47

Классика прозаической генеалогии Трудно судить, в какой именно степени прозаические генеалогии Гекатея и его последователей опирались на материал генеалогического эпоса; известное свидетельство Страбона — «ведь самой первой поэзия приобрела известность и общее одобрение; а потом, подражая ей, составили свои сочинения Кадм, Ферекид, Гекатей и прочие, устранив размер и сохранив остальное»1 — можно понимать либо как общее суждение о путях литературного процесса, либо как утверждение сходства материала эпиков и первых логографов. Свидетельство Климента Александрийского — «Гесиода же пересказали прозой историографы Эвмел и Акусилай и выдали это за собственные произведения»2 — ошибочное в деталях (Эвмел Коринфский не был прозаиком) и тенденциозное по цели (плагиат, дескать, обычная вещь для язычников), демонстрирует, что мнение, считающее книги логографов прозаическим пересказом генеалогического эпоса, было расхожим. В общих чертах оно было и верным. Гекатей Милетский и критика традиции Страбоновское τάλλα, «остальное», которое сохранили логографы, устранив из своих книг гекзаметр, — это, конечно, как раз то, что объединяет «поэтов и мифографов» обсуждавшейся выше формулы, то есть 1 Πρώτιστα yap ή ποιητική κατασκευή -παρήλθαν eis το μέσον και εύ&οκίμ-ησεν είτα εκείνην μιμούμενοι λύσαντες το μέτρον τάλλα δ< φυλάξαντες τά -ποιητικά συνέγραψαν οί -περί Κάομον και Φερεκΰοη και Έκαταΐον — Str. I, 2, 6. 2 7α be Ησιόδου μετήλλαξαν εις πεζόν λόγον και ώς ίδια έξήνεγκαι Ευμηλός те και Άκουσίλαος οί Ιστοριογράφοι — Strom. VI, 2, 26. ρ. 443 Stäh.

48

изложение мифов, заставляющее писателя говорить о непроверенном и неправдоподобном. Однако сам Гекатей, основоположник ионийской прозы1, в первой же строке своего труда (которую формально можно считать первой строкой европейской науки) гордо заявлял о принципиально критическом отношении к традиции: «Гекатей Милетский говорит так: я пишу то, что считаю правдой; ведь рассказы эллинов многочисленны и, по моему мнению, смехотворны»2. Гекатей следовал заявленному принципу, и в его книге было много рационалистических объяснений чудес, таких, которые позднее стали называть «эвгемеристическими». Так, тщательной ревизии, как можно судить по фрагментам, Гекатей подверг рассказы о подвигах Геракла (уже канонизированные к тому времени в поэме Писандра Камирейского): Герион правил не в Иберии и не на таинственном острове в Океане, но в Эпире около Амбракии — ведь в Иберии слыхом не слыхивали об Эврисфее и там нет хороших коров3; Геракл не выводил Цербера из Аида через Тенар: просто на Тенаре жила большая змея, которую звали «псом Аида»4. Иногда Гекатей прямо исправляет конкретные места в мифологических поэмах: «Не сам Египт прибыл в Аргос, а его сыновья, числом, как сказано в сти- 1 Отдельное издание фрагментов Гекатея (помимо FGrHist ΙΑ 1): Hecataei Milesii Fragmente. Testo, Introduzione, Appendici e Indici / A cura di Giuseppe Nenci // Biblioteca di Studi Superiori, XXII. Firenze, 1954. См. также Pearson L. Early Ionian Historians. Oxford, 1939 (книга о четырех логографах: Гекатее, Ксанфе, Хароне, Гелланике). 2 Εκαταίος Μιλήσιος ώόε μυθεΐται· τάόε γράφω ώς μοι &οκεΐ άλ-ηθέα εΐναΐ' οι γαρ Ελλήνων λόγοι πολλοί τε και γελοίοι ώς έμοι φαίνονται είσίν — Fl Jac. 3 F 26 Jac. 4 F 27 Jac.

