Наша группа ВКОНТАКТЕ - Наш твиттер Follow antikoved on Twitter

144

 

с родными сестрами. Ульпиан (5, 6), как это следует из отрывка, помещенного в сборнике «Tituli ex corpore Ulpiani», считающемся эпитомой из «Институций» Гая, подтверждает это, уточняя, что некогда запрет простирался вплоть до четвертой степени родства, в то время как теперь берут жен из третьей степени. Отголосок таких представлений мы находим у Августина (De civ. dei, 15, 16).

Эти факты указывают на брачно-регулирующую функцию когнатского родства по материнской линии. Но те же функции присущи и когнатам по отцу. Это обстоятельство необходимо сопоставить с известным положением об экзогамии отцовского рода. Принимая и подтверждая вывод Веструпа о границе экзогамной группы примерно на уровне 6-й степени родства, можно, таким образом, полагать, что родственники шести степеней родства по отцу, как правило, и были gentiles, т. е. родичами, потому что они входили в род, gens. Примерно в том же духе, поддерживая тезис Веструпа, высказался, хотя и не аргументируя своего мнения Франчози [47].

Для большей ясности дальнейшего изложения нам приходится напомнить здесь о существовавшей в Риме системе родства и о римском принципе установления родственной близости. Римлянами учитывалась прямая линия родства (linea recta) и боковая (transversa, obliqua, collateralis). Прямая по восходящей идет к предкам, а по нисходящей— к потомкам. Боковые же линии идут от разных поколений восходящих родственников. Внутри каждой линии существует степень (gradus) родства, характеризующая его близость. Для определения степени родства между двумя лицами римляне высчитывали число рождений между ними. При определении степени родства по боковой линии нужно было прежде всего подсчитать число рождений (поколений) до общего предка, а затем число рождений (= поколений) от него по нисходящей [48]. 1-й степенью родства для человека были только его прямые родственники, т. е. его родители и дети, но даже родные братья и сестры — уже 2-й (Dig., XXXVIII, 10, 1, § 4; 10, § 13). При таком исчислении четвероюродные братья оказывались в 7-й степени родства, т. е. у предела экзогамной группы. Но судя по тому, что римское право все же касалось 7-й степени когнатов как родственников, можно думать, что институт когнатства охватывал большую социальную группу, чем род, который мог кончиться 7 степенью. Значит, понятие cognatio могло оказаться в обозначении родственников шире понятия gentillitas не только потому, что приложимо к родным и по отцовской и по материнской линии, но и потому, что cognati со стороны отца в случае, когда род не велик, не совпадают полностью с gentiles. Если gentiles, их родичи, могут кончаться на 6—7-й степени родственной близости, то в число cognati могут входить и более дальние родственники за 7-ой степенью. Это различие удержалось и было зафиксировано римскими юристами в условиях развития отношений частной собственности. Как показывают законы XII таблиц (V, 4; 5; 6; 7а), в случае смерти главы

---------------------

[47] Franciosi G. Clan gentilizio..., v. I, p. 96.

[48] См.: Хвостов В. Система римского права, ч. I. М., 1908, с. 90—91; табл. с. 93.

 

 
145

 

 
146

 

семьи при отсутствии прямого наследника или его психической неполноценности имущество переходит к агнатам. Но в тех же законах (V, 5; 7а) предписывается при отсутствии агнатов, способных получить наследство, передать его родичам, gentiles. Когнаты здесь не упоминаются.

