39

2. Основные проблемы становления и характера афинской демократии

• Система власти в Афинах......... 39
  
• Аристократия в демократическом полисе..... 60

Система власти в Афинах

Грекам мы обязаны возникновением самого понятия «народовластие» — так буквально переводится слово «демократия». Наиболее развитой формой в античную эпоху (к тому же лучше всего известной нам прежде всего благодаря труду великого Аристотеля «Афинская полития») справедливо считается афинская демократия. Ее «золотой век» — время примерно с середины V до 30-х гг. IV в. до н. э. Сущность государственного устройства Афин этого периода точно и лаконично определил Перикл, являвшийся бесспорным вождем афинской демократии в середине V в. до н. э.: «Так как у нас городом управляет не меньшинство, а большинство народа, то наш государственный строй называется демократией» (Фукидид. II, 37, 1) (рис. 1).

40

Соответственно, основу политической организации полиса составлял коллектив граждан, так что выработка самого понятия «гражданин» — тоже достижение политической мысли греков. При этом граждане четко отчленялись от всех остальных жителей города. В основу концепции гражданства был положен принцип наследования статуса гражданина: «Гражданскими правами пользуются люди, которых родители оба — граждане» — такими словами начинает Аристотель свое описание государственного строя Афин (Аристотель. Афинская полития. 42, 1).

Рис. 1. Перикл. Римская копия с греческого оригинала работы Кресилая, между 440-430 гг. до. н. э. [Musiolek Р., Schindler W. Klassisches Athen. Leipzig, 1980. S. 37]

Официальное признание человека гражданином наступало не автоматически при рождении, а только по достижении 18лет, когда специальная комиссия после тщательной проверки заносила его в список членов дема, причем вопрос этот демоты решали голосованием, происходившим под присягой. Затем вместе со сверстниками молодой афинянин проходил военное обучение. Эфебов, как их называли в эти годы, учили фехтованию, стрельбе из лука, метанию дротика и работе с катапультой. Через год они демонстрировали народу свою выучку и получали от государства щит и меч. Последующий год эфебы уже были заняты настоящей воинской службой: они охраняли границы страны, находясь все время на сторожевых постах. «По истечении этих двух лет они становятся уже на один уровень с остальными гражданами» (Аристотель. Афинская полития. 42, 2-4) (рис. 2).
Афиняне ревностно охраняли чистоту гражданского коллектива. Так, когда был произведен пересмотр списка граждан при раздаче

41

Рис. 2. Эфеб. Рисунок на вазе, вторая четверть V в. до н. э. [Musiolek Р., Schindler W. Klassisches Athen. Leipzig, 1980. S. 79]

хлебных даров, присланных в 445 г. до н. э. фараоном Псамметихом, лица, неправильно вписанные в списки для раздачи, были проданы в рабство. Лишение гражданских прав, полное или частичное, было серьезнейшим наказанием для провинившихся. С другой стороны, дарование гражданских прав негражданам было одной из самых высоких наград, которых удостаивались люди, оказавшие особые услуги полису.
«При архонте Навсинике, Каллибий, сын Кефисофонта, из дема Пэания, был секретарем. В седьмую пританию филы Гиппотонтида Совет и народ постановили...» (IG, II2, 43) — перед нами начало типичной псефисмы, т. е. постановления, с которого можно начать

42

знакомство с политической системой Афин. Под «народом» имеется в виду народное собрание (экклесия), которое воплощало гражданский коллектив полиса. Ему принадлежала вся полнота верховной законодательной и исполнительной власти (принцип разделения властей, которому придается такое серьезное значение в современных конституциях, уже намечен, но не проведен последовательно).
Прямая демократия, существовавшая в античности, подразумевала, что все сколько-нибудь значимые решения принимает только коллектив граждан (народ), который никому не передоверял своих прав. Этот принцип находил воплощение в том, что примерно каждые 9 дней, точнее, 40 раз в году (во всяком случае, в IV в. до н. э.), граждане собирались на заседание народного собрания на холме Пникс, чтобы обсудить самые различные стороны своей жизни — политическую, экономическую и культурную. На заседаниях экклесии рассматривались важнейшие вопросы: объявление войны и установление мира, заключение союзов, избрание должностных лиц и принятие их отчетов, дарование гражданских прав, защита страны, снабжение продовольствием, отчеты послов, дела, касающиеся религии, и многие другие. В ведении народного собрания находилась такая чрезвычайная мера, как остракизм, т. е. изгнание на 10 лет лица, заподозренного в том, что его влияние и авторитет могут привести к падению демократического строя (рис. 3).
В данной связи имеет смысл сказать несколько слов об обстановке, в которой развертывалась работа народного собрания. Начиналось оно рано утром, по особому сигналу. Хотя о проведении заседания экклесии объявлялось заранее, афиняне на спешили подняться на холм Пникс, разгуливая по площади и заглядывая в лавки. Магистратам приходилось иногда даже давать указание запирать лавки.
Выступления ораторов в народном собрании имели свои особенности, поскольку говорить приходилось перед аудиторией из нескольких тысяч человек, у которых имелись свои сформировавшиеся за многие годы стереотипы. Сложился уже определенный набор штампов, которыми пользовались представители самых различных политических направлений. Эти штампы определялись системой ценностей аудитории, они отражали наиболее популярные у слушателей идеи и постулаты. Ведь чтобы убедить присутствовавших, оратор должен был говорить на доступном им языке, ориентироваться на их психологию и восприятие мира, использо-

43

Рис. 3. Холм Пникс, где проходили заседания народного собрания, с трибуной оратора на нем [The Athenian citizen. Prepared by M. Lang. Princeton, 1960. Pict. 2]

вать укоренившиеся стереотипы, манипулировать общеизвестными фактами. Завоевать мнение большинства — означало уловить настроение демоса, установить с ним контакт и тем самым снискать одобрение аудитории.
Судя по источникам, речи начинались довольно стандартно: сначала подчеркивалась важность темы, далее обличались государственные беспорядки, потом давались советы, что и как нужно сделать, чтобы изменить положение. Исократ отмечает, что «все, кто всходят на эту трибуну, обычно заявляют, что вопрос, по которому они будут выступать, очень важен и заслуживает величайшего внимания нашего города» («О мире». VIII, 1). Всякое предложение следовало подать так, чтобы присутствовавшим казалось, что оно согласно с их мировоззрением и вписывается в привычный для них уклад жизни. В Афинах было весьма желательным сказать о подвигах предков в годы греко-персидских войн, о победах при Марафоне и Саламине, указать на Акрополь с его храмами как на священное место, где хранятся знаки славы минувших времен. Преддожение, которое вносилось для обсуждения, нужно было

44

подать как средство укрепления демократии. Почти обязательными были сетования на то, что нынешнее поколение утратило доблести предков и нужны героические усилия, чтобы стать достойными их. При обсуждении внешнеполитических вопросов также практически обязательным было упоминание о том, что Афины благородно помогали всем грекам обрести свободу и благополучие (рис. 4).
Согласно правилам, выступающий не должен был позволять выпадов против собрания и своих соперников, его не имели права прерывать и удалять с трибуны, но на практике все эти правила соблюдались от случая к случаю, и если обсуждался наболевший вопрос, то экклесия напоминала клокочущий вулкан. Яркие зарисовки оставил Аристофан. Один из героев его комедии «Ахарняне», уставший от бесконечных войн, твердо решил «без стеснения кричать, стучать, перебивать оратора, когда о мире не станет говорить он» (38-40). Героиня другой комедии, Праксагора, пожив рядом с Пниксом, вдоволь наслушалась ораторов и вынесла твердое убеждение, что не угодившего слушателям оратора обязательно осыпали бранью и оскорблениями. Он старался не оставаться в долгу и отвечал соответственно, обвиняя оппонентов в том, что они взбесились, больны черной желчью. Если выступавшего пытались стащить с трибуны силой, стоявший на ней оратор отругивался

