104

Н.А. Чаплыгина

РИМСКАЯ ЖЕНЩИНА В ПРАВЛЕНИЕ АВГУСТА*

Все сущее имеет свои корни в прошлом, поэтому мы должны его знать и обращаться памятью к античному миру, так как наше мышление отягощено древним наследием. Цицерон замечательно сказал:

Не знать, что случилось до твоего рождения, - значит всегда оставаться ребенком** (Cic. De or. 34. 120). Нелегко заглянуть в глубь себя, для этого необходим синтез знаний, способствующий дальнейшей эволюции философского познания, ведь именно философы древности впервые сделали достоянием гласности свои суждения о проблемах человеческой сущности, обратили свой взор на темы этики, добродетельной жизни и взаимоотношений между мужчиной и женщиной, при этом щедро делились советами, как достичь идеала, как стать счастливым. Положение римской женщины в семье и в обществе не было обойдено молчанием историков и философов, которыми на удивление одинаково и неизменно она воспринималась как второстепенная фигура, в жизни которой мужчина - господин и вершитель ее судьбы.

Для Рима того времени большое значение имело усложнение жизни, связанное с огромным накоплением богатств, с непрерывным расширением его державы и социальными потрясениями эпохи больших завоеваний. Они вызвали к жизни непомерную потребность к комфорту и роскоши, привели к распаду семьи, который начался еще во П в. до н.э. В одной из своих политических од Гораций восклицал: "Многогрешные века запятнали сначала брак, род и семью. Проистекая из этого источника, несчастье полилось на государство и народ" (Hor. Od. III.6.16).

Множество мужчин оставались холостыми, в то время как молодые женщины не желали иметь детей, и поэтому катострофически упала рождаемость. Необычайно выросло количество супружеских измен и разводов. Сенека Старший отмечал, что упадок нравов в Риме дошел до таких размеров, что "никого не сочтут слишком легковерным, если он заподозрит женщину в неверности" (Sen. Controv. II. 15). Тертуллиан

* © H.A. Чаплыгина, 1995.

105

утверждал, что женщина выходит замуж только для того, чтобы развестись (Apol. 6). И действительность давала повод для подобных преувеличений. Например, мать Августа Атия была замужем два раза, его сестра Октавия также имела двоих мужей. У Скрибонии, имевшей уже двоих детей, Октавиан был третьим мужем, его дочь Юлия была замужем трижды. Марциал рассказывает о женщине, которая сделала от шести до семи опытов в замужестве, но все они были неудачны (Marc. VII. 58). Похвальное слово Кв. Лукреция Веспиллона (консул

19 г. до н.э.) своей жене Турии свидетельствует о редкости продолжительных браков: "Такая долгая брачная жизнь, которой кладет конец смерть, а не развод - редкое явление; нам было суждено продлить ее без поводов к жалобе до 41 года" (CIL. VI. 1527). Не отличались постоянством и сами мужчины, нередко у некоторых было три жены, как у Августа, Овидия и Плиния Младшего, или четыре (у Цезаря и Антония), или даже пять, как у Суллы и Помпея.

Моральная деградация, которая как болезнь поразила римское общество, вызывала, особенно у римской аристократии, попытку реставрации искони присущих римлянину старого закала, старых нравов, таких как fides ("верность"), pietas ("благочестие"), virtus ("мужество"). Консервативные настроения всегда характерны для эпохи гражданских войн и проскрипций, когда нарушаются фамильные связи и устои. О необходимости возвращения к старому убеждали юристы, взывали поэты, рассуждали философы. Август, отличавшийся политической осторожностью и способностью подхватывать поднимавшие его престиж идеи и лозунги, был заинтересован в популярности среди консервативных кругов сенаторской аристократии и среди италийской муниципальной знати. Поэтому целью Августа стало восстановление прошлого, всего того, что в Риме связывали с понятием mos mairoum -"обычай предков". "Новыми законами, введенными по моей инициативе, многие примеры древних, забытые уже нашим веком, я вернул, и сам многих дел примеры, достойные подражания, потомкам передал" (RgdA. 8,5). Так определяет Август направление своего законодательства, отвечавшего глубинным настроениям общества, прежде всего его зажиточным слоям. Этой своей цели Август собирался достичь, издавая законы о браке и о супружеской неверности. В свое время Юлий Цезарь наметил ряд реформ для поднятия общественной нравственности. Август начал принимать меры в этом направлении уже в 28 г., но главные законы провел с 18 г. до н.э. по 9 г. н.э. Чтобы укрепить семью и увеличить количество римских граждан был принят закон об обязательном браке (lex de maritandis orbinibus), который касался всех мужчин в возрасте от 25 до 60 лет и женщин от 20 до 50 лет, обязанных состоять в браке. Не выполнившим этот закон лицам сенаторского или всаднического сословия запрещалось присутствовать на публичных зрелищах, более того они лишались права сво-

106

Портрет римлянки. I в. н.э. Рим

бодно передавать свое имущество по завещанию, а незамужние женщины подлежали налогу в размере 1% с их имущества. Это был далеко не праздный вопрос. Еще свежи были в памяти события 42 г. до н.э., когда триумвиры потребовали для проведения военных действий средства у 1400 богатых женщин, однако в результате бурного протеста женщин и выступления дочери известного адвоката Гортензии, триумвиры вынуждены были сократить число затронутых этой мерой женщин до 400 обладательниц состояния свыше 110 тыс. денариев (Val. Max. IX.3.3; Quintii. 1.1.6; App. B.C. IV.32). Известна сентенция Папиниана: "По многим статьям нашего права положение женщин хуже, чем мужчин" (Dig. 1.5.9). Согласно римским законам, женщины относились к подвластным лицам, т.е. находились под властью главы семьи, известного института "отеческой власти". Власть отца (pater familias) над "детьми" (в эту категорию входили и внуки, правнуки, родные и усыновленные) была пожизненной (1.99; Dig. 1.6.6-5). Выйдя замуж, женщина оказывалась "под рукой" (in manu) мужа. Перевод этого понятия "во власти мужа", В.М. Смирин справедливо считает не вполне точным, ибо муж сам состоял в отеческой власти, тем самым жена оказывалась во власти не самого мужа, а лица, в чьей власти он

107

Портрет римлянки (Евдоксии?). Около 400 г. н.э. Рим

состоял1. Принадлежностью брака являлось приданое жены, состоявшее из имущества, денег, прав, обязательств (Dig. 23.3. 30-31). И хотя "приданое состоит в имуществе мужа, оно принадлежит женщине" (Dig. 23.3.75), и имение из состава приданого, поступившее в доминий мужа, не могло быть отчуждено против воли жены, как гласит Юлиев закон времен Августа (11.63). С расторжением брака приданое отдавалось женщине. Дигесты отмечают, что не имели силы также дарения между мужем и женой "чтобы в силу взаимной любви супруги не отнимали путем дарений (имущества) друг от друга, не соблюдая меры и действуя с легкомысленной расточительностью в отношении себя, и дабы не утратилось стремление прежде всего воспитывать детей" (Dig. XXIV. 1.1-2)., В целом эта картина приводит к мысли, что власть над женщиной, оказываясь разделенной между ее родной семьей и мужем, была слабее полной власти одного лица, что было в интересах женщины2, таким образом, господствующее положение домовладыки в экономическом плане ограничивалось собственностью женщины. Понятно стремление женщин, обладавших наследством, как можно дольше сохранить самостоятельность и бездетность, что вызвало строгости "Юлиевого закона". Эти ограничения начинали отпадать с момента вступления в брак, а рождение каждого ребенка давало новые льготы.

Светоний нам сообщает о недовольстве законом. Август "узнав, что некоторые обходят закон, обручаясь с несовершеннолетними или часто меняя жен, он сократил срок помолвки и ограничил разводы" (Suet. Aug. 34). Невеста должна была быть не моложе 10 лет, а период обручения не мог продолжаться свыше двух лет. Таким образом, 12-летняя девочка по римским законам могла выходить замуж. При этом бездетные по законодательству приравнивались к лицам, не вступившим в брак, с соответствующими последствиями. Светоний подчеркивает, что "этот последний закон он (Август. - Н.Ч.) хотел сделать еще строже других, но бурное сопротивление вынудило его отменить или смягчить наказания" (Ibid.). В частности, последовавший в 9 г. н.э. закон Папия и Поппея (которые сами были холостяками и не имели детей), внес разграничения между не вступившими в брак и бездетными. Не вступившие в брак лишались права получать наследство, а бездетные, но состоящие в браке могли получить половину наследства. Если предыдущий закон обязывал вступать в новый брак через год после вдовства и через полгода после развода, данный закон увеличивал этот срок до 3 лет. Здесь проявилось противоречивое и непоследовательное направление политики лавирования, столь свойственной Августу.

