148

«МИФЫ» ГИГИНА «Мифы» Гигина — первая (известная) попытка изложить фабулами всю мифологию; впоследствии этот способ стал общепринятым, как бы само собой разумеющимся в средневековой латинской мифографии. Из этого свода мы и извлекаем принципы фабульной мифографии. Основные сведения о книге 1 Известна только одна рукопись Гигина2; при этом она была утеряна сразу после первого издания, подготовленного в Базеле в 1535 году3 Якобом Мицил- 1 Более подробное изложение этого материала см.: Тор-шилов Д. Об истории книги // Гигин. Мифы. СПб, 1997. С. 5-43. 2 «Фрейзингский кодекс» — Codex Frisingensis 237, IX или X века. Фрейзинг —- городок в Баварии. 3 С. Julii Hygini Augusti liberti fabularum Uber ad omnium poetarum lectionem mire necessarius et antehac numquam exсusus. Bas. 1535. В издание вошли также «Астрономия» Гигина, латинский перевод Палефата, Фульгенций, Германик, Арат и «Сфера» Прокла.

149

лом1. Ее отдельные листы, а также несколько листов из другой рукописи были найдены в XIX-XX веках; серия фрагментов, найденная последней, учтена только в последнем издании, подготовленном П. К. Маршаллом2. Книга (точнее, большая ее часть) является переводом с греческого (совсем не обязательно одной и той же книги). Это доказывается, во-первых, некоторыми местами текста, содержащими либо «недопереведенные» греческие слова3, либо нелепости, могущие быть объяснены ошибками при переводе с греческого4; во-вторых, почти полным отсутствием в латинском сборнике собственно римских мифов5. Отрицательное решение вопроса о близости Гигина к тому или иному конкретному греческому источнику не влияет на то, что роль латинских источников в составлении книги была минимальной. 1 О Мицилле (1503-1558) см.: Classen J. Jacob Micyllus, Rektor zu Frankfurt und Professor zu Heidelberg von 1524-1558, als Schulmann, Dichter und Gelehrter dargestellt. Frankf. a/M., 1859. Его немецкая фамилия точно не известна — Мёльцер или Мёльсхейм; «Мицилл» — имя одного из персонажей Лукиана («Сон, или Петух»). К мифографическим штудиям Мицилла относится также переиздание «Генеалогий богов» Боккаччо в 1532 году. 2 Hygini Fabulae / Ed. Р. К. Marshall. Stutgardiae — Lipsiae, 1993. 3 Hyg. Fab. 7, 12, 14. 4 Hyg. Fab. 14 (самая забавная ошибка Гигина — «куриные крылья» Зета и Калаида — gallinaceus вместо όρνίθειος), 15, 75, 135, 165. 5 Отсутствуют даже Эней, Ромул и Рем, Нума Помпилий; однако в процессе переделок многие пересказы латинских поэтов и цитаты из них все же попали в сборник (§ 8 «Введения», фаб. 14, 80, 108, 134, 177, 181, 220, 273).

150

Именно неизвестных по имени составителей греческих прототипов следует чаще всего понимать под «Гигином» в выражениях вроде «версия Гигина», «Гигин сообщает», «Гигин опирается на...» и пр.1 Можно надеяться, что их стиль был лучше стиля перевода, что место сбивчивой краткости в оригинале занимала лаконичность, место примитивности — простота, место наивности — игра в наивность. Об учености использованных греческих мифографов свидетельствует то, что каждая третья или четвертая фабула содержит либо детали, либо целые мифические сюжеты, не сохранившиеся нигде, кроме его книги. При этом редкость и малоизвестность собираемых сведений отнюдь не входила в данном случае в число основных принципов отбора, как, например, для Антонина Либерала. Напротив, целью было изложить в простой и легко-воспринимаемой форме все мифы, включая и те, которые, с одной стороны, давно стали общеизвестными и наскучившими, а с другой — запутались в паутине ученых комментариев и противоречивых версий. Изящная и лаконичная фабульная форма помогала избавиться (или даже вынуждала отказаться) от последних, и она же, а не откровенная модернизация и введение неожиданных или пикантных деталей (как в Schwindelliteratur) должна была придать свежесть избитым сюжетам. Фабула в чем-то отвечала стремлению эпохи к аттицизму — к ясной и точной речи, излагающей ясную и точную мысль, к тщательно воссоздаваемой «классичности» формы и содержания. Однако дошли «Мифы» именно по-латински; в латинской версии (весьма далекой от идеала ясной и точной речи) они активно читались и переделывались и в латинской литературе имели «последователей» (Ватиканских мифографов). 1 Хотя иногда «Гигином» может оказаться и средневековый переписчик.