Рис. 4. Модель Акрополя (вид с юго-запада).4. [Boardman J. Greek Art. London, 1996. P. 10

45

и отталкивал обидчиков (Аристофан. «Женщины в народном собрании». 244-260). Разумеется, комедии свойственны преувеличения, но вот свидетельство самого оратора: Демосфен одну из наиболее важных и серьезных политических речей начинает увещеванием, просьбой выслушать его, не прерывая ни криками, ни пререканиями (Демосфен. V, 3). Обвиненный во взяточничестве, он даже не смог защититься, так как шум, поднятый присутствующими, заглушал его слова.
В народном собрании (как и в суде) предложения и аргументы противника подчас охаивали самым беспощадным образом, не щадя ни его самого, ни его родных и предков. Политики поливали друг друга грязью, говоря не только об общественной деятельности оппонента, но и об его личной жизни, поясняя, что «кто дурен в частной жизни, никогда не будет порядочным в общественных делах» (Эсхин. III, 78). В знаменитом процессе «о венке» Эсхин утверждает, что дед Демосфена по матери — преступник, он сдал врагам принадлежавший Афинам Нимфей на Понте, поэтому Демосфен «со стороны деда по матери должен быть враждебным народу, ведь вы приговорили его к смертной казни», а по матери он — скиф, т. е. варвар, и эллином он может считаться только по языку (Эсхин. II, 171-172).
Не отстает от своего противника и Демосфен, заявляя, что отец Эсхина был рабом и носил колодки и деревянный ошейник, а мать занималась среди бела дня развратными делами (Демосфен. XVIII, 129). Все эти утверждения не соответствуют истине. Легко составить набор взаимных оскорблений, которыми наполнены речи о «венке» Демосфена и Эсхина, среди которых, например, такие, как «лисий ублюдок» и «театральная мартышка».
Ложные утверждения встречаются практически в любой речи, часто звучала также тема подкупленности выступающих. Предложения противника объясняются самыми низменными побуждениями, автор речи — воплощение лучших человеческих черт, а его противник — исчадие ада.
Своего рода рабочим органом народного собрания был Совет пятисот (Буле), значение которого ясно из приведенного выше начала псефисмы. Каждая из 10 фил избирала 50 членов Совета (во избежание подкупа они выбирались по жребию). Совет избирался ежегодно, вторичное избрание гражданина допускалось только через несколько лет и лишь дважды в жизни. Соответственно, год делился на 10 частей — пританий, и дежурная фила в определенном порядке

46

сменяла другую. Выбранный по жребию председатель постоянно, и днем и ночью, находился в специальном помещении (фоле), равно как и третья часть пританов дежурной филы. У председателя были ключи от храмов, в которых хранились государственная казна и государственная печать.
Основная функция Совета заключалась в подготовке дел для народного собрания, их предварительном обсуждении и вынесении решения — пробулевмы. «И народ ни по какому вопросу не может вынести постановления, если об этом не состоялось предварительного заключения Совета или если этого не поставили на повестку пританы» (Аристотель. Афинская полития. 45, 4) (рис. 5).
В систему защиты демократии и прав гражданина входил суд присяжных (гелиэя). Судьями могли быть граждане не моложе 30 лет, общее число их составляло 6 тысяч. Суд делился на 10 палат — дикастериев по 501 человеку (остальные — запасные). Когда читаешь «Афинскую политию», поражаешься, с какой тщательностью была организована работа гелиэи на всех ее этапах, как она была продумана до мелочей, начиная с распределения дел между дикастериями — по жребию во избежание подкупа. Не менее поражает и та детальность, с которой Аристотель описывает все эти помещения, ящики с буквами, трости разного цвета, желуди, бронзовые кубки, камушки, сосуды, клепсидры и т. д. (Аристотель. Афинская полития. 63-69). Судебный процесс был построен на основе состязательного принципа. Судьи выслушивали истца, ответчика и свидетелей и выносили приговор. Не было ни прокуроров, ни защитников, каждый должен был выступать сам, но в случае необходимости мог заказать речь профессиональному оратору (логографу) и выучить ее. Дело считалось решенным, если за приговор подавало голос более половины членов дикастерия. Наказания включали штраф, конфискацию имущества, лишение гражданских прав, изгнание, смертную казнь (рис. 6).
Помимо чисто судебных дел, на гелиэю была возложена чрезвычайно важная функция, входившая в систему охраны демократического строя: рассмотрение жалоб на противозаконие (γραφή παρανόμων) и заявлений о том, что предложенный закон непригоден (γραφή νόμον μή έπντήδειον θεΐναι).
Каждый гражданин имел право выступить в народном собрании с заявлением о том, что поступившее предложение либо уже принятый закон или псефисма противоречат закону. Действие обжалован-

47

ного закона прекращалось, и вопрос передавался в гелиэю, которая после тщательного разбирательства выносила решение. В любом случае следовало наказание: или гражданина, необоснованно возбудившего дело, — за сутяжничество, или гражданина, по инициативе которого закон был принят (вплоть до смертной казни).

Рис. 5. Аристотель. Римская копия с греческого оригинала IV в. до н. э. [Musiolek Р., Schindler W. Klassisches Athen. Leipzig, 1980. S. 75]

Еще одной гарантией сохранения демократии служила сложная процедура принятия новых законов. В государственном праве и практике Афин различались законы (номой) и решения экклесии (псефисмы), которые носили каузальный характер. В начале каждого года в экклесии решался вопрос, возникла ли необходимость в пересмотре старых и принятии новых законов. В случае положительного ответа следовала сложная процедура: обсуждение в Совете, экклесии, гелиэе, при этом тексты предлагаемых новых законов выставлялись на агоре для всеобщего ознакомления, написанные на больших досках (следует отметить, что процедура введения новых законов с течением времени претерпела изменения).

Рис. 6. Клепсидра - водяные часы, по которым измеряли время выступления ораторов. Реконструкция [The Athenian citizen. Prepared by M. Lang. Princeton, 1960. Pict. 26]

Теперь обратимся к администрации — чиновникам, как сказали бы сейчас. Непосредственное управление различными сферами жизни осуществляли должностные лица, которые (за небольшим исключением) избирались экклесией по жребию сроком на один год, работали они

