Наша группа ВКОНТАКТЕ - Наш твиттер Follow antikoved on Twitter
211

7
Эпическое действие

Эпическое действие 49 «Илиады» двупланово; это действие изложения и изображения одновременно.
Изложение имеет в виду голый однозначный перечень фактов и вытекающие из этого перечня выводы, изображение — всестороннее раскрытие фактов, их определение и многозначное истолкование.
Исходя из опыта последующей художественной и научной литературы, изложение естественно связывать с понятийно-логическим элементом мышления, изображение — с элементом образным.
Подобный вывод сделали, очевидно, еще античные теоретики искусства, если Квинтилиан в своем трактате «Воспитание оратора» признал за поэзией способность «рассказывать» (narrare), за наукой, в частности юриспруденцией,— «доказывать, показывать» (probare). Рассуждая о смысловой и формальной близости истории и поэзии, Квинтилиан пишет, что история «очень близка поэтам и представляет собой, до некоторой степени, стихотворение в прозе, и пишется для рассказа, а не для доказательства (курсив мой.— И. Ш.); и все произведение слагается не ради деятельности юристов и не для битв сегодняшнего дня, но для памяти потомства и во славу таланта, а потому и архаизмами и большей свободой словесных оборотов оно старается отнять у своего рассказа скучный характер...» 59.
В гомеровской поэзии, поэзии эпической, изложение и изображение, доказательство и рассказ — спаяны, слиты.
Композиционная структура «Илиады» напоминает отчасти логическое доказательство научного трактата. Известен предмет доказательства, предложена общая посылка:

Гнев, богиня, воспой Ахиллеса, Пелеева сына,—
(Ил.. I, 1)

212

подкрепленная тематико-композиционным заданием на все двадцать четыре песни поэмы:
Грозный, который ахеянам тысячи бедствий соделал:
Многие души могучие славных героев низринул
В мрачный Аид и самих распростер их в корысть плотоядным
Птицам окрестным и псам (совершалася Зевсова воля),—
С оного дня, как, воздвигшие спор, воспылали враждою
Пастырь народов Атрид и герой Ахиллес благородный.
Кто ж от богов бессмертных подвиг их к враждебному спору?
Сын громовержца и Леты — Феб, царем прогневленный,
Язву на воинство злую навел; погибали народы
В казнь, что Атрид обесчестил жреца непорочного Хриса.
(Ил., I. 2 — 12)

А если это «всепоэмное» задание и несколько неравномерно излагает содержание песен: очень подробно первой (строки 6—12) и слишком общо всех прочих (строки 2—5), то на протяжении «Илиады» оно неоднократно дополняется и уточняется другими заданиями, теперь уже «по-песенного» масштаба, меньшими по пространственному охвату, но большими по определенности включенного материала.
Так, в первой песни эпоса есть строки (212—214), предвосхищающие движение событий в песнях девятой («Посольство») и девятнадцатой («Отречение от гнева»):

Я предрекаю, и оное скоро исполнено будет:
Скоро трикраты тебе знаменитыми столько ж дарами
Здесь за обиду заплатят *,—

в песни восьмой (строки 470—476) — песен с двенадцатой по восемнадцатую включительно **:

Завтра с Денницею ты, волоокая, грозная Гера,
Можешь, коль хочешь, увидеть, как будет Кронид многомощный
Боле еще истреблять ополчение храбрых данаев:
Ибо от брани руки не спокоит стремительный Гектор
Прежде, пока при судах не воспрянет Пелид быстроногий,
В день, как уже пред кормами их воинства будут сражаться,
В страшной столпясь тесноте, вкруг Патроклова мертвого тела;
наконец, в песни пятнадцатой (строки 54—71) — десяти последних, с пятнадцатой — по двадцать четвертую.

* Обещание Афины Ахиллесу.
** Здесь и далее. Речь произносит Зевс и обращает ее к Гере.
213

Шествуй немедля к семейству богов, повели, да на Иду
Вестница неба Ирида и Феб сребролукий предстанут.
Вестница быстрая к воинству меднодоспешных данаев
Снидет и скажет мое повеленье царю Посейдону,
Да оставит он брань и в обитель свою возвратится.
Феб же великого Гектора снова ко брани воздвигнет,
Новую бодрость вдохнет и его исцелит от страданий,
Ныне терзающих душу героя, а рати ахеян
Вновь к кораблям отразит, малодушное бегство пославши.
(Песнь XV)