1 Смирим В.М. Патриархальные представления и их роль в общественном сознании римлян // Культура древнего Рима. М., 1985. Т. 2. С. 38.
2 Ляпустин Б.С. [Реф.]: Пеппе Л. Правовое положение и социальная роль римской женщины в период республики // Современные исследования римского права. С. 54.

108

Кроме того lex Papia Poppaea устанавливал определенные преимущества для тех, у кого было более трех детей, так называемый ius trium liberorum. Теперь женщина, имевшая троих детей, в отношении своих клиентов обладала такими же правами, как и патрон. Матерям троих детей позволялось носить особое почетное платье - особо украшенную столу, титул носительницы которой (stolata femina) продолжал существовать и в последующие времена и предназначался не только для матерей, но и для тех женщин, которым императоры пожаловали права, связанные с материнством3.

Мы не случайно обращаем внимание на этот факт, так как в 18 г. о н.э. Август издал закон против роскоши lex Iulia de vestitu et habitu, который наряду с другими мерами запрещал роскошь в женской одежде, прежде всего употребление шелковых тканей, правда исключительно знатными римлянками. Давно прошло то время, когда римские матроны считали предосудительным показываться одетыми иначе как в белую одежду с узкой пурпурной оторочкой по краям. Теперь носили одноцветные материи всевозможных цветов - пурпурного, яркокрасного, лилового, желтого, зеленого, появились и разноцветные ткани в клетку (plumatae) и с особым волнистым отливом (undulatae). Римскими модницами особенно ценились прозрачные материи, протканные золотом или серебром и окрашенные в красивые цвета, оставлявшие тело почти обнаженным. Шелковые прозрачные ткани с о. Кос появились в Риме в I в. до н.э., а с I в. н.э. стал распространяться китайский шелк.

Постановлением Августа только главе империи и его сановникам разрешалось носить высшие сорта пурпура - тирский и янтинский, а всадникам дозволялась только пурпурная кайма на одежде. Однажды дорогой наряд дочери вызвал недовольный взгляд Августа и на следующий день она появилась в скромном одеянии римской матроны, главным образом для того, чтобы на похвалы присутствующих ответить словами: "Сегодня я одета, как это нравится отцу, вчера -как мужу" (Macr. Sat.II.5.5). Однако это постановление Августа недолго оставалось в силе, нарушалось при нем, и щегольство пурпурными одеждами дошло до таких размеров, что Тиберий для обуздания его был вынужден прибегнуть к хитрости; он сам перестал носить пурпур и этим заставил делать то же римскую знать4.

Личный пример должен был играть известную роль: показной скромностью своей жизни Август желал служить образцом для римского общества. Светоний пишет: "В простоте его обстановки и утвари можно убедиться и теперь по сохранившимся столам и ложам, которые

3 Фридлендер Л. Картины из бытовой истории Рима. СПб., 1914. Ч. 1.
4 Вейс Г. История одежды, вооружения, построек и утвари народов древнего мира. М., 1874. Ч. 2: Западные народы.

109

вряд ли удовлетворили бы простого обывателя. Даже спал он, говорят, на постели низкой и жестко постланной. Одежду надевал только домашнего изготовления, сработанную сестрой, женой, дочерью или внучками; тогу носил ни тесную, ни просторную, полосу на ней ни широкую, ни узкую, а башмаки подбивал толстыми подошвами, чтобы казаться выше". Буквально в следующей фразе раскрывается показной характер жизни императора: "Впрочем, нарядную одежду и обувь он всегда держал под рукой в спальне на случай внезапной и неожиданной надобности" (Suet. Aug.73). Однако своими ограничительными законами Август пытался утвердить и упрочить дух староримской традиции, призывами к скромности и восстановлению семейных устоев он подтверждал, что им не только устанавливается римский мир, но восстанавливаются и обычаи предков, pietas, которой сильны были древние римляне. Не случайно в числе божеств, к которым жители Рима возносят молитвы за империй Августа, сенат и римский народ, упоминается и Pietas, богиня, олицетворявшая основное направление социальной политики Августа5.

Особую известность приобрел "Юлиев закон против прелюбодеяний" (leges Juliae de adulteriis coercendis). Муж или отец, если они имели все доказательства нарушения супружеской верности, должны были привлечь нарушительницу к судебной ответственности. Неверная жена подвергалась суровому наказанию, конфискации части имущества, половины приданого и трети состояния; ее соблазнитель расставался с половиной имущества. Ответственность за прелюбодеяние по leges de adulteriis несла женщина. Мужчина выступал как соучастник преступления, но его могли обвинить в stuprum, то есть во внебрачной связи со свободной женщиной, не записанной у эдила в качестве проститутки (Dig. 50, 16, 101; 48, 5, 35). После вынесения обвинительного приговора осужденные подвергались изгнанию на маленькие острова около побережья Италии. Кроме того, женщина лишалась права вступать в новый брак со свободнорожденным.

Был несколько видоизменен староримский обычай. Так, в случае явного прелюбодеяния отец жены обладал правом самосуда и мог убить свою дочь вместе с ее любовником. Существовало положение которое обязывало убить дочь, если отец уже убил прелюбодея (Collat.4.2). Оскорбленный муж при некоторых обстоятельствах также получал право убить возлюбленного своей жены, но ни в коем случае не ее самое. Новаторство Августа в осуществлении этого законодательства проявилось в том, что дела о прелюбодеяниях выносились за рамки семьи и становились объектом разбирательства в государственных судах, наряду с особо опасными преступлениями. Право возбуждения дела в суде принадлежало в первую очередь мужу, а лишь затем отцу

5 Машкин Н.А. Принципат Августа. М., 1949. С. 566.

110

виновной. По истечении 60 дней всякий "посторонний" гражданин не моложе 25 лет мог также возбудить дело (Dig.48, 5, 2; 48, 5, 4). Однако если муж не желал разводиться и прощал жену, то дело не возбуждалось, за исключением тех случаев, когда могли доказать, что муж, прощая жену, действовал в корыстных целях. Если в течение 60 дней муж не привлекал жену к ответственности, то он и сам мог пострадать по обвинению в сводничестве, причем привлечь его к ответственности мог всякий, кому уже исполнилось 25 лет.

Преимущество отцовского права над мужним проявлялось и при осуществлении развода, даже при браке cum manu. Состояние дочери в браке при наличии власти pater familias, оказывалось в зависимости от воли ее отца. "Если дочь состоит во власти, отец может отправить посланца и разорвать сговор" (Dig. 23, 1, 10). Для признания развода действительным необходимо было присутствие семи взрослых римских граждан, при отсутствии отпущенников инициатора развода (Dig. 24.2.9). Таким образом, во времена Августа довольно действенным было право отца на личность детей (о чем мы будем говорить ниже относительно семьи императора), хотя, видимо уже не применялось право продажи, а право убийства использовалось довольно редко.

Необходимо отметить непопулярность этих суровых законов по оздоровлению римских нравов. По данным ценза 28 г. до н.э. и 13 г. н.э. число римских граждан увеличилось за 41 год на 1 млн. человек, что связано вероятнее всего с прекращением гражданских войн и возвращением к нормальной жизни, а не с результатами законотворчества. Более того, зажиточные слои всегда могли обойти закон путем фиктивных браков и усыновления детей6. Выигрывало только государство, преследуя при соблюдении законов чисто фискальные цели. Как известно, наследство бездетных становилось достоянием римского народа. Тацит сообщает: "появились надзиратели, по закону Папия и Поппея поощряемые наградами, чтобы римский народ наследовал как общий отец после отказавшихся от преимуществ отцовства выморочное имущество. Но эти надзиратели заходили гораздо дальше, накидывались на Рим, на Италию, на все, где только были римские граждане, и довели многих до разорения" (Tac. Ann.III.28). Выигрывало государство и от конфискации имущества осужденных за прелюбодеяние. При помощи процессов по обвинению в прелюбодеянии устранялись неугодные политические противники, это приводило к вымиранию старой римской знати. Прекращаются некоторые линии видных сенатских родов.

