199

Киммерийцы и тавры

Изображения киммерийцев и тавров сохранились в греческом искусстве VI—IV вв. только на вазах, где они представлены как персонажи известных мифов. Сцены из мифов были наиболее распространенными сюжетами вазовой росписи. В VI в. около фигур часто писали имена изображенных персонажей. Ученые давно заметили, что на рисунках встречаются иллюстрации неизвестных нам версий мифов. Жизнь и подвиги Ахилла описаны многими античными писателями. И все же среди сохранившихся текстов нет эпизода его игры в кости с Аяксом, который запечатлен на одной из лучших чернофигурных ваз мастера VI в. Эксекия. В цикле об аргонавтах отсутствует описание момента, нарисованного не менее известным вазописцем Дурисом: дракон, сторожащий золотое руно, проглатывает Ясона.
К числу подобных иллюстраций относятся сцены из мифа о Калидонской охоте. Это был один из наиболее распространенных в Греции мифов, к которому обращались многие поэты и прозаики, начиная с Гомера. В Этолии, одной из областей материковой Греции, царь города Калидона Ойней принес жертвы богам за богатый урожай, но забыл при этом Артемиду. Оскорбленная богиня послала во владения Ойнея огромного вепря, опустошавшего поля и убивавшего жителей. Для борьбы с ним царь призвал знаменитых героев Эллады: Пелея, Ясона, Тесея и других. Среди них выделялась единственная женщина Аталанта, прекрасная охотница из Аркадии. Она первая нанесла удар вепрю, который погубил нескольких героев. Честь окончательной расправы с чудовищным зверем принадлежала Мелеагру, сыну Ойнея.
В основе мифа лежали события далекого прошлого Этолии — войны между городами этой области, упомянутые Гомером. При-

200

чиной войн считалось соперничество героев за трофей (шкуру кабана) в Калидонской охоте.
Сначала в предании упоминались герои из ближайших окрестностей Этолии, но по мере роста популярности мифа во всей Греции круг участников охоты расширялся, охватывая не только материковую, но и островную Грецию, а также Малую Азию. Овидий, прекрасно знавший греческую мифологию, перечислил тридцать участников Калидонской охоты, а его современник Гигин — более пятидесяти.
Сейчас насчитывается около двух десятков ваз с изображением разных эпизодов охоты, частично не известных по сохранившимся записям мифа. Среди них знаменитая ваза Франсуа, названная в честь нашедшего ее в 1845 г. археолога; она упоминается во всех сколько-нибудь подробных историях греческого искусства. По форме это крупный кратер, сосуд для смешивания вина с водой. На нем с гордостью написали свои имена художник и гончар, обращаясь к зрителю от имени вазы: «Клитий меня расписал, а Эрготим сделал». По характеру рисунка и форме сосуда ученые считают, что он исполнен в Афинах около 570 г. От горла до ножки кратер покрыт росписью, образующей шесть поясов. Всего на вазе представлено 270 фигур людей и животных и около многих написаны имена богов, героев и даже их собак.
Вазописец избрал несколько сюжетов из жизни Пелея и его сына Ахилла. Центральный, самый широкий пояс посвящен шествию богов на свадьбу Пелея и Фетиды. На верхнем поясе представлена Калидонская охота (рис. 20). В центре композиции помещен вепрь; с обеих сторон на него наступают девятнадцать охотников с собаками, двадцатый уже повержен зверем. Шестнадцать вооруженных копьями фигур симметрично расположены парами по сторонам вепря. Три героя, целящихся из лука, нарисованы по одиночке. Ближе всего к морде зверя главные действующие лица мифа: Мелеагр в паре с Пелеем и Аталанта со своим будущим мужем Меланионом. За ними целящийся с колена лучник Евтимах. Два других лучника в остроконечных восточных шапках Киммерии и Токсамис находятся среди героев, наступающих с противоположной стороны.
Судя по именам, которые не упоминаются ни в одной из многочисленных известных нам версий мифа, художник изобразил киммерийца и скифа. Имя первого говорит об его этнической принадлежности, имя второго звучит сходно с другими скифскими именами: царь Таксакис возглавил часть скифского войска в войне с Дарием.20 Токсарисом звали скифского персонажа в диалогах Лукиана «Скиф» и «Токсарис». Клитий перевел на язык изобразительного искусства литературное произведение о Калидонской охоте. Обилие имен героев (целых двадцать) и даже их собак дает твердую основу для предположения о существовании поэтического