В бегстве они упадут на суда Ахиллеса Пелида.
Царь Ахиллес ополчит на сражение друга Патрокла,
Коего в битве копьем поразит бронеблещущий Гектор
Пред Илионом, как тот уже многих юношей храбрых
Свергнет, и с ними мою драгоценную ветвь Сарпедона.
(Песнь XVI)

Гектора, мстящий за друга, сразит Ахиллес знаменитый.
(Песнь XXII)

С оного времени паки побег от судов и погоню
Я сотворю и уже невозвратно, доколе ахейцы
Трои святой не возьмут, по советам премудрой Афины...
(Песни XVIII-XXIV)

Помимо «всепоэмных» и «по-песенных» заданий, «Илиада» знает еще задания «по-эпизодные».
Едва ли на каждую сцену поэмы предваряет или завершает, а иногда — предваряет и завершает вместе фраза-обобщение. Такой фразой может быть вступление к бесконечному описанию поединков, как, например:

Гордых троян отразили данаи; низверг браноносца
Каждый их вождь...
(Ил., V, 37-38)

Там он дух испустил, и при нем загорелося дело,—
Яростный бой меж троян и ахеян: как волки, бросались
Вой одни на других; человек с человеком сцеплялся,—
(Ил., IV, 470—472)

или заключение, итог в сцене ритуального очищения ахейского воинства:

Так аргивяне трудилися в стане,—
(Ил., I, 318)

214

или сентенция, тотчас же раскрытая на конкретном примере: ... тяжело Олимпийцу противиться Зевсу 1
(Ил., I. 589)
или даже речевая рамка по образцу: «...сказал(а) он(а)... так он(а) сказал(а)» (см., например, Ил., I, 25 и 33, 224 и 245 и др.), где наречие ώς, «так», предстает неким концентратом, сгустком предшествующего содержания.
Всепоэмные, по-песенные и по-эпизодные задания «Илиады» связаны между собой. В ряде сцен прослеживается как бы многоступенчатая система заданий-обобщений: то, что служит к расшифровке одного, является одновременно обобщением другого.
Пример — свидание Зевса и Фетиды. Эпическое резюме свидания лаконично: «Так совещались они...» (Ил., I, 531). Чтобы получить представление о том, как протекало, в чем заключалось и чем закончилось это совещание, иначе говоря — раскрыть содержание обобщения, нет необходимости касаться всего диалога божеств, но достаточно вслушаться во фразы — «речевые рамки», предваряющие и заключающие речь каждого. Фразы эти объясняют, что Фетида обращалась к Зевсу с мольбой:

Близко пред ним восседает и, быстро обнявши колена
Левой рукою, а правой подбрадия тихо касаясь,
Так говорит, умоляя отца и владыку бессмертных...—
(Ил., I, 500 — 502)

а Зевс колебался:

Так говорила; но, ей не ответствуя, тучегонитель
Долго безмолвный сидел...
(Ил., I, 511—512)
Фетида просила вновь:

...а она, как объяла колена,
Так их держала, припавши, и снова его умоляла...
(Ил., I, 512—513)

И Зевс согласился и в том поклялся:

Ей, вздохнувши глубоко, ответствовал тучегонитель...
Рек, и во знаменье черными Зевс помавает бровями...
(Ил., 1, 517, 528)

И Т. Д.
Дальнейшее уточнение текста идет по линии речевых рамок; это их обобщенное содержание конкретизируется в диалоге:

215

Так говорит, умоляя отца и владыку бессмертных: «Если когда я, отец наш, тебе от бессмертных угодна Словом была или делом, исполни одно мне моленье! Сына отмсти мне, о Зевс!..»
(Ил., I, 502 — 505)
Так, общее задание реализуется через задания промежуточные» и при ближайшем рассмотрении весь гомеровский эпос выступает как единое и огромное многоступенчатое задание.
Бесчисленные «задания» «Илиады», прямые и опосредствованные, как правило, четко аргументированы, раскрыты. Эпическое доказательство заданной посылки ведется на конкретных примерах, или путем нагнетания аналогий, или последовательным, «по цепи» движением «примкнутых» друг к другу действий, фактов, событий. За посылкой и аргументацией обычно следует, реже— мыслится вывод. Возникает четкая схема логического доказательства, принятая и выдержанная «Илиадой».
Приведем несколько примеров. Сцена боя с троянами. Посылка;

Гордых троян отразили данаи; низверг браноносца
Каждый их вождь...
(Ил., V, 37-38)

Аргументация по аналогии (Ил., V, 38—83): Агамемнон поверг Годия, Идоменей — Феста, Менелай — Скамандрия, Мерион — Ферекла, Мегей — Педея, Еврипил — Гипсенора, и т. д.
Итог:

Так воеводы сии подвизались на пламенной битве.
(Ил., V. 84)

Еще пример. Посылка. Хрис молит о мести ахейцам, и:

Внял Аполлон сребролукий...
(Ил.. I, 43)

Аргументация «по цепи»:

Быстро с Олимпа вершин устремился, пышущий гневом,
Лук за плечами неся и колчан, отовсюду закрытый;
Громко крылатые стрелы, биясь за плечами, звучали
В шествии гневного бога: он шествовал, ночи подобный.
Сев наконец пред судами, пернатую быструю мечет;
Звон поразительный издал серебряный лук стреловержца.
В самом начале на месков напал и псов празднобродных;
После постиг и народ, смертоносными прыща стрелами;
Частые трупов костры непрестанно пылали по стану.
(Ил., 1, 44-52)

216

Итог, правда, по форме, по подаче своей, несколько стертый, менее четкий, чем в предыдущем примере, но несомненный:

Девять дней на воинство божие стрелы летали;
В день же десятый Пелид на собрание созвал ахеян.
(Ил., I, 53 — 54)

Итак, структура логического доказательства вошла в композицию «Илиады». Но композиция «Илиады» — не структура логического доказательства. И прежде всего потому, что материал, предложенный «Илиадой», много шире необходимого к доказательству, «избыточен».
Действительно, с точки зрения логической, месть Аполлона за Хриса выглядела бы не менее убедительной и значительно более целенаправленной, если бы эпический сказитель опустил описание колчана, стрел и звона тетивы Аполлонова лука и, сократив рассказ наполовину, начал бы непосредственно с избиения войска и обоза:

В самом начале на месков напал он и псов празднобродных;
После постиг и народ...
(Ил., 1. 50—51)

То же и относительно эпических поединков, где гибель одного воина от руки другого сопровождается излишними, сравнительно с узкой задачей логического доказательства, подробностями родословной и ранения героя:

Мегес Педея сразил, Антенорова храброго сына.
Сын незаконный он был, но его воспитала Феана
С нежной заботой, как собственных чад, угождая супругу.
Магес Филид, на него устремяся, копейщик могучий,
В голову около тыла копьем поразил изощренным.
Медь, меж зубов пролетевши, подсекла язык у Педея:
Грянулся в прах он и медь холодную стиснул зубами.
(Ил., V, 69-75)

Подобная «избыточность» доказательств «Илиады», иначе — композиционная «вольность» эпоса, вольность многозначного освещения факта, привычная для художественного произведения и недопустимая в произведении научном, находит объяснение лишь в одном — воздействии образного мышления на композицию гомеровской поэмы.
Композиция «Илиады» включает элементы и понятийно-логического и образного мышления, сведения «нужные» и «ненужные», «обязательные» и «избыточные»; однако отделить одни от других, «очистить» поэму от «лишнего» материала практически невоз-

217

можно, не разрушив самого произведения, не расшатав его основы: понятийно-логическое и образное, «нужное» и «ненужное» срослось, взаимопроникло. И как результат: логические посылки «Илиады», сохраняя свою доказательную однозначность, обретают смысловую многоплановость образа, а эпическое доказательство не тяготится своей «избыточной» широтой, но, принимая за норму, «узаконивает» ее.
Действительно, «по-песенные» задания «Илиады», сохраняя за собой вполне конкретный, единичный смысл доказательной посылки, неоднократно выступают в композиционной роли предвидений и пророчеств, а задание всепоэмное — известное обращение к музе: «гнев, богиня, воспой...» — предстает еще и как обычное в эпосе, ничего общего с посылкой эпического доказательства не имеющее, самораскрытие явления через его внешнее действие. И каждое из таких заданий в их новой роли поддается истолкованию одновременно в плане эпико-этическом, эстетическом, мифологическом и пр.
Что же касается объемной структуры эпического доказательства, то его итоговая фраза-вывод по содержанию постоянно шире посылки и суммирует материал, не только необходимый для доказательства посылки, но весь приведенный в аргументации. При этом особая роль отводится, как уже отмечалось, наречию ώs «так», вбирающему в себя «излишки» предшествующего содержания.
Например. В сцене ритуального очищения посылка узка и конкретна:

Тою порою Атрид повелел очищаться ахейцам.
(Ил., 1, 313)

Аргументация вмещает материал как строго необходимый, так и избыточный:

Все очищались они и нечистое в море метали.
После, избрав совершенные Фебу царю гекатомбы,
Коз и тельцов сожигали у брега бесплодного моря;
Туков воня до небес восходила с клубящимся дымом.
(Ил., 1, 311 — 317)

Итог суммирует и то и другое, и перечень внешних действий, из которых складывается обряд (итоговое — «трудились»), и «избыточный» рассказ о месте гекатомбы, ее состава, запахе жира и клубах дыма от жертвенного костра (итоговое — «так»):

Так аргивяне трудилися в стане...
(Ил., I, 318)

Изложение-изображение, рассказ-доказательство как единая форма гомеровского повествования выявляет ряд особенностей в

218

характере эпического действия «Илиады», которые могут быть поняты и объяснены лишь с позиций художественных принципов эпического синкретизма.
Эпическое действие — действие всеобщее. Оно развертывается не вокруг некоего героя, не вокруг человека, как это будет позже в любом художественном произведении, и не вокруг события, явления, одушевленного или неодушевленного предмета, как это свойственно научным трактатам, но вокруг человека, предмета, явления и события одновременно.
Не Гектор, Ахилл, Агамемнон занимают эпического сказителя, и даже не знаменитый гнев, воспеть который он просил помощи у Музы, но, без исключения, все то, что составляет жизнь ахейского и троянского воинства, на отрезке, ограниченном во времени гневом Ахилла: сам Ахилл и засов на воротах его подворья, подвиги Одиссея и его омовение в «прекрасноустроенных» мойнях, мудрые речи Нестора и его кубок, и т. д.
Каждый из объектов действия эпос признает качественно равноценным, а значит, и имеющим равное право на свою самостоятельную независимую жизнь, на свою меру самовыражения в действии, и композиционное различие между ними усматривает лишь в количестве такой меры, наибольшей применительно к человеку.
Во второй песни «Илиады» есть сцена с Одиссеем, теряющим плащ. Сцена эта показательна в смысле самозначимости объектов внутри единого эпического действия.
Содержание сцены следующее. Ахейское войско решает снять осаду Трои и возвратиться на родину. Афина приказывает Одиссею воспрепятствовать возвращению. Одиссей из почтения к богине тотчас бросается исполнять приказание и в спешке роняет плащ. Плащ подбирает итакийский глашатай:

Так провещала; и голос гремящий познал он богини:
Ринулся, сбросив и верхнюю ризу; но оную поднял
Следом спешивший за ним Эврибат, итакийский глашатай.
(Ил., II, 182—184)

В русле общего эпического действия два объекта — и Одиссей, и плащ — взаимосвязаны, взаимозависимы и композиционно «обязаны» друг другу: Одиссей вводит плащ в оборот эпического повествования, плащ особо выделяет, подчеркивает некое качество, свойство — почтение к божественному слову, послушание богам — в характере Одиссея.
Вместе с тем и тот и другой и герой, и его плащ, как объекты эпического действия, самоценны, самозначимы. С момента как плащ упал на землю, а Одиссей пробежал мимо, каждый из них живет

219

своей собственной жизнью, независимо один от другого: Одиссей убеждает воинство, плащ переходит в руки глашатая.
Одиссей забыл о плаще: ему он больше не нужен, зато «нужен» эпическому сказителю, нужен сам по себе, вне связи с деятельностью Одиссея, нужен настолько, что пространный рассказ об успешной миссии Одиссея отложен сказителем до поры, пока, пусть в нескольких словах, но будет прояснена судьба плаща.
И предмет, и человек охвачены единым потоком эпического действия, и различие между ними — лишь в количестве этого охвата, большем в отношении человека, меньшем — предмета.
Близка по замыслу сцена и тринадцатой песни «Илиады», где ход поединка подан следующим образом:

Тут Гелен Деипира фракийского саблей огромной
Резко в висок поразил, и шелом с него сбил коневласый.
Сбитый, на землю он пал; и какой-то его аргивянин,
Между толпою бойцов под ногами крутящийся, поднял.
Очи вождя Деипира глубокая ночь осенила.
(Ил., XIII, 578-580)

Вся сцена по структуре своей, и смысловой и композиционной, четко делится на две части: о царе Деипире и о его шлеме. Предпосылки членения заложены в двух начальных строках, где действие над человеком — «резко в висок поразил» — и над предметом — «шелом с него сбил коневласый» — мыслятся равнозначными, равноценными, идиллически соединяются союзом *.
Три следующие строки уточняют, что в отдельности произошло с Деипиром:

Очи вождя Деипира глубокая ночь осенила.
и что — с его шлемом:
Сбитый, на землю он пал; и какой-то его аргивянин,
Между толпою бойцов под ногами крутящийся, поднял.