При Августе были сосланы как соучастники прелюбодеяния его дочери Юлии последний Клавдий Пульхр и последний Корнелий Сципион. Причиной гибели семьи и фамилии Семпрониев Гракхов так

6 Ковалев С.И. История Рима. М. 1986. С. 484. 110

111

же стал процесс над Юлией. Сам Семпроний Гракх был сослан на остров Керкину, а его сын, занявшийся мелкой торговлей, умер. И хотя именно представители римской аристократии более других ратовали за укрепление старинных нравов, они же менее всего желали вмешательства в их личную жизнь. Это настроение хорошо выразил Тит Ливий: "Мы не можем терпеть ни наших пороков, ни средств против них" (Liv. Praef. 9).

Отражением мнения оппозиции новым законам была поэма молодого поэта Овидия "Искусство любви", в которой было дано руководство как нужно соблазнять женщин и поддерживать любовные связи. М.М. Покровский в своей работе убедительно показал, что в поэме пародируется язык "закона о прелюбодеяниях" и на примерах, взятых из греческой мифологии, высмеиваются положения самого закона7. Так, поэт сочувствует не обманутому мужу Вулкану, а несчастным любовникам Марсу и Венере, на которых донес Гелиос (Ovid. Ars. am. 11.561).

О Менелае Овидий с иронией рассуждает как о своднике, потому что он уехал из дома, оставив под одной крышей жену и Париса (Ovid. Cors. am. II. 359). Ц

Но предпринятые Августом для оздоровления семьи меры находили и сочувствующих. В литературном течении, пользовавшемся поддержкой императора, отразились и идеализация староримских нравов, и борьба с роскошью, и пропаганда семейной жизни. Гораций с восторгом писал: "Нрав и обычай обуздал и позорное нечестие" (Hor. Carm. IV. 5.22); ему вторил Веллей Патеркул, говоривший о благодетельности Юлиевых законов (11.89), благосклонность высказывали Вергилий и Тит Ливий. Законы пользовались популярностью и в италийских муниципальных кругах, которым не свойственна была бездетность и где сохранились прочные семейные устои. Однажды Август привел в пример италийского жителя из города Фезул, Криспиния Гилара, который на весенний праздник 5 г. до н.э. явился в Рим с 8 детьми, 27 внуками, 18 правнуками и 8 внучками (Plin. N.H. VII. 13.60).

Печальной иллюстрацией тщетности попыток укрепления нравственности служила семья самого законодателя, свидетельствуя о том, что правительственными мероприятиями сложно обуздать историческое развитие. Август боролся с разводами, но сам был трижды разведенным мужем. Еще в юности он был помолвлен с Сервилией, дочерью Публия Сервилия Исаврика, друга Цезаря, консула 48 и 41 годов до н.э. Однако этот брак не состоялся по политическим соображениям, так как, примирившись с Антонием, Октавиан взял в жены едва достигшую брачного возраста падчерицу Антония Клавдию. "Но, поссорившись со своей тещей Фульвией, он, не тронув жены, отпустил ее

7 Покровский М.М. Очерки по римской истории и литературе. СПб., 1907. С. 178.

112

девственницей" (Suet. Aug. 62). В 40 г. до н.э. он женился на Скри-бонии, родственнице Секста Помпея, которую вскоре оставил ради разведенной им же Ливии Друзиллы.

Продолжая лицемерить, Август не раз заставлял сенаторов выслушивать длинные цитаты, например, из речи Квинта Метелла "Об умножении потомства" и Рутилия "О порядке домостроения", "этим он хотел показать, что не он первый обратился к таким заботам, но уже предкам были они близки" (Ibid. 89, 2). Однако репутация Августа не соответствовала столь суровому образу ревнителя древней чистоты нравов, сплетни о его похождениях переходили из уст в уста. Однажды в сенате ему был задан вопрос, что сделать с тем гражданином, который был раньше любовником замужней женщины, а потом увел ее от мужа - явный намек на его отношения с Ливией. Август же ответил, что во время гражданской войны творилось много ужасного, о чем нужно забыть и не допускать этого в будущем (Dio. Cass. 54.16).

По словам Светония, Секст Помпей называл его обабившимся, а Марк Антоний утверждал, что свое усыновление Октавиан купил ценой постыдной связи с Цезарем (Suet. Aug. 68). Не только злые языки, но и друзья не отрицали связей Августа с чужими женами, рассказывая о том, как жену одного консула он увел к себе в спальню на глазах мужа, а потом привел растрепанную обратно. Более того, они сами не раз подыскивали ему любовниц "раздевая и оглядывая взрослых девушек и матерей семейств, словно рабынь у работорговца Торания" (Ibid. 69). Те же друзья оправдывали поведение Августа тем, что он шел на это не из похоти, а по расчету, чтобы через женщин легче выведывать замыслы противников. Светоний передает нам содержание письма Антония, когда он еще не был во враждебных отношениях с Октавианом, относительно своих отношений с Клеопатрой: "С чего ты озлобился? Оттого, что я живу с царицей? Но она моя жена, и не со вчерашнего дня, а уже девять лет. А ты как будто живешь с одной Друзиллой? Будь мне неладно, если ты, пока читаешь это письмо, не переспал со своей Тертуллой, или Терентиллой, или Руфиллой, или Сальвией Титизенией, или со всеми сразу, - да и не все ли равно в конце концов, где и с кем ты путаешься?" (Ibid.). К тому же и позднее Август предавался сладострастным утехам с молоденькими девушками, которых ему раздобывала его собственная жена Ливия (Ibid. 71.1).

В своих страстях Август не щадил даже близких друзей. В 50-летнем возрасте женился на молоденькой аристократке, близкий ему Меценат. Но вскоре о связи Августа с Теренцией говорил весь Рим, а в 16 г. до н.э. император был вынужден даже уехать из города, чтобы прекратить порочащие его слухи, но в свите Ливии, следовавшей за Августом, находилась Теренция. Наступило временное охлаждение между Августом и Меценатом, который развелся с женой, но вскоре

113

снова вступил с нею в брак. Интересен тот факт, что "покровитель искусств" не один раз вступал в брак и разводился с Теренцией. Юристам пришлось даже рассматривать вопрос, какие подарки Мецената действительны и какие его разводы с Теренцией имеют силу (Dig. 24.1.64). Как мы видим законы правителя были как бы не писаны для близких его друзей, впрочем как и для него самого.

Дион Кассий сообщает, как однажды Август привел в пример свою семью. Когда ему был задан вопрос, как он воспитывает своих детей, Август нарисовал идеальную картину в оправе римской старины, но далеко не соответствующую тому, что творилось у него в доме (Dio Cass. 54.16). Светоний, вторя Августу пишет: "Дочь и внучек он воспитывал так, что они умели даже прясть шерсть; он запрещал им все, чего нельзя было сказать или сделать открыто, записав в домашний дневник; и он так оберегал их от встреч с посторонними, что Луция Виниция, юношу знатного и достойного, он письменно упрекнул в нескромности за то, что в Байях он подошел приветствовать его дочь" (Suet. Aug. 64.2). В этом также проявлялась показная приверженность Августа к староримским нравам. Уже давно в римских знатных семьях дети воспитывались иначе.

\ Вследствие ранних браков девушек, их духовное развитие чаще всего заканчивалось только во время замужества, когда проявлялись их наклонности, увлечения, основные черты характера. В 12 лет многие уже становились женами, в то время как молодые люди, например сенатского сословия, вступали в основном в брак после получения первой должности, квестуры, которой достигали обычно в 25 лет. Раннее вступление в брак с более опытным в жизни человеком служило зачастую для девушек резкой гранью перехода от безусловной зависимости "под властью отца" к неожиданной свободе, к непомерному расширению жизненного кругозора; она выходила в свет. Все обращались к молодой женщине с почтительным приветствием "domina", она вступала в большой дом с обширным поместьем, с рабами, толпами клиентов и подчиненных, от ее воли зависели иногда жизнь и смерть людей.

