Наша группа ВКОНТАКТЕ - Наш твиттер Follow antikoved on Twitter

403

5. Эллины Запада

ИСТОЧНИКИ

170. Тимей в последних книгах своего большого исторического сочинения описал помимо прочего и время Агафокла (ср.: Beloch. Die Oekonomie der Gesch. des Timäos, Jbb. f. Phil., т. 123, 1881, стр. 697 и сл.). Изгнанный тираном и вынужденный провести в изгнании всю свою жизнь (в Афинах до 256 г.), он писал, как противник Агафокла. Однако, несмотря на резкий и ядовитый тон своих суждений, вполне понятный с его стороны, он дает справедливое в общем изображение событий, хотя и помещает несколько злостных сплетен на счет тирана. Во всяком случае истина страдает у него не столько от ненависти к тирану, сколько от риторических приемов изложения; впрочем, он старался собрать возможно больше фактического материала и привести его в порядок (ср. характеристику y Wachsmuth'a. Ук. соч., стр. 549 и сл., кроме того: Susemihl. Gesch. d. Alex. Litt., I, 563 и сл.; Wilamowitz. Hermes, 35, стр. 1 и сл.). В приложении Тимей изложил также историю последующего времени (288-264 гг.), в особенности войны Пирра в южной Италии И Сицилии, причем пользовался, по-видимому, показаниями сведущих, но не расположенных к царю свидетелей. Впрочем, Пирр сам оставил мемуары о своих деяниях (Müller. FHG, И, 461; кроме того: Schubert. Geschichte des Pyrrhos, 1894).
Другой писатель, современник этой эпохи, упомянутый уже выше (§ 151) тиран Дурис Самосский посвятил Агафоклу отдельное сочинение (Müller. FHG, И, 478 и сл.). По всей вероятности, оно было написано с сочувствием к тирану, а по изложению отличалось такими же риторическими и романтическими прикрасами, как и главное произведение этого писателя. В этом последнем сочинении он, между прочим, касается также истории Пирра. (Характеристику ср.: Schubert. Ук. соч., с длинной полемикой против отрицательного отношения Э. Майера к суждениям о Дурисе.) — Гиероним из Кардии (§ 151)