И если первоначально Деипир и его шлем в какой-то мере смыслово и композиционно взаимосвязаны: рана Деипира мотивирует упоминание о шлеме, и сбитый шлем придает большую правдивость воспроизведению рокового ранения,— то с момента, как шлем отделился от головы воина, связь эта обрывается и внешне и внутренне. Присвоение шлема неким аргивянином уже никак не причастно гибели Деипира.
Человек и предмет равно влекут к себе внимание эпоса, и, медля с окончательным приговором герою, эпический сказитель заинтересованно следит за «приключениями» геройского шлема.

* В оригинале частица δέ в значении «и», «а также».
220

В праве каждого предмета, каждого явления эпоса на самовыражение, самозначимость — следствие соизмеримости, качественной равноценности всего эпического мира — можно и нужно искать композиционную основу излюбленных «Илиадой» многочисленных эпических подробностей, без которых не обходится ни одна сцена поэмы.
Всеобщность действия обусловливает строение эпоса и определяет его композицию как совокупность качественно единообразных, но неравновеликих взаимозависимых эпизодов, объединенных между собой по способу сочинения и подчинения одновременно и организующих в соответствии с объемом и значимостью несколько эпизодических пластов, или слоев.
Всеобщее эпическое действие — действие постоянно и повсеместно законченное.
Законченность действия как следствие целостности эпического мироосознания трактуется Гомером не только в смысле свершения поступка, деяния, но и в смысле его завершенности, полноты, определенности.
В эпосе закончены все действия, все движения всех объектов повествования без исключения.
В сражении пика, пущенная Антифом, сыном Приама, настигает ахейца Левка, в руках у которого мертвое тело врага. Действие по отношению к двум объектам сразу — Левку и мертвому телу в его руках — начато и требует завершения. Завершение приходит: тело выскальзывает из ослабевших рук Левка и падает на землю, рядом с ним опускается мертвый Левк:

...она (пика.— И. Ш.) Одиссеева доброго друга
Левка ударила в пах, увлекавшего мертвое тело;
Вырвалось тело из рук, и упал он близ мертвого мертвый.
(Ил., IV. 491-493)

То же в поединке Париса и Менелая. Менелай срывает с головы Париса шлем и бросает его к ахейским рядам. Шлем поднимают дружинники Менелая, а Менелай вновь устремляется к Парису. То, что на определенном жизненном отрезке связано с Менелаем, и то, что связано со шлемом, завершено:

Шлем последовал праздный за мощной рукой Менелая.
Быстро его Атрейон, закруживши на воздухе, ринул
К пышнопоножным данаям, и подняли верные други.
Сам же он бросился вновь поразить Александра, пылая
Медным копьем...
(Ил., III, 376-380)

Еще пример. В десятой песни «Илиады» Одиссей и Диомед ночью уходят на разведку в троянский стан и оттуда, разузнав все,

221

что требовалось, невредимыми возвращаются к ахейским кораблям. Подвиг Диомеда и Одиссея имеет начало и конец. Он завершен. Однако десятая песнь «Илиады», границы которой как будто целиком совпадают с повествованием о разведке героев, не оканчивается их возвращением, не обрывается, но длится, и длится ровно столько, сколько требуется, чтобы довести до конца рассказ обо всем, что с этим связано.
Ведь из разведки герои вернулись с боевыми трофеями, конями Реза и доспехами Долона. О трофеях нужно позаботиться. И вот Диомед уже гонит коней к своим шатрам, а Одиссей уносит на корабль доспехи:

... за ров перегнал он (Диомед.— И. Ш.) коней звуконогих,
Радостно-гордый, толпой окруженный веселых данаев.
...
Но Лаэртид на корабль доспех Долонов кровавый
Взнес, пока не устроится жертва Палладе богине.
(Ил., X, 564 - 565 , 570 — 571)

В разведке Диомед и Одиссей забрызгались кровью, устали. Им следует вымыться, отдохнуть. И эпический сказитель любовно ведет героев на берег моря, где они:

... погрузившися в волны морские,
Пот и прах смывали на голенях, вые и бедрах;
И когда уже все от жестокого пота морскою
Влагой очистили тело и сердце свое освежили,
Оба еще омывались в красивоотесанных мойнах.
(Ил., X, 572-576)

И лишь теперь, когда в пределах эпизода не осталось ничего незавершенного, недоговоренного, десятая песнь «Илиады» приходит к концу, герои:

Сели с друзьями за пир; и из чаши великой Афине,
Полными кубками, сладостней меда вино возливали.
(Ил., X, 578-579)

В композицию эпоса завершенность действия входит требованием: новый эпизод не должен быть начат, пока эпизод, предшествующий ему, одного ли с ним ряда, пласта, уровня или «низший», по сравнению с ним, не будет завершен. На этом требовании, собственно, и основан эпический закон «хронологической несовместимости», выявленный и сформулированный Φ. Ф. Зелинским применительно к поэмам Гомера.
Завершенность действия как части всеэпического целого, естественно, не размыкает сцеплений эпизодов, не ведет к их полной обособленности, изолированности.