49

хах Гесиода, пятьдесят, по-моему же, едва ли двадцать»1 — фрагмент, свидетельствующий об осознанном восприятии Гекатеем Гесиода как своего предшественника. То, что деятельность логографов мыслилась как исправление, «диортоза» Гесиода, подтверждают и слова Иосифа Флавия: «Было бы неуместно, если бы я учил знающих больше меня, в чем генеалогии Гелланика расходятся с Акусилаем или в каких местах Акусилай исправляет Гесиода»2. Два сочинения Гекатея были посвящены именно генеалогии и географии, тем двум осям систематизации мифологии, о которых говорилось выше. Одно, «Описание земли», было посвящено географии ойкумены; оно содержало громадное количество географических названий и, предположительно, карту мира. Другое, которое цитирующие его называют «Генеалогиями» или «Историями»3, вероятно, было написано позже «Географии»4, состояло не менее чем из четырех книг и излагало генеалогии героев, причем, похоже, не касалось теогонии и начиналось с Девкалионидов, а затем переходило к потомкам Инаха. Так как перечисляемые в «Географии» географические названия часто сопровождались указанием на мифологического эпонима, иногда даже с его краткой генеалогией5, переход Гекатея к работе над генеалогиями 1 Ό δέ Αίγυπτος αυτό; μεν ουκ ήλθεν εις "Αργός, παίδι;; Sc εοντες, ώς μεν Ησίοδος εποίησε, πεντήκοντα, ώς εγώ οέ, οΰ&ε είκοσι — F 19 Jac. 2 Περίεργος δ' αν είην εγώ τους εμοΰ μάλλον επισταμένους διδάσκων ό'σα μεν Ελλάνικος Ακουσιλάωι περι τών γενεαλογιών οιαπεφώνηκεν, οσα hi οιορθοΰται τον Ήσίο&ον Ακουσίλαος — FGrHist ΙΑ 2 Τ 6. 3 Один раз «Героологией» — F 8 Jac. 4 Meyer E. Forschungen. I 157ff. 170 ff. 5 St. Byz. S. V. Μοτύη (F 76 Jac.) Μοτύη- πόλις Σικελίας άπο Μοτύης γυναικός μηνυσάσης Ήρακλεϊ τους έλάσαντας τους αύτοΰ βοΰς. Εκαταίο; Εύρώπψ («Мотия — город в Сицилии, [названный] по имени Мотии, женщины, показавшей Гераклу, кто угнал его быков, [как говорит] Гекатей в "Европе"» ); Eust. В 520 (F 115b Jac): Κρίσσα δε πεδίον και πόλις εν Λοκροΐς ... από Κρίσσου τίνος τυράννου ... ή' ώς Εκαταίος φησι παιδός Φώκου («Крисса — равнина и город ... в области Дельф, [названный] по имени Крисса, некоего тиранна, или, как говорит Гекатей, сына Фока»); etc.

50

был вполне логичен: эпонимия оказалась для него скрещением синхронного (географического) и диахронного (генеалогического) измерений знания о мире. Акусилай Аргосский Все сведения о другом «классике» прозаической генеалогии, Акусилае — его собственное имя и имя его отца, родной город, время жизни — таинственны, если не сказать темны и ненадежны. Его иногда причисляли к числу семи мудрецов (из чего не следует делать слишком уверенных выводов о времени его жизни)1. Источником его генеалогий послужили, согласно «Суде»2, некие бронзовые таблицы, которые его отец нашел в земле; возможно, именно ложность этой легенды, а не более поздний подлог, имеет в виду «Суда», говоря о подложности сочинений Акусилая3. Эта легенда — первый в истории мифографической прозы пример приписывания собственного сочинения древнему и таинственному источнику, которое стало столь распространено в ней позже, от Эвгемера до Дарета Фригийского. В эпоху Акусилая, возможно, так же подделывались стихи Орфея или Мусея, а также связанные с тайнами и чудесами поэмы вроде аристеевой «Аримаспеи». Значительная часть сочинения Акусилая была посвящена теогонии, и его, в отличие от других логографов, вспоминают иногда именно в этом контексте, вмес- 1 Diog. Laert. I, 41. 2 S. V. Άκονσίλαος. 3 Τά γαρ ΆκουσιΧάου νοθεύεται — S. V. Εκαταίος.