48

коллегиально. Исключение составляли военные должности, прежде всего 10 стратегов — важнейших (наряду с архонтами) магистратов, которые избирались поднятием рук, поскольку исполнение их обязанностей требовало определенных знаний и навыков. Только военные должности разрешалось занимать несколько раз. В обстановке постоянных войн коллегия стратегов сосредоточила в своих руках важнейшие вопросы политики, а не только руководство военными делами. Стратеги — не единственные военные магистраты, им помогали командующие гоплитами — 10 таксиархов и конницей — 2 Гиппарха.
К высшим магистратам относилась также коллегия девяти архонтов — древнейший государственный орган. Впоследствии, с развитием демократии, их значение было в значительной степени ограничено, но звание архонта оставалось всегда высоким и священным. Все вместе, в виде коллегии, архонты выступали редко, обычно же эпоним, царь, полемарх и 6 фесмофетов действовали отдельно. В их компетенцию входили преимущественно судебные и религиозные дела. По имени первого архонта (архонта-эпонима) обозначался год. Второй архонт — басилевс, имел верховный надзор за всеми государственными культами, он обладал также судебной властью в религиозных делах. Третий архонт — полемарх сохранил лишь немногие функции своего прежнего значения верховного полководца. Он охранял семейные и иные права негражданского населения Аттики, главным образом метеков. Остальные 6 архонтов, носивших общее название фесмофетов, производили пересмотр действующих законов, имели полномочия назначать, какие судебные комиссии по какому делу должны творить суд, к ним поступали жалобы, они назначали к рассмотрению частные иски (о дурном обращении с родителями, сиротами и др.).
С течением времени возросло значение финансовых магистратур, состоявших из нескольких коллегий: 10 полетов, которые заключали арендные контракты, устраивали торги на разработку рудников, продавали с аукциона имущество преступников; 10 аподектов, следивших за поступлениями в казну и выдававших магистратам положенные суммы денег; 10 логистов, осуществлявших контроль за финансовой отчетностью.
Целая сеть коллегиальных магистратур охватывала управление городом Афинами и их торговым портом Пиреем. 10 астиномов следили

49

за чистотой улиц; специальные чиновники отвечали за соблюдение многочисленных правил рыночной торговли: 10 — за качество товаров, 10 — за правильность мер и весов, 10 — за цены; 10 портовых попечителей наблюдали за торговыми пристанями и должны были заставлять торговцев две трети из привозимого хлеба доставлять в город. Коллегия одиннадцати имела в своем ведении содержащихся в тюрьме узников и подвергала смертной казни воров и охотников за рабами. Были докладчики по всякого рода тяжбам, делам об оскорблении, о рабах, вьючных животных и по многим другим. Аристотель весьма подробно перечисляет многочисленных чиновников, общее количество которых, как полагают, доходило до 700. По истечении срока магистраты отчитывались в экклесии и Совете, их деятельность подвергалась строгой проверке и за злоупотребления властью они несли наказание.
Таково в самых общих чертах государственное устройство Афин. Оно предусматривало широкое участие граждан, включало ряд мер против злоупотреблений, коррупции и защищало демократический строй. Эффективность этой системы обеспечивалась благодаря оплате отправления должностей и участия в работе экклесии, Буле и гелиэи. Оплата вводилась постепенно, первым установил оплату судей Перикл, в начале IV в. до н. э. стали оплачивать дни, проведенные в народном собрании. Вместе с тем несомненно, что далеко не все граждане могли регулярно участвовать в заседаниях народного собрания, особенно крестьяне, жившие вдали от Афин. Кворума не требовалось, и только для немногих особенно важных дел, когда голосовали тайно, для признания законности решения было необходимо присутствие не менее 6 тысяч человек. Вопрос о численности населения Афин и, соответственно, о количестве граждан оживленно обсуждается из-за состояния источников еще с конца XIX в. Наметившаяся в последнее время тенденция уменьшать цифры вызвала возражения ряда ученых (ср. работы Синклера, Хансена, Родса).
Нашему современнику административная система Афин может показаться ужасающей (множество коллегий, члены которых избирались по жребию сроком на один год без права повторного избрания). Но этот недостаток компенсировался отчасти простотой дел. К тому же многие граждане имели опыт работы в других коллегиях в предшествующие годы.
Для того чтобы прямая демократия могла функционировать, а народное собрание исполнять роль высшего органа власти,

50

необходимо было четкое формулирование и неукоснительное проведение в жизнь некоторых основополагающих принципов. Самое основное для греков, что выделяло их из всех остальных жителей ойкумены, — это то, что они (как считали сами) жили в условиях свободы и равенства. В этом отношении греческая концепция в значительной мере совпадает с современными. С точки зрения политологии, демократия определяется двумя основными чертами — свободой и равноправием. Современное понятие свободы обычно сопоставляется с древнегреческим термином «элевтерия», равноправие — с «исономией». Не касаясь здесь всех сложных вопросов, связанных как с современным толкованием понятия свободы, так и с его древнегреческим эквивалентом, отметим только то, что представляется наиболее важным. Термин «элевтерия» имел три значения, отвечающих трем уровням организации общества: 1) в социальном смысле элевтерия противостояла рабству (дулейя), отражая главное противостояние античного общества: свободный — раб; 2) в международно-правовом смысле элевтерия означала свободу данного полиса (безотносительно его политического строя), возможность самостоятельного существования; в этом смысле понятие «элевтерия» могло смыкаться с другим понятием — «автономия»; 3) в конституционной сфере, в аспекте политической организации полиса.
«Вы, говорят, выше всего ставите свободу и равенство» — так определял перс Артабан (по словам Плутарха) статусное отличие грека от варвара-перса, жившего в монархической державе (Плутарх. Фемистокл. 27).
Формами проявления свободы в условиях демократического государства древности являются два основополагающих принципа: исономия (принцип политического равенства граждан, возможность для всех их использовать свои политические права) и исегория (равенство слова, равное право на свободу речи, выражение своего мнения). Вот как говорит Геродот устами одного из персов в знаменитом споре о формах правления, их преимуществах и недостатках: «Что до народного правления, то оно прежде всего обладает преимуществом перед всеми другими уже в силу своего прекрасного имени — "исономия". Затем народ-правитель не творит ничего из того, что позволяет себе самодержец. Ведь народ управляет, раздавая государственные должности по жребию, и эти должности ответствен-

51

ны, а все решения зависят от народного собрания. Итак, я предлагаю уничтожить единовластие и сделать народ владыкой, ибо у одного народоправства все блага и преимущества» (Геродот. III, 80).
Все граждане, независимо от своего имущественного положения, в равной мере и богатые, и бедные обладали одинаковыми политическими правами. Сошлемся еще раз на древних: «Богатству преимуществ здесь не дают, права у бедных те же» — свидетельствует трагик V в. до н. э. Еврипид (Еврипид. Просительницы. 403 слл.). Реализация свободы индивида в обществе осуществлялась через демократическое понятие равноправия. Показательно, что первоначально подобная идея была чужда грекам, ее необходимо отнести к числу бесспорных достижений народовластия, провозгласившего равенство в государстве между людьми, которые по природе не были равны.
Исономия означала равенство в политических правах, равноправие. Сам термин уже прочно ассоциировался с демократическим строем, причем не любым, а с конкретным — афинским. Отголоски эволюции содержания понятия «исономия», следы ее разной трактовки сохранились в трудах Платона и Аристотеля в виде положения о двух видах равенства, которые условно можно назвать элитарным и всеобщим, причем истинен только один из них — равенство среди меньшинства. Идея исономии, провозглашенная сторонниками народовластия, если присмотреться повнимательнее, не исключала конфронтации между гражданами, обладающими одинаковыми политическими правами, и проявлялась она в противопоставлении массы элите.
Поскольку перед нами рабовладельческое общество и политические теории в Греции (Платона, Аристотеля) признавали рабство естественным институтом, понятие «права человека» в современном его толковании к такому обществу неприложимо. Но поскольку существовали правовые нормы, оформленные в виде законов, они должны были быть гарантированы. Полис воспринимался современниками прежде всего как объединение граждан, созданное для обеспечения им благой жизни (Аристотель. Политика. III, V, 10-14,1280 а31-b40). Поэтому наше понятие «права человека» ограничивалось и подменялось понятием «права гражданина». Не говоря уже о рабах, закон недостаточно защищал права свободных неграждан. Что касается граждан демократических полисов, в частности Афин, то они действительно имели целый комплекс прав.