По мнению Тацита, опаснее всего для невинности и чистоты нравов были "соблазн театральных представлений и возбуждение пиров" (Tac. Germ. 19). Это была не только страсть к зрелищам, но и желание показаться другим во всей своей красоте (Ovid. Ars. am 1.93-100). Во времена Августа в театре и амфитеатре верхние места были предоставлены исключительно женщинам, а в цирке места обоих полов не были разобщены. Здесь очень легко можно было завести знакомство, благодаря общему интересу к зрелищу, вести разговоры, оказывать мелкие услуги (Ibid.). Тацит называет рядом с соблазнами зрелища влияние пиров. Уже в эпоху Августа исчез обычай, когда женщины сидели за столом, теперь они возлежали так же, как и мужчины (Ibid.

114

Портрет Матидии. II в. н.э. Неаполь

1.4.16). Плутарх сокрушался, что во время пиров "очень многие позволяют представлять сцены и произносить речи, которые раздражают умы гораздо больше всякого вина, и это делается в присутствии женщин и подрастающих детей" (Plut. Qu. conv. VII. 8.4.4).

Пристальное внимание окружающих и независимое положение вводило женщин в сильное искушение сбросить с себя узы, наложенные на них природой общества. Одни занимаются гимнастикой, другие увлекаются процессами и сами составляют исковые прошения, третьи собирают сведения о дальних странах (Juven. VI. 242-245, 398-412).

Римская женщина была исключена из сферы публичного права. Интересно свидетельство Павла о том, что женщины не могут быть назначены в судьи, как и рабы "и не потому, что они лишены рассудительности, но так как принято, что они не исполняют гражданских должностей" Dig. V.1. 12.2). Однако исключение женщин из политической сферы, т.е. из деятельности народных собраний, отправления магистратур не означало, что они вовсе устраняются из общественной жизни. В качестве civis положение женщин было общее с мужчинами-гражданами, например, общее место жительства, социальное положение, статус свободы. Звание и сословное положение женщины в большинстве случаев определялось положением мужа, но император удостаивал иногда консуларского звания женщин, главным образом своих родственниц, ставших таким образом обладательницами большого почета. Особенно сказывалось женское влияете при замещении больших и малых должностей в Риме и провинциях. Сенека, например, восхваляет свою тетку с материнской стороны за то, что она преодолела свою обычную сдержанность, пустив в ходе все свое влияние, чтобы добиться его назначения квестором (Sen. Ad Helv.19.2). Императрица Ливия по протекции предоставила сенаторское звание М. Сальвию Отону, консулат - М. Плавтию Силану (консул 2 г. до н.э.), сыну своей приятельницы Ургулании (Suet. Oth. 1). В тех случаях, когда

115

честолюбивым женщинам не хватало личных связей, они прибегали к помощи своих сыновей и пользовались их красноречием и богатством, чтобы добиться своей цели или помочь в этом другим (Sen. Ad Helv. 14, 2). В провинциях жены наместников предпринимали сделки, присутствовали при проведении военных упражнений, окружали себя центурионами. Так поступала Планцина, дочь основателя Лиона Мунация Планка и супруга Гнея Пизона, который в 18 г. был назначен наместником Сирии (Tac. Ann. 11.55), и Корнелия, супруга наместника Паннонии Кальвисия Сабина (Dio. Cass. LIX. 18). Дело дошло до того, что Цецина Север внес в 21 г. до н.э. в сенат предложение, чтобы ни один наместник не брал с собою в провинции свою жену, так как "в своих приказаниях женщины чаще всего упорны и неумеренны, и те, которые были обузданы Оппиевыми и другими законами (направленными к пресечению роскоши среди женщин. - Н. Ч), а теперь освободились от этих оков, норовят распоряжаться не только дома и на форуме, но и в войсках" (Tac. Ann. III. 33). Но на предложение это не было обращено внимания, вернее оно было отвергнуто.

В римской литературе этого времени одаренная всеми достоинствами женщина благородного происхождения предстает образованной и целомудренной (Marc. XII.97). Среди женщин того времени было распространено занятие литературой. Перилла (вероятно падчерица Овидия) писала стихи (Ovid. Tris. III.7). Плиний Младший восхваляет свою жену за то, что она из любви к нему заинтересовалась литературой, читала наизусть его книги, распевала его стихотворения и придумывала к ним мелодии (Plin. Ер. IV.9). Он также рассказывает об одном из своих друзей-писателей, который читал ему письма своей жены, и восклицает, что можно было подумать, что слышится Плавт и Теренций в прозе (Ibid. 1.16.6). Сам Август поощрял литературные устремления и женщины его дома не могли не иметь к ним отношения. Сестра его Октавия приняла посвященный ей философский труд. Об этом сообщает нам Плутарх, описывая как Порсена осаждал Рим и как подвиг Муция склонил его к заключению мира: «Муция, которого все зовут, кроме того, Сцеволой, сын Сандона, Афинадор, в своем произведении, посвященном сестре Августа, Октавии, называется также "Поздно родившимся" (Постумом")» (Plut. Popl. XVII). Здесь речь идет о философе-стоике из Каны, жившем при дворе Августа. Особенно близок семье Октавии был греческий поэт Кринагор из Митилены, который в качестве посла своего родного города в 26 и в 25 годах встречался с Августом. До нас дошли стихотворения, обращенные к сыну Октавии Марцеллу и к ее дочери Антонии (сначала как к девушке, затем как к супруге Друза). Одно из этих стихотворений было послано Октавии со сборником лирических стихотворений, другое - молитва о благополуч-

116

ном разрешении Антонии от бремени8. Светоний описывает нам картину прослушивания "Энеиды" Вергилия в доме Августа: «когда работа уже была завершена, Вергилий прочел ему только три книги, вторую, четвертую и шестую: эта последняя произвела сильнейшее впечатление на Октавию, присутствовавшую при чтении - говорят, что она, услышав стихи о своем сыне - "ты бы Марцеллом был!" -лишилась чувств, и ее с трудом привели в сознание» (Suet. Verg. 32). Макробий говорит, что в доме Августа можно было получить разностороннее образование и что дочь императора Юлия отличалась большим интересом к литературе, чем заслужила всеобщую любовь (Macr. Sat. II.5.2).

Среди женщин высшего света было принято говорить на греческом языке, или же вставлять в разговор изящные греческие фразы; особенно этим пользовались влюбленные и Ювенал, усмехаясь замечает: "что это можно простить им, пока они молоды, но когда так говорит 86-летняя старуха, это становится невыносимым" (Juven. VI. 185 вв.). На греческом и на латыни писали свои стихотворения поэтессы. Так любовные письма Сульпиции вошли в сборник Тибулла, Марциалл восторгается Феофилой, невесткой своего земляка, поэта Кания Руфа из Гадеса, которая была целомудреннее Сапфо и равной ей в поэтическом даровании (Macr. VII.69).

Нужно отметить, что многие представители мужской половины человеческого рода, отнюдь не столь доброжелательно относились к женскому увлечению литературой и поэтической критикой. Ювенал цинично утверждал, что "женщина не должна иметь всей энциклопедии в голове, не должна понимать всего в книгах" (Juven. VI. 434-456).

"Впрочем, несноснее та, что, едва за столом поместившись,
Хвалит Вергилия, смерти Элиссы дает оправданье,
Сопоставляет поэтов друг с другом: Марона на эту
Чашу кладет, а сюда на весы полагает Гомера.
Риторы ей сражены, грамматики не возражают,
Все вкруг нее молчат, ни юрист, ни глашатай не пикнут,
Женщины даже молчат..." (Ibid. VI. 434-441). |

Наибольший протест у мужчин вызывало занятие женщинами философией. Сенека Старший, придерживаясь старых нравов и категорически осуждая это увлечение, позволил своей жене настолько поверхностно ознакомиться с философией, что сыну затем пришлось не раз высказывать сожаление по этому поводу (Sert. Ad Helv. 17.4). Одни полагали, что женщины проявляли интерес к философии из-за хвастовства, другие уверяли, что это их делает заносчивыми и дерзкими и

8 Фридлендер Л. Указ. соч. С. 291.

117

вместо того, чтобы ткать и прясть дома, они заучивают речи, ведут ученые разговоры и разбираются в силлогизмах.

"Пусть она лучше поет, чем по городу шляется всюду,
Наглая, в кучки мужчин вмешаться готовая смело,
Или в присутствии мужа ведет разговоры с вождями
(Прямо с похода), глядя им в лицо и ничуть не краснея.
Этакой все, что на свете случилось, бывает известно:
Знает она, что у серов, а что у фракийцев..." (Juven. VI. 398-404).