51

те с Гесиодом и Орфеем1 или вместе с Ферекидом Сиросским, также причислявшимся к семи мудрецам2. О дальнейшем плане его сочинения, насчитывавшего не менее трех книг, можно сказать, что генеалогия Инахидов излагалась в нем прежде Девкалионидов, т. е. как у Ферекида, но не как у Гекатея. Ферекид Афинский, «не уступающий никому из генеалогов» Продолжатели Гекатея в составлении прозаических генеалогий, Ферекид и Гелланик, отнюдь не унаследовали рационалистического пафоса, характерного для его эпохи, — Гекатей умер примерно в те же годы (75-76 Олимпиада, 480-470 гг. до P. X.), что и Ксенофан, прославившийся критикой мифологии поэтов. Этот пафос был одним из проявлений того же процесса, что и переход античной науки (в том числе мифологической генеалогии) от поэзии к прозе. «Расцвет» Ферекида Афинского и Гелланика приходился на середину V века, а умерли они, возможно, уже после 400 года до P. X. (то есть одновременно с Сократом), и в их время критика наивной веры в мифы уже утратила актуальность. Ферекид Афинский, «не уступающий никому из генеалогов»3, по выражению Дионисия Галикарнасского, цитируется древними учеными чаще своих соратников и удостаивается похвал даже от новейших: Фрэзер сожалел об утрате этого кладезя мифологической учености, изложенной с очаровывающей простотой 1 "Οσα γε Άκουσίλεως και Ησίοδος καί Όρφεύς εν ταϊς ©eoyoviai? είρήκασιν (что сказали Акусилай, Гесиод и Орфей в «Теогониях») — FGrHist ΙΑ 2 Τ 4. 2 Clem. AI. Strom. I, p. 38 Stan. (FGrHist IA 2 Τ lib). 3 Γενεαλόγων ούδενος δεύτερος — Ant. Rom. I, 13, 1.

52

и искренностью1. Путаница с Ферекидом Сиросским, автором «Теогонии», и с Ферекидом Леросским, упомянутым «Судой», затемнила сведения о нем: в прошлом веке была популярна выдвинутая впервые Фоссием гипотеза, что Ферекид родился на Леросе, поблизости от Милета, центра раннегреческой прозы, но жил в Афинах. Его сочинение состояло не менее чем из десяти книг. В первых полутора, по реконструкции Якоби2, говорилось о теогонии и, вероятно, перечислялись, как у Гесиода, сыновья богов и богинь. Со второй по пятую излагалась генеалогия потомков Инаха, значительно превосходящая Девкалионидов древностью и поэтому вынесенная Ферекидом на первое место. Во второй-третьей речь шла о потомках Бела вплоть до Гераклидов, в четвертой—пятой — о потомках Агенора вплоть до фиванских войн. Книги с пятой по восьмую занимало родословие Девкалионидов: сначала его элейско-этолийские и локрийские потомки, затем — потомки Эллина вплоть до плавания аргонавтов. Последние книги, вероятно, занимали генеалогии Атлантидов, Асопидов и Танталидов. Язык Ферекида имеет черты ионийского диалекта3; стиль ясен и уравновешен, лишен подчеркнутой субъективности, свойственной Геродоту и Гекатею, часто ставящим 1 It is unfortunate that the writings of Pherecydes have perished, for, if we may judge of them by the few fragments which survive, they appear to have been a treasure-house of Greek mythical and legendary lore, set forth with that air of simplicity and sincerity which charm us in Herodotus (Apollodorus. The Library. With an engl, transl. by sir J. G. Frazer, 1921. P. XIX). 2 Jacoby F. The First Athenian Prose Wrighter // Mnemosyne. Ser. Ill, vol. 12. 1947. P. 13 (=Jacoby F. Abhandlungen zur Griechischen Geschichtsschreibung. Leiden, 1956. P. 100 ff., 359 ff.). 3 Lütke. Pherecydea. Diss., Göttingen, 1893.

