Наша группа ВКОНТАКТЕ - Наш твиттер Follow antikoved on Twitter
93

СПОРТ И ФИЗИЧЕСКАЯ КУЛЬТУРА

Погребальные игры на похоронах Патрокла. Если еще недавно было принято говорить, что в Олимпии сделан первый шаг на пути всестороннего развития человека, то сегодня мы едва ли рискнем это утверждать. Скорее можно сказать, что учреждение общегреческих игр и охват этими играми одних только греков привели к одностороннему развитию. То, что только в эллине видели идеал человеческой личности, способствовало скорее становлению национального чувства, чем развитию спортивного духа.
Спорт любили уже в Египте, хотя египтяне сводили это понятие главным образом к различного типа состязаниям. Состязались в верховой езде и в стрельбе из лука, причем победа присуждалась не столько за меткость, сколько за пробойную силу выстрела. Поэтому египтяне пользовались такими мишенями, которые позволяли судить о силе, с которой пущена стрела.
Тутмос III пробивал, например, четыре медные пластины, каждая из которых была шириной в ладонь, причем стояли они на расстоянии двадцати локтей друг от друга. Хотя это сообщение, может быть, и преувеличено, но оно не кажется нам удивительным. Искусство стрельбы из лука упоминается и в легенде о Будде. Бодисахва стреляет не только дальше, чем все остальные; его стрела пробивает кроме нескольких барабанов, которые были установлены для него и для его конкурентов, еще и фигуру бронзового кабана. Барабаны в этом рассказе служат мишенями. Урартские цари приказывали вырубать надписи, чтобы увековечить особо удачные выстрелы. Стрельба по мишеням и по птицам упоминается не только у Гомера, но и в ассирийских надписях. Ашшурбанипал рассказывает, что в детстве наряду с чтением и письмом его обучали плаванию, верховой езде и стрельбе из лука. Персидские

94

Стрельба по мишеням

Стрельба по мишеням

цари тоже больше всего гордились тем, какими хорошими лучниками они были.
Как видно из XXIII песни «Илиады», из восьми видов спорта, в которых состязаются греки на похоронах Патрокла, седьмым было соревнование лучников. Уже это, предпоследнее место в программе соревнований указывает на некоторое пренебрежение к стрельбе из лука. Впоследствии этот вид спорта и вовсе перестает быть популярным. Отрицательное отношение к верховой езде было связано у греков с растущим предубеждением против варварских народов. Но так было не всегда.
Знаменитый выстрел Одиссея заимствован из древнего мифа. Двенадцать топоров были врыты один за другим в глиняный пол: стрела Одиссея пролетает через их верхние отверстия. Гомер рассказывает об этом выстреле с таким же увлечением, как и о верховой езде, воспринимая и то и другое как удивительное искусство, своего рода фокус. Форма топоров представляла собой дальнейшее развитие круглых и плоских микенских двойных топоров: иначе невозможно объяснять наличие у них верхних отверстий. Они походили, стало быть, на круглые, укрепленные на столбах мишени, которыми пользовались ассирийцы, с той только разницей,

