Новое направление внешней политики Афин имело результатом и новое направление внешней политики Спарты, которая должна была признать Эгейское море сферой афинского влияния. Павсания, сторонника широкой внешней спартанской политики под эгидой Персии, пришлось отозвать. Под влиянием агитации Аристида и его партии с ссылками на кровное родство между ионянами и афинянами, ионийские союзники направляют в Спарту делегацию с жалобой (вероятно, вполне обоснованной), указывая, что Павсаний относится к ионянам с характерным для Спарты высокомерным презрением, бьет солдат и т. д. Указывали они и на его близость к персам. В Спарте прекрасно понимали, что ведение широкой международной политики потребует пребывания в Ионии большого числа лакедемонян, и притом не только периэков, но и спартиатов. Это не могло не повести прежде всего к тому, что эти люди усвоят новый, чуждый Спарте, образ жизни, новые потребности и демократический образ мысли, и таким образом окоченелое полицейское устройство Спарты окажется в опасности. Еще важнее было то, что уход больших масс спартиатов за границу облегчал восстание илотам, а на
расширение их прав группа, стоявшая теперь у власти в Спарте,, никак не хотела идти. Поэтому правящая группа, руководимая геронтом Гетемаридом, решила прекратить всякое вмешательство Спарты в дела ионийских греков и отозвать Павсания и других спартанцев на родину. Это означало, что руководство союзниками перейдет к Афинам, но Спарта мирилась с этим, так как знала, что Фемистокл потерял авторитет в Афинах и что здесь руководство перешло к лаконофилам Аристиду и Кимону.
Зная коварный характер спартанской политики, можно не сомневаться, что спартанцы, принимая такое решение, руководствовались и другим, тайным расчетом. В то время никто не мог предполагать, что борьба с Персией так быстро приведет к блестящим результатам. Несомненно, спартанцы ждали, что эта война затянется на очень долгое время, потребует напряжения всех сил афинян и тяжелых жертв, будет сопровождаться разочарованиями и неудачами. Даже если когда-нибудь в Афинах снова возьмут верх враждебные Спарте демократические группы, они окажутся связанными по рукам и по ногам этой войной и не будут в состоянии вести сколько-нибудь активную политику внутри греческого материка — здесь Спарта получит возможность хозяйничать, как ей заблагорассудится.
Руководство морской политикой Афин, несомненно с благословения Спарты, было поручено теперь Аристиду. Аристид и его помощник (а затем и преемник) Кимон считали более выгодным немедленное широкое ограбление персидской территории, чем вступление на путь длительных соглашений; переход власти в руки этой группы означал новое открытие военных действий против Персии.
Но необходимость полного овладения хлебной дорогой, ведущей в Черное море, аристократическая группа понимала не хуже, чем демократическая. Однако аристократическая группа действует здесь иными путями. Она вступает на путь тесного сближения с аристократическими группами островов, гарантируя им такую организацию обороны, при которой они будут в полной безопасности от каких бы то ни было карательных экспедиций персов и их попыток восстановить былое положение на Эгейском море.
Аристиду была поручена организация нового морского союза, целью которого было, с одной стороны, добровольно или принудительно склонить всех греков, живущих по берегам Эгейского моря, отпасть от персов и вступить в тесную связь с Афинами, а с другой стороны, уничтожать персидские корабли при всякой их попытке появиться в Эгейском море. Центром нового союза был сделан храм Аполлона на острове Делосе, бывший уже
в VI в., как мы знаем из гомеровского гимна в честь Аполлона Делосского, общим религиозным центром ионян и афинян. Новый союз был, таким образом, поставлен под верховную защиту Аполлона и получил своего естественного небесного заступника. Это не могло не подействовать на религиозные чувства греков: отпадение от союза стало с этого времени кощунством.
Как мы говорили уже, спартанцы считали нецелесообразным включение в Эллинский союз жителей малоазийских греческих городов, лежащих непосредственно на границе Персидской державы, так как это потребовало бы, по их мнению, постоянного нахождения большого спартанско-афинского войска в Малой Азии. Они предлагали выселить малоазийских греков на материк Греции, предварительно очистив для них здесь города, стоявшие на стороне персов, а Малую Азию отдать персидскому царю. С этой мерой, конечно, не могли согласиться ни сами малоазийские греки, ни афиняне, боявшиеся усиления Спарты на материке. Однако и после ухода спартанцев на родину афиняне на первых порах не включили города Малой Азии в свой союз. Согласно свидетельству Геродота, первоначально в этот союз входили только острова Эгейского моря.
