Наша группа ВКОНТАКТЕ - Наш твиттер Follow antikoved on Twitter
17

Глава 2

ПРОТОПОЛИС

От комы к протополису: социально-политическое развитие поселка раннеархаического времени

Политическое устройство греческого общества первых трех веков I тысячелетия крайне неясно и известно лишь в отдельных чертах. По мнению Фукидида (II, 15, 1), «при Кекропе и первых царях до Тезея Аттика была заселена по городам (poleis), каждый из которых имел свой пританей и правителей, и когда не было какой-либо угрозы, их население не сходилось для совета к царю, но каждый город сам по себе управлялся и обсуждал свои дела». Если оставить в стороне хронологию Фукидида, в принципе эта картина соответствует тем немногим данным о политическом устройстве раннеархаической Греции, которыми мы располагаем.

Решающим фактором складывавшейся в Греции в послемиграционную пору политической системы были особенности раздела земли по филам. Фила в силу своей не более чем гентильной и сакральной сущности, т. е. вследствие того что ее внутренние связи носили не материальный, а кровный и религиозный характер, не могла служить основой для возникновения крупных автономных образований. Равным образом в силу указанных факторов, а также из-за отсутствия управленческих органов фила не могла стать базой формирования раннегреческого города. Распределение земли по филам носило в результате чисто номинальный характер, все более превращаясь в формальный ритуал. Фактически формы землевладения складывались на уровне подразделений фил — фратрий и родов (в материальном выражении — на уровне демов и ком), поскольку внутрифиловые связи носили не базисный, а надстроечный характер. Даже в том единственном случае, когда можно предположить, что разделение территории по филам привело к образованию трех родосских городов — Линда, Камира и Ялиса, мы находим подразделения фил — ktoinai, соответствующие аттическим демам. Естественно предположить, что и в данном случае основой возникновения трех указанных полисов, как и в остальном греческом мире, послужили эти материализованные в виде поселков и сообществ подразделения фил.

18

Итак, комы (демы) были основной ячейкой общественных связей в раннеархаической Греции, на базе которых зиждились ее политический строй и его дальнейшая эволюция 1. Для характеристики этих поселений мы располагаем лишь скудными данными об аттических демах.

Свою мысль о независимом характере ранних аттических поселений Фукидид подтверждает ссылкой не только на наличие у них собственных пританеев и правителей, но и на имевшую в то время место войну между Элевсином и Афинами (II, 15, I)2. О том же говорит и традиционное отсутствие в классическое время браков между жителями демов Паллены и Гагнунта, связанное с прежними враждебными отношениями этих демов между собой в период их независимого существования (Plut. Thes. 15; ср. также: Herod. IX, 73 о декелейцах). Гекатей упоминает Торик, аттический дем, как бывший некогда полисом (apud St. Byz. s. v. Thorikos). Самостоятельную общину составлял и Саламин (Strabo IX, 1, 11). Наличие во многих древнейших поселках собственного культа богов и героев-основателей также определенно указывает на первоначальную их самостоятельность 3.

Поскольку демы были независимыми, можно предположить, что в пределах своей территории они обладали собственным jus soli. Позднее, в классическое время, демы владели земельной собственностью, которая служила объектом аренды в первую очередь для членов данного дема4. Собственность эта ограничивалась пределами дема, что позволяет предполагать ее древнее происхождение, восходящее к земельной собственности автаркичных аттических поселений X—VIII вв.5.

По количеству населения древние аттические демы, как можно полагать, не особенно отличались от демов классического времени, среди которых были и мелкие и относительно крупные. Но в абсолютном выражении демы были не очень большими: известно, например, что в Галимунте во времена Демосфена кворум демотов насчитывал всего 73 человека (Dem 57, 9), а в Мирринунте — даже 306. По всей вероятности, в сведениях Аристотеля о том, что каждая из четырех древних аттических фил состояла из трех фратрий, каждая фратрия — из 30 родов, а каждый род — из 30 мужчин (Ath. pol., fr. 5—6 Blass. Moeris, s. v. gennëtai), последней цифрой в общем отражается усредненное оценочное число населения архаического аттического дема. К примеру, аттическое поселение IX—VII вв. Латуреса включало 25 небольших помещений и святилище7.