151

Не исключено, что в древности книга называлась не «Фабулами», но «Генеалогиями»; так она названа во фрагментах древнего перевода Гигина обратно на греческий, сохранившихся в составе так называемых Hermeneumata Leidenses, учебной хрестоматии переводов с латинского, подписанной именем Досифея Магистра1. Другое место, из которого, возможно, следует, что книга называлась «Генеалогиями», содержится в «Поэтической Астрономии»2, подписанной также именем Гигина. Это свидетельство действительно только в том случае, если «Астрономию» и «Мифы» написал один и тот же Гигин3. В любом случае, весьма мала вероятность, что по-гречески книга называлась μΰθοι; однако, назвав ее fabulae, история дала ей «правильное» имя, вполне соответствующее ее сути. На наш взгляд, весьма вероятно, что это произошло в раннее средневековье, в ту эпоху латинской учености, которая связана с именем Исидора Севильского4. Говоря о различных «Гигинах», нельзя не упомянуть первого из носителей этого имени (и единственного, 1 Изданы впервые: Dosithei magistri interpretamentorum liber tertius / Ed. Böcking, Bonn, 1832. Переиздавались в изданиях Гигина (Hygini Fabulae / Ed. Μ. Schmidt. Jenae, 1872, p. LIV; Rose, p. 174). В хрестоматию Досифея также входили, наряду с выписками из «Мифов» Гигина, выписки из какого-то сборника басен; возможно, именно для того, чтобы отличить их друг от друга, составитель назвал книгу Гигина «генеалогиями», используя это слово как синоним «мифографии» вообще. 2 II, 12, 2. 3 Решительным противником этого был М. Чясны (Tschi-assny Μ. Studia Hyginiana. Wien, im Selbstverlage des Verfassers, 1888; ν. I; вторая часть не вышла), приводивший многочисленные примеры различия лексики двух книг (например, в «Мифах» никогда не встречается частица autem, которой пестрит текст «Астрономии»). 4 См. с. 255.

152

о ком что-то известно — остальные «сохранились» в виде подписей на книгах). Это Гай Юлий Гигин, основные сведения о котором содержатся в составленных Светонием биографиях грамматиков (20): будучи родом из Иберии, он учился у Александра Полигистора1, был отпущен Августом на волю и назначен им главою Палатинской библиотеки. Гай Юлий Гигин общался с Овидием и историком Клодием Лицинием и составил многочисленные сочинения, среди сохранившихся фрагментов которых2 ничто не может быть связано со сборником кратких пересказов мифов. То, что «Мифы» не принадлежат ему (хотя его полное имя долго проставлялось на изданиях), практически не подлежит сомнению: глава Палатинской библиотеки и друг Овидия не мог писать таким бедным и не всегда правильным латинским языком (что подтверждают и фрагменты), как автор «Мифов», и допускать такие ошибки в переводе с греческого. Как отмечал остроумный издатель Гигина Роуз, отождествление поддерживают преимущественно те ученые, которые не занимались Гигином вплотную3. Таким образом, о биографии того, кто написал (точнее, перевел) «Мифы» (для простоты все же стоит называть его Гигином), ничего не известно. Признаваясь, что основанием его суждений являются лишь впечатления от внимательного чтения Гигина, Роуз представлял 1 FGrHist IIΙΑ 520. 2 Фрагменты Гая Юлия Гигина входят в: Grammaticae Romanae Fragmenta / Ed. G. Funaioli, 1907; также Histori-corum Romanorum Reliquiae / Ed. H. Peter. Vol. 2, 1906. Он комментировал Вергилия, написал «О городах Италии». 3 Доказать, что «Мифы» являются переработкой и сокращением мифографических трудов Гая Юлия Гигина пытался Карл Ланге (Lange С. De nexu inter С. Iulii Hygini opera mythologica et fabularum librum. Diss., Moguntiae, 1865). Само существование у него таких трудов гипотетично.