Однако не все придерживались такой точки зрения. Плутарх, вторя стоикам, считал, что женщины должны получать научное образование, советовал изучение философии связывать с изучением математики и астрономии; женщина, изучившая математику, постыдится танцевать и, поддавшись очарованию платоно-ксенофонтовских диалогов, станет презирать заклинание и волшебство (Plut. Coniug. praec. 18). Он восхваляет Корнелию, которая была сначала супругой Красса, а затем Помпея: "У этой молодой женщины, кроме юности и красоты, было много других достоинств. Действительно, она получила прекрасное образование, знала музыку и геометрию и привыкла с пользой для себя слушать рассуждения философов. Эти ее качества соединялись с характером, лишенным несносного тщеславия - недостатка, который у молодых женщин вызывается занятием науками". Некоторые женщины искали в высказываниях мудрецов выход из трудных жизненных ситуаций. Ливия, супруга Августа, нашла, как рассказывают, выход и утешение после смерти младшего сына Друза в словах философа-стоика Арея (Sen. Ad Marc. 4,5).

Женщины не только живо занимались литературой и философией, не только разделяли интересы своих мужей и друзей, но и объединялись в общества, подобные мужским, которые первоначально были образованы с религиозными целями, а во времена империи превратились в организации, вмешивающиеся в муниципальные дела и игравшие в них большую роль. В надписях мы встречаем "общество для сохранения стыдливости" (Sodalitas pudicitiae servandae), в Ланувии подобная организация называлась "женским сенатом", в Риме упоминается собрание матрон (conventus matronarum), где собирались женщины из знатных домов и которое приобрело большой вес в правление Гальбы и Ге-лиогабала9.

В Неаполе во главе женской организации, так называемого "святого дома" находилась жрица, на Квиринале в Риме имелось помещение для женских собраний и, вероятно, на форуме Траяна; а в Ланувии женское собрание удостаивалось во время празднеств двойной порции обеда10.

9 Буассье Г. Римская религия от времен Августа до Антонинов. М., 1914. С. 550.
10 Фридлендер Л. Указ. соч. С. 276.

118

Портрет Ливии. Рим. Начало I в. н.э. Копенгаген

Сенека сетует: "целыми ночами муж должен слушать жалобы своей жены: на такой-то в обществе бывают более роскошные украшения, такая-то пользуется всеобщим почетом, меня же бедную никто в женском конвенте не уважает" (Sen. De matrim. 49). Женские организации вмешивались в муниципальные дела, на них решали вопросы о вознаграждении магистратов, о выделении средств на сооружение памятников и статуй.

Во время выборов женщины не допускались к подаче голосов, но они имели право выдвигать своих кандидатов и активно агитировали за того или другого. Многие избирательные (предвыборные) рекламы на стенах Помпей подписаны женщинами. В своей признательности граждане не отделяли богатых и знатных жен от мужей и им устанавливался общий памятник. Часто женщины на собственные средства сооружали храмы, памятники, устраивали игры. Их называли "матерями и покровительницами муниципия" и специальными постановлениями отмечали их заслуги. В честь "покровительницы города" жрицы Венеры, знатной женщины Нуммии Валерии, был издан декрет, в котором говорится, «все сенаторы единогласно решили даровать ей название "покровительницы города" и просят ее благосклонно принять этот титул, а также принять каждого гражданина в отдельности, и весь город вместе в число клиентов своего дома, и при всех обстоятельствах оказывать им свое могущественное покровительство и защиту»11.

На каждой странице римской истории фигурирует женщина. Ее влияние, тайное или явное, проявляется постоянно, с ней связаны многие славные сюжеты римской истории и Рим не меньше обязан добродетелям своих матрон, чем мудрости законодателей и мужеству воинов. Преданность сабинянок способствовала образованию римского народа, мольбы жены и матери убедили Кориолана и отечество было спасено; беседы с женой подвели Лициния Столона к знаменитому закону, ут-

11 Гиро П. Частная и общественная жизнь римлян. СПб., 1899. С. 65.

119

верждавшему торжество римской демократии...12 В этих рассказах видится неопровержимое доказательство уважения и почтения, которым римляне окружали жен и матерей, а также подтверждение того, что в силу обстоятельств многие женщины принимали участие в судьбе государства. Нередко сам Август поддавался влиянию своей супруги Ливии, которую Калигула даже назвал "Улиссом в женском платье" (Suet. Cal. 23.2), а Тацит добавил: "святость домашнего очага она блюла со старинной неукоснительностью, была приветливее, чем было принято для женщин в древности; была страстно любящей матерью, снисходительной супругой и хорошей помощницей в хитроумных замыслах мужа и в притворстве сыну" (Tac. Ann. V. 1). По Риму ходили слухи, что Август "даже частные беседы, даже разговоры со своей Ливией в важных случаях он набрасывал заранее и держался своей записи, чтобы не сказать по ошибке слишком мало или слишком много" (Suet. Aug. 84.2). Катон Старший в шутку восклицал: "везде мужи управляют мужами, а мы, которые управляем всеми мужами, находимся под управлением наших жен".

Перед нами предстает не беспомощная и угнетенная женщина, а добродетельная матрона, мать семейства, почитаемая детьми, пользующаяся уважением своего мужа, хозяйка дома, влияние которой проникает и на площадь народного собрания, и в сенат, и в палаты императора. Август при жизни высказывал почтение к двум женщинам -своей матери Атии и сестре Октавии, обеим после их смерти воздал величайшие почести. Мать он потерял в первое свое консульство (43-42 гг. до н.э.), устроив ей торжественные похороны за государственный счет. Атия была дочерью Юлии, сестры Цезаря, а отец Октавиана по матери был в родстве с Помпеем (Ibid. 4.1; 61.2). В детстве будущий император воспитывался и в доме своей бабушки Юлии, и в доме матери, которая после смерти его отца вышла замуж за Луция Марция Филиппа (консул 56 г. до н.э.), но никогда не забывала о сыне. Именно мать через присланного ею вольноотпущенника сообщила Октавиану о смерти Цезаря, когда он находился в Аполлонии и наблюдал за подготовкой к парфянскому походу. Октавий сразу прибыл поближе к месту событий, но не в сам Рим, а на виллу к отчиму и матери, которая находилась рядом с имением Цицерона. Мать и ее муж рекомендовали Октавиану отказаться от назначенного ему наследства, но он использовал все возможные ресурсы вплоть до продажи имений Атии в Кампании для денежных раздач ветеранам (Cic. Ad Att. XVI. 8.2). Однако этого оказалось недостаточно. В ходе проскрипций, когда происходили бесчинства ветеранов, их своеволие дошло до того, что один из солдат

12 Подробнее см. в настоящем сб. ст.: Маяк И.Л. Женщина в Раннем Риме (V-IV вв. до н.э.).

120

потребовал у Октавиана имущество умершей тогда уже его матери Атии (Dio Cass. 47.17).

Еще при жизни семья императора была окружена ореолом легенд, по одной из которых истинным отцом Августа, якобы являлся Аполлон, соединившийся с Атией в образе Дракона. Светоний рассказывает: "что Атия однажды в полночь пришла для торжественного богослужения в храм Аполлона и осталась там спать в своих носилках, между тем как остальные матроны разошлись по домам; и тут к ней внезапно скользнул змей, побыл с нею и скоро уполз... а девять месяцев спустя родился Август и был по этой причине признан сыном Аполлона. Эта же Атия незадолго до его рождения видела сон, будто ее внутренности возносятся ввысь, застилая и землю и небо; а ее мужу Октавию приснилось, будто из чрева Атии исходит сияние солнца" (Suet. Aug. 94.4). Так при помощи имени матери, почитаемой самим императором, происходило обожествление Августа. В ней он видел непоколебимую верность ему, преданность своему долгу матери, которую она не раз выказывала.