52

Помимо тех основных прав, о которых говорилось выше, гражданин обладал еще множеством других. В Афинах для граждан существовала свобода предпринимательской деятельности. Участие в мелкой рыночной торговле и работа по найму у частных лиц считались для гражданина зазорными, но люди, располагавшие средствами, могли вкладывать их в морскую торговлю, давать деньги в рост, извлекать доход из разработки Лаврийских серебряных рудников, использовать рабский труд в ремесленных мастерских и своих поместьях.
Государство было открытым, в Афины свободно приезжали жители других полисов и негреческих областей Средиземноморья. Сами афиняне могли ехать куда угодно не только по государственным, но и по частным делам. Срок их пребывания за границей никто не ограничивал, никто не требовал от них отчета по возвращении домой. Чужеземцу, пожелавшему поселиться в Афинах на время или навсегда, предоставлялся статус метека (с соответствующими правами и обязанностями).
Гражданина нельзя было казнить без суда (Лисий. XXII, 2). В частности, одно из обвинений в адрес тирании тридцати — казнь граждан без суда (см., напр.: Лисий. XII, 82-83). Категорически запрещались пытки граждан согласно закону, принятому, по всей видимости, после изгнания Писистратидов (Андокид. I, 43).
Неоднозначной оценки заслуживает право любого гражданина возбудить дело по обвинению в антиобщественных и антигосударственных преступлениях. Это право как будто способствовало политической активности граждан, но вместе с тем влекло за собой опасность их чрезмерного рвения. Подобная практика порождала доносчиков-сикофантов, которые, прибегая к шантажу и вымогательству, могли привлечь к суду невиновного.
Источники совершенно определенно свидетельствуют о неприкосновенности жилища. Когда Демосфен захватил Антифонта, который обещал македонскому царю Филиппу сжечь афинские верфи, то Эсхин (как рассказывает Демосфен) обвинил Демосфена в том, что тот при демократическом строе творит ужасные дела, входя в чужой дом, не имея на то псефисмы, и таким образом добился освобождения Антифонта (Демосфен. XVIII, 132). Неприкосновенность распространялась и на собственность. Согласно Аристотелю, «архонт сейчас же по вступлении в должность первым

53

делом объявляет через глашатая, что всем предоставляется владеть имуществом, какое каждый имел до вступления его в должность, и сохранять его до конца его управления» (Аристотель. Афинская полития. 56, 2).
Этот закон известен в Афинах, вероятно, уже с VI в. до н. э., и твердое соблюдение его было, возможно, одной из причин того, что даже в наиболее критических ситуациях Афины миновали те кровавые события, которые знали другие полисы, когда проводились в жизнь знаменитые лозунги: «передел земли и кассация долгов».
В этой связи представляется уместным упомянуть о докладе Г. Хермана «Честь, месть и государство в Афинах IV в. до н. э.», прочитанном на симпозиуме в Белладжо. Отмечая стабильность афинского общества, необычную на фоне других полисов, автор видит одну из причин этого в значении, которое идея непротивления насильственными средствами разного рода оскорблениям имела на уровне массового сознания.
Наконец, скажем о праве афинянина преследовать по закону магистрата, который нарушил его права. В течение трех дней после сдачи должностным лицом отчета гражданин мог потребовать нового отчета и не только по государственному, но и по частному делу. «Он пишет на выбеленной дощечке имя свое, имя обвиняемого и проступок, в котором его обвиняет; обозначает также наказание, которое находит для него нужным». Если обвинение признается справедливым, оно передается судьям (Аристотель. Афинская полития. 48, 4-5). Более того, можно было возбудить судебное дело не только против магистрата, но и против самого полиса. О подобном процессе рассказывается в написанной Лисием «Речи в защиту имущества Аристофана, произнесенной в процессе с государственным казначейством».
Гарантией осуществления прав гражданина служил принцип абсолютного главенства закона. Именно этот принцип, по словам Эсхина, отличает демократию от олигархии и тирании: «Каждый должен отчетливо знать, что когда он входит в здание суда, чтобы судить дело о противозаконии, он в этот день будет подавать голос за свою свободу слова. Именно поэтому законодатель в присяге судей первым поставил следующее: "Я буду голосовать в соответствии с законами". Ведь он хорошо знал, что если соблюдаются законы в государстве, то и демократия сохраняется» (Эсхин. III, 6). Еще более

54

четко эта мысль звучит в другой речи Эсхина: «Вы хорошо... знаете, афиняне, что безопасность граждан демократического государства и его политический строй охраняют законы» (Эсхин. I, 5). «Законы у вас обладают силой, и вы сильны благодаря законам» — так лаконично сформулировал этот принцип Демосфен (Демосфен. XXI, 224).
Принцип свободы гражданина, естественно, не означал вседозволенности. Границы свободы были достаточно четко очерчены. Греки были убеждены, что личность может наиболее полно реализовать себя, лишь находясь в сообществе, человек признавался прежде всего существом политическим, гражданином. В таком случае неизбежно встает вопрос о том, как соотносились между собой индивид и коллектив. Для Аристотеля не было сомнений, что «даже если для одного человека благом является то же самое, что для государства, более важным и более полным представляется все-таки благо государства, достижение его и сохранение. Желанно, разумеется, и благо одного человека, но прекраснее и божественней благо народа и государства» (Аристотель. Никомахова этика. 1094 Ьb8 -11). Для Аристотеля не существует учения о благе индивида отдельно от учения о благе государства. Счастье, благо человека достигаются только в государстве. Показательна в этом отношении и клятва эфеба, приведенная в одной из речей оратора Ликурга: «Я всегда буду охотно прислушиваться к решениям правителей и буду повиноваться древним установлениям и другим, которые народ примет единодушно; если кто-нибудь нарушит установления или не подчинится им, я не допущу этого и буду защищать и один, и вместе со всеми» (Ликург. I, 77).
Вместе с тем в рамках данной системы необходимо было найти modus vivendi двух трудно совместимых положений: подчиненности индивида коллективу и личной свободы. Фукидид показал, каким путем разрешалась эта конфликтная ситуация: разграничивались две сферы — общественная, построенная на строгом подчинении части целому, и частная, в которой афиняне были независимы: «Свободные от всякого принуждения в частной жизни, мы в общественных отношениях не нарушаем законов... и повинуемся властям и законам» (Фукидид. II, 37, 30). Как сказал Аристотель, «добродетель гражданина, по-видимому, и заключается в способности прекрасно и властвовать, и подчиняться» (Аристотель. Политика. III, II, 7, 1277 а27).
Ярким примером реализации в жизни этих положений может служить поведение Сократа, который отрицательно относился

