Наша группа ВКОНТАКТЕ - Наш твиттер Follow antikoved on Twitter

412

6. Развитие Эллады под воздействием Рима
ИСТОЧНИКИ

175. Самый важный историк этой эпохи — Полибий. Сын ахейского государственного деятеля Ликорта, он с молодости близко стоял κ правящим кругам эллинского общества. С другой стороны, благодаря продолжительному пребыванию в Риме и Италии (он был в числе тысячи ахейцев, отправленных в Италию в 167 г.) и дружбе со Сципионами, он познакомился также хорошо с порядками и политикой римского государства. Наконец, призванный в 146 г. к участию в преобразовании эллинских учреждений, в качестве комиссара, Полибий лично содействовал устройству судеб своего народа. К этому непосредственному практическому знакомству с обстоятельствами и лицами он присоединил систематическое исследование всего доступного ему материала. Он изучил литературу в широком объеме и ознакомился с документами в римском, ахейском, родосском и македонском архивах (см.: von Scala. Die Studien des Polybios, I, 268). Приобретенные таким путем сведения он всюду, по возможности, дополнял устными справками у очевидцев, деятелей эпохи и просто знающих людей. При этом материал обработан у него со строгой критикой и, во всяком случае, с искренним стремлением к беспристрастному повествованию, хотя он этого не всегда достигал, судя по предвзятому отношению к Филопемену и заметному влиянию на него некоторых римских воззрений. См. для суждения об этом историке: Nitzsch. Polybios, Zur Geschichte antiker Politik und Historiographie, 1842; Markhauser. Der Geschichtschreiber Polybios, 1858; von Scala. Ук. соч. Кроме того: Bauer. Die Forschungen ζ. gr. Gesch., 306 и сл.; Susemihl. Ук. соч., т. II, стр. 80 и сл.; Neumann. Polybiana, Hermes, т. 31, стр. 519 и сл.; I. Bruns. Die Persönlichkeit in der Geschichtschreibung der Alten, 1898, стр. 1 и сл.; Wunderer.

413
polybiosforschungen, 1901; Cuntz. Polybios und sein Werk, 1902; C. Wunderer. Die psychol. Anschauungen des Hist. Polybios, Erl. progr., 1905; Bäumel. Kritik der polybianischen Staatstheorie, Blätter für das bayerische Gymnasialschulwesen, 1908, стр. 43 и сл.
Таким образом, для нас является большой потерей то, что рассказ Полибия, начиная с 215 г., сохранился только отчасти, в отрывках и в произведениях позднейших писателей, которые делали из него выписки. Из них для греческой (Истории больше всего значения имеет Ливий, книги XXI-XLV. Мы встречаем у него, по возможности близкое к Полибию, описание времени от 218 до 167 г. (до победы над Персеем) (см.: Nissen. Kritische Untersuchungen über die Quellen der 4 und 5 Dekade des Livius, 1863). См. также Юстина (книги XXIX-XXXIV) (220-146 гг.) с соответствующими прологами Трога и Диодора (в отрывках книг XXVII-XXXII) (207-146 гг.). Аппиан, который около 160 г. и. э. написал Ρωμαϊκά или Ρωμι/ική ιστορία [«Римскую историю»], пользовался если не самим Полибием, то, наверное, его материалом в позднейшей обработке. Впрочем, из имеющих значение книг Аппиана сохранилась только часть его Μακεδόνικη [«Македонская история»] (книга IX), книга X — Ελληνική και Ιωνική [«Эллинская и Ионийская история»] потеряна. (См.: Hannack. Appian und seine Quellen, Wien, 1869. Характеристику см.: Schwartz. Appian у Pauly-Wissowa). Из Полибия заимствовано многое в биографиях Плутарха, из числа которых для этого времени имеют значение биографии Фламинина, Филопемена и Л. Эмилия Павла. Ср.: Hang. Ueber die Quellen Plutarchs in der Lebensbeschreibungen der Griechen, 1854; Peter. Über die Quellen Plutarchs in den Biographien der Römer, 1865; Nissen. Ук. соч., стр. 280 и сл.: Schwarze. Quibus fontibus Plutarchus in vita L. Aemilii Paulli usus sit, Leipzig, 1891.
Продолжением истории Полибия служат сочинения двух очень близких ему по духу людей: ιστορία μετά Πολύβιον [«История после Полибия»] (вероятно, со 144-86 гг.?, см.: Unger. Umfang und Anordnung der Geschichte des Poseidonios, Philol., N. F., т. 9, стр. 73 и сл., 245 и сл.; ср.: Susemihl. Ук. соч., II, 128 и прекрасный разбор Wachsmuth'a. Ук. соч., стр. 641 и сл.) известного стоика Посндония из Апамеи, друга Помпея и Цицерона,* и ιστορικά υπομνήματα [«Исторические мемуары»] географа Страбона из Амасеи, который пользовался Посидонием (143-27 гг.). Из обоих сочинений сохранились только отрывки (Müller. FHG, III, 245 и сл., 490 и сл.). Уцелевшее географическое сочинение Страбона также заключает в себе большой исторический материал.
Кроме того, имеют значение: Ливий (книги XXXI-XLV) и его эпитоматоры, изложение которых, начиная со 167 г., потеряно для
* Посидоний из Апамеи (около 135-50 гг. до н. э.) — философ, ученик Известного философа-стоика Панэтия, автор «Истории» (52 книги), которая была замышлена как продолжение труда Полибия и биографии Помпея Великого. Сочинения Посидония до нашего времени не сохранились и дошли только в отрывках.
414
нас. Диодор — в отрывках, Помпей Трог — в извлечении у Юстина и в прологах; Плутарх — биография Суллы, которая заимствована отчасти из мемуаров самого Суллы; Павсаний (см.: Wachsmuth. Ueber eine Hauptquelle für die Geschichte des achäischen Bundes, Leipz. Studien, т. 10, стр. 269 и сл.), Аппиан — книги XI-XVII (для времен Антиоха III, Митридата и Гражданских войн), Дион Кассий (в эксцерптах и извлечениях у Зонары), заимствованные у Порфирия списки македонских, фессалийских, сирийских и египетских царей. См.: Eusebii chronica, ed. Schöne, т. I—II.
Что касается документального материала, то к надписям, заключающимся в известных сборниках (ср. особенно аттические надписи от Эвклида до Августа в CIA, т. II; Inscriptiones Atticae aetatis Romanae в CIA, т. III; затем дополнения в IV т.; Inscriptiones Graecae insularum maris Aegaei, 1895 и сл.; SGDI и Inscriptiones Latinae Graecae bilingues, I—II, 1908), как раз для этой эпохи прибавилось много новых находок; с ними знакомят, главным образом: Mittheilungen des deutschen archäologischen Instituts in Athen, Bulletin de correspondence hellenique, Έφημερΐς αρχαιολογική и JHS. Для папирусов см. в § 160 названные сборники.
176. Уже в 228 г. Рим вступил в борьбу с иллирийским разбойничьим государством, с которым не могли справиться ни этолийцы, ни ахейцы. Во время этой борьбы римляне утвердились в Элладе, приобрели Керкиру в непосредственное владение, а Аполлонию и Диррахий присоединили к своей симмахии. Эллины дружелюбно отнеслись к этому первому вмешательству Рима в судьбы Балканского полуострова; симпатии же их к Македонии были сильно подорваны жестокостью царя Филиппа V (убийство Арата, который стал для него неудобен (213 г.)).1 Тем не менее союзные с Македонией эллинские государства были вовлечены в столкновение с Римом, как только царь, верно оценивший опасность, грозившую со стороны Рима восточным государствам, вмешался в римско-карфагенскую войну.2 Вообще, как замечает Полибий (V, 105), именно с этого времени греческая и италийская политика, обусловливая одна другую, постоянно мешаются одна с другой, и эллинские государства особенно привыкают обращаться в политических вопросах к Италии, как к последней инстанции.3
Тотчас же вслед за этим первым столкновением Эллада разделилась на два враждебных лагеря (211 г.), потому что этолийцы, элейцы, мессенцы, афиняне и военная тирания Маханида, утвердивша-

