внимания тезис Парадизи о переходе к государству через паг, который, впрочем, четко не охарактеризован.

Особо останавливается де Франчиши на оценке У. Коли семейных и гентильных групп и их отношений к государству: первые представляют собой только экономический организм, а вторые — политический. Синойкизм селений Палатина и других римских холмов приводит к образованию urbs, который в примитивной фазе соответствует неcivitas, a regnum — первой политической форме в Риме.

Совершенно особняком ставит Де Франчиши концепцию Ф. Де Мартино, который отвергает мнение об орде как о носителе государственных порядков, представление об «этническом государстве» и возникновении Рима из раздробления единого «национального» государства и говорит о предшествовании гентильных устоев государственному образованию. Вместе с тем Де Франчиши относит Де Мартино к последователям «политической» теории. Вряд ли можно уложить концепцию Де Мартино в рамки этой теории. В отличие от всех упомянутых ученых, он стоит на позициях исторического материализма, рассматривает gentes и familiae с, учетом всех аспектов этих социальных:явлений как ячеек общества, обусловленных его социально-экономическим развитием. Именно поэтому Де Мартино высказывает принципиально значимый тезис о том, что gens исторической эпохи, т. е. эпохи классового общества и государства, является лишь рудиментом того, чем он был в догосударственное время [2].

Сам Де Франчиши, показав вклад своих старших и современных ему коллег в понимание первобытных общностей, обратился наряду с gens к другим кардинальным элементам социальной структуры древнейшего и Древнего Рима, в частности к соотношению gens и familia, familia и агнатской группы, а также к характеристике gens и курии. Он принял идущую от Кречмера этимологию curia от coviria. В противоречии с другими исследователями Де Франчиши не считает создание курий одновременным с созданием трех триб. По его мнению, если б курии и три трибы возникли в результате одновременной реформы, синхронно центурии целеров должны были бы набираться от 30 курий, т. е. по одной декурии от каждой курии. Но центурии всадников всегда существовали как единый корпус, из людей, набранных по трибам, в то время как по куриям стала комплектоваться пехота. В связи с этим Де Франчиши выдвигает положение о наличии в древнейшую эпоху римской истории двух в разное время появившихся видов курий. Первые, или древние, существовали до Палатинской общины, т. е. до Ромула, в качестве «гентильных консортерий». Позднее, около середины VII в. до н. э., когда в результате реформы были созданы три трибы, произошла трансформация курий. Эти новые курии при этрусских царях были источником набора пехоты. В другом своем труде Де Франчиши поясняет эту трансформацию: новые курии стали искусственными подразделениями гентильных триб [3]. При этом оба вида

курий являлись обозначением и социальных групп, и одновременно места их собраний. В доказательство древности института курий Де Франчиши ссылается на открытие археологом Кальцони на возвышенности Монте Четоне (в Центральной Италии) серии четырехугольных площадок, обрамленных ступеньками, которые датируются эпохой бронзы. Расположены они на юго-восточном склоне террасами. А. Минто истолковал эти площадки как места для собраний древнейших социальных единиц, обладавших сакральными функциями, вероятно с участием авгуров, на что указывает юго-восточная ориентация конструкций [4]. Говоря о создании 30 первых курий, Де Франчиши соотносит с ними и число 300 сенаторов, замечая, что всему греко-римскому миру свойственна тенденция параллельно с развитием общины фиксировать число членов в ее органах управления. Наблюдения Де Франчиши послужили импульсом для других исследователей. Стали привлекать внимание и курия, и числовые отношения социальных структур. Конечно, последнее направление не новость в историографии.

Каждое поколение ученых пытается осмыслить ставшие хрестоматийными сообщения традиции о трибах Тициев, Рамнов и Луцеров, а также о 30 куриях. Еще в прошлом веке была отмечена троичность архаического Рима, которая связывалась, с одной стороны, с «идеальными» числами, кратными трем, — трое ворот первоначального города, триада богов, 30 городов Латинской лиги — , а с другой — с этнической тройственностью раннего римского населения. Эти легендарные цифровые данные были подкреплены лингвистикой: латинские слова tribus, tribuni были соотнесены с tris, tres. С помощью лингвистики пытались доказать этническую разницу между трибами и в текущем столетии. Так, Девото [5] в 1933 г., в отличие от Нибура, считавшего одну из триб тирренской, или принадлежащей доиндоевропейским пришельцам, выдвинул тезис о принадлежности Тициев к протосабинам,. носителям слов со значением «красный» типа «rufus», Рамнов — к протолатинам, носителям слов типа «rutilus», Луцеров — к протоиталикам, носителям слов типа «ruber». Г. Дюмезиль [6] видел в членах римских триб представителей разных социально-профессиональных групп, свойственных индоевропейским народам. В соответствии с этой схемой он считал Тициев пастухами и ремесленниками, Рамнов — жрецами, а Луцеров — воинами, что, в общем, не находит никакой опоры в источниках.