Остановимся на агнатстве. О нем мы получаем сведения из юридических источников. У Гая (I, 165) сказано: «Агнаты — это связанные родством по мужской линии, как бы родственники по отцу, как например, брат, рожденный тем же самым отцом, сын брата и внук его, а также дядя по отцу (patruus), сын или внук его». В другом месте у Гая (III, 10) сообщается: «Агнатами же называются те, кто связан законным родством. А законное родство — это то, которое идет по мужской линии. И таким образом, братья, рожденные от одного отца, являются между собой агнатами, они называются также единокровными (consanguinei), и не требуется, чтобы у них была одна и та же мать. Таким же образом, дядя по отцу (patruus) — сыну брата (т. е. племяннику) и, в свою очередь, тот ему являются агнатами. Тем же образом братья от дяди по отцу (fratres patrueles) между собой, т. е. те, кто происходит от двух братьев, которых многие называют двоюродными (consobrini)». Заметим, что здесь очень четко подчеркивается именно отцовская линия родства. Агнатами могут быть братья (fratres), имеющие общих родителей, для которых у римлян было особое наименование. Гаем не употребленное, а именно germani; имеющие только общего отца, т. е. единокровные (consanguinei); наконец, двоюродные братья по отцу (consobrini); но ни в коем случае — одну лишь общую мать, т. е. uterini. Та же определенность терминологии прослеживается и в отношении дядей: фигурирует patruus, но не avunculus.

В Дигестах тоже упоминаются агнаты. В одном месте (Dig., XXXVIII, 10, 10, § 2) они соотнесены с когнатами: «Когнатами являются и те, кого закон XII таблиц называет агнатами, но они — когнаты по отцу из той же фамилии; те же, кто связан родством через женщин, именуются только когнатами». В другом месте (Dig., 16, 195, 2) они соотносятся с familia communi iure: «Фамилией общего права мы называем (семью) из всех агнатов; ведь если по смерти главы семьи ее члены (сыновья) образуют отдельные семьи, все же все, кто был под властью одного (pater familias), называются (принадлежащими) той же самой семье, происходящими из того же самого дома и рода».

Из приведенных данных безусловно следует, что агнатами являются дети и внуки некоего лица мужского пола, т. е. родственники в пределах трех-четырех степеней родства по прямой линии, а также его ближайшие родственники по боковой линии (брат, племянник, внучатый племянник, соответственно дядя по отцу, двоюродный брат и двоюродный внучатый племянник) в пределах до пяти степеней родства. Однако, согласно римским правоведам, в агнатскую группу входят не только кровные родственники по отцу, включая детей от разных жен, но и занимающие их место, т. е. адаптированные (Gai, III, 10; Dig., XXXVIII, 10, 10, §6; XXXVIII, 10, 10, § 63; XXXVIII, 8(9), § 4). Кроме

 
147

 

того, в числе агнатов были еще жены главы семьи, т. е. matres familias, находившиеся filiae loco, а также жены подвластных pater familias сыновей (Gai, III, 3) и незамужние дочери.

Итак, можно сказать, что агнаты представляли собой сложную по составу группу, а именно свободных членов римской familia, состоявших под властью главы семьи [49], а также его ближайших родственников по боковой линии с отцовской стороны, что в переводе на наши обыденные понятия означает братьев по отцу с их детьми, внуками, приходившимися соответственно друг другу двоюродными или троюродными братьями. Но оба этих организма, агнаты и familia, полностью друг с другом не совпадали, потому что жены были связаны агнатством лишь внутри семьи того pater familias, под властью которого они жили, кровные же родственники со стороны отца в пределах 6-й степени, дядя и кузен с потомками считались агнатами, будучи членами разных семей. Агнатская группа в узком значении состояла, значит, из большой семьи, охватывающей три-четыре поколения, а в более широком смысле — из близкородственных семей, которые в период классового строя составляли семью communi iure.

Различие этих двух групп нашло отражение в законах XII таблиц. Там об агнатах говорится пять раз (V, 2; 4; 5, 6; 7а; 76), причем упоминается и ближайший агнат (agnatus proximus): в случае смерти человека, не имеющего наследника (suus heres), его имущество получает ближайший агнат (XII; V, 4). Об определении ближайшего агната при наследовании говорится и в Дигестах (XXXVIII, 10, 10; XXXVIII, 10, 10, § 4). Это обстоятельство наводит на мысль о градации близости внутри агнатской группы. Термин «agnatus proximus» разъясняется в тех же Дигестах (38, 16, 12): им является сын. Отсюда вытекает вывод, что сыновья и были sui heredes и одновременно agnati proximi. По-видимому, первенствующее значение сына в качестве suus heres и agnatus proximus в эпоху Республики и Империи требовалось особо подчеркнуть, потому что жены в это время признавались наследницами (Gai, III, 3). Однако в упомянутом выше законе XII таблиц (V, 4) речь шла о случае, когда у умершего, по всей видимости, прямого ближайшего наследника, т. е. сына или внука, уже или еще не было. Кто же вслед за ним становился ближайшим агнатом? М. О. Косвен [50] определил ближайших агнатов как членов патронимии. Но этот вопрос, как нам кажется, более правильно решил К. Веструп в его фундаментальном труде, посвященном римской семье. В своем понимании ближайших агнатов он исходил из того, что в законах XII таблиц (V, 10) был зафиксирован иск о разделе наследства. Этот факт Веструп справедливо истолковал как указание на то, что раньше наследство после смерти отца не делилось. Это соображение он сопоставил с обнаруженным в 1933 г. фрагментом рукописи «Институций» Гая (III, 154в), где говорится: «Некогда ведь по смерти pater

