на море, другие — плоскодонные, чтобы могли без повреждения садиться на мели; у большинства кормила были прилажены и сзади, и спереди, чтобы, гребя то вперед, то назад, можно было причалить, где понадобится; многие суда с настланными палубами для перевозки метательных машин были вместе с тем пригодны и для того, чтобы перевозить на них лошадей или продовольствие; приспособленные для плавания под парусами и быстроходные на веслах, эти суда, несшие на себе умелых и опытных воинов, могли устрашить уже одним своим видом». Этот флот блестяще справился с задачей, перебросив войско Германика в тыл к противнику, в устье реки Амизии (современный Эмс).
Не менее впечатляющими, хотя и трагическими, стали и дальнейшие события, связанные с этим флотом. Одержав в итоге блестящую победу, Германик решил вернуть войско обратно в Галлию тем же способом, лишь некоторые подразделения отправив в зимние лагеря по суше. Солдат, лошадей и амуницию погрузили на суда, которые через устье Амизии вышли в океан. Стояла вторая половина лета, и в момент выхода в море погода была отличной. Морская гладь тревожилась только мерными всплесками весел и кильватерными следами транспортников. Никто и не предполагал беды. Внезапно из налетевших туч посыпался град. Начался настоящий шторм, видимость упала до минимума.
На кораблях началась паника. Хотя до берега, казалось, было совсем рукой подать, моряки, не имевшие длительного опыта, чувствовали себя не вполне уверенно. О солдатах, второй раз в жизни стоявших на качающейся палубе, и говорить нечего. Часть из них в ужасе лишь мешала морякам, другие, пытаясь помочь, только усугубляли своим неумением общее положение. К тому же поднялся сильнейший встречный ветер с юга, который понес корабли обратно на север, разметав их по открытому морю и неся к островам с отмелями и скалами. С колоссальным трудом удалось отойти от этих островов, однако тут пришла новая напасть — начался отлив. Он потащил корабли обратно к островам. Можно только догадываться, как чувствовали себя римляне в этот момент — посреди неведомого моря, вблизи берега, населенного врагами, от которых не приходилось ждать пощады. Шторм, тем временем, и не думал утихать. Из заливаемых кораблей вычерпывали воду, а потом за борт стали выбрасывать лошадей, вьючный скот и даже собственное оружие.
Часть кораблей утонула, большинство буря все-таки унесла к островам, где некоторым удалось найти укрытие и дождаться ясной погоды. Однако множество кораблей оказалось разбито на скалах, и спасшиеся на островках римляне оказались в печальном положении. Острова были необитаемы и вполне пустынны. К некоторым прибивало трупы лошадей, так что их обитатели не умерли с голоду, чего нельзя сказать об остальных солдатах и моряках, которым такая удача не улыбнулась. Трирема самого Германика оказалась прибитой к материку

426

в земле племени хавков. Спасшись, он находился в крайне подавленном состоянии и бродил по берегу, обвиняя себя в неудаче и гибели людей. Вскоре, однако, уцелевшие корабли стали собираться вместе, и их команды, обнаружив своего командира, невероятно обрадовались. Корабли выглядели более чем неважно: потерявшие часть команды, битые и потрепанные, с импровизированными парусами из солдатской одежды. Наскоро починив корабли, Германик отправился собирать уцелевших воинов, обходя острова. Нашли, надо сказать, многих. Большое количество солдат и матросов попало на континент или в Британию, где их либо отыскали, либо выкупили.
В 18 г. Германик предпринял своего рода демонстрационный выезд с флотом в восточные провинции Империи. Вместе с семьей и несколькими десятками кораблей он обошел в течение нескольких месяцев все ключевые места Восточного Средиземноморья, гостя в городах и на островах, решая местные проблемы и демонстрируя величие римского флота и самого Вечного города. Позднее он совершил аналогичную поездку в Египет.
Судя по всему, к этому времени распространилась практика иметь в приморских городах как одиночные корабли, так и небольшие их отряды для организации сопровождения плававших по прилегающим акваториям — гонцов, торговцев и просто знатных путешественников. В 24 г. бывший воин преторианской когорты Тит Куртизий в Брундизии и его окрестностях поднял настоящее восстание рабов. Ситуация грозила выйти из под контроля, однако в город внезапно прибыли три биремы, составлявшие подобный конвой. Местный квестор, построив буквально свалившихся с неба в его руки моряков, повел их в бой, подавив в зародыше это выступление и, вполне возможно, спас Италию от нового Спартака.
Исключительно благодаря наличию флота и его грамотному использованию в 40-х годах римляне приступили под руководством тогда еще находившегося в ранге легата Веспасиана к завоеванию Британии, которая была окончательно покорена в 83 г. Юлием Агриколой. Этот последний был наместником в Британии в 77-85 гг. и к тому же еще и тестем выдающегося историка Публия Корнелия Тацита. Вообще борьба за Британию изобиловала не только транспортными операциями, но и высадками десантов; случались и нападения местных племен на римские корабли у берега или на стоянке, в частности Агрикола широко применял флот для заброски десантов в тыл племенам, с которыми велись боевые действия. Однако античные авторы, как правило, не придавали значения подробностям этих операций, предпочитая рассматривать политические ходы и сухопутные сражения. Даже Тацит, несомненно, многократно слышавший от своего тестя рассказы о битвах за Британию и весьма подробно описавший их, становится предельно скуп на подробности, коль скоро речь заходит о боевой службе флота.
Судя по сообщениям Тацита, римский флот первым из всех флотов и кораблей Средиземноморья обогнул Британию, доказав, что она является островом. В те же годы — в середине и второй половине I в. н. э. — римляне открыли и покорили Оркнейские острова. Возможно, что отдельные корабли или подразделения достигали и Скандинавии, но данные об этом достаточно глухи, и комментировать их следует с изрядной долей осторожности. Во всяком случае, Скандинавия

427

в те годы никак не входила в сферу интересов римлян, а позднее им было уже не до нее.
В 61 г. римский наместник в Британии Светоний Паулин решил захватить остров Мона (современный Энглси) — густонаселенный и служивший базой для перебежчиков и ирландских кельтов, нападавших на римскую Британию. Он построил флот из плоскодонных кораблей, пригодных для плавания по мелководью. На нем он перевез пехоту, в то время как всадники либо ехали верхом по мелководью, либо плыли, держась за гривы коней. Однако зрелище противника, судя по описанию Тацита, было явно не для слабонервных: «На берегу стояло в полном вооружении вражеское войско, среди которого бегали женщины; похожие на фурий, в траурных одеяниях, с распущенными волосами, они держали в руках горящие факелы; бывшие тут же друиды с воздетыми к небу руками возносили к богам молитвы и исторгали проклятия. Новизна этого зрелища потрясла наших воинов и они, словно окаменев, подставляли неподвижные тела под сыплющиеся на них удары». Однако вскоре римляне оправились и разгромили кельтов, вырубив их священную рощу и разместив на острове гарнизон.
Что касается попытки вторжения на более отдаленные территории Британских островов, в частности в Ирландию, то они также имели место. На пятом году своего наместничества в Британии, т.е. в 81 г., Юлий Агрикола переправился на своем флагмане во главе римского флота в Ирландию (Гибернию). До этого нога римского легионера не ступала на берега этого острова, и он, как и населявшие его племена, был известен только по рассказам купцов. Высадив десант и проведя ряд удачных сражений, Агрикола покорил побережье Ирландии, обращенное к Британии, разместив здесь гарнизоны. Однако прочно в Ирландии римляне все же не утвердились. Впоследствии Агрикола любил рассказывать своему зятю, что полностью подчинить Гибернию можно было силами одного лишь легиона и приданных ему вспомогательных войск. Этот рассказ, надо отметить, поразительно напоминает заявления одного из министров обороны России о городе Грозном и парашютно-десантном полке.
В противоположность этому Каледония (современная Шотландия), заселенная тогда еще преимущественно племенами пиктов, в значительной степени покорилась римлянам именно благодаря Агриколе и грамотному применению им флота. Когда в 82 г. он задумал операцию против каледонцев, то тщательно учел все особенности театра военных действий. Гористая, изрезанная страна представляла не слишком благодарное поприще для стяжания славы римскими легионерами. Поэтому Агрикола активно применял свои военно-морские силы. Корабли римлян осуществляли дальнюю разведку побережья, до той поры почти вовсе им неизвестного. Они искали и исследовали удобные гавани на западном побережье Каледонии и забирались все дальше. Затем на транспортных и боевых судах в эти гавани высаживались десанты. Параллельно с этим сухопутная армия двигалась все дальше на север. Это было первое массовое применение Агриколой флота в подобных целях, и, надо ему отдать должное, наместник блестяще справился с нелегкой задачей налаживания взаимодействия армии и флота. Как пишет Тацит, «это было невиданным ранее зрелищем, ибо мы вели войну одновременно на суше и на море». Каледонцев же появление римского флота повергло в уныние — они прекрасно поняли, чем закончится разведка их гаваней.
В следующем, 83 г. Агрикола вновь использовал свой маневр и выслал вперед

428

флот с целью уже прежде всего устрашения. Решающая битва на суше произошла близ горы Гравпий, где каледонцев разбили. Именно после этого в целях устрашения вновь покоренных племен римский флот обошел остров с севера и благополучно вернулся в свои гавани на юго-западе Британии. Война была завершена.
В ней, кстати, был еще один — весьма трагикомический — эпизод, связанный с флотом. В 82 г. когорта германцев из племени узипов, отправленная в Британию, взбунтовалась. Они убили своего центуриона и римских солдат, распределенных по манипулам в роли своего рода сержантов для обучения этих германцев. Захватив в Британии три либурны с кормчими, германцы попытались добраться домой. Однако все трое рулевых вскоре оказались убиты, и германцы оказались в сложном положении. Дорогу домой они представляли, видимо, довольно слабо, да и путь из Каледонии был неблизким. Они, как могли, управлялись со своими румпелями сами, периодически сходя на берег за припасами и водой. Однако местные кельты не всегда просто так отдавали добро, и германцам вскоре пришлось туго — настолько туго, что на угнанных либурнах началось людоедство — сначала ели ослабевших, а потом уже просто по жребию. С трудом перебравшись через Пролив, германцы разбили свои корабли у берегов континента и были захвачены в плен другими германскими племенами — кто свебами, а кто фризами. Некоторых потом продали в рабство римлянам, где они смогли рассказать о своих приключениях.
В 63 г. флот был применен римлянами на самом восточном участке границы Империи, на парфянском рубеже. Выдающийся полководец Гней Домиций Корбулон, позднее убитый по приказу Нерона, усилил оборону пограничной реки Евфрата, расставленными невдалеке друг от друга сторожевыми постами. Дабы конница парфян не могла воспрепятствовать строительству моста через реку, он вывел на Евфрат огромные корабли, скрепленные попарно бревнами, с установленными на них башнями и отгонял варваров с помощью дальнобойных катапульт и баллист, метавших камни и копья.
Следующий, 64 г. был отмечен серьезным ущербом, который понес римский флот в силу одного лишь сумасбродства императора Нерона, последовавшего вскоре после знаменитого пожара Рима. Приказав флоту прибыть к определенному дню в Кампанию, Нерон и не подумал отменить распоряжение ввиду надвигавшейся бури. Флот вышел из гавани Формий и, едва обогнув Мизенский мыс, был застигнут ветром, который вынес на кумские скалы и разбил множество трирем и либурн. Отчасти и в силу этого инцидента организаторы одного из заговоров против ненавистного императора привлекли на свою сторону офицеров Мизенского флота, который часто сопровождал императора, весьма охочего до морских прогулок. Однако заговор провалился.
Неурегулированность принципов престолонаследия в Империи превращала каждую смену императоров в грань, когда государство ходило по лезвию ножа, балансируя над пропастью новой гражданской войны. Флот неизменно оказывался вовлеченным в эти события. Еще при императоре Гальбе две триремы Мизенского флота, как сообщает Тацит, были посланы на остров Цитн с заданием перехватить и уничтожить там некоего самозванца — понтийского беглого раба, выдававшего себя за Нерона.
Когда в 69 г. Гальба был убит, преторианцы провозгласили императором Ото-