Картина социально-политического и экономического развития аттических демов X—VIII вв., чрезвычайно отрывочная и неясная вследствие скудости источников, может быть предположительно очерчена следующим образом. Согласно традиции, восходящей к Аристотелю, в «тезеевы времена» население Афин состояло из трех «классов» — эвпатридов, геоморов (geômoroi, geörgoi) и демиургов (Arist. Ath. pol., fr. 5 Blass); при

19

чем свидетельства, собранные Ф. Блассом в указанном фрагменте, показывают, что традиция о трех «классах» в ранних Афинах не была устоявшейся: Патмосские схолии к Демосфену (р. 152 Sak.), аттический лексикон Мойрида (s. v. gennëtai) и схолии к псевдоплатоновскому «Аксиоху» (37Id) упоминают только два «класса» — земледельцев и ремесленников, эвпатридов же добавляет Плутарх (Thes. 25). По представляющейся мне очень вероятной мысли Г. Т. Уэйд-Гери, сначала афиняне разделялись на первые два «класса», а после синойкизма знать других аттических поселений, принадлежавшая к двум перечисленным «классам», переселилась в Афины и образовала здесь правящее сословие эвпатридов8. На мой взгляд, в сложении сословия эвпатридов существенную роль сыграло приходящееся на вторую половину X в. последнее крупное миграционное движение, связанное с поселением в Аттике пришельцев из северобалканского ареала, которые образовали здесь на протяжении

IX в. привилегированный слой, насаждали свои вкусы и обычаи, в частности погребальный обряд с оружием. Количество вещей в погребениях IX в. увеличивается, и среди них попадаются даже чрезвычайно богатые9. Не исключено, что в какой-то своей части синойкизм аттических поселений и был следствием этого миграционного передвижения. В VIII в. оружие уже исчезает из погребений, на огромных вазах дипилонского стиля появляются сцены из жизни аристократии, в частности протесис — выставление тела покойного10. Это указывает на то, что в VIII в. аристократический строй после неспокойного IX в. окончательно утвердился. Вместе с тем если в IX в. население Афин в целом, судя по погребениям, жило по довольно высокому унифицированному стандарту, то в VIII в. на Керамике и Агоре уже преобладают сравнительно бедные захоронения, контрастирующие с богатыми аристократическими погребениями11.

Эти данные помогают понять, что неадекватность дефиниций сословия эвпатридов в источниках, породившая дискуссию среди исследователей, носит хронологический характер 12. Именно начальная часть определения «Большого этимологика»: «Эвпатридами назывались те, кто проживали в самом городе», отражает древнейшее состояние сословия эвпатридов как вообще горожан IX в. или, скорее, традицию проживания знати в городах в последующие века, восходящую к этому древнейшему состоянию 13. К VIII и последующим векам применимы уже прочие дефиниции 14. Именно с оформлением эвпатридов в особое сословие в VIII в. их стали хоронить отдельно от остального населения 15.

Характеристика афинского населения IX в. en masse как сословия эвпатридов основана на отмечавшейся выше практике поселения по фратриям-родам, каждый из которых восходил к определенному предку (ср.: patria Eupatridön — «фратрия эвпатридов» у Афинея [IX, 410а]; отсюда и само слово «эвпатриды», т. е. «потомки благородных отцов»). Совокупность членов