404
также коснулся событий на Западе в своей истории эпигонов. При этом он пользовался комментариями Пирра, к которому, впрочем, относится враждебно, как приверженец и слуга Антигонидов. На противоположной, эпирской точке зрения стоит историк Проксен, впрочем, малоизвестный (Müller. FHG, II, 462 и сл.; Ш, 338; кроме того: Schubert. Ук. соч., стр. 25 и сл.).
На этих потерянных источниках основаны непосредственно или через чье-либо посредство те сочинения по истории Западной Эллады того времени, которые дошли до нас. Диодор пользовался Тимеем, Гиеронимом и Дурисом. Из его сочинений до нас дошел последовательный рассказ только до 302 г. (кн. 9-12), между тем как о позднейшем времени, в особенности о времени Пирра, мы имеем только отрывки и эксцерпты. Затем Тимеем пользовались — наряду с другими, главным образом (плохими) римскими источниками — современники Диодора, Дионисий Галикарнасский в своих «Римских древностях» (относительно Италии и сицилийской войны Пирра), в потерянных книгах 19-20, от которых до нас дошло много эксцерптов, и Трог, рассказ которого сохранился в очень искаженном виде в плохом извлечении Юстина. Биография Пирра, написанная Плутархом, основана на Тимее, Гиерониме и Дурисе, причем, однако, выпущено все, что не стоит в непосредственной связи с личностью царя или могло бы слишком омрачить память о нем. Таково было главное правило Плутарха: описывать все великое и прекрасное в своих героях и по возможности оставлять в тени все их слабости. Плутарх не дает никаких указаний но вопросу о политическом положении западных эллинских городов и их отношении к Пирру, а также о поведении царя относительно городов, резко осужденном со стороны Тимея, хотя, казалось бы, Плутарх прямо призван был к тому, чтобы выразить свое суждение по этим вопросам.
Дион Кассий (III в. н. э.) в своей «Римской истории» ограничивается позднейшими источниками, в особенности Дионисием и Ливнем. Его рассказ об этой эпохе дошел до нас в выдержках во «Всемирной истории» Зонары (επίτομη ιστοριών, XII в. н. э.). Перечисление древних писателей, у которых также встречаются указания о времени Пирра, находим в списке Гутшмида, который приведен у Schubert'a (Ук. соч., стр. 86). Относительно критики источников вообще ср.: von Scala. Der pyrrhische Krieg, 1884; Schubert. Ук. соч.
Надписи, имеющие значение для истории сицилийских и нижнеиталийских городов, собраны (Моммзеном) в «Corpus inscriptionum Latinarum», Χ, 1-2 и (Kaibel`ем) в «Inscriptiones graecae Siciliae et Italiae», 1890. О монетах и их значении см.: Holm. GG., т. III, стр.234, 242 и сл., 471; Holm. G. Siziliens..., т. III, 1898; кроме того: Niese. Ук. соч., стр. 17, 418, который не во всем согласен с предыдущим автором.
171. Очень характерно для выступления на историческую сцену в эллинистическую эпоху личного элемента то обстоятельство, что и история Западной Эллады получает теперь свое дальнейшее раз-
405
витие под воздействием двух таких выдающихся личностей, как тиран сиракузский Агафокл и царь эпирский Пирр.
По тому, как обстояли дела в тогдашней Сицилии, гениальные и в то же время отчаянно смелые и не боящиеся прибегать к насилию личности могли, безусловно, надеяться на успех в достижении наивысших целей своего честолюбия. В Сиракузах конца IV в. кормило правления снова находилось в руках своекорыстной плутократии, поддерживавшей свое господство насильственными и жестокими мерами, что привело в результате к торжеству демократической партии, которая, в свою очередь, дискредитировала приобретенную ею власть такими же приемами насилия в деле управления. Прекращение внутренних раздоров и здесь произошло под давлением борьбы с внешними врагами (Карфагеном и враждебными греческими общинами), при помощи которых изгнанные олигархи угрожали родному городу и в конце концов вынудили его декретировать свое возвращение, что, конечно, не избавило их от участи стать жертвой сильнейшего врага — одного храброго кондотьера, который в сутолоке этой борьбы нашел возможность и способ самому делать политику но своей воле.
Разнообразны и пестры были смены в судьбе этого человека, выбившегося из низших (так ли?) слоев общества и, в качестве наемного вождя, много пережившего и на чужой, и на сиракузской военной службе; имя этого человека — Агафокл. Как раз в описываемое время он был изгнан из Сиракуз вследствие очень справедливых подозрений в желании осуществить свои автократические намерения. Но он сумел найти в стране приверженцев и собрать около себя очень значительную военную силу, во главе которой и напал на Сиракузы. Через посредство тех же карфагенян, которые помогали олигархам, удалось и ему добиться возвращения в Сиракузы. Здесь, после принесенной им торжественной клятвы соблюдать существующее государственное устройство, Агафокл был выбран народом в стратеги; это свое положение он использовал в том направлении, что принялся за истребление своих противников, особенно многочисленных среди состоятельного гражданства. С помощью солдат и черни он организовал кровавое избиение состоятельных граждан.1
Все ужасы социальной революции обрушились на преследуемых; И очень возможно, как сообщают наши источники, что страсти народных масс и в данном случае были возбуждены обещаниями уничтожить долговые обязательства и произвести передел земли. Это делает Понятным то настроение, при котором предводитель масс, после

1 Число убитых в нашем главном источнике (Diod., XIX, 6) преувеличено ради риторической прикрасы. Описания государственного переворота также настолько расходятся между собой, что он не может быть выяснен вполне достоверно. См. обзор различных версий: Schubert. Geschichte des Agathokles, 1887, стр. 50 и сл.; Niese. Ук. соч., стр. 434; De Sanctis. Agatocle, Rivista di Filol., 1895; Beloch. GG., III, 1, стр. 186 и сл.
406
притворного сложения с себя должности,1 был провозглашен стратегом-автократором, т. е. неограниченным повелителем Сиракуз.
Такому началу соответствовало и дальнейшее течение дел при новом правителе. И если Агафокла одни называют «добрым и любящим народ»2 властителем, то ближе к истине стоят те характеристики, которые говорят, что он правил как «свирепый тиран, преследовавший имущих и образованных, но был примерным покровителем черни».3
Тем не менее большие военные и политические дарования этого человека, делающие его одной из самых выдающихся личностей эпохи диадохов, обусловили сравнительную долговечность его тирании и дали ей то большое значение, которого никак нельзя было ожидать поначалу. Ему покорилась почти вся эллинская Сицилия. Леонтины, Камарина, Катана, Тавромений и большая часть сикелиотских общин находились при нем в состоянии подданства Сиракузам; остальные эллинские города, особенно Акрагант, Гела, Мессана, которые сначала боролись с Агафоклом в союзе с многочисленными сиракузскими эмигрантами, признали в 313 г. гегемонию Сиракуз, чего избегли только города, входившие в сферу влияния Карфагена — Гераклея, Селинунт и Гимера. (Впоследствии и Мессана стала подвластным Сиракузам городом.)
172. Побуждаемый эмигрантами, Карфаген энергично выступил против Агафокла. В большом сражении при Экноме карфагеняне и эмигранты одержали такую решительную победу, что думали далее приступить к осаде Сиракуз, все подданные и союзники которых теперь отпали от них и приняли карфагенян как спасителей и избавителей. Но и в этот тяжелый момент4 тиран показал себя на высо-