У Августа было две сестры - Октавия Старшая от первого брака его отца с Анхарией и его родная сестра Октавия Младшая. История сохранила несколько примеров ее женского великодушия и благородства даже в периоды глубокого унижения, с одной стороны, и в то же время раболепства. Октавия была женой Гая Клавдия Марцелла, консула 50 г. до н.э., помпеянца, который умер в 40 г. В свое время Цезарь, чтобы сохранить родство и дружбу с Помпеем, предложил ему в жены внучку своей сестры, хотя в это время она была уже замужем, а сам просил руки его дочери. Еще не раз Октавии пришлось на своей судьбе испытать силу власть имущих (Suet. Jul. 27.1). Ее считали женщиной, исполненной благородства. На протяжении всей своей жизни она серьезно и достойно помогала своему брату. В 40 г. до н.э., когда было заключено соглашение между Октавианом, Антонием и Лепидом, Октавия, незадолго до этого овдовевшая, вступила в династический брак с Антонием, у которого умерла жена Фульвия. Таким образом Октавиан пытался достигнуть временного перемирия со своим могущественным противником, использовав родственные связи. Октавия позволила брату полностью распоряжаться ее судьбой, принеся себя в жертву политике и полагая, что ее замужество может спасти государство от ужасов гражданской войны. Особым постановлением сенат сократил для Октавии срок вступления в новый брак (Plut. Ant. XXXI). Действительно создавалось впечатление, что согласие было достигнуто. На монетах того времени Антоний изображался с Октавией, а иногда с Октавией и Октавианом вместе. Чаще всего на монетах 40-32 гг. на одной стороне был изображен профиль Октавии, а на другой профиль Марка Антония. Октавия, воспетая Дионом Кассием

121

как образец благородной женственности, была внешне чем-то похожа на своего брата. На дошедших до нас скульптурных изображениях сестры императора перед нами предстает образ скромной, утонченной женщины с завитком на лбу, сделанным по моде времен республики, следуя традициям старых нравов во внешнем облике. Проявляя уважение к брату и пытаясь примирить его с мужем, Октавия говорила: "Если зло восторжествует и дело дойдет до войны, кому из вас двоих суждено победить, а кому остаться побежденным - еще неизвестно, я же буду несчастна в любом случае" (Ibid. XXXV). Женская интуиция подсказывала Октавии трагическую развязку ее семейных уз. В 37 г. до н.э. в Антиохии Антоний вновь встречается с роковой для его судьбы женщиной - Клеопатрой и, не разрывая официально с Октавией, празднует брак с царицей. Вступая в борьбу с египтянкой, стараясь удержать Антония, Октавия на собранные в Риме средства закупает оружие и направляется в 35 г. на Восток с 2 тыс. солдат, которых Октавиан направил к Антонию. Но Антоний написал ей, чтобы из Афин она отправилась обратно. Назрела сложная ситуация, которую вероятно ожидал Октавиан, но которую пыталась предотвратить Октавия, чтобы не скомпрометировать Антония в глазах общественного мнения. На предложение брата покинуть дом мужа и переселиться в собственный, она ответила отказом и "просила Октавиана, если только он не решил начать войну с Антонием из-за чего-либо иного, не принимать в расчет причиненную ей обиду, ибо даже слышать ужасно, что два величайших императора ввергают римлян в бедствия междоусобной войны: один - из любви к женщине, другой - из оскорбленного самолюбия" (Plut. Ant. LIV). Однако брак распался и, когда Антоний прислал своих людей с приказом оставить его дом, то "она ушла, ведя за собой всех детей Антония (кроме старшего сына от Фульвии, который был с отцом), плача и кляня судьбу за то, что и ее будут числить теперь среди виновников грядущей войны" (Ibid. LVII). В эту пору ей исполнилось 24 года, у нее было четверо собственных детей: от первого брака с Гаем Марцеллом сын Марцелл, ставший зятем Августа и дочь Марцелла, вторая жена Марка Агриппы, с которой у него были дети (Suet. Aug. 63.1) и о внуке которой, Гатерии Агриппе, есть упоминание у Тацита (Tac. Ann. II.51); и две дочери от Антония - Антония Старшая (жена Луция Домиция Агенобарба, бабка императора Нерона) и Антония Младшая (впоследствии жена Друза Старшего, сына Ливии и брата Тиберия, мать Клавдия и бабка Калигулы).

Кстати, несмотря на законы своего брата, после того как Октавия овдовела, она больше замуж не вышла, хотя 30-летний возраст ей это позволял. Всю себя эта благородная женщина посвятила детям, вырастив не только своих, но и детей Антония от брака с Фульвией и Клеопатрой, всего девять человек. Не случайно Плутарх восклицал,

122

что она "была настоящим чудом среди женщин” (Plut. Ant. XXXI). Август очень хорошо относился к своей сестре, еще в 35 г. до н.э. он даровал Октавии и Ливии право самостоятельно управлять своим имуществом. Светоний особо выделяет тяжесть потери сестры в жизни Августа, отмечая даже на каком году это произошло, делая правда ошибку, считая, что это случилось на пятьдесят четвертом году (т.е. в 9 г. до н.э.), в то время как Октавия умерла в 11 г., в возрасте 50 лет. "К обеим он и при жизни выказывал высокое почтение, и после смерти воздал им величайшие почести" (Suet. Aug. 61.2).

Еще при жизни сестры Август реконструировал портик Метелла, назвав его в честь Октавии - Портик Октавии, разместив в нем библиотеку с греческим и латинским отделениями (мы отмечали интерес Октавии к греческой поэзии и искусству вообще), школу и Курию, где происходили заседания сената. Портик Октавии вместе с тем был и музеем13. От него сохранились до наших дней фронтон и несколько колонн. В Риме при раскопках мавзолея Августа была обнаружена плита с лаконичной надгробной надписью: "Марцелл, сын Гая, зять Августа Цезаря; Октавия, дочь Гая, сестра Августа Цезаря".

Однако многоликой семье Августа трудно было соблюдать совет мудрецов вести себя согласно общепринятым в обществе законам и обычаям не мудрствуя лукаво. Семье пришлось испытать на себе распространенные сентенции - "молния поражает высокие деревья, а не кусты" и "трагедии происходят в домах царей, а не простых людей". Так сложилось, что у Октавиана Августа была единственная дочь от второй жены, Скрибонии, на которой он женился в 40 г., а в 39 г., в день рождения Юлии он уже развелся с женой. По словам Светония, Август сделал это "устав от ее дурного нрава" (Suet. Aug. 62.2), но далее тот же автор сообщает, что "Марк Антоний попрекал его..., как он дал развод Скрибонии за то, что она позволяла себе ревновать к сопернице" (Ibid. 69). Речь идет о Ливии, на которой Август женился уже в январе 38 года. Юлии пришлось жить в семье Октавиана и Ливии - показном образце старинной римской семьи, где скрывали от окружающих правду и реальность каждого дня. С одной стороны, Ливия и Юлия должны были прясть пряжу, с другой - девочка постоянно видела отца в окружении молодых девиц, предлагаемых ему женой. Нравственность и скромность, насаждаемые Октавианом при воспитании дочери, упали на почву сложного независимого и самолюбивого характера. Август надеялся, что с возрастом Юлия будет такой же добропорядочной и послушной матроной как Октавия Младшая, судьба которой была поставлена на политическую карту государства. С этой точки зрения Юлия повторила участь своей тетки. Уже в четырехлетием возрасте она была обручена со старшим сыном

13 Таронян Г.Л. Плиний об истории искусства. М., 1985. С. 390.

123

Портрет Ливии. I в. н.э. Санкт-Петербург, Эрмитаж

Марка Антония от Фульвии, но после разрыва между триумвирами, Октавиан решил выдать ее за гетского царя Котизона; "...и тогда же сам Октавий за это просил себе в жены царскую дочь", будучи при этом давно женатым на Ливии (Ibid. 63.2).

Юлия, получившая разностороннее образование, проявлявшая интерес к искусству и литературе, пользовавшаяся пристальным вниманием в обществе, не могла не видеть лицемерия отца и мачехи, недоразумения с которой начались еще до замужества дочери Августа. В особом письме отец выразил недовольство дочерью, появляющейся часто в сопровождении молодых людей, на что Юлия ответила, что спутники ее состарятся вместе с нею, явно намекая на возраст мачехи (Macr. Sat. II. 5.6).

В четырнадцать лет Юлия стала женой своего двоюродного брата Марцелла, сына Октавии, которому только исполнилось 18 лет. Этот брак остался бездетным. Последний отпрыск знаменитого рода умер через два года в 23 г. до н.э., тем самым разрушив надежды Августа, видевшего в нем своего преемника. Так шестнадцатилетняя Юлия стала вдовой, но ненадолго. В восемнадцать лет ее выдали замуж за сорокалетнего Марка Випсания Агриппу. Агриппа был ровесником Августа, его другом и сподвижником, обладал огромными средствами. Когда Август приблизил к себе Марцелла, то обиженный Агриппа удалился на о. Лесбос и возвратился лишь после смерти соперника. Женившись на Юлии, Агриппа фактически стал соправителем Августа. За девять лет семейной жизни у них с Юлией родилось пятеро детей: Гай, Луций, Юлия Младшая, Агриппина Старшая, Агриппа Посгум.