20

такого рода (если брать идеальную схему) образовывала поселение на принадлежавшей им территории, и все его жители, за исключением местного покоренного пришельцами населения, составляли общину фиктивной знати. Подобный обычай выделения массы первых поселенцев в качестве привилегированного сословия засвидетельствован для Феры со времени поселения на ней дорийцев (Arist. Pol. IV, 3, 8) и далее в греческой колонизационной практике архаической эпохи 16, что позволяет связывать выделение сословия эвпатридов в Афинах с появлением пришельцев во второй половине X в. Становление сословия аттических эвпатридов — иначе говоря, населения аттических поселений X—IX вв.— вероятно, включало процесс сращивания пришельцев как знати по положению со старой местной родовой знатью, а также низведение проживавшего в хоре рядового автохтонного населения до положения зависимых землевладельцев (ср. антитезу к дефиниции эвпатридов в «Большом этимологике»: geörgoi de hoi tes alles chöras oikëtores — «земледельцы же — насельники остальной [помимо asty — поселения.— В. Я. 1 части страны», т. е. Аттики)17. Разумеется, в действительности четких демаркационных зон обитания знати и рядового туземного населения не было, не было еще разницы между городским и сельским населением, как это представлено в дефиниции «Большого этимологика», что и выразилось в соседстве рядового и эвпатридского некрополей VIII в. в Афинах.

Изложенным процессом формирования сословия эвпатридов, на наш взгляд, и объясняется разница между унифицированно богатым в целом некрополем Афин X—IX вв. и афинским же имущественно дифференцированным некрополем VIII в.

Привилегированное положение сословия эвпатридов — они занимали правящие должности, толковали законы и отправляли культы — подчеркивалось их кодифицированными погребальным и очистительным обрядами18. Случайным образом — благодаря Афинею (IX, 409f—410b)—до нас дошли два отрывка «отеческих установлений» эвпатридов, трактующих моменты их погребального и очистительного обрядов: «Равным образом у афинян слово aponimma (очистительная вода.— В. Я.) употребляется в связи с ритуалом почитания мертвых по поводу очищения проклятых, как сообщает Антиклид в сочинении, озаглавленном „Толковник“. Ибо, изложив материалы о заупокойном ритуале, он пишет следующее: „Сделай приямок в западной части могилы. Затем, став у приямка, оборотись на запад и проливай воду на него, говоря следующее: „Очистительная вода вам, которым нужно и которым должно“. После этого снова проливай на приямок миро“. Упоминает подобный ритуал и Дорофей, пишущий, что в „отеческих установлениях“ эвпатридов по поводу очищения молящих об убежище говорится следующее: „Затем очищайся с помощью воды — и сам и остальные, евшие внутренности жертвенного животного; смывай кровь вины с очищаемого и после этого, взболтнув очиститель-

21

ную воду, лей на то же место“ (по-видимому, имеется в виду шриямок.— В. Я.)».

На мой взгляд, древнейшая лапидарная надпись VIII в. из Аттики, содержащая обрывки двух строк, по-видимому, соотносится с этими ta tön Eupatridön patria и регламентирует обряд их погребения19. Такая регламентация согласуется с отмечаемым исследователями фактом, что аристократические погребения VIII в. сохраняли больше традиций IX в., нежели захоронения других слоев общества, т. е. отличались относительным консерватизмом20. В материальной сфере погребальный обряд эвпатридов породил монументальный дипилонский стиль VIII в. Ограничение пышности погребального обряда эвпатридов было одной из задач реформы Солона.

Вопрос об оформлении в Аттике сословия демиургов (ремесленников) в некоторой степени поясняется археологическими данными. Со второй половины XI и по X в. включительно Аттика становится наиболее значительным центром производства протогеометрической керамики. Широко развивается и железоделательное производство: изделия из железа входят в повсеместное употребление21. Экономический подъем Аттики отражается в общем возрастании инвентаря в могилах. Бедных погребений мало; появляются, напротив, очень богатые погребения» особенно в позднепротогеометрическое время22. На рубеже X—IX вв. возникает геометрический стиль в тех же керамических мастерских, которые производили изделия протогеометрического стиля23. В VIII в. керамическое производство возрастает 24.