1 Сложение с себя военного плаща и оружия перед народом. Schubert. Ук. соч., стр. 55, видит в этом «переодевании» только «обстановку для сцены, придуманную Дурисом». Едва ли основательно.
2 Niese. Ук. соч., I, 435, допускает, только как исключение, конфискацию земельной собственности изгнанных противников.
3 Holm. GG., IV, 211. См., впрочем, также: Niese. Ук. соч., стр. 442, о вероломном и жестоком обращении с союзной Гелой и о взыскании поборов для африканского похода (стр. 445).
4 Beloch. GG., III, 1, 175, думает, впрочем, что карфагеняне «не представляли действительной опасности для существования эллинизма», с одной стороны, вследствие своей малочисленности, с другой — потому что семитическое население Карфагена в нравственном отношении стояло слишком низко по сравнению с эллинами. Но неужели тогдашние сицилийские греки, весьма деморализированные кровавыми ужасами классовой борьбы и всеми отвратительными сторонами господства солдатчины, черни и власти денег, «в этическом» отношении действительно стояли так высоко? Этот взгляд Белоха, впрочем, находится в тесной связи с его воззрением на ценность «нашей» арийской культуры по сравнению с культурой семитов. В GG., I, 34, в доказательство самого понятного положения, что один язык еще не обусловливает национальной индивидуальности, он приводит тот факт, «что в наше время еврей, говорящий по-немецки, для нас еще не немец», точно так же, как «негр, говорящий по-английски, еще далеко не англичанин», и далее (GG., III, 1, 175), где грязь близящегося к упадку Вавилона он называет специфически «семитической» и признак несовершенной культуры считает, таким образом, расовой особенностью. Но эти вопросы не так просты! И трудно понять, как может так думать именно Белох. Вообще, как согласовать мнение Белоха о моральном превосходстве греков с его характеристикой (GG., I, 60), по которой «в Греции найдется немного таких людей, которых с помощью денег нельзя было бы склонить к любому поступку». По Белоху — это также «неарийская» черта характера!
407
те положения. Необычайно смелым действием он разрушил все планы врагов. Флот карфагенян уже стоял перед сиракузской гаванью, а войска их и их сицилийских союзников были уже близко; но Агафокл покинул вдруг Сиракузы, оставив в них, впрочем, сильный гарнизон, посадил большую часть своих войск на корабли, чтобы напасть на Карфаген в Африке! (310 г.) Ему удалось счастливо пройти мимо карфагенского флота и раньше его достигнуть Африки. Но армии, отправленной в экспедицию, не хватало и на прикрытие флота. У него было всего 14 000 наемников (эллинских, самнитских, этрусских и галльских), так что Агафокл был вынужден сжечь весь свой флот, чтобы он не достался в руки врагов. Несмотря на численную слабость и пестрый состав своего войска, он одержал над карфагенянами полную победу и подступил к городу. Тунет и Гадрумет попали в его руки. Эти успехи в высшей степени были облегчены тогдашним внутренним ослаблением Карфагена, которое было следствием партийной борьбы и ненависти ливийских подданных к господству Карфагена. Впечатление, произведенное этим смелым предприятием на ход военных действий в Сицилии, вполне соответствовало надеждам тирана. Еще в 310 г. с Сиракуз была снята осада, и значительная часть карфагенского войска отправлена в Африку. В следующем году во время нового похода против города погиб карфагенский вождь Гамилькар, и после этого вообще уже не могло быть речи об энергичных наступательных действиях карфагенян.
В самой Африке предприятие приняло такие размеры, что открыло новые широкие перспективы. Македонянин Офелл, один из участников походов Александра, захвативший власть в Кирене и Барке, предложил сицилийскому властителю свое содействие, чтобы сообща уничтожить Карфаген (308 г.). Он явился не только с армией, но и с многочисленными эллинскими переселенцами, видевшими в древней, хорошо обработанной области Карфагена заманчивую цель для колонизации. Однако в намерениях обоих властителей обнаружился вскоре разлад. У Офелла был план на развалинах Карфагенского государства основать для себя великое северо-африканское царство, что угрожало положению Агафокла не только в Африке, но и в Сицилии. Агафокл вышел из этого затруднительного положения путем свойственного ему грубого насилия: он освободился от соперника
408
посредством убийства. Войско Офелла примирилось со случившимся и большей частью даже присоединилось к войску Агафокла. Таким образом его силы значительно увеличились, что доставило ему новые успехи в Карфагенской области, например, взятие важной по своему значению Утики (307 г.).
Между тем в Сицилии началось новое опасное движение. Акрагант во имя свободы поднял против тирании все греческое население острова, так что Агафокл счел необходимым с частью войска вернуться в Сицилию. Но здесь ему не удалось добиться больших результатов, так как, кроме враждебных греческих городов и карфагенян, он встретил еще упорное сопротивление со стороны эмигрантов: под начальством Динократа они выступили против него с сильным войском. Между тем, в отсутствие тирана рухнуло и африканское предприятие. Войска его понесли тяжелые потери от карфагенян, что заставило Агафокла спешно вернуться назад. Но было уже слишком поздно! Счастье изменило даже ему. Африканские союзники в большом числе отделились от него. В собственном его войске началось уныние и мятеж, так что исчезла всякая надежда на успех великого предприятия. Карфагенский флот господствовал на море, что лишало Агафокла возможности переправить свое войско в Сицилию. Тогда он решил — что опять очень характерно для этого человека — бежать тайно и предоставить войско на произвол судьбы, иод начальством своего сына, возбудившего его подозрения! Это намерение было открыто, и Агафокл собственными войсками был посажен под стражу. Но власть его над умами была все еще так велика, что вскоре сами солдаты потребовали его освобождения, чем он и воспользовался, чтобы бежать тайком в Сиракузы! Покинутая армия сдалась карфагенянам, умертвив сначала двух оставшихся в Африке сыновей Агафокла.
173. В Сицилии вслед за возвращением тирана стали совершаться новые ужасные дела: казнь родственников тех лиц, которые в Африке принимали участие в убийстве сыновей Агафокла, наложение контрибуции на союзную Эгесту и избиение ее жителей за то, что она осмелилась воспротивиться чрезмерным денежным требованиям тирана. Наконец, не знающая препон, решительная, неукротимая энергия 1 привела этого человека к его заветной цели, по крайней мере, в Сицилии. После борьбы, которая велась с переменным успехом, Агафоклу удалось заключить договор с карфагенянами, с эллинскими городами и эмигрантами, во главе которых стоял Динократ. Этот договор (305 г.) сделал его властелином той части Сицилии, которая не принадлежала Карфагену. Внешнее положение Агафокла сделалось, наконец, таково, что в этом отношении он вполне мог ставить себя наравне с диадохами и, подобно им, провозгласить себя царем (βασιλεύς των Σικελιωτών [царь сицилийцев]).2