201

Рис. 20. Калидонская охота. Чернофигурный аттический кратер с росписью Клития.
Около 570 г. Археологический музей. Флоренция

202

источника: ведь только в стихотворной форме закрепляется в памяти столько имен. Прозаическое же предание всегда обходится небольшим количеством имен основных действующих лиц.
По нашему мнению, литературный оригинал создан в Ионии в конце VII в. Такое заключение связано не только с тем, что Иония в те времена была центром эпического творчества греков, но и потому, что тогда скиф и киммериец могли стать героями мифа вероятнее всего в воображении ионийского поэта, хорошо знавшего о вторжении киммерийцев и скифов в Малую Азию. Его сочинение либо полностью посвящалось Калидонской охоте, либо это был достаточно подробно описанный эпизод в более крупном произведении, как в «Илиаде». Автор одной из киклических поэм, подражавший Гомеру, мог включить этот миф в свое произведение, но изложил иной вариант, который отразился на греческих вазах VI в.
Вся жизнь малоазийских греческих полисов проходила в тесной связи с иноплеменными соседями, которые часто грозили им войной. Греки долго и упорно сопротивлялись лидийцам, персам, киммерийцам. Наряду с этим надо помнить и о том, сколь восприимчивы были греки к разнообразным культурным достижениям восточных народов. У них они заимствовали и широко внедрили в свою жизнь алфавит, денежное обращение, некоторые музыкальные инструменты и многое другое. В греческую литературу проникали некоторые сюжеты преданий восточных народов, в том числе киммерийцев и скифов. Поэт Алкман, как уже говорилось, знал легенду о скифском царе Колаксае. Имя скифского лучника — Токсамис — на вазе Франсуа показывает, что в эпической поэзии встречались имена героев скифского фольклора, которые обладали выдающимися способностями на войне и охоте. Таким образом, во все расширявшийся круг героев, призванных на борьбу со страшным вепрем, стали включать не только славных греков, но и иноземцев, однако честь победы, конечно, оставалась за эллинами.
Попытаемся определить этническую принадлежность третьего лучника, одетого в такую же восточную шапку, как Киммерии и Токсамис. Он наделен чисто греческим именем Евтимах (сражающийся в открытом бою). Возможно, это греческий перевод какого-то варварского имени. На рубеже VII—VI вв. ионийские города находились в постоянном контакте с Лидией. По словам Геродота, во времена Креза в Азии не было более мужественного и сильного народа, чем лидийцы.21 В их столице Сардах жило немало греков, знакомых с языком и фольклором лидян. Поэтому вполне возможно, что имени варварского героя была найдена параллель в греческом языке. Впрочем, с определенной долей вероятности можно предположить, что Евтимах принадлежал к героям фольклора мидян или персов, других восточных соседей греков.
Афинянин Клитий в первой трети VI в. не мог видеть живых киммерийцев, так же как и скифов. Поэтому три негреческих героя