Разложение знати, роскошь, изнеженность и крайний индивидуализм сказались в судьбе Юлии. Плиний Старший упоминает, что своим поведением Юлия доставляла Агриппе немало огорчений (Plin. N.H. VII. 8.46), одним из которых вероятно была ее связь с Семпронием Гракхом, человеком "знатным и наделенным живым умом", но, по словам Тацита, злоязычным соблазнителем, повлиявшим на дальнейшую судьбу дочери Августа. Однако после рождения Гая и Луция

124

Цезарей Юлия еще пользовалась большим влиянием. На монетах того времени ее изображали в образе Дианы и вместе со своими детьми14. Оба мальчика были "куплены" Августом у Агриппы за медную монету и затем усыновлены (Dio. Cass. 54.8.18). Как писал Светоний, "внуков он обычно сам обучал и читать, и плавать, и другим начальным занятиям, в особенности стараясь, чтобы они перенимали его почерк" (Suet. Aug. 64.3).

Агриппа, получивший трибунскую власть и черезвычайный империй на Востоке и на Западе, последние годы своей жизни провел в основном на Востоке, а в 12 г. до н.э. скоропостижно умер. Юлии в ту пору было 27 лет. Первые ее два брака были заключены по политическому расчету отца и теперь, не изменяя себе, "...он долго искал для дочери мужа даже среди всаднического сословия и наконец выбрал ей супругом своего пасынка Тиберия" (Ibid. 63). Агриппа, чтобы жениться на Юлии, развелся в свое время с Марцеллой, дочерью Октавии и двоюродной сестрой Юлии, оставив общих детей. История повторилась. Август заставил Тиберия развестись с женою (кстати, дочерью Агриппы от первого брака с Помпонией, дочерью друга Цицерона Помпония Аттика, - Агриппиной Випсанией), беременной уже вторым ребенком (Ibid.). Светоний рассказывает, что еще совсем юной, при первом муже, Юлия искала близости с Тиберием, и об этом тогда говорили все и повсюду (Suet. Tib. 7.2). Отношения с дочерью Августа не были ровными, в первое время между ними было взаимопонимание, жили они в "ладу и любви", у них в Аквилле родился сын, но он умер младенцем, "а после того, как не стало сына, который был залогом их союза" (Ibid. 7.3), Тиберий стал отдаляться и "даже спал отдельно". Светоний несколько раз подчеркивает глубокую сердечную привязанность Тиберия к первой жене, по которой он тосковал, и его "безмерную душевную муку" в браке с Юлией, "которую он не мог ни обвинить, ни отвергнуть, но не мог и больше терпеть" (Ibid. 10). Неприязнь стала взаимной и посеявший бурю испытал ее на себе. Семпроний Гракх вновь появился в жизни Юлии: "упорный любовник разжигал в ней своенравие и ненависть к мужу", в обществе считали, что именно он был инициатором письма с нападками на Тиберия, написанного Юлией своему отцу (Tac. Ann. 1.53).

Отрицательным отношением к Тиберию дочь доставляла немало огорчений отцу, который был недоволен и ее легкомысленным образом жизни, шедшим вразрез с римскими нравами, которые он сам пропагандировал, но которых он и сам не очень придерживался. Более того, у Светония в жизнеописании Калигулы мы встречаемся с отрицательным отношением Калигулы к Агриппе, которого он не хотел называть своим дедом то ли из-за его безродности, то ли даже из-за того,

14 Машкин Н.А. Указ. соч. С. 538.

125

что он "хвастался, будто его мать родилась от кровосмешения, которое совершил с Юлией Август" (Suet. Cal. 23.1). Речь идет об Агриппине Старшей, второй дочери Юлии, которая была замужем за Германиком, сыном Друза (брата Тиберия), и Антонии Младшей, дочери Октавии и Марка Антония. У Агриппины и Германика было девять детей: "двое из них умерли во младенчестве, один в детстве; он был так миловиден, что Ливия посвятила в храм Капитолийской Венеры его изображение в виде Купидона, а другое поместил в своей опочивальне Август и, входя, всякий раз целовал его" (Ibid. 7). Август постоянно переписывался со своей внучкой, заботясь о ее детях и о ней самой, не раз отмечая ее хорошие задатки (Suet. Aug. 86.3). Правда Светоний тут же называет это высказывание Калигулы клеветой на Августа (Cal. 23).

Особые привилегии, оказанные Гаю и Луции, детям Агриппы, а также недоброжелательное отношение к нему Юлии, заставили Тиберия в 6 г. до н.э. покинуть Рим и удалиться на о. Родос в Эгейском море. Юлия была предоставлена самой себе. Рассказывают, что на Форуме, где Август принимал свои суровые законы, Юлия вместе со своими любовниками устраивали оргии, после каждой из которых надевала венок на статую Марсия, сатира, побежденного Аполлоном (Sen. De benef. VI. 32.1; Plin. N.H. XXI. 9). Скандальное поведение дочери, вызывающее по-видимому, негативное отношение в аристократических кругах, принудило Августа к применению по отношению к дочери закона о прелюбодеянии. Нам не ясна до сих пор истинная причина сурового наказания, однако, зная Августа, можно с уверенностью предположить острую политическую подоплеку в этой истории. Как мы уже отмечали, в ссылку были отправлены по делу Юлии последние представители нескольких знатных римских родов - Клавдий Пульхр, Корнелий Сципион и Семпроний Гракх. Жестоко обошлась судьба и с сыном Марка Антония, воспитанным Октавией - Антонием Юлом, которому за прелюбодеяние с Юлией было предложено лишить себя жизни, что он и исполнил. Интересно замечание Диона Кассия относительно Антония Юла, где указывается, что он стремился к единовластию (Dio Cass. 55.10). У Тацита мы находим подтверждение политической основы принятых Августом мер по делу дочери. Пострадал, например, не только любовник Юлии Антоний Юл, но и его сын, совершенно к этому делу не причастный - Луций Антоний: "ибо после того, как его отец Юл Антоний был наказан смертью за прелюбодеяние с Юлией, Август отправил его, еще совсем юного внука своей сестры, в город Массилию, где он пребывал в ссылке под предлогом, что проходит там обучение" (Tac. Ann. IV.44). И только в 25 г., когда Луций Антоний скончался "останкам его были оказаны почести, и его кости по решению сената были помещены в гробнице Октавиев" (Ibid.). Вероятнее всего, Юлия оказалась соучастницей за-

126

говора, однако трудно предположить, был ли он направлен против Тиберия или же против самого Августа.

И обвинение, и наказание Август избрал единолично. Нам неизвестно постановление сената по этому вопросу, Светоний сообщает, что Август "о дочери доложил в сенате лишь заочно, в послании, зачитанном квестором, и после этого долго, терзаясь стыдом, сторонился людей" (Suet. Aug. 65.2). Обвиняя Юлию, он якобы воскликнул: "Этого не случилось бы, если бы жив был Меценат или Агриппа" (Sen. De benef. VI. 32.1). Сейчас же, без поддержки близких ему соратников и друзей, Август принимал решение в одиночестве, "подумывая даже, не казнить ли ее", свою дочь, как это позволяла ему отеческая власть и закон о прелюбодеянии. Но решение принято и дочь отправилась в ссылку на о. Пандатерию в Тирренском море. Волею отца Август воспользовался законом "если дочь состоит во власти, отец может отправить посланца и разорвать сговор" (Dig. 23.1, 10) и объявил отсутствовавшему в Риме Тиберию о разводе. "Сосланной Юлии он запретил давать вино и предоставлять малейшие удобства; он не подпускал к ней ни раба, ни свободного без своего ведома, и всегда в точности узнавал, какого тот возраста, роста, вида, и даже какие у него телесные приметы или шрамы" (Suet. Aug. 65.3). Его отношение к дочери было безжалостным, когда он узнал, что одна из ее сообщниц, вольноотпущенница Феба повесилась, он сказал, что лучше бы ему быть отцом Фебы. Тиберий же, в ту пору еще не усыновленный, проявил большую благосклонность к бывшей жене и, узнав об осуждении Юлии и о разводе, "он был рад этому известию, но все же почел своим долгом, сколько мог, заступиться перед отцом за дочь в своих неоднократных письмах, а Юлии оставил все подарки, какие дарил, хотя бы она того и не заслуживала" (Suet. Tib. II.4). Сожаление вызывала участь Юлии и у плебса, который постоянно требовал у Августа решения о возвращении дочери. Дион Кассий приводит ответ Августа, что скорее вода смешается с огнем, чем он перестанет сердиться на свою дочь. Многие тогда бросились к Тибру с головнями, чтобы погрузить их в воду (Dio. Cass. 55.13). Однако Август был неумолим.