429

на, а нижнегерманские легионы — Вителлия, что привело к откровенному насилию в самом центре страны. Поскольку одну из главных сил Отона составлял западноиталийский флот, его моряки приняли активнейшее участие в мятеже. На погруженную в мир страну — речь идет о Лигурийском побережье и берегах Приальпийской Италии — обрушились все ужасы гражданской войны. Моряки Отонова флота бесчинствовали не хуже, чем любые варвары, наводя ужас на совершенно не ожидавшее такого исхода дел мирное население.
Однако флот проявил себя не только как сборище мародеров и преступников. Когда в том же году дело дошло до настоящей войны между претендентами на место принцепса, обе стороны использовали военно-морские силы, хотя и по-разному. На берегу моря разыгралась битва, с тактической стороны весьма интересная в плане налаживания взаимодействия сил. Отоновские преторианцы выстроились на прибрежной равнине, а на холмах рядом с ней встали отряды морских пехотинцев и пращники из местного населения. Флот же в полной боевой готовности расположился вдоль берега, повернувшись к нему носами кораблей. Сторонники Вителлия, главной силой которых была не пехота, а конница, проведя атаку, позволили втянуть себя в пространство между преторианцами и берегом. Их прижали к береговой черте и уже практически разбили, когда с тыла на них обрушился флот. Часть морских пехотинцев вела массированный обстрел противника, остальные высадились на берег и бросились в атаку. В результате согласованных действий армии и флота войска противника были разбиты.
Впрочем, вителлианцы также использовали в этой краткосрочной, но кровавой войне силы флота. В частности, морская пехота под командованием Туруллия Цериала принимала участие в осаде Плаценции.
Несколько позднее сторонники Вителлия использовали свои корабли для строительства импровизированного моста через реку Падус (По). Корабли расставили на равном расстоянии друг от друга, скрепили между собой крепкими балками от носа к носу и от кормы к корме, а чтобы не снесло — укрепили якорями, удерживавшими суда носом против течения. При этом якорные канаты оставили ненатянутыми, позволив им свисать свободно: если вода прибудет, то корабли поднимутся, и мост останется невредим. Кроме того, на переднем корабле построили башню, откуда можно было с помощью машин и разного рода метательных приспособлений обстреливать противника.
На стороне отонианцев располагались отряды гладиаторов под предводительством Марция Макра. Они также возвели на своем берегу башню и осыпали с нее противника камнями и зажигательными стрелами. У отнианцев было и некоторое количество быстроходных кораблей. Посредине реки располагался небольшой островок, на который они собирались переправиться. Отряды германцев, служившие в вителлианском войске, вплавь преодолели реку и заняли этот остров — на нем скопилось множество германских воинов. Эпизод, последовавший за этим, по-своему уникален. Макр посадил своих гладиаторов на корабли и отправил на островок, приказав очистить его от противника. Когда корабли подошли к острову, выяснилось, что гладиаторы ни в какой мере не соответствуют возложенной на них задаче. Во-первых, их боевая подготовка даже для обычного пешего боя была недостаточна и не соответствовала стандартам имперской армии — как, впрочем, и стандартам германским. Во-вторых, еще хуже они умели стрелять из лука. К тому же у германцев было преимущество: они стояли на твер-

430

дой земле, а их противники — на качающейся палубе. В результате гладиаторы больше бегали по палубе и мешали друг другу, выбирая позицию для стрельбы. Те из них, кто должен был войти в первую десантную партию, сгрудились в носовой части кораблей и перемешались с гребцами в беспорядочную толпу. И тогда германцы, не дожидаясь высадки противника, бросились в воду и пошли к кораблям вброд. Сотни человек хватали небольшие суда за корму, рулевые и гребные весла, многие карабкались на борта. Корабли германцы тащили за собой к берегу и, повиснув на бортах, накреняли так, что они черпали воду и тонули. Только несколько кораблей вернулось назад ни с чем, а гладиаторы и солдаты на берегу были настолько злы на несчастного Макра, затеявшего эту атаку, что едва не убили его.
Значительного размаха достигло использование флотов в ходе похода сподвижника Веспасиана — Муциана — против Вителлия. Это была новая фаза войны, начавшаяся после убийства Отона. В качестве одного из средств давления на противника Муциан использовал базировавшуюся на понтийские порты эскадру, с помощью которой перебрасывал войска и стремился запереть выход в Понт Эвксинский. Кстати, уход отсюда римских войск и эскадры печально отразился позднее на собственно понтийских делах — но об этом чуть дальше.
Согласно плану Муциана, крупные боевые корабли флота должны были блокировать всю Адриатику. Оба флота Империи — Равеннский и Мизенский — служили очередной разменной монетой в противостоянии врагов. Командовавший обоими флотами Луцилий Басс, возведенный Вителлием в этот ранг с должности простого префекта кавалерийского отряда, обиделся, что его не сделали одновременно префектом претория. Так что Вителлий, думая приобрести себе еще одного сподвижника, нажил врага и изменника. Учитывая, что моряки Равеннского флота набирались в основном из уроженцев Далмации и Паннонии, т. е. из провинций, которыми управлял Веспасиан, склонить их на его сторону было довольно легко. Так что флот перешел на сторону Веспасиана и выбрал себе собственного префекта Корнелия Фуска.
Этот флот активно участвовал в междоусобной войне. Патрулируя на море, он запер войска противника в Восточной Италии. Армия Вителлия оказалась в Италии в очень сложном положении. Один из его командующих — Валент — вышел с верным Вителлию флотом из гавани Пизы, пытаясь прорваться в Нарбоннскую Галлию, однако штиль, чередующийся со встречными ветрами, заставил его причалить в порту Геркулеса Монойкийского (современный Монако). Один из немногих оставшихся верными Вителлию прокуратор Марий Матур принял моряков и солдат. Соседние порты контролировались сторонниками Веспасиана. Когда вскоре и Матур решил присягнуть Веспасиану, Валент ушел со своей эскадрой к Стойхадам — островам, расположенным неподалеку от Массилии. И именно здесь его, наконец, подкараулили быстроходные либурны, посланные сюда еще раньше флотоводцами Веспасиана. В результате этого, а также почти полного господства на море кораблей, верных Веспасиану, последние очаги сопротивления понемногу угасали. Веспасиану присягнули Испания и Британия.
Сходным образом сторонники Веспасиана склонили к измене и переходу на его сторону и Мизенский флот. Центурион Клавдий Фавентин продемонстрировал морякам Мизенской эскадры подложные письма, в которых Веспасиан, якобы, обещал им награду в случае перехода на его сторону. Командующий флотом

431

Клавдий Аполлинарий оказался нерешительным человеком и не мог определиться со своим выбором, поэтому его сместили и назначили командовать эскадрой Апиния Тирона. Аполлинарий с оставшимися с ним незначительными силами флота, правда, принял участие в безнадежной обороне города Таррацины. Его гребцы весьма неумело обороняли ее стены, а затем Клавдий бежал из города всего с шестью либурнами — остальные были либо захвачены войсками полководцев Веспасиана, либо утонули под тяжестью облепивших их и пытавшихся спастись людей.
Однако дестабилизация в Империи привела и к иным последствиям. Так, в Черном море вспыхнуло восстание некоего вольноотпущенника Аникета. Этот Аникет был когда-то рабом у последнего понтийского царя Полемона II, затем получил свободу и дослужился до командующего царским флотом. В 63 г. н. э. Понт стал римской провинцией. Огромная власть Аникета оставила по себе лишь воспоминания — достаточно сильные, однако, чтобы заставить его мечтать о реванше. И вот случай представился. Неурядицы в государстве, казалось, позволяли рассчитывать на успех.
Как сообщает Тацит, «именем Вителлия Аникет привлек на свою сторону пограничные с Понтом племена, пообещал самым бедным разрешить пограбить, и во главе большого войска внезапно ворвался в Трапезунд, славный древний город в самой отдаленной части Понтийского побережья». Стоявшая здесь римская когорта — бывший царский гарнизон — была перебита. Римские историки были невысокого мнения о его боевых качествах — тот же Тацит презрительно замечает, что, «хотя этим солдатам недавно дали римское гражданство, значки и оружие, принятые в нашей армии, они все равно остались прежними — ленивыми, распущенными греками».
Аникет и его люди, перебив гарнизон, забросали горящими факелами оставшиеся в гавани римские корабли и сожгли их дотла. В результате Аникет стал полным хозяином Черного моря. Поскольку Муциан увел отсюда лучшие либурны и всех своих солдат, море было свободно от римского флота. Понтийцы удивительно быстро построили свой флот, состоящий из так называемых «камар» — судов местного, понтийского типа, восходящих по своей конструкции к древнегреческим образцам. Само слово «камара» означало, собственно, в греческом языке сводчатую комнату или повозку с закрытым, сводчатым же верхом. Отличительной особенностью камар было своеобразное сечение корпуса. Их борта на уровне планширных досок сходились достаточно близко, а ниже достаточно интенсивно расширялись — в результате разрез корпуса напоминал поперечное сечение крупных галеонов нового времени. Эти корабли строились без единого медного или железного гвоздя — кроме шиповых соединений применялись связи из веревок и канатов. В случае бурного моря и свежей погоды поверх бортов накладывали дощатый настил, образующий своеобразную крышу, который повышал мореходность и препятствовал заливанию корабля. Важнейшей особенностью конструкции камар были симметричные оконечности носа и кормы. Одинаково заостренные, они позволяли — как и германские суда в Скандинавии— грести в обе стороны и подходить к берегу как носом, так и кормой, что повышало маневренность и делало суда достаточно универсальными.
Ощущая себя совершенно безнаказанными, вояки Аникета с наслаждением предались грабежам на самой удаленной территории, подконтрольной Риму, — в

432

Колхиде, на территории современной Грузии. Казалось бы, римскому императору, занятому гражданской войной и толком не утвердившемуся на престоле, не было и дела до такой мелочи, да еще в такой глуши. Но не тут то было. Мятеж Аникета насторожил Веспасиана и привлек к себе внимание. Он отобрал по легионам небольшие отряды, свел их в специальное подразделение и поставил во главе этого подразделения опытного военачальника Вирдия Гемина. Отряд был переброшен в Колхиду через Малую Азию и, отыскав занятых грабежами повстанцев, напал на них. Те бежали на корабли и отступили. Однако Гемин спешно отстроил несколько быстроходных либурн и погнался за Аникетом. В устье реки Хоб в Колхиде восставших настигли. Те чувствовали себя в безопасности, поскольку Аникет подкупил местного грузинского царька Седохеза. Гемин связался с царьком и доходчиво разъяснил ему перспективы. Их было две: или сдать Аникета, или смириться с тем, что в его страну войдут римские войска. Царь — «непостоянный, как все варвары», пишет Тацит —думал не очень долго и выбрал первое. Естественно, с восставшими церемониться не стали. Таким образом, до морских сражений дело в тот раз не дошло, но значение флота было продемонстрировано вполне очевидным образом.
Отличительной чертой новой политической ситуации стало установление достаточно отчетливой границы между Империей и германцами. Эта разграничивающая линия в значительной степени совпадала с крупнейшими европейскими реками — Рейном и Дунаем. Они были достаточно удобными рубежами обороны — когда уже в начале I в. н. э. стало ясно, что дальнейшее расширение пределов государства становится невозможным, римляне предпочли закрепиться на естественных преградах. Именно поэтому не только оправданным, но и необходимым было содержание речного флота из легких либурн: они могли сорвать попытки германцев переправиться через Рейн. Сочетание подобных попыток с неурядицами в Империи было чрезвычайно опасно и грозило серьезными последствиями.
Один из подобных эпизодов — весьма яркий и показательный — произошел во время войны с восставшими под руководством знатного батава Юлия Клавдия Цивилиса германцами в 70 г. на территории современной Голландии. Командовал римским отрядом претор Квинт Петилий Цериал, некогда бывший легатом в Британии (в 61 г.), позднее наместник Британии в 71-74 гг. Как известно, Рейн в своем нижнем течении разветвляется на несколько весьма извилистых и полноводных рукавов, носящих в настоящее время собственные названия. Оборона этой дельты представляла для римлян определенные сложности и требовала немалого полководческого искусства и стратегической прозорливости командиров. Описываемые события развернулись на берегах реки Ваал. Первые стычки разгорелись в исключительно тяжелых условиях для обеих сторон. Сойтись двум армиям мешала большая заболоченная равнина. Цивилис приказал насыпать дамбу, косо вдававшуюся в Ваал и отводившую воду на соседние поля. Поэтому первое сражение шло в виде поединков на торчавших из воды кочках или по колено в воде. Первый день закончился безрезультатно, но с меньшими потерями у римлян, на следующий день германцам везло больше: высокорослые варвары длинными копьями издали поражали римлян, сами неся незначительные потери. Однако батав-перебежчик привел римскую конницу в тыл противника, и только опоздавшие римские корабли не позволили разгромить отступившего врага окончательно.