Малоплодородная почва Аттики способствовала раннему развитию ремесла (Plut. Sol. 22, 1). Формирование ремесленного сословия происходило здесь, видимо, не столько в среде местных уроженцев, сколько за счет пришлых элементов, как и в остальных греческих городах (ср. Arist. Pol. III, 3, 2: сословие ремесленников составляют рабы и чужестранцы). Как пришельцы, ремесленники селились вне пределов города — этим и объясняется то обстоятельство, что ремесленные очаги археологически носят периферийный характер на поселениях25. Четвертая ионийско-аттическая фила гоплетов, по наиболее вероятному толкованию ее названия, включала иммигрантов различного (происхождения26. На этом основании можно думать, что традиционное преобладание иностранцев в ремесленном производстве Аттики восходит еще к геометрическому времени. Этот феномен должен был проявлять себя по всей стране: люди, в силу тех или иных причин оказавшиеся вне круга земельных собственников, вынуждены были на чужбине или у себя на родине заниматься ремеслом или посреднической торговлей. Поэтому в социальном плане ремесленники как стоявшие вне круга землевладельцев или просто «чужеземцы» (ксены) стояли на низшей общественной ступени (ср. Arist. Pol. III, 2, 8: в древние времена ремесленники не имели доступа к должностям).

22

Лишь спорадическое включение представителей сословия демиургов в число граждан афинского полиса, возможно, имело место еще в досолоновское время (ср. Plut. Sol. 24, 4, также Arist. Pol. III, 3, 3—4: при аристократическом режиме ремесленники не относятся к числу граждан, а при олигархическом возможна спорадическая их адаптация). Во всяком случае, известно, что один из законов Солона предоставлял права гражданства тем из пришлых ремесленников, которые у себя на родине были осуждены на вечное изгнание, а также лицам, переселившимся в Аттику со всем домом на постоянное проживание (Plut. Sol. 24, 4). Другой солоновский закон поощрял развитие ремесла в среде самих афинских граждан (там же, 22, 1). В обратной перспективе этот закон также может свидетельствовать о превалировании чужеземцев среди ремесленников Аттики.

Полученные характеристики двух социальных слоев аттических поселений IX—VIII вв., видимо, могут быть распространены и на остальные поселения тех областей Греции, которые, во-первых, подверглись непосредственному миграционному воздействию и, во-вторых, обладали развитым ремесленным производством.

Можно полагать, что кома (дем) как форма общественной коммуникации в раннеархаической Греции базировалась на соответствующем уровне хозяйственного развития, вначале не превышавшем в целом по своей активности пределы мелких ландшафтных микрозон, столь характерных для гористой Греции. Археологические материалы, прежде всего керамика, позволяют полагать, что дополисная стадия архаической Греции характеризовалась нарастанием уровня производства, увеличением числа ком27, укрупнением интерлокальных экономических связей, что, возможно, повлекло за собой в конце концов сдвиги в формах политического устройства — образование союзов ком. Применительно к экономической обусловленности подобного процесса в Аттике можно сослаться на раннее образование trikömia — союза трех ремесленных демов Эвпириды, Кропия и Пелекес, расположенных по реке Кефис; во главе этого гончарно-кузнечного объединения стоял trikömarchos 28.

Другая существенная причина образования союзов ком лежала в религиозной сфере: так, вследствие совместно отправляемого культа Геракла составили тетракомию пирейцы, фалеряне, ксипетеоны и тиметады (Pollux IV, 105; Hesych. s. v. tetrakömos). Совместный культ отправлял и тетраполь, включавший Марафон, Эною, Трикоринф и Пробалинф (Strabo VIII, 7, 1; St. Byz., s. v. tetrapolis)29. Известно также объединение других демов — трикомия Epakria chöra (Suida s. v. Epaktria chöra). Едва ли не основную роль в процессе образования союзов демов играли причины военного характера.

