1. Божественный Ахилл. Поскольку Ахилл — главный герой «Илиады», естественно было бы предположить, что он органически связан с ее сюжетом — либо взят из исторической реальности, отраженной в сюжете, либо придуман специально для него, изобретен Гомером. Ни то, ни другое не подтверждается. В историчность Ахилла верили не только те, кто признавал достоверность сказания о Троянской войне1, но и кое-кто из тех, кто отвергал достоверность или вообще какую-либо реалистичность этого сказания2. Даже если бы сама Троянская война была реальной, нельзя представлять себе Ахилла реальным ее героем, исторической фигурой. Среди основных противников Ахилла в поэме нет ни одного с восточным именем или с именем, отраженным в хеттских источниках, кроме Александра, имя которого и впрямь восходит к имени исторического Александра, царя Вилусы.
Стреле этого персонажа приписывается умерщвление Ахилла, но сам Ахилл никогда с ним в поэме не встречается. Стрелу направляет бог Аполлон, она попадает в пяту или щиколотку Ахилла (Star. Achill. I, 269-270 et Lactant. comment. in Achill.; Serv. Verg. Aen. VI, 57; Quint. Smyrn. III, 62), и от этого легкого ранения Ахилл сразу же умирает3. Почему? Да ведь это было единственное в его теле место, оставшееся незаколдованным, — то место, за которое мать держала его, когда ребенком окунала в воды Стикса (Stat. Achill. I, 269) или в кипяток (Schol. Apoll. Rod. Arg. IV, 816, schol. II. II, 36) или совала
в огонь (Apollod. III, 13, 6), чтобы сделать неуязвимым. Это известный сказочный (в исходе мифологический) мотив4. (Ср. аналогичную уязвимость индийского бога Кришны — в пяту5.) Реалистично настроенный певец опустил мистику, как и во многих других случаях6, но детали, связанные с ней и никак не объяснимые иначе, оставил.
Словом, рассказ о гибели Ахилла насквозь мифологичен, а не происходит из реального события войны. Курган Ахилла у Сигея, в нескольких километрах от Илиона, археологи не относят к сооружениям эпохи Троянской войны7. А могилы Ахилла показывали и на Балканском полуострове (Ps.-Arist. Mirab. 106).
Не был Ахилл и наследником трона реальной Фтии в Фессалии. Хотя почитали Ахилла по всему греческому миру — в его честь совершались празднества и возводились храмы, — как раз в Фессалии это не прослеживается. Еще Флавий Филострат (Vita Apol. IV, 16) писал, что фессалийцы в отличие от троянцев не приносят заупокойных даров Ахиллу. В другом сочинении сказано, что они, однако, ежегодно ездят в Троаду на поклонение могиле Ахилла в Сигее и по дороге поют гимн Фетиде (Philostr. Heroic. 53, 208). Это, скорее, почитание Фетиды (святилище которой в Фессалии было), чем Ахилла: фессалийцы поклонялись ему лишь как сыну их богини и герою Гомеровского эпоса. К тому же датировка сообщения поздняя8.
Кроме указания на фтийскую родину Ахилла, в «Илиаде» лишь две детали связывают Ахилла с Фессалией. Во-первых, это обычай срезания волос в жертву покойнику, во-вторых, волочение трупа убийцы (Гектора) вокруг могилы убитого (Патрокла).
Отрезанные волосы молодежь обычно посвящала своим священным покровителям и воспитателям — Артемиде или речному богу, или
нимфам, невесты — Гере, Артемиде, Афине, мойрам и героям 9. Так, волосы Ахилла были обещаны Сперхию, речному богу его родины (XXIII, 144-149). Подразумевалось, что укорочение волос сокращает жизнь10, так что речь шла о значительной жертве — по сути об отказе от части срока, который человеку суждено прожить. Но класть свои волосы в гроб с покойником — это обычай специфически северный: фессалийский и македонский. Так, по Еврипиду (Alcest., 427), Адмет из Фер справлял такой же обряд. Александр Македонский, хороня своего друга Гефестиона, сделал то же (Arrian. VII, 14, 2; Plut. Alex. 72; Diod. XVII, 110-1 II)11. Впрочем, возможно, что для Еврипида и Александра пример из «Илиады» послужил образцом для подражания, но нет ведь аналогичных примеров из более южных областей.
Обычай волочения трупа дает более надежную привязку. Каллимах в Άιτια и Порфирий (Schol. ad II. XXII, 397; XXIV, 13) указывают, что это был фессалийский обычай и что еще во времена Аристотеля он был в ходу12.
Однако обе эти детали в тексте «Илиады» — и жертвоприношение волос покойнику, и волочение трупа убийцы — говорят не о первоначальной привязке образа Ахилла и даже не о фессалийском происхождении соответствующих сцен с Ахиллом в «Илиаде», а лишь о том, что у певцов, слагавших эти места песен, были за плечами эолийские предки, прибывшие в Малую Азию из Северной Греции — из Фессалии. Вероятно, им и принадлежали фессалийские черты в облике Ахилла, как и его прокламируемая в поэме локализация. Из-под этих «паспортных данных» проглядывают в поэме следы иного обитания.
В «Илиаде» подданные Ахилла — не фтияне, а мирмидоны, которых миф связывает не с Северной Грецией, а с югом Средней Греции: возникновение их относят к Этане (Hesiod. Katal. Fr.76; Pind. Nem. III, 21; Ovid. Met. VII, 614-666; Strab. VIII, VI, 16). И ничто правдоподобное не говорит об их переселении на север (якобы они
ушли с Пелеем, изгнанным за убийство брата — это обычная для греческих певцов мотивировка непонятного появления героя в неожиданном месте; ср. Феникса, Патрокла, Медона). Но дело даже не в этом (мирмидоны — вообще народ сказочный). Река, священная для Ахилла и его отца, — Сперхий, но протекает она вне границ Фтии и даже Фессалии, южнее этих границ13, а города, принадлежащие Ахиллу в «Каталоге кораблей» (Алое, Алоп, Трахина), находятся еще южнее — в Локриде.
Отец Ахилла Пелей числится в «Илиаде» царем Фтии, но мифы помещают его в самых разных местах Греции — то в Этолии, то в Иолке или Фарсале, то на горах Пелион. Там у него всякие приключения, а во Фтии — никаких14. Совпадение его имени с названием гоны Пелион возможно, кажущееся, так как в диалектах совпадения нет 15. Мать Ахилла Фетида, морская нимфа, живет в Геллеспонте на дне пролива (XVIII, 402; ср.: I, 593; XXIV, 20; Lycophr. 27)16, а не во Фтии и даже не у ее берегов. Значит, все семейство сконструировано из персонажей, почитавшихся в разных местностях, и помещено в Фессалию весьма поздно. Это позднее приурочение к Фессалии могло быть вызвано возвышением Фессалии в архаическую эпоху, а могло и фессалийскими пристрастиями эолийцев Троады (вследствие участия северогреческого населения в колонизации северо-запада Малой Азии — конечно, не в конце микенской эпохи, а в конце Темных веков и в эпоху архаики).
Из-за того, что Ахилл не участвует ни в завязке войны (слишком молод), ни в ее окончании — разграблении Илиона (к этому времени уже убит), его считали изобретенным специально для «Илиады» 17. Или, по крайней мере, для более широкой части Троянского эпоса, но несколько позже других основных героев18. Вроде бы это подтверждается именем героя. Принимая во внимание его горестную судьбу, его обиды, страдания и раннюю гибель, некоторые ученые, вполне в духе народной этимологии, производили имя «Ахилл» (греч. Αχιλλεύς) от греч. «ахос»
(αχός) 'горе', 'печаль', 'страдание', от него же и этноним «ахейцы» (Αχαιοί) 19. При таком толковали «Ахилл» означало бы нечто вроде 'горемыка'. Соответственно, название его царства «Фтия» производили от глагола «фтио» (φθίω) — 'гибну'20. Получается, что имя сделано по мерке образа, а образ изначально создан с той судьбой, которая у него в Троянской эпопее.