433

Через несколько дней к римлянам прибыло подкрепление, но германцы разрушили одну из старых дамб, пустив Рейн по сухому до той поры руслу и подняв общий уровень воды в его рукавах. Римский флот был явно недостаточен для того, чтобы составить наплавной мост и перебросить армию на другой берег. Германцы же переправлялись через реку вплавь и вступали в сражение с римлянами. Кроме того, у германцев было большое количество небольших лодок и барок, пригодных для плавания как по реке, так и в прибрежной черте моря. В один из дней переправившихся на римский берег германцев удалось сбросить обратно в реку — сам Цивилис принужден был спасаться вплавь. Однако римский флот оказывался хронически неспособен принять участие в отражении этих атак. Цериал был слишком вспыльчивым и непоследовательным командиром, не был способен к разумному и долгосрочному планированию и не сумел создать должной системы оповещения и связи. Все его действия оказывались экспромтами, и приказания отдавались достаточно судорожно — они достигали кораблей в последний момент, и те, естественно, не успевали принять участия в сражении. Кроме того, на кораблях оказывался постоянный некомплект команды. Цериал использовал гребцов на работах в лагере, для посыльной службы, в качестве пехоты — в результате, когда приказ достиг кораблей, подавляющее большинство из них просто не смогло сдвинуться с места из-за отсутствия гребцов на веслах. Так что флот находился в изрядном небрежении.
В свою очередь германцы были начеку и, как оказалось, задумали и осуществили весьма дерзкий и хорошо выверенный план по захвату римских кораблей. После очередного осмотра лагерей, которые легионеры строили на зиму в Бонне и Новезии, Цериал возвращался в свой лагерь. Эту инспекционную поездку он осуществлял на своем флагманском корабле (триреме) в сопровождении почти всех сил флота. Как и следовало ожидать, порядка в этом флоте не было. Строй не соблюдался, солдаты из боевого охранения забыли о своих обязанностях. Германцы, наблюдая за флотом, решили осуществить свой план. В одну из безлунных ночей, пользуясь темнотой как прикрытием, они вышли на реку на своих легких лодках. Грести особо не приходилось: отплыли выше по течению, и оно довольно быстро вынесло их к лагерю римлян на противоположном берегу. Никакого сопротивления они не встретили: караульная служба неслась так, что никто не обнаружил сохранявших полное молчание германцев. Вскоре они оказались за валами, внутри лагеря.
Германцы заранее разделились на два отряда. Один из них, продолжая соблюдать тишину, напал на римские палатки в лагере. Германцы перерезали растяжки палаток и те падали, накрывая спящих римлян, которых затем начали резать мечами. Другой отряд сразу бросился к стоянке римских кораблей. Набрасывая веревки на ахтерштевни кораблей, германцы немедленно выводили их на реку кормой вперед, стаскивая с берега. Едва напав на лагерь, они, напротив, разразились громкими и свирепыми криками, стремясь усилит эффект разгоравшейся паники. Организованного сопротивления, естественно, не было и в помине — полуголые легионеры бились, намотав на левую руку плащ или свою одежду и зажав в правой меч. Сам Цериал, проводивший ночь на берегу с проституткой, спасся именно благодаря этому: его флагман с поднятым преторским вымпелом был в первую очередь захвачен германцами и уведен от берега. Кстати, потом при разбирательстве обстоятельств этого дела часовые будут уверять,

434

что именно командующий приказал его не беспокоить, они перестали перекликаться и заснули — оттого, дескать, и произошло внезапное нападение. Как бы то ни было, римляне понесли людские потери и лишились значительной части кораблей.
Германцы уже засветло отправились на собственных и захваченных кораблях восвояси. Преторский флагман они решили посвятить пророчице Веледе и отвели его в посвященное ей святилище на реке Лупии. Остальные же суда были немедленно использованы Цивилисом по прямому назначению. На биремы и униремы он посадил гребцов и воинов — эти трофеи составили костяк нового флота; в качестве эскорта использовалось большое число имевшихся у германцев лодок, на каждой из которых размещалось 30-40 человек. Эти лодки вооружили по образцу римских либурн, установив на многих легкие метательные орудия. Над этими лодками германцы подняли импровизированные паруса, сделанные из собственных плащей. Цивилису не терпелось продемонстрировать свою военно-морскую мощь, поэтому он вывел эту флотилию в парадном строю по одному из рукавов Мааса в реку Лек и повел ее к открытому морю.
Целью этой операции было перехватить транспортный конвой, везший из Галлии продовольствие армии Цериала. Последний, однако, несмотря на давешний афронт, не растерялся и не испугался, а скорее был удивлен этим зрелищем. Он вывел наперехват свой поредевший флот. Римляне серьезно уступали германцам в численности кораблей, однако, безусловно, превосходили их выучкой гребцов, кормчих и солдат. Тем более, что, наученные опытом, легионеры и гребцы горели желанием отыграться. Помимо этого римские корабли были гораздо крупнее германских лодок; с ними могли сравниться только их собственные корабли, захваченные накануне. Однако правильному регулярному сражению помешала погода. Течение сносило римские корабли в одну сторону, а ветер отгонял суда германцев в противоположном направлении. Поэтому до абордажной схватки дело не дошло. Флоты поравнялись и в течение нескольких минут шла ожесточенная перестрелка с применением дротиков и стрел, но корабли неумолимо расходились и вскоре дистанция стала предельной, поэтому перестрелка прекратилась. Флоты разошлись и сражение, таким образом, окончилось вничью при минимальных потерях с обеих сторон. Более того, в последующие дни оно так и не возобновилось. Батавы отступили за Рейн. Вскоре, уже поздней осенью, из-за ливней река вздулась, судоходство осложнилось. Флот римлян был слишком мал, чтобы кардинально изменить ситуацию. Вскоре закончилась и сама война.
Описанные события достаточно показательны для анализа противостояния на реках Европы. Германцы, с которыми все чаще приходилось иметь дело римлянам, сами обладали прекрасно развитой традицией судостроения. Она уходила корнями в глубочайшую древность. Наскальные изображения лодок известны в Скандинавии с эпохи неолита, а в период бронзового века кораблестроение на Севере достигло небывалых успехов — скандинавы в Дании и Южных Норвегии и Швеции строили корабли, вполне сопоставимые по своим размерам и характеристикам с синхронными кораблями Средиземноморья — разве что беспарусные. Так что, по крайней мере, у северных германцев судостроительные традиции были намного древнее, чем у самих римлян, однако эти традиции были не столь востребованными: уровень морской составляющей цивилизации Северной Европы с течением времени становился относительно более низким, чем у римлян. Внеш-

435

няя морская угроза для региона отсутствовала, а следовательно, отсутствовали и стимулы для совершенствования и развития судостроения. Пожалуй, главные шаги культурного прогресса северных германцев были связаны с традициями корабельного дела.
Кроме того, разные племена имели изначально разные навыки судостроения. Если скандинавы — в частности свионы (свеи), готы, англы, саксы, даны и юты, а также многочисленные племена норвежских фьордов — не мыслили своей жизни без моря, то для континентальных германских племен, с которыми на первых порах в основном и сталкивались римляне, эти судостроительные традиции были относительно менее актуальны и подверглись, даже если и были, существенной редукции.
Судостроение германцев хорошо исследовано благодаря многочисленным находкам как практически полностью сохранившихся, так и оставшихся только в виде незначительных фрагментов кораблей. Эволюция форм судна пролегла от архаических двухштевневых лодок, ведущих свое начало из эпохи неолита, до шедевра судостроения — серии скандинавских специализированных типов военных и транспортных судов XI в. Судостроение «отсталого» Севера существенно превосходило по качеству все то, что могла предложить одновременная Европа, а подготовка мореходов (каковыми были практически все взрослые свободнорожденные мужчины) была просто несопоставима.
Древнейший период судостроения отмечен существованием характерных «двурогих» штевней, причем традиция эта является чрезвычайно устойчивой, переживая несколько тысячелетий без принципиальных изменений. Наскальные рисунки, распространенные в бронзовом веке на западном побережье Норвегии, в Бохуслене в Швеции, весьма многочисленны и обнаруживают удивительное постоянство форм. Находка наиболее раннего на сей день реального корабля железного века (обычно датируемого IV в. до н.э.) в Хьёртшпринге на острове Альс в Дании продемонстрировала высокую степень его сходства с архаическими прототипами. Судя по всему, это судно было принесено в жертву в болоте, являвшемся культовым местом. При общей длине 13,28 м оно было способно поднять около 20 человек. Назначение двойных штевней, выступающих вперед достаточно далеко, по-прежнему вызывает вопросы, ибо объяснение их наличия исключительно требованиями безопасности при плавании среди подводных камней и айсбергов (?) представляется совершенно неудовлетворительным. Именно подобные суда, симметричные в носовой и кормовой частях, описаны Тацитом в строках, посвященных обитателям крайнего севера Германии (Скандинавии): «среди самого Океана, обитают общины свионов; помимо воинов и оружия, они сильны также флотом. Их суда примечательны тем, что могут подходить к месту причала любою из своих оконечностей, так как и та и другая имеют у них форму носа. Парусами свионы не пользуются и весел вдоль бортов не закрепляют в ряд одно за другим; они у них, как принято на некоторых реках, съемные, и они гребут ими по мере надобности то в ту, то в другую сторону».
Традиции судостроения, практически синхронные расселению человека в Северной Европе, способствовали неуклонному совершенствованию корабельного искусства, однако после ладьи из Хьёртшпринга в древностях образуется цезура, которая заполняется информацией лишь в конце периода так называемого римского железного века (I-IV вв. н. э.).

436

К этому времени относится находка знаменитого судна из Нюдама, относимого к IV в. н.э. Существенно, что именно с рубежа эр отслеживается резкий отход в области культуры кораблестроения от предельно глубоко укорененной в традиции формы двухштевневой ладьи в направлении новой технологии. Судно из Нюдама характеризуется классическим полого вздымающимся штевнем и развитой клинкерной обшивкой, а также вполне адекватной мореходностью. Несмотря на абсолютную симметричность оконечностей, у него четко обозначены нос и корма — направлением уключин и узлом крепления рулевого весла. Это, без сомнения, новая генетическая линия развития корабля — линия, которая в дальнейшем обнаруживает непрерывность и череду форм, непосредственно связывающую все эпохи — от первых веков н.э. до развитого средневековья. Никакой принципиальной разницы в конструкции корпуса между нюдамским кораблем и судами эпохи викингов из Усеберга, Гокстада и Скуллелева не существует, меняются лишь размерения, обводы корпуса и рангоут. Суда, очень близкие к нюдамскому типу, будут использованы англами, саксами и ютами в эпоху завоевания Британии и готами, достигшими Северного Причерноморья.
Происходившие в годы войн 60-70-х годов с флотом происшествия лишний раз доказали, что военно-морские силы были для римлян важным, но явно второстепенным элементом вооруженных сил. Их использовали по случаю, а когда флот становился не слишком нужен — о нем забывали. И тем не менее корабли постоянно принимали участие во всех заметных событиях. Роль военно-морского флота была достаточно высока как на тактическом уровне, так и на стратегическом. Он задействовался во всех операциях: в блокадах больших пространств и акваторий целых морей — как средство давления и устрашения, для высадки десанта и подвоза продовольствия (это в особенной мере проявилось в войнах с германцами в 60-е годы, в частности в кампании против Цивилиса), для прямых атак противника с кораблей (тактика, блестяще отработанная еще Гаем Юлием Цезарем), для карательных экспедиций. Флот по-прежнему был универсальным боевым инструментом, хотя все основные сражения продолжали разворачиваться на суше.
Именно в эти годы происходит формирование самостоятельных подразделений флота в подконтрольных римлянам акваториях Понта Эвксинского. В 64 г., после аннексии Понта и заключения Рандейского мирного договора с Парфией, был сформирован отдельный Понтийский флот. Самостоятельная Мёзийская эскадра или, в буквальном смысле, Мёзийский Флавиев флот (classis Flavia Moesica) был сформирован после 69 г. при легате Мезии Рубрии Галле. В период правления императоров Веспасиана (69-79) или Домициана (81-96) и италийские флота, и Мёзийский флот получили почетный титул Praetoria — преторианских.
Несколько интересных и примечательных страниц были вписаны в историю римского военно-морского флота в связи с Северным Причерноморьем. Собственно, здесь издавна существовала устойчивая и преемственная традиция судостроения, уходящая корнями как в эллинское корабельное ремесло, принесенное на северные берега Понта Эвксинского во время Великой колонизации, так и в мореходные навыки местных племен. Так, Страбон писал о том, что жители окрестностей Сиваша использовали для плавания по нему сшитые из кож лодки. Но, несомненно, на самой высокой ступени развития мореходства среди народов