Такие systëmata demon подготовили объединение всей Аттики вокруг Афин30. Аттическая традиция, рассматривавшая си-

23

нойкизм как произведенный Тезеем единовременный акт объединения, не содержит ничего достоверного, за исключением самого факта синойкизма. Мне представляется, что этот процесс в синхронной аттической среде, видимо, назывался (synthesis— «складывание вместе», «сложение» (от syn-tithêmi), откуда и могло возникнуть в позднейшей традиции имя Theseus, связываемое с этим синойкизмом (см. Приложение II). Считается, что аттический синойкизм происходил более мирным путем, нежели посредством войн вроде Элевсинской, поскольку ни один дем не был сведен на положение подчиненного, а знатные местные роды, подобно элевсинским Эвмолпидам и Керикам, сохранили свои привилегии31.

Вместе с тем не исключено, что часть местной знати была переселена в Афины (Plut. Thes. 32, 1) и синойкизм вызывал центробежную реакцию (ср. там же, § 32—35 — о волнениях, закончившихся уходом Тезея из Афин). Начало синойкизма, как и время его окончательного завершения, приблизительно может быть установлено по археологическим данным. Распространение позднепротогеометрической керамики из Афин на остальные центры Аттики, в которых она производилась на менее высоком, чем в Афинах, уровне, может свидетельствовать о начале процесса синойкизма в X в.32. Однако в раннем геометрическом материале первой половины IX в. из разных аттических центров не проявляется слепое копирование афинских образцов33, что может в какой-то мере указывать на самостоятельное существование таких поселений в это время, еще не подвергшихся синойкизму, при безусловном экономическом выделении Афин из их числа. В целом можно полагать, что процесс аттического синойкизма завершился в VIII столетии — веке унитарного движения по всей Греции34.

Синойкизм был одним из трех путей материального формирования полиса в раннеархаическое время и полиса как гражданского сообщества в последующие столетия (два других пути— естественный рост поселка или образование колонии). Systëmata demon, положив начало объединительному процессу, послужили основой возникновения различных греческих городов35. Так, Тегея и Герея возникли из объединения 9 поселений каждая, Дима —из 8, Эгий — из 7—8, Патры — из 7, Мантинея — из 536 (Strabo VIII, 3, 2; Paus. VIII, 45, 1), Мегара — также из 5 (Plut. Mor. 295Ь—с). Танагра как полис сложилась на основе первоначальной тетракомии (там же, 299с)37. На Родосе в 408 г. три города и поселки объединились в единый полис путем синойкизма (Diod. XIII, 75, 1; Strabo XIV, 2, 11). Мегалополь был основан путем синойкизма 39 ком (Arist. fr. 483). Посредством слияния поселений образовались и другие греческие города (Коринф, Элида, Эгион и др.). При возникновении города каждая отдельная его община могла составлять самостоятельную филу и проживать в отдельном городском квартале. Известно, например, что в Коринфе в результате си-

24

нойкизма в раннеархаический период было образовано восемь фил (видимо, из восьми ком), каждая из которых проживала в своем квартале (Suida s. v. panta oktö)38. В Аргосе фила Памфилов занимала отдельный городской квартал, т. е. и здесь четырем филам, видимо, соответствовали четыре городских квартала (Plut. Mor. 245е). Как следствие такой практики городские кварталы назывались kömai — «деревнями» (Isocr. 7, 46, ср. Plato Leg. 746d)39.

Материальная характеристика протополиса

В силу автономного характера древних аттических поселений античные писатели обозначали их словом polis, как, например, элидские деревни классического и эллинистического времени, хотя, конечно, в остальных отношениях они не были адекватны полисам-городам в полном смысле этого слова.