1 Ср.: Polyb., VIII, 14; он называет Арата καδηγεμών [руководителем] Филиппа (VII, 14).
2 К характеристике политики Филиппа V см.: Mommsen и Robert. König Philipp V und die Larisäer, Hermes, XVII, стр.479 и сл. и приведенную там надпись (заметим кстати: в ней мы находим поучительный пример того, как эллинские города, представляя с формальной стороны полную демократию, могли в сущности находиться в безусловном подчинении)-
3 См.: Mommsen. Ук. соч., 479 и сл.
415
яся в Спарте во время новых смут, приняли сторону Рима. Впрочем, эта опустошительная война, тянувшаяся целые годы, не решила судьбу Эллады, так как Рим не был в состоянии принять в ней участие со значительными силами. С одной стороны, спартанский тиран потерпел поражение от Ахейского союза (при Мантинее в 207 г.?),1 боевая сила которого была прекрасно организована благодаря военному таланту Филоиемена,2 с другой — Филипп нанес этолийцам такой урон, что они решились — вопреки союзному договору с Римом — на отдельный мир (205 г.?), к которому, впрочем, потом присоединился и Рим. Между тем в Пелопоннесе продолжалась война, так как после смерти Маханида в Спарте тотчас же возникла с помощью шаек наемников и пролетариев, а также массы освобожденных илотов новая тирания — кровавое правление Набиса,* который, несмотря на мирный договор, продолжал чисто разбойничью политику и не давал покоя Ахейскому союзу. Он утвердился в Спарте, несмотря на то, что Филопемен удачно боролся с ним.
С другой стороны, эллинский мир тотчас же опять пришел в волнение вследствие беспокойной политики македонского царя, которого случившийся именно в это время переход короны Лагидов к малолетнему ребенку побудил в союзе с Антиохом Сирийским предпринять решительное нападение на египтян, господствовавших на Эгейском море. С этим соединилось покушение на самостоятельность свободных и полусвободных греческих городов на малоазийском и фракийском берегу, часть которых находилась под покровительством этолийцев; мир с этолийцами, таким образом, не только фактически был нарушен, но еще и образовалась коалиция из многих мелких государств (Родос, Византии, Хиос, Пергам), которая, со своей стороны, просила и нашла поддержку в Риме,3 тем более что у Филиппа возникла вражда с Афинами, находившимися в союзе с Римом.
По этому поводу вспыхнула война (начавшаяся в 200 г.), которую Рим сумел выставить как борьбу за свободу эллинов против Македонии, но которую он вел только потому, что в политических

1 Kromayer. Ant. Schlachtfelder, стр. 281 и сл.
2 Литература о Филопемене и его политике, которую оценивают весьма различно, приведена y Hermann'а. Ук. соч., § 188, 1. Кроме того: Neumeyer. Philopömen der letzte der Hellenen, Arnberg. Progr., 1879; C. Peter. Studien zur römischen Geschichte, 1863 (представляет защиту против приговора, произнесенного над независимой политикой Филопемена в «Римской истории» Моммзена, см. в особенности стр. 177 и сл.).
3 Rospatt. Die Politik der Republik Rhodos und der übrigen griechischen See und Handelsstaaten in der Kriegen Roms gegen Makedonien, Syrien und Griechenland, Philologus, т. 27, стр. 673 и сл., т. 29, стр. 488 и сл., 577 и сл. (1870).
* О Спарте времени Набиса, помимо соответствующих мест в работах, указанных ниже (в нашем примечании на стр. 398-399 настоящей главы), также см.: Texier J.-G. Nabis. Paris, 1975.
416
видах сената покорение Востока было решенным делом; в этой борьбе Македония, кроме непосредственно подчиненных ей Фессалии, Эвбеи, восточной Локриды и Фокиды, могла рассчитывать еще только на поддержку эпиротов, акарнанов и беотийцев. Ахейский союз оставался нейтральным, между тем как спартанцы, этолийцы, элейцы, а может быть также и мессенцы примкнули к противной стороне. Наконец, в 198 г. начальство над войсками в Греции принял филэллин Фламиний, побудивший эпиротов отступиться от Македонии и заставивший Ахейский союз принять участие в войне; даже беотийцам навязал он союз с римлянами, после чего исход борьбы не мог подлежать сомнению. Слабая попытка Филиппа отвлечь от неприятельской коалиции спартанского тирана Набиса передачей ему с этой целью города Аргоса, отнятого им у Ахейского союза с помощью самих граждан, повели только к тому, что Набис повторил в Аргосе ту же коммунистическую революцию, какую он произвел раньше в Спарте, и подверг систематическому ограблению имущие классы в интересах народа и ради собственной выгоды. В своей внешней политике Набис по-прежнему остался верен римлянам и при их посредничестве ему удалось даже заключить перемирие с ахейцами.
Таким образом, уже в 197 г. война кончилась очень неблагоприятно для Филиппа. Вследствие победы при Киноскефалах,1 одержанной, главным образом, благодаря помощи этолийцев, Македония была оттеснена до Олимпа, своей старой границы, а затем на Истмийских играх 196 г. была провозглашена свобода и самостоятельность всех эллинов, бывших раньше в зависимости от Македонии.2
177. Мы не будем решать здесь вопроса о том, как понималась эта «свобода» с точки зрения римской политики;3 фактически самый способ, которым Фламиний, и сенатская комиссия приводили в порядок эллинские дела, уже заключал в себе зародыш новых столкновений. Фессалия была разделена на четыре самостоятельные союза, причем надежда этолийцев вернуть себе здесь прежнее господ-