55

к афинской демократии, но занял свое место в строю, когда возникала необходимость сражаться за отечество. Осужденный на смерть, он отказался последовать советам друзей и учеников и совершить побег из тюрьмы, чтобы сохранить жизнь, так как считал, что должен безоговорочно повиноваться решениям государства.
Как и в современных концепциях свободы, в Афинах она тоже имела два значения: позитивное, т. е. свобода означала участие граждан в управлении делами полиса, и негативное, т. е. свободу от правительственных и иных ограничений, стесняющих индивидуальную свободу гражданина. Эту двойственность понимания свободы мы находим у Аристотеля, который связывает ее именно с демократической формой правления: «Основным началом демократического строя является свобода, — написано в "Политике". — По общепринятому мнению, только при этом государственном устройстве все пользуются свободой, ибо к ней, как утверждают, стремится всякая демократия. А одно из условий свободы — по очереди быть управляемым и править... Итак, одним из признаков демократического строя по признанию всех сторонников демократии является свобода. Второе начало — жить так, как каждому хочется; эта особенность, говорят, есть именно следствие свободы, тогда как следствие рабства — отсутствие возможности жить, как хочется. Итак, это второй отличительный признак демократического строя» (Аристотель. Политика. VI, I, 6-7, 1317 а40 - b15). Этот второй признак имеет в виду один из участников беседы о демократии в «Государстве» Платона. На вопрос о том, как установление демократии отразится на человеке, «который тоже приобретет демократические черты», он дает такой ответ: «Прежде всего это будут люди свободные: в государстве появится полная свобода... и возможность делать, что хочешь» (Платон. Государство. 557b). Та же мысль — у Фукидида: в Афинах «люди наслаждаются свободой... и каждому дана возможность устроить свою частную жизнь независимо» (Фукидид. VII, 69, 2).
Итак, «жить, как хочется» — один из фундаментальных принципов демократии. В современной терминологии это понятие, очевидно, следует определять как «гражданские свободы». И хотя некоторые политологи связывают рождение концепции гражданских свобод только с капиталистической стадией развития общества, не подлежит сомнению, что многие из них знали уже афинские граждане.

56

Данная особенность греческой демократии (достаточно органичное соединение коллективизма и индивидуализма) была отмечена Гегелем, который находил привлекательным совмещение личной свободы с общественной жизнью, где индивиды объединены общностью законов. Он видел в этом не примирение противоположностей, а их гармоничное сочетание. В период расцвета Афин личность не ощущала деспотической силы коллектива, а у граждан не была раздроблена коллективная воля (см. Гегель. Философия истории, 1932).
Что касается исегории, то она означала, что в рамках народного собрания любой гражданин мог выступить с любым предложением, критиковать любое должностное лицо, высказывать свое мнение по любому обсуждаемому вопросу. Понятие свободы слова имело множество аспектов, так как принадлежало к различным сферам частной и общественной жизни, однако если говорить о квинтэссенции понятия, то она заключалась в политической свободе слова. У афинян было гарантированное законом право высказывать в ходе политической дискуссии любое мнение и не нести за него наказания, даже если оно противоречило настроению большинства или кому-то угодно было трактовать его как подрыв демократии.
Данный принцип, который можно считать одним из выдающихся достижений античной демократии, был реальным фактором, и что особенно ценно, свидетельства об этом исходят из лагеря не только сторонников, но и противников демократии. В ироническом контексте и с явным гротескным преувеличением авторы, отнюдь не симпатизирующие власти демоса, признают исегорию отличительной чертой демократии. Так, Сократ в платоновском «Горгии», обращаясь к собеседнику, говорит, что не хочет лишать его возможности высказаться в городе, «где принята самая широкая в Греции свобода речи» (Платон. Горгий. 461е). Создатель Псевдоксенофонтовой «Афинской политии» упрекает афинян (кстати, совершенно необоснованно), что их свобода слова дошла до того, что ею наравне с гражданами пользуются метеки и даже рабы (Псевдо-Ксенофонт. Афинская полития. I, 12).
Яркую картину дебатов запечатлел Еврипид в «Оресте», показывая всю пестроту позиций и мнений при обсуждении вопроса, достоин ли казни убийца матери, мстящий за отца. Одни уклончивы,

57

другие совершенно определенны, доводы третьих возможно растолковать и «за» и «против». Сила одних — в искусно составленных речах, других — в честно высказанном мнении. Столь же разнообразны и предложения: здесь и тщательный анализ обстоятельств, но без вывода; совет заменить смертную казнь изгнанием; требование увенчать венком за славный поступок; решительный призыв к вынесению смертного приговора (Еврипид. Орест. 884 слл.).
Примером острой конфронтации при решении вопросов первостепенной государственной важности служат многочисленные диалоги в «Истории» Фукидида. Весьма показательно, что с их помощью «оформляются» любые внутренние и внешние конфликты как в демократических, так и в олигархических государствах, что свидетельствует о глубоком проникновении в политическое сознание афинянина идеи о том, что нет заранее заданного или определенного единолично мнения, что каждый постулат или акция не только могут, но и должны быть обсуждены с разных позиций. Этот принцип получил наиболее полное освещение в надгробной речи Перикла: «Мы не думаем, что открытое обсуждение может повредить ходу государственных дел. Напротив, мы считаем неправильным принимать нужное решение без предварительной подготовки с помощью выступлений с речами "за" и "против"» (Фукидид. II, 40, 2). Сходную мысль Фукидид вкладывает в уста афинянина Диодота: « И всякий, кто возражает против того, что речи — учителя дел, тот либо неразумен, либо преследует личные корыстные цели» (Фукидид. 111,42, 2).
Следует отметить, что отраженная в литературных произведениях, исторических трудах исегория имеет много доказательств существования и на практике. Более того, полисом были приняты определенные меры, чтобы провозглашенные постулаты подкреплялись соответствующими постановлениями. Плата за посещение народных собраний составляла как бы экономическую основу свободы слова, позволяла воспользоваться юридическим правом любому гражданину независимо от его имущественного положения.
Афинские политические деятели-профессионалы оставили свидетельства о том, что их долг как граждан — использовать дар слова на благо людям и полису, приносить им пользу. Теоретически целью словесных конфронтаций было выявление истины, правильным считалось такое положение, когда слова помогали делам, аномалией —

58

когда дела не получали предварительной апробации в речах или когда речи заменяли действия. Какой из элементов и когда должен превалировать — решала конкретная ситуация. Перикл в свое время инкриминировал спартанцам как традиционным антиподам афинян, что те не имеют обыкновения улаживать конфликты мирными средствами, предпочитая решать спор действием, силой оружия, а не речами, путем переговоров. Алкивиад же, призывая к походу в Сицилию, напомнил, что государство должно защищать себя скорее делами, чем словами (Фукидид. I, 140, 3; VI, 18, 6).
В IV в. до н. э. из-за обострения военной ситуации, особенно вследствие роста угрозы со стороны Македонии, соотношение слова и дела приобрело особый смысл. Демосфен, озабоченный организацией антимакедонской коалиции, постоянно возвращался к этой теме. Практика свободного состязания мнений по любому вопросу (к тому же, в отличие от выступлений в судах, политические речи не ограничивались во времени), постоянно развиваясь и совершенствуясь, доходила порой до абсурда. Обсуждение экстренных мер могло затягиваться до бесконечности, а когда решение принималось, нередко бывало уже поздно. Впечатляющим примером служит история с Олинфом. Когда вопрос об оказании ему помощи в борьбе с Филиппом был всесторонне обсужден и тщательно взвешен, помощь уже не потребовалась, так как македонский царь захватил город и разрушил его.
Таким образом, принцип соревнования, агонистики, пронизывающий все стороны жизни греков, выступал в политической сфере как свободное состязание мнений, оформлялся в виде права каждого гражданина на свою собственную точку зрения, права выбора из представленных предложений того, которое казалось ему наиболее убедительным.
Взглянем и на тех, кто выступал в роли высшего судьи, как мы бы сказали сегодня, творцов альтернативных политических программ, так как успешное управление государством зависит не только от профессионализма советников, но и от уровня политического сознания народа, к которому они апеллируют и чьи умонастроения довольно чутко улавливают.
Источники показывают, что у ораторов были серьезные претензии к народному собранию, они упрекали сограждан в том, что, соблазняясь выгодами сегодняшнего дня, афиняне не хотят заглядывать в будущее, отсюда — тяготение к речам, тешащим их самолюбие,