Организация союза на его ранней стадии представляет собой очень темный вопрос. Сообщения Геродота, Фукидида и Плутарха носят крайне отрывочный характер и, вдобавок, внутренне противоречивы. Если по Геродоту в союз первоначально входили только острова, то из Плутарха можно заключить, что уже с самого момента своего образования союз имел приблизительно те же границы, какие он имел к началу Пелопоннесской войны, т. е. охватывал все побережье Малой Азии и Фракии. В пользу этого говорит, как может показаться с первого взгляда, и указание Фукидида, по которому размер обложения союзников налогом на ведение войны, так называемым форосом, равнялся 460 талантам, т. е. той же сумме, которую афиняне получали в правление Перикла.
Между тем тщательная работа ряда исследователей и эпиграфические находки последних лет показали, что в раннюю эпоху истории союза, кроме островов, к нему принадлежали лишь очень немногие города на малоазийском побережье. Если учесть еще, что значительная, если не большая часть городов на островах фороса не платила, то окажется, что каждый из «податных» членов союза должен был платить форос, во много раз превышающий не только афинскую раскладку при Перикле, но и прежнюю подать при персах, а это противоречит тому, что Аристида за его раскладку называли «справедливым» и его установление считали чрезвычайно умеренным. В науке было
сделано много попыток распутать эти противоречия. Мы позволим себе предложить следующее толкование источников.
Из раскладки 425 г. мы видим, что в нее включен остров Мелос, который в Афинский морской союз ни раньше, ни в это время не входил, а был впервые вынужден вступить в союз только в 416 г. Очевидно, афиняне считали возможным включить в раскладку и те города, которые в союз не входили, но в которых они видели законную сферу их влияния. С другой стороны, в мирном договоре 421 г. устанавливается, что ряд городов македонского и фракийского побережий должны платить форос в том же размере, в каком они его платили при Аристиде. Между тем относительно части этих городов можно доказать с несомненностью, а относительно других — с большой вероятностью, что они не могли входить в союз во время Аристида. Отсюда, мне кажется, неизбежен вывод: установив общую сумму раскладки в 460 талантов, Аристид включил в свой список не только города, которые уже входили в союз, но и те, на которые афиняне только еще претендовали.
Фукидид в этом случае дает столь же точную информацию, как и во всех прочих: он не отметил только (может быть, он и не знал этого), что раскладка Аристида имела в виду не реальную территорию союза, а ту территорию, которой он по планам афинян должен был достигнуть к концу войны. Что же касается сообщения Плутарха, жившего приблизительно через 600 лет после этих событий, то оно представляет собой результат непонимания и поздних комбинаций и никакой цены не имеет.
Но как объяснить полное отсутствие у Геродота упоминания в числе членов-организаторов морского союза каких бы то ни было жителей малоазийского побережья? Ведь, по его собственным словам, в битве при Микале на стороне греков сражались, например, милетяне. Причина, можно думать, в том, что, как нам известно, каждый член союза мог иметь свои подчиненные города: например, Милет имел Лерос, Тейхиуссу и Приену на малоазийском берегу, Самос впоследствии — Аморг, Митилена— ряд городов на побережье Троады. Можно думать, что города на материке при подчинении их силой афинского оружия на первых порах заключали, независимо от союза, непосредственные договоры с афинянами и что лишь спустя некоторое время после организации союза отдельные города материка стали входить непосредственно в союз в качестве неполноправных членов. Но такое положение вещей создалось лишь впоследствии.
Первоначально союз представлял собой военную симмахию, организованную на началах равноправия. Каждый член союза
мог иметь свои подчиненные города и даже воевать с соседями, он обязан был лишь посылать своих делегатов на совещания в Делосе и выставлять причитавшуюся на его долю часть кораблей с экипажем во флот и сухопутных воинов для борьбы с персами. Уже очень скоро в число членов союза был включен Милет, а затем и те, первоначально немногочисленные союзники афинян в Малой Азии, которые были подчинены им непосредственно; это были в значительной части города, либо покоренные оружием, либо сдавшиеся под угрозой применения оружия. Они не вошли как равноправные союзники, а должны были уплачивать в союзную казну форос на тех же основах и в том же приблизительно размере, в котором они уплачивали дань персидскому царю по раскладке Артаферна, т. е. исходя главным образом из величины их территории. Можно думать, впрочем, что Аристид входил в положение отдельных городов и, считаясь с этим положением, вносил уточнения в распределение фороса. Союзная казна хранилась на острове Делосе, заведовали ею афинские чиновники, так называемые эллинотамии («казначеи Эллады»), а самая раскладка фороса устанавливалась афинским народным собранием. Таким образом, «форос» («взнос») был только благовидным названием, фактически это та же дань, но уплачивавшаяся не персам, а афинянам. Точно так же во время военных походов командование безоговорочно принадлежало Афинам.
