126

АГЕСИЛАЙ

В Спарте долго царствовал царь Архидам II. При нем началась Пелопоннесская война, и так много побед он одержал на полях Аттики, что первую часть этой «мировой войны греческих государств» принято по его имени называть «архидамовой». Когда он умер, после него остались два сына, старший — Агис и младший — Агесилай. По закону власть переходила к старшему, а Агесилаю предстояло вести жизнь рядового спартанца. Сыновья, предназначенные к царствованию, освобождались от сурового спартанского воспитания, которое было обязательным для всех остальных мальчиков. Совместное воспитание было введено еще Ликургом для того, чтобы юноши научились быть бесстрашными в бою и беспрекословно слушаться начальников. Когда впоследствии Агесилай все-таки пришел к власти, он, благодаря полученному в детстве суровому воспитанию, лучше других царей умел ладить со спартанскими воинами: наряду с данным ему от природы талантом полководца и руководителя, он отличался исключительной справедливостью и был хорошим товарищем.
Когда Агесилай еще проходил обучение в отряде мальчиков, на него обратил внимание знаменитый полководец второй половины Пелопоннесской войны — Лисандр. Его поразило, что хромой Агесилай, несмотря на болезнь ноги, не уступал в физических упражнениях и работах ни одному мальчику и никогда не ссылался на свой физический недостаток. Уродство Агесилая скрадывалось его незлобивостью и той шутливостью, с которой он относился к своему недостатку.
До нас не дошло ни одного портрета Агесилая, так как он не позволял изображать себя ни живописцам, ни скульпторам. Даже умирая, он подтвердил свой запрет. Рассказывают, что Аге-

127

силай был мал ростом, и лицо его ничем не выделялось. Однако спокойное самообладание, веселость и удивительная мягкость его звучного голоса до глубокой старости делали его внешность приятной.
В годы правления сына Архидама Агиса II закончилась Пелопоннесская война, в которой особенно прославился своими морскими победами полководец Лисандр. Когда Агис II умер, на престол должен был взойти его сын Леотихид, но Лисандр, очень ценивший Агесилая, предложил сделать его царем вместо законного наследника. По материнской линии Леотихид происходил из бедной семьи, а главное — не имел такого количества друзей и сторонников, как Агесилай. Хотя жрецы грозили великими бедствиями за нарушение закона престолонаследия, влияние Лисандра пересилило и хромой Агесилай был провозглашен царем. Чтобы подкупить небогатых родственников Леотихида, Агесилай отдал в их распоряжение половину царского имущества и заслужил этим их расположение.
Вначале Агесилай старался всеми способами понравиться влиятельным людям. Предыдущие цари часто вступали в конфликты с «герусией»— спартанским советом старейшин, куда пожизненно избирались 28 самых знатных старцев, хранителей спартанских законов и традиций. Геронты — так назывались члены герусии — фактически правили всеми делами Спарты. Они очень неохотно позволяли царям менять что-либо во внутренней жизни государства, даже если это было необходимо для успеха на войне. Агесилай, в случае расхождения с геронтами, все же ничего не предпринимал, пока не добьется их согласия, и не позволял себе с ними спорить. Когда на место умершего геронта выбирали нового, Агесилай посылал ему в подарок живого быка и полотняную рубаху, что стоило даже еще дороже.
Кроме герусии, в которую входили и цари, во главе Спарты стояли избиравшиеся ежегодно пять эфоров *. Ссылаясь на волю богов, эфоры имели право отстранять от власти царей, если только им не нравились какие-либо меры, которые те пытались провести против их воли. Поэтому многие цари постоянно вели с эфорами борьбу за власть. Агесилай, наоборот, старался угодить эфорам, выказывая им всевозможные знаки почтения. Каждый раз, когда входившие в зал Совета эфоры заставали его сидящим, Агесилай немедленно вставал перед ними. Этим он хотел показать, что не стремится к расширению царской власти или к изменению существующих порядков.
Подчиняясь законам, Агесилай считал, однако, что если речь идет о помощи другу, допустимо нарушить или обойти закон. Он утверждал, что во взаимных услугах друзей нет ничего постыдного. Но если и соперник попал в беду, то умнее будет не вредить ему, а поспешить на помощь и таким способом завоевать его расположение. Про него рассказывали, что, когда один из его

* Об эфорах см. выше биографию Ликурга.