Поскольку слово «триба», как известно, переводится словом «племя», в новейшее время к объяснению его был привлечен этнографический материал. Так, Ж.Н. Ламберт [7] обнаружил параллели между архаическим Римом и ирландцами средневековья. Начиная с VI — VII вв. ирландцы делились на 184 tricha cet. Термин этот переводится как «30 сотен» и эквивалентен термину tuath (род, племя). Эпос представ-

ляет tricha cet как вооруженный отряд вождя или короля. «30 сотен» было идеальным числом, не всегда отражавшим действительное количество воинов. В соответствии с числом воинов была поделена и вся территория острова: на 184 tricha cet, или tuath, приходилось 184 дистрикта, которые также именовались tricha cet. Каждый дистрикт включал по 30 bailes, т. е. населенных пунктов. Значит, каждая сотня воинов, входивших в tricha cet, имела baile, т. е. свою территорию. В этом Ламберт видит аналогию к переданному Дионисием Галикарнасским (II, 7) установлению Ромула, по которому вся римская земля была поделена на 30 клеров между 30 фратриями, или куриями, поставлявшими контингенты в войско по сто человек от каждой из них. На этом сходство не кончается. В средневековых текстах ирландское tuath, или tricha cet, называется еще cantaredus, что представляет собой латинизированную форму галльского слова cantref, по-французски — cent tref, т. е. сотня tref, что означает фиксированный на земле род. Слово tref переводится и как воинское подразделение, и как соответствующая ему община и территориальная единица. Из анализа указанных терминов выявляется некое арифметическое равенство: 30 сотен =100 tref. Отсюда следует, что кельтское войско состояло, как и в Риме, из 30 групп по 100 человек или из 100 групп по 30 человек. Подмеченное равенство позволяет Ламберту понять неясное утверждение Феста: «Центуриатные комиции в равной мере считались и куриатными, потому что римский народ был разделен на сотню турм». Поскольку турма была всадническим подразделением изначально из 30 человек, то сто боевых единиц по 30 человек (куриатные комиции) соответствуют 30 единицам по 100 человек (центуриатные комиции). Учитывая близкое, хотя и не идентичное значение латинского tribus, умбрского trifo, кельтского tref как общины, племени, принимая во внимание, что римляне, дорийцы, ирландцы приписывали себе троичное происхождение, Ламберт считает этимологию tribus, связанную с индоевропейским tref (три), совершенно обоснованной. Одновременно он предостерегает против понимания tribus как «трети» общины или народа, подчеркивая значение числа «три» в комплектовании римского войска.

В конечном счете все наблюдения Ламберта подтверждают представления о Ромуловом Риме как об обществе, организованном в 3 трибы и 30 курий, что составляет 3000 человек, как об обществе, в основе которого лежал альбанский род вполне историчного Ромула. Исследователь совершенно верно отметил, что социальная тройственность продиктована военными потребностями, так как базируется либо на трех элементах строя — центр и фланги, либо на возрастном подразделемии войска.

Много внимания уделено числовым соотношениям социальных единиц первоначального Рима и в книге Роберта Пальмера «Архаическая община римлян» [8]. Пальмер предостерегает против увлечения сравнительным методом при исследовании древних институтов, хотя и сам

прибегает к аналогиям, и выдвигает на первый план источниковедческий аспект в изучении древнейшего Рима. Главным источником па трем трибам он называет Варрона, считая его ответственным за появление в традиции об истоках Рима чисел 3, 30, 300 и 3000 и самого города Roma Quadrata, созданных им по модели выведенных римских колоний, в том числе и современных Варрону.

Антиквар был хорошо знаком с практикой римской колонизации, сам участвовал в учреждении колоний, знал квадратный план их городов и сельской территории, а также обычную численность колонистов — 300 и 3000. Особое же значение, по мысли Пальмера, имело то обстоятельство, что ученый Варрон находился под влиянием греческой литературы — Пифагора, Аристотеля и'Ликофрона. Первый из них, как известно, придавал основополагающее значение числу, второй занимался объяснением числовых отношений греческих социальных организмов, связывая их с разными временными циклами. Третьему принадлежит самое раннее упоминание о римской триаде. Таким образом, считает Пальмер, в основе нумерологии Варрона, унаследованной. последующей античной историографией, лежит прежде всего греческая теоретическая и политическая мысль. Исторической реальностью Рима являлись только 30 курий, известные в республиканскую эпоху. Курии не были фратриями. Пальмер находится среди тех ученых, кто принял этимологию curia<coviria. Однако первоначальные курии не представляли собой воинских подразделений.