Однако имя «Ахиллеус» — не новоизобретение. Оно бытовало уже в микенское время: зафиксировано на табличках из Кносса и Пилоса (a-ki-re-u), а там его носят рядовые, незначительные люди21. В «Илиаде» Ахилл часто (57 раз) получает эпитет δΐος 'Зевсов', 'дивный', 'блистательный', а пару раз даже θείος 'божественный' (XIX, 279, 297). Но так именуется не он один. Его подлинно отличительный постоянный эпитет — «быстроногий». В нескольких вариантах (ποδάρκης, ποδώκης, ώκύς, πόδας ώκύς) этот эпитет 59 раз пристегнут к имени «Ахилл». Но эпитет этот никак не объясним из сюжета «Илиады» или даже всего Троянского цикла. Все попытки объяснить22 натянуты и неубедительны. Более того, есть места в «Илиаде», которые этой характеристике прямо противоречат. Такова погоня за Гектором в XXII книге: «быстроногий» Ахилл не может догнать не обладающего таким эпитетом противника, пока тот сам не останавливается, обманутый Афиной. Уже древним бросалось в глаза это противоречие, и они пытались измыслить объяснение. Есть предание о том, как в детстве Ахилла воспитывал кентавр Хирон. Мальчик безоружным охотился на диких животных и догонял их на бегу. Отсюда будто бы и прозвище (Pind. Nem. III, 43; Schol. Il. XVI, 37; Paus, III, 18, 2; Apollod. III, 13, 6; Stat. Achill. II, 484-486)23. Ho сам Хирон, обучавший Ахилла такой охоте, этого
прозвища не имел. Да с какой стати это детское прозвище сохранилось и стало определяющим в характеристике богатыря, когда он уже утратил мальчишескую быстроногость? Почему таким же эпитетом обладает в «Илиаде» другой богатырь — Оилеев Аякс? Объяснение явно надуманное, развернутое из эпитета, а не приведшее к его появлению.
Во всяком случае ясно, что эпитет выработан вне Троянского цикла, что образ Ахилла пришел в Троянский эпос из какого-то иного традиционного бытования, где он и обзавелся этим эпитетом. Кем же Ахилл был до поступления в Троянский эпос?
Прежде Ахилл был очень непохож на того доблестного воина, какого мы привыкли представлять себе по «Илиаде». В самом деле, в отличие от других греческих героев того же ранга (Геракла, Аякса, Диомеда, Одиссея, Тезея) за ним не числится ни большого разнообразия подвигов, ни их географической широты — его военная биография внушительна, но очень коротка и вся сосредоточена в Малой Азии. Все его военные подвига ограничиваются Троянской войной и примыкающими к ней операциями. На исконной греческой территории он никогда и ни с кем не сражался. Правда, убийство Кикноса некоторые источники помещают в Фессалию, но Кикнос — малоазийский герой, в «Киприях» защищает Илион, имеет прототипа в царе Вилусы (Илиона) хеттских источников Куккунисе24. Все приключения Ахилла в Греции (они относятся к его юности) носили исключительно эротический характер.
Другие эпосы не в счет: Ахилл там вовсе не фигурирует. Много надежд возлагалось на местные надписи и генеалогии династов, преимущественно фессалийские25. Но в раннее время Ахилл был, как уже отмечено, мало популярен в Фессалии. К тому же вне эпоса такие генеалогии сами по себе обычно не дают каждой фигуре развитую биографию и, таким образом, не могли бы объяснить эпитет. Объяснение, пусть надуманное, дано в мифе. Более реалистичное стоило бы поискать тоже в мифологии, учитывая ее древность и разветвленность, а также мифические особенности самого образа.
В образе Ахилла — множество сверхъестественных черт, а ведь такие черты — редкость у Гомера. С прошлого века это заставляло ученых подозревать божественную природу данного эпического персо-
нажа. Ахилл происходит от богов: он правнук верховного бога Зевса и сын богини Фетиды. Хоть эта богиня и не входила в число олимпийцев, а была богиней низшего разряда (дочерью морского старца, морской нимфой), но играла важную роль среди богов. Когда боги подняли мятеж против Зевса, она спасла его (I, 398-400). Кроме того, она едва не стала его супругой. Зевс не сделал ее своей женой только потому, что испугался: ему было предсказано, что если у Фетиды родится сын от бога, то он свергнет своего отца (Pind. Isthm. 8, 26-41). Таков, по мифу, был несбывшийся вариант судьбы Ахилла. Закаливание в Стиксе или в огне делало его неуязвимым. Подаренные богами доспехи и бессмертные кони, новые доспехи от Гефеста — все это чудесные атрибута, достойные скорее бога, чем человека. Когда в XVIII книге Ахилл появляется на раскате крепости, в пламенном ореоле, и одним лишь громогласным криком своим повергает в смятение троянцев, обращая их в паническое бегство, — это тоже нечеловеческий облик и несвойственное людям воздействие.
«Одисеея» (X, 485) дополняет этот облик существенной деталью: после смерти Ахилл стал царем над мертвыми. «Эфиопида» сообщала, что труп его был перенесен Фетидой на о.Левку (Белый), где и находится, стало быть, его подлинная могила. Белым остров именуется неспроста: белый — цвет смерти, траура (белые лошади полагаются в жертву богу смерти). По верованиям греков, здесь, на Левке, с тех пор витает дух Ахилла, белокурый, при золотом оружии26. После смерти Ахилл получил и супругу. По одним сказаниям, это дочь Агамемнона Ифигения, ставшая бессмертной и отождествляемая с Артемидой или Гекатой, по другим дочь Приама Поликсена, имя которой означает «приемлющая многих в гости»; так назывался и Аид, обитель мертвых. В качестве жен упоминаются также Елена, Медея и др.27
Такому образу вполне соответствует и почитание Ахилла по всему греческому миру. В Лаконии, Эпире, Эрифре, Сигее, на о.Астипалее
Ахилл почитался как бог (Anaxagor., Schol. ad Apoll. Rod. IV, 814; Paus. III, 20, 8; 24, 5; Hesych. s.v. Aspestos; Strab. XIII, I, 32; Cicer. De nat. Theon. III, 18, 45; Plut. Pyrr. 1, etc.). В Спарте имелось святилище Ахилла, построенное якобы потомками Неоптолема и обычно закрытое; эфебы приносили там жертвы Ахиллу (Paus. III, 20, 8-9). На Левке ему производили заклание животных, т.е. приносили жертвы как богу, а не как герою. Когда в «Илиаде» Агамемнон обещает Ахиллу, что в тех семи городах, которые идут в дар Ахиллу, люди будут почитать его, «как бога» (IX, 155, 302-303), — это, пожалуй, только сравнение. Но в Ольвии Диону Хрисостому (XXXVI, 4) было сказано: «Ахилл, как ты видишь, наш бог».
Вот из этого и делается вывод, что Ахилл перед проникновением в Троянский эпос был богом 28. Одни ученые сочли его богом мертвых 29, другие — речным30 или морским31 богом. Впрочем, эти функции не так уж далеки одна от другой: у греков обитель мертвых мыслится под землей, но, как и у многих народов, вход туда помещается где-то за морем. Так что одно божество могло совмещать обе функции.
2. Герой Ахилл. Однако прямо Ахилл назван богом только в Причерноморье, и то не в ранних источниках. А Причерноморье — это и вообще область, поздно колонизованная греками: до начала VII в. они не проникали сколько-нибудь массово через проливы в Черное море32. И в тех районах, откуда шла колонизация, Ахилл как раз не бог! Главный источник черноморской колонизации — Милет, там находился героон Ахилла. Значит, в бога Ахилл превратился на позднем этапе33. Когда заурядным людям в Кноссе и Пилосе давали имя a-ki-re-u
(Αχιλλεύς), Ахилл не был богом: греки не называли своих детей именами богов — это было бы кощунством. Святилища Ахилла по всей Греции (рис. 15) носят характер не истинных храмов34, а героонов: хам хранятся достопримечательности, якобы связанные с его жизнью, проводятся и пиры в его честь, родственные погребальным. Такие святилища и памятные места были в Элиде, в Таренте, Милете и др. (Pseudo-Aristot., Myr. 106; Aristobul apud Athen. II, 43 D; Aristokrit. apud Parth. Erot. 26; Philostrat. Heroica IX, 14-15, etc.). Есть также и в Причерноморье35.