222

Все песни «Илиады» композиционно закончены, завершены, но каждая начинает свой рассказ с того, на чем остановилась предыдущая.

Но, когда закатился свет блистательный солнца,
Боги, желая почить, уклонилися каждый в обитель,
...
Зевс к одру своему отошел...
...
Там он, восшедши, почил, и при нем златотронная Гера,—
(Ил., I, 605—611)

последние строки первой песни; первые строки песни второй:

Все, и бессмертные боги, и коннодоспешные мужи,
Спали всю ночь; но Крониона сладостный сон не покоил...

Заключительные строки второй:

Есть перед градом троянским великий курган и высокий...

Там и троян и союзников их разделилися рати.
(Ил., II, 811, 815)
Начальная строка третьей:

Так лишь на битву построились оба народа с вождями.
(Ил., III. 1)

В относительной самостоятельности, самозначимости предмета и явления, в законченности действия, усиленных «истиной» эпического вымысла, следует искать основу такого феномена гомеровских поэм, как эпический натурализм.
Ахилл на берегу «быстротекущего» Ксанфа в битве поверг Астеропея и:

Бросил врага, у которого гордую душу исторгнул,
В прахе простертого: там его залили мутные волны;
Вкруг его тела и рыбы и угри толпой закипели,
Почечный тук обрывая и жадно его пожирая.
(Ил., XXI, 201 — 204)

Страшные подробности о рыбах, пожирающих почечный тук мертвеца, возможны в эпосе, поскольку они истинны, и попадают в сферу повествования как завершающие рассказ об одном из объектов действия.
Всеобщее законченное действие — действие гармоничное. Гармония эпического действия дает о себе знать прежде всего в равномерном чередовании событий, сходных по противоположности.

223

Ахилл в обиде на Агамемнона и в тоске по Брисеиде отказался от участия в битвах, празден лежит перед судами, но:

...скоро воспрянет, могучий.
(Ил., II, 694)

Уязвленный гидрой, Филоктет покинут ахеянами на пустынном Лемне, забыт ими, но:

...скоро ахейские мужи,
Скоро при черных судах о царе Филоктете воспомнят.
(Ил., It, 724—725)

Зевс возвысил Фетиду пред Афиной, предпочел ее просьбу желанию Афины, но:

Будет, когда он опять назовет и Афину любезной!
(Ил., VIII, 373)

Равновесие компенсаций, убежденность в гармоничной повторяемости событий, свойственные эпосу, рождают ощущение колебаний маятника: высшая земная слава, но ранняя смерть; поражение сейчас, но победа завтра, и т. д.:

...дам я тебе одоление крепкое в брани
Мздою того, что из рук от тебя, возвратившегось с боя,
Славных оружий Пелида твоя Андромаха не примет,—
(Ил., XVIII, 206 — 208)

«меняет» одно на другое Гектору Зевс.
Нет, не печаль мне, супруга, упреками горькими сердце;
Так, сегодня Атрид победил с ясноокой Афиной;
После и я побежду: покровители боги и с нами,—
(Ил., III, 438—440)

благодушно отмахивается от упреков Елены побежденный в поединке с Менелаем Парис.
При гармоничном чередовании эпических событий как событий единого смыслового ряда некоторое количественное несоответствие в их мере, в объемном охвате, не нарушая эпической гармонии, выражает отношение эпоса к происходящему.
Так, два наиболее обширных объекта эпического действия, троянское и ахейское воинство, мыслятся эпосом единообразными и совершают по отношению друг к другу одни и те же поступки, раскрываются в одних и тех же деяниях, подвигах. Все повествование строится на параллели. Ахейское войско — ополчение; в нем, помимо дружины Менелая, непосредственно заинтересованного в походе,— дружины вождей почти со всего греческого архипелага; и троянское войско — ополчение; в нем, помимо троян,—