Анализируя словоупотребление curia, в частности у Плавта, у которого оно впервые встречается в сохранившейся до наших дней римской литературе, у Авла Геллия (XV, 57), который привел комментарий Лелия Феликса к сочинению Кв. Луция Сцеволы («ex generibus hominum — comitia curiata»), у Феста (curia... — pars), Пальмер присоединяется к мнению, что курия — это община, что члены курии — это и есть квириты, т. е. римский народ. Продолжая линию Ю. Белоха и Аранджио-Рюитца, Пальмер говорит, что курии складывались постепенно. Местоположение Старых и Новых курий указывает на ранние ступени процесса их образования, начиная от семи палатинских и, какого-то количества на Целии. Аргейские священнодействия говорят уже о наличии 27 курий в городе Сервия, состоящем из четырех регионов, включая Капитолий и Форум. Количество 30 курий достигается позднее, после того как ради укрепления своей власти цари передали авгуральные функции из рук предстоятелей курий в руки четырех государственных авгуров и не разрешили установить авгуральные палатки в черте города. Три же курии находились вне города. Именно эта историчность 30 курий, по мысли Пальмера, и отразилась в традиции о 30 городах Лация, 30 поросятах увиденной Энеем свиньи и т. п. Курии были первоначальными этническими, т. е. гетерогенными и невоенными объединениями, а три трибы — вторичными, не этническими и военными объединениями. Курии, исходя из материала о членах аргейских процессий, трактуются как общины, однако без расшифровки этого понятия. Впрочем, некоторые указания Пальмером даются: курии имели свои места для священнодействий, в том числе

для приготовления трапез. Однако этим их территориальные владения не ограничивались. Кроме того, Пальмер пытается воспроизвести названия некоторых курий. Из его рассуждений следует, что образование курий было длительным естественным процессом, причем вполне историческое и не выдуманное их число (30) обусловило появление в традиции числа трех триб. Следует отметить также, что происхождение этих социальных институтов датируется исследователем достаточно широкими рамками царского периода.

Вопрос о происхождении триб и курий рассматривался Э. Гьёрстадом [9]. По его мнению, курии носят «догородской» характер, что устанавливается по связи их с «догородскими», т. е. первобытными празднествами Форнакалии и Фордицидии. Трибы же возникли в период основания города, иными словами, уже при Ромуле.

Та же тема числовых соотношений общественных групп древнего Рима затронута в небольшой, но весьма содержательной работе И. Хана «Плебеи и родовое общество» (Будапешт, 1975). В ней он касается проблемы распада родового строя, в частности известного тезиса К. Маркса о том, что племенной строй сам по себе ведет к делению на высшие и низшие роды [10]. И. Хан исходит из того, что в родовом обществе при коллективной собственности на средства производства и общем труде разные роды могут оказываться в зависимости от качества земли и количества поголовья скота в различном имущественном положении. Аналогичные условия порой складывались и внутри родов. Однако пока эти различия в имущественном отношении и в отношении власти незначительны, а главное, нестабильны и самопроизвольны, общество не меняет своего характера. Когда же они становятся устойчивыми и сознательными, происходит качественное изменение всего общества. Опираясь на изучение истории античных народов, И. Хан справедливо называет основные критерии, позволяющие установить наличие развитой социальной дифференциации, — это терминологические и численные определения общественных групп. Последнее имеет особое значение там, где, по замечанию К. Маркса, земледельческие и пахотные угодья ограничены по своей площади. Применяя названные критерии к Риму, И. Хан указывает на традицию о трех трибах, 30 куриях и 300 родах в Риме как на действительно имевшую место фиксацию количества привилегированных групп архаического общества. Эта фиксация, по мнению И. Хана, представляет собой важный фактор превращения общества в классовое. Отвергая взгляд Пальмера и поддерживая Альфельди, исследователь подчеркивает, что римское общество уже на ранней стадии в результате сознательного и единовременного акта было поделено по принципу происхождения на 3 трибы и 30 курий. Поскольку слова tribus, curia, gens латинского происхождения, то возникновение соответствующих институтов относится к доэтрусской эпохе. Учитывая же, что названия триб и части курий

вероятно этрусские, можно считать, что акт упорядочения их числовых отношений и их наименования датируются временем этрусского господства в Риме. Итак, И. Хан с полным основанием рассматривает возникновение традиционной «троичной» римской социальной системы как долгий процесс складывания и возрастания числа составляющих ее единиц, завершившийся сознательным установлением их числового предела. По мнению исследователя, это было временем формирования города от первых поселений до создания под влиянием этрусков городской организации по этрусскому образцу, т. е. период с IX до конца VII вв. до н. э. Такая датировка относит оформление «троичности» римского общества уже к этрусской эпохе.