Итак, это культ, но не бога, а героя. В научной литературе культовые герои, т.е. герои, обладающие культом, сперва считались порождением культа богов (концепция «опущенных» богов)36, потом, после дискредитации этой концепции37, — продолжением славы эпических героев, наследием Троянской войны38. Ведь археологические следы культа героев, т.е. новые приношения в давно устроенных могилах, появляются только с рубежа IX—VIII вв. Против такого объяснения, однако, было выдвинуто указание на то, что среди культовых героев есть не связанные с нею, относимые к более древним поколениям, жившим задолго до Троянской войны39, а культы героев были и в микенскую эпоху40. Л.Р.Фарнелл вообще склонен к мысли, что культовые герои могут быть
разного происхождения 41, а М.П.Нильсон показал, что культы героев отличаются от культов богов, но схожи с заупокойными культами. Он установил, что почитаются ритуалами, т.е. обладают развитыми и формализованными культами, главным образом мощи реальных выдающихся людей, при жизни поразивших воображение соплеменников42. К таким героям относил Ахилла и Фарнелл43.
Даже там, где Ахилл почитался, как бог, имелось в виду, что статус бога он приобрел после смерти. А боги бессмертны. В этом плане Ахилла можно сравнить только с Асклепием — смертным сыном Аполлона, превратившимся после смерти в бога. У Гесиода (Opera et dies, 158-160) есть термин «полубоги» (ημίθεοι), повторенный и в «Илиаде» (XXII, 23). Этот термин мне кажется в известной мере подходящим к определению статуса таких героев, как Ахилл 44.
Таким образом, до проникновения в эпос Ахилл принадлежал к тем духам-покровителям, которые имели облик героев, но героев чудесных, являвшихся на помощь людям в трудных обстоятельствах. Такие покровители возникали из удачливых вождей после их смерти. Особенности греческого заупокойного культа — ублажение мертвых ради их покровительства живым, особые посмертные почести вождям — превращали таких покойников в чудесных помощников при опасности. Благодаря различиям конкретных биографий, причастности к определенным богам и т.п. помощники эти специализировались на том или ином виде помощи, т.е. являлись определенным категориям людей при определенных опасностях — болезнях, воинах, странствиях и пр.45 Аналогичным образом позднее в христианстве вокруг мощей особо прославившихся подвижников возникали на глазах истории культы святых и блаженных. Они ведь тоже по сути являются полубогами. Лучше всего это явствует из того, что подобные функции исполняют Христос и Богородица.
Так что где-то в исходе образа был, видимо, реальный вождь с обычным тогда именем Αχiλλεύς (Ахилл), но считать его прообразом эпического Ахилла не приходится: от него в эпосе ничего не сохранилось, кроме имени, ранга и, быть может, сферы деятельности. Мы даже не знаем, в какой области Греции жил и действовал реальный вождь Ахилл, какому племени принадлежал, с кем сражался, где и когда погиб46. Эпический Ахилл практически не сохранил черты реального вождя Ахилла, но донес до нас многие черты сложившегося культового образа героя-покровителя, чудесного помощника. Вот этот культовый Ахилл просвечивает в эпосе.
Любопытно, что в «Илиаде» Ахилл оказывается двоюродным братом Саламинского Аякса (Эанта): подобно Аяксу он внук Аяка (Эака). Более того, он нередко именуется Аякидом (Эакидом). То есть прежде он, возможно, числился не внуком, а сыном Аяка. Еще более существенно, что подданные Ахилла в «Илиаде» — мирмидоны, а ведь это тот народ, возникновение которого миф (Hesiod. Catal. Fr.76; Schol. Pind. Nem. III, 21; Apollod. III, XII, 6) связывает с о.Эгиной и Аяком: по жалобе Аяка Зевс превратил муравьев в людей, дав народу и соответствующее название (от греч. μύρμεκες — 'муравьи'). Вопреки поздней легенде (уход в Фессалию с Пелеем), никуда с Эганы этот народ не ушел. Обитателям Эганы, как заметил В.С.Борухович47, и позже приписывались качества муравьев — у Овидия (Metam. VII, 655-657) эгинеты характеризуются как народ работящий, бережливый, запасливый. И еще одна связь Ахилла с тем же родом: подобно Пелею, отцу Ахилла, Аяк, его дед, был женат на морской нимфе. Эта нимфа, Псамафе, родила ему сына Фока, эпонима Фокиды (греч. φόκος — 'тюлень').
Таким образом, родство Ахилла с Аяксом никак нельзя счесть случайностью. Оба они Аякиды, внуки Аяка, оба в родстве с Нереидами. Дед их Аяк был сыном Нереиды Эганы, мужем Нереиды Псамафе и свекром Нереиды Фетиды. Аякиды традиционно роднились с Нереидами — морскими богинями. К тому же Аякс и в тесной дружбе с Ахиллом. В «Малой Илиаде» труп Ахилла спасает от врагов Аякс, а затем он покончит с собой оттого, что не ему досталось божественное оружие Ахилла.
Итак, Ахилл многообразными нитями связан с Аяком и Аяксом. Между тем, как показано выше, те были морскими духами-защитниками,
как и второй Аякс — Оилеев. Именно такие же функции сохранил культовый образ Ахилла. Так что основа сходства, родства и дружбы этих героев — тождество функций.
Греческие авторы рассказывают, что Ахилл являлся во сне и наяву морякам, указывал путь в гавань и место стоянки. Подобно таким же чудесным спасителям на море — Диоскурам — Ахилл при опасности являлся морякам на мачте или на рее 48, но, в отличие от тех, только вблизи острова или берега — там, где были подводные рифы (μύρμεκες) или отмели в устье рек. В Северном Причерноморье он назывался Понтархом — Владыкой моря49. Все его святилища (Ахиллейоны) помещаются на морских побережьях (есть Ахиллейон и возле Илиона). Павсаний (II, 1, 8) особо отмечает, что в греческих портах были священные участки у морских заливов, где Ахилл почитался вместе с Посейдоном и другими богами. Ахилл не случайно сын морской нимфы.
Быстроногость была необходима такому герою, потому что он должен был немедленно являться в случае беды — как скорая помощь. Особенно необходима — морскому помощнику. Кстати, постоянный эпитет «быстрый» носит в «Илиаде» и Аякс Оилеев. «Быстроногим» именовался в гимнах и Аполлон (Orphica, ed. Abel., 285) 50, в функции которого входило покровительство на морях (Apoll. Rhod., II, 927), ему ставили алтари на берегах51. Позднее христианский помощник «на водах» св.Николай Угодник (Никола Мокрый) был тоже скор — в описаниях его чудес обычна формула: «И приде скорый на помощь святой Никола, по морю хождаше яко по суху» 52. «Технологическая» необходимость необыкновенной быстроты для морского помощника заключается в идее хождения по волнам: его ноги с такой скоростью касаются волн, что не успевают погружаться (ср. XX, 226-229) 53. Быть
скорым помогали Ахиллу и быстрые, как ветер, бессмертные кони. Их подарили его отцу Пелею, по одной версии, все боги во главе с Зевсом, по другой — Посейдон, бог моря. Обе версии упоминаются в «Илиаде» (ср. XVII, 443 и XXIII, 278).
В отличие от других покровителей такого профиля — бога Аполлона и божественных Диоскуров (по происхождению не из смертных героев) Ахилл помогает не везде, а только поблизости от тех мест, где находятся его святилища, т.е. где мыслится он сам54. Вот и основа его появления в «Илиаде» — необходимость его присутствия для успеха этой заморской экспедиции. Свою главную функцию — быть помощником и спасателем моряков — Ахилл сохранил и в эпосе. В «Илиаде» Ахилл, подобно Аяксу, защищает корабли греков и, даже отступившись от своих защитительных обязанностей из-за обиды, он все же обещает вернуться к битвам, как только враги подступят с огнем к кораблям греков — он всегда прежде всего защитник кораблей. И в отборе дополнительных сюжетов сквозит тот же круг связей. Для эпического героя характерно, что перед главным подвигом он выдерживает сражение с чудовищем. Но Ахиллу, сыну Нереиды, и чудище подобрано соответствующее — бог реки Скамандр-Ксанф. Среди последних противников Ахилла оказались также сын наяды Ифитион (XX. 384) и — на первом плане — внук реки Аксия Астеропей (XXI, 157-158). Этим отбором усиленно подчеркивается исконная связь Ахилла с водной стихией.
В культовых особенностях Ахилла таится и причина его погони за Гектором. В раннее время, видимо, Ахиллу-полубогу приносились человеческие жертвы. Возможно, ему вместе с Аполлоном — как на Кипре Диомеду вместе с Афиной. Жертвоприношение Поликсены — иллюстрация этого тезиса. Кстати, принося в жертву Ахиллу Поликсену, Неоптолем просит у отца благополучного плавания для греческого флота (Eurip. Hec., 538-541). Смерть Гектора от руки Ахилла было очень удобно подвести под привычную схему жертвоприношения Ахиллу — Погоня и умерщвление.