437

Северного Причерноморья стояли тавры, проживавшие в горах и предгорьях юго-западной части Таврики и на Южном берегу Крыма. Согласно сведениям Геродота, эти самые тавры весьма любили приносить в жертву богине Деве захваченных ими мореходов, которых они брали в плен не только в результате кораблекрушений, но и захватывая их на стоянках в бухтах и даже в открытом море. Это обстоятельство явственно указывает на то, что тавры располагали собственными судами. Об их типологии сказать что-либо затруднительно, поскольку ни письменные источники, ни археологические находки никакого света на это не проливают. Возможно, они были близки к вышеописанным камарам, возможно — представляли собой лодки более традиционного типа, однако несомненно, что эти корабли или челны обладали вполне удовлетворительной мореходностью, позволявшей выходить в открытое море.
Источники в то же время дают относительно неплохое представление о том, что собственно эллинские судостроительные традиции блюлись в полисах Северного Причерноморья вполне свято. Расположенные здесь города — Херсонес Таврический, Ольвия, а также Боспорское царство, включавшее в свой состав многочисленные города и поселения по обоим берегам Боспора Киммерийского (Керченского пролива), — имели мощный торговый флот, осуществлявший массовые перевозки грузов как по Черному морю, так и в море Средиземное. Собственно, даже для обеспечения внутреннего благосостояния он был необходим: Херсонес, например, уже в IV в. до н.э. обзавелся огромной сельскохозяйственной территорией на северо-западе Таврики, сообщение с которой осуществлялось преимущественно по морю.
Естественно, что для защиты морских торговых путей и патрульной службы, сопровождения торговых и транспортных кораблей, борьбы с пиратами были остро необходимы постоянные морские силы. Известно, что, например, боспорский военный флот вел достаточно массовые кампании по борьбе с пиратством в Понте, т. е. по сути решал ту же проблему, что и римляне в определенный период их истории в Средиземном море. Этим промыслом занимался целый ряд приморских племен: ахеи, гениохи, уже упомянутые тавры. Диодор сообщает, что в конце IV в. до н.э. Евмел (309-303 гг. до н.э.) очистил море от пиратов, а это предусматривало, конечно же, не только значительные силы корабельного состава, но и их грамотную организацию. Впрочем, от пиратов море приходилось избавлять регулярно — именно этим занимался боспорский флот на рубеже II и III вв. уже н. э. В составе флота были и достаточно крупные корабли класса триер — Полиэн описывает заговор триерархов, что предполагает наличие целой прослойки кадрового старшего морского офицерства на Боспоре.
Постепенное проникновение Рима в Понт началось уже во II в. до н.э., однако окончательно он утвердился здесь лишь в имперский период. Стоит заметить, что Северное Причерноморье и Таврика в частности, являясь «зоной жизненных интересов» Империи, тем не менее не включались в нее в качестве провинций или неких полностью интегрированных территорий, однако их зависимость от Рима была вполне осязаемой. Римляне вели активнейшую торговую и хозяйственную деятельность в этих краях, на постоянной основе расквартировывали здесь свои воинские подразделения, оказывали с их помощью регулярную и массовую поддержку греческим государствам в их борьбе с варварскими племенами, «продавливали» выгодных Риму политических деятелей (в частности на

438

Боспоре) и т. д. Виднейшую роль в этих процессах играл флот. Корабли Равеннской эскадры неоднократно вводились в акваторию Черного моря и использовались для переброски войск, демонстрации силы и рассыльной и дипломатической службы. Кроме того, после организации римлянами провинции Мёзия в 15 г. н.э. и ее укрупнения в 46 г. н.э., эта территория становится главным форпостом влияния в Северном Причерноморье. Войска, находящиеся в регионе, а также силы флота с этого времени подчиняются римскому наместнику Мёзии. Здесь же, в прибрежных портах, строятся и проходят боевую службу не очень многочисленные (судя по всему, их обычно было не более 40-50 единиц) военные суда местных формирований, предназначенные для оперативного реагирования.
Северное Причерноморье располагало большим количеством отличных портов и гаваней, многие из которых были издавна улучшены, обустроены и оборудованы греками-колонистами. Хорошими гаванями могли похвалиться Ольвия и Тира. Страбон указывал, что повсюду вдоль Боспора Киммерийского есть удобные гавани, одна из лучших среди которых располагалась в Нимфее. Кроме того, заметными портами были Фанагория, Танаис, Синдская гавань, порт Бат, Киммерик. По словам Страбона, в порту Феодосии, например, могли единовременно находиться не менее ста кораблей. В пантикапейской гавани располагались верфи, где единовременно могли строиться 30 кораблей. Пантикапейская и феодосийская гавань располагали искусственными молами, насыпанными с большим искусством и надежно защищавшими порты от волнения, а отчасти и от последствий сильных ветров.
Целым созвездием прекрасных бухт отличался Херсонес Таврический — помимо собственной гавани в Карантинной бухте, в его окрестностях имелось множество удобных гаваней и якорных стоянок в современных Севастопольской, Стрелецкой, Казачьей бухтах, а также в Северо-Западном Крыму — Калос Лимен, т.е., в буквальном переводе, Прекрасная Гавань. Наконец, именно неподалеку от Херсонеса, на рубеже Южного берега, находилась одна из уникальных даже в мировом масштабе гаваней — без сомнения, наиболее удобная на всем Понте — известная еще во времена Гомера бухта лестригонов (современная Балаклавская бухта). Однако практическое отсутствие островов в Черном море создавало определенные проблемы при его пересечении некаботажным способом.
Применение римлянами флота в Северном Причерноморье было достаточно частым, однако подробности его известны лишь в ряде случаев. Так, во время боспорско-римского вооруженного конфликта 45-49 гг. на кораблях Равеннской эскадры на Боспор были переброшены подразделения римлян из состава VIII Августова легиона под командованием Авла Дидия Галла — наместника Мёзии (кстати, ставшего потом наместником Британии). Возможно, что ряд соединений был переброшен транспортниками и из Малой Азии, в том числе на кораблях, базировавшихся на Византий. Это случилось в 46 г. После того, как на престол был посажен выгодный Риму молодой царь Котис и большая часть «ограниченного контингента» эвакуировалась, оппозиция под руководством низложенного и бежавшего царя Митиридата VIII вновь восстала, но оставшиеся вспомогательные войска всадника Гая Юлия Аквилы ликвидировали эту опасность. Стоит заметить, что эта экспедиция, конечно, была не спорадическим вмешательством римлян в дела региона, а лишь звеном в цепи вполне целена-

439

правленных действий, связанных с утверждением над ним римского военного и политического контроля.
При возвращении римских войск морем обратно в Мёзию произошел громкий инцидент, напомнивший, казалось бы, давно ушедшие времена. Путь кораблей пролегал мимо Южного берега Крыма, и разыгравшийся на море шторм выбросил несколько кораблей на берег как раз в расположении тавров. Тавры, напавшие на римских солдат, всех их уничтожили вместе с командиром — префектом когорты. Вероятно, многие легионеры были не просто убиты в схватке, а принесены в жертву в таврском святилище на перевале Гурзуфское седло, что подтверждают находимые там при раскопках нумизматические находки.
Другим примером участия флота в северопричерноморских делах является поход наместника Мёзии Тиберия Плавтия Сильвана Элиана. Состоявшийся между 63 и 66 гг., он был следствием неспособности Херсонеса Таврического самостоятельно защитить себя от натиска скифов и активизировавшихся в этот период сарматов. Это была эпоха императора Нерона, и, несмотря на все свои «причуды», Нерон все же не упускал из виду и события на столь дальних рубежах. В боевых действиях на территории Таврики приняли участие подразделения морской пехоты с кораблей Равеннской эскадры. Причем эти действия, ведшиеся, естественно, на суше, шли не только в Северо-Западном и Западном Крыму, но и на Южном берегу.
Обнаруженные на мысу Ай-Тодор и в его окрестностях клейма с упоминанием вексилляции Равеннской эскадры подтверждают, что римляне именно сейчас учреждают здесь свое присутствие и занимаются строительством крепости на берегу в расположении тавров. Это было вызвано острой необходимостью обезопасить плавание вдоль берегов Южной Таврики. Укрепленный пункт в этом месте, носивший название Харакс, мог быть опорной точкой для карательных экспедиций, базой «подскока», маяком и своеобразным «устьем» для заброски подразделений с моря вглубь территории противника. Ведь все боевые действия в ходе экспедиции Плавтия Сильвана носили характер ряда глубоких десантных операций, осуществлявшихся с кораблей Равеннской эскадры, которые — в силу свободы маневра, как когда-то было у Агриколы в Британии — могли устойчиво и постоянно владеть и стратегической, и тактической инициативой.
Харакс по временам забрасывался римлянами, и войска отсюда выводились, однако вскоре опять возвращались. В частности, около 120 г. в Хараксе был воздвигнут алтарь с посвящением Юпитеру от имени Геминия Фортиса, командира поста бенефициариев. Судя по всему, Харакс в этот период находился в непосредственном подчинении провинции Нижняя Мёзия.
Интересно, что наиболее примечательное на сегодняшний день римское святилище, связанное с расквартированными подразделениями легионеров, обнаружено именно в районе Балаклавской бухты, исключительно удобной для переброски войск и базирования здесь небольших эскадр. Кроме того, стоит отметить, что в Северном Причерноморье периодически встречаются надгробия римских моряков, что свидетельствует о том, что они могли как расквартировываться здесь, так и применяться в боевых действиях на территории региона.

Период I — середины III столетий н. э. ознаменовался укреплением старых тенденций и возникновением новых. В Средиземном море флот выполнял в ос-

440

Флоты Империи в первых веках новой эры

Флоты Империи в первых веках новой эры

441

новном транспортные функции, а отдельные корабли привлекались для посыльной службы, весьма обычной и частой в Империи. Сообщения морем были не менее удобны, чем сухим путем; как бы ни были совершенны римские дороги, скорость передвижения по воде зачастую превышала скорость, достигавшуюся на суше, а в случае, когда речь шла о путешествиях из Европы в Африку или на Ближний Восток, преимущество имели, безусловно, только корабли. Средиземное море было со всех сторон окружено римскими провинциями, а Апеннинский полуостров врезался в середину этого огромного озера в форме громадного мыса. Старая проблема малочисленности в Италии удобных и безопасных пристаней была к этому времени в основном решена. Во многих приморских городах были проведены дополнительные мероприятия по углублению фарватеров и их расчистке, строительству причалов, пирсов и маяков. В частности, огромное значение имела искусственная пристань в Остии, находившаяся в устье Тибра и устроенная по приказанию императора Клавдия. Гиббон вполне обоснованно называет ее «одним из самых полезных памятников римского величия». Как писал Плиний, от этой пристани, находившейся на расстоянии менее 30 км от столицы, можно было при попутном ветре достигнуть в течение семи дней Геркулесовых Столпов, а за девять или десять дней — Александрии Египетской. Иными словами, пространство Средиземного моря с запада на восток, т. е. в максимальном протяжении наиболее актуальных для Империи водных путей (не считая Понта), было проходимо за две недели с небольшим. Одна из самых популярных и коротких морских линий связи пролегала из Остии мимо берегов Сицилии в Карфаген. Другая морская дорога связывала Рим с Египтом. Неиссякаемый поток продовольствия — в основном зерна —шел по ней в Вечный город, обеспечивая его существование.
Однако не только Средиземное море и Понт были дорогой для транспортных и торговых кораблей. Активно осуществлялись перевозки вдоль береговой черты в Галлии, у берегов Бискайского залива. Чрезвычайно оживленным был морской путь в Британию через проливы. Особняком стоит вопрос о торговле с варварскими племенами. В эти десятилетия она достигает своего наивысшего размаха. К германцам вывозится масса товаров, производимых на территории Империи, и прежде всего в приграничных городах, колониях и лагерях. Помимо оружия, тканей, посуды и ряда ремесленных изделий громадный размах приобретает виноторговля. Вино являлось, наряду с оружием, типичным предметом «престижного» экспорта, т. е. товаропотока, который обеспечивал нужды нарождающегося слоя германской племенной знати, обеспечивая ее зримое и ощутимое превосходство над соплеменниками, к которому всячески стремились претендующие на власть вожди военных дружин. И если оружие, при всей своей дороговизне, было относительно малообъемным продуктом, то вино, приносившее не меньший доход, занимало куда большее пространство. Судя по рельефу из Неймегена (Нижний Рейн), корабли, груженые сосудами с вином, курсировали по Рейну и у берегов Северной Галлии достаточно активно, и общий объем виноторговли был чрезвычайно велик, являясь одним из наиболее заметных экономических феноменов прирейнских провинций Империи.
Это не отменяло того факта, что мирная торговля регулярно сменялась войнами с германцами на границе, которые со временем становились все более частыми. За период 70-230-х годов отмечается не менее 36 случаев боевого применения