1 Kromayer. Antike Schlachtfelder in Griechenland, т. II (Die hellenistischrömische Periode von Kynoskephalä bis Perseus), 1907.
2 Таким образом, провозглашение свободы не касается всех эллинов вообще, — вывод, который много раз делали на основании Зонары (IX. 18) и Полибия (XVIII, 46).
3 Насчет характера политики, которой Рим держался относительно эллинов, мнения историков очень расходятся. Обозрение и критику этих мнений дает Hertzberg (Philologus, т. 28, 1869, стр. 136 и сл.) Чрезвычайно благоприятный для римской политики взгляд Моммзена решительно оспаривается Peter'ом, определяющим ее «маккиавеллистический» характер. Ср. тем не менее: G.Colin. Rome et la Grece de 200-146 av. J.-С. 1905, который указывает, как очень переменчивы были настроения этой политики, как сменяли в ней одно другое стремления римской знати, проникнутой чувствами эллинофильства и капиталистического империализма. — Кроме того, см.: Mahaffy. Greek Life, 444 и сл.
417
ствующее положение оказалась обманутой. Правда, они снова присоединили к своему союзу Локриду и Фокиду и получили обратно Амбракию и Эниады, утраченные во время предыдущих войн, но так как их притязания на Акарнанию остались столь же неудовлетворенными, как и притязания на Фессалию — это обратило их неудовольствие в непримиримую вражду к Риму. Что касается ахейцев, то они были довольны возвращением Коринфа и других городов Пелопоннеса, находившихся во владении Македонии. Однако и у них произошло некоторое разногласие с Римом по тому поводу, что римляне, вынужденные поведением самого Набиса вступить в войну со Спартой (195 г.), не довели этой войны до полного, желанного свержения тирана, а оставили ему его владения, хотя и ограничили их городом Спартой с округой. Присоединение к союзу Аргоса и лаконских общин периэков (получивших после этого отделения от Спарты наименование элевтеролаконцев [свободных лаконцев]) не могло вознаградить Ахейский союз за обманутые надежды на присоединение Спарты, тем более что Набис являлся постоянной угрозой для мира на полуострове.
К этому присоединилось то обстоятельство, что у всех недовольных новым порядком вещей именно в это время явилась надежда на перемену политического положения, благодаря завоевательной политике Сирийского царства (при Антиохе Великом), вступившего уже в столкновение с Римом по вопросу о свободе малоазиатских греческих городов и тем самым шедшего к неизбежной войне с ним. Действительно, едва римляне оставили свои последние позиции в Элладе (Акрокоринф, Халкиду, Деметриаду) и предоставили эллинов самим себе, как усилившиеся между ними раздоры вызвали взрыв новой борьбы. Этолийцы жаждали побудить сирийского царя перенести войну в самую Элладу и заранее обеспечить и себе и ему сильное положение; поэтому они подстрекнули Набиса к нападению на отнятые у него лаконские приморские города. Однако благодаря решительному отпору со стороны Филопемена и Ахейского союза дело кончилось поражением Набиса (192 г.), хотя от полной гибели его снова спасло перемирие, устроенное Фламинином.1 Попытка этолийцев, со своей стороны, силой утвердиться в Спарте, причем Набис лишился жизни, привела только к тому, что спартанцы присоединились к Ахейскому союзу. Зато им удалось овладеть важной крепостью Деметриадой и привлечь на свою сторону фессалийских магнетов, что, действительно, в 192 г. повело к высадке Антиоха в Элладе (близ Деметриады).
Однако это вторжение было произведено с такими незначительными силами, что, если не считать присоединения к Антиоху эвбейцев, беотийцев и союзных с этолийцами элейцев и мессенцев,