Возможно (хотя и не обязательно так), что в каком-то очень Предварительном варианте это наложение было произведено еще до перенесения обоих образов — Ахилла и Гектора — на Троянскую войну, еще при их столкновении где-нибудь в Греции. Выше уже были Изложены аргументы в пользу беотийского происхождения образа Гектора. Мирмидоны и родство с Аяком тянут образ Ахилла к дорийской
Эгине и Сароническому заливу. Там исходный центр Аякидов. Отпочковавшийся от Аяка образ Аякса попал в ионийскую среду (Саламин) и — в другом варианте — в эолийскую (Локрида). По соседству с Локридой находится Фокида, эпонимом которой стал представитель того же семейства — Фок. Уже в Локриде расположена часть городов Ахилла, по Каталогу кораблей: Алоc, Алоп, Трахина (II, 682). Локрида примыкает с юга к Малийскому заливу, в который впадает почитаемая Пелеем и Ахиллом река Сперхий, а на северный берег залива выходит Фессалия. Неподалеку, на берегах соседнего, Пагасийского, залива лежит входящая в Фессалию Ахиллова «холмная Фтия», где, впрочем, его культ уже неощутим. Таким образом, область, отведенная в «Илиаде», особенно в «Каталоге кораблей», Ахиллу, примыкает с севера к области сплошного распространения культа Аяка (Эака) и Аякидов (Эакидов) — ответвлений образа Аяка.
То ли Ахилл с его мирмидонами был первоначально фигурой из окружения Аяка на Эгине, то ли, что скорее, это был сначала местный герой одной из соседних областей, покровитель на морях, которого ради укрепления его авторитета подключили к более сильному и древнему кругу Аякидов. А уж из этого круга он получил свой второй патроним (Аякид) и свой сказочный народ — мирмидонов, имя которых наложилось на его местных северных соплеменников (в позднем варианте — фтиян, ахейцев и эллинов, в более раннем — вероятно, среднегреческих обитателей: эниан на Сперхий, локров и, может быть, фокидян).
3. Родина Ахилла. Однако исходный очаг возникновения образа Ахилла, судя по распространению его культов, лежал не в Средней Греции, а на юге (см. рис. 15). Отбросим все места, где есть только названия, связанные с именем Ахилла (Гавань Ахилла, Тын Ахилла, Бани Ахилла, Ахиллов источник и т.п.). Отбросим места хранения его вещей (в Фаселиде копье Ахилла) или места происхождения убитых им героев (о. Тенедос — убитый Ахиллом Тенес). Наконец, отбросим места, где культ Ахилла носит явные признаки позднего порождения Троянским эпосом: Эрифры — здесь почитали вместе Ахилла с Фетидой и Нереидами, возможно, Византий — здесь в одном алтаре чтились Ахилл и Аякс. Если все это убрать, то останутся только важные культовые центры — со святилищами, празднествами и т.п. Часть из них рассеяна по заморским колониям — в Италии, в Малой Азии, часть сосредоточена в Пелопоннесе и прилегающей части Коринфа и Беотии.
Некоторые центры в колониях основаны явно пришельцами из метрополий, возможно, при основании колоний. Так, в Кротоне (Италия)
культ носит в точности тот же характер, что и в расположенной как раз напротив на другой стороне Ионийского моря — Элиде. Культ Ахилла в Сигее связан с Фессалией: из Фессалии сюда ежегодно посылали жертвоприношения и по пути пели фессалийские гимны Фетиде; некоторые фессалийские обычаи, как уже говорилось выше, отразились в Гомеровском облике Ахилла. Правда, в самой Фессалии культ Ахилла не отмечен, стало быть, не успел там глубоко укорениться. Так же обстояло дело и в Локриде. «Илиада» помещает в Локриде города Ахилла, а с севера по краю этой земли проходит Сперхий — священная река Ахилла, по «Илиаде». Опять же в самих этих городах и на Сперхии культовые центры Ахилла неизвестны. Но культ Ахилла в Локрах Эпизефирских (Италия) позволяет предположить наличие его и в метрополии этой колонии — в Локриде. Очевидно, и там он был не очень интенсивным и не очень устойчивым, поверхностным, возможно, незадолго до Гомеровского времени заимствованным с юга.
Настоящий очаг древнего почитания Ахилла находился на Пелопоннесе с прилегающими землями: в Танагре — святилище, Ахиллейон (Plut. Quaest, Graec, 37, 299с), в Коринфе — еще одно (Paus., II, 1, 8), в Элиде показывали пустую могилу Ахилла в гимнасии, там совершались ритуалы (Ps. Arist. Mirab. 106), в Лаконских Прасиях — святилище с ежегодным празднеством (Paus. III, 24, 5), на дороге из Спарты в Аркадию — святилище близ статуи Афины Пиреи (Paus. III, 20, 8-9), южнее Тайгетской гряды на западном берегу полуострова — Ахиллова гавань (Skyl. 46; Paus. III, 25, 4). В Спарте находится и второй (наряду с Фессалией) очаг почитания Фетиды (Paus. III, 14, 4; 22, 2).
Пелопоннесский очаг культа Ахилла интересен тем, что там этот культ не везде сопряжен с морем. Элида расположена на реке в двух десятках километров от устья, Спарта — и вовсе в глубине полуострова, в горной местности. Какая надобность в горной местности почитать чудесного защитника кораблей? Либо это позднее локальное ответвление культа, с видоизменением функций героя — он приобрел соответствующую новую специализацию, — либо здесь, наоборот, ранний облик героя, а морские функции он приобрел позже, с выходом к берегам. Для выбора из этих двух альтернативных решений существенно то, что в материковых культах нет следов морских функций Ахилла, а в биографии защитника кораблей есть черты, которые можно счесть за следы его прежнего облика, не связанного с морем. Вспомним мифическое детство героя, проведенное у кентавра Хирона на горе Пелион в охоте на львов и медведей, вспомним целебное искусство, которому Хирон его обучил. Весьма вероятно, что первоначально функции Ахилла
как чудесного помощника были не навигационные, а другие — скажем, указать благоприятный и благополучный охотничий маршрут, обеспечить безопасность на охоте и в бою, исцеление от ран и т.п. Не требовалось большого изменения образа, чтобы добавить к этим функциям навигационную — указание безопасных стоянок на море.
Очень существенно для реконструкции древнего самостоятельного очага этого культа в Пелопоннесе представление о пустой могиле Ахилла в Элиде. Возникнуть после формирования Троянского эпоса оно никак не могло — ведь с тех пор было общеизвестно, что могила Ахилла находится в другом месте! Значит, это более раннее представление, и удивляться приходится тому, что оно все-таки сохранилось несмотря на столь мощную конкуренцию. Могила пуста, как и позднейшая в Троаде. Значит, идея о перенесении тела Ахилла на Левку жила уже и здесь, и тогда. С островом на Черном море греки могли познакомиться и назвать его Левкой только в VII в. до н.э., когда начались их плавания в это море. В догомеровские времена Левку, мифический Белый остров, «остров блаженных», они мыслили где-то в другом месте. В этой связи примечательно, что Элида выходит к побережью Коринфского залива, и что среди островов, запирающих Коринфский залив, крайний с севера (и весьма крупный) назывался Левкада.
Любопытна еще одна особенность Элидского святилища: там культ отправляют женщины. Возможно, это просто следствие погребального воплощения культа: у древних греков вообще оплакивают покойника в основном женщины (как в эпосе — Фетида с Нереидами). Но почти всякий культ героя близок погребальным, а женщинам далеко не всегда отводится значительное место в культе. Тут уместнее вспомнить другой эпизод мифического детства Ахилла — его пребывание переодетым в женскую одежду среди дочерей Ликомеда на Скиросе (где Фетида якобы хотела его уберечь от войны). Травестизм юного Ахилла ставит вопрос о связи его с Аполлоном, традиционно изображаемым в виде юноши с женской прической. В ходе предшествующего разбора связь эта выступала неоднократно и многообразно. Пора рассмотреть этот вопрос специально.