Таким образом, в последнее время снова было обращено внимание на проблему историчности римской структуры в начале царского периода и поднят вопрос о 3 трибах н 30 куриях как о принадлежности правления Ромула. Было сделано верное наблюдение над куриями: достижение числа 30 стало рассматриваться как процесс. Одновременно было высказано мнение о фиксации числа социальных единиц в процессе формирования города и оценено это явление как фактор, свидетельствующий о распаде родового строя и способствующий ему. Необходимо отметить, что разработка данных проблем велась на основе использования большого фактического материала. Наряду с этими важными выводами, обогатившими науку, остались еще не разрешенные спорные вопросы датировки указанных явлений н участия в них этрусков. Сложность их исследования в значительной мере зависит от состояния источниковой базы. Это, прежде всего, античная традиция. Часть авторов говорит о делении Ромулом народа на 3 трибы — Тициев, Рамнов и Луцеров — и на 30 курий, я именно: Цицерон (г.р. II, 8, 14), Дионисий (II, 7; 47), Пропорций (IV, 1, 31), Овидий (Fast., Ill, 131 — 132), Персии (Sat., I. 20), Плутарх (R., XX), Дион Кассий (I. 518); Фест (Curia; sex Vestae sacerdotes), Павел Диакон (Luceres), Сервий (Аеn., V, 560). To же самое говорится и в Дигестах (Dig., I, 2, 2, § 2), которые, таким образом, как бы увенчивают официальным признанием традицию, известную уже Эннию (Varro, 11, V, 55). Варрон сообщает о делении на три части не народа, а земли, откуда уже получили названия и трибы (V, 55). Ливии же рассказывает, что Ромул поделил на 30 курий народ, а именем Тициев, Рамнов и Луцеров были названы набранные тогда же 3 центурии всадников (Liv., I, 13, 8; 36, 2; 43, 9). Эта же версия встречается и у Аврелия Виктора (vir. ill. I. 11) и у Флора (I, 115).

Суммируя эти данные и присоединив к ним сведения, сообщаемые Фестом (Novae curiae), можно отметить, что относительно курий авторы высказываются единодушно: курии созданы Ромулом одновременно с Тнциями, Рамнами и Луцерами (как бы они ни определялись), число курий — 30. Что же касается триб, то известия о них варьируются, как мы видели, в определении их сущности, а кроме того, и в названиях и в порядке их перечисления. Наиболее употребительными являются названия Titienses, Ramnes, Luceres. Однако у Варрона (11, V, 89), у Пропорция (IV, I, 31) и у Овидия (Fast., Ill, 131) упомянуты Titles,

а у Плутарха (R., XX) и Аврелия Виктора (vir. ill., I, 11) — TatiensesБольшой разнобой представляет собой второе название. У Варронэ (11, V, 55; 81; 89), Ливия (I, 36, 2), Проперция (IV, 1, 31), Овидия (Fast., Ill, 331) и Феста (Sex Vestae sacerdotes) фигурируют Ramnes. У Цицерона (r.р., II, 20, 36), Ливия (I, 13, 8), Аврелия Виктора (vir. ill., I, 11) — Ramnenses, а Сервий дает форму Ramnetes. Есть разночтения и в третьем названии. Преимущество остается за Луцерами — у Цицерона (r.р., II, 20, 46), Варрона (11, V, 55, 89), Пропорция (IV, 1, 31), Овидия (Fast., Ill, 131); Персия (Sat., I, 20), Ливия (I, 13, 8, 36, 2), Феста (sex Vestae sacerdotes), Павла Диакона (Lucereses et Luceres), Сервия (Аеп., V, 560). Вместе с тем у Плутарха (R., XX) и у Павла Диакона встречаем Lucere(n)ses.

Все же в целом традиция очень устойчивая, позволяющая верить. правильности чаще всего встречающихся названий, а вместе с тем и в существование обозначаемых ими институтов. О том же свидетельствует и принцип их перечисления. Самым распространенным является порядок: Тиции, Рампы, Луцеры. Трижды у авторов перечисление начинается с Рамнов. Однажды у Варрона (11, V, 81) список закрывается Тициями, а на второе место выходят Луцеры. Видимо прав Пальмер [11], полагающий наиболее часто встречающийся вариант перечисления не официальным, а, скорее, более привычным, поскольку он идет от поэта Энния. Энний же, видимо, подчинил порядок перечисления требованиям поэтического размера. Гекзаметр, которым он писал, и мог продиктовать ставший потом обычным порядок. Официальным же был лишь порядок перечисления городских территориальных триб, округов [12].