1 Fühl. Der letzte Kampf der Achäer gegen Nabis, N. Jahrbb. f. Philol., т. 127, стр. 37 и сл. Об участии пергамских войск см.: Frankel. Ук. соч., стр. 62 и сл.
418
не могло вызвать в Элладе сильного по своим размерам антиримского движения. Даже Филипп Македонский сражался на стороне римлян, перед которыми Антиох уже в 191 г. отступил обратно в Азию (после победы Мания Ацилия Глабриона при Фермопилах). После упорной многолетней борьбы, когда власть Антиоха в Азии пала (190 г.), война кончилась для этолийцев полным подчинением (189 г.) верховной власти Рима, причем они потеряли значительную часть своих владений, так что, кроме древней коренной области, в их руках осталась, вероятно, только западная Локрида и верхняя долина Сперхея. Их политическое значение было навсегда уничтожено, а также и их господство в дельфийской амфиктионии, которая была преобразована но образцу ее устройства в 346 г.1
178. Ахейцы, напротив, казалось, только окрепли за время этой войны. Им удалось добиться присоединения к своему союзу Элиды и Мессении (191 г.) и распространить его, с согласия Рима, даже по ту сторону Истма (присоединение Гераклеи у Эты и этолийского Плеврона). Однако скоро выяснилось, что такое расширение союза, охватившего, действительно, весь Пелопоннес, заключает в самом себе роковую причину слабости. На самом деле оказалось невозможным ассимилировать в союзе ни сильную своей олигархией Мессению, смотревшую с непримиримой враждой даже на такую умеренную демократию, как ахейская, ни одичавшее беспокойное население Спарты; для союза было тем опаснее, что недовольные элементы искали поддержку на стороне, т. е. в Риме, и таким образом постоянно подавали ему повод к новому вмешательству во внутренние дела Эллады. Это обстоятельство значительно ускорило падение политической самостоятельности эллинов, и без того уже сделавшейся весьма проблематичной вследствие слишком сильного протектората Рима.
Впрочем, союз сам вызвал это вмешательство той жестокостью, с которой он поступил со Спартой, когда в 189 г. она сделала попытку выйти из своего невыносимого политического и экономического положения. За эту неудачную попытку из страны была изгнана та часть спартанских граждан, которая вышла из среды рабов и илотов; затем у города были отняты еще некоторые области, стены его срыты, наемные войска разоружены и распущены, «Ликурговы» установления уничтожены, некоторые области отняты; все это привело Спарту в такое состояние слабости и бессилия, что даже эмигранты, возвращенные туда ахейцами, очень скоро оказались во враждебном отношении к союзу, и поэтому новое правительство Спарты обратилось к такой политике, которая стремилась освободить государство из его стесненного положения посредством вмешательства Рима. Союз, действительно, увидел себя, наконец, вынужденным предоставить римлянам решение спартанского вопроса

1 См. декрет амфиктионов 178 г.: Ditt. Syll.2, I, 293.
419
(184 г.). Эти последние разрешили спартанцам возобновить укрепление их города, возвратиться к «Ликурговым» законам и отняли у союза право уголовного судопроизводства но отношению к спартанской области. Однако римское вмешательство и теперь не принесло продолжительного мира, потому что главное затруднение осталось неулаженным, а именно, не были приведены в порядок права собственности, безнадежно запутанные многочисленными революциями и различными противоположными притязаниями; общее затруднительное положение, напротив того, увеличилось еще более благодаря открытому для всех изгнанных доступу в страну, что повело к новой путанице. Действия ахейцев против Мессении были более успешны; мессенские олигархи стремились вырвать страну из союза, и это привело к их собственному падению и к победе демократии, хотя во время этой борьбы союз потерял своего великого вождя Филопемена, который был захвачен мессенцами в плен и убит (183 г.).
179. Установлению порядка в Элладе, пожалуй, еще больше, чем неразрешимые местные споры, препятствовали страшные раздоры политических партий, особенно обострившиеся благодаря тому, что враждующие между собой партии заняли различное положение даже относительно национального вопроса. Одну сторону составляли демократы, которые в то же время упорно добивались независимости эллинов от Рима (Филопемен, Ликорт, Полибий); другую — сторонники олигархии и аристократии, которые, как и повсюду, находились под покровительством римлян и стояли за безусловное подчинение Риму, из страха перед социально-революционными тенденциями времени, из любви к покою и власти и из ненависти к демосу. Это направление уже настолько усилилось внутри Ахейского союза, что стесняло деятельность национальной партии во всех отношениях. Правда, в некоторых местностях, например, в Беотии и Эпире национальная партия имела решительный перевес; зато положение дел в Средней и Северной Греции ясно указывало на бесплодность самостоятельной национальной политики: в Фессалии и Этолии борьба между имущими и неимущими, между должниками и кредиторами дошла до ужасного кровопролития и вызывала неоднократное вмешательство Рима.
Впрочем, у национальной партии осталась еще одна надежда: новое усиление Македонского царства, к которому обратились симпатии всех автономно настроенных кругов, с тех пор как у Македонии обозначилось чрезвычайно резкое столкновение с римлянами, и македонское правительство стало готовиться к последней решительной борьбе, особенно после тяжкого оскорбления со стороны Рима (отнявшего у Македонии все завоеванные ей во время Сирийско-римской войны земли во Фракии и к югу от Олимпа). Война, разразившаяся, впрочем, только при сыне Филиппе, Персее (171 г.), окончилась (после битвы при Пидне в 168 г.) полным уничтожением
420
Македонского государства.1 Эта катастрофа по своим последствиям оказалась роковой также и для национальной самостоятельности эллинов.
Самое значительное эллинское государство этой эпохи — морская республика Родос, хотя и была окружена сильными государствами, сумела сохранить все это время полную независимость благодаря своей мудрой нейтральной политике и своему моральному влиянию, но теперь тяжко поплатилась за враждебное отношение к Риму во время войны. Родос потерял свои владения на материке в Ликии и Карии, принужден был присоединиться κ римскому союзу и, кроме того, сильно пострадал в экономическом отношении, благодаря порто-франко, устроенному Римом на Делосе, что отвлекло от Родоса большую часть торговли в восточной части Средиземного моря.
Что касается самой Эллады, то, начиная со 168 г., римская политика в союзе с жаждущей мести олигархией предприняла здесь настоящую истребительную войну против всех враждебных себе элементов.
Уже раньше демократы беотийских городов (Фисбы, Галиарта и Коронеи), перешедших во время войны на македонскую сторону, были в наказание массами проданы в рабство; теперь эта варварская система была применена в колоссальных размерах в Эпире, где все города, предавшиеся Македонии, в числе семидесяти, были разграблены, а их жители (150 000?) проданы в рабство!
В Этолии римская партия воспользовалась своей победой для кровавых избиений и массовых изгнаний. Национальная оппозиция была всюду подавлена, и все принадлежавшие к ней выдающиеся люди были арестованы за участие в войне или за принадлежность к оппозиции и за оппозиционные убеждения и отправлены в Италию. Даже Ахейский союз — несмотря на всю осторожность своего поведения относительно царя Персея — не избег той же участи: тысяча его самых уважаемых граждан должна была отправиться в плен в Италию (167 г.) под предлогом привлечения κ судебной ответственности.
Это свидетельствует об утрате всякого значения Ахейского союза. Рим уже угрожал целости его состава (отнятие этолийского Плеврона), а в 153 г. предводитель римской партии в Союзе Калликрат открыто объявил, что нельзя более и думать о независимой от Рима внешней политике, поскольку тот или иной вопрос коснется военных действий.
180. С другой стороны, иод давлением упомянутых обстоятельств, ненависть к Риму и его сторонникам достигла такой степени напряжения, что недоставало только предводителей для того, чтобы выз-