---------------------

[49] Westrup С. W. Introduction to early Roman law. Comparative sociological studies. The patriarchal joint family, v. II. Joint family property, 1934, p. 80—81.

[50] См.: Косвен М. О. Семейная община и патронимия. М., 1963, с. 123.

 

 
148

 

lamilias существовало некое законное и одновременно естественное [т. е. основанное на естественном праве] сообщество, которое называлось ercto non cito, т. е. неразделенная собственность [dominium]. В этом сообществе братьев и прочих [лиц], которые по примеру этих братьев входят в это сообщество, происходило собственно так, что если один из сочленов отпускал на волю принадлежащего всем раба, то он [этим] предоставлял всем вольноотпущенника, и равным образом один [из сочленов], продавая общее имущество, делал его принадлежностью того, кто принимал [его] в собственность».

Из приведенного текста явствует, что первоначально после смерти главы семьи все его сыновья составляли некий консорциум братьев, сообща владевших семейной неразделенной собственностью. Ликвидации этого и служил введенный законом XII таблиц иск о разделе наследства (actio familiae erciscundae). Сыновья умершего главы семьи возглавляли новые фамилии и делили имущество. Если один из них умирал без наследников, его доля переходила к оставшимся в живых братьям (consanguinei). Веструп называет их агнатами 1-й категории. Иными словами, из его рассуждений вытекает, что ближайшими sui heredes, а значит, и ближайшими агнатами после смерти самого близкого, т. е. прямого наследника, сына или внука, становились родные братья умершего, т. е. члены большой отцовской семьи, а не патронимии. М.О. Косвен определил патронимию как группу близкородственных больших или малых семей. Поскольку в раннем Риме патронимия объединяла именно большие семьи, так как индивидуальных семей еще не было, вывод Веструпа применительно к раннему Риму нам кажется более правильным, чем вывод М.О. Косвена.

Весь материал источников, посвященный агнатским связям, свидетельствует о том, что агнатство было тесно связано с familia, с развитием семейной собственности, но учет его для реконструкции древнейшей эпохи необходим, потому что в агнатской группе проступает большая семейная община как часть более обширных родственных единиц, имевших общинный характер. Выделение агнатства в начале царского времени, вероятно, служило укреплению семьи.

Как же соотносятся члены агнатской группы со степенями родства? Если принять за точку отсчета некоего главу семьи (pater familias), то крайней степенью родственной близости будут внуки или правнуки его родных братьев. В соответствии с римской системой определения родства это составит 4-ю, реже 5-ю степень. Агнатские группы, возглавляемые двоюродными братьями нашего главы семьи, ограничатся для него 5-й степенью. Другие родичи, происходящие от его троюродных братьев, отдалятся от него до 6-й или 7-й степени Все они войдут в состав gentiles. В конкретной ситуации род мог включать и более далеких родственников, но мог и обрываться на уровне патронимий. О подвижности границ рода свидетельствует уже само колебание границы между 6-й и 7-й степенями, которое мы наблюдали в Дигестах.