442

отдельных кораблей и подразделений имперских флотилий на Рейне и Дунае. К началу II в. либурны фактически вытесняют все остальные типы судов. Их быстроходность и маневренность были совершенно незаменимы на речных театрах, поскольку здесь полностью отсутствовала угроза противодействия крупных кораблей противника и очень ограниченно применялась метательная техника. Главным и основным смыслом содержания патрульных флотов было противодействие все более частым попыткам германцев прощупать на прочность римский лимес. Флотскими базами были Колония Агриппина (будущий Кёльн), Могонциакум (Майнц), Августа-Раурикорум — на Рейне, а также Кастра Регина, Аквинкум и Тресмис — на Дунае. В этих укрепленных пунктах или в непосредственной близости от них располагались места базирования относительно небольших флотилий. Они и вправду были небольшими — средняя численность отдельных отрядов составляла 15 вымпелов, максимальная, как правило, никогда не превышала 30 единиц.
Кроме того, исключительно важное значение всегда придавалось дельте Рейна. Сложнейшая природно-географическая обстановка в этих приморских — низменных и заболоченных — землях требовала от командиров особой подготовки и опыта. Несмотря на то, что с эпохи Августа территория будущих Нидерландов была в основном под контролем римлян, изрядная сложность местной гидрографии создавала порой ситуацию классического «слоеного пирога». Контроль за всеми протоками и рукавами Рейна, особенно в период подъема воды, был чрезвычайно сложен, а учитывая широтное направление его течения в этом регионе, германцы получали удобную возможность проникать по многочисленным руслам реки в глубину контролируемой римлянами территории.
Учитывая, что этот фланг римской обороны упирался в открытое море, ему придавалось большое значение. Здесь базировалось в общей сложности около 120 кораблей, сведенных в 5 эскадр. Численный состав Нижнерейнской флотилии обычно поддерживался на уровне 5000 моряков — это не считая легионеров, которые прикомандировывались к ней, обычно в количестве до полутора тысяч человек. Правда, германцы в этот период не применяли еще собственные морские суда, да и на реках их лодки были не так активны, как в последующие времена, однако служба в этом флоте отнюдь не была синекурой. Так, достаточно указать на инциденты 183, 196 и 212 гг., когда, соответственно, согласованными действиями Нижнерейнской флотилии были сорваны две попытки форсирования Рейна вплавь дружинами германцев и одна попытка навязать сражение с использованием собственного флота. В последнем случае около четырех десятков германских лодок с воинами были перехвачены в среднем течении реки Лек подразделением из 16 либурн под командованием легата Луция Клодия Вера. В успешном для римлян исходе этого боевого эпизода сказались хорошо организованная и поставленная дозорная служба и то обстоятельство, что флотилии в этот период поддерживались в постоянной боевой готовности. Замеченные с дозорных вышек на римской стороне германские суда были выслежены и филигранно атакованы кораблями римлян. Бой получился недолгим, но достаточно интенсивным. Первая фаза скоротечной стычки заключалась в активной перестрелке с применением главным образом дротиков. Германцы, пользуясь явным численным превосходством, попытались, разделившись на два отряда, атаковать римлян с флангов. Быть может, им бы это и удалось в полной мере, если бы

443

на месте римских солдат и моряков оказался кто-то другой. Однако кормчие нескольких римских кораблей, повернув суда на цели, сами атаковали нападавших германцев. Три корабля удалось потопить, еще два стали добычей римских абордажных партий — несмотря на относительно тяжелое вооружение, легионеры без труда захватили эти лодки. Потеряв несколько кораблей, германцы вынуждены были ретироваться и в последующие дни уже не повторяли подобных попыток.
Высокой степени интенсивности достигала боевая служба этих подразделений в периоды обострения отношений с варварами или повышения активности последних. Так, при Траяне в 117-119 и 122-124 гг. на Дунае флотилии Аквинкума и Тресмиса совместно с мелкими отрядами, базировавшимися в промежутке между ними, не только занимались обеспечением имперских войск, ведших боевые действия, но и патрулировали прилегающие акватории Дуная, отслеживая перемещения войск противника и демонстрируя ему невозможность переправы через реку. Во время Маркоманнской войны 166-180 гг. верхнерейнские эскадры проводили усиленное патрулирование, а учитывая, что германцы вели себя весьма неспокойно фактически на всем протяжении реки, работы у них хватало. В 210 г. была сорвана попытка переправы варваров через Рейн в его среднем течении, в районе южнее Могонциакума. Таких примеров можно привести достаточно много.
Как и положено, в годы неурядиц флот активно привлекался претендентами на престол — как и их противниками — для использования в целях давления на врага, блокады отдельных территорий и городов, высадки десантов и снабжения армий. С течением времени во II и III вв. все большее значение в военном отношении приобретали порты Восточного Средиземноморья. Важнейшим из них становится будущий Константинополь, именовавшийся тогда Византием. Поскольку через Византий шел один из главных путей, соединявших Европу с Азией, этот город был снабжен сильным гарнизоном, находившимся под серьезным вниманием властей. В его гавани к концу II в. постоянно базировался флот уже из пятисот судов. Значение города все время возрастало, определяя его будущность столицы восточной половины Империи. Обладание Византием, который до того был всего лишь пунктом остановки императоров и узурпаторов на пути на Восток или на Рим, теперь становится вожделенной целью и едва ли не основной задачей политики. Однако во время гражданской войны между Севером и Нигером город выдержал почти трехлетнюю осаду значительных сил армии и почти всего имперского флота. В конце концов Византии был взят голодом. Должностные лица и солдаты были казнены, стены разрушены, все городские привилегии отменены. Будущая столица Восточной Империи превратилась в открытую со всех сторон деревню, поставленную в унизительную зависимость от города Перинфа.
Собственно, Империя этим актом доставила себе больше вреда, чем пользы. Дион Кассий полагал, что низведение Византия до уровня заурядного поселения отняло у Империи наиболее сильный форпост защиты от варварских нашествий в азиатско-понтийском регионе. И это было действительно так. Через несколько десятилетий, к середине III в., в период готских нашествий, вся губительность этого шага станет совершенно очевидна. Боспор и Геллеспонт с конца II в. становятся на длительный срок открытыми для морских вторжений в Средиземное море. Вероятно, ни один из императоров в тот период не мог предполагать появления

444

в подконтрольных им морях какой-либо заметной морской силы, угрожающей благополучию государства.
Стоит отметить, что период первых веков новой эры был ознаменован и выходом римских флотилий в совершенно новое для них пространство —Красное море, Персидский залив и Индийский океан. Принадлежащие римлянам корабли открыли эпоху морской торговли со странами Востока. Никаких боевых столкновений на этом направлении источники не фиксируют, хотя, несомненно, феномен пиратства в южных морях имел место, и спорадические стычки с пиратами происходили. Но военного флота на постоянной основе римляне на них не держали. Империя уже просто не успела расшириться до такой степени, чтобы «ногою твердой стать при море» еще и на этом направлении.
Особенность рассмотренного нами периода в истории Рима заключалась в том, что именно сейчас была пройдена высшая точка развития этой величайшей империи древности. В конце II столетия Рим достиг максимума своего могущества. Завоевания, экономические возможности и международное значение Империи были в зените, а из него существует только один путь — вниз, в небытие. До этого было еще далеко, но симптомы проявлялись все отчетливее. Упадок ждал и одно из главных и славнейших детищ этой империи — ее военно-морской флот.

Наступали новые времена. С середины III в. баланс сил в системе Империя — варвары начинает нарушаться. Империя слабеет, а окружающие ее племена, напротив, находятся на подъеме. Разумеется, их техническая оснащенность и уровень организации остаются достаточно примитивными, однако численность, громадность пространств, с которых можно ожидать их вторжений и, самое главное, деградация власти и силовых структур Римского государства делают этот последний натиск смертельным. Империя просуществует в таком распадающемся состоянии чуть более двух веков — примерно с 230-х годов до 476 г., когда пост императора будет ликвидирован в ее западной части. С точки зрения обыденного сознания —это довольно долго. С точки зрения исторического процесса и развития Рима, этот процесс был весьма быстрым. Тем более, что фактически империя как нечто единое распалась на достаточно обособленные фрагменты уже к концу IV столетия.
Стоит отметить, что главными ударными отрядами этого вторжения варваров были племена, проживавшие на двух крайних точках римской оборонительной линии — франки в низовьях и среднем течении Рейна и готы в Северном Причерноморье. Именно готам принадлежит честь организации самых крупных проблем гибнущей Империи на море. Франки, вместе с англами, саксами и ютами устроили римлянам весьма бурный финал их владычества в Британии и на берегах Ла-Манша.
Примечательно, что в ходе кризиса III в. и Великого Переселения народов особых «боев за Рейн» не отмечается. Этот феномен объясняется достаточно просто: даже к середине III в. многие германские племена на правах федератов, т. е. союзников римлян, жили уже по эту сторону Рейна и Дуная, на римской территории. Значение пограничных речных флотилий постепенно падало вместе с размыванием понятия римского лимеса. Эта граница уже не была непроницаемой, да и охрана ее к концу III столетия все чаще становилась заботой частных лиц и наместников провинций, практически мало зависевших от Рима. Упадок

445

флотов лимеса привел к тому, что они относительно тихо сошли со сцены. Однако на флангах этой грандиозной пограничной черты все было совсем не так просто.
Готы — германское племя, происходящее из Южной Скандинавии. В начале II столетия они переместились на южный берег Балтийского моря. Около середины II в. они начали свое движение на юго-восток. Это переселение заняло около столетия. В результате, пройдя территорию современной Польши и Украины, готский племенной союз во второй четверти III в. обретает новую родину в Северном Причерноморье — в Крыму, на территории Южной Украины и вплоть до Дуная. Под контролем готов оказались также земли Боспора Киммерийского. Они получили исключительно удачную базу в Северном Причерноморье.
При императорах Валериане и Галлиене (к середине III в.) римские провинции, для которых Дунай был границей, постоянно подвергались нашествиям германцев и сарматов, но римляне вполне успешно защищали их. Несмотря на то, что отряды варваров, все время бродивших по берегам Дуная, проникали иногда вплоть до границ Италии и Македонии, их всегда или останавливали, или ликвидировали, перекрывая пути к отступлению.
Однако готское нашествие внезапно оказалось направленным совсем по другому пути, чрезвычайно опасному для Империи. Да еще и в необычной форме — по крайней мере, такого римляне не ожидали. Южнее Понта Эвксинского лежали богатейшие малоазийские провинции, являвшиеся одними из самых ценных бриллиантов в венце Империи и, естественно, привлекавшие внимание варваров. Однако средств к защите этих провинций у римлян практически не было. Со времен Митридатовых войн опасность в этом регионе была чисто номинальной. Стены городов лежали в развалинах; большая часть доходов местного бюджета шла на сооружение бань, храмов и театров, но никак не на укрепление боеспособности. Подразделения военного флота здесь уже не располагались. Византий незадолго до того был насильственно низведен до положения заштатного городка, он уже не являлся той базой флота, которая без труда контролировала сообщение в Геллеспонте и наглухо запирала переправу из Европы в Азию. Центры Северного Причерноморья не могли ничего противопоставить новой опасности — ни Херсо-нес Таврический, ни сам Боспор не были в состоянии сопротивляться силе готов. Гарнизоны — преимущественно из воинов местного происхождения, — разбросанные по приморским крепостям, как правило, насчитывали не более нескольких сотен воинов и в большинстве случаев не располагали боевыми кораблями.
Напротив, у готов с флотом все было в порядке. Нет никакого сомнения, что они принесли традиции кораблестроения со своей северной родины. Будучи одним из скандинавских народов, готы, конечно, располагали судостроительными навыками. Они вовсе не нуждались в заимствовании боспорского флота или в строительстве своих судов по понтийскому образцу. Возможно, какая-то часть их кораблей относилась к типу «камар», однако они главным образом использовали собственную традицию. Так что значительное количество использовавшихся готами судов должно было принадлежать к некоему типу, промежуточному между хьертшпрингской и нюдамской ладьей. Точно так же, используя в качестве моряков местных боспорских мореходов, готы и сами были неплохими моряками. Крайне сомнительно, чтобы они утратили за два-три поколения свои северные мореходные навыки.