53

акцент на собственном мнении и личном опыте. Гекатей, как и Геродот и позднейшие историки, вводил в свои генеалогии даже речи персонажей1; Ферекид, кажется, этого не делал, в чем ему следовали позднейшие мифографы. Гелланик Лесбосский и рождение всемирной хронологии Гелланик Лесбосский, вероятно, был несколько младше Ферекида. Он родился, согласно «Суде», около 480 года (т. е. примерно в год смерти Гекатея). Так как он упоминает битву при Аргинуссах (408 г. до P. X.), его смерть случилась не ранее последних лет V века. Сочинения его чрезвычайно многочисленны: этим он напоминает уже не своих предшественников, ионийских прозаиков, но скорее Аристотеля и его учеников или даже александрийских ученых. Основным генеалогическим линиям он, в отличие от генеалогов, работавших до и после него, посвящал отдельные произведения: «Форониду» (о потомках Инаха), «Девкалионию», «Атлантиду», «Асопиду». Из двух книг, составлявших его Τρωικά, первая, вероятно, была посвящена родословию троянских царей (которое поэтому, возможно, отсутствовало на своем генеалогическом месте, т. е. в «Атлантиде»), вторая — событиям Троянской войны. Часто трудно судить, каковы были книги Гелланика, имеющие «хорографические» названия; так, «чисто» хорографическими, вероятно, были его Άργωλικά (если предположить, что Гелланик избегал повторений — ведь мифологическая история Арголиды описывалась в «Форониде»), Βοιωτιακάπ Θετταλι-κά; книги о варварских странах — Αιγυπτιακά, Περσικά, ΛυΒιακά, Σκυθικά — содержали и элементы мифологии, 1 Речь Кеика к Гераклидам —- F 30.

54

и истории, и периэгезы, и описания обычаев; последним была посвящена и отдельная книга — «Обычаи варваров» (Βαρβαρικά νόμιμα). Αιολικά, вероятно, посвящались не столько описанию городов малоазийской Эолии, сколько истории их основания — эолийской колонизации. Другой образец «основания», «ктисиса» среди сочинений Гелланика — «Об основании Хиоса»; имеются также ссылки на целый сборник «Оснований» или «Названий народов», в котором изложение иногда, как свидетельствуют фрагменты, становилось чисто периэгетическим1. Зато «Аттида» и «Об Аркадии» Гелланика, несомненно, были скорее мифогенеалогическими книгами, построенными по родословию афинских и аркадских царей, чем хорографическими. С «Аттидой», возможно, связано и другое, весьма важное, направление научной работы Гелланика, а именно хронография. Именно шкала годов правления аттических царей и архонтов являлась стержнем позднейшей хронографии, от Паросского мрамора до Евсевия. Правда, свидетельства о связи этой шкалы именно с «Аттидой» Гелланика ненадежны2; возможно, она восходит к более поздним «Аттидам», прежде всего к Филохору. Главным же хронографическим трудом Гелланика были «Жрицы Геры Аргосской» в трех книгах, закономерный итог всех научных занятий Гелланика, синхронизация суммы исторических знаний, вбирающая в себя, как показывают фрагменты, и генеалогии, и «ктисисы», и сведения о варварских 1 Βόσπορον διαπλεύσαντι Ζϊνδοι άνω Sc τούτων Μαιώται Σκύθαι («если переплыть Боспор, то [там живут] синды, а за ними скифы-меоты») — FGrHist ΙΑ 4 F 69; Κερκεταίων δ' άνω οΐκοΰσι Μόσχοι και Χαριμάται κάτω δ' Ήνίογοι άνω Βέ Κοραξο'ι («выше керкетейцев живут мосхи и хариматы, а дальше кораксы») — F 70 Jac. 2 F 47 Jac.