Хотелось бы еще раз подчеркнуть, что в таком древнем юридическом памятнике, как законы XII таблиц, содержится определенная тер-

 
149

 

микология: последовательность родственной близости выражается словами agnati и gentiles, но не cognati, как можно было бы ожидать. Это подтверждает наше представление о том, что за терминами gentiles и cognati стоит разная социальная реальность. Значит, даже в древнейшую пору римской истории, до времени законов XII таблиц, именно принадлежность к gentiles, а не просто связь по крови, т. е. когнатство, имела социально-экономическое значение. А это еще раз подтверждает, что gens, членами которого были gentiles, входившие в патронимии, был носителем социально-экономических отношений, т. е. представлял собой организм общинного характера, был гетерогенной, отличной от эпохи раннего родового строя, но тем не менее общиной.

Этим gens начала царской эпохи отличался от gentes, существовавших в республиканское и императорское время, известных по античной традиции. Роды той поздней эпохи уже не составляли общин, а определялись лишь общностью имени да культов и сохраняли в общем экзогамию, хотя практически люди отходили от запретов на браки даже в границах шести степеней родства. Эти явления отражают усиление роли семьи в связи с утверждением частнособственнических начал, а также ослабление и трансформацию гентильных уз.

Содержание терминов gentiles, gens менялось. В качестве родичей и рода могли фигурировать и его ветви, обозначавшиеся не только номенами, но и когноменами, и очень отдаленные родственники, принадлежавшие одни к патрициям, а другие к плебеям, что позволяет думать о том, что степень их близости значительно отодвинулась от 7-й.

Поскольку римские законы обычно не отменяли прежних, в юридических текстах в эпоху классического римского права декларировался запрет на браки внутри родни 6—7-й степеней родства. Но этот запрет был фиксацией норм, коренящихся в далеком прошлом. Этот -барьер экзогамии был воздвигнут в силу биологических причин и вместе с тем отражал совокупность определенных условий социально-экономического развития. Ограничение круга gentiles диктовалось не только биологической необходимостью, которая выработала практику экзогамии, но и экономической, обусловленной количеством земли в условиях слабо развитого производства, что вызывало исключение «лишних» семей из рода, представлявшего собой общину. Подобное же положение известно в истории большой патриархальной домовой общины, или семьи, по определению Ж.Н. Ламберта, у ирландцев, которая называлась fine [51]. Там «лишние» семьи исключались из fine, границы которой строго охранялись. Это служило гарантией существования для членов в качестве землевладельцев. Выходившие за определенную степень родства семьи должны были искать новые земли для поселения, в противном случае они становились безземельными и зависимы-

---------------------

[51] Lambert J. N. Les origines de Rome a la lumiere du droit compare: Romulus. — In: Studi in onore di P. De Francisci, v. I. Milano, 1956, p. 346—347.

 

 
150

 

ми от родственников, сидевших на земле в замкнутых fine. Одним словом, римские ранние gentes, коллективы gentiles, были подвержены закону жизни общин периода разложения первобытного и складывания раннеклассового строя, т. е. закону охраны их замкнутости.

Но как же обстояло в таком случае дело с именем родственников, выходящих за пределы gens? Ведь в принципе к одному такому далекому, что он оказывался мифическим, родоначальнику могли возвести себя очень дальние родственники. Могли они носить и общее для всех его потомков имя. В связи с этим можно предположить разные варианты.

Итак, первое допущение состоит в том, что отпочковавшаяся в результате сегментации рода семья сохраняла прежний номен. В условиях же имущественной и социальной дифференциации в период замыкания римской общины семьи, которые не получали родовой земли, исключались тем самым не только из рода, но и из круга формирующегося гражданства, давая начало новым, но уже плебейским родам. Это могло быть одним из путей образования одноименных патрицианских и плебейских родов.