4. Ахилл и Аполлон. На поверхности лежит связь Ахилла с Аполлоном по линии покровительства на морях. Аполлон Дельфиний считался у греков покровителем моряков, ему ставились алтари на берегах55. Естественно поэтому, что певцы изображали его ликование
на свадьбе морской богини Фетиды, где он сам играл и пел (XXIV, 62-63). Естественна в их представлении и его особая связь с ее сыном Ахиллом. Но связь не ограничивается Ахиллом — она простирается на весь род Аякидов и поэтому значительно прочнее, чем если бы была изолированной. Прозвище «Дельфиний» Аполлон получил благодаря своему центральному святилищу в Дельфах, столице Фокиды. А ведь сын Аяка Фок, т.е. 'тюлень', — эпоним Фокиды. Название же ее столицы греки производили от другого морского животного — дельфина, считавшегося животным Аполлона (Нот. Η. in Ар. 394 и др.)56. Потомство Аяка почиталось в Фокиде: среди дельфийской аристократии встречалось имя «Аякид» — не как патроним, а как личное имя (Suppl. Epigr. gr. 2, 298, 14-15, и др.). Видимо, не случайно в уста Ахилла вложено единственное в «Илиаде» упоминание дельфийского святилища Аполлона (под именем Пифо — IX, 405).
Более того, связь Ахилла с Аполлоном не ограничивается морскими функциями57. Единственный из всех царей «Илиады» и «Одиссеи», Ахилл играет на лире и поет (Il. IX, 186-194) — он повторяет то, что делал Аполлон на свадьбе его родителей и на Олимпе (I, 602-604). В одном Гомеровском гимне (XXV, 3) говорится, что все певцы и лирики — от Аполлона. Ахилл с большим размахом проводит погребальные игры (XXIII) и сам судит состязания, а покровителем всех состязаний считался Аполлон58. Ахилл умеет исцелять — есть изображения, где Ахилл бинтует ногу раненному Патроклу (видимо, сцена из «Киприй»)59. Он даже обучил этому искусству Патрокла, и тот лечит Эврипила (XI, 827-847). В «Киприях» Телеф, раненный Ахиллом, требует, чтобы Ахилл же его и исцелил. Этим искусством Ахилл уподобляется Аполлону Дельфинию — тот считался врачом60, а искусство исцеления — главная функция его сына Асклепия, смертного сына, убитого и ставшего после смерти богом. Кроме Асклепиадов
Махаона и Подалирия Ахилл — единственный герой «Илиады», обладающий лекарским умением.
Мифическая Белая Скала Левката, откуда свергали в море человеческие жертвы Аполлону и откуда прыгали в море влюбленные, прося у Аполлона избавления от любви, находилась на острове Левкаде у выхода из Коринфского залива (Strab. X, II, 8-9). Выше отмечена вероятность ранней идентификации этого места с мифической Левкой, «островом блаженных», куда был перенесен труп Ахилла; позже Левку ассоциировали с островом в устье Истра (Дуная), где ее другое название — «Остров Ахилла» (Strab. II, V, 22; VI, III, 16).
Главный подвиг Ахилла, умерщвление Гектора, сопоставим с обрядом изгнания фармаков на празднике Таргелий, а Таргелии — праздник Аполлона. В Массилии, Эрифрах и ионийской Магнесии обряд справлялся и вне календаря — для избавления от чумы (Serv. ad Aen. III, 57; Plut. De Or. 16), а чума — болезнь, насылаемая Аполлоном (П. I, 44; Apollod. II, 5, 9; Vythogr. Vatic. II, 19.43). Совершив убиение Гектора, Ахилл предложил ахейцам воспеть победный пеан (XXII, 391), а пеан — это прежде всего гимн Аполлону (Apollon. II, 669-684; Herodor. fr. 48)61. В предании о том, как некий Фармак был убит Ахиллом и его товарищами (Fr. Hist. Gr. I, 422. Fr.33), содержится пояснение, что Фармак был так наказан за то, что похитил чаши из святилища Аполлона.
Связь Ахилла с Аполлоном представляется неожиданной и странной. Ведь многие критики (в том числе Виламовиц) считали Аполлона «Илиады» сугубо антигреческим богом, неизменным врагом ахейцев62. Категорически формулирует эту позицию А.Ф.Лосев: «Является бесспорно неопровержимым фактом, что Аполлон у Гомера есть бог негреческий»63. И еще резче: «Кто читал самого Гомера, тот знает, что Аполлон не только не греческий бог, но что он постоянно вредит грекам и ведет себя в отношении их совершенно аморально»64. Исследователи связывают это с негреческим происхождением культа Аполлона — с Востока, из Двуречья и Малой
Азии65. Однако против статьи Виламовица о малоазийском происхождении Аполлона было высказано немало возражений 66, приведены были северные связи этого культа 67. По-видимому, в почитании Аполлона слилось несколько культов и образов божеств разного происхождения 68.
Существенно, что ко времени формирования Гомеровского эпоса это уже во всяком случае был бог греческой метрополии — с центрами в Дельфах и на Делосе. Генетические связи его с негреческим населением Малой Азии если и имелись, то не были определяющими. Он обладал, правда, по «Илиаде», храмом в Илионе, но точно так же имела там храм и Афина. Видимо, певцы ориентировались на наличие храмовых культов уже в греческом Илионе. Ликийским Аполлон именовался в «Илиаде» по созвучию: в Аргосе и Афинах почитался Аполлон Ликейский (т.е. «Волчий»).
По мифическим генеалогиям, Ион, эпоним колонистов-ионийцев, считался иногда сыном Аполлона (Apollod. I, 7, 3). Оресту, одному из инициаторов эолийской колонизации, по Ликофрону (AI. 137), именно Аполлон приказал заселить Эолию. А у самого Гомера? В «Илиаде» Аполлон вообще неизменно враждебен только одному ахейскому герою — богоборцу Диомеду. Даже Агамемнона, оскорбившего аполлонова жреца, этот бог лишь косвенно карает за оскорбление и, удовлетворившись исправлением зла и искупительными жертвами, кару снимает. Жертву Аполлону Сминфею приносят ахейцы по приказу
Агамемнона, а в Хрисе от имени Агамемнона и всего войска ублажают Аполлона жертвами и гимнами Одиссей и его люди (I, 308-317, 447-474). Калхант, верховный птицегадатель греков, получил искусство предсказаний от Аполлона, ему и молится (I, 69-72, 86-87). Вожди Махаон и Подалирий, врачеватели ахейцев в «Илиаде», — внуки Аполлона. На состязаниях Аполлон помогает греческому герою Эвмелу (XXIII, 383-389). В отличие от Ареса и Афродиты, он отказывается сражаться за троянцев в Битве богов — не хочет выступать против Посейдона (XXI, 461-465). Он же в последний момент поединка оставляет Гектора на гибель от рук Ахилла. А вообще он симпатизирует и помогает троянцам не больше, чем Зевс.
Конечно, Аполлон, по «Илиаде», враждебен Ахиллу и в конце концов убьет его. Однако это не само собой разумеющееся дело, как было бы, если бы Аполлон был исконным и естественным врагом Ахилла и всех ахейцев. Его враждебное отношение к Ахиллу обусловлено сюжетом, расстановкой богов по враждующим лагерям в поэме (а она, по-видимому, связана со знанием городских греческих культов Илиона — кто из богов защищает город). И это враждебное отношение требует специальной мотивировки — проступками Ахилла по отношению к Аполлону. По «Киприям», Ахилл убил Тенеса, эпонима острова, где «царствует» Аполлон Сминфей. По одной версии, Тенес был любимцем Аполлона, сыном Кикноса, по другой — сыном Аполлона (Aristot. apud. Strab. VIII, VI, 22; Apollod. Ер. III, 23-26; Diod. V, 83, 5). Затем Ахилл убил самого Кикноса (Apollod. Ер. III, 31). По-гречески κύκνος — 'лебедь', а лебедь — птица Аполлона . В одном позднем источнике Кикнос — сын Аполлона (Ant. Lib. 12; Ovid. met. VII, 371-381). Далее Ахилл подстерег Приамида Троила и убил его в храме Аполлона Фимбрейского (Apollod. Ер. III, 32), чем совершил святотатство. Уже в самой «Илиаде» он убил Гектора, а Гектор — под особым покровительством Аполлона, и ряд древних авторов (Стесихор, Евфронион, Ликофрон и др.) называют его сыном Аполлона (Schol. ad Lycophr. 266; Schol. ad II. III, 114).