153

себе его недоучившимся провинциальным юношей, почти мальчиком, смело взявшимся (возможно, по совету учителя) за работу, которая была ему не совсем по силам. Неоспоримо в этом портрете то, что Гигин не принадлежал к культурной элите своего времени. Зато о датировке латинского текста можно судить достаточно уверенно; terminus ante quem жестко определен тем, что выписки из Гигина у Досифея Магистра датированы: они сделаны 11 сентября 207 года от Р. X., причем книга Гигина уже была тогда, по словам переводчика, «всем известна». Terminus post quem устанавливается менее точно. Наиболее поздним из безусловных источников «Мифов» являются схолии к Аполлонию Родосскому (см. фаб. 14), составление которых датируется временем императора Тиберия или даже Клавдия и позже, т. е. серединой I века от Р. X1. Таким образом, мы останавливаемся на эпохе Антонинов (конец I — середина II века от Р. X.), или несколько более поздней, что подтверждается и данными языка «Мифов». С одной стороны, Гигин далек от правильности золотой и серебряной латыни, с другой — ему не чужда манера вставлять в текст нарочито архаические слова и формы2, получившая распространение в латинской литературе во II веке от Р. X. благодаря деятельности школы Фронтона. Это неумение избавиться от привычек разговорной речи в сочетании со стремлением к книжной учености характеризует как самого автора, так и аудиторию, у которой «Мифы» могли найти отклик. 1 См. Christ W., Schmid W. Griechische Litteratur. II. P. 146. 2 Например, Alcimena (фаб. 29), induperavit (фаб. 222), exinterare (фаб. 30). От употребления архаизмов такого рода следует отличать привычку Гигина вставлять в свое сугубо прозаическое повествование близкие к тексту цитаты из известных и неизвестных латинских поэтов или просто полюбившиеся поэтические обороты (фаб. 8, 14, 75, 123, 126, 150, 151 и др.), вызывая этим стилистический диссонанс.

154

Книга Гигина была популярна. Ее переводчик на греческий, назвав ее «всем известной» и стремясь сказать далее несколько похвальных слов ее пользе, невольно очерчивает круг этих «всех»: это люди, часто видящие изображения мифологических персонажей (которые были в древности повсюду), знающие (понаслышке?), что образованные «грамматики» должны украшать свою речь мифологическими примерами, но чаще всего встречающиеся с мифами на ставших во время Империи распространеннейшей формой театра представлениях танцовщиков-пантомимов, изображавших «суд Париса» или «отчаяние Ариадны»; а чтобы понимать немые картины пантомимов, весьма полезно читать Гигина1. Хрестоматия Досифея предназначалась, вероятно, для греков, учивших латинский, что также свидетельствует о популярности включенных в нее текстов. Конечно, Гигина читали не только для того, чтобы не скучать на мимическом спектакле, однако образовательная мотивация (или просто любопытство) была главной. Как полагает Роуз, основу его читательской аудитории составляли провинциальные школьные учителя, «magistri ludi», и их ученики. Таким образом, созданная греческой ученой традицией книга после перевода на латинский оказалась тесно связанной с бытовыми, повсеместными формами функционирования мифологии в позднеимперское вре- 1 Ζωγραφιά τοιγαροΰν τούτον του κόπου πολλοίς τόποις δίδωσιν μαρτνρίαν άλλα και οι γραμματικοί τέχνης ταύτης ού μόνον έπαινοΰσιν τήν ίυφυίαν, αλλά και χρώνται. μΰθοι μεν των όρχηστών ένθεν λαμβάνουσιν έπαινον, και μαρτυροποιοΰνται έν τήι ορχήσει αληθινά τα. γεγραμμίνα («Живопись часто представляет свидетельство всего этого, а грамматики не только хвалят благородство этого искусства, но и пользуются им. Отсюда же происходит и то, чем зарабатывают похвалу мифы танцовщиков, свидетельствующих своими танцами об истинности написанного» ).

155

мя — школой, риторической образованностью, театром пантомимов; это, возможно, определило ее дальнейшую судьбу и живучесть фабульной мифографии. Об активности читателей «Мифов» свидетельствует то, что книга непрерывно видоизменялась. Все три источника текста «Мифов», т. е. Фрейзингский кодекс, Ватиканские фрагменты и выписки Досифея, не совпадают друг с другом. Вряд ли следует говорить о каком-то одном или нескольких «эпитоматорах»; изменения, возможно, вносились каждым переписчиком1. Податливость фабульной формы, сама мифологическая тематика, всегда взывающая к дополнениям и исправлениям, соображения практической пользы (поскольку, как уже указывалось, книга использовалась в образовательных целях) и отсутствие за именем автора славы и авторитета, сдерживавших бы исправления, — всё это толкало переписчиков к тому, чтобы в текст вносились не только новые ошибки, но и сознательные переделки. В результате этих переделок были утрачены многие фабулы (названия некоторых из них сохранились в списке Досифея2), уцелевшие подверглись сокращениям3 (причем иногда сокращенный вариант оставался в рукописи рядом с полным4). С другой стороны, в книгу вставляли как отдельные фразы5, так и 1 Ср. Reeve Μ. D. Texts & Translations: Α Survey of the Latin Classics / Ed. L. D. Reynolds, Oxf. Clarendon Press, 1983, p. 189-190. 2 «Об Афродите и Аресе», «О создании людей», «О Зевсе и Гере», каталоги Муз, двенадцати богов, зодиакальных созвездий. 3 Их следы отчетливо видны в фабулах 5, 30, 81, 125. 4 Hyg. Fab. 50. 5 Например, возмущенное замечание о Кенее в фаб. 14: quod est nunquam factum, nee fieri potest ut quisquam mortalis поп posset ferro necari aut ex muliere in uirum conuerti («этого никогда не было и не может быть, чтобы кто-то из смертных не мог быть убит железом или мог из женщины превратиться в мужчину»).