Что же касается разных определений рассматриваемой здесь триады, то, думается, противоречий они по сути дела не содержат. Это заметили еще в античности. Авл Геллий (18, 7, 5) пишет: «Говорят... триба, а также декурии — и о месте, и о праве, и о людях». Одни и те же названия применены и к социальной единице, и к земле, и к коннице не случайно: tribus — племя не существует вне территории, и занимаемая им земля по нему и именуется. Поскольку командование войском в лице трибунов (Varro, 11, V, 81) и само комплектование воинских подразделений, в частности кавалерии, связано с трехчленной родо-племенной организацией, ее состоящее из трех частей имя сохраняют и кавалеристы. Первичным значением, определяющим все остальные значения tribus, является племя. В советской историографии это сомнений не вызывает. В известных античных обществах обычно было либо три (дорийцы), либо четыре (ионийцы) племени.

Если говорить о курии, то она понимается в нашей литературе по-разному: как фратрия [13], или как «союз мужей», или «союз вои-

нов» [14]. Нам представляется, что фратрией курия в рассматриваемое время быть не могла. Как известно, фратрии были естественно сложившимся институтом в период материнского рода [15]. Однако эта стадия Ромуловым Римом была уже давно пройдена. Развитие скотоводства и использование металла утвердили в Риме отцовский род. Военно-организационная деятельность Ромула, обусловленная военными потребностями формирующейся общины, и значение курии в комплектовании воинских подразделений подтверждают правильность этимологии curia<coviria. Вместе с тем надо подчеркнуть, что курии не оторваны ют родо-племенной организации, а составляют ее органическую часть. В этом смысле их можно понимать не столько как рудименты, а скорее как подобие фратрии. Но генетически связанные с фратрией курни качественно от нее отличаются: фратрии охватывают всех членов входящих в них родов, курии — только мужчин. Вероятно, предшественниками римских курий были «мужские тайные союзы», описанные этнографами, наблюдавшими их в некоторых позднеродовых обществах [16]. Эти мужские союзы, или дома, представляли собой продукт и одновременно орудие распада материнского рода. Но и эта стадия для Рима начала царской эпохи была уже пройденной. Курии продолжали существовать и в рамках общества с патриархальными родами, подвергшимися разложению.

Деятельность курии достаточно многообразна. Ее можно довольно ясно представить себе. В источниках нет недостатка в упоминаниях о куриях. Древние дают этимологию слова от сига — забота, попечение (Varro, 11, VI, 46; Non Marc., I, 57M). Павел Диакон (curia) передал нам Фестово определение курии: «Курия — это место, где вершились общественные дела. Калабрской курией называется такая, где занимаются только сакральными делами. Куриями называются также части народа, на которые его разделил Ромул, числом 30 ... так что каждый в своей курии совершал священнодействия и справлял празднества...» Дионисий (II, 7) определяет курию как греческую фратрию и лох, греческими буквами изображая ее латинское название (kouria), так же, как и Плутарх (R., XX). И он говорит о них, как о местах собраний: это были помещения или участки с очагом, вокруг которых собирались на пиршества. В собраниях участвовали главы курии, курионы, вместе со жрецами (Dionys., II, 23). Вероятно, эти угощения можно рассматривать как видоизмененные общие трапезы членов курии или часть общекуриальных трапез.

В приведенных определениях говорится о куриях как об объединении людей, а также о месте (locus, estiatorion), где они собирались. Последнее можно понять двояко — как центр деятельности каждой курии в отдельности, так и их совокупности. Пальмер трактует упо-