446

Первым морским походом готов стала проба сил под Питиунтом в 255 или 256 г. Этот город, расположенный на самом краю римских владений, располагал хорошей гаванью и весьма надежно укрепленной крепостью. Под Питиунтом готам не повезло: город взять не удалось и они были отбиты. Во многом это стало заслугой римского командующего Сукцессиана, однако когда он вскоре получил повышение и покинул провинцию, Питиунт был взят готами и разрушен.
Следующей целью стали восточные и юго-восточные берега Черного моря. Плавания готских эскадр численностью в несколько сотен небольших кораблей в Колхиду в 257 г. открыли сезон их дальней охоты. Взять Фазис не удалось, и следующей их целью стал Трапезунд. Этот важный торговый центр располагал искусственным портом, построенным по распоряжению императора Адриана. Трапезунд был центром, в котором скапливались средства, собиравшиеся со всего Понта в пользу государственной казны, поэтому его богатства делали его чрезвычайно привлекательной целью.
Город располагал двойным рядом крепостных стен, к тому же обычный гарнизон был усилен дополнительно десятью тысячами (!) воинов. В обычных условиях таких сил было вполне достаточно, чтобы отбиться от любой армии. Кроме того, в городе имелись многие десятки транспортных и некоторое количество боевых кораблей, которые при желании можно было использовать по назначению против врага. Однако эти войска оказались фактически бесполезны — дисциплина была на нижайшем уровне, моральный дух оставлял желать лучшего. Войска относились к своей службе как к синекуре, не ожидая серьезного противника и предаваясь пьянству и разврату. В результате готы, быстро разобравшись, в чем дело, в одну из ночей, завалив ров связками хвороста и насыпав из них высокую груду близ стены, пробрались в наполненный войсками, но практически неохраняемый город. Симптоматично, что, пока готы занимались грабежами и избиением мирного населения, тысячи солдат спасались бегством через противоположные городские ворота. Загрузив захваченные транспортники добычей, готы посадили на весла наиболее крепких жителей, выловленных в городе и его окрестностях, и, приковав их, отправились обратно на Боспор.
Морские походы вдоль восточного берега Черного моря следуют один за другим — в 258, 263, 269 гг. Каждый из них сопровождается глубокими рейдами на территорию малоазийских провинций и каждый практически не встречает сопротивления.
Вскоре после начала своих походов готы предприняли грандиозную экспедицию и в Европу. В 263-264 гг., увеличив численность своего флота и перевозимого войска, они отправились вдоль западного берега Черного моря. Возглавляли эту экспедицию вожди готов Респа, Ведук и Тарвар. Пройдя мимо устьев Днепра, Днестра и Дуная, готы присоединили к своему флоту множество местных рыбацких кораблей и лодок. С ними они дошли до Геллеспонта и окрестностей Византия. Переправившись на азиатскую сторону пролива, готские десантники высадились возле Халкедона. Показательно, что готов было меньше, чем защитников Халкедона. Последние стояли лагерем возле храма Юпитера Урийского на мысу, господствующем над входом в пролив, однако моральные качества этих вояк вновь не шли ни в какое сравнение с воинственным пылом скандинавских варваров. Бросив свои позиции и город на произвол судьбы, солдаты разбежа-

447

лись. Город был захвачен и разграблен. В руках германцев оказались оружие и значительные богатства.
После этого для готов настала пора выбора. Оставив флот близ Гераклеи — небольшого городка в Пропонтиде, — они пытались сообразить, куда стоит отправиться дальше. Выбор, и в самом деле, был велик. Можно было отправиться в Европу, в Азию, заняться грабежом на суше или плыть дальше по морю. Первые успехи продемонстрировали им, что сопротивление будет чисто номинальным. И тогда один из перебежчиков показал им дорогу в Никомедию — столицу Вифинии. До нее от Халкедона было чуть более пятидесяти километров по суше. Этот перебежчик не только указал готам дорогу к городу, но и выступил в качестве военного советника, руководя взятием города. Впрочем, отпора готы не встретили и здесь. Помимо Никомедии захватчики разграбили сопоставимые с ней по значимости и богатству города Апамею, Никею, Прузу, Циос. Город Кизик, прославленный когда-то во времена Митридатовых войн, избежал общей участи только в силу того, что местная речка из-за горных ливней так разлилась, что помешала готам подойти к городу по суше и остановила их в пятнадцати километрах от его стен. Готы вернулись с добычей, груженой на повозки, к своим кораблям, а затем и на новую родину.
Третий поход готов был предпринят в 267-268 гг. вместе с герулами. Кто были эти люди — до сих пор неясно. Возможно, это было просто одно из германских племен, однако есть основания полагать, что герулы представляли собой интернациональные дружины, составлявшиеся из представителей различных, в основном германских, племен, — своего рода бродячее воинское братство, наподобие скандинавской «руси» IX в. Вероятно, в этом вторжении принимали участие и другие племена. Зосим, описывая варварские вторжения этого периода, указывает, что «готы, бораны, уругунды и карпы стали опустошать европейские города... не оставили не опустошенной ни одной части Италии и Иллириды». Насчет Италии заблуждаться не стоит — под ней подразумевались и весьма отдаленные от Апеннинского полуострова территории, вплоть до Паннонии, однако масштаб вторжения поразил воображение современников.
Этот новый флот состоял из 500 кораблей. Конечно, это были не корабли времен Первой Пунической войны. Однако в новых условиях эта опасность была страшной. Такой флот, даже по самым скромным оценкам, мог нести около 12 тысяч человек, каждый из которых был отъявленным головорезом, как и положено германцу той эпохи.
Достигнув Боспора Фракийского, они вошли в Пропонтиду, но встречный ветер отогнал их суда обратно ко входу в это море. На следующий день они наверстали упущенное и подошли к нетронутому ранее Кизику, который в этот раз все-таки был взят. Вслед за этим готы на своих кораблях вышли в Средиземное море. Теперь началось их плавание в Эгейском море. Учитывая, что оно представляло собой один громадный архипелаг, готы, вероятно, были изрядно удивлены. Уже не первое их поколение отвыкало от подобных «шхер», поэтому северяне чувствовали себя здесь несколько неуютно. Периодически обращаясь к помощи местных лоцманов, готы постепенно приближались к континентальной Элладе, грабя и разоряя то островки вблизи европейских берегов, то города на берегу Азии. Наконец они добрались до Аттики, пристав в гавани Пирея, всего в восьми километрах от Афин.

448

Город под руководством Клеодама — инженера, назначенного императором укреплять приморские города Греции, — готовился к обороне. И ведь им было чем заниматься: городские укрепления не восстанавливались и не ремонтировались со времен Первой Митридатовой войны и пребывания здесь войск Корнелия Суллы.
Впрочем, усилия оказались тщетными. Готы после непродолжительного штурма взяли Афины и занялись в городе грабежами. Очень хорошо характеризуют новую ситуацию некоторые детали противостояния варваров и «цивилизованных» эллинов и римлян. У Зонары сохранился исторический анекдот о том, как во время разграбления Афин готы собрали все находившиеся в городе библиотеки и собирались устроить из них громадный костер. Однако один из их вождей, более образованный, чем его соотечественники, убедил их отказаться от этого намерения. Он заметил, что пока греки будут предаваться изучению книг, они никогда не будут уметь владеть оружием. При всей живописности и колоритности этого эпизода симптоматично, что варвары в середине III столетия проникли в самое сердце античной цивилизации — и именно при помощи флота.
Однако в результате германцы чуть этого самого флота не лишились. Он был оставлен в пирейской гавани и охранялся слабо — готы явно не ожидали партизанских действий, за что и поплатились. Клеодам, потерпев неудачу как фортификатор и организатор обороны, вскоре вернулся с римским флотом, пополнив его экипажи местными жителями. Флот, впрочем, был не слишком большой численности, но этого оказалось вполне достаточно — Клеодам напал на готские корабли и большую часть из них уничтожил.
Большой проблемой для готов это не стало, но разозлило их основательно. Они отправились в материковую Грецию и в скором времени, не встречая серьезного сопротивления, разграбили целый ряд знаменитых центров от восточного побережья Балкан до западного: их добычей стали Аргос, Фивы, Коринф, Спарта. Не располагавшие собственными армиями, привыкшие к безопасности имперского состояния, эти города просто физически неспособны были поддержать собственную безопасность — уже триста лет в этом не было никакой нужды. Достигнув Эпира, готы оказались в прямой видимости италийского побережья, т. е. в сущности вблизи столицы Империи.
Только теперь император Галлиен, кажется, понял, что происходит. Он самолично возглавил армию и переправился из Брундизия навстречу готам. Встреча с настоящим войском отрезвила и готов. Видимо, масштабная война на истребление в их планы не входила. Потеряв в стычке несколько сотен человек, германцы решили договориться. Предводитель герулов Навлобат предпочел поступить со своими воинами на римскую службу, прельстившись званием консула (кстати, впервые тогда данным варвару, а не римлянину). Этот отряд, впрочем, прославился на римской службе в дальнейшем благодаря своей стойкости и преданности. Некоторые предпочли организованно пробираться через провинцию Мезия к берегу Черного моря.
Часть готов ушла к кораблям и отплыла восвояси. По дороге они напоследок разграбили Трою. Возвращаясь через Черное море, они пристали во Фракии. Здесь, вдоволь пограбив местное население, готы увидели и испытали на себе еще одну приятную сторону жизни в цивилизованном мире. Близ города Анхиала, по словам Иордана, готы оставались «много дней, восхищенные банями на горячих

449

водах... где из глубины пробиваются огненные источники; среди всех остальных неисчислимых в мире мест с термами это, несомненно, главные и наиболее действенные для здоровья страждущих». Так что грабительский поход в Империю закончился на имперском курорте.
Надо отметить, что эти походы были заметными вехами в истории древнего мира, хотя в основном и отрицательными. Так, храм Артемиды в Эфесе, причислявшийся древними к семи знаменитым чудесам света, до той поры не менее семи раз подвергался разорению и разрушению, однако каждый раз восстанавливался во всем своем великолепии, лишь приумножая свой блеск. На сей раз, сожженный готами, он навсегда прекратил свое существование. Как писал Гиббон, «и персы, и македоняне, и римляне чтили его святость и обогащали его своими приношениями. Но грубые дикари с берегов Балтийского моря не имели склонности к изящным искусствам и относились с презрением к воображаемым ужасам иностранного суеверия». К этой фразе трудно что-то добавить.
В 269 г. готы организуют новый поход в Империю. Его масштабы и сущность заметно отличаются от всего, что стало уже привычным для римлян и греков. Коалиция племен была впечатляющей: кроме ост- и вестготов в источниках упоминаются певкины, грейтунги, тервинги, гепиды, герулы и некие кельты. Вне всякого сомнения, целью готов был не просто грабеж, а поселение на новых землях в пределах Империи — среди воинов была масса женщин и детей со своим имуществом. Войско шло несколькими отрядами, часть из которых двигалась по суше, а часть плыла на кораблях. Число таковых достигло на этот раз двух тысяч. Несмотря на меньший относительный размер каждого судна, стоит признать этот поход наиболее масштабным вторжением в пределы Римского государства за всю его историю. Флоты такой численности римлянам еще не встречались. Один из источников повествует даже о 6000 кораблей и 320 тысячах человек, однако это явно завышенные данные.
Сухопутное войско безуспешно пыталось штурмовать Томы и Маркианополь. Готские же корабли, выйдя из устья Днестра, вскоре достигли Боспора Фракийского. И вновь пролив стал для них серьезным препятствием. При проходе через него громадный флот оказался подхвачен течением. Готские кормчие оказались не на высоте, и суда, сгрудившись в узком проходе, стали сталкиваться одни с другими или разбиваться о берег. Потеряв десятки кораблей, готы высадили несколько десантов на европейском и азиатском берегу. Однако жители приготовились к этому вторжению — сельская местность была опустошена а города сильно укреплены. Взять Византий не удалось, под стенами города германцы потеряли множество своих воинов и вынуждены были с позором отступить, зато Кизик был взят. После этого во флоте варваров обнаружились раздоры и черты деморализации; некоторые из варварских вождей отплыли со своими дружинами к островам Крит и Кипр. Главные силы флота, тем не менее, бросили якорь у Афона и, отдохнув там, напали на города Фессалоника и Кассандрия. В это же время часть флота опустошала прибрежные районы Фессалии и Греции.
Сухопутный отряд готов, забросив осаду припонтийских городов, прошел Мезию и находились где-то в Западной Фракии. Навстречу готам выступил новый император Клавдий во главе всех доступных воинских подразделений Империи. Узнав об этом, готы сняли осаду Фессалоники и двинулись на соединение с остальными силами. Флот остался у Афона.