1 Македония была разделена на четыре кантона, систематически изолированные один от другого тем путем, что commercium и connubium между ними были запрещены. Кроме того, страна была обложена данью в пользу Рима и совершенно обезоружена, исключая необходимых мероприятии для обороны границы. Ср.: Niese. Ук. соч., т. III, стр. 180 и сл.
421
вать последний страшный взрыв народных страстей, которые и без того уже были сильно возбуждены вследствие всеобщей социальной и экономической неурядицы того времени. Вожди нашлись, когда сенат (в 151 или 150 г.) внял, наконец, неоднократным просьбам ахейского собрания и позволил вернуться в Элладу оставшимся в живых (около 300 человек) высланным ахейским патриотам.
Впрочем, демократия, снова ставшая во главе правления со стратегом союза Диеем, избранным в 149 г., немедленно и самым жалким образом подверглась такому же развращению, какое царствовало среди правящих кругов Союза при прежнем режиме, чем и доказала, что от такой демократии нечего было ожидать политического возрождения Союза. Дией, например, не задумался поступить весьма легкомысленным образом, чтобы отвлечь в другую сторону общественное мнение, возбужденное против него за один грязный поступок, и довести до открытого разрыва спор между Спартой и Союзом, и без того постоянно грозивший возникнуть из-за их государственных и территориальных отношений; он настоял на резком предъявлении ахейских притязаний Спарте, причем не постеснялся обмануть собственный народ ложными известиями о якобы благоприятном для Союза настроении Рима.1
Таким образом, с одной стороны, возгорелись междоусобицы внутри Союза (148 г.), с другой — было прямо вызвано вмешательство римской власти, так как к ней добровольно обратились за решением. Это вмешательство, действительно, последовало в следующем (147 г.) в такой форме, что грозившая Союзу опасность сразу обнаружилась, и насчет его конечной судьбы не оставалось более сомнений. Председатель сенатской комиссии, учрежденной для решения спартанского вопроса, объявил союзному собранию в Коринфе, что Союз должен отказаться не только от Спарты, но также от Аргоса, Коринфа, Орхомена (в Аркадии) и Гераклеи у Эты. Взрыв народной ярости, который последовал в ответ на это требование, и оскорбление римских послов ясно показывают, куда клонилось дело, хотя Рим сначала протянул руку примирения, так как именно в это время его оружие было занято не только в Испании и Африке, но также и в Македонии, где вспыхнуло восстание, вызванное появлением претендента. Однако благодаря интриге фанатичного врага римлян Критолая, избранного стратегом в 146 г., это примирение не состоялось, и народ, который он систематически возбуждал, снова оскорбил римских послов на собрании в Коринфе, после чего война с Римом сделалась неизбежной. Объявление войны, прокламированное собранием, на словах касалось только Спарты, а в каких целях эта война была задумана на деле, показывает то обстоятельство, что Критолай начал ее в Северной Элладе (против отложившейся Гераклеи), где к движению присоединились фиванцы и халкидяне.

1 О подробностях этого столкновения, о котором, к сожалению, сохранилось мало известий, см.: Hertzberg. Ук. соч., стр. 244 и сл.
422
Правда, очень скоро оказалось, что восстание не имеет силы для упорной борьбы. Критолай даже не сделал попытки удержать Фермопилы от римских легионов, когда эти последние под предводительством Метелла выступили из только что покоренной и обращенной в римскую провинцию Македонии; и когда союзники, несмотря на быстрое отступление, были настигнуты римлянами и разбиты при Скарфее, то немедленно произошло полное распадение их войска. Тем не менее предводители, сознавая, что их ждет верная смерть в случае плена, решились на отчаянную борьбу. Всякий протест со стороны партии, стоявшей за мир, но составлявшей меньшинство в Союзе и после поражения успевшей, и не без удачи, обратиться в римский лагерь с предложениями посредничества, им удалось подавить, не без того, однако, чтобы не прибегнуть к убийству; народ они привлекли на свою сторону, предложив к осуществлению ряд мер социально-революционного характера: отмену долговых обязательств и пр. Во главе Союза, в качестве стратега, опять встал Дней, вместо Критолая, павшего, вероятно, при Скарфее; он издал воззвание к народу, в котором призывал к оружию не только всех свободных людей, годных к военной службе, но также 12 000 рабов. Напрасно! На Истме (при Левкопетре? Ср.: Curtius. Peloponnes, II, стр. 591) ахейцы потерпели такое решительное поражение от превосходящих римских сил, бывших иод предводительством консула Муммия, заменившего Метелла, что города Союза, даже укрепленный Коринф, без сопротивления попали в руки победителей (Дней самоубийством избег грозившей ему горькой участи).
Ужаснее всего катастрофа 146 г. поразила город Коринф. Он был предан полному разрушению, по-видимому, не только в наказание за оскорбление римских послов, но также в угоду римским капиталистам, которые с завистью смотрели на торговое процветание города! Место, на котором стоял Коринф, было посвящено богам. Вся территория его, за исключением части, отданной Сикиону, принявшему на себя устройство Истмийских игр, была обращена в ager publicus и в ager vectigalis; та же участь постигла и большую часть Эвбеи и Беотии.1 Остальные участвовавшие в восстании города по-