156

целые фабулы1. Вставлялись целые серии фабул2. Содержание вставок иногда даже не имеет отношения к мифологии, хотя входит, как и она, в круг минимальной образованности3. Забавные каталоги матереубийц и прочих преступников составлялись, как нетрудно заметить, по материалам самой книги, затем дополнялись читателями и переписчиками, вспоминавшими подходящие сведения4. 1 Например, 126-ю, язык и стиль которой свидетельствуют об очень позднем происхождении; возможно, вставлены и фабулы, опирающиеся на латинские источники, см. выше. 2 Hyg. Fab. 258-263 — выписки из комментариев Сервия к Вергилию: 258 = Serv. Aen. I, 568; 259 = ibid., I, 323; 260 = ibid., I, 570; 261 = ibid., II, 116; фаб. 262 и 263, не сохранившиеся во Фрейзингском кодексе и известные только по названию в предпосланном фабулам списке, выписаны, вероятно, из Serv. Georg. I, 403 и I, 378. Между фабулами 164 и 165 в рукописи шли две фабулы из Фульгенция: Fulg. Myth. III, 10 (Орфей и Эвридика), III, 8 (Мирра). Они отсутствуют в упомянутом оглавлении, следовательно, вставлены после его составления. 3 Каталоги семи мудрецов, семи лириков и семи чудес света (фаб. 221-223), выписанные из «Гебдомад» Варрона (ср. А. Gell. III, 10, 16); также фабула 276 — каталог островов, поражающий географической безграмотностью («что поделаешь с человеком, — пишет Роуз в комментарии к этому месту, — который Мавританию, Египет и Сикион считает островами, а Кипр, как получается, помещает посреди материка? »). 4 Это относится к фаб. 234-271 или многим из них; все они вставленные в середину имевшегося в оригинале раздела каталогов, от которого уцелели фаб. 225, 272, 273. Еще более позднего происхождения каталоги 275 и 276, вставленные в середину некогда единой фаб. 274/277.

157

Поздние латинские мифографы заимствовали из Гигина отдельные сведения и выписывали целые отрывки1; но прежде всего они повторяли само фабульное строение. Так книга, вряд ли замеченная образованными людьми после ее выхода в свет, стала через 150—200 лет чуть ли не классическим образцом жанра и оставалась им и впоследствии, в Средние века2. Композиция книги: эпический кикл и каталогизация Самым сложным вопросом, связанным с процессом переработки «Мифов», является вопрос о порядке фабул. Не вызывает сомнения, что фабулы во Фрейзингском кодексе перепутаны3; наиболее очевидным доказательством этого является то, что фабула 137 («Меропа») оказалась разорвана пополам и вторая половина ее присоединена к фабуле 184 («Пенфей и Агава»), которая сама при этом оборвана — в ней далее должно было говориться об убийстве Агавой Ликоферса, упомянутом Гигином в каталоге «мужеубийц» (фаб. 240), составленном, как говорилось выше, по материалам 1 Список заимствований Ватиканских мифографов из Гигина приводится в издании Шмидта (Hygini fabulae / Ed. Mauricius Schmidt. Jenae, 1872, p. XLVII); еще более внушительный список, включающий Сервия и комментарии к Стацию, — в издании Бунте (Hygini fabulae / Ed. Bernhardus Bunte. Lips. 1856). 2 Гигин цитируется в схолиях к Исидору Севильскому (так называемые scholia Vallicelliana, где автор назван «Эгином») и в комментариях Арнульфа Аурелийского к «Метаморфозам» (см. Holzworth J. Α Light from а Medieval Commentary on the Text of the Fabulae & Astronomia of Hyginus // Classical Philology, 38, 1943, p. 126-131). 3 Порядок фабул в выписках Досифея не содержит с порядком Фрейзингского кодекса ничего общего.