450

Ситуация была не из легких. Мятеж в Галлии и Испании серьезно подорвал силы государства. Клавдий не случайно писал сенату и народу Рима: «каков бы ни был наш успех, он, во всяком случае, будет достаточно велик».
Решающее сражение на суше вскоре произошло под Наиссой (современный Ниш). Варвары, казалось, уже разбили римских легионеров, подавленных их численностью, но вступление в бой императорского резерва, напавшего из горных ущелий на тыл готов, решило исход сражения. Отряд из отборной готской молодежи был принят на службу в императорскую армию; остальные пленники были проданы в рабство. Число взятых в плен женщин было так велико, что на долю каждого солдата, как говорили, досталось по две-три женщины. Потеряв, по разным данным, от 20 до 50 тысяч человек и страдая от голода, холода и чумы, готы отступали, спасаясь от преследующих их римлян. К началу 270 г. остатки войска готов пробились на север и осадили Анхиал и Никополь.
Часть флота, отделившаяся и ушедшая на Кипр и Крит, довольно долго бесчинствовала в этом регионе. Осада города Сида в Памфилии стала наиболее ярким событием этого похода. Однако и он закончился неудачей. Римский флот — к сожалению, неизвестного нам состава и численности — вышел из портов восточной части Империи. К нему вскоре присоединились корабли с Запада — значительная часть Равеннской эскадры выступила против врага, ради борьбы с которым ее и создавали. В нескольких сражениях варварский флот был разгромлен. В столкновениях готы, разумеется, уступали более прочным, тяжелым и насыщенным вооружением — как ручным, так и стационарным — кораблям римлян. Несколько десятков судов готов было потоплено или сожжено, громадное количество воинов римляне истребили. Незначительное количество готов сумело добраться до дома.
В 275 г. состоялся, насколько можно судить, последний морской поход готов. Они переправились на малоазийский берег вдоль восточного берега Понта Эвксинского. Высадившись на берег, они двинулись вглубь материка. Корабли патрулировали вдоль понтийского побережья и серьезной роли в боевых действиях не принимали. Не встретив существенного сопротивления, готы прошли провинции Понт, Вифиния, Галатия, Каппадокия и достигли Киликии. Римляне, похоже, действовали двумя армиями и в основном на суше. Однако флот был послан, хотя и с запозданием. Он вновь состоял из кораблей Равеннской эскадры.
Потерпев ряд поражений на суше, готы отступили с добычей на корабли. Часть из них осталась в Малой Азии — то ли не успев дойти до побережья, то ли по иным причинам, например, желая здесь поселиться. Их разбили имперские войска. Не повезло и флоту. Уже на подходе к Боспору Киммерийскому (Керченскому проливу) римский флот настиг готов и нанес им поражение. Увы, у нас вновь нет данных о подробностях этого столкновения.
Как бы то ни было, два поражения подряд, в которых оба раза были задействованы силы флота, положили конец готской морской экспансии. Получив статус федератов, готы оказались сухопутными соседями Империи и вскоре начали массово вливаться в ее силовые структуры и правящий класс. Однако их агрессивные действия в перспективе будут носить сугубо сухопутный характер.
Вторым флангом морских нашествий на Империю стали берега Ла-Манша. Борьба с франками, пытавшимися вторгнуться в Галлию 280-х годах, заверши-

451

лась весьма трагично для государства — франки были отбиты, но их победитель, один из полководцев императора, Караузий, узурпировал власть в Британии.
Дело в том, что источники поздней Империи не дают точного представления о национальном составе этих новых морских разбойников. Несомненно, среди них было немало франков, саксов и других германцев. Их флоты, состоявшие порой из сотен судов традиционного германского типа, описанного выше, с середины III столетия становятся серьезной проблемой для побережий Галлии и Британии. Именно для отражения этих нашествий небольшие отряды кораблей, охранявшие переправу через пролив, были реорганизованы в Гезориакскую флотилию (по названию города на месте современной французской Булони). Численность этого флота, в составе которого были и либурны, и триремы, достигала 200 единиц, иногда увеличиваясь в силу особых условий.
Возглавил этот флот по распоряжению императора Максимиана Караузий, который, будучи человеком отнюдь не знатного происхождения, выдвинулся благодаря своей отменной храбрости и опытности в качестве кормчего. Став адмиралом этого флота, Караузий весьма своеобразно распорядился полученной властью. Впрочем, эта ситуация характеризовала отнюдь не его самого, а общее положение дел в Империи, упадок которой стал неопровержимым фактом.
Дело в том, что Караузий очень личностно понимал свою функцию на галльской границе. Когда германцы выходили на свой пиратский промысел, он совершенно беспрепятственно пропускал их на побережье Галлии и Британии, т. е. на территорию, хранить которую как зеницу ока было его первой задачей. На обратном пути отягощенных добычей варваров Караузий честно и бескомпромиссно перехватывал. Отобранная добыча пополняла его собственные богатства. Естественно, слухи об этом немедленно достигли императора. Но тот был далеко, и его приказ о казни Караузия выполнить не смогли. Караузий делился со своими флотскими командирами, а потом еще и заключил договор с варварами. Покинув гавань Гезориака, он увел флот в Британию, где склонил на свою сторону расквартированные там легионы и вспомогательные войска.
Присвоив себе титул императора, Караузий фактически отторг этот остров от Империи. В течение семи лет он возглавлял эту импровизированную мини-империю, поддерживал в отличном состоянии свое любимое детище — свой флот, комплектуя его также в значительной степени варварами. Нанимаемые им варвары из саксов и франков укрепили северную границу от набегов пиктов из Шотландии. Караузий чеканил монету, покровительствовал искусствам, вводил в своем окружении германские моды в одежде, манерах и прическах. Под его властью осталась и значительная часть северо-западной Галлии вокруг Гезориака. В результате Караузий стал кем-то вроде Вильгельма Завоевателя. Он всецело господствовал на обоих берегах Ла-Манша, его флот беспрепятственно распоряжался прилегающими акваториями, в частности устьями Рейна и Сены. Грабительские экспедиции на римское побережье Галлии стали нормой в это время.
Империя, напротив, лишилась в регионе практически всех сил флота, а отстроить его было затруднительно в силу того, что государство разрывалось между нашествиями варваров, финансовыми кризисами и политической нестабильностью. Все-таки строительство флота требовало серьезных усилий и личности руководителей, которые были уже в дефиците. Когда римлянам все же удалось — после тяжелых усилий — отстроить на бискайском побережье свой новый флот,

452

ему просто нечего было противопоставить флотилии Караузия: неопытные моряки и кормчие не шли ни в какое сравнение с вышколенными «морскими волками» британского узурпатора. В результате имперский флот был наголову разбит. С Караузием заключили договор, признав его императорское достоинство.
Но вскоре, с утверждением режима тетрархии в Империи, эффективность противодействия смутьяну возросла. Констанций взял на себя ведение войны с Британией. Прежде всего он решил ликвидировать континентальные базы узурпатора. Он осадил Гезориак и возвел огромный мол поперек входа в гавань. Полностью отрезав таким образом город от блокадопрорывателей, он запер в гавани и часть флота Караузия. После упорнейшего сопротивления город сдался. В течение трех лет Констанций употреблял всю свою энергию на завоевание галльских территорий, подчиненных Караузию, а также на сооружение и, главное, тренировку своего флота. Его успешные операции против франков исключили их участие в войне на стороне узурпатора. В разгар подготовки к вторжению на остров Караузия убил его ближайший приспешник — Аллект, чьи бойцовские и политические таланты существенно уступали дарованиям убиенного покровителя. Констанций, напротив, был воплощением решимости. Он — почти как в ходе операции «Оверлорд» — рассредоточил свои силы, не давая противнику возможности предугадать направление высадки.
Префект Асклепиодат, бывший командиром главной эскадры имперского флота, наконец, переправился через пролив. Сделано это было просто филигранно. Под прикрытием густого тумана, покрывшего море и британский берег, эскадра римлян вышла в море. Несмотря на бурное море и боковой ветер, римляне преодолели пролив и, искусно обойдя заградительный кордон, выставленный Аллектом в устье Темзы, десантировали войска на западном побережье острова. Асклепиодат демонстративно сжег свои корабли, не желая давать войскам повод к отступлению. Вскоре Аллект в единственном генеральном сражении сдал Британию и был убит. Британия была возвращена в Империю.
Однако этот успех не очень помог Империи на западном фронте. С конца III в. подлинным бедствием для Британии и Галлии становятся непрекращающиеся нашествия англов, саксов и ютов. Это было своего рода генеральной репетицией походов викингов. На гребных ладьях, аналогичных судну из Нюдама, германские воины внезапно появлялись у берега, и спасения от них зачастую не было.
В начале эпохи домината, т.е. к концу III в., защита береговой линии, особенно на востоке, юге и юго-востоке, была усилена и защищена от нападений саксов. У Малтона, расположенного примерно в 30 км от Эбуракума (Йорка) на побережье, имелись пограничные укрепления. В зоне пролива находился так называемый Litus Saxonicum, до конца IV в. соответствовавший своему назначению. В дополнение к этой линии укреплений была воздвигнута вторая — на материке, на побережье Галлии, также против саксонских набегов, так называемый Tractus Armoricanus et Nervicanus.
К 360-м годам нападения варваров достигли особенно большой интенсивности. Саксы опустошали берега Пролива. Но в 368 г. римскому военачальнику Флавию Феодосию — будущему императору — после ожесточенных боев удалось оттеснить нарушителей границ.
Очередной виток политического и военного упадка римского господства в

453

Британии начался в 383 г., когда римский военачальник в Британии Магн Максим был провозглашен своими отрядами императором. Он перебрался с частью своих подразделений в Галлию и даже уничтожил императора Грациана, утвердившись в Галлии и Испании. Вслед за этим последовала практическая передача охраны сухопутной границы Британии шотландцам. К моменту вывода отсюда легионов в 407 г. никакой регулярной защиты побережья, конечно же, не было. Нашествия саксонских пиратов стали регулярным явлением. Показательно описанное Гильдасом настроение, обуявшее британцев к этому времени. В письме к Аэцию, руководившему обороной Галлии, в 446 г. они писали: «Варвары гонят нас в море, а море гонит нас обратно к варварам; мы пребываем между двумя этими смертями, и нам предстоит быть либо задушенными, либо утонуть». Но помощь Рима уже не пришла.
Великолепное свидетельство находим мы в произведениях Аполлинария Сидония. В панегирике императору Авиту в 456 г. он писал: «Tractus Aremoricus также ждет саксонских пиратов, которые удали ради бороздят британские воды на своих кожаных лодках, прокладывая путь через синее море в залатанных своих суденышках». Тогда он еще иронизировал над саксами, а в письме, датированном 469 или 470 г., он уже с явной тревогой говорил о серьезной опасности, которая исходит от саксов: «Этот враг своей жестокостью превосходит всех других. Он нападает мгновенно и неожиданно; если его замечают до того как он нападет, он уклоняется от сражения. Он презирает тех, кто выступает против него открыто, и уничтожает тех, кто его не ждет. Когда он кого-либо преследует, он перерезает ему дорогу; если же он вынужден бежать, он ускользает от преследователей. Кораблекрушение его не пугает, оно для него не более чем упражнение в ловкости. Опасности, ожидающие его в море, для него не только привычны, но и приятны. Если поднимается буря, то она порождает в душе тех, кто ждет нападения, ощущение укрытости, — но буря скрывает и тех, кто нападает: они охотно мирятся с опасностью, которая подстерегает их в волнах прибоя или на острых скалах, надеясь на успех неожиданного нападения». Из письма Аполлинария (сообщающего, что после нападения саксы подняли паруса и уплыли «на свою родину, прочь от континента») можно понять, что базой для этих нападений была уже сама Британия.
Так — тихо и относительно бесславно — завершилось римское присутствие в Атлантике. Возникавшим на обломках Империи варварским королевствам и доживавшим свой век фрагментам Римского государства, даже если они и имели выход к морю, было уже не до военного флота — просто не хватало сил и времени.
В последние века Рима оборона на реках еще держалась. Реформы Диоклетиана на рубеже II и III вв. выразились и в некотором оживлении речных флотилий, однако все усиливающийся натиск варваров вскоре сделал эти усилия тщетными. С того времени, как Италия перестала быть местопребыванием правительства, Мизенская и Равеннская флотилии стали приходить в упадок. В силу того, что военно-морской флот в эпоху Империи базировался не столько на воинских приготовлениях, сколько на традициях торгового мореплавания, вполне естественным было поддержание этого «естественного уровня» именно в экономически развитых и процветающих восточных провинциях — прежде всего в Египте, Палестине и Малой Азии.
Едва ли не последним случаем массового применения флота в Средиземном