128

Гигантомахия. Деталь северного фриза сокровищницы сифнийцев в Дельфах

друзей попал в Малой Азии под суд, Агесилай написал тамошнему правителю: «Если мой друг не виноват — отпусти его, ибо этого требует закон; если же виноват, все равно отпусти, ради меня. В любом случае он должен быть освобожден».
Добиваясь назначения Агесилая царем, Лисандр имел далеко идущий расчет. После окончания войны с Афинами спартанцы продолжали вести войну за морем с целью освобождения попавших под власть персов греческих городов Малой Азии. Лисандр рассчитывал, что в поход в Азию он отправится с юным царем Агесилаем. Имея большой военный опыт, он станет верховным главнокомандующим и прославится еще больше. В случае победы, возвратившись в Спарту, Лисандр надеялся отстранить обоих царей и стать во главе государства. Однако уже в начале похода Агесилай не захотел быть отодвинутым на задний план. Любовь к славе оказалась у него сильнее чувства благодарности, и Агесилай не давал Лисандру возможности отличиться ни в Совете, ни на поле боя. Как бы в насмешку над прославленным полководцем он поручал Лисандру только продовольственное снабжение городов и армий. Обидевшись, Лисандр вернулся в Спарту и весь остаток жизни посвятил попыткам лишить Агесилая власти и изменить несправедливый, по его мнению, политический строй Спарты.
Избавившись от соперника, Агесилай успешно вел войну в Малой Азии, против персидского сатрапа Тиссаферна. После первых успехов он заключил с сатрапом перемирие, которое, однако, сам же нарушил. Ему удалось обмануть персов, сделав вид, что его войска готовят вторжение в южные области Малой Азии. И когда варвары сосредоточили свои силы в этом районе, Агесилай ударил в центр страны и разбил Тиссаферна у столицы Лидии, города Сарды. Спартанцы захватили множество городов и огромную добычу. Узнав об этом поражении, персидский царь разгневался на Тиссаферна так, что приказал его казнить, несмотря на то, что

129

раньше он одерживал победы и причинил грекам столько вреда, что они считали его своим главным врагом.
Агесилай, пируя с друзьями, так объяснил свое поведение: «Нечестно, конечно, заключив мирный договор, не выполнить его; но обмануть врагов всегда справедливо, да вдобавок еще приятно и выгодно».
Персидский царь, потерпев несколько поражений, решил, что выгоднее склонить спартанцев к миру, и послал к Агесилаю одного из своих приближенных с богатыми подарками. Агесилай сказал посланцу, что заключение мира зависит не от него, а от решения народа и правительства Спарты. «У греков,— заявил он,— принято брать от врагов не подарки, а добычу».
После того, как союз с Агесилаем заключило малоазийское царство Пафлагония и предоставило ему для войны с персами три тысячи воинов, спартанский царь решил наступать на центральную провинцию Малой Азии Фригию. Сатрапом этой области был выдающийся персидский полководец Фарнабаз, но он не осмелился вступить в бой с превосходящими силами Агесилая. Захватив хранившиеся в столице огромные сокровища, Фарнабаз бежал. Греки и пафлагонцы настигли его отступающую армию и овладели лагерем. Фарнабазу удалось скрыться, но все сокровища достались победителям. Тут между союзниками произошла ссора из-за дележа добычи. Пафлагонцы покинули спартанцев и возвратились на родину.
Шел уже второй год войны, которую Агесилай вел в Малой Азии. Некоторые из отвоеванных спартанцами городов были недовольны спартанскими правителями и поднимали восстания. Агесилай ставил во главе городов местных аристократов, но требовал, чтобы они обходились без насилий и казней.
Молва об его скромном образе жизни распространилась по всему побережью и немало удивляла изнеженных персов. Агесилай спал на жесткой постели и стойко переносил жару, холод и все неудобству походной жизни. Одному греку, удивлявшемуся простоте его одежды, Агесилай сказал: «Такой образ жизни — почва, на которой выросла наша свобода». Когда же его спросили, какой из спартанских обычаев он считает самым важным, Агесилай ответил: «Презрение к удовольствиям».
Малоазийские греки радовались, что высокомерные персидские сатрапы в своих роскошных одеждах преклоняют колени перед человеком в скромном платье воина.
Агесилай между тем готовился к походу против самого персидского царя. Он не мог простить царю вмешательства в междоусобные войны греков. Он утверждал, что царь постоянно вредит эллинам, подкупая демагогов и настраивая их против Спарты.
Когда войска Агесилая уже были готовы к выступлению, из Спарты прибыл посол с сообщением, что Агесилая спешно отзывают в Грецию. В письме говорилось, что окружающие Спарту