Мы уже упоминали изначальную терминологическую адекватность слов dëmos, kômë, polis, одинаково обозначавших в первом значении «разделенную (освоенную) территорию», а во втором — «население этой территории». При этом dëmos и kômë этимологически первоначально обозначали только неукрепленное поселение (позднёе kômë употреблялось применительно к любому поселению)40, a polis — лишь укрепленное, в котором в случае опасности укрывалось население окрестных ком41. К примеру, афиняне обычно называли свой акрополь полисом (Thuc. II, 15, 6), и в архаическое время он служил убежищем для населения нескольких ком, расположенных у его подножья.

Формирование раннегреческого города, протополиса, шло главным образом на основе естественного роста комы или группы ком, слившихся путем синойкизма, о чем свидетельствует ряд раскопанных в разных областях Греции поселений IX—

VIII вв.42. Обычно это неукрепленные селения, примыкающие, однако, к естественным убежищам — холмам, грядам, скальным выходам — или же расположенные на мысу. Укрепленный акрополь или оборонительная стена отмечены в Старой Смирне, хиосском Эмпорионе, карийских Иасосе и Мелии, родосской Врулии, критском Фесте. Во всех случаях основной элемент планировочной структуры — ойкос, индивидуально-семейный хозяйственный и жилой комплекс. В Эмпорионе, Старой Смирне и других центрах ойкосы состоят из одного помещения овального или апсидального типа, но чаще — прямоугольной формы; в Кавуси (Крит), Врулии и на других поселениях — из двух или трех помещений, в Загоре (Андрос), Цикаларио (Наксос) и др.— из нескольких помещений. К помещениям может примыкать двор, коридор (Торик, Пресос и др.). В планировке различаются беспорядочные сотообразные конгломераты ойкосов, характерные для критских селений, а также Загоры, Цикаларио, и ойкосы, поставленные в ряд (Сифнос, Ксоборго, Врулия)43.

25

План поселения Врулия

Рис. 1. План поселения Врулия

Планировочная структура раннегреческих селений лучше всего проявляется на примере наиболее раскопанных центров—Врулии, Эмпориона и Старой Смирны.

Поселение Врулия на Родосе было основано на рубеже

VIII—VII вв. Оно расположено на мысу, отгороженном прямой оборонительной стеной длиною в 300 м, от берега к берегу (рис. 1)44. С внутренней стороны к стене примыкают 40 идущих в ряд помещений. Площадь их почти одинакова, некоторые помещения-ячейки имеют также внешние дополнительные пристройки. В юго-восточной части поселения имеется еще один ряд из десяти помещений, также пристроенных к общей стене, причем восемь из них — с дополнительными пристройками. Внутри стен расположено и святилище. Отличительная черта этого исключительно регулярного по планировке поселения — унифицированный характер полусотни составляющих его ойкосов. Без сомнения, Врулия — идеальное материализованное воплощение исомойрии колонистов, это колониальное поселение (апойкия).

Зато Эмпорион на Хиосе — образец свободной планировки, обычной для раннегреческих поселений 45. Эмпорион расположен близ укрепленного акрополя и обладает удобной гаванью. Существовал на протяжении всего VIII в. и позднее. Состоит из акрополя с оборонительной стеной и самого поселения у его подножия. На акрополе — скалистом холме, обведенном по овалу стеной 230x85 м, расположен культовый комплекс и дворец правителя (по представляющейся нам правильной интерпретации Дж. Боурдмена). Собственно поселение состоит примерно из 50 ойкосов, из которых исследовано 10. Дома распо-

26

лагались параллельно идущими террасами, прослежены остатки улиц. Дома — двух основных типов: в антах и одно- или двухкамерные небольшие квадратные и прямоугольные помещения с входным проемом.

Самое изученное архаическое поселение — Старая Смирна, дающая наиболее полную картину греческой поселенческой практики и экономического развития раннегреческого поселения. Чтобы у читателя сложилась более отчетливая картина того, что представляла собой Старая Смирна, предоставим слова руководителю раскопок Дж. Куку46.