59

обещающим процветание и богатство, которые могут возникнуть как по мановению волшебной палочки, стоит лишь проголосовать за предложение того или иного оратора. Исократ саркастически комментировал: его компатриоты ведут себя так, словно услышали суждение не обыкновенных людей, а самих богов. К недостаткам демоса он относил легковесность и переменчивость суждений: мы «действуем так безрассудно, что по-разному решаем одни и те же вопросы в один и тот же день. То, что мы осуждаем до того, как приходим в народное собрание, за это мы голосуем, когда собираемся там, а немного времени спустя, когда уходим оттуда, снова порицаем принятые решения» (Исократ. VIII, 7, 52).
В судах обвиняемые часто стремятся сказать, что они тратили свои силы и средства на нужды полиса и сограждан в гораздо большей мере, чем это требовалось по закону, и поэтому если даже они виноваты, то заслуживают снисхождения. Подобные аргументы, ориентированные на то, чтобы показать, что обвиняемый старался помочь родному полису, насколько мы знаем, оказывали воздействие на судей. Твердое следование закону не всегда присутствовало в суде и аргументы ad hominem могли оказаться сильнее, что в конечном счете ослабляло юридическую систему демократии, ибо оказывать «благодеяния» полису богатые могли, естественно, больше, чем бедные.
Существовавшая в Афинах система имела как плюсы, так и минусы. В частности, едва ли следует безоговорочно считать благом принятие решений на своего рода массовых митингах, где атмосфера имела налет театральности. Актеров в театре и господствовавших в экклесии ораторов сближали профессиональные навыки, умение воздействовать на аудиторию, подчинять ее своему влиянию. Не случайно некоторые выступавшие перед народом ораторы брали уроки мастерства у актеров, как, например, Демосфен. Не следует упускать из виду, что достаточно сильной была эмоциональная связь оратора с аудиторией, выступающие апеллировали к господствующей системе ценностей, взывали не только к разуму, но и к чувствам слушателей. Однако риторика таила в себе опасность для народовластия. Ведь всегда существовала возможность необъективности оратора и присутствовавших. Последние, под впечатлением от красноречивости оратора, могли принять вопреки здравому смыслу не самые разумные предложения.

60

Аристократия в демократическом полисе

Демократия как государственная система вышла на историческую арену довольно поздно. Предшествовавшие периоды определялись практически полным господством аристократии. Даже в период тирании Писистрата ведущей силой в полисе оставался именно этот социальный слой: в конце концов сам Писистрат был выходцем из аристократов, да и его противники также рекрутировались в этом слое. Соответственно, первые руководители народа в процессе становления демократического режима также вышли из аристократии. Граждане, интересы которых они защищали, не принадлежали к слою, обладающему разработанной и четко выраженной системой политических, правовых и этических ценностей. Все известные нам понятия в этих сферах, как позитивные, так и негативные, были выработаны аристократией: арете (доблесть), демос, охлос и др. Проникновение аристократических понятий в демократическую идеологию наблюдается на примере даже исономии и исегории — важнейших принципов, краеугольных камней народовластия, которые первоначально характеризовали отношения только внутри аристократических кругов.
Проблема становления и функционирования демократической идеологии чрезвычайно сложна, и одной из причин этого является малое количество источников, которые могут быть использованы для ее исследования. Обращаясь к проблеме демократической идеологии, нельзя не назвать книгу С. Фаррар, которая возводит ее к идеям Протагора, Фукидида и Демокрита, рассматривая их в контексте современной названным мыслителям политической и интеллектуальной обстановки (Farrar, 1988). Впрочем, отнюдь не у всех антиковедов ее книга получила одобрение, в частности несогласие с С. Фаррар высказал Д. Обер в сборнике своих статей «Афинская революция: очерки о древнегреческой демократии и политической теории».
Тем не менее существуют убедительные доказательства того, что первым теоретиком демократии в мировой истории следует считать Протагора. Ему принадлежат мысли о существовании не только определенных законов в развитии общества, но и о значении вклада каждого индивида в формирование этих законов, об активной, а не пассивной роли личности в рамках государства, о возможности

61

наиболее полного самовыражения человека через общественную деятельность. Эта мысль четко высказана в так называемой «надгробной речи» Перикла — своего рода гимне афинской демократии: «Только мы одни считаем не свободными от занятий и трудов, но бесполезными того, кто вовсе не участвует в государственной деятельности» (Фукидид. II, 40, 2).
При реконструкции теории народовластия ученые сталкиваются с серьезными затруднениями, так как известны лишь ее отдельные элементы, но систематического изложения нет. К тому же немногие сохранившиеся высказывания принадлежат не признанным мыслителям, авторам продуманных концепций, а скорее политикам-практикам, ориентированным на конкретные ситуации, на прецеденты, связанные с функционированием полисных институтов, проведением тех или иных акций. Более или менее подробное описание афинского строя выходило из-под пера не сторонников демократии, а людей, в лучшем случае относящихся к ней скептически, а то и враждебно.
Благодаря их высказываниям мы располагаем информацией о том, что раздражало некоторые слои общества в демократическом режиме и делало его для них неприемлемым. Так, Платон категорически отвергал характерное для народовластия понятие свободы, он порицал «своеобразное равенство», уравновешивающее равных и неравных, т. е. равенство в политических правах людей, в других отношениях совершенно не равных. Его приводили в негодование отсутствие должного управления, вытекающее из принципа занятия магистратур по жребию, несоблюдение законов, подменяемых постановлениями (Платон. Государство. 557 слл.). Автор анонимного трактата о государственном устройстве Афин, придерживаясь сходного мнения, прямо связывал власть народа с корыстолюбием — стремлением занимать те должности, которые «приносят в дом жалованье и доход». К отличительным чертам демократии он относил «величайшую необразованность, недисциплинированность и низость» (Псевдо-Ксенофонт. Афинская полития. I, 3-5).
Греческие демократы не обошли вниманием враждебные им концепции. Поскольку собственной демократической идеологии в это время, как мы указывали, еще не существовало, демократические деятели постарались приспособить некоторые из аристократических концепций для своих нужд. Особенно активно включение