1 С. F. Hermann. Die Eroberung Korinths und ihre Folgen für Griechenland, Ges. Abhandlungen..., 1849. Гольм (GG., IV, 524), в противоположность приведенному мнению Моммзена (RG., II, 48), следует свидетельству Цицерона (Off. I, И) и Юстина (XXXIV, 2) и принимает следующие главные причины разрушения: 1. Стратегическое значение Акрокоринфа, который не нужно было занимать гарнизоном среди пустыни. 2. Желание показать пример, причем он указывает для сравнения на поступок пелопоннесцев в Платеях и Александра в Персеполе. По его мнению, Муммий не потерпел бы ненужных жестокостей. А избиение большей части мужского населения? Разве оно было нужно? Возможно ли, наконец, чтобы «идеальная Греция ровно ничего не потеряла с утратой Коринфа», как думает Гольм?
423
платились срытием стен, а затем многие из них, в особенности Фивы и Халкида, сильно пострадали от грабежей, контрибуций, от казни или обращения в рабство большого числа своих граждан.
181. Что касается дальнейшего устройства Эллады, то решение относительно этого было принято в сенатской комиссии сообща с консулом, и в результате его Ахейский и все остальные союзы в Элладе были объявлены распущенными, и, таким образом, отдельные городские общины были совершенно изолированы в политическом отношении; одновременно была принята обычная мера для усиления этой изолированности — запрещение commercium, εγκτηοις, т. е. приобретения земельной собственности (между общинами, воевавшими с Римом?); впрочем, эта мера была скоро отменена. Впоследствии Рим вновь допустил союзы ахейский, беотийский, фокидский, локридский, Эвбейский, элевтеролаконцев, несиотов [островитян] и амфиктионов, что, однако, не принесло никакой перемены в политическом отношении, потому что эти терпимые Римом союзы имели скорее характер праздничных товариществ.1
Внутри самих городов демократия всюду была устранена, и посредством тимократического устройства право полного гражданства было поставлено в зависимость от ценза, а управление передано в руки состоятельного меньшинства. Не подлежит больше никакому сомнению, что, за исключением некоторых, особенно привилегированных или связанных с Римом древним договором городов, как Афины2 и Спарта, на остальные города были наложены некоторые определенные повинности, φιλικα'ι λειτουργεί [дружеские повинности], и тем самым эллины стали данниками римлян.3 Правда, городам была все же оставлена их «свобода»; однако эта свобода в действительности ограничивалась правом на самостоятельное городское управление и собственный суд, а также правом на земельную собственность. С этих пор авторитет македонского наместника стоит выше этой свободы; насколько нам известно, ему принадлежал высший надзор над городским управлением и право верховного решения в некоторых случаях уголовного судопроизводства.
Такое положение дел4 выясняется из источников с достаточной достоверностью и, кроме того, подтверждается еще тем, что, начиная со 146 г., вводится македонское летосчисление,5 — факт

1 Kuhn. Städtische und bürgerliche Verfassung des römischen Reiches, II, стр. 13.
2 О положении Афин в эту эпоху см.: U. Köhler. Ueber den auswärtigen Besitzstand Athens im 2 Jahrb., Mitteil. d. d. Arch. Inst, in Athen, I, стр. 257 И сл.
3 Вопрос об этой дани остается открытым. Ср.: Hertzberg. Ук. соч., I, стр. 281; Mommsen. RG., II, стр. 47 и сл.
1 Marquardt. Römische Staatsverwaltung, I2, стр. 330.
5 Этот аргумент, впрочем, потерял бы значение, если бы Kubitschek (Arch, epigr. Mitteil., XIII, 124) оказался прав, говоря, что македонское летосчисление введено уже с 148 г.
424
несомненный относительно целого ряда эллинских городов. Ввиду этого на спорный вопрос о государственном положении Эллады со 146 г.,1 который поднимался уже много раз, едва ли можно дать другой ответ, кроме того, что, начиная с этого года, покоренная, обезоруженная Эллада в сущности находится в подданстве у Рима, хотя она не была еще тогда обращена в римскую провинцию Ахайю. С этого времени Эллада на деле стала придатком римской провинции Македонии, и с наступлением этого фактического отношения самостоятельной политической истории эллинов приходит конец. Пусть Моммзен (RG., II, 47) подводит под понятие «формальной верховной власти» ту муниципальную свободу, которая была оставлена эллинам: с политической точки зрения эта свобода — пустая тень. То, что, начиная с 146 г., составляет историю Греции, происходит иод давлением извне, а не по собственной инициативе народа.
Для общего направления, в котором развивались дела Эллады, характерна история распадения Пергамского царства (133 г.), вследствие известного завещания Аттала III.* С греческими городами, принадлежащими к этому царству, поступают как с частной собственностью, и Рим попросту принимает их в качестве «наследства». Их присоединяют к вновь образованной провинции Азии заодно с теми греческими городами, которые, как Колофон, Самос и др., были завоеваны претендентом Аристоником,2 а после его падения достались римлянам. Эгина, как часть пергамского наследства, тоже делается тогда собственностью римского народа.
182. Эти события должны были открыть глаза даже самому близорукому, и дело, действительно, дошло еще раз до реакции эллинского чувства свободолюбия против господства Рима, правда, только тогда, когда в другом месте возникло сильное антиримское движение, к которому можно было присоединиться. Руководителем этого движения сделался могущественный государь, который уже раньше мощно боролся за эллинские интересы, как защитник греческих городов на северном берегу Черного моря против скифов и жителей Тавриды; в качестве «простата» Херсонеса, царя Боспора, союзника