Старая Смирна расположена на холме, немного отстоящем от моря, у западного края плодородной равнины, уходящей в глубь материка. До прихода греков на этом месте находилось туземное поселение. Наиболее ранние образцы протогеометрической керамики соответствуют древнейшей фазе афинского протогеометрического стиля и по преобладающей ныне хронологии могут быть датированы временем около 1000 г. Древнейшая Смирна занимала почти весь холм, за исключением полого спускающегося южного склона, который обживался менее интенсивно. Строительные остатки протогеометрического периода насчитывают три слоя. Несмотря на некоторую удаленность от моря, смирнейцы были связаны с ним: здесь найдены на акрополе морской песок и обкатанные в воде черепки.

Протогеометрическая керамика Смирны родственна афинской по репертуару форм, но в некоторых изделиях, подобных скифосам, просматривается оригинальный характер трактовки форм, прямо не связанной с керамическими центрами материковой Греции. Отсюда Дж. Кук заключает, что в Смирне на протяжении всего протогеометрического периода существовало собственное керамическое производство.

Другую раннюю группу составляет монохромная керамика, обнаруживающая известное сходство с эолийской с Лесбоса. Здесь следует обратить внимание на то, что преобладающая в источниках древняя традиция связывает возникновение Смирны с эолийцами (позднее Смирна была захвачена ионийцами из Колофона, о чем подробно повествует Геродот [I, 149—150]. См. также: Mimn. fr. 12 Diehl). Таким образом, большое количество монохромной керамики, найденной в самых нижних слоях поселения, подтверждает эту традицию.

К концу протогеометрического стиля, примерно в раннемIX в., расписная керамика численно кажется еще равной монохромной, если не превосходит ее; на протяжении же остальной части столетия она уже доминирует, так что VIII век представлен гораздо меньшим количеством монохромной керамики. На этом основании, заключает Дж. Кук, трудно судить, постепенно ли Смирна становилась ионийской, или же это было какое-то единовременное событие. Ясно, однако, что к началу VIII в. Смирна была уже ионийским городом.

Сначала город не был хорошо укреплен. Около середины

27

IX в. со стороны суши была возведена мощная стена, видимо, с воротами и башней. Во второй половине VIII в. стена была замкнута в виде кольца вокруг города. Ионийская Смирна VIII в. была маленьким компактным городом, насчитывавшим к концу столетия примерно 450 хозяйств, состоявших из однокомнатных глинобитных построек, тесно лепившихся друг к другу. Слой второй половины VIII в. содержит фрагменты хиосских и серых (вероятно, лесбосского происхождения) амфор, а также шарообразные амфоры, в которых, как полагают, перевозилось аттическое оливковое масло. Найдены также протокоринфская керамика, несколько черепков отличной хиосской посуды и аттических ваз дипилонского стиля. Таким образом, в VIII в. становится ощутимым импорт дорогих вещей как из восточной, так и западной частей Эгеиды.

На рубеже VIII—VII вв. город подвергся разрушению, вероятней всего, в результате землетрясения. Город вновь отстроился, за исключением восточной части холма, но количество хозяйств внутри стен сократилось примерно до 200, и в отличие от предыдущих однокамерных построек это были удобные жилища из нескольких комнат. Дж. Кук предполагает, что в это время приблизительно половина жителей города могла проживать за пределами акрополя, который легко достижим из любой точки хоры города, очерченной естественными границами. Есть основания полагать, что в раннем VII в. северо-западный склон холма и побережье к северу от него уже были городскими кварталами. Это был период наибольшего освоения местности, сопровождавшегося сравнительно высокой интенсивностью частного и общественного строительства. Примерно в начале века в северной части холма появилось место для городского святилища. Улучшения в строительстве наблюдаются на протяжении всего VII в. В целом жизненный уровень населения выглядит высоким, что засвидетельствовано Аристотелем для близлежащего Колофона (Pol. IV, 3, 8).