62

таких принципов в демократическую систему шло на раннем этапе ее развития. Демос заимствовал у аристократов, в частности, такой основной элемент народовластия, как понятие равенства. В среде «лучших» существовала социально-политико-этическая парадигма, объединявшая их в единое целое. Например, при ярко выраженной индивидуальности гомеровских героев они имели одинаковый набор добродетелей, который уравнивал их между собой. Это «равенство» в процессе демократизации афинского политического строя было расширено и распространено на более широкие круги гражданства. Конфликтные ситуации, связанные с процессом становления полиса, способствовали уменьшению этического значения понятия равенства и возрастанию политического. Качественный скачок в трактовке этого понятия произошел тогда, когда набравшая силу демократия воспользовалась лозунгами враждебного ей слоя, окончательно приспособив их к своим целям.
Демократия сумела поставить себе на службу не только аристократические принципы, но и самих аристократов. Представители слоя, в основе своей враждебного демократии, находились у истоков народовластия, создавали его конституцию, устраивали и защищали ту систему, которая стала для античности наиболее ярким и типичным образцом демократической республики. Метаморфозы поведения аристократии зависели от тенденций развития демократии, модификации ее структуры. Усилившееся влияние демоса сначала заставило знатные роды считаться с ним, в своих междоусобицах использовать в качестве союзника. Выход демоса на арену политической борьбы, приобретенный им опыт способствовали переориентации в развитии афинского государства, достаточно выгодного и представителям аристократии, отдавшим свои знания и энергию для укрепления новых общественных отношений.
Уже на самых ранних этапах становления государственного строя в Афинах существовало понятие простата (предводителя), имевшего определенную программу политики и опиравшегося для ее осуществления на народ. На протяжении афинской истории роль и функции предводителей существенно менялись. Показательно, что вначале простаты народа (той части населения, которая не принадлежала к высшей прослойке) консолидировались с ним скорее в силу сложившейся ситуации, политической необходимости, нежели каких-либо иных побуждений. Возвеличенный демократами последующего вре-

63

мени, Солон в своих элегиях сообщает, что сумел удержать в нужных границах демос, в среде которого процветают зло и междоусобицы. Тиран Писистрат, слывший рьяным приверженцем демократии, когда получил власть, принял все меры к ограничению власти народа, переключению его активности в частную сферу. С этой целью он охотно снижал налоги, выдавал ссуды для сельскохозяйственных работ, упорядочил судопроизводство — и все это делал для того, чтобы граждане не концентрировались в городе и, «пользуясь средним достатком и занятые своими личными делами, они не имели ни желания, ни досуга заниматься общественными» (Аристотель. Афинская полития. 16, 1-6). Почитаемый наравне с Солоном как основатель афинской демократии, Клисфен обратился за содействием к народу лишь тогда, когда почувствовал, что побеждают его противники из соперничающих родов.
Таким образом, выходцы из среды «лучших», такие как Солон и Клисфен, выступали инициаторами реформ, которые в конце концов и создали демократию в Афинах. С блеском и мощью афинской державы навсегда связано имя Перикла — отпрыска знатного рода. Благородное происхождение имели Мильтиад и Фемистокл — прославленные полководцы греко-персидских войн, победители сражений, решивших судьбу Греции, спасших ее свободу и независимость. Весьма знаменательно, что Аристотель, как бы подводя итоги истории Афин, видит в ней череду сменяющих друг друга простатов, начиная с Солона и кончая Клеоном (Аристотель. Афинская полития. 28, 2).
Необходимо учитывать то обстоятельство, что происходившие из аристократии политические лидеры пытались служение демократии сделать ступенью к собственному возвышению. Эта несоединимость объективных условий и личных побуждений неизбежно приводила к конфликту между государством и политиком, что в классический период, когда гражданская община была уже достаточно едина и сильна, почти всегда завершалось падением личности. (Проблема политических лидеров афинской демократии исследована в отечественном антиковедении Э. Д. Фроловым в кн. «Парадоксы истории». С. 164-181.) Уже в древности, особенно в литературе антидемократического направления, распространилось представление об особой нетерпимости афинского демоса к прославленным мужам. В качестве примера сошлемся на Плутарха, который, объясняя остракизм

64

Фемистокла, писал: «Так афиняне обыкновенно поступали со всеми, могущество которых они считали тягостным для себя и несовместимым с демократическим равенством» (Плутарх. Фемистокл. 22, 4).
Для V в. до н. э. характерна тесная и органичная связь между лидером и массой. Наиболее ярким примером может служить, естественно, Перикл, который не только пользовался небывалой популярностью у демоса, но совершенно сознательно проводил реформы, укрепляющие народовластие, создающие для политической активности демоса прочный экономический, социальный и политический фундамент. Аристотель отмечает, что благодаря Периклу «простой народ почувствовал свою мощь» (Аристотель. Афинская полития. 27, 1). В похвалу Периклу ставилось умение не идти на поводу у народного собрания, а управлять им во благо демоса и полиса, убеждать и настаивать на своем, используя высокий личный авторитет и безупречную репутацию (Плутарх. Перикл. XV).
Пик политической активности аристократии в Афинах приходится на VI-V вв. до н. э. В это время некоторые выходцы из аристократии, ставшие на позиции демократии, достигали беспрецедентного влияния на дела родного полиса. Оценивая сложившуюся при Перикле форму правления, Фукидид заметил: «По имени это была демократия, на деле власть принадлежала первому гражданину» (Фукидид. II, 65, 9). В источниках Перикл восхваляется за мудрую политику золотой середины, совпадавшую с умонастроениями значительной части афинского общества. В государстве, экономически процветающем, обладающем огромным политическим авторитетом, все граждане имели равные права, но во главе стояла группа людей, профессионально подготовленных к занятиям такого рода, в результате чего проводимые ими акции носили продуманный и целенаправленный характер.
За Периклом следовала галерея государственных деятелей, утративших, по мнению античных авторов, эти драгоценные качества. Их тесная связь с волей народа не вызывала сомнений, но осуждался характер отношений. Политиков все чаще обвиняли в том, что они всячески угождают толпе, потворствуя ее низменным страстям, стремясь во что бы то ни стало добиться благосклонности народного собрания. Именно тогда начал формироваться стереотип плохого оратора, ассоциирующийся с беспринципным лидером, потакающим невежественному народу, корыстолюбивому, озабоченному не бла-

65

сом полиса, а извлечением из общественной деятельности прежде всего выгоды для себя. У Фукидида воплощением такого лидера стал Клеон, «наглейший из граждан», но пользовавшийся «величайшим доверием народа» (Фукидид. III, 36, 6).
В IV в. до н. э. основная часть традиционной аристократии отходит от непосредственной практической деятельности для того, чтобы влиять на политику уже в роли наставников, разрабатывавших планы наилучшего образа правления, все дальше отстоявшего от демократического.
Афинская демократия словно перенесла со сцены в жизнь один из основных законов греческой трагедии: расцвет неизбежно несет в себе семена гибели, и победа оборачивается поражением. Апогей народовластия был одновременно и временем его раскола на умеренное и радикальное течения. Признанным лидером первого был Перикл, второе возглавил Клеон — личность и государственный деятель совершенно иного характера. Сын кожевника, он был первым представителем той общественной группы, которая получила название демагогов. Первоначально это слово не имело одиозного значения и означало буквально «вождь народа», однако постепенно оно стало ассоциироваться с предводителями прежде всего охлоса (толпы). Аристотель характеризует демагогов как людей, «которые более всего хотели показать свою кичливость и угождать вкусам толпы, имея в виду только выгоды данного момента» (Аристотель. Афинская полития. 28, 4). Политические деятели, выражавшие интересы беднейших слоев, требовали увеличить выплаты пособий, расширить участие охлоса в управлении полисом, проводить более активную политику экспансии и более жесткую — по отношению к союзникам.
Что касается охлоса, то само это понятие со временем приобретает однозначно негативный смысл и, получив антидемократическое содержание, используется в антидемократической пропаганде. Весьма красноречивое свидетельство представляет полемика Демосфена и Эсхина: оба оратора обвиняют друг друга в том, что политический оппонент воспринимает афинских граждан как охлос.
Очевидно, именно этот период и стал переломным в истории сотрудничества народа и знати. Расколотая ранее на две части аристократия, представители которой и упорно боролись с демосом, и поддерживали его, становится политически более гомогенной, постепенно отходя от власти. Не случайно после смерти Перикла