203

у него не отличаются друг от друга. Все они стреляют из луков в отличие от греков, вышедших на охоту с копьями и дротиками. Эллины наступают на вепря с открытыми головами, и на варварах надеты остроконечные шапки. Однако представить негреческую одежду даже в обобщенном виде афинский мастер не сумел и изобразил варваров в греческих хитонах с таким же орнаментом, как на других персонажах своей росписи. Таким образом, афинянам в первой половине VI в. киммерийцы представлялись людьми восточного облика без каких-либо заметных этнографических особенностей. О самом же Клитии, как и о других вазописцах, нам ничего не известно, кроме имени и некоторых произведений.
Современные исследователи часто приводят рисунок на клазоменском саркофаге в качестве изображения киммерийцев. В последней трети VI—первой трети V в. в малоазийском городе Клазомены изготовлялись саркофаги с силуэтной росписью. В Британском музее хранится наиболее известный из сохранившихся саркофагов. Его крышка украшена сценами боя гоплитов с конными воинами в варварской одежде. В руках у всадников длинные мечи, на поясе гориты, головы защищены шапками.
Со времени первого издания и интерпретации живописи саркофага в этих всадниках видят киммерийцев. Кажется странным, что изображение киммерийцев, сколько-нибудь отвечающее действительности, появилось почти через два столетия после их набегов на Ионию. Сравнение вооружения на рисунке с находками оружия кочевников в Северном Причерноморье склоняет наших ученых к справедливой мысли, что художник изобразил скифов.22 В зарубежной историографии теперь тоже отказываются от старой интерпретации и отождествляют этих всадников с персами, а также справедливо пересматривают датировку росписи, относя ее не к первой половине—середине VI в., как прежде, а к началу V в.23 Это время, когда в аттической вазовой живописи скифы изображались со многими реальными этнографическими деталями. Что касается киммерийцев, то греческое искусство, к сожалению, не оставило никаких реальных черт их внешнего облика.
Тавры и Таврика привлекали античных художников исключительно в связи с широко известными преданиями и литературными произведениями об Ифигении. Сцены из них встречаются на греческих расписных вазах и геммах, на этрусских урнах и зеркалах, на мраморных римских рельефах й саркофагах, наконец, на фресках в домах Помпей и Геркуланума.24
В музеях России есть три вазы с названными сюжетами. Они принадлежат кисти художников IV в., живших в Кампании и Апулии, южных областях Италии, куда греки переселились во время колонизации. Среди лучших ваз античной коллекции Эрмитажа, как правило, называют кампанскую амфору с рисунком художника Иксиона (рис. 21). На ней сохранился редкий образец

204

Рис. 21. Бегство Ифигении, Ореста и Пилада. Полихромная кампанская амфора IV в. с росписью Иксикона. Эрмитаж. Санкт-Петербург

205

Рис. 22. Ифигения в храме Артемиды. Апулийский краснофигурный кратер IV в. Эрмитаж. Санкт-Петербург

206

росписи, воспроизводящей почти полностью утраченную эллинистическую стенную живопись, некогда украшавшую богатые частные и общественные здания греческих городов. Иксион передал розоватой краской цвет тела своих героев, голубой и сиреневой окрасил их одежды, а детали храма выделил белыми, желтыми и пурпурными тонами.
Композиция состоит из трех фигур: Ифигения, Орест и Пилад выбегают из распахнутых дверей храма. Он имеет чисто греческий облик: ионийские колонны поддерживают фронтон с белыми триглифами и черными метопами. На последних пурпурной краской нанесены очертания рельефов, обычно украшавших метопы в V— IV вв. Напомним, что Еврипид описал более архаичный храм с пустыми пространствами между триглифами.
Другая эрмитажная ваза — апулийский кратер — покрыта росписью с множеством фигур (рис. 22). На шейке сосуда представлена битва греков с амазонками, а основное пространство заполнено персонажами мифа об Ифигении в Тавриде. В центре — храм с ионийскими колоннами; там стоит Ифигения в плаще и нарядном длинном хитоне, украшенном вертикальной цветной полосой и узорами на подоле. Как главная хранительница храма она держит в руке ключ, о котором упоминает Еврипид.25 Внутри храма на постаменте — статуя Артемиды с копьем в одной руке и факелом в другой. Богиня представлена в движении: ее голова повернута влево, нога отставлена в сторону и опирается лишь на носок. Живописец явно срисовал богиню с какой-то современной ему мраморной или бронзовой статуи, не заботясь о том, чтобы придать ей вид архаического деревянного изваяния, каким оно, по словам Еврипида, представлялось в мифе.28 Такие статуи были небольшими и имели вид застывших фигур с опущенными вдоль туловища руками.
Слева к Ифигении приближается Пилад в плаще, с дорожным посохом и привязанной за плечами шляпой, которую обычно надевали путешественники. За ним, облокотившись на чашу, стоит Орест. Верхний ряд композиции по бокам храма отдан фигурам богов: слева Ирида и Афина, справа Артемида и Гермес. Ниже расположились гречанки, беседующие с персонажами в условных восточных костюмах. Наверное, это тавры, так как действие происходит в их стране. Однако их облик не отличается от амазонок, которые изображены на шейке кратера, так что для художников они были не более реальны, чем другие мифические герои.
Из гречанок, помощниц Ифигении, состоял хор трагедии Еврипида, который пел о себе:

Раздолье родимых лугов,
Где кони пасутся, и башен
Красу, и садов

207

Европы тенистую негу
И отчий чертог покинули мы.27

Гречанки изображены художником как элегантные дамы его времени. Одна держит зонтик, принадлежность только богатой женщины, и протягивает вооруженному варвару шкатулку, вероятно, с украшениями. Другая подает собеседнику венок, а третий персонаж в варварском костюме собирается надеть венок на шею лани — священного животного Артемиды. Эта лань напоминает о том, как богиня заменила ею Ифигению на жертвенном костре в Авлиде.
Живопись кратера не иллюстрирует отдельный эпизод мифа, как на кампанской амфоре, а дает серию изображений различных персонажей мифа. Нам неизвестно о какой-либо роли в этом мифе Гермеса и Ириды, поэтому можно предположить, что художник имел в виду утраченную теперь версию сказания. Скорее всего это было какое-то литературное произведение, так как устному преданию не свойственно вводить в ткань рассказа многочисленные второстепенные действующие лица.
Третья ваза — кампанский кратер из Музея изобразительных искусств им. А. С. Пушкина (рис. 23). Фигур здесь значительно меньше, а храм почти идентичен изображенному на эрмитажном кратере. Внутри храма стоит Ифигения в украшенном орнаментом хитоне и плаще и с ожерельем на шее. В руках у нее ключ, а рядом небольшая архаическая статуя богини, соответствующая описанию Еврипида. Слева к храму приближается Орест, а справа сидит сама богиня Артемида, беседующая со своим братом Аполлоном. Боги присутствуют здесь как покровители героев мифа: Артемида — Ифигении, Аполлон — Ореста.
Декорации на сцене афинского театра были столь же далеки от действительности, как и рисунки Таврики на вазах. Об этом позволяет судить роспись одного аттического кратера из собрания Лувра с изображением декорации к трагедии «Ифигения в Тавриде». Декорация представляла два небольших храма с фронтонами, соединенными одной крышей. В одном из них нарисован царь тавров Тоант в скифском одеянии с луком и копьем в руках; в другом — Ифигения в хитоне и гиматии, накинутом на голову; ее наряд дополняют серьги, ожерелье и браслет.28
Подобно Еврипиду греческие художники изображали храм и статую таврской богини в чисто эллинском облике, а тавров в условно варварском костюме с длинными шароварами. В отличие от писателей вазописцы не смогли поведать зрителю чего-либо определенного о киммерийцах и таврах. Это показывает, насколько греки, жившие вдали от Северного Причерноморья, мало знали об этих народах. Совершенно иная картина разворачивается перед нами в эллинском искусстве, когда художники обращаются к изображению скифов.

208

Рис. 23. Ифигения в храме Артемиды. Кампанский краснофигурный кратер IV в. Музей Изобразительных искусств им. Пушкина. Москва

Подготовлено по изданию:

Скржинская М. В.
Скифия глазами эллинов. — СПб.: Алетейя, 2001. — 304 с. — (Античная библиотека. Исследования).
ISBN 5-89329-108-5
© Издательство «Алетейя» (СПб.), 2001 г.
© М. В. Скржинская, 1998 г.