Второе допущение сводится к тому, что родня, не обеспеченная землей, оказавшаяся далеко за пределами 6-й степени родства, для тех, кто в тот момент входил в число patres familias, должна была, выселяясь на новые земли (иногда даже в колонии!) менять свое имя. По аналогии с ономастическим положением, складывавшимся в familia, отмеченным Э. Перуцци, можно думать, что ставшая «лишней» для рода семья давала начало новому роду, который получал номен от преномена главы отпочковавшейся семьи. Члены родов, формировавшихся таким путем, т. е. из разраставшихся семей, выпавших из первоначальных gentes, несмотря на потерю прежнего имени, вероятно, оставались для последних когнатами. Ведь разница номена не мешала наличию когнатских связей. Как мы уже отмечали раньше, когнатство объединяло людей по родству и с материнской стороны, а значит, с различными номенами. Но можно полагать, что среди людей, носящих разные имена, существовали когнатские связи и по отцовской линии. Доказательством отдаленного родства римских gentes, продолжавших жить за порогом царской эпохи, могут служить свойственные их членам представления о близости к одному и тому же особо почитаемому среди них божеству, чаще всего считавшемуся их предком, родоначальником. Подобные явления наблюдаются этнографами [52]. Так, еще в XIX в. группы албанских фисов почитали либо Георгия, либо Николая как своих патронов. Это истолковывается учеными как первоначальное единство группы родов.

В этой связи для Рима интересно отметить, что культ Геркулеса, как мы уже знаем, отправлялся Пoтициями и Пинариями, а Фабии по одной из версий вели от него свое происхождение. Эти данные безусловно говорят о древности упомянутых родов. Но они же позволяют

---------------------

[52] См.: Иванова Ю.В. Северная Албания в XIX— начале XX в. Общественная жизнь. М., 1973, с. 75—76.

 

151

 

думать, что все эти gentes произошли благодаря сегментации одного и того же первичного рода, причем семьи, оставшиеся за 6-й и 7-й степенью родства, получали новые имена.

Судьба вновь образовавшихся родов оказывалась с течением времени различной. Одни роды крепли, другие хирели. Этот процесс можно представить себе по Пoтициям и Пинариям. Согласно легенде, Потиции при установлении культа Геркулеса пришли к пиршественному столу раньше Пинариев и успели отведать внутренностей жертвенного животного. Поэтому Пинарии, по традиции, никогда не ели внутренностей от праздничных жертв. Вероятно, сначала существовал род Потициев, а отпочковавшийся от него или от общего ствола после него род Пинариев произошел от того pater familias, которого звали Пином. Его ближайшие потомки, возможно, звались Пиниями, а в следующих поколениях и ответвлениях — Пинариями.

Не исключено, что от того же ствола ответвились и Фабии, оказавшиеся наиболее сильным и устойчивым родом, в то время как Пoтиции впоследствии вымерли (Liv., I, 7), а Пинарии постепенно слабели и хирели, поскольку в Фастах [53] представитель этого рода встречается всего один раз под 472 г. до н. э. Далекое родство между Пoтициями, Пинариями и Фабиями было забыто, в памяти потомков осталось лишь воспоминание о генетических узах, сближавших эти gentes с популярным обожествленным героем. Можно при этом высказать предположение, что все три рода входили в состав одной и той же из трех родовых триб: Тициев, Рамнов и Луцеров.

Не будет ошибкой сказать, что именно второй вариант соответствовал периоду правления первых царей. Ведь в то время формировавшаяся римская община была заинтересована в росте народонаселения, и доступ в трибы и курии был открыт. Увеличению числа родов предела положено еще не было, тем более что римские gentes были тогда особенно подвержены опасности вымирания из-за болезней или войн (вспомним все тех же Фабиев или страшный мор, поразивший Рим в конце правления Ромула, — Plut, R., XXIV). Поскольку в начале царской эпохи римляне постоянно вели войны и расширяли ager Romanus, отпочковавшиеся от старых родов новые gentes имели возможность получать землю и полноценно функционировать в экономическом и, так сказать, «политическом» плане. Позднее с появлением в римском обществе плебеев, что произошло не ранее Анка Марция, «лишние» семьи, вероятно, предпочитали сохранять старый номен, который становился признаком престижности и реальным напоминанием о принадлежности к populus. Когда же число gentes дошло до 300, что имело место в конце царской эпохи при этрусских правителях, общность имени с патрициями перестала быть гарантией доступа в привилегированную организацию populus. «Лишние» пополняли ряды плебеев.

Количество родов в курия-х и трибах, а точнее внутри курий и триб,

---------------------

[53] См.: Бикерман Э. Хронология Древнего мира. М., 1975, с. 207.