454

море в контексте междоусобных войн было противостояние западного императора Константина и властвовавшего над Востоком Лициния. Обе стороны обзавелись флотами. Флот Лициния состоял из трехсот пятидесяти либурн, из них сто тридцать были доставлены из Египта и Киренаики, сто десять прибыли из портов Финикии и с острова Кипр, а еще сто десять выставили Вифиния, Иония и Кария. Приготовления Константина не шли ни в какое сравнение с приготовлениями Лициния. Вся Греция выставила в пирейской гавани не более двухсот небольших судов. Однако Лициний не воспользовался своим подавляющим превосходством на море для того, чтобы перенести боевые действия на территорию противника и захватить стратегическую инициативу. Он ждал противника у Адрианополя, на суше. А на стороне Константина, напротив, была великолепная сухопутная армия. Беспорядочная масса молодых рекрутов Лициния была растерта западными ветеранами. Сам император укрылся в Византии. Он не сомневался, что господство на море и недавно подновленные стены обеспечат ему безопасность в осаде.
В самом деле, у Константина, казалось, не было никаких шансов. Голод грозил скорее его войску, нежели осажденным. Но Константин немедленно вызвал к себе в лагерь собственных адмиралов и дал им приказ во что бы то ни стало прорваться через Геллеспонт. Адмиралы Лициния, напротив, отдали инициативу в руки противника. Именно это было непростительной ошибкой. Здесь, в Боспоре Фракийском, развернулось одно из последних морских сражений эпохи Великого Рима.
Флот восточного императора стоял в проливах, как будто ожидая противника. Лишенный возможности маневрировать, он утрачивал здесь свое главное преимущество — численность. Сражение длилось два дня. Командовал западным флотом сын императора Крисп, восточным — наварх Аманд. В первый день флоты, несмотря на кардинальную количественную разницу, сражались на равных и, понеся тяжелые потери, вернулись к местам своей стоянки. На следующий день внезапно подул сильный южный ветер. Поскольку корабли Криспа шли как раз с юга, он быстро понес их в сторону противника. Надо заметить, что матросы и морские пехотинцы показали все, на что они были способны, и выложились до предела. Благодаря их храбрости флот Аманда был разгромлен, а сам наварх с трудом спасся и едва сумел бежать в Халкедон. Восточный флот потерял 130 кораблей и не менее 5000 человек личного состава.
Разблокировав море, Константин получил возможность снабжать свою армию по воде. Вскоре Византии был взят западной армией. Впрочем, Лициний еще пытался сопротивляться и, бежав из города, собрал новую армию и малотоннажный флот. С его помощью он перебросил не менее 50 000 человек на европейскую сторону Геллеспонта, однако в битве под Хрисополем был наголову разбит. Так что флот ему больше не понадобился.
Пожалуй, последним движением агонизирующей Империи как целого в сфере военно-морского строительства стало возрождение Константином Великим Византия, превратившегося теперь в Константинополь. Город был фактически отстроен заново и стал подлинным форпостом Востока. Константинопольская гавань — один рукавов Босфора Фракийского — носила название Золотого Рога. Река Лик, впадавшая в гавань, очищала ее дно от растительности и заиливания. Благодаря практическому отсутствию приливов и отливов глубина порта

455

позволяла осуществлять выгрузку товаров прямо на набережную — без помощи лодок, непосредственно на причал или на склады. С начала IV столетия Константинополь с его огромной (имеющей вход шириной около полукилометра) и отлично защищенной гаванью, перекрытой цепями, превращается в главный порт восточной части Империи. Здесь содержится флот, численность которого никогда не опускается ниже 250 боевых кораблей. Константинополь надежно блокирует переправу из Европы в Азию и служит надежным заслоном любой попытке проникновения по морю из Понта Эвксинского в Средиземное море. Впрочем, если эти попытки и были, то слишком слабые и непоследовательные, по крайней мере, о них не сохранилось упоминаний в источниках.
Вместе с тем в финале эпохи античности Средиземноморью еще предстояло стать ареной грандиозных морских предприятий. Символично, что они развернулись именно там, где начиналась морская история Рима — история вообще глубоко символична. Речь идет о войнах Византии с вандалами. Традиционно внимание привлекают прежде всего боевые действия VI столетия, когда войска Велисария в одной кампании буквально растерли Вандальское королевство, однако в эпоху правления императора Льва Фракийца, в 468 г., произошло массовое морское сражение, которое с известной долей обоснованности можно считать последней морской битвой римлян. В самом деле, хотя Империя уже давно была и формально, и физически разделена на Запад и Восток, до падения Рима оставалось восемь лет, поэтому битвы восточных императоров принадлежали еще общей истории этого двуединого государства.
В этом сражении восточноримский флот столкнулся с единственной к тому моменту мощной силой варваров на море — флотом вандалов. За несколько десятилетий до этого, в начале V столетия, вандалы, вломившиеся в Италию в составе громадного потока варварских племен, прославились как первые обладатели лавров покорителей Рима, взятого их королем Аларихом в 410 г. Вскоре вандалы, используя римские корабли, осуществили массовую переправу в Африку, где на месте бывшего Карфагенского государства и обрели свою новую родину. Их вождь Гейзерих (Гизерих), отличившийся впоследствии удивительным для тех времен политическим долголетием (он умудрился править с 428 по 477 гг.), не только стяжал богатую и плодородную римскую провинцию, но и сумел отстоять ее в бескомпромиссной схватке с императором Византии. Союзниками и соратниками вандалов были аланы (предки нынешних осетин), которые вместе с ними составили в основном варварскую часть нового варварского королевства, а также ряд других племен.
Гейзерих развернул масштабную государственную деятельность, однако наиболее ярким из его деяний, безусловно, стало создание на базе унаследованных римских кораблей и новопостроенных судов собственного многочисленного флота, который стал самой важной и, фактически, единственной боеспособной силой в акватории Западного Средиземноморья. Этот флот не просто демонстрировал силу — Гейзерих самолично водил его в походы, целью которых стали нашествия на наиболее зажиточные и благополучные побережья разоренного Великим переселением народов региона. Ежегодные, начинавшиеся весной походы имели своей целью то Италию, то Сицилию, то Иллирию, то Грецию и Пелопоннес. Откровенно грабительский характер этих экспедиций был совершенно очевиден и являлся ярким примером варварских нашествий, перенесенным на море. Как рассказыва-

456

ли, однажды флот был уже готов и поднимал паруса, когда Гейзерих взошел на корабль. Кормчий спросил его, против какого народа плыть? «Разумеется, против тех, на кого прогневался Бог», — ответил король. Возможно, это была вполне разумная предосторожность в виде сохранения военной тайны, но, скорее всего, типичная боевая бесшабашность германского лидера. В этот момент Гейзерих как никогда походил на своих «двоюродных внуков» — скандинавских конунгов лучших времен.
Конечно, подобные каверзы не вызывали энтузиазма у властей Империи. В 468 г. терпение их лопнуло. Император Лев I начал собирать войско и готовить флот. Общая численность войск доходила до 100 000 человек. Эти цифры могли бы вызвать сомнение, но, коль скоро речь шла и о громадном флоте, кажется, что к ним мы должны отнестись с большим уважением. На подготовку похода истрачены были умопомрачительные деньги. Во всяком случае, все имеющиеся источники рисуют картину приготовлений громадного масштаба, хотя деталей в плане точного качественного состава флота и многих других подробностей до нас не дошло. Как говорил Прокопий Кесарийский, такого флота у римлян еще никогда не было. Оставим это замечание на его совести: обычно он не обманывал своих читателей, да и сам был достаточно критичен.
Главкомом назначили Василиска, брата жены Льва Верины. Его не без оснований подозревали в претензиях на престол и оттого приписывали не слишком большое рвение в деле изничтожения вандалов — ведь это укрепило бы на троне его соперника.
Нельзя сказать, что операция была плохо организована. Император замыслил тройной удар по вандалам, результатом которого, очевидно, должно было стать уничтожение их сил. Одна армия, под командованием Марцеллиана — сподвижника знаменитого Аэция — нанесла удар с севера, захватив Сардинию, находившуюся до того под властью вандалов. Другой талантливый полководец — магистр милитум Фракии Ираклий — нанес удар с востока. Его войско высадилось в Триполисе и, оставив корабли, ускоренным маршем достигло вандальских поселений, где и разбило отряды противника.
Настал критический момент — Гейзерих вполне серьезно считал свое дело проигранным, узнав о разгроме флангов и прибытии основного флота Василиска. Этот флот традиционно пристал у Прекрасного мыса, неподалеку от Карфагена. Один стремительный бросок, конечно, мог решить дело достаточно быстро. Однако Василиск, все же, видимо, был нечист в своих помыслах о собственном политическом будущем. Он медлил, и это позволило Гейзериху прийти в себя и принять трезвые решения.
Тот сделал все возможное. Он отправил к Василиску послов, прося у него перемирия на пять дней, якобы для того, чтобы уговорить своих вандалов на приемлемые для византийцев условия сдачи. Параллельно, кажется, Василиску отправили и деньги в немалом количестве в надежде купить если не его уход, то промедление. Одновременно Гейзерих готовился к грандиозному морскому сражению. Будучи уже опытным флотоводцем, он ждал перемены ветра, который вскоре должен был стать попутным для его кораблей. Все эти меры в совокупности принесли результат. Через несколько дней ветер действительно подул в нужном направлении, как бы приглашая Гейзериха попытать счастья в очередной раз. И он не упустил своего шанса.

457

Войска Гейзериха, отлично вооруженные и давно ждавшие своего часа, взошли на корабли. Флот немедленно вышел в море. Однако значительная часть кораблей Гейзериха шла в бой без команды и войск, только с кормчими и необходимым минимумом матросов на них. Их тащили на буксире остальные суда. Мы не знаем в точности, что еще погрузили на эти корабли, которым предстояло стать брандерами — вполне вероятно, что люди Гейзериха позаботились о том, чтобы наполнить их горючими материалами. Подойдя в непосредственную близость к стоявшему на якоре флоту противника, Гейзерих отдал приказ об атаке. На брандерах, выведенных на последние в своей корабельной жизни курсы, подняли паруса и закрепили румпели, после чего кормчие и матросы попрыгали за борт.
Атака была страшной. Римляне не ожидали ее, и их корабли стояли плотной группой, а поскольку их было очень много, то ни один брандер не проходил мимо цели, рано или поздно находя жертву. Очаговые возгорания вскоре превратились в целые группы горящих кораблей, команды и солдаты на палубах которых в страшной суматохе и смятении пытались спастись или оттолкнуть пылающие суда от своего борта. В основном эти попытки были тщетны, и множество судов римлян сгорело дотла, даже не снявшись с якоря.
И тут появились остальные корабли вандалов. Посеяв панику и полностью переключив внимание римлян на тушение пожара и собственное спасение, Гейзерих немного выждал. Стоит учесть и то, что горящие брандеры и римские корабли (дерево, смола, пенька и парусина), несомненно, давали массу дыма, которым заволокло весь горизонт. Под прикрытием этой дымовой завесы вандальский флот развернулся и изготовился для атаки, а когда перед ними оказалась вполне готовая добыча, ринулись в атаку.
В ней была реанимирована старая как все Средиземноморье таранная тактика. Тараны в этом сражении вновь стали важнейшим оружием. Вандалы, таким образом, отлично усвоили уроки своих учителей. Ударами в борта византийских судов вандалы топили их, а в редких случаях и брали на абордаж. Особым героизмом прославился один из командиров Василиска, Иоанн. Его судно взяли в клещи и начали штурмовать с нескольких сторон. Не имея ни малейшей надежды на победу, Иоанн отбивался до последнего, а когда увидел, что его корабль захвачен, прыгнул в воду во всем своем вооружении. Руководил этой атакой сын Гейзериха, Гензон, который тщетно просил Иоанна сдаться в плен. Ответив, что никогда Иоанн не будет в руках собак, командующий пошел ко дну.
В общем, победа была полной. Главные силы византийцев были уничтожены, погиб почти весь их флот. Когда предатель убил Марцеллиана, боеспособным осталось только войско Ираклия, которое в одиночку ничего не могло сделать и вернулось домой. Так завершилось последнее сражение римского флота, символичное по многим показателям. Римляне «сломали зубы» именно под стенами Карфагена и, кроме того, сражение было проиграно ими не только в силу атаки брандеров, но и благодаря массовому и искусному применению вандалами традиционных таранов. Круг замкнулся. «Вороны» и многоярусные гиганты, сотенные флотилии квинкверем и боевые башни на судах — все это безвозвратно уходило куда-то в глубину веков. Античный мир исчезал, как утренний туман под лучами солнца, а вместе с ним исчезали и флоты античности. Им на смену шло совершенно иное время, иные люди и иные формы ведения войн.

458

Несомненно, не в последнюю очередь благодаря сильному флоту, бывшему средством устрашения, в перипетиях Великого переселения народов выстояла и сохранила себя именно Восточная Империя, Византия. В середине VI в., в годы, когда Западная Европа будет лежать в развалинах и на пепелище Римской Империи будут собирать свои силы полудикие дружины варварских народов, Византия под руководством императора Юстиниана сумеет организовать молниеносную десантную операцию в Африке, а потом в Италии и Испании и почти восстановит прежнюю великую Империю. Поддержание в течение 20 лет надежного морского моста Константинополь — Италия будет событием, которое даже в самых честолюбивых снах не посетит новых властителей Европы. А несколько позднее византийский флот на деле докажет Карлу Великому бессмысленность натиска на Восток. Более того — великая Венеция эпохи средневековья станет прямой наследницей имперских флотских традиций. Так что Империя на море отнюдь не погибнет в V столетии. Но все это —тема совсем другой книги и совершенно иная эпоха.

Подготовлено по изданию:

Хлевов А. А.
Морские войны Рима. — СПб.: Изд-во С.-Петерб. ун-та, 2005. — 496 с.
ISBN 5-288-03738-8
© А. А. Хлевов, 2005
© Издательство С.-Петербургского университета, 2005



Rambler's Top100