Неожиданно в Массилии умирает 19-летний Луций Цезарь, а через два года, в 4 г. н.э. и Гай Цезарь, Август потерял двух сыновей и преемников. В это время возвращается в Рим Тиберий, который, как и младший сын Юлии Агриппа Постум, был усыновлен Августом и теперь разделял с ним власть. В сложной и упорной борьбе двух женщин из дома Августа, боровшихся за будущее своих детей, Юлии и Ливии, победительницей вышла жена императора. Август недолюбливал пасынка, и Светоний пишет, что он "открыто и не таясь осуждал жестокий нрав Тиберия, что не раз при его приближении он обрывал слишком веселый или легкомысленный разговор, что даже усыновить

127

Надгробие со статуями Немезид. III в. н.э. Константа

его он согласился только в угоду упорным просьбам жены и, может быть, только в тщеславной надежде, что при таком преемнике народ скорее пожалеет о нем" (Suet. Tib. 21.2).

Вероятно, в это время Юлии было разрешено вернуться на сушу, в Италию и поселиться "в городе тех регийцев, которые обитают у Сицилийского пролива" (Tac. Ann. 1.53), ныне это город Реджо-ди-Калабрия, порт на берегу Мессинского пролива. В свое время триумвиры включили этот город в число 80 городов, подаренных ветеранам за по-

128

беды (App. ВС. 4.3). Октавиан, остановившись в Регии по пути в Брундизий, обещал жителям города освобождение от конфискаций в обмен на их лояльность в его борьбе с Помпеем и впоследствии слово свое сдержал (Ibid. 4.86). Городские власти были преданы Августу и он вполне спокойно мог доверить им наблюдение и охрану своей дочери. Присутствие Юлии в Регии подтверждается найденной здесь надписью опубликованной в 1949 г. К. Турано и проанализированной Ю. Линдерски15:

C(aius) Iulius Iuliae diui
Aug(usti) f(iliae) l(ibertus) Gelos si bi et
C(aio) I(ulio) Iul(iae diui) Aug(usti) f(iliae) l(iberto)
Thiaso patr[i sexuir(o) a]ug(ustali)
[et Iu]liae diuai Au[g(ustae) l(ibertae)...] mart[i]
ex testamentfo]

Согласно Светонию, положение Юлии в этом городе было облегчено по сравнению с ее жизнью на острове, где единственной ее отдушиной были встречи с родной матерью Скрибонией, которой было разрешено сопровождать дочь в ее уединение и скрасить ее быт в лишениях (Dio Cass. 55.10). Скрибония находилась рядом с Юлией до последнего своего дня. В Регии же обнаружена надпись, свидетельствующая о ее пребывании здесь, хранящаяся в местном музее:

I(ucius) Scrib[onius]
Scribon[iae]
Caesari[s l(ibertus)]...

Существует мнение, что эта надпись могла относиться к 40-39 гг. до н.э., т.е. ко времени пребывания Октавиана со Скрибонией в Регии16. Мы не знаем, когда не стало Скрибонии и была ли она рядом с дочерью в самые трудные для нее дни после смерти Августа, когда мать уже ничем не могла помочь. Но пока заточенной в Регии Юлии было выделено отцом имущество и даже ежегодное содержание (Suet. Tib. 50.1). Народ по прежнему не утратил интереса к Юлии, вновь появились просьбы об ее освобождении. Август был неумолим, как и прежде, "в ответ на частые и настойчивые просьбы римского народа он только пожелал собранию таких же жен и таких же дочерей” (Suet. Aug. 65.3). Светоний сожалеет, что "счастье его покинуло". Горькую судьбу матери повторила ее старшая дочь от Агриппы Юлия Младшая, которая была выдана Августом замуж за Эмилия Павла Луция, консула 1 г. до н.э. который был обвинен в заговоре на жизнь Августа и казнен

15 Linderski J. Julia in Regium // Zeitshrift für papyrologie und epigraphik. Bonn, 1988. Bd. 72. S. 181.
16 Ibid. S. 195.

129

(Ibid. 19). Юлия недолго была в ссылке, ей разрешено было вернуться, но в 8 г. к ней также был применен закон о прелюбодеянии, и она была согласна на о. Тример около Апулии (совр. Тремити) в Адриатическом море. Раздраженный Август стоивший немалых денег дворец Юлии Младшей приказал разрушить до основания (Ibid. 72.3). В вину Юлии была предъявлена связь с Юнием Силаном Децимом и, "хотя он не был подвергнут суровому наказанию, и принцепс только лишил его своей благосклонности, он понял это как приказание отправиться в ссылку и лишь при Тиберии решился обратиться к сенату с просьбой о прощении". Тиберий позволил ему вернуться в Рим, но не допустил к занятию государственных должностей (Tac. Ann. III.24). У Юлии Младшей уже после осуждения родился ребенок, которого Август отказался признавать и воспитывать (Suet. Aug. 65.4). Юлия-внучка пробыла в изгнании 20 лет, "существуя на средства Августы, которая, ниспровергнув тайными происками своих пасынков и падчериц, проявляла показное сострадание к их бедствиям" (Tac. Ann. IV.71). Родной брат Юлии Младшей и сын Юлии Старшей еще в 7 г. был сослан за недостойное поведение на о. Планазию. Все это вызвало недовольство в определенных кругах Августом. "Авдасий и Эпикад предполагали похитить и привезти к войскам его дочь Юлию и племянника Агриппу с острова, где они содержались" (Suet. Aug. 19.2). Для Тиберия и Ливии эта ситуация представляла большую опасность. В 14 г. умирает Август. "Раб Агриппы Постума по имени Клемент, узнав о кончине Августа, задумал с несвойственной рабской душе отвагою отплыть на остров Планазию и, похитив там силою или обманом Агриппу, доставить его затем к войску" (Tac. Ann. 11.39). Но было уже поздно, Тиберий принял меры и расправа над Агриппой была совершена. Опасность для утверждения у власти представляла собой Юлия Старшая, находившаяся в Регии и после смерти отца, ставшая персоной sui iuris, более того она находилась под охраной закона Папия и Поппея, так как была матерью пятерых детей, если не считать умершего ребенка Тиберия и могла свободно распоряжаться своим имуществом. Тиберий воспользовался тем, что Август не оставил относительно Юлии никаких распоряжений в завещании, лишь запретив хоронить ее с дочерью в его усыпальнице и предоставив, вероятно, по политическим соображениям, Тиберию полную свободу. Бывший супруг, а теперь глава государства не проявил сочувствия к Юлии, более того он лишил ее имущества и ежегодного денежного содержания и если отец заточил ее в городе, то Тиберий запретил ей выходить из дома и встречаться с людьми (Suet. Tib. 50.1). Тацит подчеркивает, что "теперь, достигнув власти, он извел ее - ссыльную, обесславленную и после убийства Агриппы Постума потерявшую последние надежды - лишениями и голодом, рассчитывая, что ее умерщвление останется неза-

130

меченным вследствие продолжительности ссылки" (Tac. Ann. 1.53). В семье Августа действительно "молния поражала высокие деревья, а не кусты". Юлия умерла в том же 14 г. и нам неизвестно, произошло это вследствии голода, нервного истощения или же от руки палача.

Трудно указать на все средства, к которым прибегал Август и его последователи, чтобы удержать и укрепить свою власть, не жалея ни родных, ни близких, ни друзей. Перед смертью он спросил вошедших друзей: "хорошо ли он сыграл комедию жизни?" (Suet. Aug. 99).

Подготовлено по изданию:

Женщина в античном мире: Сб. статей. - М.: Наука, 1995. - 275 с. Ил.
ISBN 5-02-009791-8
© Коллектив авторов, 1995
© Российская академия наук, 1995