 

152

 

на протяжении царской эпохи менялось. До поры до времени общество довольствовалось фиксацией числа основных, связанных с потребностями военного дела, социальных единиц, т. е. курий и триб, пока, наконец, не было закреплено и число принимаемых в трибы родов, что означало завершение формирования первоначальной замкнутой общины гражданского типа. Дальнейший рост римского населения за счет новых поселенцев, как правило, пополнял потом уже не ряды полноправных граждан, а плебеев. Но этот процесс относится к более поздней, начиная с Анка Марция и особенно к этрусской эпохе.

Итак, в Риме Ромула и Нумы гентильная организация была реальной действующей силой. Однако в распоряжении историка есть материал, свидетельствующий об усложнении социальных отношений. В общем, это было отмечено еще в классических трудах Нибура и Моммзена. Так, Г.Б. Нибур [54] говорит о существовании клиентов при Ромуле, когда царь назвал в качестве патрициев всего 1000 человек. Но обстоятельства возникновения института патроната — клиентелы, по мнению Нибура, не известны, как и самого Рима. Ученый считает клиентов чужаками по происхождению, но при этом принадлежностью рода. Он описывает клиентелу на примерах эпохи Республики и противопоставляет клиентов плебеям, стоящим вне родов. Т. Моммзен [55] считает клиентов несвободными людьми, принадлежащими семейным и родовым единицам. Однако власть господина в отношении клиентов не осуществлялась столь же легко, как в отношении рабов, в силу особых нравственных обязательств. Из клиентелы, по убеждению Моммзена, возник плебс. Таким образом, формирование клиентелы оказывается все же более ранним, чем плебса.

Обзор мнений, касающихся клнентелы, привел в своей книге Ю. Биндер [56]. Сам он рассматривает клиентов как зависимых, наподобие крепостных, и возражает против того, что плебс вышел из клиентелы. Патрициев, клиентов и плебеев он считает разными классами. Но в центре его внимания — республиканское время.

В науке был поставлен еще важный вопрос о том, чем занимались клиенты. Так, В. Инэ отмечал, что они были зависимыми, крепостными земледельцами. В общем, этот взгляд можно считать преобладающим. Его придерживались К. Нейман, Эд. Мейер и др. В советской историографии проблемы клиентов касались преимущественно в работах общего характера [57], где этот институт главным образом лишь описывался. Много уделено внимания клиентеле в монографии Л.А. Ельницкого [58]. Он рассматривает ее в ряду других форм зависимости и:

---------------------

[54] Niebuhr G.В. Römische Geschichte. Berlin, 1853, S. 183, 184,

[55] Моммзен Т. История Рима, т. I, М, 1936, с. 60—61, 87.

[56] Binder J. Die Plebs. Studien zur römischen Rechtsgeschichte. Lpz., 1909, S. 202— 203, 206—208, 222—225.

[57] См.: Сергеев В.С. Очерки истории Древнего Рима, ч. I..M., 1938; Ковалев С.И. История Рима. Л., 1948; Машкин Н.А. История Древнего Рима. М., 1950.

[58] См.: Ельницкий Л.А. Возникновение рабства в Риме в VIII—III вв. до н. э. М„ 1964, с. 128, 141, 142.

 

 
153

 

отождествляет с зависимым сельскохозяйственным населением завоеванных Римом соседних территорий, аналогичным греческому сельскохозяйственному населению. Ученый подчеркивает, что и этнографические параллели (туареги Аира в XIX и XX вв.) позволяют сказать, что примитивные отношения господства и подчинения порождали клиентелу, мало отличающуюся от патриархального рабства и похожую на крепостную зависимость.

Специально на клиентеле остановился в своей книге Ф.М. Нечай [59]. По его мнению, клиентела зародилась вместе с возникновением города и делением его обитателей на патрициев и плебеев. В соответствии с взглядом этого ученого бедные сородичи составили плебс и вместе с тем клиентов.