мянутые Варроном (11, V, 45 — 54) аргейские святилища как сакральные участки курий, а также, подобно Т. Моммзену [17], устанавливает названия девяти курий. Их списки совпадают в восьми случаях (Фауция, Фориенсис, Рапта, Тиция, Велития, Велиенсис, Аккулея, Тифата), разнятся в одном — Пинария у Моммзена и Герсилия у Пальмера. Думается, что обе они с равным правом могут войти в список, потому что если называли курии по именам похищенных сабинянок, то вряд ли обошли бы почестью Герсилию, предназначенную в жены самому Ромулу, вместе с тем Пинарии, как об этом мы скажем подробнее ниже, принадлежавшие к древнейшим родам, могли дать название и. курии. Заметим еще, что единственно совпадающим названием аргейского святилища и названия курии является Велиенсис. Но это совпадение очень существенно, так как подтверждает гипотезу о тождестве аргейских участков с соответствующими участками курий. Скажем точнее, отдельных курий. Однако курия в территориальном смысле: означала и место, где собирались разные курии. Это вытекает не только из труда Павла Диакона, но и из текстов Варрона. Он говорит: «Курии двух родов, ведь это и (то место), где жрецы занимаются делами божественного порядка, и то, где сенат — человеческими, как курия Гостилия, потому что ее построил царь Гостилий» (11, V, 155). В другом разделе своего труда Варрон, связывая слово curia с глаголом curare, по сути дела повторяет ту же мысль (11, VI, 46). О том,. что существовали у курии общие места для отправления священнодействий, свидетельствует наличие в Риме Калабрской курии. Ее местоположение уточняют Варрон (11, VI, 27) и Макробий (Sat., I, 15) — а именно на Капитолии. Это имеет значение в двух отношениях: 1) 27 аргейских святилищ, о которых рассказал Варрон, находились на Целии, Эсквилине, Квиринале и Палатине. Существование Калабрской курии может служить указанием на то, что «недостающие» да 30 Ромуловых курий могли помещаться именно на Капитолии, который, как утверждает традиция, был включен в римскую территорию Ромулом и, как теперь известно, был заселен в VIII в. до н. э.[18]; 2) поскольку Калабрская курия связывалась с созывом в календы народа сначала царем (Macr., Sat., I, 15; 10), а потом понтификами (Macr. Sat.» I, 15, 10; Varro, 11, VI, 27) для объявления, на какой день данного месяца падут ноны и иды, введение чего приписывается Ромулу, вероятно, она была общим центром курий. На такое общее место собраний в сакральных целях указывает и Фест в толковании Novae сuriае. Он сообщает, что Новые курии были сооружены на Фабрициевом перекрестке, потому что древние (veteres), построенные Ромулом, были малы. Однако 7 продолжали отправлять священнодействия на старом месте (in veteribus curis). Из них Фест называет Фориенсис, Рапту, Велиенсис и Велитию в районе Палатина, Форума и Велин. Можно согласиться с Пальмером, что наличие этих Старых курий служит свидетельством того, что они были местом, объединения общин Пала-

тина в период палатинского синойкизма. Строительство же Новых курий, наряду с доказательством постепенного увеличения числа этих социальных единиц, говорит и о попытке создания Ромулом общего религиозного центра для всех курий.

Курии обладали общностью земли (о чем специально разговор пойдет дальше), а также общностью святынь и празднеств. Фест, объясняя popularia sacra, перечисляет среди других — Форнакалии. Судя по Овидиевым Фастам (II, 525 — 532), это был хоть и общий праздник, но справлялся он разными куриями в разные дни, означенные в специальных таблицах, вывешиваемых во времена жизни поэта на Форуме. Так же в куриях по отдельности и одновременно в храме Юпитера приносят в жертву 16 апреля стельных коров. Этот праздник по жертве именуется Фордицидии (Ov. Fast., IV, 635 — 636). Трудно с точностью определить, приносилась ли уже на заре царской эпохи общая жертва Юпитеру, но заклание 30 коров по куриям несомненно относится к древнейшему периоду римской истории. Возглавляли эти священнодействия курионы (Varro, 11, VI, 46). Они же стояли и во главе воинского подразделения курии. Дионисий называет их лохагами (II, 7). Один из них был главным. Именно он провозглашал дни Форнакалий (Ov., Fast., II, 527) и вообще управлял делами курий (Fest, maximus curio; Paul., maximus curio). В его ведение должны были входить и те 60 жрецов, которые были учреждены, по свидетельству Дионисия Галикарнасского (II, 21) со ссылкой на «Археологию» Варрона, Ромулом. Эти жрецы совершали общие обряды «по филам и фратриям», т. е. по трибам и куриям за «полис», а значит, осуществляли упомянутые Фестом publica sacra на благо римского народа. Эти жрецы комплектовались из пожилых, не моложе 50 лет, выдающихся внешностью и доблестью представителей фратрий-курий, по 2 человека от каждой. Их должность была пожизненной и освобождала их от воинской службы и каких бы то ни было других общественных обязанностей (Dionys., II, 22). В священнодействиях им помогали их жены, а сверх того каждая фратрия-курия выделяла в качестве помощников еще юношу и девушку. Таким образом, в курии была разветвленная система обслуживания культов. Наличие калатных и куриатных комиций свидетельствует о том, что курия была элементом социальной структуры. Да и осуществление при Ромуле сакральных функций, и то, что курия становится, как признают исследователи, основой набора войска, вовсе не превращают ее только в «религиозный союз» или только в воинскую единицу, а доказывают лишь ее структурообразующий характер в раннем римском обществе.