224

их иноземные союзники. Силы сопротивников и по существу, и по структуре своей едины, равны, но при исчислении их сказитель останавливается на воинстве ахеян подробнее, чем на воинстве троян (Ил., II, 494—779, 816—877).
Во главе и того и другого воинства — верховные вожди: Агамемнон — у ахеян, Приам — у троян и союзников; войска сопровождают гадатели: Калхас — ахейское, Гелен — троянское.
И в том и в другом войске — доблестные богатыри, но у ахеян их чуть больше, и они чуть сильнее. Поединок Гектора и Аякса окончился вничью, но ахеяне и не опасались поражения своего героя, т. е. не опасались именно того, что волновало троян по отношению к троянскому богатырю. А потому с исходом поединка:

...трояне,
Радуясь сердцем, смотрели, что шествует здрав и безвреден
Гектор, Аяксовой силы и рук необорных избегший;
В град повели Приамида не ждавшие видеть живого,—
(Ил., VII, 307 — 310)
а данаи Аякса:

К сыну Атрея вели, восхищенного славой победы.
(Ил., VII, 312)

Ахейское и троянское воинство равно стойко в битвах, как в битве за тело Патрокла, когда те и другие:

...с одинаким неистовством спорили в страшном убийстве
Целый сей день; от труда непрерывного потом и прахом
Были колена, и ноги, и голени каждого воя,
Были и руки и очи покрыты на битве, пылавшей
Вкруг знаменитого друга Пелеева быстрого сына,—
(Ил., XVII, 384—388)

равно несет потери, как в первом по гневе Ахилла сражении, когда:

Много и храбрых троян, и могучих данаев в день оный
Ниц по кровавому праху простерлося друг подле друга,—
(Ил., IV, 543 — 544)

равно добивается успеха, как в том поединке, где:

...пронзил Акамас беотийца Промаха,
Мстящий за брата, которого труп увлекал беотиец.
Злобно над павшим гордился и так восклицал победитель:
«Нет, аргивяне стрельцы, угроз расточители праздных!
Нет, о друзья, не одни боевые труды и печали
Нам суждены: одинако погибель и вас постигает!
Видите ль, воин и ваш, ниспроверженный пикой моею, Крепко уснул...»
(Ил., XIV, 476-483)

225

Но об успехах ахеян Гомер говорит чуть больше, а о потерях чуть меньше, чем об успехах и потерях троян. В цепи поединков чуть чаще гибнет троянец или троянский союзник, сраженный рукой даная, и, как ни мужественны защитники Трои, все в эпосе знают, что:

Будет некогда день, и погибнет священная Троя,
С нею погибнет Приам и народ копьеносца Приама.
(Ил., VI, 448—449; ср. также IV, 164—165)

Лучший из троянских героев вступает в бой с лучшим из героев ахейских. Исход почти равен: Гектор убивает Патрокла, эпического двойника Ахилла, Ахилл убивает Гектора. Патрокла хоронят; в эпосе об этом — много и подробно. Потом выдают и хоронят тело Гектора; в эпосе об этом несколько меньше.
Трояне и ахеяне враги, но гармоническая параллель эпического действия в отношении к ним не кажется странной: в мире, где все качественно единообразно, враг — потенциальный друг. Недаром в завершении поединка два врага, Гектор и Аякс, обмениваются дарами дружбы, признанием доблести противника, выражением взаимной приязни:

Сын Теламонов! почтим мы друг друга дарами на память.
Некогда пусть говорят и Троады сыны и Эллады:
«Бились герои, пылая враждой, пожирающей сердце;
Но разлучились они, примиренные дружбой взаимной».
Гектор, слово окончивши, меч подает среброгвоздный
Вместе с ножнами его и красивым ремнем перевесным;
Сын Теламона вручает блистающий пурпуром пояс.
(Ил., VII, 299-305)

Эпос «уравнивает» троян и ахеян, хотя симпатии его на стороне последних: трояне те же ахеяне, лишь с чуть меньшим количеством каждого из присущих всем им качеств и с чуть меньшим вниманием эпоса к выявлению этих качеств.
Композиционно гармония эпического действия — во всеобщем параллелизме сходства в отношении к нескольким разным объектам и противоположности в отношении к одному и тому же, параллелизме эпической структуры мира небесного и земного (боги и люди), параллелизме расстановки эпических сил внутри этих миров (ахеяне и трояне; боги, помогающие ахеянам, и боги, помогающие троянам), параллелизме деяний, поступков:

...и, поднявшись, трояне готовились быстро,—
Те привозить мертвецов, а другие — древа из дубравы.
Сонмы ахеян равно от судов многовеслых спешили,—
Те привозить мертвецов, а другие — древа из дубравы.
(Ил.. VII. 417 — 420)