130

эллинские государства объявили ей войну. Агесилаю ничего не оставалось, как подчиниться приказу. Агесилай ответил таким письмом: «Агесилай эфорам шлет привет! Большую часть Азии мы покорили, варваров обратили в бегство. Вашему приказу я подчиняюсь и последую сразу за этим письмом. Я принял командование не для того, чтобы получить власть, но ради государства и наших союзников. Командующий лишь тогда поступает правильно, когда руководствуется законами и подчиняется эфорам».
Покидая Малую Азию, Агесилай сказал, что его изгоняют оттуда 30 тысяч персидских лучников. При этом он имел в виду не воинов персидского царя, а персидские золотые монеты, на которых были изображены лучники. Персидский царь не рассчитывал одолеть Агесилая в открытом бою и избрал другой способ борьбы с ним. Он переправил в Грецию 30 тысяч золотых монет и пожертвовал их на восстановление афинских укреплений и фиванской армии. Получив деньги, эти два государства начали против Спарты военные действия.
Выполняя приказ, Агесилай со своими спартанцами переправился через Геллеспонт и вдоль северного побережья Эгейского моря двинулся в сторону Греции. Фракийские племена относились к нему дружелюбно, но одно из них — траллы, которым сам Ксеркс * заплатил дань,— потребовало у Агесилая выкуп — 100 талантов серебра. Агесилай, издеваясь, посоветовал им прийти к нему за деньгами, а когда увидел, что они строятся в боевой порядок, напал на них и обратил в бегство.
Проходя через Македонию, Агесилай спросил царя Александра, хочет ли царь пропустить его как друга или как врага. Александр отвечал, что подумает.
— Пусть думает! — воскликнул Агесилай.— А мы пойдем вперед.
Устрашенный такой смелостью Александр попросил Агесилая пройти через Македонию как друг.
Следующей страной на пути Агесилая домой была Фессалия. Так как фессалийцы вошли в союз с врагами Спарты, он по пути разорил и разрушил их города.
В один из них — Лариссу — он отправил послов, но правители города схватили послов и заключили в темницу. Разгневанные спартанцы хотели осадить Лариссу, но Агесилай сказал, что даже ради всей Фессалии не станет рисковать жизнью двух своих спартанцев. Он завязал с жителями Лариссы переговоры и добился освобождения обоих послов.
Чтобы понять характер Агесилая, его отношение к своим согражданам, следует вспомнить," что, когда ему сообщили о битве под Коринфом, в которой погибло множество врагов и только несколько спартанских воинов, Агесилай с глубоким вздохом сказал: «Горе тебе, Греция, что ты сама погубила столько людей, которые,

* См. выше биографию Фемистокла.

131

если бы остались жить, могли, объединившись, победить всех варваров на свете».
По приказу эфоров Агесилай, взяв под свое командование отряд спартанцев из-под Коринфа, вступил в Беотию. Здесь его ждала страшная весть о полном разгроме спартанского флота у берегов Малой Азии при Книде (394 г. до н. э.).
Талантливый афинский стратег Конон спасся после гибели афинского флота у Эгоспотамов и поступил на службу к персидскому сатрапу Фарнабазу. На персидские деньги Конон снарядил большой флот и в битве при Книде отомстил спартанцам за гибель афинского флота у Эгоспотамов.
Когда было получено известие об этом несчастье, спартанцам, стоявшим в Беотии, предстояла тяжелая битва с объединенными силами аргосцев и фиванцев; Агесилай решил скрыть от своих воинов весть о поражении при Книде. Украсив себя цветами, он объявил об одержанной якобы при Книде победе и приказал совершить благодарственное жертвоприношение. После этого он вступил в битву с фиванцами, которые впервые показали прекрасную военную подготовку, так что спартанское войско едва избежало окружения и гибели. В этой битве при городе Коронее Агесилай получил несколько тяжелых ран, но все же заставил противника отступить. Агесилай приказал отнести себя на носилках в дельфийский храм, где подарил жрецам десятую часть захваченной у персов добычи.
По выздоровлении Агесилай возвратился в Спарту, где мог убедиться, как сильно изменились спартанские нравы. Многие полководцы, побывав в чужих краях, не желали уже вести прежнюю скромную жизнь. Они присваивали военную добычу, не соблюдали суровых спартанских обычаев и проводили жизнь в праздности. Агесилай по-прежнему любил и ценил обычаи своей родины; его пища, как всегда, была скромной, одежды его жены и дочери, мебель и утварь в доме не изменились за все это время. Из огромной персидской добычи Агесилай не взял ничего для себя лично. Несмотря на это, а может быть, как раз вследствие такого отличного от всех поведения, у Агесилая было много врагов. Царь, однако, старался не вредить тем, кто выступал против него. Напротив, он обычно добивался назначения таких людей на высокие должности, связанные с управлением людьми и имуществом; затем, когда обнаруживалась жестокость или жадность этих людей, Агесилай оказывал им помощь и таким образом из врагов делал их своими друзьями. Его постоянным советником был мудрый афинский писатель Ксенофонт *, которого он убедил отдать сыновей на воспитание в Спарту, чтобы они усвоили местные обычаи.
Сражение при Коронее не привело к окончанию войны. Хотя Агесилаю удалось одержать после этого несколько побед, афинский

* Произведения Ксенофонта «Греческая история», «Анабасис», «Киропедия», «Воспоминания о Сократе» и др. дошли до нашего времени и переведены на русский язык.

