Итак, в VI в. до н. э. в Греции набирают силы и развиваются процессы, начавшиеся уже в предыдущем столетии. Поэзия наглядно показывает, как старые аристократические идеалы отодвигаются на задний план, а сама аристократия вытесняется со своих ведущих позиций. Постепенно начинается новая эра новых людей, и уже появляются первые элементы новой идеологии. Эта идеология ориентирует людей на материальные ценности, мещанское благополучие и гражданский идеал среднего обывателя. Воинские и нравственные доблести аристократии отбрасываются, а общество все больше
увлекается погоней за наживой. Темы богатства и несправедливости становятся все актуальнее. Все это рука об руку идет с ослаблением традиционных верований и позиций официальной религии, не способной удовлетворить растущие духовные и этические запросы общества. Пример Феогнида показывает, что даже приверженный традиции аристократ в отчаянии начинает протестовать против несправедливости гомеровских богов. В результате активизируются духовные поиски и начинается новаторство в религиозно-этической сфере. Одни принялись искать смысл жизни в мистике, другие в философии, третьи — в синтезе того и другого, а те, кто не имел склонности к высоким парениям духа, пытались найти его в земных удовольствиях и наслаждениях. В этом идейном разброде можно выделить две противоположные тенденции. С одной стороны, мистика окунала человека в мир личных переживаний и личного спасения, вела к индивидуализации религиозного опыта и в нем указывала смысл жизни. Мистицизм представлял собой, таким образом, асоциальное, сугубо индивидуалистичное духовное течение, которое отрывало индивида от коллектива и выше политических и гражданских связей ставило принадлежность к кругу «посвященных». С другой стороны, новая гражданская этика, связанная с именами семи мудрецов, наоборот, ориентировала человека на коллективную жизнь и общественные идеалы. Человек здесь представлялся, прежде всего, членом полисного коллектива и должен был осознать свою ответственность перед обществом. Поэтому неслучайно, что самый выдающийся из семи мудрецов — Солон — разработал уже целую концепцию гражданского коллектива, основанную на сотрудничестве и единстве всех граждан.
Таким образом, кризис традиционного мировоззрения вызвал заметные сдвиги в духовной и этической сфере. Недостаточность официальной религии привела к тому, что поиски чаще всего облекались в религиозную форму. Не случайно, что открытое философами единое первоначало мира имело божественную природу, а их рациональные спекуляции часто принимали вид религиозного опыта. Религиозное и философское творчество должно было помочь людям обрести новую веру, найти смысл жизни и обрести утраченную гармонию бытия. В этом творчестве проявился не только новаторский дух греков, но и их традиционализм, их приверженность своему духовному наследию. Благодаря этому выработанные в геометрическую эпоху представления о гармоничном, математически правильном устройстве мироздания оказались не забыты, но обрели новую жизнь в доктринах орфиков и пифагорейцев.
В свою очередь, крах старых социальных ценностей, не отвечавших больше условиям времени и новой социальной ситуации, дал начало новой полисной идеологии, которая, впрочем, многое впитала в себя и из прежней аристократической этики. Персидские войны воскресили на время былые воинские идеалы и способствовали их усвоению новой гражданской идеологией. Крепнущему чувству полисного единства способствовало существование фаланги и ее блестящие успехи в войне с варварами. На первое место теперь выдвигается философская проблема единого и многого, личности и коллектива.
Расшатывание традиционных устоев отразилось и в области искусства: там происходили поиски новых форм и отступления от канонов, связанных с религиозной условностью изображения. Искусство начало постепенно отдаляться от религии и профанизироваться. Мифология становилась уже не целью, не смыслом искусств, как раньше, а лишь предлогом, поводом для него. Художники переносили свое внимание с мира божественного на мир человеческий. Таинственное отступало, профанное наступало. Поэтому целью художников стало теперь не выражение сакральной идеи через внешний образ, а уподобление некогда сакрального образа профанным человеческим формам. На первый план выходила эстетическая красота, а не его религиозная идея. Это свидетельствует об утрате прежнего религиозного мироощущения.
Так стремительно наступала новая эпоха, и совершался знаменитый греческий «культурный переворот». Время от времени раздавались голоса из прошлого, не желавшие отказаться от старого мировоззрения и пропагандирующие старые ценности, но они уже ничего не могли изменить и только косвенно подтверждали масштабность происходящих изменений.