Правда, умерщвление Гектора очень напоминает жертвоприношение Аполлону. Можно распространять эту трактовку и на другие перечисленные убийства — на священном острове Аполлона Тенедосе, в Фимбрейском храме Аполлона. Но ведь пролитие крови (тем более
человеческой) и при жертвоприношении есть преступление, которое требует очищения или искупления 70. Таким образом, вражда и месть Аполлона хорошо мотивированы в Троянском эпосе. Тем не менее Аполлон остается загадочным.
5. Загадка Аполлона. Ахилл предстает в «Илиаде» как яростный и неистовый воин, как неукротимый мститель, кровожадный и сеющий смерть. И в этом он тоже оказывается подобием Аполлона. И тот ведь походя сеет смерть вокруг себя, убивает неповинных, насылает чуму на скот и людей, живьем сдирает кожу с силена Марсия, осмелившегося победить его в состязании. В.Шмид, перечислив все эпитеты Аполлона в эпосе и констатировав, что все они так или иначе связаны с его смертоносностью, предположил, что и прозвище Феб (Φοίβος) происходит от эпитета 'φόβος' ужасный (о преобразовано в οι ради метрического удобства, чему есть и другие примеры)71. М.Нильсон отметил, что Аполлон занимает особое положение среди богов, выделяется наибольшими проявлениями сверхъестественной силы, он δεινός θεός ('ужасный бог') 72.
В специальной работе, посвященной образам Зевса и Аполлона, А.Ф.Лосев с удивлением пишет о постоянных убийствах, совершаемых Аполлоном и Артемидой: «Эти боги, и особенно Аполлон, изображаются грозными, мощными, бессердечными и прямо злыми. Можно только разводить руками по поводу того обычного представления, прививавшегося буржуазной наукой, согласно которому Аполлон — это юноша-артист с мягкими чувствами и красивыми поступками, который только и знает, что играет да поет. Первоисточники, взятые из самых разнообразных периодов античности, говорят о том, что первым впечатлением от этого бога были у всех только ужас и остолбенение. Этот ужас, как изображают источники, всегда испытывала даже неодушевленная природа, все женщины и мужчины и даже боги и весь Олимп»73.
По мнению Лосева, образ Аполлона — утонченного интеллигента и эстета, Аполлона Бельведерского, — создан даже не классическим временем, а эллинизмом. Но автор не может игнорировать тот факт, что задатки этого комплекса — лира, окружение Муз и т.п. — есть
уже у архаичного Аполлона, даже у гомеровского. И автор, говоря его же словами, снова «разводит руками»: «Человечество редко создавало среди своих богов и демонов образ такого губителя и вредителя, постоянно проявляющего себя в самых вероломных и низких поступках. Таков Аполлон и у Гомера, и у Еврипида. И странное дело: все светлое и ясное, все таланты и человеческие способности — все это с начала и до конца тысячелетий связывалось у греков не с кем иным, как именно с Аполлоном. Все устойчивое, все оформленное и упорядоченное, все структурное и организованное — все это воспринималось греками как идущее или прямо от Аполлона, или установленное им, зависящее от него или вообще как-нибудь связанное с ним. Во всех этих противоречиях трудно разобраться» 74.
Сформулировав этот парадокс, Лосев поднялся до высшего пункта в познании аполлоновской специфики, но разрешить этот парадокс он не сумел. В том ли секрет, что этот первоначально пастушеский бог был повелителем волков и держателем чумы? Или все дело в суровости патриархата, наступающего на матриархат, как полагает Лосев?75
Рассердив Аполлона, убив его любимцев — Тенеса, Кикна, Троила, Гектора, — Ахилл обречен. Все это, быть может, жертвоприношения Аполлону, но это и преступления перед ним. Лосев подметил, что многие сыновья, возлюбленные и избранники Аполлона, в какой-то мере тождественны ему самому, и всем им не дано долгой жизни и земного счастья в любви76. Это очень меткое наблюдение. Ахилл — тоже избранник Аполлона, и он обречен именно поэтому. Он обречен изначально — это знают в «Илиаде» с самого начала и его мать Фетида, и он сам, и все вокруг (I, 352, 417, 505; IX, 410-416; XVI, 36-37; XIX, 409-410; XXI, 109-113, 276-278; XXII, 359-360). Аполлон навел смерть на близких Ахилла: друга — Патрокла (XVI, 786-806), сына — Неоптолема (Pind. Nem. VII, 50-62). Аполлон убил и юного Мелеагра, послужившего частичным прообразом Ахилла (Hesiod. fr. 136; Paus. Χ, 31, 2). Будет юным убит и Ахилл. Он умрет холостым (с Деидамией не было свадьбы). По одной версии, его убьет Александр с помощью Аполлона (Il. XXII, 359; Procl. Chrest. 106), но другой — сам Аполлон (Il. XXI, 278; Quint. Smyrn. Posthorn. III, 35-67). По одному из рассказов убьет в момент свадьбы Ахилла с сестрой Гектора Поликсеной и святилище Фимбрейского Аполлона под стенами Илиона (Serv. Aen.
III, 85). Опять все очень смахивает на жертвоприношение Аполлону77, но почему в жертву принесен жених, почему прервана свадьба?
Впрочем, приглядимся к другим убитым по воле этого свирепою бога. На брачном же пиру Аполлон в «Одиссее» убил Рексенора, брата Алкиноя (Od. VIII, 64-66). Именно на празднике Аполлона Одиссей убивает поголовно всех женихов Пенелопы — 108 человек (Od. XXII, 258)78· Прыжок в море со скалы Левкаты на о. Левкаде после молитвы Аполлону, по народному верованию, укрощал любовь, и, согласно преданию, Сафо первой бросилась в море с этой скалы, желая избавиться от любовного влечения к Фаону (Strab. Χ, II. 8-9, ссылаясь на Менандра, поэта IV в. до н.э.). Похоже, что этот загадочный бог питал особую ненависть к свадьбам, бракосочетаниям, любви и продолжению человеческого рода вообще. Непонятна эта направленность убийств. Непонятна и общая линия поведения Аполлона — антиматримониальная, что ли. «Мифы, — пишет Лосев, — изображают Аполлона всегда отличающимся известным пренебрежением к женщине, даже известного рода холодностью и брачной незаинтересованностью»79. Лосев считал это свидетельством победы патриархата над матриархатом. Но, не говоря уж о том, что и марксистская наука теперь отходит от прямолинейной схемы всеобщей смены матриархата патриархатом80, надо отметить, что патриархи отнюдь не презирали брак, скорее наоборот. Кроме того, апатией к браку отличалась и сестра Аполлона Артемида, а у нее это означало холодность и презрение к мужчинам! Корень в чем-то другом.
Дело, собственно, сводится к тому, чтобы среди функций раннего, архаичного Аполлона, отложившихся в «Илиаде» и в мифах о нем, найти древнейшее ядро, первоначальную функцию этого бога, из которой могли развиться все остальные, позднейшие81. А намечая это ядро, нужно исходить из исконной парности этого бога женскому божеству
Артемиде, которая, вопреки обычным парным соотношениям разнополых божеств, считается не супругой его, а сестрой.
Достаточно рано зафиксировано в мифах пастушество Аполлона и покровительство пастухам (в частности, защита скота от нападения волков — Paus. II, 19, З)82. Некоторые исследователи считают эту функцию исконной и связывают с ней имя Аполлона: дор. 'απέλλων от дор. 'απέλλα 'загон для скота', 'ограда', позже — 'народное собрание (в такой ограде)'. Есть и праздник «апеллы», с ритуальной трапезой того же названия83. Как уже сказано, в ранние функции Аполлона входит также его верховенство над искусствами (танцы, пение) и состязаниями. Общим для этих сфер является то, что все они связаны с юношескими занятиями. Первооснова аполлоновского комплекса, видимо, в том, что Аполлон в первобытном обществе греков был воплощением мужской юности, как его сестра Артемида — женской девственности, девичества, и оба они — охранителями и защитниками норм добрачной жизни. Поэтому Аполлон и Артемида — воинствующие ревнители всяческой чистоты. Дельфийский Аполлон — бог очищения84. Поведение брата и сестры есть божественная абсолютизация этих идеалов (конечно, несколько различных для юношей и для девушек). Так же, скажем, как в Приапе и Гименее, в Гере и Илифии, абсолютизируется следующий этап жизни.