Уточнив наши представления о трех трибах и куриях, вернемся к спорному вопросу о времени их возникновения. Ф.М. Нечай [19] полагает, что первое увеличение числа курий в Риме совпадает с первым римско-сабинским синойкизмом при Т. Тацни. Альбанцы, включенные в civitas после победы Тулла над Альбой Лонгой, сохранили в Риме свои курии, а стало быть, увеличили тем их число. Затем, после поко-

рения Анком Марцием Политория, Теллен и Фиканы, численность курий возросла в соответствии с притоком латинских патрициев в римскую civitas. Из рассуждений Ф.М. Нечая можно понять таким образом, что количество курий увеличивалось по крайней мере до конца VII в. до н. э.

Пальмер считает 30 римских курий исторической реальностью. Он утверждает, что образовывались они постепенно. Курии, по его мнению, существовали уже до Ромула и числа 30 достигли в процессе длительного развития. Напомним, что, по нашему мнению, с этими положениями Пальмера нельзя не согласиться. Следует также признать важным то направление в его исследовании, которое он развивал вслед за Джервазио и Деграсси, а именно установление связи между аргейскими священнодействиями и куриями [20]. Но конкретное рассмотрение этих связей не убеждает нас в правильности сделанных Пальмером замечаний. Опираясь на текст Варрона об Аргеях, Пальмер приходит к выводу, что ко времени 6-го царя в Риме было образовано 27 курий. Поскольку Варрон помещает аргейские часовни в пределах Сервиева города, Пальмер относит появление последних трех курий, находившихся вне urbs, к началу Республики. Однако этот тезис не кажется нам обоснованным. Ведь Варрон (11, V, 45) говорит, что «остальные места в urbs были некогда (olim), раздельными, а аргейские часовни расположены в 27 местах города». 24 места можно легко определить: 6 находятся в Субуранском округе (11, V, 45 — 48), 7 — в Эсквилинском (11, V, 49 — 50), 5 — в Коллинском (11, V, 51 — 52), 6 — в Палатинском (11, V, 53 — 54). По-видимому, основываясь на числе известных ему мест, Варрон (11, VII, 44) говорит и о 24 человеческих изображениях, сбрасывавшихся аргеями в реку. Судя по языку, первоисточник Варрона — ранний. Но, как верно заметил Пальмер, самый маршрут аргеев, а вероятно, и текст — не старше 241 г. до н. э., времени, когда был построен Minervium, служащий указанием для определения места четвертой часовни в Субуранском округе (Varro 11, V, 47). Из этого Пальмер, однако, не делает заключения, что в III в. до н. э. существовало лишь 27 часовен, а соответственно и курий, что вполне правомерно. Не нужно, как кажется, придавать хронологического значения и тому факту, что Варрон, следуя за описанием аргейских ритуалов, имевшихся в его распоряжении, в качестве основных ориентиров называет Сервиевы регионы, или трибы. Это именно топографический, хорошо известный каждому римлянину ориентир, не позволяющий, однако, считать, что при Сервии было лишь 27 часовен и курий. В самом деле, датируя их, Варрон применяет слово «olim». Но «olim» — достаточно неопределенно. Это — и «когда-то», «некогда», «встарь», «прежде» и «давно». И каждое значение применимо в данном контексте и к началу Республики, и к концу царского времени, и к его началу.

Пальмер обращает особое внимание на то, что 27 аргейских часовен, а соответственно и курий, находились в пределах urbs. А между тем надо иметь в виду, что принадлежавшие куриям территории из-

древле лежали и за пределами города. Уже в античности стерлась точность воспоминаний о принадлежности ager Romanus коллективам разных видов. Дионисий (IV, 15) в рассказе о трибальной реформе Сервия Туллия зафиксировал путаницу в представлениях Фабия Пиктора и Веннония о землях курий и сельских триб. Но эта путаница могла возникнуть лишь потому, что земельные владения курий существовали за границами города, т. е. защищенного укреплениями места, уже до Сервия. Словом, куриям принадлежали территории и в городе, и вне его (подробнее об этом — ниже), причем в значительно большем числе, чем три участка, не достающие для полного комплекта курий и аргейских святилищ. Заметим, что Павел Диакон сообщил название Калатной курии (Calata curia), не определяя точно, в каком районе Рима она находилась. К Фесту, вернее к Веррию Флакку, восходит известие о Тифатской курии с объяснением: Tifata — iliceta, т. е. связанная с какой-то дубовой рощей курия. Может быть, и она не входила в Сервиев город, т. е. в огороженную территорию. Таким образом, остается неизвестным местонахождение лишь одного принадлежащего куриям помещения для сакральных нужд. Эти данные подтверждают предположение о том, что Варроном были упомянуты только те, относящиеся к куриям места, которые входили в состав четырех Сервиевых округов-триб. Ведь из контекста явствует, что Варрона в данном случае интересовала не характеристика курий, а характеристика триб. Все это позволяет считать аргумент Пальмера, основанный на перечислении Варроном аргейских святилищ, не состоятельным. Важно также вспомнить, что у античных авторов помимо традиции о создании Ромулом 30 курий есть еще косвенные указания на этот счет. Они содержатся в спорном для самих древних вопросе о происхождении куриальных названий. Плутарх (R., 14) сохранил версию о наименовании курий по 30 похищенным сабинянкам, Варрон — по мужам-гегемонам и частично по пагам. Дионисий (II, 47), сохранивший этот вариант предания, сообщает, что «женщин в посольстве было не 30, а 527», подтверждая тем самым наличие 30 курий уже при первом царе. Косвенным свидетельством является его рассказ об аграрном мероприятии Ромула, который, «разделив землю на 30 равных клеров, каждой фратрии дал клер» (II, 7).