1 Beloch, GG., III, 1, стр. 216, относится слишком благосклонно к Агафоклу, говоря, что он избегал ненужной жестокости.
2 По спорному вопросу о времени принятия титула см.: Niese. Ук-соч., стр. 473.
409
Он имел с ними еще то сходство, что нити его политики протягивались почти по всем государствам эллинистического мира. Он входил в непосредственные сношения преимущественно с Птолемеем, Деметрием и Пирром. Первый даже выдал за него замуж свою дочь.
Между тем продолжительный мир, конечно, не мог быть благоприятным для существования этой военной тирании. Ей необходимо было отвлекать внимание общества в сторону внешних предприятий. Большое постоянное войско, которое служило ей опорой, и сильный военный флот требовали дела и службы на пользу власти. Поэтому вскоре после 300 г. мы видим тирана в борьбе с италийскими племенами, нападения которых причиняли много вреда грекам южной Италии. В 298 г., во время борьбы с Кассандром, он завоевывает Керкиру и отдает ее в 295 г. в качестве свадебного подарка своей дочери, вышедшей замуж за Пирра.1 Мы видим далее, как он борется против Тарента в союзе с варварами, япигами, а еще позднее делает энергичные попытки к подчинению бруттийцев, обитавших в другой стороне южной Италии. В конце концов он задумал даже новый поход против карфагенян, но смерть положила предел его планам (289 г.).2
Смерть могущественного тирана повлекла за собой крушение всего, что он создал. Единство эллинской Сицилии распалось, что очень скоро вызвало новые взаимные распри между отдельными городами. Во время этой борьбы вместо одного тирана появился целый ряд мелких тиранов (в Сиракузах — Гикет) (288-279 гг.), которые, подобно Агафоклу, вышли из среды наемников. Шайке кампанских наемников — италийскому наемному войску Агафокла, называемом впоследствии мамертинами — удалось даже самовольно завладеть эллинским городом Мессаной.* Отсюда они в продолжение нескольких лет собирали контрибуцию со всего острова, причем заняли целый ряд крепостей и предали разрушению даже такие города, как Камарину и Гелу. Таким образом, политическое разложение и распадение Западной Греции возрастало все более и более. Постепенно исчезала материальная и нравственная сила, необходимая для борьбы с опасностями, которые грозили ее существованию со стороны внешних врагов.
174. Это проявилось особенно ясно в южной Италии, где натиск италийских племен становился все сильнее и сильнее. Города Фурии И Тарент, прежде всех подвергшиеся опасности, не встали едино-Душно на общую защиту. Вместо того Фурии приняли римский гарнизон для отражения нападений луканов, бруттийцев и самнитов!