132

флот, отстроенный на персидские деньги, продолжал под командованием Конона господствовать на море и опустошать берега Лаконии и Пелопоннеса. Афиняне восстановили оборонительные стены вокруг города и тоже осмеливались теперь нападать на спартанцев.
В этих условиях спартанское правительство сочло выгодным заключить мир с персами и поспало в Азию эфора Анталкида, дав обязательства не помогать азиатским грекам в их борьбе с персами. За это Анталкид добился прекращения персидской помощи афинянам и фиванцам. Всякие объединения и союзы греческих государств были запрещены, что было тоже выгодно прежде всего Спарте, против гегемонии которой Государства Греции заключали союзы. «Анталкидов мир» был выгоден и персидскому царю, опасавшемуся объединения греческих государств, почему этот мир называли еще и «Царским» (387 г. до н. э.). Агесилай был против этого мира. Эфор Анталкид, его враг, считал, что Агесилай потому все время стремится к войне, что надеется прославиться в битвах и возвыситься еще больше.
Однако после заключения «Анталкидова мира» возможность прославиться на войне для спартанского полководца не только не уменьшилась, но даже увеличилась. Спартанские гарнизоны стояли во многих государствах Греции. Командующий одним из таких гарнизонов Фебид проходил со своим отрядом через Беотию и, несмотря на перемирие с фиванцами, внезапным нападением захватил фиванский кремль—Кадмею. Затем от сверг демократическое правительство в Фивах и поставил новое во главе с аристократами *.
Весть о вероломном захвате Фив, в нарушение мирного договора, вызвала негодование в Греции. В самой Спарте многие осуждали самовольные действия Фебида, и его привлекли к суду. Там Фебида спросили, чьему приказу он повиновался, нападая на Фивы? Агесилай выступил в его защиту и сказал: «Все, что приносит пользу Спарте, разрешается совершать даже без особого приказа». Фебид был не только оправдан, но и назначен командующим гарнизоном, который занимал Кадмею.
Теперь спартанцы попытались покончить и с другим противником — Афинами. В беотийском городе Феспиях (в 40 км от Афин) стоял спартанский гарнизон под командованием честолюбивого полководца Сфодрия. Завидуя славе Фебида, Сфодрий задумал захватить Афины. Он знал, что в случае удачи его поступок получит одобрение. Афины были большим городом с многочисленным населением; стены города были вновь отстроены и тщательно охранялись. Захватить Афины средь бела дня было невозможно, поэтому Сфодрий решил ночью, под покровом тьмы, овладеть афинской гаванью — Пиреем и, отняв у афинян море, заставить их впустить в город спартанский гарнизон. Рассказывают, что эту гибельную мысль подал Сфодрию не кто иной,

* См. подробнее об этом в биографии Пелопида.

133

как фиванец Пелопид, надеявшийся такой провокацией сделать Спарту ненавистной всем грекам. Через своих друзей он вскружил Сфодрию голову и подтолкнул его на это несправедливое и отчаянное предприятие. Сфодрий не рассчитал времени, и спартанцы оказались под стенами Пирея, когда солнце уже ярко светило. Стража подняла тревогу, ворота гавани оказались закрытыми. Внезапное нападение не удалось, и спартанцам пришлось с позором отступить.
Возмущению и негодованию афинян не было предела. Немедленно созвали народное собрание. В Спарту отправили послов с требованием суда над виновниками вероломного нападения. Послам сообщили, что правители Спарты решили привлечь Сфодрия к суду, но он, опасаясь тяжести обвинения и гнева сограждан, бежал из Спарты. У Сфодрия был сын Клеоним, друживший с сыном Агесилая Архидамом. Накануне дня суда Архидам уговорил отца заступиться за совершившего преступление Сфодрия. Хотя и порицая поступок неудачливого полководца, Агесилай все же полагал, что такой храбрый воин будет полезен государству. Вероятно, заступничество Агесилая объяснялось и его любовью к собственному сыну, Агесилай очень любил своих детей и часто играл с ними. Один из друзей Агесилая как-то застал его скачущим верхом на палочке и играющим с сыном в лошадки. Агесилай попросил друга не рассказывать никому об этом, пока тот сам не станет отцом и не поймет, как это приятно.
В результате усилий Агесилая Сфодрий тоже был оправдан. Когда весть об этом достигла афинян, они решили объявить Спарте войну. Незадолго до этого Афины помогли фиванским изгнанникам захватить Кадмею и восстановить демократию. Возможно, Пелопид для того и подтолкнул Сфодрия к неудачной попытке захвата Пирея, чтобы Афины решились наконец на союз с фиванскими демократами. Теперь они совместно начали успешную борьбу за освобождение Греции от спартанского владычества.
Во главе спартанского войска был поставлен второй царь Клеомброт, так как Агесилая все порицали за то, что он воспрепятствовал справедливому осуждению Сфодрия и тем втянул Спарту в тяжелую войну,— ему не доверили командования. Клеомброт повел спартанское войско в Беотию, однако действовал нерешительно. Тогда Агесилай, несмотря на свой преклонный возраст (ему было около семидесяти лет), принял начальство над одним из отрядов и причинил фиванцам немало вреда, одержав победы во многих стычках.
В одном из сражений Агесилай получил тяжелую рану и долгое время вынужден был лежать в постели. Эфор Анталкид сказал ему: «Пеняй на себя. Эта рана тебе в благодарность за то, что научил фиванцев драться. Ведь еще Ликург запретил многократно воевать с одним и тем же противником. Фиванцы не умели и не хотели воевать, а теперь, испытав их искусство на собственной шкуре, можешь сам оценить пользу от твоих уроков».