55

странах. В основе ее лежал, вероятно, обратный счет поколений от Троянской войны (προ τών Τρωικών). Датировка по годам служения жриц Геры Аргосской применялась в Аргосе, так же как датировка по эфорам — в Спарте, а по архонтам — в Афинах1. Гелла-ником она была выбрана стержнем его хронографии потому, что аргосская генеалогия Форонидов (и, следовательно, аргосская история) — самая древняя из генеалогий2, а храм Геры Аргосской, построенный Форонеем, часто считался вообще самым древним храмом на земле3. В датировках совмещались поколения от Троянской войны и годы служения жриц Геры: «Вот так племя сикелов оставило Италию, как говорит Гелланик Лесбосский, за три поколения до Троянской войны, на двадцать шестой год жречества Алкионы в Аргосе»4. Иногда приводились и указания на числа месяца, например, дата падения Трои (по Гелланику, 12 фаргелиона, т. е. в одну из самых коротких летних ночей)5. Так как во второй книге «Жриц Геры» шла речь уже о Троянской войне и «возвращениях», а существовала еще и третья, естественно предположить, что труд Гелланика охватывал и исторический период и даже продолжался вплоть до времени его жизни (если из него 1 Либо этим, либо влиянием труда Гелланика объясняется то, что однажды такая датировка приведена Фукидидом — II, 2, 1. 2 Не считая сикионского царского списка, который, вероятно, еще не был оформлен во время Гелланика. 3 См., напр., Hyg. Fab. 143, 225. 4 То μεν δή Σικΐλικόν γένος ούτως εξέλιπαν Ίταλίαν ώς μέν Ελλάνικος ό Λέσβιός φησι τρίτψ yeveäi πρόταρον τών Τρωικών Αλκυόνης 'κρωμένης έν "Αργεί κατά τό έκτον και ΐΐκοστόν έτος — F 79Ь. Алки она (ср. Diod. Sic. IV, 12, 7, Apld. II, 4, 5) — старшая сестра Эврисфея. 5 F 152 Jac.

56

Фукидид взял рассказ о случившемся в 423 г. до P. X. пожаре в храме Геры Аргосской, нечаянной виновницей которого была жрица Хрисида1). В таком случае это была первая попытка всемирной хронологии. Другая работа Гелланика, имеющая косвенное отношение к хронологии, «Карнеоники» (т. е. «победители на Карнейских играх»), была посвящена истории греческой музыки и лирики, большое значение для развития которых имели состязания поэтов в Спарте в честь Аполлона Карнейского. Первым победителем на них, согласно Гелланику, был Терпандр, одним из последующих — Арион; как замечает Якоби, оба поэта были лесбосцами, патриотически прославленными своим соотечественником Геллаником. «Карнеоников» Гелланик написал дважды — в прозе и в стихах2; это единственные сведения о занятиях лесбосского энциклопедиста поэзией. Логография и софистика Таковы основные сведения о классиках генеалогической мифографии; они относились к тому поколению греческих ученых, которое называют «логографами». Их произведения имели широкую и благодарную аудиторию до тех пор, пока ранне-ионийская наука и логография не были вытеснены софистикой, составившей следующую эпоху греческой образованности. Софист Гиппий у Платона говорит Сократу, что вынужден был изучить все «о генеалогиях героев и людей, и о заселении [земель] — как в древности были основаны города, — и вообще о всякой древности»3, 1 IV, 133, 2. 2 Τ 1, F 85 Jac. 3 Περί τών γενών τών те ηρώων καί τών ανθρώπων καί τών κατοικίσεων, ώς το άργαΐον εκτ'ισθησαν α'ι πόλεις, και συλλήβδην πάσης της αρχαιολογίας — Plat. Hipp. Mai. 285D.

57

потому что отсталые (как подразумевают Гиппий и Сократ) спартанцы с наибольшим удовольствием слушают именно эти, «логографические» речи, а не пифагорейские уроки астрономии и геометрии и не разборы «значения букв и слогов», которыми блистали софисты. Двуединство генеалогии и географии Гиппий точно очерчивает своими словами круг занятий логографов — генеалогии, периэгезы, «ктисисы». Двуединство генеалогии и периэгезы, хорошо видное у Гекатея и Гелланика, — стержень логографической учености; «типично логографическую» единицу информации, сведение, камешек, из которых складывается мозаика сочинений логографов, можно описать формулой «такой-то, сын такого-то и такой-то, дочери такого-то, основал такой-то город (или: «дал свое имя такому-то городу»), находящемуся там-то». Если порядок расположения множества подобных сведений определен первой частью формулы, мы получаем генеалогию; если второй — периэгезу. Имя собственное, являющееся одновременно географическим названием и личным именем героя, объединяющее топонимику и ономастику («город Крисса назван по имени Крисса»), — зерно формулы, центр, из которого расходятся лучи логографического знания. Скрещение пространственного и временного знания об ойкумене, еще не распавшегося на отдельные науки, — наследство эпического целостного знания о мире, которое передают поэту дочери Памяти; в творчестве логографов и происходит этот распад, разделение истории и географии, параллельно с попытками изложить непротиворечиво ту и другую. Пылкий рационалист Гекатей, таинственный мудрец Акусилай, уравновешенный Ферекид, скрупулезный Гелланик — четыре классика генеалогической