66

в Афинах произошло два олигархических переворота, да и в дальнейшем демократия не была уже столь монолитной и могущественной: она подвергалась критике не только из лагеря противников, но и из своих рядов.
Сейчас вряд ли у кого-нибудь вызовет возражение утверждение об изменении характера афинской демократии с середины V в. до н.э., связанном с появлением «новых политиков» — лидеров неаристократического происхождения. Феномен «новых политиков», выявленный У. Р. Коннором для времени Пелопоннесской войны, окончательное оформление получает в IV в. до н. э. Здесь следует сослаться на К. Моссе, которой просопографический анализ позволил выявить «политический класс» (οι πολιτευόμενοι) — совокупность лиц, игравших определенную роль в политической жизни в качестве ораторов, стратегов, финансовых магистратов, т. е. всех тех, кого можно причислить к элите.
Итак, наличие у демоса предводителей и их роль в политической жизни полиса показали невозможность реализации положения о том, что каждый гражданин может и должен управлять государством. Выходцы из древних родов, первые вожди народа, сформировали уважение к благородству происхождения и тем качествам, которые входили в аристократический этос. Формально равные остальным гражданам, они тем не менее оказывали на политику полиса гораздо большее влияние, чем массы рядовых граждан. Тем самым к аристократии вполне приложима знаменитая фраза Дж. Оруэлла о том, что среди равных есть такие, которые «равны больше других».
Благородство происхождения и соответствующие ему нормы поведения имели существенное значение, нередко определяя позитивное отношение массы к лидеру. Нельзя игнорировать стремление ораторов подчеркнуть свою причастность к аристократам и их добродетелям. Лишь позднее лидеры нового типа, выходцы из среднего слоя, сломали этот стереотип, да и то, пожалуй, не до конца.
Афинская демократия представляет выдающееся явление в истории человечества. Сознательная ориентированность на привлечение к политике всех граждан, полная подотчетность всех органов управления народному собранию, суверенитет экклесии, приоритет законов — основные черты этой системы. Даже противник демократии, так называемый «Старый олигарх» — анонимный автор Псевдоксенофонтовой «Афинской политии», написанной во второй половине

67

V в. до н. э., по его собственным словам, не одобряя государственного устройства афинян, должен был признать, что «они удачно сохраняют демократию» (Псевдо-Ксенофонт. III, 1).
Сказанное не исключает признания за афинской демократией целого ряда черт, которые, (что естественно для раннеклассового общества) могут свидетельствовать об известной неразвитости фундаментальных социальных принципов, о сословно-классовой и государственной ограниченности античной демократии, об исторической ущербности и неполноценности этой столь привлекательной формы. К числу таких черт в Афинах можно отнести, в частности, ряд весьма показательных коллизий: демократической гражданской массы с ее аристократическими лидерами, прокламирования и осуществления принципов свободы для собственных граждан с утверждением и обоснованием рабства для чужеземцев (варваров) и проведением откровенно империалистической политики в отношении как варварской периферии, так и родственных эллинских городов (Фролов, 2004. С. 156).
При всем демократизме афинской политической системы нет никаких оснований говорить о реальных возможностях для каждого гражданина оказывать активное влияние на принятие решений, связанных с государственной политикой. Масса юридически однородных субъектов, управляющих Афинами, распадалась на две неравные по численности группы. Представители одной из них имели сложившуюся репутацию, технику красноречия, позволяющие действительно состязаться во мнении. Они обычно проходили специальное обучение ораторскому искусству, а некоторые даже шлифовали свое мастерство у актеров. Представители другой (их подавляющее большинство), в сущности, слушают и поддерживают импонирующие им выступления, отвергая те, которые не приходятся им по нраву; недаром в источниках оратор противопоставляется массе. А это означает, что законы функционирования политической свободы слова следует искать в среде профессиональных политиков, а не всего полисного коллектива. Провозглашенный демократией принцип участия каждого гражданина в политической жизни и в управлении государством на практике выглядел несколько по-иному. Политику полиса, хотел этого демос или нет, все же определяли профессионалы, деятельность которых корректировалась народным собранием (иногда удачно, но отнюдь не всегда).

68

Имеет смысл теперь посмотреть, как решалась в Афинах проблема, неизбежно встающая при любом государственном строе и в любую эпоху: соотношение части и целого, локальных интересов и нужд общегосударственного масштаба, индивида и общества. Выдвинута гипотеза, что на теоретическом уровне она была разработана Демокритом, у которого необходимость упорядоченности гражданского сообщества выступает одновременно и социальной, и космической реальностью, так как человек — часть природы. Следовательно, принцип государственного образования и основы поведения каждого его члена подчинены универсальному закону, единому для всего мира и называемому атомизмом. Нормы, выведенные Демокритом для существования, движения и соединения частиц, проецируются на жизнь людей. Так как движение идет от общего к частному, от космогонии к политике, то порядок в государстве, его организация — это данность, изначально присущая как вселенной, так и человеческому сообществу.
Вся внутриполисная политическая жизнь в период расцвета демократии выглядит в конечном счете как цепь компромиссов и соглашений, выработанных для взаимодействия аристократии с демосом, жителей сельских округов с их специфическими интересами — с населением Афин и Пирея. Несмотря на явное подшучивание над сельским населением, его привычками и нравами в комедиях Аристофана, на отдельные случаи несовпадения интересов, городской центр и сельская округа находились в состоянии партнерства, а не конфронтации. Компромисс был найден прежде всего на почве религии — важнейшего элемента идеологии общества. Сельские религиозные праздники объединяли жителей определенных местностей, вместе с тем предполагалось их непременное участие в общеполисных церемониях типа Панафиней, Великих Дионисий, Элевсинских мистерий, носивших ярко выраженный религиозно-политический характер.
В литературе отмечалось, что концепция государства включает три элемента: территорию, народ и правительство. Но если в современном государстве прослеживается тенденция к отождествлению государства с правительством, то в античном полисе, особенно в демократических Афинах, правительство отождествлялось с гражданами прежде всего через народное собрание, т. е. в современном государстве правительство стоит над народом, тогда как в античном — граждане над правительством.

69

Античность не только оставила современному миру принципы демократии, но и показала, как они могут быть реализованы, насколько близко практика может приближаться к теории или удаляться от нее, какие коллизии следует считать изначально заложенными в народовластии и какие условия создают те или иные его модели.
Греческое народовластие, со всеми его взлетами и падениями, прозрениями и заблуждениями, гуманностью и жестокостью, свободой для одних и рабством для других, навсегда вошло в золотой фонд достижений европейской цивилизации. И сегодня в речи Перикла — этом гимне афинской демократии — мы находим поистине пророческие слова: «Мы будем предметом удивления для современников и для потомков» (Фукидид. II, 41, 4).

Подготовлено по изданию:

Маринович Л. П.
Античная и современная демократия: новые подходы к сопоставлению : учебное пособие / Л. П. Маринович. — М.: КДУ, 2007.- 212 с.: ил.
ISBN 978-5-98227-183-9
© Маринович Л. П., 2007
© Издательство «КДУ», 2007