95

что мишени не имели отверстий, во всяком случае до того, как их удавалось пробить. Нужно, наконец, внести ясность в загадочный вопрос с этими двенадцатью топорами с отверстиями. Их количество может иметь какое-либо значение, только если, подобно Будде, пробивать отверстия сразу в нескольких барабанах или мишенях; тогда число их станет показателем силы выстрела. Если же стрела пролетает через готовые отверстия, то совершенно безразлично, сколько топоров будет стоять на ее пути. Ведь это не определяет меткости или силы стрелка, а скорее зависит от искусства служителя, сумевшего установить их точно в одну линию. У Гомера первоначально, по-видимому, речь шла о двенадцати мишенях; тогда необходима была и богатырская сила для натягивания тетивы, чтобы стрела могла пробить металл. Для этого требуется гибкий лук большой пробойной силы. Стрелять надо было стоя или опустившись на колено. Но у какого же топора бывает такая длинная рукоятка, если учесть вдобавок, что часть ее закопана в землю? Одиссею пришлось бы распластаться по земле или же держать лук горизонтально, что совершенно исключено. Как это ни странно, но на противоречия в рассказе о выстреле Одиссея обращали так же мало внимания, как и на странности гомеровских описаний битв на колесницах. Хотя автору и казалось, что он дал пример изумительного искусства стрелка, но любой житель Урарту, услышав, как проходили состязания, только покачал бы с сомнением головой.
В Урарту были хорошо известны конские ристалища. Так же как и греки, жители Урарту соревновались не в верховой езде, а в беге колесниц. По свидетельству источников, в Олимпии такого рода состязания были введены позднее, однако это маловероятно. Начало Олимпийских игр восходит к мифу о Пелопсе: состязание колесниц, в которых он участвовал, точно соответствует подобным ристалищам, проводившимся уже во II тысячелетии до н. э. хеттами. Согласно легенде, Пелопс пришел из Малой Азии, колесничий же Эномая — Мирсил носит чисто хеттское имя (Мирсил-Мурсиль). Во время погребальных игр на тризне Патрокла герои сами правили колесницами, поэтому для победы требовались прежде всего их ловкость и умение. Несколько позднее слава достается владельцу лошадей, даже если

96

Голова лошади с дышла урартской повозки

Голова лошади с дышла урартской повозки

он сам и не участвует в состязании. Победа не связана теперь со спортивным достижением, а только с богатством владельца лошадей, участие которого в соревновании сведено на нет. Позже вместо двух коней стали запрягать четырех. Это придало состязаниям внешний блеск, но привело к дальнейшей утрате спортивного духа. Две лошади требуют от возничего большего умения. Иногда участники состязаний прибегали к нечестным приемам — взять, например, хитрость Антилоха, ловко использовавшего мягкосердечие Менелая. Обгоняя соперника в теснине, Антилох рассчитал, что Менелай не будет рисковать упряжкой. Он был уверен, что люди и лошади Менелаю дороже, чем слава, и тот скорее уступит, чем подвергнет их опасности. Хотя Антилох добился победы, но зато проиграл в моральном отношении и вынужден был извиниться перед соперником. Этот рассказ, не входивший в древний миф, был добавлен Гомером. Поэт не обсуждает вопроса, порядочно ли поступил Антилох; его цель — противопоставить юношескую горячность твердому мужскому характеру и высокой порядочности Менелая.
Из видов спорта, входящих в пятиборье,— прыжки,

97

бег, метание копья, диска и борьба — только соревнования в метании диска считаются специфически греческими. Остальные виды спорта были распространены у всех народов. То, что Гомер неодобрительно смотрит на соревнования лучников, мы, пожалуй, еще можем понять, но остается загадкой, что он имеет против метания диска, который представляется свойственным исключительно грекам. При перечислении восьми видов спорта на погребальных играх Патрокла метание диска стоит только на шестом месте. Каи мы увидим из дальнейшего, это должно подчеркнуть его второстепенную роль. В то время как победители в других соревнованиях получали какую-нибудь ценную и красивую награду, одержавший победу в метании получает только сам диск. И, что самое странное, не для упражнений, а как запас железа на пять лет для производства земледельческих орудий, чтобы ни пастухам, ни пахарям метателя не приходилось ходить за железом в город. В этом рассказе не только сильное преувеличение возможной величины диска, но и явное пренебрежение к данному виду спорта. Метание диска — единственное упражнение, в котором измученный Одиссей мог еще рассчитывать на победу на острове феаков. Несмотря на усталость, он бросает диск значительно дальше, чем противники.
Действительно ли в гомеровское время к метанию диска относились с таким презрением? Или нам все-таки следует с большей острожностью подойти к свидетельству поэта? Что побуждает его несправедливо считать метание диска и верховую езду наиболее низменными видами спорта и, мало того, делать их смешными?
Рассказы о метании диска и о луке Одиссея входят в сокровищницу древних мифов. Аполлон случайно убивает Гиацинта, неточно метнув диск. Предмет, который Сизиф, дед Одиссея, вкатывает на гору в подземном царстве, тоже не обломок скалы, а диск. Круглые диски и маленькие круглые пластины в огромных количествах всегда применяли при отправлении догреческих культов. Может быть, Гомер знал об этом и именно поэтому не хотел упоминать о них. То, что метание диска существовало издревле, выдает миф о Гиацинте. Это догреческое имя, несомненно, принадлежало какому-нибудь богу. Возможно, с метанием диска был связан какой-