Большое новое исследование клиентелы принадлежит Норберу Рулану [60], который делает ряд интересных наблюдений. Во-первых, он останавливается на этимологии слова «клиентела». Оно, как известно, связывается либо с clinere, либо с cluere, либо с colere. Наиболее распространенной является вторая этимология, подкрепленная авторитетом Т. Моммзена. Но современные этимологические словари высказываются менее категорично. Эрну-Мейе принимает во внимание clinere в смысле «опираться на», а Вальде-Хоффман — colere. Рулан присоединяется к А. Париенте в представлении о пути образования clientes от colere: colons (как первоначальная форма причастия настоящего времени от colere), дающее начало причастию colens и существительному colonus; синтезом этих форм явилось слово clientes: colentes> >cloentes>cluentes>clientes. Это филологическое обоснование согласуется с мнениями античных авторов (Isid., X, 53; Verg., Aen., VI, 609). Появление клиентелы Рулан считает необходимым связать с экономическим состоянием Рима. Вместе с тем он отмечает наличие своей клиентелы в современных африканских странах, а в италийской древности — у этрусков, самнитов, сабинян, что имеет аналогии с Галлией, Испанией, Британией и Грецией. Таким образом, римская клиентела возникла независимо от этрусков, значит, в доурбанистический период. Она явилась выходом из положения в условиях противоречий между правящей группой и теми, кто создавал благополучие Рима. Это было, по мнению Рулана, собственно римским синтезом. При этом своеобразие римской клиентелы заключалось в ее нескончаемости, в хронологическом постоянстве. В основном ее структура не менялась: это было отношение зависимости по договоренности юридически свободного лица, отношение, рождающее обязанности синаллагматического характера, которые препятствовали его прекращению. Плебеи нуждались в патронате, а патриции — в богатстве плебеев, которое Рулан связывает с их жизнью в городе, с занятиями прибыльными ремеслами. Согласно Рулану, клиенты — это богатые плебеи уже в эпоху Ромула.

Как видно из сказанного, представления о ранней римской клиеп-

---------------------

[59] См.: Нечай Ф.М. Образование Римского государства. Минск, 1972, с. 77.

[60] Rоuland N. Clientela. Essai sur l'influence des rapports de clientele sur la vie politique romaine. Paris, 1977, s. 30—31, 38, 41, 91, 92, 98—99, 101.

 

 
154

 

теле среди ученых различны. Это обусловлено характером источников. Прежде всего, заметим, что мы понимаем раннюю клиентелу как примитивную форму зависимости, возникшую в родовом обществе, и принимаем идущее от Нибура положение о том, что клиентела предшествовала возникновению плебса.

К сожалению, источники немногочисленны и недостаточно подробны. О клиентах интересующего нас времени известий особенно мало. Поскольку форма отношений между патроном и клиентом в республиканскую эпоху достаточно хорошо известна, можно опираться на этот материал как на установленный факт, памятуя, что эти взаимоотношения могут быть в своей основе проецированы в глубокую древность. И все же необходимо обратиться к тому материалу источников, который освещает царский или близкий к нему период.

В обратнохронологическом порядке сведения, сообщаемые античными авторами, таковы. О выступлении 306 Фабиев против этрусков совместно со своими пелатами говорится у Дионисия Галикарнасского (IX, 19). У Феста (scelerata porta) сказано, что 306 Фабиев двинулись против этрусков с 5 тыс. клиентов. Тоже самое повторено Павлом (scelerata porta). У других авторов в связи с предприятием Фабиев клиенты не названы, но заключения о том, что выступили только 306 человек, сделать нельзя, потому что подчеркивается, что погиб весь род, 306 патрициев (Liv., II, 49, 50; Ov., Fast., II, 196, 198, 204. 225, 240; Plut, Cam., 19; Sil. It., 6, 637). Эти известия касаются 478/77 г. до н. э.

Среди многих сообщений о переселении в Рим рода Клавдиев имеют значение в интересующей нас связи два: у Ливия (II, 16, 4) упомянуто, что Аппий Клавдий прибыл из Инрегилл с большой толпой клиентов; у Плутарха (Popl., XXI) — что он располагал большой силой из клиентов, друзей и родичей (etaireian de kai dunamin filwn kai oikeiwn ecwn). Это событие относят либо ко времени правления Ромула, либо, как считает большинство, к началу эпохи Республики, к четвертому консульству Попликолы, т. е. к 504 г. до н. э.