58

мифографии. Их трудами был построен фундамент систематизированной мифологии, понятой как организованная генеалогически и географически праистория, как сумма причин, обусловивших нынешнее состояние Эллады и населенного мира, ойкумены. При этом гесиодовский принцип сочетания генеалогий, подчеркивающий происхождение героев от богов, его «божественная эра», приводящая к матрилинейному принципу и попустительствующая несогласованности числа поколений в параллельных генеалогиях, уступила место обратному отсчету поколений, подобному современному обратному счету веков и тысячелетий «до нашей эры». Хотя многочисленные генеалогии доводились от мифологических героев до эпохи, современной логографам (в частности, Гекатей возводил и самого себя к богу в шестнадцатом колене, как сообщает, посмеиваясь над ним, Геродот1), «эрой» обратного отсчета постепенно стала Троянская война, бывшая, благодаря гомеровским поэмам, осью греческой образованности; в мифологическом смысле она знаменовала конец героической эпохи. Способствовало этому и наличие в составе гомеровского эпоса уникального памятника «мифографической» учености — «Каталога кораблей», представляющего собой как бы итоговый — на момент Троянской войны — срез генеалогическо-географической системы сведений о героическом веке. Комментарий к «Каталогу» и стал наследником генеалогической литературы в работе Дамаста Сигейского и последующих ученых. Способы упорядочивания генеалогий Наиболее бросающийся в глаза способ выравнивания генеалогий относительно друг друга, приведения их к непротиворечивости состоит во введении «соимен- 1 FGrHist ΙΑ 1 Τ 4.

59

ников», происходящих друг от друга (чего никогда не бывает в «натуральных» генеалогиях). Например, Европа была сестрой Кадма, однако от нее до Троянской войны четыре поколения (Европа — Минос — Девкалион — Идоменей), а от Кадма — шесть или семь (Кадм — Полидор — Лабдак — Лай — Эдип — Полиник — Ферсандр); о том, что Минос был еще жив в первом поколении до Троянской войны, свидетельствуют мифы о Дедале и Тезее; следовательно, было два Миноса: один древний, сын Европы, другой — его внук, который мог в старости застать Тезея, а между ними вставляется Ликаст, эпоним известного критского города (географические названия — шире всего используемый материал для заполнения пробелов генеалогических списков); получается искомая цифра в шесть поколений. Эту генеалогию приводит Диодор Сицилийский в «Исторической библиотеке»1; в другой главе «Библиотеки»2, восходящей, очевидно, к тому же «источнику усложненных генеалогий», Диодор цитирует еще одно родословие, представляющее собой шедевр искусственных генеалогий. Она выстраивает друг за другом трех различных известных мифографии Эолов (сына Эллина, сына героини трагедии Меланиппы и властителя ветров из «Одиссеи») и неожиданно выводит к пяти вождям беотийцев под Троей, имена которых известны всякому эллину из первых строк «Каталога кораблей» (который так и называли иногда «Беотией»)3, родословная же — никому, кроме специально занимавшихся этим схолиастов. Примечательно, что и эта генеалогия, и родословие двух Миносов (старший из которых был пасынком Астерия, земного мужа Европы, сына Тектама, 1 IV, 60. 3 Βοιωτών μίν Πηνίλιως και Ληϊτος ήρχον ΆρκεσίΧαός те Προθοψωρ те Κλονίος те — Β 494-495.

60

сына Дора) доведены «вверх» до сыновей Эллина, родоначальников греческих племен Дора и Эола, а «вниз» — до Троянской войны, т. е. специально протянуты через всю героическую эпоху, от потопа до истребления рода героев, являясь частями ее сознательно возводимой непротиворечивой и не имеющей пробелов генеалогической системы. Эти генеалогии не закрепились в традиции; закрепление «соименников» — Пандионов и Кекропов «Первого» и «Второго» — произошло только в генеалогии афинских царей, часто использовавшейся как шкала для хронографических выкладок уже с эпохи Паросского мрамора.