98

либо оракул, как это нередко бывает с умирающим и воскресающим богом растительности. Обычно Гомер не отличается узостью взглядов, но в некоторых вопросах его вполне можно назвать своенравным упрямцем.
Если бы мы могли всегда и во всем доверять поэту, то по описаниям состязаний на погребальных играх Патрокла получили бы некоторые сведения о гомеровском времени, учитывая последовательность видов спорта и сравнительную ценность выставленных Ахиллом наград.
Самой почетной считалась победа в соревнованиях колесниц: это доказывают изобилие призов и их цена. Первым призом была объявлена пригодная к любой работе, умелая рабыня, причем это не просто обыкновенная пленница, которая, как в дальнейшем мы узнаем у Гомера, оценивалась всего в четыре быка. (Если исходить из этого сообщения, то какая-нибудь плененная, непривычная к работе царица — а такие упоминаются совсем нередко — ценилась ниже, чем ее служанки.) Кроме умелой рабыни победитель получал еще большой котел.
Второй наградой была кобыла, жеребая мулом. Это тоже большая ценность. Остальные призы — таз для умывания, золотые таланты и новый кубок — были, судя по месту, которое они занимали, просто поощрительными наградами меньшей стоимости.
Второй вид спорта — кулачный бой — дает победителю ценного мула, а побежденному — поощрительный приз в виде кубка. Этими двумя видами соревнований — бегом колесниц и кулачным боем (не входившими в пятиборье, как борьба и бег, названные Гомером) — в более поздние времена тоже начинались игры.
Победитель в борьбе получает большой сосуд, оцененный в двенадцать быков, а побежденный — рабыню, стоимость которой равняется четырем быкам. В состязаниях по бегу награждается только победитель — серебряной финикийской чашей, причем подробно сообщается, как она переходила из рук в руки, что, по-видимому, должно подчеркнуть и повысить ее ценность. Можно сказать, что эти два вида спорта пользовались, во всяком случае у Гомера, определенным почетом. Бой с оружием мы едва ли можем назвать спортивным соревнованием, ибо он нисколько не отличался от обычной

99

битвы. Наградой служило оружие павшего в битве царя ликийцев Сарпедона. Описание боя с оружием у Гомера — это лирическое отступление, наводящее слушателя на воспоминание об известном споре Аякса и Одиссея из-за оружия Ахилла. После этого следуют три последних состязания, явно неравноценных первым четырем. Это — уже упомянутое метание диска, стрельба из лука, наградой за которую были только топоры и секиры, и, наконец, метание копья. За победу в последнем состязании назначены копье и чаша, оцененная только в одного быка, то есть в четыре раза меньше, чем награда проигравшему соревнование в беге. Остальные соревнования, входящие в пятиборье у Гомера, вообще не упоминаются.
Почему же все-таки Гомер считал метание диска, стрельбу из лука и метание копья второстепенными видами спорта? Первые два соревнования — мы не будем решать, насколько это справедливо,— Гомер мог отнести к негреческим, но не метание копья. Стареющий поэт просто считал его несовременным. Дело в том, что он знал уже элегии Тиртея. А у него спартанские гоплиты пользуются в бою пиками, а не метательными копьями, так как только такой прием имел тактический смысл в плотном строю фаланги. В «Илиаде» Гомер отказался от описаний метания копья и вместо этого ввел картины схватки в сомкнутом строю. Остается нерешенным вопрос, прав ли Гомер, распространяя свои взгляды на военное дело также и на спортивные соревнования.
Во всяком случае, его описания могут служить свидетельством спортивных интересов греков и являются хорошей иллюстрацией Олимпийских игр, даже если поэт, как это с ним нередко случается, дает волю фантазии. Нельзя также забывать, что он не рассматривал свои поэмы как исторический источник для последующих поколений. Гомер не стеснялся повсюду выражать свои симпатии и антипатии и, вероятно, делал это чаще всего в тех случаях, когда они расходились с господствующей точкой зрения.
Ванны и косметика. Герои Гомера не только охотно купаются в море, но и принимают теплые ванны, вода для которых нагревается в котлах на очаге. В странах умеренного климата это понятно, но и на юге