158

самой книги. За оборванным началом «Меропы» в рукописи начинается явно неуместный здесь цикл фабул о богах и ранних стадиях мифической истории. Эти обстоятельства служили отправной точкой для работы издателей Гигина по восстановлению «исходной» композиции книги. Эта работа была начата в издании Б. Бунте, продолжена К. Бурсианом1 и в особенности М. Шмидтом, расположившим фабулы в своем издании в совершенно новом порядке и предпославшего им многостраничное предисловие, целиком посвященное обоснованию этого порядка. Однако результаты этой работы не были убедительны2, и новейшие издатели Гигина Роуз и Маршалл вернулись к порядку фабул Фрейзингского кодекса. Мозаичность фабульной формы обуславливает легкость перемещения частей книги; результативность же перемещения обусловлена гибкостью мифологического содержания, элементы которого, сцепляясь друг с другом различными — сюжетными, генеалогическими, географическими, тематическими — связями, позволяют повествователю и читателю бороздить мифологию в уводящих в разные стороны направлениях. Эти обстоятельства и подталкивали к перестановкам, вставкам, сокращениям как древних, так и современных занимавшихся Гигином филологов, пробуждая в них, по выражению Роуза, ordinis mutandi libidinem, «неудержимую страсть к перестановкам». Нам более всего важно то, что основным принципом построения сборника остается эпический кикл — от «Теогонии» до «Телегонии»; несмотря на несомнен- 1 Bursian С. Zu Hyginus // Neue Jahrbücher für Philologie und Pädagogik, 1866. 2 По мнению Роуза, если Шмидту и удалось показать, как возник теперешний порядок, то всё же не удалось — каким был исконный.

159

но имеющуюся путаницу, он все же проглядывает в порядке фабул Фрейзингского кодекса. Шмидт в своей работе также исходил именно из «кикла», желая исправить все, что нарушало его стройность, и восстановить его в «исконной» (вероятно, воображаемой) целостности. Другим композиционным принципом, вступающим в противоречие с киклическим, является каталогический, неизбежно вытекающий, как будет показано ниже, из самой природы фабульной мифографии. В каталоге соседствуют друг с другом не мифы, связанные сюжетно, генеалогически, «хронологически», а однотипные мифы — о превращениях, о нечестивцах, о любовных похождениях и т. п. В существующем виде сборник состоит из четырех частей: 1) «Эпический кикл» (основные героические мифы, 1-128); 2) мифы о богах; некоторые другие героические мифы (129-185; фабулы из этой части, согласно Шмидту, должны быть так или иначе расставлены на свои места в первой «части»); 3) каталогически объединенные мифы (186-220); 4) каталоги (221-277). Рассмотрим каждую из этих частей подробнее. 1) «Эпический кикл». Сборник открывается генеалогиями богов и сверхъестественных существ, соответствующими по содержанию «Теогонии» эпического кикла; они не включены в нумерацию фабул и отличаются от них строением: бессобытийные (по преимуществу) теогонические сведения оказалось невозможным изложить в фабульной форме. Собственно собрание фабул открывается рассказом о героях старшего поколения, а среди них — циклом аргонавтов (1-27); хотя «Аргонавтика» не входит

160

в эпический кикл в строгом (т. е. александрийском) смысле слова, для Гигина она в него уже входила. В рассказ об аргонавтах вставлены и другие мифы, разными путями увязанные с ними. Рассказав без видимой связи с предыдущим об Алоадах (28), повествователь переходит к циклу Геракла (29-36; «Гераклия» кикла), а затем Тезея (37-47; условно говоря, «Тезеида»). В цикл Тезея включены мифы о Дедале и Миносе (39-41, 44), а также другие аттические мифы (45-46); расширенный таким образом до пределов «аттического» цикла, он завершается списком афинских царей (48). Дальше повествование становится свободным и фабулы объединяются преимущественно каталогически: следуют три фабулы о возлюбленных Зевса (Эгина, Астерия, Фетида — 52-54), две о наказании злодеев (Титий, Бусирис — 55-56), три о несчастной любви (Сфенебея, Смирна, Филлида — 57-59), три о богоборцах (Сизиф, Салмоней, Иксион — 60-62); затем цикл Персея (63-64), история Алкионы (65). Закончив таким образом рассказ о героях старшего поколения, повествователь переходит к великим войнам мифологической эпохи. Фиванскому циклу («Эдиподия», «Фиваида», «Эпигоны» кикла) посвящены фабулы 66-76, завершаемые списком царей Фив. Внутри троянских мифов (77-127, основная часть кикла) выделяются взаимосвязанные меньшие отделы: Тиндариды (77-81), Пелопиды (83-88), предыстория Трои (89-94), приготовления к войне (95-98), цикл Телефа (99-101), собственно война (102-115), завершаемая, как и вся книга, собственным отделом каталогов (112— 115); наконец, возвращение героев (116-126), причем рассказ о возвращении Агамемнона приводит к изложению всех злоключений его семьи (119-123), после которого дается список аргосских царей (124), и лишь потом внимание читателей обращается к Одиссею. Его