Защита норм предполагает обыкновение сурово наказывать за их нарушение, за нескромность, заносчивость и т.п. Это связано со способностями Аполлона и Артемиды насыпать своими невидимыми стрелами быструю смерть. Для этого им вручено по луку 85 (Артемида мыслится охотницей, но лук у Аполлона свидетельствует, что это не было первоначальным назначением лука у обоих). Аполлона считают властителем чумы. Распоряжаясь болезнями, он, естественно, мыслится способным и лечить от них, отсюда его культовый эпитет «Врач» и его отцовство по отношению к Асклепию.
Ненависть Аполлона к браку и холодность в любви, отмеченные Лосевым, — не свидетельства победы патриархата на матриархатом, а,
так сказать, атрибуты профессиональной специализации. Вечно юный и безбрачный, он воплощает идеал этого периода человеческой жизни, и его функция — блюсти этот идеал, ненавидя и презирая все, что от идеала отходит. Аполлоновское миросозерцание хорошо выражено словами Приама (XXII, 71-76):
...О, юноше славно,
Как ни лежит он, упавший в бою и растерзанный медью, —
Все у него, и у мертвого, что ни открыто, прекрасно!
Если ж седую браду и седую главу человека,
Ежели стыд у старца убитого псы оскверняют, —
Участи более горестной нет человекам несчастным!
Аполлон ревностно охраняет пределы своего господства и неохотно из них выпускает. Он умерщвляет, не давая состариться. Своими стрелами он приканчивает и тех, кто зажился на этом свете (Od. XV, 403-411), даже если люди ничем не провинились и никакого повода для гнева не дали (Od. III, 279-283; VII, 64-66).
Так значат ли все эти аполлоновские смертоубийства, что Аполлон ненавидел греков и Ахилла? Совсем необязательно. Пиндар рассказывает о двух строителях Аполлонова храма. Они заранее попросили у бога награду за строительство. Он обещал, что наградит их на седьмой день по окончании храма, но на седьмой день оба умерли (Pind. fr. 2-3; также Plut. Consol. ad Apoll. 14). Обман? Вероломство? Да нет же. В понимании этого бога, как его представляли его жрецы, смерть задолго до старости была действительно лучшей наградой — наградой в чистом виде, наградой без конкретизации, наградой вообще.
Предопределенная «краткосрочность» Ахилла (Il. I, 352, 505; XVIII, 58-59; XIX, 408-417, 421-422; XXII, 358-360, 365-366; XXIII, 80-81) — аполлоновский идеал, знак отмеченности этим богом. Вакханалия Убийств, нагроможденных гневом Ахилла в Приречной битве (XVIII, 1-227), была мистерией в духе Аполлона. Ахилл был вполне достоин своего вечно юного, длинноволосого и жестокого бога.
Аполлон — бог возмужания и специально опекает юношей86. Но он единственный из богов носит женскую прическу (Hygin. fab. 9), иногда изображается в женской одежде 87. В его храмах прорицают женщины — Пифия, Сивилла. По Гесиоду (Theog. 347), «вместе с
царем Аполлоном и с Реками мальчиков юных пестуют девы». В Делосе Аполлону служат именно девы, и, возможно, что переодевание в женскую одежду было частью жреческого служения Аполлону. Соответственно, Артемида — покровительница и воспитательница девушек. Она носит титулы Педотрофос, Куротрофос. Но она мужеподобна (Hygin. fab. 9) — стреляет из лука, носит короткий хитон. Женоподобность Аполлона и мужеподобность Артемиды суть своеобразное отрицание идеалов следующего периода жизни, когда нормальными становятся зрелые мужи и жены — мужи в расцвете мужественности и жены, созревшие для деторождения. Платон (II, 665а) считал Аполлона покровителем молодых людей в возрасте до 30 лет. В «Одиссее» (XIX, 86) Телемаху дано вырасти «по воле Аполлона». По Каллимаху (Hymn. II, 12-15), отроки должны приветствовать Аполлона лирой, если хотят дожить до брака или до старости.
Известно, что на переходе из одного возрастного разряда в другой, особенно в брачный, т.е. при резкой смене образа жизни, человека, по убеждениям первобытных людей, подстерегали смертельные опасности. Чтобы их избежать, такие переходы обставлялись сложными обрядами 88. Переход из детства в брачный возраст требовал изнурительного обряда инициации, в котором имитировалось умирание и новое рождение: прежний человек (ребенок) умирал, а затем возрождался для новой жизни уже в новом качестве (взрослого) — получал одежду нового облика, новое имя и т.п.89 Это был важный и труднопроходимый жизненный рубеж.
Аполлон как гарант неприступности этого рубежа оказывается, по естественной ассоциации, богом ворот: его эпитет «Агией» — 'столбовой' (имеются в виду столбы у входа в усадьбу), другие эпитеты — «Входной» и «Выходной»: «Эмбасий» и «Экбасий». И самое имя его возводят к малоазийскому Апулиун(ас)у, который известен по договору царя города Вилусы (Илиона) с хеттами. Имя это соответствует имени Аполлона в греческом языке (кипр. Άπείλων, дор. Άπέλλων; ср. ион. Απόλλων, фесе. Άπλουν)90. При раскопках Илиона обнаружены при
крепостных воротах пилоны, которые ничего не поддерживали, — явно религиозноного назначения 91. Имя же Апулиунаса, учитывая гипотезу о происхождении бога-лучника с Ближнего Востока 92, сопоставляют с вавилонским abullu 'ворота' 93 (если сопоставление с abullu и Апулиунасом верно, то сближение с apella 'загон' сведется к «народной этимологии»).
Как Входной и Выходной вполне логично Аполлон оказывался и покровителем гаваней — выходов в море (соответственно, входов с моря), а как бог рубежа — богом календарного времени94, богом меры95. «Ничего сверх меры» — один из его дельфийских девизов (Plat. Prot. 342e-343b Sol.). Как бог времени он получал власть над познанием будущего — отсюда его прорицательная функция и его знаменитые оракулы.
6. Мистика девятки. Выше, рассматривая XXII книгу, я отмечал изначальность 9-дневного периода при исчислении деяний Ахилла. Можно добавить, что под руководством Ахилла мирмидоны, умастив тело убитого Патрокла елеем, наполнили его раны 9-годовою мазью (XVIII, 351). Обращает на себя внимание приверженность к 9-дольным интервалам времени. У Ахилла было 9 псов, из которых 2 он убил, погребая Патрокла (XXIII, 173). 2 заупокойных собаки — это старая индоевропейская традиция: на древнейших греческих изображениях Кербер, пес Аида, был двуглавым 96, а 2 собаки встречают мертвого и в арийских поверьях Индии97. Но свора из 9 псов — другая традиция, сближающая Ахилла опять же с Аполлоном: девять Муз, дочерей Зевса, окружают Аполлона. От Ритии Аполлон имел 9 сыновей-корибантов, обитающих на Самофракии (Pherek. Str. Χ, 3, 21; Apollod. I, 101, 4; Strab. Χ, IIΙ, 19), а на Родосе жило 9 тельхинов, убитых Аполлоном в образе волка (Serv. Aen. IV, 377).
Девять — мистическое число 98, связанное в Греции, особенно в измерении времени, с культом Аполлона (и в меньшей мере — Зевса). Каждые 9 космических лет Аполлон, по мифу, нисходит в Аид, чтобы очиститься от убийства дракона (Plut. De def. or. 21, 421-422), и каждые земные 9 лет Дельфы проводят три торжества в честь Аполлона (Plut. Quaest. graec. 12). Другой вариант искупительного страдания Аполлона — его служба у Адмета в течение 9 лет. Девятилетнюю службу у Эврисфея Аполлон наложил как кару на Геракла за то, что тот убил своих детей (Apollod. II, IV, 12). В Дельфах 3 земных месяца календарного года посвящены Дионису, остальные 9 — Аполлону (Plut. De EI Delph. 9). Раз в 9 лет должны были афиняне посылать по 7 юношей и 8 дев на Крит в жертву Минотавру (Diod. S. IV, 61; Apollod. Ер. I, 709; Plut. Thes. 18-19). Избавить Афины от этого обычая Тезею помог Аполлон. В «Илиаде» Аполлон заставляет реки после войны 9 дней заносить стену ахейцев (XII, 25), а Зевс помогал ему дождем.