134

За время болезни Агесилая спартанцы испытали много неудач. Спартанские союзники были недовольны, и среди них начались волнения; они считали, что Агесилай начал войну из-за своей ненависти к фиванцам, а им теперь приходится идти на смерть ради спартанских интересов, в то время, как сама Спарта отправляет в поход только маленькие отряды своих воинов.
Агесилай решил показать союзникам, что они не правы. Однажды он распорядился, чтобы все союзные воины сели рядом друг с другом; спартанцы должны были сидеть неподалеку отдельно от них. Через глашатая Агесилай приказал встать всем воинам, знакомым с горшечным ремеслом. Некоторые из союзников встали. Затем начали выкликать кузнецов, плотников, строителей и других ремесленников. За небольшим исключением все воины союзников уже стояли, а из спартанцев не поднялся ни один. Ведь в Спарте гражданам было запрещено не только заниматься, но даже изучать какое-либо ремесло. «Вот,— сказал Агесилай,— теперь все видят, что настоящих воинов в наше войско больше всего дает Спарта, а союзники присылают только вооруженных ремесленников».
Союзники все-таки продолжали роптать, и Спарте пришлось согласиться на мирные переговоры. В Лакедемон съехались выборные от всех греческих государств. Среди них был и фиванский полководец Эпаминонд, которому суждено было в скором будущем стать победителем спартанцев. Видя, что Агесилай подчинил своей воле всех выборных и хочет включить в мирный договор пункт о руководящей роли Спарты в Союзе, Эпаминонд стал возражать и предложил включить в договор условие о полном равенстве всех государств. В ответ на это Агесилай, сославшись на «царский мир», потребовал объявить Беотию независимой от Фив.
«Соглашусь при условии, что Спарта признает независимость илотов,— сказал Эпаминонд.— Ведь они такие же греки, как и мы».
Эти слова вызвали такой гнев Агесилая, что он исключил Фивы из мирного договора, который Спарта заключила с остальными греками, и объявил им войну.
Уже через 20 дней спартанское войско во главе с царем Клеомбротом вторглось в Беотию. Союзники из страха перед грозным Агесилаем тоже поспали на помощь спартанцам большое войско. Все они направлялись к столице Беотии — Фивам. В десяти километрах к юго-западу от Фив, при местечке Левктры произошла решающая битва (371 г. до н. э.). Во главе фиванцев стоял Эпаминонд. В этой битве он показал свое военное искусство и преимущества разработанного им нового военного строя — косого клина *. Эпаминонд сосредоточил главную массу войска на левом крыле, ослабив правое крыло и центр. Мощная фаланга фиванцев глубиной в 50 рядов, вооруженная длинными копьями, обрушилась на правое крыло спартанцев. Спартанцы были смяты; затем Эпаминонд прорвал центр неприятеля и охватил их с правого крыла. Спартанская армия была почти полностью уничтожена. На поле

* См. биографию Пелопида.