161

смертью от руки Телегона, «Телегонией», завершается основная часть книги. Роль подытоживающего списка, которую в отдельных циклах исполнял список царей, при завершении этой основной части играет список великих прорицателей (128)1. 2) «Дополнения» к основной части начинаются с фабул цикла Диониса (129-134), к последней из которых привязана генеалогически2 фабула о Лаокооне (135). После фабул о Полииде (136) и Меропе (137) мы имеем тот несомненный обрыв рукописи, о котором говорилось выше, и начинается отдел фабул о богах, демонах и первых людях (138-167). Его внутреннее строение чрезвычайно свободно; можно сказать только, что в конце его, так же, как в конце всей книги и в конце описания Троянской войны, следуют каталоги; на этот раз это каталоги смертных сыновей богов (к которым добавлен еще список амазонок, видимо, сочтенных кем-то за существ также не совсем обычной природы — 155-163). После каталогов вписаны еще три мифа об Афине (164-166) и о Загрее (167). Далее снова следуют мифы о героях: цикл Даная и Данаид (168-170), этолийский цикл (171-174), аркадский (176-177), Кадм и его потомство (178-184); в последний попали еще две фабулы, которые должны были относиться, вероятно, к разделу о богах (182-183); в конце цикла Кадма мы снова имеем обрыв рукописи, так что фабула об Аталанте (185) должна была бы идти после «Меропы» (137). 1 О том, что здесь мы имеем дело с неким композиционным рубежом, свидетельствует и то, что с последующей фабулы (129) в рукописи перестают быть проставлены заголовки; они возобновляются только после фабулы 166, перед которой кем-то вставлены фабулы из Фульгенция. 2 Возможно, в результате ошибки или сознательного искажения — Лаокоон назван сыном Ацета, а в предыдущей фабуле Ацет — имя добродетельного кормчего тирренских пиратов.

162

3) Каталогически объединенные мифы. Возлюбленные Посейдона (186-188), катастеризмы (192-197), прочие превращения (198-205). Внутри отдела «метаморфоз» фабулы соединяются иногда по генеалогическому принципу (200-201) и даже по принципу омонимии (после мегарской Сциллы идет рассказ о Сцилле италийской — 198-199). Трудно говорить о композиционной связи утерянных фабул, листы с которыми были вырваны из Фрейзингского кодекса уже при Мицилле; однако большая их часть, кажется, относилась к метаморфозам. Завершает эту часть (и, таким образом, все собрание собственно фабул) фабула об Архелае (219), действие которой, относящееся ко времени после возвращения Гераклидов, уже как бы не относится к мифологическим временам; описывая самые поздние, с точки зрения мифологической хронологии, события, «Архелай» поставлен в сборнике последним, оказываясь симметричным с открывающей его «теогонией». Тот, кто поставил сюда Архелая, имел в виду уже не столько «киклическую», сколько просто хронологическую рамку — от начала мира до начала исторической эпохи. После «Архелая» кем-то вписана еще басня о Заботе. 4) Каталоги. Они открываются выписками из Варрона (221-223); композиционное единство нарушают не являющиеся каталогами выписки из Сервия (258-263). О других подразделениях этой части, возникших, возможно, в процессе переработок, говорилось выше1. Таким образом, следы эпического кикла — как нуждающейся в заполнении рамки — у Гигина еще налицо; но заполняется рамка не пересказом перетекающих друг в друга поэм, но разрозненными, рассыпающимися фабулами, взывающими к другому, более сухому 1 См. с. 156.

163

формальному принципу соединения. Это принцип — каталог, многократно вторгающийся в киклическую композицию, а к концу книги вытесняющий ее.