Особенно важными в связи с интересующей нас темой являются данные о религиозных установлениях первых царей, составляющие наиболее надежную часть античной традиции. Отмечая заботу Ромула о делах культа, Дионисий (II, 21) со ссылкой на «Археологию» Варрона сообщает об учреждении царем 60 жрецов, совершавших обряды на благо всей общины по филам и фратриям. Эти жрецы выбирались по 2 человека от каждой курии, откуда вытекает, что курий было 30. Дионисий Галикарнасский (II, 64), подробно осветивший деятельность Нумы, говорит, что второй царь «отдал один вид священнодействий 30 курионам (toiV triakonta kouriwsin), которые, — как он пишет, — приносят общие жертвы за фратрии (uper twn fratrwn)». Любопытно, что в данном пассаже религиозные предстоятели фратрий названы без перевода на греческий латинским словом «курионы», откуда еще раз

следует понимание греческим ритором фратрии и курии как идентичных институтов.

Специально останавливается Дионисий на культе Весты. Он отмечает, что Ромул «не устанавливал общего святилища Весты и не назначал ей жрицами дев, но в каждой из 30 фратрий учредил очаг, у которого приносили жертвы фратрии, сделал жрецами их предводителей курий» (kouriwn hgemonaV — II, 65). Нума же, по словам Дионисия (II, 66), не отменил собственных очагов фратрий, но установил один общий между Капитолием и Палатином. Это сообщение Дионисия получило археологическое подтверждение [21], что придало большую достоверность всей переданной им традиции о культе Весты. Эхом этой традиции можно считать объяснение Фестом понятия curia, в котором упоминается о делении Ромулом не только народа на 30 частей, но и об установлении для каждой части своей святыни. Показателен и праздник Фордицидий, относящийся к циклу праздников плодородия, несомненно очень древнего происхождения. Поскольку часть коров приносится в жертву в храме Юпитера, а 30 коров — в куриях, можно думать, что Фордицидии возникли до римского синойкизма. Число жертвенных животных подтверждает соответствующую численность курий в момент их объединения (Varro, 11, VI, 15; Ov. Fast., IV, 635 — 636).

Весьма существенное значение имеют данные, касающиеся первых римских побед над соседями. Рассказывая о совместной войне Ромула и Тация против Камерии, Дионисий (II, 50) говорит, что «после победы цари разрешили поселиться в Риме 4000 камеритов, которых они распределили по фратриям» (taiV fratraiV epemerissan). Поскольку галикарнасец употребляет глагол epimerizw, т. е. сложный с предлогом epi, а не просто merizw (делить, разделять), можно думать, что распределение новых римлян производилось по имеющимся в Риме «фратриям», а не по созданным заново из переселенных камеритов. Точно так же, согласно Дионисию (11,55,70), поступил Ромул и после триумфа над Вейями. Пожелавших принять римское гражданство вейеитов он распределил по фратриям («...politaV poihsamenoV taiV fratraiV epidieile »). Если учесть, что Дионисий переводит слово курия словом фратрия, становится ясным, что римское население увеличивалось, пополняя уже сложившиеся курии новыми людьми. Аналогичное явление засвидетельствовано и этнографами [22]. Умолчание авторов о создании новых курий, конечно, само по себе серьезным аргументом быть не может, но вместе с приведенными здесь данными становится красноречивым, тем более, что упоминаний о росте численности римского населения предостаточно (Liv., I, 30; Dionys, II, 16; Plut. R., 20). Весь рассмотренный здесь материал свидетельствует против предложенной Пальмером поздней датировки фиксации числа 30 курий. Вместе с тем