135

битвы пали царь Клеомброт, 1000 спартанцев и множество воинов союзных Спарте государств.
Достойно удивления мужество, с которым Агесилай и побежденный город встретили страшное известие о разгроме спартанской армии при Левктрах. В этот день у спартанцев был праздник в честь солнечного бога Аполлона — «гимнопедии». Обнаженные юноши демонстрировали свое атлетическое искусство, хоры исполняли боевые песни и ничто, казалось, не предвещало беды. Когда эфорам сообщили о поражении, они прежде всего позаботились о том, чтобы не началась паника и народ не впал в отчаяние. Ни одному хору не разрешили прервать или отменить свои выступления, ничто не должно было нарушить праздник. Наутро, когда имена уцелевших и погибших стали известны, родственники убитых, сдержав слезы, вышли на улицы и гордо прошествовали к центральной площади. Наоборот, семьи тех, кто уцелел в битве, не выходили из домов. Если же кто-нибудь покидал дом, люди видели, как печалит его несчастье сограждан и каким униженным он себя чувствует.
Авторитет Агесилая сильно пошатнулся. Спартанцы то и дело вспоминали, что, когда он незаконно занял престол, было кем-то предсказано, что «хромой царь приведет Спарту к гибели». Но Агесилай не потерял присутствия духа и проявил себя в несчастье даже лучше, чем во дни побед. В Спарте существовал древний обычай, запрещающий воинам отступать с поля боя. Таких людей называли «убоявшиеся», и они считались навек опозоренными. Их не брали больше в армию, они должны были ходить в темной одежде, опустив голову, с наполовину выбритой бородой. Когда-то при Фермопилах попавшие в окружение 300 спартанцев предпочли смерть отступлению. Но теперь в городе оказалась чуть ли не половина мужчин, которых следовало объявить «убоявшимися» и лишить чести. Эфоры предоставили Агесилаю решать, как поступить с провинившимися. Спарта как никогда нуждалась в воинах, и было ясно, что закон надо изменить.
Агесилай собрал всех спартанцев на площади и объявил, что менять закон он не позволит, но сегодня на один день приостанавливает его действие.
— Завтра закон снова войдет в полную силу,— угрожающе добавил он.— Государство не утратит своих законов, а граждане — своей чести.
Чтобы поднять боевой дух спартанцев, Агесилай с отрядом молодежи совершает набег на небольшой аркадский город, стараясь таким образом показать, что положение еще не безнадежно.
На следующий год Эпаминонд с многотысячным войском снова вторгается в Пелопоннес, доходит до Лаконики и безжалостно грабит страну. Агесилай не позволял никому выходить за пределы города. Расположив своих воинов на возвышенностях и в укрепленных районах города, он спокойно ожидал, решатся ли фиванцы ворваться в Спарту. Тяжелее всего было слушать Агесилаю упреки спартанок, запоминавших ему его собственные слова: «Никогда

136

спартанские женщины не видели и не увидят дыма неприятельских костров».
— Где же твои обещания? — кричали спартанки, но ради спасения родины Агесилай не поддавался чувству обиды и, можно сказать, победил самого себя. В молодости он не умел преодолевать своей вспыльчивости и гордыни, а теперь, в зрелом возрасте, он думал только о пользе отечества. Поэтому, не обращая внимания на оскорбления, Агесилай не выводил своих воинов из города и не вступал в бой с превосходящими силами противника.
Войска Эпаминонда стояли на противоположном берегу Еврота, преодолеть быстрое течение которого фиванцам было нелегко. Агесилай спокойно наблюдал, как на другой стороне реки фиванцы готовятся к переправе. Эпаминонд в поисках брода сам шел впереди своей лодки по дну реки, разыскивая место для переправы. Агесилай долго смотрел на усилия Эпаминонда и наконец сказал: «Какой беспокойный человек!»
Не сумев выманить спартанцев за пределы города, войска Эпаминонда из-за наступивших холодов вынуждены были оставить Лаконику. На следующий год Эпаминонд снова привел свои войска в Пелопоннес и занял Мессению. Илоты, населявшие эту страну, уже давно ждали возможности отложиться от Спарты и создать собственное независимое государство. Теперь они получили, эту возможность. Центром их государства стал расположенный на горе, укрепленный город Мессена, некогда древняя столица этой страны. Сюда в случае нападения сбегались все илоты, и спартанцы уже не могли расправляться с ними, как в прежние времена.
В Аркадии тоже произошли большие изменения. В этой стране издавна соперничали два больших государства — Тегея и Мантинея. Аркадия давно стремилась к независимости от Спарты, и теперь благодаря Эпаминонду это стало возможным. Был основан новый большой город Мегалополь, вокруг которого объединилась вся Аркадия. У Спарты даже в Пелопоннесе не было теперь возможности расширить сферу своего влияния и завербовать силой новых союзников. Со всех сторон она была окружена сильными и враждебными ей государствами.
В самой Спарте недовольство тоже усилилось. Около двухсот воинов, задумав совершить переворот, заняли укрепленную высоту, на которой стоял храм Артемиды. Сторонники правительства хотели штурмовать это укрепление. Но Агесилай решил лучше прибегнуть к хитрости. Сделав вид, что ничего не знает о заговоре, он в сопровождении лишь одного раба поднялся к храму и стал выговаривать находившимся там воинам за то, что они не поняли его распоряжения и заняли не ту высоту, которую он им приказал. Обрадовавшись, что их замысел не раскрыт, заговорщики, разделившись на группы, послушно разошлись по указанным им местам. А ночью Агесилай приказал схватить и убить 15 человек, которых он считал самыми опасными.
Вскоре был раскрыт еще один заговор, даже более значительный.

