"Мне так же трудно до сих пор
Вообразить тебя умершей
Как скопидомкой мильонершей
Средь голодающих сестер".
Б.Пастернак
Как-то архиепископ Сан-Францисский Иоанн (Шаховской) заметил: "Истинное милосердие деловито. Оно соединяет в себе небо и землю, и помогает не только в чувствах и намерениях, но — сейчас же тут, на этой сухой, пыльной земле...". Наверное с этих слов стоит начать воспоминания о Елене Сергеевне Голубцовой. Она была замечательным русским учёным. Но, по свидетельству очень многих людей, именно её человеческие качества в огромной степени усиливали её большие интеллектуальные таланты.
Мы ещё не были представлены, но я уже знал, что в Институте, в котором она проработала 50 лет, между собой её часто называют "мамой". Елену Сергеевну отличало почти редкое теперь качество: умение видеть другого человека целиком, а не только как подчинённого (она за свою жизнь занимала множество ответственных постов), коллегу или аспиранта. Рядом с ней было как-то легко, потому что она никогда не боялась разделить заботу или даже горе человека. Выслушав тебя, она принимала твоё бремя на себя и, если видела (почти всегда видела!) возможность помочь, она помогала с такой теплотой, с такой самоотдачей, как будто ты был ей близким и родным человеком. Если с ней не боялись делиться в горе, то с каким удовольствием ей рассказывали о радостях, даже о маленьких. Ей в принципе был интересен человек и она с удивительным постоянством и скромностью несла ему свою любовь.
Все единодушно отмечали терпимость Елены Сергеевны по отношению к другим взглядам, касались ли они мировоззрения, политики или науки. Это тем более примечательно потому, что она обладала чрезвычайно активной натурой и имела, как мне всегда казалось, глубоко продуманные принципы и как человек, и как гражданин, и как учёный. Трудно сказать, происходило ли это качество от того, что она умела принимать людей целиком, как они есть, или от глубочайшей внутренней культуры и интеллигентности, но благодаря ему она располагала к себе сердца часто совершенно разных людей, умела объединить их и, может быть, поэтому добивалась успеха как руководитель.
Для меня особо дорогая тема — это отношения Елены Сергеевны со своими учениками. Она невероятно терпеливо и мягко, но в тоже время с неизменной настойчивостью, помогала раскрыться своему
31
ученику и как личности и как ученому, помогала обрести ему свой индивидуальный почерк исследователя. Она никогда не навязывала свой опыт, свою позицию, но с тем, кто хотел, щедро делилась своими знаниями. На первое место она ставила работу с источником и никогда не боялась и своих учеников учила не бояться, что выводы, сделанные на основании источников придут в противоречие с общепринятыми взглядами. Елена Сергеевна всегда была для своих учеников твёрдой защитницей и почти по матерински заботилась о них. Её отношения с нами отличались полным бескорыстием и доверием. Эта вера не только окрыляла, но и учила относиться к себе и своей работе максимально требовательно.
Я всегда вспоминаю Елену Сергеевну с особой теплотой и радостью. Она являлась для меня наследницей больших, сложившихся ещё до революции традиций русской профессуры, чья высокая образованность соединялась с твёрдыми нравственными принципами и человечностью.
Предки Елены Сергеевны по отцовской линии были профессорами Духовной академии, её отец — замечательным историком, её мать — известным филологом, подругой Ахматовой. Сама Елена Сергеевна кроме исторического факультета МГУ, окончила четыре курса Московской консерватории, блестяще знала несколько европейских и древних языков. Была глубоким и плодотворным учёным. Её ценили и знали на родине и за рубежом.
Среди множества воспоминаний, я бы выделил два случая. При том глубоком пиетете, который я испытывал к Елене Сергеевне, они имели очень большое значение для моего восприятия её личности.
Однажды, когда я был ещё её аспирантом, в довольно трудный для меня период, она очень просто и решительно сказала мне: "Переезжайте ко мне жить. Вы будете писать диссертацию, а я буду кормить Вас борщом". Я до сих пор жалею, что не воспользовался тогда приглашением Елены Сергеевны, потому что возможность ежедневного общения с таким человеком это дар замечательный и редкий.
И другой случай. Уже после защиты, в момент моего острого безденежья, она позвонила мне. И в своей слегка даже чопорной манере пригласила меня к себе на дачу собирать яблоки. В те несколько поездок она рассказывала мне о своей жизни, о своём отношении к вере. Никогда потом у нас уже не было случая так откровенно говорить об этом. Я тогда понял, как ей было непросто сохранять и приумножать тот свет, который согревал сердца знавших её людей. И в тоже время передо мной открылся необычайно живой, ищущий и ничуть не закосневший в своём восприятии мира, несмотря на свои более, чем 70 лет, человек.
Елена Сергеевна хотела и умела быть нужной и полезной людям, без этого жизнь оставалась для неё неполной и бедной. Иногда кажет-
32