226

Параллелизме мельчайших движений. Сел и встал: Так произнесши, воссел Ахиллес; и мгновенно от сонма Калхас восстал Фесторид, верховный птицегадатель.
(Ил., 1, 68-69)
«Рек» и «покорились»:

Рек он; и старец трепещет и слову царя покоряся,
Идет, безмолвный, по брегу немолчношумящей пучины.
(Ил., 1, 33 — 34)

«Рек» и «ответили»:

Рек он; и сердцем дерзнул, и вещал им пророк непорочный.
(Ил., I, 92)

«Рек» и «не ответили»:

Рек он; ни слова ему не ответствовал Гектор великий.
(Ил., VI, 342)

Всеобщее завершенное гармоническое действие эпоса — действие поступательное и статическое одновременно и в равной мере. Под действием статичным разумеем здесь действие, в ходе которого как будто ничего не совершается, ничего не происходит вновь и вновь, которое «топчется» на месте, лишь расширяя круг своего охвата за счет подробностей, и в котором сущность предмета или явления подается как производное предшествующего действия. Напротив, под действием поступательным полагаем действие в смене поступков, в постоянном развитии, где представление о сути явления еще не сложилось, но лишь постепенно складывается в процессе самого действия. Гомеровскому эпосу равно свойственно и то и другое. В «Илиаде» что-то происходит, что-то случается не реже, чем не происходит и не случается ничего, и на вопрос, «что» сделали, ответ дается не чаще, чем на вопросы, «кто» именно сделал, «когда», «как» и «при каких обстоятельствах»:

...Царь Агамемнон с зарею
Месков яремных и ратников многих к свезению леса
Выслал из стана ахейского; с ними пошел и почтенный
Муж Мерион, Девкалида героя служитель разумный.
Взяв топоры древорубные в руки и верви крутые,
Воины к рощам пускаются; мулы идут перед ними,
Часто с крутизн на крутизны, то вкось их, то вдоль переходят.
К холмам пришедши лесистым обильной потоками Иды,
Все изощренною медью высоковершинные дубы
Дружно рубить начинают; кругом они с треском ужасным
Падают; быстро древа, рассекая на бревна, данаи
К мулам вяжут; и мулы, землю копытами роя,
Рвутся на поле ровное выйти сквозь частый кустарник.
(Ил.. XXIII, 110 — 122)

227

Статичный и поступательный моменты эпического действия взаимоотнос и те льны и взаимопроникаемы. Действие, поступательное по отношению к понятию «вывоз леса» и выясняющее содержание этого понятия, предстает статичным по отношению к приказу Агамемнона «везти лес».
Агамемнон приказал, и приказ его выполняется: лес вывозят. Вывозят на протяжении тринадцати стихотворных строк, и на протяжении всех тринадцати не совершается ни одного действия, сменяющего, развивающего это первое и единственное; налицо лишь уточняющие подробности. Эпический «вывоз леса», если и ощущается как совокупность движений, как ряд поступков, то лишь суммой внешних свойств в пределах уже готового определения некоего явления.
В композиции эпоса подобное гармоническое равновесие поступательного и статического начала — что совершилось и как совершилось — делает возможным неторопливый, «замедленный» темп эпического повествования и допускает краткое предварение событий, такое, например, как в рассказе о Долоне:

Так от троянского стана пошел он к судам; но троянцу
Вспять не прийти от судов, чтобы Гектору вести доставить,—
(Ил., X, 336 — 337)

или о судьбе воздвигнутой ахеянами в защиту судов крепостной стены:

Гектор доколе дышал, и Пелид бездействовал гневный,
И доколе нерушенным град возвышался Приамов,
Гордое зданье данаев, стена невредимой стояла.
Но когда как троянские в брани погибли герои,
Так и аргивские многие пали, другие спаслися,
И когда, Илион на десятое лето разрушив,
В черных судах аргивяне отплыли к отчизне любезной,—
В оное время совет Посейдаон и Феб сотворили
Стену разрушить...
(Ил., XII, 10-18)

Все перечисленные свойства эпического действия не предстают в эпосе изолированно, строго обособленно, но, будучи взаимообусловленными и взаимовлияющими, подчинены художественным принципам единого эпического целого, принципам эпического синкретизма.

Подготовлено по изданию:

Шталь И.В.
Художественный мир гомеровского эпоса.— М.; Наука, 1983.
© Издательство «Наука», 1983 г.



Rambler's Top100