137

И снова Агесилай с согласия эфоров приказал убить заговорщиков без суда, хотя прежде ни одного спартанца не казнили без судебного разбирательства. Так же тайно Агесилай действовал, когда включенные в спартанскую армию илоты перебегали на сторону врага. По его приказу служители обходили по утрам все палатки и, если находили брошенное оружие, прятали его, чтобы воины не знали числа перебежчиков.
Из-за преклонного возраста Агесилай все чаще поручал командование в битвах своему сыну Архидаму. Но когда опасность угрожала самой Спарте, царь брал руководство в свои руки. Так было и во время последнего похода Эпаминонда в Пелопоннес. На этот раз целью похода было наказание Мантинеи, отпавшей от созданного фивами Аркадского союза. Мантинейцы обратились за помощью к Агесилаю. Когда Эпаминонд узнал, что Агесилай выступил из Лакедемона и спартанское войско находится уже около Мантинеи, он решил не упускать удобного случая и напасть на Спарту, пока ее защитники отсутствуют. Однако Агесилай узнал о коварном плане фиванцев. Кратчайшей дорогой он поспешил назад в Спарту. В это время фиванцы уже перешли реку Еврот и ворвались в город. Они дошли до городского рынка и заняли господствующую над площадью возвышенность. Спартанцы продолжали отчаянно сопротивляться, когда подошел отряд Агесилая и решил исход битвы. Сам Агесилай бился, как лев, и проявил такое мужество, которого никак нельзя было ожидать от человека его возраста. Когда фиванцев, наконец, выбили из города, Агесилай воздвиг из отобранного у врагов оружия трофей, чтобы увековечить свою победу.
Несколько дней спустя между войсками Агесилая и Эпаминонда произошла решающая битва при Мантинее (июль 362 г. до н. э.). Готовя своих воинов к сражению, Агесилай убеждал их, не обращая внимания на других фиванцев, направить все силы против самого Эпаминонда.
«Настоящей доблестью,— говорил он,— обладают только умные люди. Именно они определяют исход битвы. Если удастся устранить Эпаминонда, нетрудно будет «подчинить и всех остальных».
Случилось именно так, как он предполагал. Победа уже склонялась на сторону фиванцев, и спартанцы обратились в бегство, когда Эпаминонд обернулся, чтобы ободрить своих. В этот момент один из спартанцев нанес ему смертельный удар. Эпаминонд упал, и спартанцы, прекратив бегство, вновь устремились на врага. Поле битвы осталось все-таки за фиванцами, но обе стороны понесли такие потери, что силы их истощились, и они поспешили заключить мир. К нему присоединились и остальные греческие государства, в частности, Мессения, населенная илотами — бывшими спартанскими рабами. Агесилай потребовал исключить мессенцев из договора, а когда его предложение не прошло, заявил, что спартанцы будут продолжать борьбу с илотами до победы. Такое решение многих настроило против Агесилая: его стали считать человеком жестоким, противником мира, стремящимся к бесконечным войнам.