1 Впоследствии она развелась с Пирром и вышла замуж за Деметрия Македонского.
2 Предполагают, что он умер от яда, поднесенного ему по наущению его внука.
* Мамертины (сыны Марса) захватили Мессану в 289 г. до н. э., где, устроив избиение части граждан и овладев их имуществом, учредили республику (Polyb., I, 7, 1-5).
410
Дело в том, что олигархи Фурий в сущности чувствовали более расположения к римлянам, которые всюду покровительствовали плутократии, чем κ ненавистным для них демократам эллинского Тарента. Нет ничего невероятного в том, что появление римского флота в тарентской гавани в 282 г. находилось в связи с этой враждой партий.1 По крайней мере, когда демократы Тарента, уничтожив римский флот, двинулись против Фурий, олигархи были изгнаны из этого города одновременно с уходом из него римского гарнизона. Что же касается оскорбления, которому подверглись в Таренте римские послы, явившиеся требовать удовлетворения, то остается неизвестным, было ли оно намеренно нанесено им вождями демократической партии.2 Несомненно только то, что сословная вражда и опасение олигархической реакции существенно затруднили примирение с Римом и содействовали успеху роковой политики демократической военной партии, которой и удалось возбудить войну против Рима.
Тарент предпринял войну, совершенно не обладая силами, необходимыми для того. Торговый город не мог собрать среди своего населения войска, равного по достоинству легионам Рима, составленным из земледельцев. Он не мог даже найти среди своих граждан полководцев, нужных для навербованного войска наемников, и в то же время после многих горьких опытов не решался вверить заботы о своей безопасности наемному военачальнику. По этой причине тарентийцы и раньше уже неоднократно приглашали на свою службу иностранных монархов, которые, с одной стороны, пользовались большим авторитетом среди своего войска, а с другой — подавали меньше повода к недоверию со стороны того государства, которому служили. Правда, в последнем отношении тарентийцы испытали тоже немало разочарований, как, например, от Александра Эпирского, тем не менее на этот раз они снова ухватились за прежнее средство и в 281 г. призвали царя Пирра Эпирского,* который уже проявил свои способности как полководец во время войн между диадохами на различных театрах военных действий.
Война Пирра против Рима (с 280 г.) относится к римской истории. Здесь мы укажем только на следующее обстоятельство: если Пирр действительно думал создать что-нибудь прочное на эллинском Западе, то его планы заранее были обречены на неудачу, пото-