1 См. подробный обзор этого вопроса и относящейся к нему литературы у Hertzberg'a. Ук. соч., I, стр. 284 и сл. и Philologus, т. 28, 1869, 123 и сл. Кроме того: Höfler. Untersuchung der Frage, ob Griechenland mit der Zerstörung Korinths römische Provinz gevorden sei, Sitz. ber. der Wiener Akad., phil.-hist. Kl., т. 65, 1870, стр. 267 и сл.; Brandis. Achaia у Pauly-Wissowa; он тоже указывает на сенатусконсульт, в котором, действительно, встречается выражение έπαρχία=ρΓονίηοΐΒ (Ditt. Syll.2, Ι, 241, 3.55). О правах отдельных городских общин см.: Mommsen. Römisches Staatsrecht, т. III, стр. 645 и сл.; Holm. GG., IV, 768 и сл.
2 Об этой и в социально-историческом отношении чрезвычайно интересной личности см.: Pöhlmann. G. des antiken Кот. und Soz., τ. II, стр. 423 и сл.
* Об этом завещании см.: Колобова К. М. Аттал III и его завещание. — Древний мир. М., 1962. С. 545 и сл.
425
северо-понтийских и фракийских греческих городов (севернее Балкан), государя Колхиды, Малой Армении и юго-восточного берега Понта (с главным городом Синопой), он занимал могущественное положение, которое оправдывало название его наследственного царства (Понт): это был Митридат Эвпатор Великий (с 121 г.).1 Когда этот воинственный царь, благодаря неспособности римских вождей, распространил свое господство также и в западной части Малой Азии (88 г.), к нему тотчас же добровольно перешла вся провинция Азия, которая была истощена римскими сборщиками податей и жаждала освободителя от римского ига. Даже кровавое распоряжение Митридата об избиении всех италиков в провинции Азии было охотно приведено в исполнение в греческих городах; это возбудило непримиримую вражду римлян к восточным грекам. Обаяние этого мощного человека было так велико, что его стремление привлечь европейскую Элладу в сферу своего господства нашло сочувствие даже там, где зависимость от Рима была самая слабая, где от него терпели меньше всего — именно в Афинах!
Относительно мотивов, которые руководили политикой Афин, источники не дают нам достаточных сведений. В антиримском направлении действовало, по-видимому, политическое течение, стремившееся к восстановлению древней демократии, тогда как Рим неизменно покровительствовал олигархическим интересам2 и с кровавой жестокостью противодействовал всем попыткам изменить в демократическом духе существующие порядки. Ярким тому примером служит декрет проконсула А. Фабия Максима властям ахейского города Димы.3 Это демократическое направление сильно поддерживалось воспоминаниями о величии древних Афин, еще живо сохранившимися и в народе и в высших кругах, в особенности среди философов и риторов. Мы видим, что глава школы перипатетиков Аристион руководил переговорами с Митридатом в Эфесе. Последствием было восстановление старого демократического строя, отказ от союза с Римом и переход на сторону Митридата.4 Вскоре

1 См. о нем классическое сочинение: Reinach, Mithridate Eupator, roi de Pont, Paris, 1890.*
2 Об олигархических тенденциях в тогдашних Афинах см.: Ferguson. The oligarchic revolution at Athens of the year 103/102, Klio, 1904, стр. 1 и сл.
3 Νόμους γράφειν ύπεναντίους τη άποδοδείση τοις Αχαιοΐς υπό Ρωμαίων πολιτεία [предлагать законы, противные дарованной ахейцам римлянами конституции] запрещается под страхом смерти: CIG, 1543. См. также: Brandis. Achaia у Pauly-Wissowa; Mommsen. RG., V, 235.
4 См.: Weil. Mitteil. d. d. arch. Inst, in Athen, VI, 315 и сл.
* О Митридате Эвпаторе см. также: Castagna Μ. Mithridate VI Eupator, re del Ponto. Portici, 1938; Саникидзе Л. Д. Понтийское царство. Тбилиси, 1956; DugganA. King of Pontus: The life of Mithridate Eupator. New York, 1959; Ballesteros Pastor L. Mitridates VI Eupator. Granada, 1995. О его отношениях с Римом см.: Olshausen Ε. Mithridates VI und Rom. — Aufstieg und Niedergang der Römischen Welt. Bd. I. 1972, N 1. S. 808 814; McGing B. The Foreign Policy of Mithridates VI Eupator, King of Pontus. Leiden, 1986; Сапрыкин С. Ю. Понтийское царство. Μ., 1996.
426
после этого флот царя иод командой адмирала Архелая появился на Эгейском море. Делос был взят и жестоко наказан. Афины и Пирей приняли гарнизоны царя, которому вскоре после этого подчинилась вся остальная Эллада, и тогда царь перенес свою резиденцию в Пергам, чтобы быть ближе к эллинам.
Однако дальнейшее течение событий не соответствовало этому удачному началу! Сухопутная армия царя, которая должна была проникнуть через Македонию на помощь к эллинам, продвигалась недостаточно быстро вперед, ввиду чего Архелай и избранный афинским стратегом Аристион считали свои силы слишком слабыми для того, чтобы встретиться в открытом иоле с римлянами, уже вступившими под начальством Суллы через Эпир и Фессалию в Беотию. Архелай заперся в Пирее, Аристион — в Афинах, и тогда Сулла начал беспрепятственно осаду города. Понтийская армия появилась у Фермопил лишь тогда, когда город и гавань были уже взяты римлянами, когда в руках Аристиона остался один акрополь, а в руках Архелая — одна Мунихия, которую он сдал римлянам, а сам отступил к Фермопилам для соединения со своими. Хотя численностью понтийская армия далеко превосходила римскую, но по военным качествам она не могла равняться легионам с их вождем Суллой. Она была совершенно разбита к северу от Херонеи. Около того же времени Аристион сдал римлянам акрополь. С Афинами римляне поступили милостиво, хотя население, конечно, тяжело пострадало при взятии города. Свобода афинян не была нарушена, и они даже получили тогда обратно Делос.
Эти успехи римлян и вместе с ними жестокость азиатского деспота, от которой тяжко пострадали многие греческие города, возбудившие его подозрение, например Хиос, вызвали даже в Малой Азии восстание против Митридата. Эфес1 и другие греческие города отъединились от пего. Отправка повой армии в европейскую Элладу также не имела успеха. Эта армия была совершенно уничтожена Суллой на равнине Орхомена (85 г.?). В то же время другое римское войско проникло в Малую Азию. Митридату ничего более не оставалось, как согласиться на договор, по которому он отказался от всех своих завоеваний и приобретений, начиная с 89 г.2 Остальная Эллада, Эвбея (здесь командовал Архелай, который служил посредником во время мирных переговоров) и вся Малая Азия подчинились римлянам. Этот фактический результат оставался с тех пор неизменным за все время последующих войн Рима с Митридатом.
183. Эти войны относятся уже к римской истории точно так же, как и римские междоусобные войны, от которых эллинский мир сильно пострадал, тем более что партии, искавшие на Востоке под-