В связи с установлением Республики у античных авторов, естественно, речь идет о деятельности Валерия, названного Попликолой. Плутарх (Popl., V) сообщает, что у Валерия было много друзей и пелатов (autoV de pelatwn kai filwn aei peri auton ontwn ... embadize). Эти сведения касаются времени около 510 г., т. е. конца царской эпохи.

Можно думать, что под демотиками, которые были после разрушения Альбы Лонги переселены в Рим и записаны в римские филы, трибы и фратрии-курии, тоже, хотя бы частично, Дионисий (III, 29) подразумевал клиентов, поскольку целый ряд альбанцев (Юлии, Сервилии, Куриации, Квинтилии, Клелии, Гегании и Метилии) были отнесены к патрициям.

Дионисий пишет о наличии клиентов у. сабинян в древнейшую пору, т. е. при Тите Тации (II, 46). Он говорит, что вместе с Тацием в Риме остались прославленные мужи вместе со своими гетайрами, родственниками и пелатами.

 
155

 

Античные авторы упоминают клиентов и непосредственно применительно ко времени Ромула. Мы располагаем важным свидетельством Цицерона (r.р., II, 9, 16), который обычно внимательно относится к социальным и политическим терминам. Исключение в этом смысле составляет лишь употребление им терминов civitas и плебс в отношении раннего царского Рима. Но это объясняется не небрежностью Цицерона, а его концепцией, а с другой стороны — изменением понятия «плебс». Ведь для Цицерона от установлений Ромула начинается величие Римского государства. Что же касается плебса, то уже ко времени Цицерона он стал совпадать в своем значении с понятием «народ», точнее — «простой народ». Такое словоупотребление стало возможным еще с III в. до н. э., когда в результате завершения борьбы плебеев с патрициями произошла перегруппировка в рядах древних классов-сословий и из их верхушки выделилась новая рабовладельческая знать, противостоящая плебеям. Изменение социального содержания слова plebs вызвало в древности необходимость в пояснениях. Мы их находим у Феста и Авла Геллия, а затем в юридическом памятнике, у Гая. Фест (populi comitia) объясняет различие между populus и plebs в связи с определением народных собраний, в которых голосуют и patres, и plebs. Авл Геллий (X, 20, 5—6) говорит, что populus включает всех граждан, а плебс — тех, кто не принадлежит к патрицианским родам. Гай (I, 3) также подчеркивает отличие plebs от populus в том, что в последний входят и патриции. Что же касается упомянутого свидетельства Цицерона, то оно состоит в том, что Ромул распределил «плебс» на клиентелы. Принимая во внимание ставшее обычным словоупотребление, можно считать, что под плебсом Цицерон имел в виду основную массу римлян, отличную от родовой верхушки. Аналогичное свидетельство есть и у Дионисия. И этот автор, в духе привычных римских представлений, согласно которым все устои римского общества и государства относятся на счет Ромула, повествует о «создании» первым царем плебеев. Однако в этих безвестных, низких и неудачливых, пребывающих в незавидной судьбе и названных плебеями (Dionys., II, 8) можно разглядеть именно клиентов, потому что как раз они получили из среды патрициев, а точнее — patres, верхушки populus, защитников — простатов. Дионисий (II, 9) усматривает в этом заимствование у фессалийцев, у которых подобное установление (пенестия) держалось долго, а у афинян (феты) — лишь в давние времена. Это нововведение на манер греков, произведенное Ромулом, Дионисий называет патронатом (II, 9; 10). У Дионисия (I, 83) упоминаются клиенты Нумитора в Альбе Лонге до основания Рима. Таким образом, простаты — это патроны. «Бедные» же и «низкие», с которыми они устанавливали «человеколюбивые и гражданственные связи» (Dionys, II, 9), далее названы у Дионисия (II, 10) пелатами, относящимися к роду.

Совершенно в том же духе высказывается и Плутарх. Он отмечает. что царь-основатель выделил войско из пехотинцев и всадников (легион) и 100 лучших граждан сделал советниками и патрициями, а остальные стали называться простым народом (popoulouV wnomasqh

 

Продолжить чтение

 

 



Rambler's Top100