138

Однако Спарта была теперь слишком слаба и бедна, чтобы поддержать свои претензии силой оружия. Хотя мир с мессенцами и не был подписан — война прекратилась.
Еще более укрепилась за Агесилаем слава человека воинственного и вздорного, когда, под предлогом добывания денег для Спарты, он отправился служить наемником к отложившемуся от Персии египетскому царю Таху. Как ни уговаривали Агесилая, что недостойно прославленного спартанского царя воевать под началом варвара, он ничего не хотел слушать:«Не может быть ничего недостойного,— говорил он,— в том, что пойдет на пользу родине».
Ему было больше восьмидесяти лет, тело его было все в рубцах, а силы на исходе. Но воинственный дух толкал Агесилая в новые битвы. Он считал недостойным жить без дела и спокойно ожидать смерти; но никакого другого дела, кроме войны, Агесилай не знал и не хотел знать.
На присланные Тахом деньги Агесилай набрал отряд наемников, взял с Собою тридцать спартанцев в качестве советников и, снарядив несколько судов, отплыл в Египет.
Когда корабли вошли в реку Нил и люди сошли на берег, к ним стали сбегаться египтяне,-много слышавшие о подвигах Агесилая и жаждавшие посмотреть на него. Однако вместо роскоши и блеска, на которые они надеялись, они увидели лежащего на земле старого человека маленького роста, прикрытого дешевым грубым плащом. Они даже не поверили, что это тот самый герой, о котором они слышали, что он чуть не сокрушил великую Персию. Они наивно предполагали, что спартанский царь должен быть таким же разодетым и разукрашенным, как и персидский. Насмешки следовали одна за другой.
— Совсем, как в басне,— закричал один египтянин.— Гора рожала, рожала, а родила мышь.
— Подожди,— ответил Агесилай.— Эта мышь покажет еще вам, как сражаются львы!
Вопреки расчетам Агесилая Tax не назначил его главнокомандующим, а поручил ему только командовать наемниками. Спартанец с трудом переносил хвастовство и высокомерие египтянина. Он сопровождал его в походе на Финикию. В это время против Таха восстал его родственник Нектанеб и провозгласил себя вместо него царем Египта. Посоветовавшись с эфорами, Агесилай изменил Таху и, совершив предательство, перешел на сторону Нектанеба. Спартанцы не признавали никакой другой морали и считали благом только то, что по их мнению могло увеличить могущество Спарты.
После того как его покинули наемники, Tax бежал. Нектанебу, однако, пришлось долго утверждать свою власть в Египте. Агесилай еще не раз показывал в битвах с его соперниками свою храбрость и военное искусство. Однажды, когда его люди совсем пали духом, испугавшись надвигающейся опасности (на них надвигалась более чем двухсоттысячная армия), Агесилай придумал хитрость, о кото-

139

рой не сказал даже самым близким друзьям. На левой ладони он написал белой краской слово НИКЕ — победа, но ставил буквы не слева направо, а справа налево, как бы в зеркальном отражении.
Войска уже были готовы к битве, и прорицатель, согласно обычаю, зарезал жертвенное животное и извлек из его брюха печень. Печень была передана полководцу, который по ее форме и расположению отростка должен был судить об исходе битвы. Агесилай положил печень на ту руку, где была надпись и, как бы не зная куда ее деть, некоторое время продержал на ладони, пока буквы не отпечатались на влажной поверхности. Затем он передал печень стоящим рядом, и те сообщили о чуде всему войску. На печени белыми буквами было начертано предзнаменование: НИКЕ — ПОБЕДА! Получив столь надежное знамение, воины с воодушевлением бросились в бой и одержали победу.
Нектанеб стал просить Агесилая остаться с ним и на следующий год, но Агесилай уже спешил домой, зная, что Спарта нуждается в деньгах для ведения вновь вспыхнувшей в Пелопоннесе войны. Нектанеб отпустил его с большими почестями и дал ему в награду двести тридцать талантов, огромные по тем временам деньги.
Когда Агесилай отплыл из Египта, уже начиналась зима, и он предпочитал плыть вдоль побережья Африки, держась поближе к суше. В пути он заболел, и ему пришлось высадиться на ливийском побережье в пустынном месте, которое называлось «Менелаева гавань». Здесь он и умер (360 г. до н. э.).
Перед смертью он приказал своим соратникам, чтобы ему не воздвигали никаких памятников:
— Если,— сказал он,— я сделал что-нибудь хорошее — это и будет мне памятником; если же — нет, не помогут все статуи в мире. Разве могут что-либо изменить изделия жалких ремесленников?
У спартанцев существовал обычай: тела тех, кто умер на чужбине, погребать на месте кончины. Тела же царей — доставлять на родину. Поэтому тело Агесилая залили воском и отвезли в Лакедемон, где власть перешла к его сыну Архидаму III.
Агесилай умер в возрасте 84-х лет, процарствовав сорок один год. Все эти годы он не знал отдыха, непрерывно ведя войны. До битвы при Левктрах он был наиболее влиятельным и могущественным человеком во всей Греции. Так что историк Плутарх из всех греческих правителей только его одного называет «Великим».
Агесилай был человеком замечательной энергии и силы воли, но его бурная деятельность принесла народу Спарты, как и всем окружающим народам, больше горя и несчастий, чем покоя и радости.

Подготовлено по изданию:

Знаменитые греки и римляне: 35 биографий выдающихся деятелей Греции и Рима. Сборник. Авторы и составители М. Н. Ботвинник и М. Б. Рабинович — СПб.: Индивидуальное частное предприятие Кузнецова «Издательство «Эпоха», 1993. 448 с.
ISBN 5-87594-034-4.
© М. Н. Ботвинник и М. Б. Рабинович, авторы переложения, 1993