Таким образом, уже вскоре после образования союза члены его стали делиться на две категории: одни непосредственно выставляли свой флот, экипаж и воинов в союзную эскадру и в союзное сухопутное войско; другие — кораблей не выставляли, но вместо этого платили форос. Можно думать, что высшая, полноправная категория союзников имела право по собственному усмотрению уплачивать причитающиеся с них взносы либо натурой (т. е. кораблями и их оснащением), либо деньгами. Когда союз образовался, союзники несомненно полагали, что он имеет целью оборонительные военные действия против персов:4 в ближайший момент после военного разгрома персов в 479 г. нельзя было ожидать новой агрессии со стороны персов, пока они не выстроят вновь флота; взносы делались на случай нападения персов в будущем. Однако афиняне повели сверх ожидания энергичную наступательную войну, вследствие чего союзникам приходилось из года в год выставлять контингента и рисковать жизнью. Естественно, что многие из полноправных членов (особенно маленькие города с небольшим числом граждан) предпочитали отделываться денежными платежами.
Мы говорили уже, что в древности от роли той или иной группы на войне зависел и ее политический вес: естественно, что члены союза, не выставлявшие своих контингентов во флот, все более и более попадали в положение афинских подданных (hypoteleis).
Делосский союз в первые годы его существования часто изображается в идиллических тонах, причем его противопоставляют афинской «архе» («державе») эпохи Перикла. Однако необходимо обратить внимание на то, что большая часть известных нам восстаний союзников произошла как раз в эту «идиллическую» эпоху, причем восставали теперь, как и позже, не злополучные плательщики фороса, а как раз самостоятельные члены союза, во внутренние дела которых афиняне ни теперь, ни позже не вмешивались.
В чем причина этих восстаний? На этот вопрос источники не дают никакого ответа. Очень возможно, что военная добыча от совместных походов, которая была в эту эпоху очень велика, поступала целиком в афинскую казну, несмотря на огромные расходы союзников и проливаемую ими кровь. Вопрос о разделе добычи играл в эту эпоху огромную роль в жизни греческих государств.5 Но более вероятно другое: участие в постоянных походах против Персии разоряло и истощало эти государства, в то время как соглашение с Персией, ставшей после понесенного ею поражения весьма сговорчивой, сулило этим государствам большие экономические выгоды. Вспомним, что Наксосу, первым вышедшему из Делосского союза (около 470 г.), по своему географическому положению было удобнее получать хлеб из Кипра и Финикии, чем пользоваться щедротами афинян, захвативших морской путь в Черное море.
Вопрос о праве союзников выходить из союза в его уставе, по-видимому, был оставлен открытым, и потому наксосцы, выступив из союза, считали, что они поступают вполне правомерно. Но, с другой стороны, статут союза был оформлен в виде клятвенного договора между афинянами, с одной стороны, и союзниками— с другой. «Аристид, — сообщает Плутарх (Аристид, 25) — привел к присяге греков, бросив в море кусок раскаленного железа, причем одновременно были произнесены проклятия против клятвопреступников»6, и такое же сообщение мы
читаем у Аристотеля (Афинская полития, 23,5). Эта взаимная клятва позволила афинянам рассматривать выход из союза как клятвопреступление. Вот почему афиняне считали себя вправе пойти походом на восставший Наксос, подвергнуть его осаде и, после покорения, лишить собственного флота и принудить платить форос.
Это восстание Наксоса не было единственным, в 465 г. вспыхнуло восстание на Фасосе, а по сообщению Фукидида (1, 98, 4), восставали и некоторые другие союзные города,— какие именно, нам, к сожалению, неизвестно. Как бы то ни было, очевидно, что «идиллическая эпоха» Делосского союза, продолжавшаяся 17 лет, заполнена восстаниями союзников, тогда как за всю эпоху господства демократии, вплоть до сицилийского поражения, т. е. за 46 лет, как известно, было только два восстания, и оба эти восстания произошли при содействии внешней интервенции — персидской и спартанской.