Смирна не участвовала в колонизационном движении, нет сведений и о ее морской деятельности. Как и Колофон, она была связана прежде всего с сельскохозяйственным производством. Тем не менее ввоз в город предметов роскоши включал родосские и левантийские изделия, в общем употреблении была коринфская керамика. Примечательно, что монеты в это время еще не были в ходу. Смирна была средним по масштабам ионийским городом, значительно уступавшим Колофону, Милету, Эрифрам и др., но более крупным, нежели ряд эолийских центров Малой Азии, за исключением Кимы.

Такова, по Дж. Куку, Старая Смирна. Из приведенного описания явствует ряд моментов, существенных для понимания проблемы развития греческого полиса в целом. Прежде всего это — постепенность, эволюционный характер роста города на протяжении IX—VII вв.— роста, основанного на естественном увеличении сельскохозяйственных и демографических ресурсов.

28

Далее, высокий жизненный уровень в целом, включающий импорт предметов роскоши, а в случае с коринфской керамикой — и обиходной посуды. Наконец, явное возникновение общественных сооружений с начала VII в. указывает на этот век; как на начальную хронологическую ступень формирования здесь полисных институтов.

Социально-политическая история ранней Смирны нам почти; неизвестна, несмотря на обильный легендарный материал. Как. и другие эолийские города, она, вероятно, управлялась царями47. По Геродоту (I, 150), город захватили колофоняне, изгнанные из Колофона в результате междоусобицы, но применительно к VIII в., как мы увидим далее, здесь вряд ли можно говорить о политической борьбе. Существовавший в раннем Колофоне социально-политический строй — городом правила тысяча состоятельных людей, составлявших большинство его населения (Arist. Pol. IV, 3, 8; Xenoph. fr. 3 Diehl),— видимо, имел место и в Смирне, которой могли править несколько сот зажиточных горожан, составлявших большинство населения (ср. количество унифицированных хозяйств — от 450 до 200 — для: Смирны VIII—VII вв., приведенное Дж. Куком). Как и в Колофоне, смирнейское зажиточное население составляло всадническое сословие, в бою разделявшееся на фаланги (ср.: Strabo XIV, 1, 28; Mimn. fr. 12а; 13, 3; 14)48. Социально-политические трения VII—VI вв., затронувшие ряд греческих центров49, видимо, не коснулись Смирны, если к ней относятся слова Мимнерма: «Да пребудет меж мной и тобой истина, справедливейшее достояние всех людей» (fr. 8) и если справедливо полагать, что элегический характер поэзии Мимнерма или Ксенофана так же определялся мирным процветанием Смирны, как неспокойная политическая обстановка в Митилене того времени определила страстный политический накал поэзии Алкея.

Дж. Кук предполагал, что процветание ранней Смирны основывалось на труде подневольных туземцев, подобно гергитам в Милете или приенским педиеям50. Можно предположить, что было какое-то зависимое население и в Смирне, но, хотя в «Лидийской истории» Досифея, повествующей об осаде Гигесом! Смирны в раннем VII в., активную роль играют рабыни (Plut. Mor. 312е—313а), это вряд ли аутентичный данному времени мотив, судя по всему, что известно о рабстве VIII—VII вв. (см. с. 87—88).

Все, что мы знаем или предполагаем о Старой Смирне и что позволяет считать ее полисом, относится к VII в.; каков был ее политический строй в VIII в., неизвестно. К счастью, как уже отмечалось, в нашем распоряжении имеется ценнейший источник — поэма Гесиода «Труды», рисующая греческое общество VIII в. в его различных социальных и политических аспектах, которая позволяет определенно заключить, что греческие центры того времени находились еще на протополисной стадии развития.

Подготовлено по изданию:

Яйленко В. П.
Архаическая Греция и Ближний Восток. — М.: Наука. Главная редакция восточной литературы, 1990.—271 с.: ил.
ISBN 5-02-016456-9
© Главная редакция восточной литературы издательства «Наука», 1990.



Rambler's Top100