100

едва ли можно встретить дворец, в котором не было бы ванной рядом со спальней. После ванны тело умащивали оливковым маслом.
Термин «ванна» догреческого происхождения. Мы знаем, что ванны встречались еще на юге Месопотамии в Уре, в хеттском Самале и на южном берегу озера Урмия. Все они были одинаковой формы. С одной стороны — закругленные, чтобы удобно облокачиваться, а с противоположной — плоские для упора ног. Во II тысячелетии до н. э. их делали из глины, а в гомеровское время чаще всего из бронзы. По бокам укреплялись одна или две прочные ручки, чтобы опрокинуть ванну к вылить из нее воду. Распространенный в романтическом XIX веке обычай хоронить умерших в античных ваннах существовал уже и тогда. Иногда в них зарывали клады (как, например, в Зивийе на озере Урмия).
В I тысячелетии до н. э. постепенно выходит из моды всякого рода косметика, которая некогда широко употреблялась. Причем увлечение косметикой не только было вызвано кокетством, но и имело культовое значение. Человек стремился стать подобным богу, что обещало ему защиту от подстерегающих в мире опасностей. Глаза, например, подкрашивали зеленым растертым малахитом. Отсюда возникло представление об «отвращающем беду глазе», а потом и о «злом глазе». В Греции часто орнаментировали края чаш рисунками с изображениями больших глаз, ибо считали, что это предохраняет от опасностей, яда или чрезмерного опьянения. Подкрашивать губы было не принято.
Амброзией называли, по-видимому, не только пищу богов, но и благовония. Конечно, ими пользуются только боги. Но даже боги в уходе за телом не склонны к изнеженности; их любовь к украшениям лишена утонченности. Гера, например, хочет быть красивой, чтобы понравиться Зевсу и соблазнить его, но при этом не особенно злоупотребляет косметикой.

С тела, будящего страсть, сначала амбросией смыла
Всю приставшую грязь и потом амбросическим кожу
Маслом блестящим натерла, приятного запаха полным;
Стоило хоть немного встряхнуть его в зевсовом доме,
И аромат от него достигал до земли и до неба.
Кожу прекрасную им умастивши, себе расчесала
Волосы и заплела их руками в блестящие косы,

101

И с головы их бессмертной своей красиво спустила.
Платьем оделась нетленным, какое Паллада-Афина
Выткала ей, изукрасила множеством дивных узоров.
Ризу златыми застежками выше грудей застегнула,
Поясом с сотней висящих кистей опоясала стан свой.
Серьги трехглазые, с тутовой ягодой сходные, вдела
В мочки ушей. И великою прелестью вся засветилась.
(Илиада, XIV, 171 сл.)

Богиня, не стыдясь, смывает грязь с кожи. Она не постеснялась бы, если бы хотела, усилить румянец, оттенить белизну кожи, подчеркнуть блеск глаз, но, по-видимому, это просто не было принято. Рассказ Гомера был в духе того времени, грубого и не склонного к украшательству.

Подготовлено по изданию:

Римшнейдер М. Р 51 От Олимпии до Ниневии во времена Гомера. Пер. с нем. Послесл. А. А. Нейхардт. М., Главная редакция восточной литературы издательства «Наука», 1977.
© Главная редакция восточной литературы издательства «Наука», 1977.



Rambler's Top100