Сам факт сосредоточения девятиричности вокруг образов Зевса и Аполлона (северные, индоевропейские корни обоих общеизвестны) говорит об индоевропейском происхождении этой традиции 99: девяти Музам, дочерям Зевса и спутницам Аполлона, соответствуют у германцев 9 дочерей Эгира (Sn.E.Skaldsk. 25, 61), 9 дев вокруг богини Фреи или вокруг Фригг (Fiolsvinnsm. 37-38), 9 эльбских ведьм в немецких поверьях; сонму 27 девственных жриц в греческих и римских культах100 — 27 валькирий, да и «тридевять земель» русских сказок. Девяти годам между празднествами Аполлона и отправками человеческих жертв на Крит соответствуют такие же интервалы на севере: раз в 9 лет совершались жертвоприношения 9x9 человек в северогерманском святилище Ледра (Дания); король Ани каждые 9 лет приносил в жертву Одину одного из своих сыновей и тем продлял себе жизнь, он проделал это 9 раз (Inglingasaga). В течение 9 лет великанши Фенья и Менья жили в подземном мире (Gottasongr, 11) — как Аполлон проводил
свои годы очищения в Аиде. Одина, с его 2 волками и 2 воронами, с его страстью к «меду поэзии», можно считать германским соответствием Аполлону (те же священные животные, та же тяга к поэзии). Принеся себя самого в жертву, чтобы получить руны, Один висел на мировом древе 9 ночей (Havamal, 138), и немецкие поминки — на 9-й день после смерти, а также 9 дней церковного очищения после похорон напоминают эту историю, как и сроки очистительных обрядов Аполлона, и древнегреческий 9-дневный траур ("εννατα). У римлян имелись 9-дневные праздники (sacrum novendiale), подобные дорийским Карнеям Аполлона в Спарте.
Все это вместе, возможно, отражает не только веру в мистическую силу числа 9, но и реальную, с этой верой, конечно, связанную, 9-дневную неделю, реконструируемую для древнейшего прошлого (до распространения 7-дневной недели с Ближнего Востока) у германцев, римлян, этрусков и греков (для последних см.: Herond. Momiiambi, VII, 127)101.
Чрезвычайно интересно, с точки зрения увязки двух мифологических фигур — Ахилла и Аполлона, предание о возрасте, в котором Ахилл был переодет своей матерью Фетидой в женскую одежду и спрятан на Скиросе среди дочерей Ликомеда: это было сделано, когда ему исполнилось 9 лет. Там он успел вырасти, влюбиться в свою подругу Деидамию, дочь Ликомеда, и от этой-то внебрачной связи родился сын Неоптолем (Il. XIX, 326-332; Strab. IX, V, 16). Есть греческий же миф о сыновьях Посейдона от жены Алоея великанах Оте и Эфиальте — Алоадах. Они очень быстро росли и, достигнув 9 лет, выросли настолько, что посватались к Гере и Артемиде, сковали Ареса и собрались штурмовать небо, но их настигли стрелы Аполлона (Il. V, 385; Od. XI, 305; Schol. ad pind. Pyth. IV, 88; Apollod. I, VII, 4); по другой версии, их уничтожила Артемида (Serv. ad Aen. VI, 582). Все это, видимо, отражает общеиндоевропейскую традицию: у германцев ребенок, достигнув 9 месяцев, получал первую одежду, достигнув 9 лет, сменял Детскую одежду на подростковую, близкую к взрослой, дифференцированной по полу: мужской, женской. Вот почему От и Эфиальт были в 9-летнем возрасте готовы к женитьбе и подвигам, а 9-летний Ахилл Расставался с детством, встретился с невестой и получил к ней доступ, что закончилось рождением сына.
Эта параллель обладает большой объяснительной или, если угодно, эвристической значимостью. Во-первых, в ней проясняется основа
девятеричной символики, во-вторых, с этой параллелью мы выходим на понимание роли обряда инициации в сложении образов Аполлона и Ахилла.
Ступенчатость в германском воспитании ребенка (от девяти месяцев к девяти годам), вероятно, объясняет происхождение всей девятеричной символики: ведь эти сроки являются проекцией утробного развития плода на последующую жизнь человека с соответствующей росту прогрессией (можно представить и соответствующую регрессию для операций с душой — от девяти дней). То есть эта сроки дают естественную и внутреннюю, собственно человеческую меру времени для человеческой жизни. А членение времени повторяется в организации коллектива: людей (сыновей, дочерей и т.п.) должно быть 9, чтобы хватало по одному на каждую единицу времени при повторении сакральных действий.
Коль скоро эта мера легла в основу членения человеческой жизни, ею и отмеряются периоды между рубежами, сроки для перехода из одного возрастного разряда в другой. Сватовство Алоадов к богиням и амурные приключения Ахилла с Деидамией говорят о том, что в приведенных мифологемах суть событий — именно переход в брачный возрастной разряд, а значит, в подробностях, в деталях этих рассказов и образов можно найти отражение инициации. На отражении обряда инициации в мифах (объяснительных или сопроводительных), а затем, по десакрализации мифов — в волшебных сказках102 построена концепция В.Я.Проппа, видевшего в обряде инициации исторические корни волшебной сказки. Главная деталь этих греческих мифологем — скорая смерть героев от рук Аполлона. Это не противоречит параллели с инициациями, а, наоборот, подтверждает ее. Ведь в этих обрядах обычно имитируется смерть юношей, проходящих инициации. Они должны умереть, чтобы возродиться в новом облике к новой жизни. Ахилл и возрождается — как и Асклепий — уже в качестве бога. Такова суть «кратковечности» Ахилла.
В инициациях находит себе реальное соответствие и переодевание в женскую одежду. Травестизм — частый компонент ритуала инициации. В науке уже предпринята попытка объяснить переодевание Ахилла из ритуала инициации 103. Ахилла сопоставляют с юношей-жрецом, одетым как девушка, во главе хора 50 юношей в италийском храме Афины
(по сообщению о VI в. до н.э. — Lycophr. Al. 984-992 et schol.; Justinus 20, 2. 3). Группы по 50 юношей — обычные греческие объединения для инициации104. Был ли Ахилл в исходе жрецом Аполлона или сценарий инициации наслоился на его миф, остается неясным.
Но именно эта его ипостась оказалась столь важной, устойчивой и живучей, что во все времена не меркла в изобразительном искусстве. Среди таких тем деяния Ахилла под Троей — битвы с рекой, с Мемноном, волочение и выкуп тела Гектора и т.п. — не самые популярные. То и дело повторяются сцены на Скиросе (как на обкладках горитов в Скифии), Ахилл у Хирона, гиппокампы в море с Нереидами, везущими доспехи Ахиллу105. Последний мотив обычно принимают за иллюстрацию к «Илиаде», но это неверно: в «Илиаде» доспехи Ахиллу привезла Фетида, и не по морю, а по воздуху — с Олимпа (XVIII, 615-616). По морю же нужно было доставлять ему оружие (первый набор) из Фессалии на Скирос, когда юноша только собирался на войну 106.
Примечательно, что в обеих мифологемах — с Алоадами и с Ахиллом — убивает героев именно Аполлон. Здесь мы приближаемся к более глубокому пониманию функций Аполлона в отношении к своим избранникам. Дело в том, что во многих религиях для целей инициации существовали специальные смертоносные демоны, которым и приписывалось поглощение или умерщвление неофитов. Такие демоны получили у исследователей название «патроны инициации»107. Патронами инициации и были Аполлон и Артемида. В этом корень их жестокости и смертоносности, их покровительства юным поколениям, их приверженности к безбрачию. Можно показать, что аналогичными демонами последнего этапа инициации (т.е. бракосочетания) были кентавры,
похищающие невест, и амазонки, убивающие мужей, но это особая тема.
Итак, под обличьем героя-богатыря в Ахилле опознается святой и чудотворец, под маской врага Аполлона — его избранник, посвященный и, возможно, жрец, в погибшем от руки Аполлона скрывался его двойник — смертный с потенциями бога. Семьдесят лет назад Виламовиц, чувствовавший демоническую природу Ахилла, все же написал: «Но от этого ничего не осталось... Мы никогда не получим иного Ахилла, чем гомеровского героя-человека; я полагаю, мы можем этим и удовлетвориться» 108. Сейчас мы знаем гораздо больше об Ахилле догомеровском, чем во времена Виламовица, и благодаря этому лучше понимаем его поведение в «Илиаде». Вместо ожидавшейся исторической фигуры фессалийского династа, в самой глубине эпоса вырисовывается культовый образ, вместо стычек и побед на путях колонизации — обряды и сказки. Что ж, и у других народов так складывался героический эпос. История входила в него потом.