1 См. интересный Эфесский декрет: Recueil des Inscriptions iurid. grecques, 1891, № 4.
2 Мирный договор не был, впрочем, одобрен сенатом ни теперь, когда в нем господствовали враги Суллы, ни впоследствии. Он остался только перемирием.
427
держки против Цезаря, а впоследствии против Октавиана, принадлежали к числу побежденных: Помпей, убийцы Цезаря, Антоний. Впрочем, эти войны не принесли существенного вреда политическому положению греков. Даже для Афин, которые в этой борьбе всегда стояли на стороне побежденного, они имели в политическом отношении только следующие последствия: их конституция получила еще более олигархический отпечаток и, кроме того, Август отнял у них обратно часть областей (Эретрию, Эгину), полученных ими от Антония. Даже тогда, когда Август в 27 г. образовал римскую провинцию Ахайю, Афины явились «свободным» городом, наравне с другими многочисленными городами, которые сохранили эту «свободу» или впервые получили ее от Августа.1 Напротив, экономическое и социальное расстройство, от которого Эллада страдала уже несколько столетий, еще более увеличилось в тяжелое время упадка республики. Даже продолжительный мир, принесенный империей, не мог остановить этого упадка, который шел рука об руку с упадком духовной и политической жизни.2
Процветание, которого достигли некоторые города, например: Коринф, восстановленный Цезарем, как римская колония, и Патры, возникшие при Августе, не может ввести в заблуждение насчет общего упадка. Коринф обязан своим процветанием, главным образом, пребыванию в нем наместника и важному значению своего местоположения для всемирных торговых связей. Это большая торговая гавань, служащая посредником для торговли между Востоком и Западом.2 Что касается остальной Эллады вообще, то она делается второстепенной страной как с политической, так и с экономической точки зрения. Города, которые лежат в стороне от большого пути, непрерывно разоряются. Отлив населения к мощно расцветшему Востоку, который продолжался безостановочно с начала эллинистической эпохи, не мог быть возмещен. Во многих городах на улицах и площадях растет трава и пасется скот. Афины, которые в торговом и политическом отношении стоят совершенно в стороне, сохраняют свое значение только как центр образованности и утонченной жизни.
Ареной общественной деятельности служат тесные пределы города и округа. Эта деятельность с политической точки зрения не имеет никакого значения, потому что Рим провозгласил неприкосновенным установленный государственный и общественный строй. Правда, существуют еще некоторые обширные союзы, выходящие за пределы отдельных городов: вновь учрежденная Августом дельфийская амфиктиония и κοινά [союзы] целого ряда областей. Но и эти союзы не могли приобрести политического значения. Игры,

1 См.: Mommsen. RG., V, 245.
2 См. описание у Моммзена (RG., V, 245) и Э. Майера (Die wirtschaftliche Entwicklung des Altertums, 1895, особенно приложение 2: Eine griechische Kleinstadt im ersten Jahrhundert n. Chr.).
3 См.: Ε. Meyer. Ук. соч.
428
празднества, почетные декреты и т. д., позднее культ императоров — вот чем ограничивается их деятельность. Только право обращаться с ходатайствами и жалобами непосредственно к престолу представляет некоторую гарантию против злоупотреблений в провинциальном управлении.1 Ввиду такого ничтожного в политическом отношения значения κοινά, вопрос о том, происходили ли собрания, соединявшие представителей всей провинции (как это полагали, и вряд ли справедливо, на основании одной надписи, найденной в Акрефиях у Копаидского озера)2, является совершенно безразличным. Учрежденный Адрианом συνέδριον ιών Πανελλήνων [союз панэллинов], обширный союз,3 охватывавший всех греков, даже за пределами собственной Эллады, правление которого находилось в Афинах, вряд ли имел какую-либо иную цель, кроме устройства блестящих празднеств, игр и культа императоров.
Несомненным фарсом является поступок Нерона, этого комедианта на престоле цезарей, когда он, в благодарность за одобрение, которое встретило в Элладе его искусство, провозгласил в Коринфе, во время Олимпийских игр, «свободу» греков (66 или 67 г.).4 Надежды, которые возникли по этому поводу, ни в коем случае не могли осуществиться. В продолжение тех нескольких лет, когда Эллада пользовалась свободой, в стране поднялись всевозможные волнения, по-видимому, вследствие возобновления старой местной и общественной вражды.5 Эти волнения дали Веспасиану полное основание сказать грекам, что они не умеют разумно употреблять свою свободу.6 Вскоре после его вступления на престол мечтам греков о свободе наступил конец, и Эллада снова обратилась в ту обложенную данью провинцию, какой она была со времен Августа.

1 Моммзен (RG., V, 245) слишком преувеличивает значение этих провинциальных собраний. См. противоположное мнение: Pöhlmann. Aus Altertum und Gegenwart, стр. 355 и сл.
2 Keil. Sylloge inscr. boeot., № 31 (исправл. в Bull. corr. hell., XII, 305). См. также: Brandis. Ук. соч., I, стр. 196.
3 См. Mommsen. Ук. соч., V, стр. 244.
1 Это была «свобода», которая в сущности означала только свободу от дани и не воспрепятствовала Нерону после пожара Рима буквально опустошить Элладу в смысле систематического вывоза произведений искусства. См.: Bull. corr. hell., XII, стр. 510.
5 Относительно этих событий предание оставляет нас в совершенной неизвестности. См.: Hertzberg. Ук. соч., II, 124.
6 Paus., VII, 17, 2.

Подготовлено по изданию:

Пёльман Р. фон
Очерк греческой истории и источниковедения / Пер. с нем. А. С. Князькова, под ред. С.А. Жебелева. — СПб.: Алетейя, 1999.

ISBN 5-89329-032-1

© Издательство «Алетейя» (Санкт-Петербург) — 1999 г.
© Μ. М. Холод, С. М. Жестоканов — комментарии, приложения, научная редакция текста, 1999 г.



Rambler's Top100