1 Schubert. Geschichte des Pyrrhos, стр. 154, предполагает, что римляне вошли в соглашение с тарентскими олигархами. Правда, что в предании об этом ничего не говорится, но оно, несомненно, проникнуто очень враждебным отношением к демократии и часто искажает истину.
2 Шуберт выводит это заключение из того обстоятельства, что их выдача была ценой примирения с Римом.
* О Пирре вообще см.: Leveque P. Pyrrhos. Paris, 1957; Babelon J. Le roi Pyrrhos. — American Numismatic Society, Centennial Publication, ed. by H. Ingholt. New York, 1958; Cabanes P. L'Epire de la mort de Pyrrhos ä la conquete romaine. Paris, 1976.
411
му что в интересах самого дела он принужден был требовать от своих эллинских союзников таких жертв, которые они приносили неохотно, только по принуждению. Об этом свидетельствует осадное положение, введенное в Таренте вскоре после вступления Пирра в город с целью обеспечить успех стеснительных военных мер, которые были им приняты. Очень вероятно, что после победы над римлянами Эпирец стал казаться лишним эллинам южной Италии и их италийским союзникам, и что тогда стало обнаруживаться все сильнее и сильнее недовольство его правлением и опасение возможного с его стороны захвата власти по примеру диадохов. Это обстоятельство могло в значительной степени отбить у царя охоту продолжать войну в Италии и побудить его принять просьбу о помощи, с которой обратились к нему (279 г.) из Сицилии.
В Сицилии благодаря внутренним раздорам дела карфагенян до такой степени продвинулись вперед, что уже в 279 г. они могли приступить к осаде Сиракуз. Сиракузяне призвали на помощь Пирра, который вначале действовал здесь с таким же успехом, как в Италии. Все греческие города добровольно перешли на его сторону, карфагенян он оттеснил до Лилибея и уже начал серьезно думать о том, чтобы перенести войну прямо в Африку. Но тут от него отступились те самые греки, которые его призвали. Они не хотели приносить больших жертв, необходимых для снаряжения экспедиции в Африку; и когда царь вздумал прибегнуть к насилию, неповиновение в некоторых местах дошло до открытого отъединения, так что Пирр, убедившись в неисполнимости своих планов, покинул Сицилию (276 г.). Впрочем, он тотчас же возобновил войну против Рима в южной Италии. Но поражение, понесенное им при Беневенте (275 г.), положило предел его деятельности на Западе. В 274 г. он вернулся в Эпир. Эпирский гарнизон, оставленный в Таренте под начальством Милона, уже в 272 г. передал римлянам крепость и город.
Трудно угадать, к какой конечной цели стремился Пирр и эллинистические государи, которые его поддерживали. Было высказано предположение, что вокруг Пирра вращалась вся политика диадохов, что Птолемеи, его близкие родственники, подстрекали его, как раньше Агафокла, для того, чтобы приобрести в его лице передового борца против своих африканских соперников, карфагенян. Другие смотрят на эпирского царя как на «продолжателя деяний Александра на Западе» и приписывают ему план основания великого царства, охватывающего Сицилию, южную Италию, Эпир и Македонию. Впрочем, предание не дает достаточных указаний для решения этих политических вопросов.
Несомненно, что неудача планов Пирра решила судьбу западных эллинов. Хотя относительно немногих греческих городов, которые еще оставались — Неаполя, Тарента, Регия и Локр, — Рим ограничился тем, что включил их в число своих союзников, тем не Менее самостоятельной истории Великой Греции пришел конец. В Сицилии могущественному государю Гиерону, в 268 г. (?), удалось
412
добиться тирании в Сиракузах, а затем основать на восточном берегу острова новое, довольно значительное государство. Здесь он в продолжение полувека занимал влиятельное положение между двумя великими государствами — Римом и Карфагеном, которые соперничали между собой.1 Однако как только эта действительно крупная личность сошла в могилу (215 г.), судьба Сиракуз и Сицилии была решена. Но это — события, которые относятся к римской истории того времени.
1 См.: Beloch. Zur Geschichte Siziliens vom pyrrhischen bis zum ersten punischen Krieg, Hermes, т. 28, 1893, стр. 480 и сл.; Holm. G. Siziliens im Altertum, т. III.

Подготовлено по изданию:

Пёльман Р. фон
Очерк греческой истории и источниковедения / Пер. с нем. А. С. Князькова, под ред. С.А. Жебелева. — СПб.: Алетейя, 1999.

ISBN 5-89329-032-1

© Издательство «Алетейя» (Санкт-Петербург) — 1999 г.
© Μ. М. Холод, С. М. Жестоканов — комментарии, приложения, научная редакция текста, 1999 г.



Rambler's Top100